Текст книги "Формула Жизни"

Автор книги: Александр Жаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 33 страниц)

Я едва слышал её слова. Ничего нельзя было понять. Повернулся как во сне. Я почувствовал, что нижняя челюсть у меня отвисла. С трудом осознал – это Линда, осунувшаяся, с красными от пролитых ранее слез, но спокойными глазами, равнодушно держит меня на мушке.

Мой мозг словно раскололся надвое. Тут меня затрясло, и, привалившись боком к стене, все еще не опомнившись, я проговорил, еле ворочая языком:

–  Что... происходит?

Линда, не переставая сверлить меня взглядом, негромко произнесла:

–  Спокойно, Майкл, спокойно... Нам надо поговорить. Если будешь вести себя нормально – ничто тебе не угрожает.

–  Ничто не угрожает? – повторил я бессмысленно. Почему-то жаром пылали щеки. На секунду прикрыв веки, я устало провел ладонью по лицу, и постепенно приходя в себя, спросил. – Кто ты?

–  Поговорим в моей квартире – бросила она, и, давая понять, что далее тянуть время бесполезно, угрожающе повела пистолетом.

Бросив незнакомца в сером балахоне там, где его застал мой кулак, мы поднялись наверх.

Пододвинув стул, я сел за высокий столик на тонких ножках напротив Линды и молча стал ждать дальнейшего. Посмотрев на меня с легкой грустью, словно страдая от происходящего, она вяло спросила:

– Надеюсь, ты понимаешь, что я не психопатка, готовая удерживать возлюбленного с помощью пистолета?

–  Догадываюсь, – я пожал плечами, – учитывая попытку твоего помощника в капюшоне скрутить меня.

– Не морочь мне голову, – зло сказал Линда. – Понятия не имею о типе в капюшоне. И что это тебе вздумалось на него наброситься?

–  Хватит валять дурака! Он поджидал меня около твоего дома, – я нервно сглотнул. – Кто же он в таком случае? И что тебе от меня надо?

–  Вопросы здесь буду задавать я! – она в очередной раз поиграла дулом пистолета.

"Где-то я уже слышал эту фразу... А пистолетик то – неизвестной мне модели, с миниатюрным глушителем. Действительно, было бы довольно профессионально для сумасшедшей влюбчивой истерички", – мелькнуло в голове.

–  Я специальный агент особого отдела Организации Объединенных Наций, – она швырнула тиснёное золотом удостоверение на стол. Несколько раз прокрутившись, оно остановилось у моих рук.

Взяв его, я принялся внимательно изучать содержащиеся там сведения. Хотя мне было и неприятно наблюдать превращение чувственной девушки в холодно-рассудительного секретного агента, то, что она была из спецслужб ООН, решительно меняло дело в лучшую сторону. Теперь мне стал понятен её "ненавязчивый" интерес к космосу, к разговорам на околонаучные темы. А ведь казалось, что передо мной сама наивность...

– Что вы, наконец, от меня хотите? – спросил я тоном умирающего. – И, пожалуйста, покороче, я устал, очень хочу спать, да и вообще, неважно себя чувствую.

–  Придется немного потерпеть. Прошу тебя, не относись ко мне плохо. Да, Майкл, ты мне нравишься, но дело есть дело, – смягчив доселе пристальный взгляд, она с трудом улыбнулась. – Что касается меня, то меньше всего я хотела бы видеть в тебе врага. Пойми, я профессионал, преследующий определенные, достаточно высокие цели. Может, пока они тебе не понятны, но уверяю, в ООН думают о благополучии всего человечества, а не только отдельно взятой страны. Моя профессия не может помешать нам испытывать вполне определенные симпатии друг к другу...

– Хорошо, Линда. Давай поговорим.

Кажется, мои слова ей понравились. Она улыбнулась более естественно, чем прежде.

–  Не буду скрывать, сейчас я нахожусь в непростом положении, – начала Линда дружески. – Времени у нас, как теперь выяснилось, в обрез, но прежде чем задать кое-какие вопросы, я должна объяснить тебе позицию нашей организации...

