Текст книги "Игрок (СИ)"
Автор книги: Александра Гейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 38 (всего у книги 44 страниц)
– И вы правда оставите все свое имущество посторонним? – спрашиваю потрясенно.
– Все говорят об этом так, будто я уже на смертном одре, – бормочет Харитонов-старший себе под нос. – Нет, я не оставлю это чужим, я намерен завещать все Кириллу, но только мой сын должен, в свою очередь, завещать все внукам. Иначе быть не может и не будет.
Я сглатываю.
– Но вы сказали…
– Не волнуйтесь, – отмахивается он и вдруг обращает все внимание на меня. – Я много обо всем думал и нашел… иной выход из положения. Не переживайте, счета Кирилла уже размораживают, а завещание не изменится, хоть меня и удивляет ваша обеспокоенность данным вопросом при финансовой мощи семьи Елисеевых. – И снова скучающий жест.
Я вообще ничего не понимаю, но чувствую, что грядет что-то очень и очень плохое.
– Что вы сделали? – спрашиваю хрипло.
Кирилл
– Вы абсолютно уверены? – спрашиваю в трубку.
То, что из банка звонят и извиняются за неудобства, связанные с замороженными счетами, которые снова в порядке, кажется чем-то невероятным. Я, конечно, подозревал, что отец изменит решение, но не настолько же быстро.
– Я уверена, – несколько раздраженно повторяет девушка.
– Конечно. Спасибо.
Дверь моего кабинета распахивается без стука. На пороге Мурзалиев, всклокоченный, в криво надетом халате. Он пытается остановиться, сфокусировать внимание на мне, но, похоже, не может. Мечется по помещению, будто раненый зверь.
Раньше – до того, как он подставил меня с Жен, я бы обязательно спросил, что случилось. Уж точно не стал бы усугублять, но наши отношения испорчены безвозвратно. Он перешел черту, и дальнейшее панибратство с ним я разводить не собираюсь. Я и так позволяю ему слишком многое.
– Вас стучаться не учили? – спрашиваю сухо.
Но Рашид на это не реагирует, он просто останавливается у окна и вдруг сообщает:
– Нам отказали в финансировании проекта. Комитет изменил решение. Группу отобранных пациентов необходимо расформировать в кратчайшие сроки.
Сердце пропускает удар, а сам я аж подскакиваю. Я очень надеялся на этот проект, потому что даже если сейчас Жен в порядке, не за горами тот день, когда это изменится. И это исследование будет ей нужно, как никому…
– Что? Как они это объяснили?
– Как всегда. Сокращение финансирования. Но я думаю, что кто-то сверху нажал.
– Мой отец?
– Возможно. Но, в любом случае, это было нетрудно, учитывая, что одно проваленное исследование за мной уже числится…
– Я позвоню, попробую что-нибудь сделать, – быстро говорю, пытаясь успокоить его и себя. Но все бесполезно. Я и сам понимаю, что эту битву мы проиграли. Иначе мне не вернули бы доступ к счетам… Фактически, мне дали время на то, чтобы поиграться с любимой игрушкой, зная, что та все равно скоро сломается.
ГЛАВА 26 – Решка. О бесполезности борьбы
– Ты опоздал!
– На что?
– Действительно…
Миллион способов потерять голову
Жен
Я сижу на подоконнике у себя дома и пытаюсь прийти в себя после тяжелой смены. Двадцать четыре часа на ногах – не худшее, что со мной случалось, поэтому стоит поразмыслить о том, отчего мне пришлось увеличить дозу препаратов, чтобы выровнять пульс. Сдается мне, дело в Ви.
О том, что мы поругались, близким стало известно уже к утру – когда я не спустилась вниз на второй день свадьбы. И начались расспросы. Нет, я не стыжусь своего решения подняться в номер вместе с Арсением, ведь за последние месяцы это лучшее, что со мной случилось, но рассказывать об этом родителям не собираюсь. Официальная версия теперь гласит, что мы с кузиной не сошлись во мнениях. Отец предположил, что Ви, как обычно, раздула из мухи слона, но я ответила, что на этот раз все серьезнее, и подробностей они не дождутся.
