Текст книги "Системный сбой (СИ)"

Автор книги: Александр Юрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

Занятый пристальным созерцанием укрывшегося накидкой пансионата, Целтин споткнулся и чуть было не упал. Укус на ноге не преминул напомнить о себе. Мысли повернули в другую сторону: здание больше не внушало отвращение, страшил возможный столбняк, от которого бездомная дворняга, конечно же, не была привита. Однако только увидев месиво под ногами, Целтин снова переключился на местные текстуры.

Некогда аккуратный газон, по которому наверняка нельзя было ходить, оказался изрыт и усеян земляными отвалами, будто поблизости рванул невесть как залетевший сюда фугас! Явно угадывалась колея, прокатанная колёсами с глубоким протектором – не иначе военные. Хотя, если учесть, как сильно пахнет сырыми головешками, дрифтовали пожарники на «Урале». Да и юродивые, помнится, вспоминали о сгоревшем батюшке...

Жуткий пазл, скрипя, двигал элементы, выстраивая целостную картину произошедшего: случился пожар, погиб местный священнослужитель и, возможно, девочка – если прихожане увидали обгорелого, ещё живого ребёнка, вполне могли признать в нём детище сатаны, посланного в мир живых за невинными душами. Фанатики ещё и не такое способны домыслить.

Целтин мотнул головой, гоня наваждение прочь. В очередной раз уж как-то слишком реалистично отображались на фоне подсознания мысли, словно всё действительно обстояло именно так, как кажется. Более того, Целтин будто видел пожар своими глазами, чувствовал удушливый дым, прикасался вот этими самыми руками к раскалённому железу перил... Хотя отродясь не был внутри пансионата! Целтин поднял ладони к лицу – те были чёрными, обуглившимися, с отслаивающейся плотью и местами проглядывающей костью.

– Детей эвакуировали, – прозвучал над самым ухом спокойный голос пиджачка. – Тут здоровым-то непросто приходится, чего говорить об пациентах.

Целтин подобрал оброненный чемодан, перешагнул колею, держа перед собой свободную руку, ладонью вверх. Хотел что-то спросить, но провожатый опередил его вопросом:

– Или вы ничего не чувствуете, Сергей Сергеевич?

Целтину происходящее нравилось всё меньше и меньше. В первую очередь, из-за того, что он ничего не мог объяснить. Во-вторую, потому что осведомлённые играли с ним в пресловутые недоговорки, выясняя, что известно вновь прибывшему гостю. Было ещё кое-что в-третьих... но от него Целтин отмахивался, как от угарного газа, той самой свободной рукой, на которой не было и следа от ожога.

– Что вы здесь натворили? – спросил он, брезгливо прикасаясь к полиэтиленовому клапану, укрывавшему вход. – К чему весь этот маскарад?

– Лично мы – ничего, – пиджачок откинул клапан прочь. – Ошиблось человечество в целом. Нарушило установленный порядок вещей. Где-то что убыло, а в другом месте при этом – не прибыло. А свято место, сами знаете, пусто не бывает...

– Что вы этим хотите сказать?

Пиджачок кивнул на входную дверь.

– Прежде чем войдём, скажите, вы человек верующий?

Целтин покрылся испариной. Мысли в голове скакали одна через другую, спотыкались, образуя завал. Мыслить не получалось категорически. Мозг походил на желе, сознание – на промокашку. Одно размазали по-другому, слепили шарик, воткнули электроды, перевязали верёвочкой и подвесили просто так, даже сами не зная, зачем. Пока было доподлинно неизвестно, во что выльется пустой эксперимент, ещё наблюдали. Как только поняли, что с тем же результатом по промокашке можно размазать не сладкое, а дурно пахнущее, потеряли интерес – пусть сами размазывают, если додумаются, может так станет чуточку лучше, а мир изменится до неузнаваемости, откроет новый горизонт, где и вместо промокашки можно взять что-нибудь ещё...

– Неужели и впрямь без раба в голове? – подивился пиджачок. – Не сотвори себе кумира – общепринятый лозунг середины двадцатого века, который был забыт сразу же после падения социализма.

– Былого социума не стало, а оказавшись наедине с собой, индивидам характерно проникаться верой. Ещё этому способствует близкая и неизбежная смерть.