И она принялась в довольно эмоциональной форме растолковывать мне "истинную суть вещей". Оказалось, что совсем недавно в руки ООН попала засекреченная США информация о приеме искусственного сигнала и готовящейся экспедиции. Еще им случайно удалось узнать, что одним из членов экипажа, возможно, буду я. Больше им не известно ничего, даже к какой именно звезде мы собираемся лететь. Высшее руководство Организации Объединенных Наций (а, как я понял, Линда солидарна с их мнением) считает, что страна, первая установившая контакт, получает в технологическом, политическом и прочих планах слишком колоссальное преимущество над всеми остальными. Такая ситуация неизбежно приведет к господству одной страны над всем миром и чревата непредсказуемыми последствиями для человечества. ООН не сомневается, что подобного масштаба операции должны быть открыты для всех глав государств, что на этом уровне необходима полная доступность полученной информации, для любой страны. Что ООН, в принципе, и создавалась для урегулирования подобных ситуаций.

Затем, налив мне и себе немного кофе, Линда попросила меня помочь людям всего мира узнать правду. Сделать новые знания достоянием всех, а не только руководителей отдельно взятой страны.

–  Возможно, своим заявлением ты спасешь цивилизацию нашей планеты – закончила она, свое достаточно длительное повествование. – И написать его надо прямо сейчас!

Потягивая кофе, я пытался собраться с мыслями: "Всё, что она говорит, довольно неожиданно. Я не задумывался о своей миссии под этим углом зрения. Наверное, ООН в чем-то права, но, с другой стороны, у меня нет никакого права выдавать государственные секреты. Я нарушу присягу, закон, это может плохо кончиться".

– Если, допустим, я  напишу такое заявление, – слегка охрипшим от волнения голосом предположил я, – и его содержимое станет известно – меня отстранят от полета, да еще под трибунал отдадут.

– Не волнуйся, мы его опубликуем только тогда, когда ты уже будешь в космосе, – у Линды блеснули глаза. – А когда вы вернётесь, пройдет ведь, наверно, много времени, ООН позаботится о тебе. Майкл Пирсон станет героем всей Земли!

 Мысли хаотично метались в моем мозгу. "Что же делать?" Я никак не мог принять решения, но хуже всего то, что его надо было принимать прямо сейчас, как следует не подумав о последствиях, ни с кем не посоветовавшись, не взвесив все за и против.

–  На твоем месте я бы не раздумывала, – продолжала Линда. – Что может быть выше, чем счастье всего человечества, свобода и мир на Земле? Для этого стоит рискнуть собственным благополучием! Или я в тебе ошиблась? Ты просто эгоист, трус, не способный на решительные смелые поступки?

Она умолкла и, поджав губы, с презрением разглядывала меня. Её доводы звучали убедительно, а последние слова задели мое мужское достоинство. Немного поерзав на стуле, я внимательно посмотрел ей в глаза и, хотя в голове царил полный кавардак, постарался твердо сказать:

–  Допустим, ты меня убедила. Я принимаю твои условия, но и ты должна гарантировать соблюдение нашего договора – не оглашать заявление до моего отлета и обеспечить помощь ООН при возвращении. Уточни, что необходимо отразить в заявлении?

Она дала мне бумагу, ручку и объяснила, что кроме моей позиции по этому вопросу в целом, необходимо привести все подробные сведения, которые мне известны, а именно: куда, когда, зачем мы летим, состав экипажа, какова продолжительность полета и даже конструкция космического корабля, в общем, абсолютно все, что я знаю.

Закурив, я принялся отчего-то непослушными руками царапать свои каракули. Сразу решил, что раскрывать технические подробности типа устройства нашего звездолета и многих других не буду. Это действительно секрет, принадлежащий моей стране. И только ей! Добытый потом и кровью...

– Ты ничего не забыл? Всё написал? – в голосе Линды прозвучала  подозрительность, смешанная с искренней радостью.

– Всё. Всё, что считаю нужным, – мягко ответил я, пересев на диван и расслабившись.