Да, я на нервах и очень зла. Весь день не могла собраться, даже избегала Капранова, чтобы не получить назначение на операцию. Больше остального меня выбила из колеи мысль, что я потеряла чуть ли не единственного человека, с которым могу откровенно поговорить о том, что меня волнует. Мне очень нравилось, что у Ви всегда отличная от моей, прогрессивная точка зрения, дающая пищу для размышлений.
– Черт! – восклицаю досадливо.
Так, хватит. Я не стану о ней жалеть. Даю себе неделю на то, чтобы привыкнуть к мысли, что Ви в моей жизни больше нет. Привыкнуть, что теперь все иначе. Мне просто не остается ничего больше, поэтому лучше всего отвлечься на что-то другое. Хватаюсь за телефон и набираю знакомый номер.
– Дима, привет, у тебя завтра для меня минутка найдется?
Молодая девушка двадцати семи лет имеет на свой выходной грандиозные планы: ЭхоКГ, МРТ, стресс-тест…
– Конечно, – соглашается он и тут же интересуется: – Это как-то связано с Ви?
– Неужели ролик о нашей размолвке по центральному телевидению крутят? Только ленивый еще не позвонил и не поинтересовался, насколько у нас все серьезно.
– Радуйся. Многим не все равно, – он воспринимает мой выпад совершенно равнодушно и, пожалуй, так даже к лучшему. – Так тебя на утро или на вечер?
– На утро. Иначе я полдня просплю, – вздыхаю.
Меня устраивает быть совой, но не когда нужно прибрать квартиру. Не настолько я чистюля, чтобы пожертвовать парой часиков утреннего сна ради упражнений со шваброй. Оторву голову от подушки ради обследования, а дальше и во все тяжкие не страшно.
– Подумай над другим набором препаратов, Дим, – прошу, поколебавшись.
– Есть проблемы? – настораживается он.
– Есть.
– Я жду тебя завтра к десяти.
Отложив телефон, укладываюсь на диван в попытке поспать хоть чуть-чуть. Но заснуть не получается, хотя все в глазах плывет от усталости. Лежу на диване под пледом, смотрю в потолок и всеми силами стараюсь не думать о Ви. Неудачница. Надо было сказать кузине, как только я узнала об их связи с Арсением. А я сыграла в долбаное благородство! Не хотела обижать близкого человека. Жаль, что у нее такая проблема отсутствует…
Еще не меньше часа я гоняю мысли о вреде широких жестов на психику. Накручиваю себя так, что почти готова отправиться по магазинам за амуницией начинающей стервы, но планы по смене имиджа рушит стук в дверь. В голове тут же появляется смешная и жалкая надежда, что это Ви пришла попросить прощения. Чушь собачья. Кузина наверняка сейчас наслаждается медовым месяцем и тратой несметных богатств. А пришел, скорее всего, Ян. Прощай робкая надежда на сон и отдых. Брат сейчас будет трещать без умолку и хлопать дверями шкафчиков.
Я открываю дверь в полной уверенности, что за ней стоит Ян… и застываю в недоумении, увидев Арсения с какой-то бутылкой. Дежавю…
– Ты что, еще одно казино открыл? – спрашиваю, не сдержавшись.
– Нет, – хмыкает.
– Надо же. А я было подумала…
– А ты не думай. Пройти дай.
Ну еще бы мне позволили доязвить свою мысль до конца… Так и быть, отступаю от двери.
– Это не шампанское, – подмечаю. – И чем же ты собрался меня травить на этот раз?
– Бурбон. Початый, кстати. Но травиться им я собираюсь в одиночестве. А тебе вот.
Пакет какой-то протягивает… От удивления покорно сую в него нос и впадаю в окончательный ступор: палка колбасы, десяток яиц, оливки, сыр…
– Это что?
– Еда, инопланетянка, знакомься. Она не кусается.
Учитывая, что в моем холодильнике стерильнее, чем в операционной, порадоваться бы, но внезапно последние остатки игривого настроения пропадают. Какого черта он вломился опять ко мне в квартиру и делает вид, что все так и надо? Долой соревнования в пустом остроумии. Расставляем все по местам.
– Арсений, зачем ты пришел? Мы все выяснили еще в прошлый раз, и я просила тебя воздержаться от двусмысленных визитов ко мне домой.
