Текст книги "Игрок (СИ)"

Автор книги: Александра Гейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 44 страниц)

– Еще раз: ты знаешь, сколько осталось времени? Почему ты его не пригласила?

Это очень интересный вопрос, и он заслуживает развернутого ответа.

У Стаса родинка под левой лопаткой. И еще на бедре. Лучше всего он готовит пельмени – лепит их пассивной рукой, улучшая хирургические навыки. И поскольку ему часто приходится ездить по городу в темноте, он предпочитает внедорожники: когда сидишь выше светового пучка фар встречного потока, меньше нагрузка на глаза. Иными словами, между нами много значащего, но не значимого: у Стаса в ванной одна зубная щетка, и если я неправильно кладу диванную подушку (полосками не в ту сторону), то он обязательно ее поправляет. Я ночую у него часто, но в половине случаев просыпаюсь одна и, сдается мне, это вовсе не потому, что без него рухнет больница. Создается впечатление, что внешне Власов всячески поощряет мое присутствие в своей жизни, но то ли все – вообще все – в его мире должно быть так, как заведено им самим, то ли мое вторжение в его пространство – вещь для него не слишком приятная. Поэтому получается, что каждый раз после визита к Стасу, я разбираю его поведение по косточкам, выискивая скрытые мотивы. Не знаю, куда мы движемся и движемся ли.

– Пригласи его, – слышу голос отца. – Вы давно вместе, почему нет? К тому же, такие шаги сближают.

В какой момент между нами с Власовым что-то пошло неправильно, и я начала сомневаться в том, хочу ли видеть этого человека рядом с собой? Или это было с самого начала… не знаю. Так получилось, что где-то на второй неделе отношений я, чувствуя себя обязанной ответить на любезность, пригласила Стаса к себе. Он не слишком воодушевился, но пришел. Мы выдержали ровно одну ночь. Он явно чувствовал себя в моей квартире как рыба, вытащенная из воды. Мы поужинали ресторанной едой, посмотрели фильм, потом легли спать, но глаз не сомкнули всю ночь. Утром было еще хуже: стоило Власову услышать о том, что я собираюсь кормить его хлопьями, как он внезапно заторопился на работу. Не поел, не поспал и уж точно не порадовался. Тогда-то я и поняла, что для него налаженный быт – это все, а, значит, по-моему не будет никогда. Больше приглашать Стаса к себе я не пробовала, но неприятный осадок остался. Разве может что-то получиться с человеком, который не приемлет твое жилище и твой образ жизни? У нас все хорошо только когда я беспрекословно подстраиваюсь под него… А тут свадьба моей кузины, на которую надо отпроситься с работы, надеть красивый костюм и весь вечер держать лицо перед моими родственниками. Испытание.

– Я приглашу.

Я не вру. Пригласить необходимо, хотя бы ради того, чтобы услышать ответ и больше уже не страдать от неизвестности.

– Ну и как? – спрашивает мама, появляясь в дверях с чаем в руках. – Влез?

– Да как тебе сказать, – вздыхает он. – На пиджаке появились складки. В плечах стал уже, а в талии шире. Ты можешь переставить пуговицу?

– Алекс, я смогу переставить пуговицу, – фыркает мама. – Но не переставить пуговицу так, чтобы она избавила костюм от складок. Я же не швея, – вздыхает она и подходит ближе, чтобы помочь папе снять пиджак.

– Как думаешь, мне удастся станцевать на свадьбе? – спрашивает отец.

– Еще чуть-чуть поправишься, то сможешь станцевать на любой свадьбе. Любой, кроме этой, – отвечает мама, принимаясь за пуговицы его рубашки.

– Думаю, это знак, что нужно выдавать замуж дочь.

После этих слов отец мне подмигивает, а я выдавливаю кислую улыбку.

– Мам, – зову командорским тоном. – Как врач я не советую тебе вокруг него прыгать. Поверь, он может снять рубашку.