С довольным лицом она углубилась в чтение, а я, может, от нечего делать, а возможно, и просто из любви к искусству, в изучение чисто женских прелестей девушки, в который раз отмечая про себя, как она хороша. Всё на должном уровне: и милое, обаятельное лицо, и точеные формы бюста, и стройные ноги, и даже... весьма редкое сочетание, смею подозревать – ум. Хотя не зря говорят: "Красота мужчины в его уме, ум женщины – в её красоте".

Наконец, Линда оторвала глаза от бумаги и, перехватив взгляд, направленный на её сплетенные под столом голые ноги, чуть заметно усмехнулась. За всё это время она не успела переодеться, и сидела всё в том же халатике, в спешке накинутом на плечи, всё с так же растрёпанными волосами. Такой вид не портил её, напротив, он только распалял воображение.

–  В определенной степени я действительно, привязалась к тебе, – сказала она, убирая написанный мною документ в замаскированный, замурованный в стену, сейф.– Привязалась не по заданию, просто так, против собственной воли. Но дело для меня превыше всего личного. Извини. "Четвертый", поднимись ко мне, – негромко попросила она, поднеся к губам руку с небольшим золотым перстнем. – Пойми меня, Майкл, каждый нормальный человек для блага своей Родины, страны, где родился и вырос, готов сделать всё. Не моя вина, что я работаю в разведке. Ради бога, не надо считать меня выродком.

Открылась дверь, и на пороге возник уже знакомый с моим кулаком незнакомец в сером балахоне.

– Жду ваших указаний, – чеканно отрапортовал он, обращаясь к Линде.

Повисла мёртвая тишина. Я уставился на неё, ничего не понимая, точнее, понимая, что она мне соврала. Но если она соврала, что не знает этого человека, возможно, она обманула меня и в большем! От жутких последствий подобного предположения у меня захватило дух, сильнейший страх сковал мышцы, сердце стукнуло и опустилось куда-то вниз.

Мы молча, замерев, какое-то время смотрели друг на друга. Затем она приказала своему  помощнику взять меня на мушку, что он сделал с нескрываемым удовольствием.

–  Да, Майкл, такова жизнь, – участливо произнесла Линда. – Я не наивная девушка, какой, возможно, тебе казалась еще несколько часов тому назад,  и даже не агент ООН – считай, что это была просто шутка. У меня довольно высокий чин и пост – я  резидент Российской разведки в США.

Мне вдруг всё сразу стало ясно – ловушка захлопнулась, я попал в капкан. Я потрясён, ошарашен...

Заметив мою непроизвольную попытку вскочить, она опять выхватила свой пистолет и скомандовала:

– Ни с места, Майкл, если не хочешь, чтобы я или мой агент размозжили твою голову! Медленно, очень медленно, пересядь к столу.

Мне ничего не остается делать, как, не спеша, словно нехотя, лениво выполнить ее команду. Линда одобрительно кивнула:

– Вот и славно. Теперь поговорим откровенно, как друзья. Фактически ты уже на нас работаешь: переданные тобой сведения бесценны, и в случае, если об этом станет известно вашей контрразведке... Впрочем, не будем о грустном. Осталась только одна, совсем маленькая, формальность – подпиши документ о нашем сотрудничестве, и я со своей стороны гарантирую тебе не только жизнь и свободу, но и серьёзные, очень серьезные деньги и... свое личное благорасположение.

Меня душила ненависть, яростное желание раздавить гадину. То, что было между нами ночью, только усиливало жажду мести. К чему к чему, а к подобным фокусам со стороны девушки, с которой только что занимался любовью, я не привык.

– А если я не соглашусь, куколка?.. – процедил я после длительной паузы.

– Если бы даже ты смог чудом оказаться на свободе, тебя всё равно сгноили бы в тюрьме. Но мы не можем допустить этого – ты уже достаточно много знаешь. Отсюда, Майкл, если ты, конечно, не подпишешь нужные нам бумаги, тебя вынесут вперед ногами. Естественно, предварительно накачав особыми наркотиками и выжав всю имеющуюся информацию. Это радикальное средство ломает волю, развязывает язык. Их действие в микродозе, ты уже успел прочувствовать на себе, написав заявление – вкусный был кофе, не правда ли?

Я невольно сжал кулаки, став белым, а может быть, даже синим.