– Никакой двусмысленности. Сообщаю прямо и доступно: я спал с тобой на свадьбе белобрысой ведьмы и собираюсь это продолжать, – говорит он прямо, а затем разворачивается и по-хозяйски направляется в кухню.
В этот момент я понимаю, что, возможно, все-таки переборщила с препаратами. По крайней мере транс, в который я впадаю, длится достаточно долго, чтобы Арсений успел вернуться и забрать у меня пакет. А голова так и не соображает, и решения нет.
– Постой-ка, – спохватившись, иду вслед за ним. – Ты приходишь ко мне спустя столько времени и объявляешь, что передумал? И все?!
– Что ты хочешь услышать? – раздраженно спрашивает Арсений, рыская по кухне в поисках разделочной доски и ножа. – Какое-нибудь сопливое признание?
– Да хоть бы и его! Ты послал меня к черту и поссорил нас с Ви, а теперь объявляешься, как ни в чем не бывало, с батоном колбасы наперевес и ждешь, что я буду прыгать от счастья?
– А мне нужно было сначала пять лет обивать твои пороги и смотреть несчастными глазами? Если ты этого ждешь, тогда у меня для тебя плохие новости. Я не из тех, кто чувствует себя виноватым за все на свете.
– То есть ты совсем не виноват? Ни на чуть-чуть? Ни в том, что мы разругались с кузиной, ни в том, что обидел меня отказом, когда узнал о болезни, ни даже в том, как именно это сделал? Ты правда считаешь, что я должна отнестись к этому с терпением и пониманием лишь потому, что ты, видите ли, не относишься к категории людей, способных на извинения?
– Если на то пошло, то да, я тоже не от всего в тебе в восторге. И если мои недостатки исправит пара десятков извинений, то с твоими ситуация несколько сложнее, – подмечает он, едва отрывая взгляд от долбаной колбасы, а я ушам не могу поверить. С трудом удерживаюсь от того, чтобы залепить ему оплеуху. – Вот только мне все равно нравишься ты и не нравится твой докторишка. Очень не нравится, и это, я думаю, неспроста.
Я хмурю брови, старательно отгоняя предположения. С этими друзьями я уже однажды оказалась в полной заднице, когда заставила его рассказать о Полине… Мало того, что ничего не добилась, так еще и прилипалой себя почувствовала.
– Мне настолько он не нравится, – продолжает Арсений, – что хочется позвонить ночью, чтобы убедиться, что ты не с ним. Из чего я делаю вывод, что сколько бы я ни убеждал себя, что девчонка с раскроенным сердцем – не моя проблема, по факту получается, что все-таки моя. И это, если что, шло по статье сопливого признания.
Он старается казаться спокойным, но то, как сжимает пальцы вокруг ручки ножа, выдает. А у меня дрожат губы. И вроде бы все хорошо, Арсений признал ошибку, сказал то, что я хотела слышать, а все равно ужасно обидно. Я пыталась его не винить, повторяла себе, что у него есть право так поступать, но теперь, когда он пришел сюда и заявляет, что был неправ…
– И все же тебе придется очень постараться заставить меня забыть, благодаря кому я потеряла лучшего друга! – отвечаю, и голос срывается.
Наверное, дело в том, что я не плакала из-за Ви. Безумно злилась, вплоть до того, что один раз нарочно опрокинула бельевую корзину, но ни слезинки не проронила. Будто проиграла бы ей, если б заплакала. Будто пыталась соревноваться в черствости, ведь в сравнении с ней я всегда была нежным цветочком. Но полюбуйтесь, словно в наказание, теперь, когда передо мной стоит весьма нетерпимый к женским заскокам парень, по моим щекам градом катятся слезы. То ли накопилось, то ли его слова подействовали, но стыдно ужасно. Одна радость: на этот раз Арсений задвигает подальше свое придурочное альтерэго, убирает разделочную доску, поднимает меня и усаживает на стол к себе лицом.
– Открывай рот, – командует, насильно отводя от лица мои руки, и протягивает обваленный в пряностях ломтик колбасы. И запах такой, что даже в расстроенных чувствах соблазнишься.
Он стирает с моего лица слезы и отворачивается в поисках емкости под выпивку, а я вдруг понимаю, что с набитым ртом плакать уже не так хочется. Отличный способ отвлечься от вселенской печали. Прямо-таки идеальное утешение.