Как ни странно, мама слушается: покорно отходит и садится на диван, только взволнованно скрещивает на груди руки. Я, честно говоря, удивлена ее выдержкой. Несмотря на то, что заботиться об отце после операций было тяжело, она ни единого раза не пожаловалась.

– Безжалостная, – шепчет отец одними губами.

Сантино

Не могу сказать, что сильно полюбил Вадима после того, как тот компенсировал мне ущерб за потерянные в ходе «наркосделки» деньги, но передо мной черный, агрессивный шевроле камаро, и это многое искупает. Я не знаю, откуда взял машину Остроградов – подозреваю, что старые знакомые со штрафстоянки подогнали, – но теперь у меня есть представительные колеса, и их предыстория меня не сильно заботит.

Но сегодня больше интересует не агрессивная черномастная американка, а тот, кто сидит внутри. Я привез кролика из стриптиза в таком состоянии, что сам идти тот не мог. А поскольку тащить его наверх по лестнице ночью мне не хотелось, я понадеялся, что парень проспит полчаса, замерзнет, очухается и поднимется, но черта с два. На улице такой ветер, что я едва сигарету раскурил, а этот проспал три часа в промерзшем салоне, и только синими от холода губами причмокивает. Это ж как надо было набраться?

Так, играть в няньку было забавно, пока никому ничего не угрожало, но настал момент, когда дите надо передать на руки мамашке и папашке, дабы без присмотра не самоубилось.

С приобретением каждой новой машины мною овладевает наивное желание сохранить ее в первозданном девственном состоянии, и оттого в салон сигарету я не тащу: докуриваю на улице. И только потом выруливаю с парковки, включив печку на полную. Не очень привлекает перспектива довезти до дома Елисеевых труп их сыночка.

Звоня в дверь, я испытываю что-то вроде раскаяния, что не объявился с горемычным чадушком в охапку пораньше. А кролик, кстати, сопротивляется: проснулся-таки, пока я его выколупывал из машины.

– Пусти меня, – пихается Ян в попытке освободиться и убежать подальше от собственных родителей, но надо было меньше пить. В таком состоянии и с пятилеткой не повоюешь.

– Сантино? – удивляется Карина, открыв дверь, но когда замечает, кто составляет мне компанию – меняется в лице. Ее выдержка приказывает долго жить, и мгновением позже я обнаруживаю, что матушка у Яна отнюдь не настолько тщедушна, как кажется на первый взгляд.

Карина хватает сына за грудки, без видимых усилий втаскивает в двери и прикладывает спиной о стену.

– Тебе что, жить надоело, неблагодарное создание? – ревет она яростно. – Спешишь помереть – так пожалуйста! Я легко это устрою.

– Да мам, да перестань! – стонет Ян.

– Это ты перестань! – кричит в ответ Карина.

– Что происходит? – доносится из комнаты, а следом в коридор, как черт из табакерки, выскакивает инопланетянка.

Мы оба с ней застываем, глядя друг на друга. После разговора о Полине мы ни разу не виделись, и оба совершенно не ожидали встретиться так. Ступор проходит, и остается только одно желание: пусть она скажет хоть что-нибудь. Неважно, что именно.

– Вот что происходит. Твой брат совсем слетел с катушек! – продолжает ничего не заметившая Карина. – Прибью его. Честное материнское – добью и не пожалею.

– Фигушки! Я живучий! – не без усилий вставляет свои пять копеек Ян, после чего Карина опасливо от него отходит, видимо, чтобы не расправиться со своим отпрыском прямо на месте.

– Отец где? – гневно рычит она в сторону Жен.

– По телефону разговаривает, – отвечает та без запинки.

– Так, пока отец этого не видит, – и поворачивается ко мне. – Живо тащи его наверх, а затем я жду тебя здесь для разговора!

Ух, пробирает.

– Вторая дверь слева, – подсказывает мне инопланетянка. Вот и первые ее слова, обращенные ко мне. Ни здрасьте, ни как поживаешь.

– В курсе, – отвечаю и перекидываю кролика через плечо, потому что тащить упирающееся тело по лестнице – задача не из легких.