– Против наших наркотиков не сможет устоять никто, – с нажимом заметила Линда. Но не огорчайся сильно – достаточно лишь выполнить мою просьбу, и все будет хорошо.

"Влип очкарик! Увяз по самые уши! – очумело соображал я. – Ну и сука она! Лицемерная актриса с каменным сердцем!".

 Однако дергаться раньше времени нет смысла. Зачем? Я лучше буду тихий и сговорчивый. Но ломаться нужно не сразу, всё должно быть натурально. Так сказать, полный реализм. Как там меня учили на спецподготовке? На допросе отвечать спокойно, вежливо; сообщать только самые элементарные сведения, касающиеся своей личности; чтобы не раскрыть себя, смотреть не в глаза, а на лоб допрашивающего, не давать себя обмануть и вовлечь в ответы на кажущиеся невинными вопросы или в написание заявлений... "В написание заявлений! – я стиснул зубы. – Черт меня возьми! Ну, как я мог допустить такую оплошность?!!!"

– Боюсь, что твои требования чрезмерны. Не выношу ультиматумов, – заявил я, концентрируя взгляд на точке в середине лба Линды.

– Что ты, что ты?! Какие ультиматумы? Это же просто предложение делового сотрудничества. У тебя остается право выбора, – её слова, произносимые мелодичным женским голосом, звучали цинично и агрессивно. – Но, приняв мои условия, ты, Майкл, откроешь путь к дальнейшим, весьма небесполезным и, самое главное, взаимовыгодным контактам.

–  Убивайте меня, режьте, пытайте, качайте наркотой, но я не подпишу документов о сотрудничестве, – вдруг по петушиному выкрикиваю я.

Пауза длится долго, очень долго. Линда молча смотрит на часы, потом на своего подручного.

– О, да! Пожалуйста, разрешите мне им заняться, – с мольбой говорит он тихим, но звучным голосом, в котором проскальзывают вкрадчивые нотки. Видимо, ему не терпится поквитаться со мной, от злобы у него просто чешутся руки. Наверно, в его голове до сих пор стоит звон!..

– Нет времени, – она равнодушно качает головой. – Последнее предложение, Майкл. Обойдемся без договора о сотрудничестве. Ты выкладываешь все, что утаил в заявлении, так сказать, "всю подноготную". Факты, технические подробности, имена ответственных сотрудников, и я тебя отпускаю. Совсем не трудно, правда?

– В самом деле, – соглашаюсь я. – Но я не располагаю нужной вам информацией. Я всего лишь специалист по...

–  Прекрати свою болтовню! – обрывает меня Линда. – Да или нет? Если да, то ты полетишь к звездам. Если нет, то жить тебе осталось совсем недолго! Учти, я слов на ветер не бросаю!!! – орёт она, больно тыча дулом пистолета мне в ноздри. Течёт кровь. Вытаращиваю глаза, съёживаюсь и вдруг осипшим голосом выдавливаю:

–  Да. Давайте бумагу, я напишу...

Дрожащими руками беру ручку и начинаю быстро строчить. Украдкой наблюдаю за русскими. Они довольны, на лицах удовлетворение от проделанной работы, для них я сломался, дело сделано. Их позы расслаблены. Они тоже люди. Они устали.

Протягиваю написанную галиматью Линде, и тут она совершает первую ошибку – легкомысленно опускает оружие в карман тонкого шелкового халатика и, взяв рукопись, углубляется в чтение.

–  Можно прилечь на диван? – интересуюсь я страдальческим голосом.

–  Можно, – рассеянно отвечает она, совершая вторую ошибку.

На полпути изменяю траекторию своего движения и, сделав резкий бросок, заламываю руку с пистолетом, принадлежащую "четвертому", злопамятному малому с красным, раздувшимся глазом, любителю балахонов и мерзких приёмчиков.