– А вы сведущи. Спорить не стану, – дверь отворилась. – Думаю, нам с вами по пути.

– Смотря к чему вы движетесь.

– Поверьте, вам такое и не снилось.

«Мне-то может быть и нет, а вот Женя вас бы с потрохами съела! Её бы сейчас сюда, на это самое место, уверен, диалог строился бы иначе».

В холле царил полумрак. Целтин пригляделся и понял, что перед ним ещё одна накидка, прикрывающая дверь с внутренней стороны. Зачем так сделано – непонятно. Пиджачок на эту тему не распространялся, лишь манил за собой и пропускал вперёд, как гостеприимный хозяин.

Только тут, под сенью невесомого шёлка, Целтина осенило: ведь никто иной, как Самоха направил его сюда. Вот кто настоящий барин, а уж никак не этот вычурный вояка, что так и стелется перед ним, будто получил задание встретить почётного гостя, согласно всем предписаниям, полученным сверху и заученным наизусть, точно чайная церемония у японцев, нарушив которую девушка рискует остаться без замужества.

Целтин подивился очередной невнятной аналогии, проступившей на промокашке подсознания. Потом прикинул в уме и сделал ещё одно умозаключение: уж слишком сложно всё для Самохина. Друг привык рубить с плеча, сразу подминать под себя, чтобы показать, как расставлены приоритеты, что сопротивляться бесполезно, лучше пойти на уступки, а ещё лучше – на поводу. Собственно, так и случилось с Целтиным, его мнение мало что решало. Самоха сказал надо, и Целтин поехал.

Тут же всё было иначе. Его прощупывали, а значит Самоха был ни при чём. Выполнил свою роль и отпал. Остался позади, как звено длинной цепочки. Тогда кто же ведёт игру? Что за кукловод дёргает нити, и в угоду чему пляшут послушные марионетки? Скорее всего, ответ сокрыт в самом конце. Но вот стоит ли двигаться на ощупь, опираясь на угодливо подставленные ориентиры, которые могут запросто увести не в ту сторону? Что если всё происходящее всего лишь хитрая ловушка?

«Им что-то нужно от меня. А я, болван, смиренно иду вслед за поводырём, который может запросто оказаться палачом!»

Так или иначе, особого выбора у Целтина не было. К тому же, грех скрывать, вперёд гнало нездоровое любопытство, этот дамоклов меч, занесённый над головой, с равным успехом могущий перерубить путы или шею!

Занавеска отлетела в сторону – её откинуло прорвавшимся вслед за людьми с улицы ветром. По стенам заплясали тени, со всех сторон противно захлопало, будто носится, в остервенении, ища выход, стая летучих мышей!

Целтин вжал голову в плечи, так и стоял какое-то время – пока пиджачок, как ни в чём не бывало, прикрывал входную дверь и занавешивал шторку. Как только он проделал все необходимые манипуляции, пляска света и тьмы прекратилась, звук тоже стих. Целтин озирался по сторонам, точно турист, оказавшийся не совсем в том месте, какое было изображено на рекламном проспекте, а оттого слегка обескураженный, если не сказать, деморализованный.

Окна на первом этаже и вдоль всего лестничного пролёта оказались отворёнными настежь. С той стороны вкрадчиво шелестел полиэтилен – он и был первоисточником порождённой сквозняком вакханалии. По всему, плаценту просто накинули на здание, не удосужившись как следует закрепить или подвязать, чтобы не унесло ветром – ещё один аргумент в пользу того, что ни о какой инфекции и речи не идёт! Федералы и впрямь морочили местным головы. Причём очень действенно, раз об истинной причине эвакуации детей до сих пор ничего доподлинно неизвестно. Верить в небылицы Аркаши и Марьи как-то уж совсем не хотелось.

– Наверх пока не пойдём, – кукольно улыбнулся пиджачок. – Сперва обсудим все вопросы. Следуйте за мной и не смотрите по сторонам. Последствия пожара, так сказать.