Прежде чем спуститься, я убеждаюсь, что полуживое тело никуда не сбежит (дверь запираю на ключ), и только потом предстаю перед судом Карины. Она дожидается меня за столом. Сидит с траурным видом, а рядом с ней Жен сосредоточенно капает в стакан с водой что-то вроде корвалола. Инопланетянка награждает меня настороженным взглядом, а потом протягивает матери успокоительное.

– Неужели нельзя было привезти его раньше? – обвиняет Карина, глядя на меня со смесью злости и отчаяния. – Мы оба знаем, что это не впервые. Я думала…

– Пей сейчас же! – перебивает ее Жен, пододвигая стакан ближе.

Карина сердито поджимает губы, но выпивает. А продолжает в абсолютно той же манере:

– У Яна мало друзей. – Не знаю, как у нее получается переходить от спокойствия к ярости, а затем беспросветному отчаянию так быстро. Хотя, пожалуй, у Ви это получается еще лучше и искреннее. Но Жен закатывает глаза. – Именно друзей. Знакомых много, но он почти никого, кроме себя, не слушает. И тут ты – взрослый мужчина, который может на него повлиять. Я думала, это благословение, но, оказывается, ты ничуть не лучше! Охотно ведешься на все его авантюры. И ведь к Ви на свадьбу пойдешь, да?

– К Ви? – удивляется Жен.

– Ян пригласил «подружку», – ядовито сообщает Карина, а я услужливо кланяюсь.

Видимо, представив это приглашение века, Жен закусывает губу, пытаясь не рассмеяться. Это раздражает.

– Что тут у нас? – спрашивает Алекс, появляясь на пороге. – Стоило отлучиться, и уже бедлам?

– Естественно, – невозмутимо отвечает Жен.

– Ян абсолютно пьяный спит наверху. Сейчас одиннадцать утра… Ты его отец. Ты должен его вразумить!

– Ты знаешь, как вразумил меня мой? – спрашивает Алекс. – Дал в глаз и выставил из дома. Думаю, только что именно это сделал Сантино.

На кухне повисает гробовое молчание, а я лишь фыркаю, потому что меня только что переквалифицировали из «подружки» в «папашку» менее, чем за пару минут.

– Да уж, не представляю отношений, которые вы бы не смогли испортить своей заботой и участием, – хмыкает Жен, целуя мать в щеку, а затем добавляет: – Что ж, продолжайте в том же духе, а я поеду.

– Но ты только-только пришла, – возмущается Карина.

– Она пойдет готовиться к свадьбе Ви, правильно? – хитро спрашивает Алекс.

– Видимо, придется, – кривится Жен.

– Ну хоть одна благая весть на сегодня, – фыркает вполне оправившись после инцидента с сыном Карина. Кажется, самообладание уже вернулось к ней в полной мере. Монстр, а не женщина.

– Мне тоже надо спешить – в казино, – говорю, провожая взглядом удаляющуюся инопланетянку. Услышав мои слова, она чуть притормаживает, но не останавливается, чтобы подождать.

Обычно я прихожу значительно позже, но никогда не помешает в порядке профилактики устроить сотрудникам сюрприз с визитом руководства во внеурочное время. Спорю, по утрам все только и делают, что языками чешут.

Уверив Алекса, что я навещу их еще раз в самом ближайшем будущем, выхожу на крыльцо дома Елисеевых и достаю сигарету, наблюдая за инопланетянкой.

В детстве я думал, что если и женюсь, то на самой красивой бабе из всех, какую найду. Пусть искусственной, пусть с силиконовыми сиськами и задницей, с отваливающимися искусственными патлами – к черту, лишь бы как барби, глядя на которую другие грустно онанировали в сторонке. Но вы только представьте: стою на крыльце и пытаюсь унять пожар в штанах от созерцания тощей, длинной как жердь девчонки в дурацкой куртке камуфляжно-зеленого цвета, которая, к тому же, вся в мокрых разводах от ледяного дождя.