– Слева, – подсказываю Арсению местонахождение бокалов и хлюпаю носом. – Только вымой на всякий случай. Ими Ян заведует, а он тот еще поросенок. Может и немытый поставить, раз я не пользуюсь.
Арсений совету следует: берет бокал и идет к раковине, а я, шмыгнув носом, хватаю еще один кусок колбасы, а потом грустно вздыхаю:
– Это вкусно, но мне больше нельзя, – еще вздох. – И так всегда.
– Пить нельзя, колбасу нельзя. Тебе хоть трахаться-то можно? – интересуется Арсений.
– Трахаться можно.
Должно быть, картинка забавная: сидит на столе зареванная девица, жует колбасу и рассуждает о том, можно ли ей трахаться. И не иначе как чтобы еще усугубить странность момента, я добавляю:
– Это вроде как полезная кардионагрузка.
– Полезная кардионагрузка, – повторяет он. – А я уж было думал, что в курсе всех названий коитуса.
– Поверь, я тебя еще удивлю, – мрачно отзываюсь, очерчивая пальцем край стола. И за срыв свой неловко, и что теперь делать – не пойму.
– Не сомневаюсь.
После эмоционального всплеска навеянная лекарствами сонливость становится еще сильнее. В какой-то момент я даже начинаю думать, что галлюцинирую. Ну не может же мне повезти настолько, чтобы мужчина, о котором я мечтала все последние месяцы, вдруг сам пришел ко мне домой и объявил, что не может забыть. Ведь правду говорят, что везет либо в картах, либо в любви. И роман Ви с Арсением я рассматривала не иначе как акт возмездия за нечеловеческую удачливость… Может, что-то случилось, и теперь я отхожу от наркоза? Или вижу сны наяву… С другой стороны, жаловаться особо не на что.
Он подходит ближе ко мне, а я смотрю во все глаза. Различаю шрам на подбородке – тот, что остался от моего небезупречного шва, – маленький порез от бритвы, морщинки на лбу. Так вот, значит, он какой – мой неидеальный. Помню, мне сразу понравилось его лицо. Нарушенными пропорциями, отсутствием округлых линий… Оно настолько правильно мужское, что я много раз пыталась представить, как должна была выглядеть Полина, и не могла. Мое воображение было бессильно лишить Арсения мужественности. Пришлось утешать себя мыслью, что братья и сестры похожи далеко не всегда, и, должно быть, Каримовы именно тот случай.
А теперь… неужели теперь мне можно спросить вслух об этом? Хотя нет, лучше повременить и попытаться привыкнуть к мысли, что Арсений теперь мой. Этот странный, грубый парень, который хранит в тумбочке мою помаду, звонит по ночам, проверяя, не появился ли у меня кто-нибудь, и называет моего брата ушастым кроликом… О Боже!
– За твою амнезию и мою амнистию, – сообщает, кривовато улыбаясь и нахально втискиваясь меж моих коленей.
Он пьет, не морщась, затем запихивает в рот весь ломтик колбасы сразу и жует. И все это время не отводит от меня глаз. Может быть, он тоже ищет во мне изъяны? Найдет крошечный шрам над губой, который я заработала упав с велосипеда, щербинку между зубов и волосок брови, который все время растет длиннее других. Когда я выщипывала его в последний раз? Не помню. Вот позор…
Однако, как бы я ни была несовершенна, он наклоняется и целует меня. Чуть морщусь от привкуса крепкого алкоголя и запаха сигарет, и Арсений немедленно останавливается. Колеблется, неуверенный, стоит ли поцеловать меня еще раз, ведь я отвернулась… И это очень и очень странно.
– Я хочу этого, По Паспорту, – говорю. И сама не до конца понимаю, что имею в виду. То ли поцелуй, то ли еще одну попытку стать частичкой его жизни. По глазам вижу, что и он тоже ищет в словах двойное дно, вот только мы оба не готовы к откровенности. – Этого, – повторяю и касаюсь пальцами его губ.
