Текст книги "Системный сбой (СИ)"

Автор книги: Александр Юрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)

– А как вы хотели? За все преступные деяния принято платить! Где бы вы не находились, в каком из миров не грешили, – Женя усмехнулась, пристально глядя на скукожившегося, подобно луковице федерала. – И кольцо будет существовать до тех пор, пока вы что-то для себя не откроете, причём самостоятельно. В противном случае, смысл существования будет утерян для вас окончательно.

Панфилов спрятал глаза. Его блестящие губы дрожали.

– Всегда подозревал, что в земной жизни присутствует что-то дьявольское, – Громов помолчал. – Хотя верится во всё сказанное вами с трудом.

– Но вы только посмотрите на людей, окружающих вас! – Прозвучало слишком эмоционально, так что Женя смутилась. Однако она преодолела себя, продолжила более сдержанно: – Мы все разные. Не только внешне, но и внутренне. Каждому из нас присущ свой собственный внутренний мир: разнообразный, красочный, загадочный. Он подчёркивает индивидуальность, которую довольно-таки проблематично встретить в среде животного или растительного мира. Дикой природе присущи схожие признаки, согласно которым отряды вливаются в подвиды, подвиды в виды, последние в классы и роды... и так далее, по нисходящей, вплоть до древнего прототипа, с которого всё и началось, – Женя сделала паузу, чтобы передохнуть, уверенная, что её непременно перебьют; все молчали, так что пришлось развивать мысль дальше: – И только у одного человека общий предок так и не найден. Даже век компьютерных технологий не смог дать ни одного мало-мальски вразумительного ответа на фундаментальные вопросы: когда, кем и почему?

– А как же эволюция Дарвина? – всё же влез Панфилов.

– Я не пытаюсь оспорить теорию. Да, за тысячелетия существования на планете Земля человек изменялся за счёт местных условий – в этом Дарвин прав. А иначе и быть не могло. Наши тела – часть этого мира, соответственно все мы зависимы от окружающих природных факторов, вне зависимости, чему иному принадлежит наше сознание, откуда оно пришло, что является его первозданной колыбелью! Нечто неведомое создало этот планетарный мир, а возможно, и целую Вселенную, с одному лишь ему известной целью. Мы, если что и решаем в этой игре, то только в плане частного характера, то есть в угоду себе. Всё что вокруг – всего лишь иллюзия, жалкая подделка, созданная с той целью, чтобы не нарушить целостность восприятия, дабы поверить, будто бы мы часть чего-то осязаемого, а не какой-то там заряженный пучок протонов, летящий в неизвестность с субсветовой скоростью, за которым пристально следят извне, дабы понять, как он себя поведёт, повстречавшись с чем-то, ещё более колоссальным!

– Из ваших слов выходит, что Земля, есть ни что иное, как тюрьма, – горестно улыбнулся Громов. – К чему тогда все эти краски?

– Я же говорю, что это иллюзия, – Женя помолчала. – Пустоту и нелогичность замазали, чтобы мы не отвлекались на издержки. Ведь достаточно зацепиться за малейший изъян, как изделие развалится в руках... – Женя осеклась.

Громов поднялся с каталки.

– Я так понимаю, этот изъян был найдет.

– Да. Мы долго и упорно трудились, и обрели инсайт, – Женя смотрела на окровавленное тело девочки, ощущая, как в груди вот-вот оборвётся струна... – Думаю, это отряд зачистки. Он всегда поджидает у выхода, отлавливая беглецов, преодолевших «печати» – читай тюремные запоры, – созданные, дабы держать заключённых взаперти.

– Ясно, – кивнул Громов, делая условный знак вздрогнувшему Панфилову. – Я так понимаю, вам есть, где укрыться, пока это безумие нарастает и сдержать его не представляется возможным.

Женя с Целтиным невольно переглянулись – это явно не был вопрос, Громов констатировал данность.

– Я в курсе той игры, в которую вы вовлекли подростков.

– Вы всё знали? – прошептала шокированная Женя.