Долгое время, узнав о диагнозе, Полина «лечила» депрессию распространенным нынче методом: прослушиванием песен группы Сплин, и сейчас у меня в голове крутятся строки, некогда набившие оскомину:

Ты так хороша:

Длинные пальцы,

Узкие джинсы

Шея и плечи,

Но-о…

Я умираю со скуки,

Когда меня кто-то лечит…

Это словно про инопланетянку писали.

Она разворачивается, будто услышав мои слова, и идет обратно. Останавливается перед крыльцом, не прячась от дождя, не поднимаясь на ступени. Холодная вода вызвала на ее щеках алый румянец, а мокрые кольца волос, не скрытые капюшоном, прилипли к лицу.

– Ты вспоминаешь ее? – спрашивает инопланетянка.

Я почти вздрагиваю от этого вопроса. Не нужно спрашивать, о ком Жен говорит. Но я понятия не имею, почему она об этом спрашивает.

– Каждый день, – отвечаю.

– Мне жаль, – отвечает она совсем не мягко и не жалостливо.

– Чего тебе жаль?

– Жаль, что ее смерть определила твою жизнь.

Она разворачивается и уходит, а я смотрю на нее и выгораю изнутри. От злости. Я так настаивал на том, чтобы порвать с инопланетянкой, и она сделала, как я хотел. А вот сам я ответить взаимностью не смог.

Жен

На кровати в моей квартире разложено шелковое лавандовое платье, в котором запросто можно как затмить королеву, так и подхватить воспаление легких. В ноябре-то. Однако это не означает, что мне хватает здравого смысла от него отказаться. Плюс, к такому цвету можно легко подобрать официальный костюм. То есть Власову не придется ломать голову над нарядом для свадьбы Ви, а, значит, шанс на то, что он согласится, выше.

– Что сегодня едим? – спрашиваю у Стаса, присаживаясь за стол и заглядывая внутрь одной из коробок с эмблемой ресторана.

– Китайскую лапшу, – отвечает Власов улыбаясь. – Как прошел твой день?

Он это спрашивает каждый день. Иногда мне кажется, что у Власова была тысяча разных женщин, и он с их помощью отработал оптимальный алгоритм поведения, от которого больше не отступает. Получается очень вежливо и грамотно, но в то же время сухо и официально, будто дозированно. Впечатление такое, словно Стас пытается прикрыть правильностью полное отсутствие эмоций. Знаю, что он врач и привык мыслить рационально, знаю, что он меня значительно старше, но почему бы разок не швырнуть в угол аптечные весы? Я переживу, если вместо расспросов о моем досуге он предложит усесться в машину и рвануть на берег залива. На несколько часов, а не дней. Это же никому не навредит – напротив. Но, видимо, для Власова это слишком большая роскошь. Он живет в шикарной квартире, одевается в лучшие вещи, но при этом остается рабом, убедившим себя, что в золотой клетке хорошо.

– Была у родителей, – отвечаю, выбрасывая из головы лишнее.

– Как твой отец?

Разумеется, Стас очень интересуется состоянием здоровья папы. Следит за показателями, настаивает, чтобы я показывала ему снимки, дает какие-то рекомендации, но о личной встрече не заикается. Отчасти именно поэтому я его приглашаю на свадьбу Ви только сейчас.

– Намного лучше, – отвечаю. Отец действительно выглядит значительно лучше, но видеть шрамы на его теле по-прежнему больно. Не представляю, как родные столько лет терпят мои операции. Пожалуй, теперь я понимаю их куда лучше, чем прежде. – Кхм, как ты смотришь на то, чтобы познакомиться с моими родственниками?

На мгновение Власов застывает с занесенными над едой палочками, но когда отвечает, его голос абсолютно спокоен:

– Разумеется. Я только за.

Только почему-то мне кажется, что это снова притворство. Мне уже во всем мерещится ложь… Когда я успела стать параноиком?

– На свадьбе моей кузины, – добавляю.

– Ты думаешь, что это лучший способ знакомства?