Мы целуемся так жадно, что стол, на котором я сижу, отъезжает, и Арсений, не удержав равновесие, падает на меня, заставляя отклониться назад. И скажу вам прямо – врут киношники, что это удобно. Я обвиваю его талию ногами, а он нависает надо мной, опираясь руками о столешницу. Спорю, это выглядит сексуальнее некуда, но спустя пару-тройку минут начинает болеть спина. Только страх растерять запал мешает мне его оттолкнуть. Останавливаемся мы только тогда, когда я, не выдержав, хватаюсь за свою поясницу.
– В спальню, – заключаю, и мою идею поддерживают.
В зеркале-дверце шкафа-купе, занимающего всю стену, мы кажемся такими удивительно незначительными, что справедливость отражения принять невозможно. Да и как такое вообще может быть, если мы – Арсений и я – теперь все. Нет ничего важнее или реальнее. Не может какая-то стекляшка, бестолково разбрасывающая по комнате сумеречную мглу, нас уменьшить. Вместе мы будто красивее, значимее…
Внезапно Арсений выталкивает меня вперед – по направлению к зеркалу – и прижимается к моей спине. Видно, заметил, как я подглядываю. От этой мысли к щекам приливает кровь. Черт возьми, в том, что твой мужчина прошел все круги ада порноиндустрии, есть нечто пугающее. Не думаю, что в любых других обстоятельствах занялась бы сексом на глазах у своего отражения. Это откровенность, возведенная в степень. Себя, охваченного страстью, мало кто видел, и я не уверена, что жажду получить такой опыт.
Однако не признать, что задумка хороша, невозможно. Арсений успевает лишь пуговицу на моих джинсах расстегнуть, а у меня уже подгибаются ноги. Отведя ткань, пальцы пробираются под кружевную кромку белья, и я забываю дышать. Вздрагиваю от каждой ласки. Как блестят глаза Арсения заметно даже в полутьме. Он наклоняется, и зеркальная девушка, которая уже совсем на меня не похожа, с готовностью откидывает голову, подставляя шею поцелуям, изгибается в мужских руках, захлебывается ощущениями. Она куда смелее меня, не сопротивляется ничему: с нее стягивают одежду, оставляя лишь тонкую футболку сверху, но она и не думает возражать.
Вот только более не скованные одеждой пальцы вышибают из головы последние мысли, отгоняя прочь мир зазеркалья, заставляя лишь чувствовать. Реальность, расшатанная лекарствами и желанием, раскачивается в разные стороны. Не удержав равновесие, я повисаю в руках Арсения, будто марионетка, и он осторожно опускает меня на колени. Но не прекращает ласк. До самого конца, пока я не начинаю извиваться в его руках в надежде стать ближе.
Зеркальная девушка без сил лежит на полу в задравшейся футболке, сонная и уставшая, абсолютно счастливая. Она улыбается, пытается убрать кудряшки с лица, а ее мужчина скользит все еще голодным взглядом по голым ногам.
Откидываюсь на спину, стыдливо тяну футболку вниз, за что моментально получаю ощутимый шлепок по руке.
– Эй! – возмущаюсь.
– А нечего! – фыркает Арсений в ответ.
От греха подальше закидываю руку за голову. А он продолжает осмотр… своих владений.
– Оказывается, мне нравится, когда подглядывают, – признаюсь.
– А я всегда знал, что с тобой не все в порядке. – Он улыбается и наклоняется ближе. – Другая мне бы не понравилась.
Он целует меня так жадно, что я закипаю снова. Стягиваю с себя футболку и обвиваю его бедра ногами прямо поверх одежды, дразня и наслаждаясь его брешами в самоконтроле. И, что удивительно, мне совершенно не стыдно.
– Пойдем в кровать, – зову, когда он начинает расстегивать ремень.
– К черту кровать, – отвечает.
В поисках достойных аргументов приходится напрячься, но в голову не приходит ничего лучше, чем:
– Если добровольно пойдешь в кровать, то я попытаюсь освежить в памяти технику надевания презерватива ртом.
Меня подхватывают с пола быстрее, чем я успеваю сказать хоть что-то еще.