Целтин кивнул, посторонился, пропуская федерала вперёд. Отметил, что холл и впрямь захламлён. Мебель повалена и сломана, небрежно придвинута к стенам, просто чтобы не мешалась под ногами. Кое-где из-под облицовочного ДСП проросли стебли болезненно-коричневого цвета – по всему, декоративные растения, вставшие на пути борцов с огнём и поплатившиеся за это своей никчёмной растительной жизнью. Словно подтверждая догадку, под ботинком Целтина хрустнула керамика. Разбившийся горшок растащили сапогами по холлу, так что всех частей не собрать даже при великом желании. Ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж, сбиты. Местами топорщится ламинат, вздувшийся паркет свидетельствует о нехилом потопе. Перила раскурочены – видимо и они чем-то помешали, – держатся на честном слове, точнее на крепких саморезах – ремонт был сделан на славу.

Миновав холл, они оказались в просторном коридоре. Куда ни глянь – светло и чисто. Под ногами ничто не скрипит. Окна затворены, как и идущие по другую руку двери. В кожухах на потолке гудят люминесцентные лампы. Кое-где нездорово вспыхивают стартеры, свидетельствуя об неисправности цепи. По стенам расплылись сизые пятна; вода упорно двигалась... вверх?

Целтин невольно остановился. Признаться, такого он ещё не видел. Точнее видел, но исключительно в научно-фантастических фильмах. Потёк начинался снизу от плинтуса, заканчивался под потолком, как если бы здание пансионата перевернули вверх дном, подобно водяным часам, после чего вернули в нормальное положение, но уже просушенным.

– Впечатляет, не правда ли? – Пиджачок заметил ступор Целтина, остановился. – Вам знакомо второе начало термодинамики?

– Для вселенной в целом энтропия вырастает.

– А энергия – убывает. Не так ли?

– К чему вы клоните?

Пиджачок развёл руками, позволив Целтину самому дать ответ на свой вопрос.

– Вы хотите сказать, что внутри этого здания был нарушен один из основополагающих законов мироздания? Или даже два?

Провожатый остановился у одной из закрытых дверей, снова ненатурально улыбнулся.

– Все. Внутри этого здания всё было перевёрнуто с ног на голову.

Целтин так и застыл с разинутым ртом, будто баран, объевшийся белены. Пиджачок тем временем отворил дверь и отошёл в сторону, уже привычно пропуская гостя вперёд.

Почему-то до этого пустота так не давила. Однако внутри перевёрнутого кабинета пространство обрушилось вниз многотонным прессом. Верх и низ поменялись местами, и после секундного ускорения порядка двух же, Целтин ощутил невесомость. Благо желудок оставался пустым, так что рвотные позывы ни к чему не привели. Ещё через пару секунд, он коснулся подошвами ботинок потолка и наконец-то понял, что пиджачок и не думал водить за нос. Внутри стен пансионата реальными мир дал трещину. Логика и впрямь утратилась. Повсюду царил хаос.

Рядом цокнули каблуки туфель пиджачка. Потолок оказался обит ламинатом, штукатурки или чего-то подвесного не было и в помине. Над головой вспыхнули лампы дневного света. В приоткрытое окно дохнуло сквозняком.

Целтин крутил головой. Ощущения были такими, будто он битый час вертелся на карусели – взгляд не мог зацепиться за предметы, те упорно ускользали, заново разгонялись, провоцируя ощущение дезориентации.

– Успокойтесь, – вырвался из нездоровой круговерти спокойный голос, каким в кино обычно говорят умудрённые опытом старцы. – Поначалу ощущения не из приятных, по себе знаю. Но постепенно чувства успокаиваются, а спустя день или два и вовсе перестаёшь обращать на аномалию внимание. Как морская болезнь, ей-богу.

– На аномалию? – переспросил Целтин, резко поворачиваясь на голос. – Что за чертовщина тут происходит?!

На какое-то время воцарилась тишина. Потом незнакомец спросил, по всей видимости, обращаясь к провожатому Целтина:

– Вадим Петрович, вы утверждали, что ваш коллега не из впечатлительных и уж тем более не обременён верой в фантомное божество.

– Так всё и есть, – тут же отозвался пиджачок. – Думаю, всё дело во внезапности. Когда вдруг оказываешься в центре подобной флуктуации, сложно сохранить самообладание. На ум так и лезет всевозможная кабалистика. Но вы же сами сказали, что время лечит.

– Хорошо. В таком случае, позвольте представиться...