Его рев, означающий, скорее всего, грязное ругательство, смешивается с негромкими хлопками выстрелов: сперва в пол, а затем в стену и потолок – сейчас я хозяин его руки, да и шея агента уже принадлежит мне – обхватив ее левой рукой, я пристроился сзади. И очень своевременно: не успевает заглохнуть эхо нашей возни, как настает очередь палить и Линде. Разговор соратников недолог: визгливый вопль на русском обрывает краткий категорический ответ – несколько почти беззвучных выстрелов. Результат налицо, поскольку плотное тело передо мной вдруг задергалось и стало оседать.

Удержать! Удержать любой ценой... Но непросто держать на весу бесчувственную массу. С трудом перехватываю его пистолет и, падая вместе с тушей, успеваю пару раз стрельнуть.

Грохот рухнувшей мебели завершается звоном бьющегося стекла, и все затихает.

Пару секунд осматриваюсь, затем осторожно встаю. Линду вместе со стулом отбросило немного назад и опрокинуло на ковер. Она так и осталась лежать, разбросав руки, одна нога, соскользнув на бок, протянулась вдоль поваленного стула, а другая, задержанная торцом сиденья, застыла, нацелив в люстру острый каблук кожаной туфельки. Халат распахнулся, открыв взору самые интимные места.

Я аккуратно убрал из-под нее стул и поправил халат. Вверху около ее правого плеча на нем быстро расширялось темно-красное пятно. Отвернув ткань, я осматривал рану, когда Линда очнулась и тихо застонала.

–  Спокойно. Ранение не смертельно, если оказать немедленную помощь – будешь жить!

Она не ответила. Я уже полностью пришел в себя и, сделав все необходимое, перевел дух, глотнув прямо из горлышка коньяк.

Забрав у Линды ключ, я исследовал содержимое сейфа, пока не наткнулся на собственноручно написанное мною заявление. Затем обыскал комнату и нашёл кассету с записью нашей "дружеской" беседы. Из всей этой гадости я устроил скромный поминальный костер, после чего взял телефон.

–  Майкл, – морщась от боли, просипела Линда. – Не сообщай никому. Я хочу умереть... Я не вынесу жизни в тюрьме.

–  Не могу. Прости, но для моей страны будет лучше, если я тебя сдам – наверняка посыплется целая сеть. Ну а ты... Ты не расстраивайся, через год-другой тебя, скорее всего, обменяют на нашего разведчика, погоревшего в России, – ответил я и, набрав код, вызвал соответствующие службы.

–  Майкл, – прошептала Линда, – подойди ко мне.

Я присел на колени и приблизился к ее лицу. Она лежала, тяжело дыша. Побледневшие щеки, проступившие скулы, блестящие глаза ее были широко раскрыты. Несколько секунд она молча смотрела на меня, затем, превозмогая боль, сказала:

– Вот теперь ты мне действительно  нравишься. Хотела бы я быть любимой таким парнем, как ты... – она закашлялась так мучительно, что я стиснул зубы, глядя на нее.

Сейчас я не испытывал злости к девушке. Я даже понимал и оправдывал Линду: то, что она делала – её работа, а её красотой, умом и мужеством можно только восхищаться.

–  Не держи на меня зла... Лети к звёздам... Удачи тебе, Майкл! Поцелуй меня...  В последний раз... – тихо сказала она, и в глазах ее возникла отчаянная мольба.

Жалость шевельнулась во мне,  я осторожно поцеловал Линду в пухлые горячие губы и, не сказав больше ни слова, быстро вышел.

Очутившись на улице, я заметил на голубом, абсолютно чистом небе медленно растущий белый след: рыхлый, он постепенно сужался в острие, заканчивающееся невидимым из-за расстояния реактивным самолётом. Одинокий и прекрасный, он летел в прозрачном, высоком и тоже одиноком небе. Я стоял и смотрел вверх, пока он не исчез.

В утренней тишине я как будто один. Опускаю взгляд на негостеприимный дом. Дом, оказавшийся западнёй...

И вдруг безумная, яростная, бешеная радость охватывает меня. Сотрясает с головы до пят. Я вырвался, оказался сильнее, выдержал первое испытание. Я задыхаюсь от счастья.

Вокруг тихо. Город ещё спит. Я шепчу, беззвучно кричу, мысленно ору и торжествующе вою, как вырвавшийся из клетки зверь, повторяю как в горячечном бреду:

 – Фак! Фак! Я победил!!! Я свободен! Путь к звёздам открыт!..