Не помню, каким чудом выбралась из кровати. Кажется, мне еще ни на одно действие в жизни не требовалось столько решимости. Я словно оказалась в коконе из тепла, комфорта и ощущения, что ничего больше не страшно… И все только потому, что рядом был человек, который действительно нужен, которого ты хотел видеть рядом. Наверное, только понимание, что все это иллюзия, и оберегать меня до гробовой доски никто не обещал, позволило мне добровольно отказаться от еще нескольких часов блаженства. Я не Полина, и вряд ли когда-нибудь стану значить для него столько же…
Уходя, я очень старалась не разбудить Арсения, чтобы не пришлось объясняться. Лишь написала записку о том, что собираюсь в больницу (не уточняя, в качестве кого), и предложила ему меня дождаться. Подумав, на всякий случай оставила комплект ключей. Подстраховаться будет не лишним.
О том, что дела далеки от идеала, я догадалась, когда меня в срочном порядке отправили на МРТ, в обход очереди. На снимки уже можно было не смотреть, дабы не расстраиваться. Мне вдруг стало абсолютно все равно. И прежняя радость… будто включили отсос и откачали ее, ни капельки не оставив. Потому, когда Дима осторожно предложил мне полежать под капельницей, я согласилась без возражений, хотя еще час назад мечтала провести этот день в объятиях Арсения.
– Готовь все, а я пока позвоню, – вздыхаю, набирая номер Арсения.
Капельницу Дима, как всегда, готовит в смежной с его кабинетом процедурной, чтобы поменьше лезли с вопросами, и, пока проходит звонок, я мрачно наблюдаю в приоткрытую дверь за тем, как он разматывает трубки. К счастью, Арсений принимает вызов почти сразу.
– Ну привет, Мэри Поппинс. Профессионально исчезаешь, – говорит он в своей манере. Недовольно, но без претензий. Надо сказать, этот парень вообще редко кажется довольным. Кстати я не понимаю, почему Мэри Поппинс исчезает лучше инопланетян, но сейчас интересоваться не хочется.
– Привет, прости, застряла в больнице. Можешь меня не ждать, ключи я оставила. Может быть, вечером встретимся?
– Девочка, я по вечерам в казино, – отвечает, и отчего-то от этих слов остается осадок. Да уж, режимы работы у нас обоих аномальные. А тут еще долбаная капельница. Первая из многих… – Но ты тоже можешь заглянуть туда, ежели хочется.
– О, спасибо за приглашение, – язвлю в ответ. – Может, еще сыграть предложишь?
– Увижу, что играешь – на улицу выставлю, – отвечает буднично.
– Грубиян!
Но, как ни странно, у меня даже мысли не возникает обидеться. Привыкла, видимо. Как же все-таки досадно, что у нас все наладилось как раз тогда, когда мне стало хуже.
– Мне пора, – говорю, пока не расклеилась.
– Бывай.
В этот момент я думаю о том, дойду ли я в этих отношениях до будничной фразы: «пока, я тебя люблю». И услышу ли в ответ хотя бы: «я тоже». Что нас вообще ждет? Учитывая отношение Арсения к моему здоровью… дьявол, я не хочу расстаться, даже не успев им надышаться…
Укладываясь на кушетку, я поднимаю глаза на Диму и задаю вопрос, который мучает с самого начала:
– И что теперь?
– Я попытаюсь переговорить с твоим отцом о покупке сердца. Как только появится подходящий донорский орган, попробуем его выкупить.
– Если появится. Не «как только», а «если», – уточняю. – То есть пора?
– Что лукавить, Жен, динамика плохая. Но мы оба знаем, что твои шансы выше, чем у большинства. Мало кто из людей с такими проблемами может позволить себе практически полноценную жизнь или неограниченные медицинские возможности. – И тут он тяжело вздыхает. Так тяжело, что в душу закрадываются нехорошие предчувствия. – Хотя я собирался с тобой обсудить твою ординатуру.
– Нет. Мы не будем говорить об этом, – отвечаю слишком уж резко.
– Жен, тебе не завершить этот год. Ты едва вытянула учебу после случившегося летом, а теперь мы говорим о пересадке сердца. Если она будет успешной, то работать ты сможешь только через некоторое время. А если нет, тебе ординатура и вовсе не понадобится. – Это жестоко, но отчего-то мне нравится больше, чем оборванные на полуслове предложения. Они еще страшнее. – Если хочешь, можешь вести практику как невролог.