Целтин из последних сил напрягся и замедлил реальность. Вращение прекратилось. Комната ничем не отличалась от многих других, виденных ранее. Обычный кабинет с зелёными стенами, полом и потолком. У окна, напротив входной двери стоит Т-образный стол. К нему придвинуты стулья. В углу, справа, на деревянной тумбе растёт фикус. Окна зашторены шуршащими на ветру жалюзи. Где-то сзади, в углу, назойливо жужжит муха – по всему, застряла в паутине и не знает, как быть... Ведь умирать не хотят даже твари.

Обычный кабинет. Обычный пансионат. Обычный день.

Всё как обычно... Обычно, да не всё.

Достаточно отступить на шаг, как окружающий мир сразу же преображается. Ты как бы видишь себя со стороны, стоящим где-то далеко внизу. Тело моментально теряет вес, начинается безудержное падение... И, если бы не рука, предусмотрительно ухватившая за плечо, лететь бы Целтину далеко и вниз вверх тормашками, на субсветовой скорости, прямиком к центру Земли, где его уже ждут, растапливая на сковородках вонючее сало!

– Аккуратнее, – послышался над ухом голос пиджачка. – Шею не свернёте, но упасть можете болезненно. У нас случались прецеденты. В основном шишки, синяки, да ушибы.

– Кошмар какой-то... – выдохнул Целтин, вновь принимая вертикальное положение.

– Здесь на полу проведена черта, – голос принадлежал сухопарому человеку с орлиным лицом и взглядом хищника. – Старайтесь не преступать её без надобности.

Целтин пожал протянутую руку. Ладонь вояки была сухой и крепкой.

– Громов Станислав Юрьевич. Полковник Федеральной Службы Безопасности. Отдел экстренного реагирования.

Целтин кивнул, хотя отродясь не слышал о таком.

Однако внешний вид полковника, несмотря на острый взгляд, вызывал доверие. Обут в простенькие берцы, одет в полевые пикселы, без опознавательных знаков, – если бы не представился, сроду и не догадаешься, в каком звании. Подпоясан портупеей с кобурой, сдвинутой за спину. На вид лет сорок – сорок пять, но только при тщательном рассмотрении. Движения отточены и размерены – ничего лишнего, – по всему видно, привык к командирской должности, отдаёт службе всего себя без остатка. Однако издалека выглядит моложаво, тянет этак на боевого капитана или прапорщика. Жёлтая кожа на лице напоминает горячий песок, если наблюдать свысока. Взгляд потому и кажется орлиным, потому что как-то иначе на дно ущелья не смотрели – выискивали засаду или плетущийся караван.

– Кандагар, – сказал Громов, словно что-то почувствовал через прикосновение.

– Бадабер, – отозвался Целтин, вдруг как-то весь расслабляясь.

– Разведка?

Целтин кивнул, не зная, что сказать. Отсвечивать срочкой как-то не хотелось – достаточно «пароля» и «отзыва». Громов тоже всё понял без лишних слов, сразу перешёл на «ты».

– Присаживайся, – он отодвинул два ближних стула; один предложил Целтину, на другой уселся сам. – Извини за столь радушный приём. Понятное дело, словами всего не искупить, но ничего крепче воды предложить не могу.

– Подойдёт и вода, – через силу улыбнулся Целтин. – Ещё бы не помешал аспирин...

– Сильно цапнул койот? – Громов осмотрел прокушенную штанину. – По ночам они тут такую рапсодию заводят – мёртвые в гробах переворачиваются. На вот, волшебную таблетку. Запей только.

Целтин налил в стакан воды из предложенного графина. Проглотил таблетку величиной с колесо валидола. Подивился, как только не застряла в горле.

– Сразу перейдём к делу, – откашлялся Громов. – Это мой заместитель по научной части Панфилов Вадим Петрович. Думаю, он лучше объяснит, что мы имеем на сегодняшний момент.

– Простите, – перебил Целтин, отодвигая пустой стакан. – А вы нисколько не удивлены моим присутствием? Вас Самохин предупредил?

Федералы переглянулись.

Громов сыграл желваками.

– Нет. Просто мы вас ждали. Вы должны были приехать. Иначе смысл происходящего утрачивался.

– Как это? – не понял Целтин.

– Вадим Петрович, прошу, – Громов кивнул пиджачку; сам тяжело поднялся, отошёл к окну, встал широко расставив ноги, скрестил руки за спиной; Целтин с трудом избавился от видения, будто силовик стоит вниз головой.