– Хм... Вы, учёные, задавшись какой-то целью, совершенно абстрагируетесь от реальности. При желании, этим можно запросто воспользоваться. Хм... Было бы это самое желание. Но я не первый день в строю и знаю, что в любом деле главное – выдержка. Достаточно выждать малость, как тебе откроется что-то новое, а если утерпеть и на сей раз – недалеко и до истинных помыслов докопаться. Такой вот я тактик, – Громов грустно улыбнулся. – Прошу меня извинить за каламбур с караулом. Мне не нужны лишние свидетели, как, уверен, и вам.

Женя от неожиданности разинула рот; по тому, как Целтин пытался безуспешно прикурить заново от тлеющего окурка, он и сам был не менее обескуражен столь откровенной речью полковника, и в особенности, проявленным снисхождением, вплоть до извинений.

– Но ведь камеры всё пишут... – Женя не знала, что ещё спросить, потому спросила глупость.

– Вы же знаете, что вблизи ИПС цифровая техника ведёт себя нестабильно, – Панфилов был серьёзен, как учитель, тыкающий ученика носом в явный недочёт. – К тому же жёсткие носители ненадёжны. Зачастую форматируются сами по себе, – он глянул на Громова; тот кивнул.

– Спасибо, – сказал Целтин. – Так что дальше? Ведь так просто вы нас не отпустите...

– Вы правы, – кивнул Громов, хватаясь за каталку с девочкой. – Вы перемещаете ИПС из головы ребёнка в клон и можете быть свободны. На этом наши пути расходятся.

– А как же...

– Девочку можете забрать, – Громов бестактно перебил, отчего Женя смутилась.

Помещение лаборатории содрогнулось. И без того тусклый свет нервно замерцал. Погасла пара мониторов вдоль стен, другие заслонились бесконечной чредой ломаных графиков и цифр.

– Нужно спешить, – сказал Целтин, толкая каталку с клоном к оборудованию в дальнем конце помещения. – Женя, подготовь всё. Скорее!

Девушка побежала впереди, путаясь в полах халата. На душе снова было тяжело, но Женя не могла сказать, почему. Перед взором проигрывались сцены из её никчёмной жизни... Серость детдома. Унылые краски института. Свежая палитра из общения с Соней. И снова унылость, заканчивающаяся кромешной пустотой.

Только сейчас до Жени дошло, что она не переживёт этот вечер.

Алгоритм был задан. Событийность построена. Бежать от судьбы не было смысла.

Почему-то страха она так и не испытала. Было грустно... и только.

Кода стало понятно, что ничего путного из их затеи не выйдет, Женя нервно рассмеялась.

Целтин с Громовым переглянулись; Панфилов, на всякий случай, отодвинулся.

– Женя, может передохнёшь? – спросил Целтин, оглядываясь на пустующую кушетку за шторкой. – А мы тут пока без тебя покумекаем.

Женя была бы рада ответить, но смех не отставал, рискуя перетечь в самую настоящую истерию. Закончить именно так – рехнувшейся в глазах коллег и друзей – она не хотела. Пришлось заставить себя думать в другом русле. Раз ничего не входит, причина должна крыться в самом начале, там, до куда они не отматывали при Громове ещё ни разу.

– Солнце, – выдохнула Женя, снова набирая полную грудь воздуха и задерживая дыхание, чтобы не рассмеяться.

– Что солнце? – не понял Панфилов.

Женя глянула на Целтина, надеясь, что тот вспомнит и ей не придётся самой всё объяснять федералам.

– Ну, конечно... – До Целтина наконец дошло, чему Женя была бесконечно рада. – Солнце.

– Объясните, – потребовал Громов.

– Думаю, во всей этой канители, мы упустили один основополагающий момент, – Целтин задумался, потом продолжил: – Дело в том, что первичная информация была получена с Солнца. При этом произошёл некий сбой. Целенаправленный или случайный – нам неизвестно. Но так или иначе, всё свелось к тому, что сознание Светланы оказалось записанным на диск, а вовсе не на матрицу подсознания, как это заведено в нашем логичном мире. Некий системный сбой или целенаправленное вмешательство, но, повторюсь, что-то пошло не так...