– Ты не понимаешь! – восклицаю. – Я не согласна на полумеры! Полусердце у меня уже имеется. Либо все, либо к черту.
– Я не предлагаю тебе совсем отказаться от этой мысли, но ты же понимаешь, что не возьмешься за скальпель, едва поднявшись с операционного стола. Не заставляй меня обнародовать результаты обследований, чтобы вышвырнуть тебя из ординатуры по медицинским показателям, – предупреждает он жестко.
– Ты этого не сделаешь.
– Еще как сделаю. У тебя есть возможность закончить это полугодие, а дальше баста.
– Но останется всего несколько месяцев…
– Ты что, торгуешься? – умиленно хмыкает Дима, а потом резко мрачнеет. – Я уверен, что ты окажешься на больничной койке раньше, чем получишь звание полноценного врача, так что не дури.
А, может быть, Арсению лучше было бы не появляться у меня на пороге вовсе…
Сантино
Мне не понравилось, как исчезла Жен этим утром. Пустая кровать, дежурный звонок… Почему не передала ключи лично? Мне ни хрена не понравилось таскаться по ее квартире в поисках хозяйки, а обнаружить что-то вроде «было круто, но, адьос, у меня свои дела». А вообще какого лешего? Что со мной? Всегда думал, что грузиться такими вопросами – дело бабское, но ведь только отвлекусь, как снова мыслями в это утро возвращаюсь. Либо Жен в чем-то врет, либо не воспринимает всерьез то, что я вчера говорил. Кстати, я и сам с опаской вспоминаю свои пламенные речи, ради которых даже бурбона хлебнул. Оказалось, кишка тонка на трезвую башку с девчонкой объясниться.
Моргнув, возвращаюсь к реальности вместе с очередной затяжкой. Смолю и наблюдаю за тем, как охранники набивают морду очередному шулеру. Временами у нас появляются и такие гости. Пришлось даже организовать для подобных энтузиастов специальную комнатушку без камер. Двое моих ребят уже доходчиво разъяснили мужику, насколько тот неправ, и теперь он сплевывает кровь прямо на пол. Уж насколько несексуальное зрелище, а я все равно только и делаю, что вспоминаю, как инопланетянка прижималась ко мне задницей этой ночью. И подыхаю. Какого хрена она утром свинтила? И где теперь ее выловить? Еще чуть-чуть, и я поеду к ней домой, забив на казино. В конце концов, толку от моего присутствия сегодня здесь маловато. Думаете, преувеличиваю? А вот фиг. Полюбуйтесь, я все еще об этой вихрастой чертовке, а ребята стоят и вопросительно на меня смотрят. «Фас» ждут.
– Ну, кто помогал? – повторяю вопрос, который задавал еще до того, как под глазом у неудачливого Оушена образовался первый фиолетовый кровоподтек.
– Я один, – еле выговаривает, а на губах снова кровь пузырится.
– Один, значит, – произношу задумчиво. К сожалению или счастью, но стащить что-нибудь из казино одному слишком сложно, а парень не слишком-то ловкий. Кого же он станет покрывать после того, как ему расквасили лицо? Явно не дружка. Дружка бы и я не стал… – Эй ты, – зову ближайшего охранника. – Возвращайся в зал и ищи бабу. Одинокую. Или не одинокую, но опасливо озирающуюся по сторонам. В зале не найдешь – на парковке посмотри. Она еще здесь, или умник думает, что здесь, иначе бы раскололся.
Смотрю на ублюдка. Он испуганно на меня таращит глаза и дрожит. Потому, что я прав.
– Ну что, расскажешь? – интересуюсь. – Авось хоть ей скидка выйдет.
– Я один, – повторяет, а голос аж на октаву выше…
Хоть бы врать прилично научился, прежде чем лапы в чужие карманы совать. Как же тошно от вот таких вот. И это мне только до поры до времени везет, однажды все равно появится тот, кто вынесет нажитое непосильным трудом. Скажете, мыслю, как неудачник? Да бросьте, я не настолько наивен, чтобы считать себя лучше других.
– А что с девкой-то делать? – спрашивает один из охранников казино.
– А ты типа этичный у меня, да? Спорю, эта стерва вмазала бы тебе по яйцам коленом, не задумываясь. Ладно, сюда ее тащи, раз кишка тонка. Сам разберусь.