Сильный гул шёл откуда-то сзади снизу. Мы, пристегнутые широкими эластичными ремнями к креслам космического челнока, сидели молча. Трудно передать, что я сейчас переживал. Одновременно чувство грусти и радости. Транспортный челнок  "Стрела" летел уже за пределами атмосферы, но мы не могли видеть земной шар. Маленькие окна кабины открывали обзор только впереди, и нам представлялось, что мы несемся в необъятную бездну ночи. Звёзды здесь большие и яркие, отсюда они кажутся ближе.

Первый раз мне довелось увидеть их такими – яркими и немигающими – давно, ещё, когда я совершал свои рекордные прыжки с парашютом из стратосферы.

Там почти космическая пустота и темнота. Купол парашюта вспыхнет в небе только над самой землей, а пока полёт, только полёт вниз, и смотришь на усыпанное звездами пространство, и странное ощущение рождается в душе: нет, ты не падаешь, хотя спина чувствует, как набирает силу, сопротивляется ледяной воздух, а паришь в этом мире блестящих огней. Незабываемое первое ощущение бесконечного Космоса.

Теперь звёздные миры совсем рядом. И нам, пятёрке космонавтов, предстоит войти в них, возможно, оказать помощь, оглядеться, чтобы, вернувшись домой, было что рассказать людям ...

– Внимание, входим в вираж, – передал Билл по радиосвязи.

Челнок застонал, завибрировал, – включились дополнительные двигатели. И тут же, как-то сбоку, сиденье кресла мягко навалилось на тело. На мгновение, я ощутил тошноту и слабость. Справа от меня сидел Дэн. Моя голова отклонилась в его сторону, и я заметил, как он напряженно улыбнулся мне.

Перегрузка исчезла так же быстро, как и появилась. Поражённые, мы все разом, уставились в окно. Зрелище было великолепно – впереди, закрывая почти весь обзор, навис гигантский сверкающий и слепящий купол.

– Это наш "Старлайт"! – с гордостью воскликнул я.

– Какой он громадный!!! – Стив Гир от восхищения раскрыл рот и выпятил челюсть, казалось, он сейчас заглотит микрофон. – Надеюсь, эта махина не превратится в нашу гробницу... – ляпнул он через секунду.

"Стив в своём репертуаре..." – хмыкнул я.

– Смотри не накаркай! – обернулся Фрэнсис Таунс. – Эта громада всего лишь парус, а корпуса самого корабля пока не заметно.

Мы медленно приближались к грандиозному достижению человеческой мысли. Скоро стал различим казавшийся совсем маленьким корпус звездолета. Наши двигатели включились на торможение.

...Челнок слегка ударился о металл шлюза, и вдруг возникла пронзительная тишина. Умом я понимал, что сейчас наступит невесомость, но к этому ощущению трудно привыкнуть. Она словно обрушилась вдруг, неожиданно, и сразу же "перевернула" вниз головой. В тот же момент я почувствовал, что приподнимаюсь в воздух. Рефлекторно вцепившись в подлокотники кресел, мы свыкались с наступившей невесомостью. Знакомое по предыдущим полетам состояние первое время действовало на различных людей по-разному, – у одних вызывая чувство легкой тошноты, у других – прилив бодрости.

...Я разрешил экипажу осмотреть звездолёт и назначил собрание через час.

Первым делом меня интересовал компьютерный отсек. Дэн, цепляясь за специальные леера, поплыл вместе со мной. В совсем крохотном отсеке стояло два высоких кресла, перед которыми располагалась панель управления с многочисленными кнопками. Я включил устройство связи с компьютером. Тут же, на  матовом экране, появилось изображение вида Земли из космоса.

Я запросил данные о состоянии основных параметров "Старлайта". "Температура..., давление..., наличие кислорода...", – негромкий  женский голос спокойно перечислял и подтверждал надписями на экране множество данных.