Панфилов слепил фарфоровую улыбку – кажется, улыбается роботизированная кукла, у которой кожу на лице заменил гибкий латекс.

– Вы – человек? – невольно вырвалось у Целтина.

– А кто я, по-вашему, если не человек? Пришелец?

Целтин смутился, не зная, что ответить.

– Успокойтесь, я человек из плоти и крови – такой же, как и вы. Уж поверьте на слово. Да и моя сущность, думается, сотворена тем же существом, что и ваша. Все люди братья и сёстры, просто за давностью срока мы позабыли эту догму.

– Догму? – переспросил Целтин. – Я думал, вы учёный...

– Так и есть.

– И в какой сфере вы практикуете, позвольте полюбопытствовать?

– КБ.

– ???

– Я – ксенобиолог.

Целтин почувствовал, как рассыпались по спине холодные мурашки. Ситуация вновь становилась критической, так как события поворачивали не в то русло. Если чудачества пространства ещё можно было как-то объяснить новаторством архитектуры здания или особенностями местного ландшафта, то присутствие человека, занимающегося чужими формами биологической жизни, связать ни с чем путным не получалось.

– Что вы здесь обнаружили? – всё же спросил Целтин.

– Вы ведь понимаете, что информация, которую вы сейчас получите – совершенно секретна? – Панфилов говорил медленно, отчётливо произнося каждую букву. – Разглашать её вне этих стен – запрещено.

Целтин кивнул – большего от него сейчас и не требовалось.

– Мы называем это ИПС. Интегрированная посторонняя сущность. Иными словами – пришелец из другого мира.

Поверить хотелось, как ни во что на свете! Но вера в рациональное и познанное не позволяла унестись на волнах восторженных чувств – пришельцев извне не существует, а все, кто утверждают о контактах, психически не здоровы. Это то же, что и вера в бога – вера в несуществующее!

– Допустим, – осторожно сказал Целтин, потирая подбородок. – Как такое стало возможно?

– Вы ничего не слышали об аварии на БАК летом две тысячи третьего?

– Нет. А причём тут БАК? – Целтин усиленно вспоминал события далёкого 2003-го... Вспоминал и медленно приходил в ужас. – Вы ведь не хотите сказать...

– Инцидент был замят, – сказал, не оборачиваясь, Громов. – В сводки новостей просочилась информация об аварии на электростанции в Женеве, об которой вы наверняка ничего не слышали.

Целтин машинально кивнул. Хотя нет, слышал. Самоха, чёрт бы его побрал!

– Город на всю ночь погрузился во мрак, – подхватил Панфилов. – Только на деле никакой аварии на электростанции не было. Причиной разрушения пригорода Женевы стал адронный коллайдер, на котором в тот день проводился эксперимент по разгону частиц до скоростей близких к скорости света.

– Но это невозможно, – выдохнул Целтин. – Скорость света недостижима.

– Вам нужны ещё доказательства? – Панфилов шагнул назад и перестал существовать, вместе с частью кабинета.

Целтин смотрел в открытую коробку, видел себя со стороны, стоящего у окна Громова... склонившегося над коробкой Панфилова, который нездорово увеличившись в размерах, улыбался своей жуткой улыбочкой, от которой и без того мурашки по коже!

Целтин ухватился за переносицу. Зажмурился. Когда заново открыл глаза иллюзия многомерности исчезла. Пиджачок стоял возле стола, коробки на потолке и след простыл, Громов даже не обернулся, словно ничего не случилось.

– Хотите сказать, им удалось?

– Почти. Но эксперимент был прерван из-за аварии, – Панфилов выдержал театральную паузу. – Однако один из детекторов зарегистрировал наличие сингулярности. Судя по нашим данным, аннигиляция протонов привела к образованию антиматерии, которая существовала порядка десяти минут, после чего червоточина схлопнулась.

– Чёрная дыра на Земле? – не поверил Целтин. – Но как же гравитация? Планету бы разорвало на части, случись ей пересечь горизонт событий!