– Ещё изначально нужно было плясать от этого, – Панфилов был искренне разочарован. – Мы упустили основополагающий момент, что теперь может стоить нам многого.

– Но Солнце... Чего там может быть такого? – спросил Громов, оглядывая коллег.

– Гравитация, – сказала Женя, больше не испытывая потребность в смехе. – В тот день было много пятен, я запомнила. А ночью произошла колоссальная вспышка, об этом ещё говорили в новостях. Что-то и впрямь случилось, причём прямо у нас под носом. Думаю, в нормальных условиях, Солнце представляет собой что-то типа звёздных врат. Именно благодаря гравитации звезды, мы и приходим на Землю и уходим, изменившимися, что-то преодолев в себе. Может быть, ту самую агрессию, которая якобы заложена в генах.

– Но где же тогда отправная и финишная точки? – Громов явно заинтересовался.

– Уверена, таких мест много, – Женя развела руками. – Зодиакальное расположение звёзд. Скорее всего, это ничто иное, как координаты. В какой альфе звезда – оттуда и образуется мост. Потому и характер человека сильно зависти от даты рождения, читай от того, откуда прибыла в заточение сущность.

– Бог ты мой... – Панфилов ухватился белыми ладошками за губы, словно сболтнул ересь.

– А ведь у нас коллективный побег, – сказал Громов, ни к кому конкретно не обращаясь. – А что в таком случае делают охранники?

Долго никто не решался нарушить тишину, сгустившуюся после слов полковника, так что последнему пришлось заговорить снова:

– Мне нужно оно, – он кивнул на тело девочки. – Я хочу знать всё.

Холодный тон федерала пробрал до костей. Жене даже показалось, будто на неё опрокинули ушат ледяной воды. По телу рассыпались гусиные мурашки, а вот в голове, как это ни странно, в кои-то веки установился завидный порядок. Сознание оказалось кристально чистым. В нём, как в аквариуме с прозрачной водой, степенно плавали мысли, одна карикатурнее другой, отчего сделалось вконец не по себе. Только сейчас до Жени дошло, что всё последнее время она на полном серьёзе думает о собственной смерти, а окончательно не рехнулась только потому, что в голове до сего момента царил полнейший кавардак. Так обычно роешься на чердаке в старых вещах, в поисках чего-то утерянного, откладываешь насущное, что на поверхности, подальше от себя, надеясь отрыть на глубине то самое, сокровенное. Когда поиски заканчиваются ничем, бредёшь обратно, неизменно спотыкаясь об отложенное ранее... Вот оно, никуда не делось.

«Бог мой, ведь так каждый человек копошится на протяжении жизни, откладывая помыслы о смерти на потом. Потом мы спотыкаемся об тот самый час и уже не можем подняться, принимая всё, как есть. Потом... Оно бесконечно коротко, потому что лежит вне координат времени. Оно просто настаёт из бездны, ставя перед фактом. Так, как меня сейчас».

Женя вдохнула полной грудью. Огляделась. Только сейчас поняла, что с момента последней речи Громова, никто больше не проронил ни слова. Все застыли, точно на полотне художника-модерниста; каким-то непостижимым образов вросли в реальность, сделавшись частью пространственно-временной ячейки, которая здесь и сейчас абстрагировалась от основного информационного канала Вселенной, потому что дальнейший смысл всего происходящего вытекал из этого самого момента. Здесь, под крышей лаборатории в городе Долгопрудный, образовалась та самая точка пересечения, из которой расходятся струны Мультивселенной. Просто раньше этого никто не видел. Сегодня что-то изменилось, простым смертным дозволили созерцать момент творения вживую. Осталось только принять решение, как быть дальше, и мир заново оживёт, покатившись, как по накатанной, в заданном направлении, стремительно удаляясь от своего альтернативного побратима, в котором решили поступить иначе.

– Нет. Не получится, – Целтин отмер, как если бы действительно персонаж акварельного полотна, под шелест отслаивающихся мазков, спустился с холста, в мир эмоций и звуков. – Мы можем перенести только кого-то одного.