– А почему нет? Я представлю тебя всем и сразу…

– Когда? – спрашивает Власов.

– Через неделю.

– Неделю?! – восклицает он. – У меня уже готово расписание операций…

– Ну извини. Не думала, что об этом нужно предупреждать за полгода, чтобы уж наверняка, – язвлю, не сдержавшись.

– Подумаю, что можно сделать.

– Стас, только если вдруг не получится, я бы хотела знать заранее.

– Если будет такая возможность, я обязательно предупрежу. Но ты сама понимаешь, что обстоятельства могут сложиться иначе.

Понимаю, работа прежде всего. Но все равно обидно слышать, что тебе до первого места в списке приоритетов бойфренда, как до Луны. По этой причине я опускаю взгляд в коробку с лапшой, которая делается для меня по специальному рецепту: без добавления острых пряностей (Власов об этом позаботился лично). Он отлично умеет заботиться. Думаю, то обвинение в неправильных дозировках лекарств стало для него явлением небывалым. Чтобы Стас и вдруг что-то сделал неправильно…

– Я надену лавандовое платье. Ну, сиреневое, – сообщаю, ковыряясь в своей пресной лапше. Мне расхотелось есть или обсуждать наряды, хотя это абсолютно иррационально. – Это я к тому, что твой костюм должен к нему подходить.

– Может быть, тебе тогда стоит показать мне это платье? – задумчиво спрашивает Стас.

– Я думаю, любой серый или темно-синий костюм из тонкой шерсти сгодится, – пожимаю плечами. Никакого желания наряжаться до свадьбы у меня нет.

– Давай все-таки ты завтра придешь в этом платье, и мы согласуем наряды. Обувь тоже возьми.

– Обувь?

– Я бы не хотел, чтобы ты надела каблуки, в которых была меня выше.

Никогда не думала, что совместные сборы – такая головная боль. Интересно, Власов хочет, чтобы я заявилась на свадьбу кузины в растоптанных кроссовках из операционной? Это его в достаточной мере уважит? Абсурд. Неужели Стас собирается вымерять рост по линейке? Какая несусветная чушь.

– Я завтра попробую одеться как на свадьбу Ви и приду к тебе, – говорю неохотно, так как если бы знала заранее, подобрала бы все аксессуары сегодня, чтобы не копаться в шкафах после тяжелого трудового дня. – Во сколько ты освободишься?

После этих слов Власов морщит лоб и смотрит на часы, что-то высчитывая.

– Лучше послезавтра, завтра у меня очень сложная командная операция запланирована.

– Хорошо, тогда послезавтра, – легко соглашаюсь, перемешивая палочками лапшу еще раз. – Кажется, я сыта. Пойду почитаю медицинские журналы и лягу спать.

Я ложусь раньше, чем Стас. Ненавижу, когда приходится так делать. Будь я в его квартире не на птичьих правах, это было бы нормально, но пока я девушка без собственного ящика в комоде, засыпать мы должны либо в обнимку, либо каждый у себя дома. И тем не менее я лежу в темноте уютной спальни Власова и не могу выкинуть из головы цифры, оставшиеся до подъема. Пять часов. Четыре часа и тридцать три минуты, четыре часа и двадцать девять минут… Я не высплюсь. Как я буду помогать Капранову на операции, если не высплюсь? А вдруг я зевну в операционной и дрогнет рука? Спорю, поделись я своими опасениями с Власовым, он пришел бы в ужас.

Открывается дверь и входит Стас. Легок на помине. Он шагает почти бесшумно, как можно тише открывает сумку, упаковывает в нее на утро свой тонюсеньский ноутбук, а затем так же тихо крадется в ванную. Ему тоже вставать через четыре часа и двадцать пять минут, но он доктор Власов. Его руки не дрожат никогда.

Я бы очень хотела заснуть, пока он не пришел в кровать, но сна ни в одном глазу. Лежу и прислушиваюсь к каждому шороху, пока дверь ванной наконец снова не открывается, и Власов в несколько шагов оказывается возле кровати. Садится тихонько, осторожно тянет на себя одеяло, только бы не потревожить меня даже слегка.