– Мы думали над этим вопросом и пришли к выводу, что от нас требовалось лишь разогнать систему, то бишь, открыть врата. Далее в дело вступали внеземные технологии. Обитающим по ту сторону реальности существам каким-то образом по силам поддерживать канал открытым, при этом сохраняя целостность обоих миров. Мы думаем, это высшая ступень эволюции. Возможно, именно этим существам мы обязаны жизнью!

– Раз так, чего же они не могут самостоятельно открыть дверь в детскую?

Громов обернулся. Смотрел он вовсе не на Целтина. Взгляд полковника ФСБ буравил поникший пиджачок, который застыл в явном замешательстве.

Целтин смотрел то на одного, то на другого, уже понимая: подобным вопросом федералы доселе не задавались. А если и задавались, всё равно было ещё что-то такое, что не давало возможности провести две параллели, с сохранением общего смысла, относительно вопроса о происхождения вида и истинной цели существ, стремящихся проникнуть обратно в ясли. Прямые так и норовили повернуть навстречу друг другу, а что при этом материализуется в обеих реальностях в точке пересечения – оставалось только гадать.

– А вы как думаете, почему? – спросил Громов, наблюдая за реакцией гостя.

– Сложный вопрос, – Целтин задумался. – Ну что ж, попробуем пойти от обратного. Допустим, у них есть возможность проникать в наш мир. Так сказать, стандартный способ через рождение. Мы все через это проходим... а раз есть проход, значит существует и отправная точка, не так ли? – Целтин медлил. – Проблема в данных – то есть, в воспоминаниях, которые теряются в момент перехода, потому что перемещающаяся через нуль-пространство сущность на выходе получает другую оболочку.

– То есть, вы утверждаете, что рождение – это есть ни что иное, как телепортация? – Судя по реакции, Панфилов был крайне возмущён. – Вы сами-то в это верите?

– Не больше вашего, – улыбнулся Целтин, и не думая давать откат. – Я отнюдь ничего не утверждаю. Простое предположение, которое, отчего-то вам крайне не по душе.

Пиджачок собирался возразить, но Громов бестактно перебил:

– Продолжайте.

– Вижу, моя теория заинтересовала вас, – Целтин сделал паузу, собираясь с духом – пора брать игру в свои руки, тем более, противник заглотил наживку. – Но, прежде чем продолжить, мне хотелось бы поподробнее узнать, что именно произошло на БАК.

Повисла гнетущая тишина.

Громов медлил. Снова играл желваками. По всему, что-то обдумывал. Потом всё же сказал:

– Один из научных сотрудников вступил в контакт.

– В контакт с этим ИПС – так, кажется вы назвали инородную сущность?

– Не совсем, – аккуратно поморщился Панфилов, как будто вляпался в деликатную дрянь. – В августе две тысячи третьего замещения не было. Хотя, допускаем, предпринималась такая попытка.

– Разве нельзя спросить контактёра?

– Боюсь, что нет, – на сей раз пиджачок сморщился, как от благодатной мерзости. – Объект предполагаемого замещения исчез. Точнее была стёрта его личность. Скорее всего, авария на БАК сорвала процесс замещения, ввиду чего контактёр утратил самосознание.

– Хотя на деле могло произойти всё что угодно.

– Медицинское освидетельствование проводилось? – осторожно спросил Целтин, уже предвидя отрицательный ответ.

Но ответ получился неожиданным.

– Ему провели лоботомию, – Громов напряжённо хрустнул шеей.

– Самое интересное, что никаких следов при этом не осталось, – подхватил Панфилов, наконец стёрший с лица остатки плаксивых эмоций. – Ни уколов, ни надрезов, ни рассечений. Тем не менее, томограмма показала, что это именно лоботомия, полушария головного мозга были разделены.

– Это всё? – Целтин усиленно соображал, как можно провести лоботомию, при этом не исковеркав человеческую черепушку... Соображал и не находил ответа. Точнее ответ был один: на данный момент земные технологии не позволяют провести столь «чистую» операцию, тем более в кустарных условиях тоннелей БАК.

– Ещё отсутствовала правая рука, – сипло сказал Громов. – По локоть.

– При анализе культи были обнаружены органические соединения – слизь – неизвестного происхождения. Думаю, в момент аннигиляции протонов, образовалась некая плотная масса вещества...

– Плацента, – кивнул Целтин.