Женя зажмурилась. Мотнула головой, силясь избавиться не то от неприятного зрительного образа, в котором все походили на вмиг оживших намалёванных на стене марионеток, не то желая во что бы то ни стало вытряхнуть из головы слова Целтина, потому что те чинили явный вред.

«Нет, боль! Веред себе сейчас могу причинить только я сама».

– Что не так? – тревожно спросил Громов.

– Не получится использовать, как временное хранилище жёсткий диск компьютера.

– Постойте, – Громов ухватился за переносицу, как при мигрени. – Ведь ваша девчушка «прожила» в системнике больше десяти лет! Или я чего-то не понимаю?

– Да, всё верно, – кивнул Целтин, с трудом отрывая руку от пачки сигарет в кармане.

– Тогда в чём проблема?

– Да если бы всё действительно было так просто, вы бы все посчитали за благо, после смерти физической оболочки, перебираться на ПМЖ в системник, – Женя не смогла сдержать саркастичной улыбки. – Вам же плевать на этику – вечной жизни подавай!

– О чём она? – не понял Громов.

– Мы не можем перенести сознание на жёсткий диск, – развёл руками Целтин. – Эта опция и впрямь под запертом. Только из головы в голову.

– Ну и... – Громов явно терял терпение.

– Нужна третья «болванка», – без выражения сказала Женя.

– Какая ещё болванка? – Громов насторожился.

– Она про голову, – объяснил оказавшийся в теме Панфилов. – Чтобы поменять местами две сущности, при этом сохранив невредимой каждую из них, необходимо временное хранилище – простая арифметика. Иначе, ничего не выйдет.

– Это так? – Громов видимо посчитал нужным свериться с мнением Целтина.

Целтин кивнул.

– Боюсь, именно сегодня обмен не получится. Нужно выждать время, ещё раз всё проверить...

– Об этом не может идти и речи! – Громов бахнул, как из гаубицы, так что Целтин невольно проглотил язык.

– Но... – Панфилов чуть было не оказался стёрт и развеян в пыль свирепым взглядом полковника, брошенным в сторону помощника.

– Мы закончим. Сейчас, – ответить на такое было нечего, хотя...

У Жени кое-что было.

– У нас есть болванка, – слова давались с трудом; ощущение, будто она наглоталась кусков льда – всё внутри дрожало, ныли дёсны. Мысли снова путались, чему Женя была несказанно рада. В противном случае, инстинкт самосохранения неминуче выбрался бы наружу.

– Женя, ты о чём? – медленно спросил Целтин, делая вид, что не догадывается, к чему именно подводит девушка.

Женя постучала указательным пальцем по голове.

– Глупость, – Целтин отвернулся, давая понять: проехали. – Нужно провести расчёты. Сделать предварительную подборку данных. Даже если не получится сохранить оригинал, есть шанс создать копию, которая ничем...

– У нас нет времени, – упорно проговорила Женя. – Сергей Сергеевич, вы и сами это прекрасно знаете.

Целтин резко обернулся, подошёл к Жене.

– Женя, прекрати! Ты всех пугаешь! Самопожертвование – это последнее, что может прийти в голову!

– А как же истина? – прошептала Женя.

– Да при чём тут это?! – Целтин аж взмок, пытаясь переубедить Женю сделать последний шаг.

– Может быть, смысл всей моей жизни заключается именно в этом моменте, – Женя улыбнулась, силясь не разреветься при всех. – Одному богу известно, сколько уже раз происходил этот разговор. Я как белка в колесе, кручусь на месте, уверенная, будто что-то открываю. На самом же деле просто прожигаю жизнь, с головой погрузившись в очередную иллюзию.

– Она бредит, – Панфилов испуганно глянул на Громова; тот ждал, плотно сжав губы.

– Мы должны спасти Соню! – Женя заломила кисти рук. – Ведь это первостепенная цель! Всё остальное не имеет значения. Я поклялась! Мы поклялись.

– Но ведь мы можем заместить ИПС сознанием девочки, – осторожно заметил Панфилов, избегая больше смотреть на босса. – Да, мы ещё не делали таких накладок, но велика вероятность, что прежняя сущность окажется полностью отформатированной. Девочка будет хоть и не совсем девочка, но... всё же наша, земная.