Клавиатура управления предназначалась для использования в каких-то нетривиальных случаях, а обычное управление  осуществлялось с помощью голоса. Но не стоит заблуждаться относительно разумности говорливого компьютера. Это всего лишь машина. Как она примитивна по сравнению с человеком. Но все, что касается расчетов... Здесь с ней не сможет тягаться даже все человечество вместе взятое. Управление космическим кораблем она осуществит на высшем уровне, а на детский вопрос не сможет дать ответ.

Я решил осмотреть другие помещения, а Дэн остался еще немного "пообщаться" с компьютером.

Размеры звездолёта не были особенно внушительными – всего лишь шесть отсеков: управления звездолётом; компьютерный, связь с которым, впрочем, могла осуществляться и из рубки управления; комната для совещаний, она же кухня, пока мы бодрствуем; отсека с ваннами, он же спальня; шлюзового; багажного.

В багажном отсеке моему взору предстал не только самый широкий выбор научного оборудования, но и довольно внушительные запасы разнообразного и весьма мощного оружия. И это несмотря на имеющийся в "Стреле" арсенал. Видно, Центр предполагает возможность серьезных боевых стычек, а, следовательно, наши теоретические шансы на возвращение оказываются еще более зыбкими.

Зависнув рядом со стеллажами, Стив Гир осматривал один из научных приборов и что-то тихо бормотал.

– Стив, вы довольны нашими запасами? – я подобрался к нему поближе.

– С такими запасами мы, при желании, сможем уничтожить все и сами отправиться туда же, – он усмехнулся. – Тем, что здесь есть, можно взорвать целую планету!

– Я вас спрашивал о научных приборах, а к тому, что здесь имеется кроме них, вы вряд ли будете иметь какое-либо отношение. Наверное, в вашем биологическом институте и стрелять-то не учили.

– Напрасно вы так думаете. Не надо забывать, что я уже летал в космос и успел пройти в том числе и военную подготовку.

И возможно, чтобы продемонстрировать уровень последней, продолжая ковыряться с аппаратурой, Стив замурлыкал себе под нос бравурный военный марш.

Направляясь в нашу "спальню", я удовлетворенно взял на заметку последние слова Стива. Все-таки если придется драться, то пять человек лучше, чем четыре, правда, какой из него окажется вояка, это еще вопрос.

Освещение "спальни" оказалось, мягко говоря, тусклым. "Пока еще ванны должны быть без раствора, – подумал я и увидел посредине широкий постамент. – А вот и они...". Неправдоподобная тишина и слабый голубоватый свет, ванны, похожие на саркофаги, люди, заснувшие на годы, – мне сразу вспомнились слова Стива о гробнице.

У меня крепкие нервы, однако, когда из одного "гроба" с протяжным тонким стоном высунулась половина какого-то тела – мурашки пошли по коже. С выпученными глазами, всклоченными волосами и жуткой гримасой Билл Флинн пытался изобразить из себя мертвеца. Увидев меня, он моментально выпорхнул из ванны.

– Я извиняюсь, капитан, но это всего лишь шутка. Думаю, у всех нас железные нервы, – изрек он, оправляя китель.

– А вы, Билл оказывается,  шутник. Когда, после нескольких лет сна в анабиозе, мы будем вылезать отсюда, нам будет не до шуток, а вам не придется тужиться с гримасой и выпучивать глаза – это будет ваш естественный внешний вид, – я ухмыльнулся.

В рубке управления, пристегнувшись к креслу, сидел Фрэнсис Таунс. Он изучал показания приборов, разглядывал на мониторе всевозможные надписи. Не замечая меня, он взялся за пока отключенный рычаг управления и медленно потянул его на себя, видимо воображая, как он уводит корабль от столкновения с метеоритом. Не раскрыв своего присутствия, я поплыл в комнату для совещаний. "Дети! Какие же мы всё ещё дети... Изменятся ли наши характеры за годы сна? – Размышлял я. – Вряд ли... И, наверное, это даже хорошо".

Мы все, закрепившись ремнями, расселись за большим прямоугольным столом. В соответствии с субординацией рядом со мной сидел Билл Флинн, а напротив, с другой стороны, остальные члены экипажа.