Вот она суть наших отношений: мы пытаемся быть вместе, при этом каким-то образом избегая вторжения в жизни друг друга. Он вовсе не горит желанием увидеть мое лавандовое платье. Доктор Власов так же, как и я, просто делает все возможное для сохранения отношений. А это значит, что в череде бессмысленных поступков моей жизни отношения со Стасом занимают очень достойное место.

День был сложным, и никакого желания делать вид, что я красавица, у меня нет и в помине. Именно так. Красота – не столько внешность, сколько состояние души, а когда после тяжелого трудового дня пальцы на руле подрагивают от напряжения, собственная внешность – последнее, что заботит. Но что делать? Дабы никого не подвести, я надеваю платье, украшения к нему подбираю, даже несколько пар туфель с собой прихватываю, вот только по мере всех этих действий все больше ненавижу Власова. И мне уже абсолютно плевать, в каком костюме он придет на свадьбу Ви. К чему все это, если мы далеко не самые важные гости?

Но все это мелочи по сравнению с тем, что застает меня в квартире Стаса. А точнее с тем, что меня не застает: как только я открываю дверь своим ключом, понимаю, что Власов еще не приехал. Вздохнув, бросаю на пол туфли и начинаю стягивать с плеч шубу, которую мне подарил на прошлый Новый год отец. Этот «скромный» презент заставил одного из соседей Стаса присвистнуть. Пока я вылезала из машины, он стоял с открытым ртом и пялился на белоснежную шерсть, в которую я укуталась с головы до ног. А потом да, присвистнул. Противный звук так и застыл румянцем на моих щеках. Вроде и ничего такого, а неприятно до жути.

Сняв злополучную шубу (она действительно слишком претенциозна, но на свадьбу Ви в самый раз), прохожу внутрь квартиры Стаса и включаю свет – тусклую лампу возле дивана. Терпеть не могу находиться здесь одна. Меня снедает параноидальное чувство, что место обитания Власова – живой, дышащий организм, который в отсутствие хозяина меня выносит с трудом. Все эти вещи, подобранные с любовью и заботой, несут в себе отчетливый отпечаток владельца – так Стас к ним привязан. И у всего этого королевского убранства, судя по всему, на меня аллергия. Нам в обществе друг друга неловко. Без мостика в лице Власова нам никак.

Минут десять я оглядываюсь по сторонам, думая, куда бы приткнуться в ожидании, а потом понимаю, что слишком устала сегодня и слишком устала вообще. Я устала подстраиваться.

Не знаю, что за утешение искал в кофе на пожарной лестнице мой самый близкий друг по ординатуре – Архипов, – но именно там состоялся наш с ним эпохальный разговор, в ходе которого я косвенным образом впервые признала вслух, что дела у нас со Стасом не так уж и хороши. Кажется, все эти недели я старалась доказать, что Капранов ошибся, но лавандовое платье переполнило чашу терпения, и появилось усталое «да не стоит оно того». Полночи провалялась без сна. Ждала звонка от Власова. С извинениями, конечно. Только он, в отличие от некоторых, по ночам не звонит. А еще он уверен, что полностью прав, а, значит, извинений не будет.

Утром я набрала номер Власова, чтобы все-таки выяснить, понял ли он, что облажался, но сбросила еще до того, как установилась связь. Не хотелось портить еще один день разговором о пустых женских капризах. Может Стас и прав, может это каприз – и пустой, и женский, – но какая разница, если он приобрел лавинообразный характер?

В общем, так и не поговорив с виноватым, я пошла за советом к Архипову. Поймала его в тот момент, когда лезть ни к одному доктору не рекомендуется: после потери пациента. Разумеется, доброжелателен он не был, но и я не о любезностях просила. Отчаянно хотелось правды от человека, которому, по большому счету, плевать. От того, кому кухня отношений знакома. Но весь его совет заключался в единственной фразе: «если с человеком сложно, то это не твой человек, и продолжать мучиться бессмысленно».