– Видишь. Женя, успокойся, – Целтин шагнул к Громову. – Ведь всегда есть...

– Нет, – сухо отозвался полковник, глядя Целтину в глаза.

– Нет? – Панфилов был явно удивлён, как будто не знал Громова все эти годы. – Но ведь...

– Я сказал нет, – Громов расстегнул кобуру. – Мне нужна информация. А у этого, – он кивнул на девочку, – она есть.

– Вы только послушайте себя, – изумился Целтин. – Это же бесчеловечно!

– Отнюдь, – Громов был непреступен, как скала. – Вы пытаетесь спасти девочку, которая уже никогда не станет одной из нас. Только представьте, ведь ей будет необходимо сырое мясо, или вы думаете, организм так легко перейдёт на йогурт и брокколи?

– При чём тут это? – Целтин уже понял, что спорить с федералом бессмысленно: тот запросто уделает их всех, найдя ещё с десяток сомнительных доводов, что Светлане никогда и ни за что не обрести человечность. Тем не менее, он не сдавался: – Всё зависит от социума, внутри которого существует индивид. Если девочка не обретёт себя заново, повинна в этом окажется вовсе не она, а мы с вами. Мы, потому что так и не смогли. Вы, потому что не позволили.

– Прекратите играть в слова! – перебил Громов. – По-вашему, гуманно то, что пытаетесь провернуть вы?

– Простите, я не понимаю...

– Вы уже так основательно прониклись идеей спасти девчушку, что и сами не понимаете, в угоду чему движетесь дальше. А ведь вами движет ни что иное, как интерес, а вовсе не сострадание. Вы – учёный. Таким как вы, не принято зацикливаться на частностях. Вопросы мирового масштаба, вот что должно волновать в первую очередь! Как спасти миллионы в той ситуации, в которой мы все оказались?! На что мы сможем пойти, чтобы сохранить человечество, как вид?

Целтин хотел было что-то возразить, но не смог, так и оставшись стоять с разинутым ртом. Политика Громова была верна, её поддержали бы многие, но вне сомнений, отыскались бы и такие, у кого противоположное мнение. Такие, которым вовсе не плевать на частности, ведь общеизвестно: порой за рутиной мельтешащих дней, мы упускаем из виду самое важное, неприметное, скрытое от глаз таких, как Громов, в виду того, что те могут всё испортить.

– Боюсь, ситуация развивается так, что мы сами не можем себе помочь, – Женя словно прочла мысли Целтина. – Я знаю, не спорьте. Потому и пришли они, – кивок в сторону тел. – Один, чтобы убить. Другая, чтобы спасти. Как ангел и демон, – Женя вздохнула. – Знаю, вы мне не верите, считая умалишённой, поэтому давайте закончим этот пустой разговор. Мне противен всякий спор, когда всё уже ясно наперёд.

Женя сорвалась с места. Обошла застывших в оцепенении мужчин. Остановилась за каталками у стола с инструментами, выбирая нужную ампулу.

– Женя, не дури! – Целтин первым пришёл в себя; рванул с места, но встретившись взглядом с Женей, невольно остановился. – Мы оба знаем, что это не выход. Пусть он замещает девочку. Это уже не важно.

– Что не важно? – грустно улыбнулась девушка. – Жизни семи с половиной миллиардов человек? Попробуйте сказать это с экрана телевизора – повесят ярлык.

– Женя!

– Я ничего не почувствую, – Женя показала ампулу. – Всё сделаю сама, так что винить себя вам не придётся.

Жене вдруг сделалось страшно. Они никогда и не подозревала, что может быть настолько сильной. Ведь именно сейчас она беспристрастно рассуждает о собственной смерти. Ноги вмиг сделались ватными. Осознание близкого конца повергло сознание в шок. Руки тряслись, зубы выбивали канонаду, всё внутри сжалось в комок. Женя поняла, что не сможет самостоятельно вколоть себе раствор, просто не попадёт в вену. Всё идёт не так! Ещё и в голове помутнело, не свалиться бы...

«Запомни, смерти страшится лишь тело. Душа жаждет освобождения, так как оковы земной оболочки – ей в тягость!»