Я начал собрание, напомнив, что старт звездолета намечен через два часа, после чего нам станет привычней, – ускорение уничтожит невесомость. До этого у нас еще есть немного времени более детально ознакомиться с устройством "Старлайта" и друг с другом. В анабиоз мы должны погрузиться завтра в час дня.

– Вопросы есть?

– Капитан, какие нам даны полномочия по контакту с инопланетянами? – Фрэнсис Таунс с любопытством посмотрел на меня.– Ведь, как я понимаю, проконсультироваться с Землей мы не сможем – пока сигнал дойдет туда и обратно, пройдет 22 года, а мы в системе Є Эридана будем находиться всего 3 недели.

– Нам даны необходимые полномочия. Любые вопросы, связанные с контактом, решаются большинством голосов. На нас всех ложится колоссальная ответственность. Правда, при условии военных действий, мои приказы должны выполняться беспрекословно. Кроме того, все, что касается экипажа, наших внутренних проблем, также находится в рамках моей компетенции. И еще. Я думаю, что мы все можем называть друг друга просто по имени. Официальная часть совещания, если больше вопросов нет, окончена. Нам надо поближе познакомиться друг с другом. Давайте для начала каждый, кто захочет, выскажет свои соображения о том, какой ему видится иная цивилизация и наши возможные отношения. Любые фантазии не возбраняются, – мы просто беседуем.

Некоторое время длилось молчание. Вопрос исключительно сложный. Судить о других мирах только по одному известному... Даже для определения расположения прямой в пространстве требуется знать координаты хотя бы двух ее точек. Если же перед нами кривая, пусть даже она подчиняется определенному закону, описываемому формулой, то и 10, и 100, и даже 1000 точек может не хватить, чтобы точно определить эту формулу, а, следовательно, и кривую. Впрочем... все зависит от сложности кривой, – окружность определяется 3 точками. Остается только "самая малость" – догадаться, что за этими 3 точками скрыта именно окружность.

Первым решился высказаться Билл Флинн. Громко почесав щетину на своем подбородке, он, ни к кому не обращаясь, сказал:

– Не знаю, но мне кажется, что инопланетяне, черт подери, все же должны быть в своей основе похожи на людей. Возьмите, например, Землю. Разные континенты отделены друг от друга огромными расстояниями, водными преградами, пустынями. Но посмотрите на людей, – все они более менее похожи. Пускай меняются оттенки кожи, черты лица, даже рост, все равно каждый из нас без проблем определит человека.

– Билл, вы должны знать, что все люди произошли от единого общего с обезьяной предка, а уж затем "разбрелись" по всему земному шарику. – Вмешался Фрэнсис Таунс. – Но это не значит...

– Всем известно, что мы произошли от обезьяны!

– Неправильно! Не от обезьяны, а именно от общего с обезьяной предка. Наши пути с человекообразной обезьяной разошлись примерно 6 миллионов лет назад. Это только кажется, с нашей человеческой точки зрения, что все виды не меняются. На самом деле идет постоянный дрейф. Только масштаб времени не человеческий, например, 6 миллионов лет. Надо учитывать, что шимпанзе или горилла за эти 6 миллионов лет тоже на месте не стояли и весьма сильно отличаются и друг от друга и от общего с нами предка. У общего предка руки и ноги были одинаковы, у человека ноги длиннее, а у обезьяны руки. Переход на прямохождение привел к высвобождению рук, к использованию с их помощью естественных, а затем и изготовлению искусственных орудий. Использование орудий привело к совместному взаимодействию и разделению функций, а последнее привело к возникновению сложного языка и развитию ума. В результате появилось первобытнообщинное общество.

Общий предок между человеком и павианом существовал 25 миллионов лет назад. Наши пути с мышью разошлись около 200 миллионов лет назад, наши сегодняшние ДНК совпадают на 20 %. А с курицей, например, наш код ДНК совпадает на 10 %. Даже в ДНК дрожжей, растений и других есть совпадающие с человеческими гены. Не забывайте, что, например, когда я говорю "разошлись с мышью", – тогда 200 миллионов лет назад тот предок не выглядел мышью, не выглядел и человеком. За эти 200 миллионов лет мышь стала такой, какая она есть.