Невозможно не признать, что мне со Стасом ужасно сложно. Как в доме с низкими потолками, где приходится пригибаться, чтоб уместиться…

Сегодня я открываю дверь Власова с совершенно другим настроением – решительным, твердым. Все пошло неправильно с самого начала. Видимо, я не готова была к отношениям, да и Стас искал девушку попроще: не настолько самостоятельную, не настолько уверенную в своем видении мира. Такую, чтобы подстроилась под него – человека, для которого перевернутая подушка, криво завязанный галстук или хлопья на завтрак – практически конец света; который без труда берет на себя ответственность и не делает глупости (не продает чужие машины, не играет в покер с ублюдками, не дерется в подворотнях). А я… я хожу по поребрикам, оступаясь и смешно размахивая руками, ради еще пяти минут сна могу явиться на работу в мятой одежде, предпочитаю ездить по городу на машине, которая постоянно ломается, потому что вижу в ней себя… Я определенно играю в покер с ублюдками, влипаю в неприятности и радуюсь тому, что у меня такая возможность имеется.

Математика нашей жизни: сумма двух векторов, направленных в чуть ли не диаметрально противоположные стороны, и результирующая сумма очень мала… Вот так Капранов и понял, что у нас ничего не получится. Жаль только, что меня не осенило не слишком быстро.

Стас встречает меня в фартуке, вытирая руки полотенцем. Ждал к ужину? На краткий миг меня охватывает чувство вины, но я напоминаю себе о вчерашнем вечере – и оно сразу же пропадает.

– Привет, – говорю первой. – Я хочу… вернуть тебе ключи.

– Может пройдешь и поговорим?

– Я вчера пришла и наговорилась с пустотой.

– У меня была сложная операция, – повторяет он так, будто с неразумным ребенком разговаривает.

– Представь себе, у меня тоже! Мог бы предположить такую возможность и сообщить, что мне не надо бесцельно втискиваться в дурацкое платье. Я много раз слышала о том, какая важная твоя работа, и я не спорю. Но если работа настолько важнее меня, то к чему все это?

– А я уж было подумал, что ты действительно готова к следующему шагу, – усмехается Власов.

– О чем ты? – спрашиваю хмуро.

– Дело ведь не в платьях и не в операциях, ты просто испугалась и идешь на попятный. Если бы я познакомился с твоими родителями, все бы усложнилось, а сейчас как раз самое время дать задний ход.

– Задний ход? Ты так носишься со своей важностью, что мне по умолчанию достается роль безропотной фанатки. На что ты рассчитываешь? Что я буду все замалчивать и кипеть без пара?

– Я понимаю, из-за болезни о тебе заботились, многое позволяли…

– При чем тут моя болезнь?

– При том, что отношения – всегда уступка. А ты не умеешь готовить и не хочешь этому учиться, ты не хочешь надеть платье, чтобы предстать перед родителями со своим спутником как настоящая пара. Я смотрю на тебя и удивляюсь: зачем тебе я, если тебе так нравится быть одной и не хочется это менять? Ты вообще понимаешь, что и зачем делаешь?

Пару секунд я молча смотрю на него и тоже поражаюсь. Действительно, зачем я вообще все это затеяла? Чтобы забыть Арсения? Что ж, даже если я и успокоилась по поводу него, то точно не благодаря Власову. Скорее всего, я даже и не рассчитывала, что у нас что-то получится. На его месте мог быть кто угодно или даже что угодно. Новое хобби, например… Просто было так больно, что отвлечение превратилось в необходимость. Стас мне такую возможность предоставил.

После этого мысленного признания я чувствую себя немного неловко, но вздыхаю с облегчением: мне не нужно больше ничего строить с Власовым. Он просто лекарство. Курс препарата, который для достижения оптимального эффекта нужно принимать полтора месяца.

Противно, что, по факту, я Стасом просто воспользовалась, и я обещаю себе впредь быть осторожнее. А пока… Я просто кладу на столик ключи и ухожу.