Свет померк. Женя была уверена, что отрубилась. Однако уверенность длилась недолго. А в бессознательном состоянии не может быть никакой уверенности. Осознание данности вернуло к реальности, которая так никуда и не делась.

Под потолком вспыхнули красные лампы аварийного освещения. Предметы вокруг заскакали в каком-то жутком ритуальном танце. Мимо промелькнул карлик с головой гидроцефала. Присмотревшись, Женя распознала в уродце скукожившегося Панфилова; федерал поочерёдно склонялся над рябящими мониторами, отправляя системы в гибернацию – мощностей для дальнейшей нормальной работы катастрофически не хватало.

Здание содрогнулось. Протяжно громыхнуло. На головы посыпались потолочные панели, вперемешку с кожухами осветительных ламп. Женя машинально вскинула руки, заслоняя лицо. По ладоням и кистям что-то потекло. Заново опустив руки, Женя в ужасе смотрела на оставшиеся в ладони осколки от ампулы.

– Чтоб тебя! – выругалась Женя, как если бы цель самоубийства целиком и полностью завладела её разумом.

Из дверного проёма послышалась тревожная автоматная трель. Потом снова и снова, пока канитель звуков не слилась в отчётливую канонаду.

– Мощность падает! – крикнул Панфилов, почему-то глядя Жене в глаза. – У нас мало времени!

Женя кивнула; честно, она не ожидала такого поворота.

«Если только Панфилов тоже не один из них... Да ну, бред. Как в общем и всё происходящее вокруг».

Целтин метнулся в сторону подопечной, но вовремя – или невовремя – сорвавшаяся с потолка пластина уложила его на месте. Целтин крякнул, принялся извиваться, силясь выбраться из-под увесистого листа, придавившего ногу. Ещё один таймер был запущен, а Женя лишилась ещё одной тропы к отступлению. Мрак надвигался уверенной поступью, даже запахло, как в могиле.

Женя резко обернулась. Увидела перед собой оскалившееся детское личико и не сдержала крика. Пасть с неровными рядами жёлтых зубов открылась неимоверно широко, обдав трупным смрадом, – казалось, всё внутри ребёнка давно умерло.

Тварь зашипела, попыталась ухватить Женю за горло. Девушка отскочила за каталку, которая тут же отлетела прочь, как невесомая игрушка. Сверху обрушился град из медицинских инструментов. Женя поползла спиной вперёд, неловко работая ногами. Тварь подобрала с пола что-то металлическое, прыгнула следом, да так ловко, что в два скачка нагнала жертву. Единственное, что успела сделать Женя, это заслониться руками. Правое запястье обожгло. Потом левое. А потом грудь. Женя не сразу поняла, что истекает кровью. Тварь замахнулась снова. Блеснул шприц; дрожащая игла была нацелена в горло, туда, где артерия.

Женя догадалась, что она нужна и по ту сторону, силам зла. Точнее не она, а её земная оболочка, резко взлетевшая в цене за последние часа два! А тварь напротив, никто иной, как наёмник, согласившийся за определённую плату поселиться в теле ребёнка, чтобы выждать вот этот самый момент. Час, когда появится возможность кардинально изменить ход начавшейся давным-давно войны.

«Мы снова проиграли».

Тварь ухмыльнулась, давая понять, что Женины мысли открыты, как на ладони. Кем бы ни были существа, проникшие на Землю, они стояли на порядок выше в эволюционном развитии самого выдающегося вундеркинда.

Совсем не детский кулачок дрогнул. Игла понеслась вниз. Женя поняла, что ничего не чувствует. Было как-то всё равно, хотя... Это снова была тварь, и в самый последний момент Женя качнулась в сторону. Неосознанно, потому что о любом подготовленном движении твари было известно всё.

Металл чиркнул по уху. Вниз по щеке потекло вязкое и горячее. Тварь обозлённо зашипела, присела на корточки, готовясь к прыжку. Ноги сработали, как пружина, тело метнулось верх, но не вертикально, как предполагала лежащая на боку Женя, а куда-то в сторону, по трудно предсказуемой траектории.