Он кивает и уже идет к двери, как вдруг стук. Еще один охранник пожаловал.
– Сантино, там в стриптизе какая-то девчонка тебя спрашивает. ВИП-кабинку заказала, ждет.
Уж не этого ли типа подружка решила избавиться от хозяина бесчинств, воспользовавшись единственным уединенным помещением в заведении? А что? Сам бы я на ее месте так и сделал: вызвал бы главного и направил бы на него пистолет.
– Какая девчонка? – уточняю.
– Классная, – пожимает он плечами.
– Ну ты помог, гений, – фыркаю.
– Темненькая, высокая.
Застываю. Инопланетянка что ли пожаловала, о приглашении вспомнив? Не думал, что после такого сухого звонка соберется, но ведь с этой станется… Хорошо хоть, что еще не висит вниз головой на пилоне. А то с орально-контрацептическими упражнениями мы вчера разобрались в два счета. Черт разберет, какими еще талантами эта девочка может похвастаться.
И тем не менее, памятуя об Оушене и его Тесс с пистолетом за пазухой, прошу охранников подстраховать. Однако только вхожу в кабинку, как о своем решении тут же жалею. На диванчике сидит моя инопланетянка. В шубе, однажды уже лишившей меня крыши, и туфлях, которые снять во время секса – преступление. Понятия не имею, как еще ее не изнасиловали по дороге сюда… Я не уверен, что не сделал бы этого даже под угрозой расправы от ее папашки. Счастье, что право имею.
– Уйди, – велю своему охраннику и снова смотрю на Жен.
– Кажется, в прошлый раз тебе приглянулась моя шубка. Я заметила. Хотя, пожалуй, это заметили все присутствующие.
Еще бы не заметили. И чтобы окончательно меня добить, инопланетянка отводит полы в стороны, подтверждая догадку, что под мехом ничего нет. Бл*ть, мне нужен мозг, чтобы определить, что делать с теми двумя внизу. Стоит мне до этой ненормальной дотронуться, и я вообще не уверен, что выйду из этой кабинки до утра.
Как же ты не вовремя, девочка.
– Счастлив знать, что ты учитываешь… мои интересы. – Но слова звучат совсем не так, как должны, потому что голос вдруг сел.
– С этим не поспоришь.
Она поднимается и идет ко мне.
– Изыди. Мне нужно кое с чем закончить, – говорю, всерьез опасаясь, что вниз уже не спущусь.
– То есть предлагаешь мне посидеть и подождать тебя? Вот в таком виде? – спрашивает насмешливо.
– Уж в каком есть, в том и жди!
– И что это я тут делать буду?
– Ну хочешь девочек тебе закажу? Мальчиков не держим, да и лучше бы им к тебе не приближаться.
Она смеется и кладет ладони мне на грудь. В этот момент я начинаю подозревать, что готов отпустить парочку воришек, причем с деньгами, лишь бы остаться здесь, с этой заразой. Не выдержав, прохожусь по белому меху ладонью. А инопланетянка уже тянется губами к моему уху. Весьма грубо отталкиваю, заставляя опуститься на диван снова.
– Сиди тихо. Я скоро приду.
– Серьезно? – спрашивает раздраженно.
– Серьезнее некуда. Меня грабят, а она тут в своей шубе приперлась.
Ухожу под ее хохот. Да что за талант у них с братцем впутывать меня в тупейшие ситуации? Сейчас, значит, я должен разбираться с теми двумя, пока меня ждет чуть ли не голая подружка… И при этом предполагается, что я буду адекватно себя вести на глазах у подчиненных.
Спускаясь в подвал, я проклинаю и лестницу, и инопланетянку, и шулеров-неудачников (уж лучше бы не попадались вовсе, ей богу!), и обнаруживаю, что все охранники у закрытых дверей многозначительно переглядываются. Обсудили уже, значит. Супер.
– Что-то ты слишком быстро.
– А вы, значит, неудачники, завидуете, да? – спрашиваю, но ответа не требую. – Ну что? Девку нашли?
– Нашли, – морщатся. – Сидит уже, сопли по лицу размазывает. Добей что ли, дабы не мучилась.