Громко загремело. В разные стороны покатились каталки, сталкиваясь, внося ещё большую канитель в и без того подавляющий хаос. Освещение продолжало нервно вздрагивать, в тёмных углах что-то булькало и шипело, тени на стенах извивались в гнусных оргиях. Всё походило на безумие, ну или на дурной сон больного человека – других аналогий в голове не возникало, и Женя заставила себя двигаться.

Поднявшись на ноги, она побрела в том направлении, куда отбросило тварь. Увернулась от отлетевшей в сторону каталки, заметила на полу два сцепившихся тела. Разобрать кто где казалось невозможным, тем более что и в голове густела каша. Пришлось перевести дух и собраться с мыслями – иначе последует удаление. Как игрок, в таком состоянии, она бесполезна.

– Ну-ка подвинься!

Женя резво отскочила в сторону. Панфилов геройски бросился к дерущимся, на ходу набирая в шприц раствор из колбы.

– Только не думай ни о чём! – предупредила Женя. – Оно читает мысли! Не думай, что собираешься делать!

Панфилов глянул на неё, как на идиотку. Тут же полетел в стену, отброшенный рукой твари, будто был гуттаперчевый! Мимо Жени промелькнула тень, сграбастала Панфилова, выкрутила руку, намереваясь сломать запястье. Федерал звонко закричал. Хрустнуло не то стекло, не то кость...

Грохнул выстрел, да так, что в ушах зазвенело.

Женя ухватилась руками за голову, в зёрнах какой-то военной кинохроники различила стоящего на коленях Громова, целящегося из табельного в затылок твари. Первый выстрел угодил в пустоту, хотя полковник мог промазать специально – слишком велика была цена попадания в цель! Она бы перечеркнула всё, включая карьеру.

Щёлкнул затвор, посылая в ствол новый патрон. Так громко, что Женя услышала даже с зажатыми ушами.

– Нет! – Она сорвалась с места. Даже добежала до Громова. Правда потом случилось что-то непонятное...

Сделав кульбит в воздухе, Женя плашмя грохнулась на спину, гадая все ли кости целы. Громов не отличался любезностью. По половому признаку мужчин и женщин тоже не разделял. Для него были только свои и враги. Сейчас вот таким врагом оказалась Женя...

Вспомнив, что предшествовало полёту, Женя резво вскочила на ноги, напрочь игнорируя боль.

Громов продолжал целиться. Тварь стояла в пол оборота, одной рукой ломала запястье Панфилова, другую протянула в сторону полковника. Громов медлил, но было видно, что выстрелит, как только жизнь Панфилова и впрямь окажется под угрозой.

Тварь знала это, как и то, о чём позабыл Громов, но помнила Женя. Она отвернулась и принялась душить Панфилова свободной рукой. Федерал забился, но тщетно. Громов нажал на спуск.

Женя зажмурилась.

Ничего. Даже Панфилов притих.

А Громов жал снова и снова, в каком-то диком неистовстве, однако ничего, за исключением щелчков курка, слышно не было.

Женя встретилась взглядом с вновь обернувшейся тварью и чуть не обмочилась. Та гадко ухмылялась, словно говоря Жене «спасибо». В голове что-то болезненно щёлкнуло. Откуда не возьмись пришла догадка: тварь не знала, что так можно, портить оружие её научила Женя. Девушка с трудом удержалась на ногах. Только сейчас ей открылась истинная суть ИПС, способной внимать и, скорее всего, выполнять чужие желания! Тварь вовсе не была статистом или подопытным – Громов целился в вожака. А другой вожак – или предводительница – лежал сейчас на каталке, одурманенный лекарством.

Женя поздно сообразила, что думает не о том. Попыталась преднамеренно запутать собственные мысли, но не получилось – голова хоть и оставалась своей, слушалась плохо, уже оплетённая эфемерными щупальцами.

Мимо промелькнула тень; Панфилов с подвыванием сполз по стене, держась за запястье.

Громов развернулся на каблуке, пальнул абы куда, чуть было не пристрелив втыкающую по соседству Женю. Различив в сумраке пунцовое, с бисеринками пота лицо полковника, Женя шарахнулась прочь – федерал был на пределе, в любой тени видел врага. Не просто врага, а Врага с большой буквы, сумевшего напугать до беспамятства!

«Лучше держаться от такого подальше», – подумала Женя, ища глазами тварь.

Целтин наконец совладал с отвалившимся от потолка куском, отпихнул ненавистный лист подальше, ощупал голень. Конечность отозвалась резкой болью, хотя перелома и не было. Просто сильный ушиб, может быть, растяжение, в особенности, если учесть его метания, в попытке высвободиться.

От созерцания раненной конечности отвлекла быстрая тень, промелькнувшая мимо, и очередной выстрел, от которого зазвенело в ушах. Увидев целящегося в Женю Громова и сползающего по стене Панфилова, Целтин понял, что пропустил что-то очень важное. Кое-как поднявшись на ноги, он собирался уже двинуть к центру событий, но окрик Жени и взмах руки девушки, перекроили его план ещё в зачаточной стадии.

Целтин обернулся. Увидел, как разлетаются в разные стороны каталки. Попытался собраться с мыслями, силясь определить, что же происходит.

– Соня! – крикнула Женя, срываясь с места. – Оно убьёт её!

Целтин увернулся от очередной, прогрохотавшей мимо каталки, принялся лавировать в суматошном потоке, стараясь не потерять равновесия – заново быстро подняться у него вряд ли получится. Взглядом ом пытался отыскать тень, что казалось немыслимым. Теней вокруг было много – на стенах, потолке, полу, – они переплетались, росли и уменьшались на глазах, перетекали одна в другую, будто совокупляясь в неистовом ритуальном танце! Целтину показалось, будто он и впрямь очутился в самом центре безумной оргии. Не хватало только громадного костровища, боя тамтамов и крика новорожденных... Последнее явно было перегибом. Целтин мотнул головой и тут же получил болезненный удар в колено. Его всё же зацепило каталкой с телом. От вспыхнувшей в мозгу догадки, он напрочь забыл о боли.

Снова грохнул выстрел. Целтин машинально пригнулся. Над головой что-то пронеслось. Упало. Прокатилось по полу, только стократ усилив и без того полномасштабный хаос.

Пользуясь заминкой окружающих, Целтин быстро поднялся, стараясь догнать ускользнувшее вперёд время. На грудь ему тут же бросилось детское тело. Может быть, если бы это был взрослый, Целтин всё же успел бы среагировать. Хоть как-то. Так же он просто остался стоять, ощущая, как в тело впивается что-то неимоверно острое, так что даже боль приходит с опозданием, хотя... возможно, он снова выпал из реальности.

Где-то далеко и высоко закричала Женя.

Он ещё угадывал голоса, а значит оставался жив. Однако в грудь вворачивалась вязальная спица, не давая возможности сказать, что всё в порядке. Целтин скосил глаза, но не увидел ничего, кроме крови. Он снова попытался заговорить. Не вышло и на этот раз. Грудь разрывал кашель, Целтин знал, что если начнёт, уже не сможет остановиться – всё было плохо, он пытался обмануть самого себя. Вдохнуть снова не получилось. В лёгких захлюпало, сердцебиение участилось. Какое-то время он ещё мог дышать рывками, хватая воздух мелкими глотками, как утопленник, который вот-вот уйдёт на дно. Пальцы на руках и ногах кололо, всё тело покрылось холодной испариной. Потом наступила лёгкость. С груди сорвался груз...

Женя за шхибот откинула мерзавку прочь; та попыталась отмахнуться, но не успела. Звучно шлёпнулась об стену, осела, собралась прыгнуть на новую жертву, но приложилась виском об угол подставки для монитора и осела. Женя даже не оглянулась. Склонилась над недвижимым телом Целтина, но прикоснуться не смогла.

«Много крови! Очень много! Что же делать?!»

Женя понимала, что не знает, что делать. Нужны профессиональные хирургические приборы, которых у них нет. Она вскочила, кинулась к выходу, ещё толком не обмозговав родившийся на пустом месте план, однако не совершила и двух шагов, оказавшись пойманной за руку.