– Именно. Хотя говорить с уверенностью нельзя. После свёртывания материи никаких других следов посторонней субстанции в тоннелях коллайдера найдено не было – только то, что соскребли с одежды доктора Хайнца.

– Рутгер? – Целтин взглянул в покрасневшие от возбуждения глаза Панфилова.

– Знакомый? – спросил Громов.

– Нет, – развёл руками Целтин. – Просто следил за его работой. Величайший человек, он стремился разобраться в устройстве вселенной. Но, похоже, бездна первой заглянула в его душу...

– Ницше? – Громов отвернулся к окну. – Как думаешь, мог он кого-нибудь увидеть в этой плаценте?

– Не думаю, – Целтин покачал головой. – Если это в действительность что-то вроде кротовой норы, то точно нет. Насколько мне известно, границы таких аномалий крайне нестабильны... то есть, простое рукопожатие вряд ли получится.

– Даже если удастся подержаться за руки, в следующий промежуток времени вас раскидает по разным галактикам, а то и вселенным.

– Если только нет какого-нибудь стабилизирующего устройства, – перебил Целтин. – например, как тюнер у приёмника, – которое позволяло бы оставаться на нужной волне длительное время. Но тут всё опять же упирается в сроки – аномалия оказалась быстротечной. Вряд ли возможно так оперативно организовать «прямой мост» между разделёнными параллельностями...

– Боюсь, тут вы оба ошибаетесь, – Громов раздвинул жалюзи, любовался на что-то с той стороны окна. – Если они ждали, когда проход откроется, должны были подготовиться. Своего рода, стратегия. Существа мыслящие. ИПС это только доказывает.

– Согласен, – сказал Целтин. – Ещё мы должны учитывать пространственно-временной фактор. Наши пять минут могли растянуться на той стороне на более продолжительный срок. А та субстанция, которую обнаружили на докторе Хайнце... Что показал молекулярный анализ, ведь у вас был доступ к данным?

– Да, был, – Панфилов прищурился. – Но именно тут и получается кабалистика.

– В смысле?

– В прямом. Секрет содержит следы кремния и частицы золы. Ещё он токсичен.

Панфилов умолк. Смотрел поверх головы Целтина в зашторенное окно.

– Есть что-то ещё? – рискнул спросит Целтин, когда пауза затянулась.

Панфилов вздрогнул.

– Да, есть. Гидроксиапатит и коллаген, тип А.

– Простите, я не силён в химии... – Целтин развёл руками. – Можно другими словами?

– Да, конечно, – встряхнулся Панфилов, которого, такое ощущение, так же ввели в ступор классические определения минералов и фибриллярных белков. – Эти химические соединения содержатся в костной ткани человека.

– Значит только костная ткань? Как в могиле...

– Именно, – кивнул Панфилов.

– Что же это за место такое? И что за твари его населяют?

Громов резко обернулся, демонически сверкнул глазами из-под бровей.

– Думаю, разговоров пока хватит. Все мы примерно представляем, с чем столкнулись. Но, прежде чем делать какие-то выводы, примем к сведению ещё кое-что, – он прошёлся быстрым шагом мимо сидящего Целтина и замершего подле Панфилова, оттолкнулся ногами от пола, который вдруг заново сделался потолком, кувырнулся, резко уйдя вверх.

Целтин пытался сообразить, куда может завести столь сомнительная тропа поиска истины, на которую он ступил... Отчего-то ничего хорошего в голову не шло. Лез откровенный бред, и это пугало вдвойне.

Вновь очутившись в коридоре, Целтин сразу же обернулся. Панфилов угодливо притворил дверь, не позволив заглянуть даже в щёлку. На немой вопрос ответил лаконичной улыбкой: мол дело вовсе не в секретности. Ну что вы ещё хотите увидеть там, где проторчали битый час, так толком ничего для себя не уяснив? Только время зря потеряете.

«Если это самое время всё ещё имеет смысл», – последнюю фразу Целтин домыслил самостоятельно; судя по манере общения ни Громов, ни его научный советчик никуда особо не торопились. Да и не было вокруг никого, под чьи действия возникла бы необходимость подстраиваться. Ни врачей, ни персонала, ни других вояк. Поваров и тех не дозовёшься, а ведь чем-то федералы питались, ни сух-паями же... Отчего-то у Целтина только сейчас сложилось впечатление, что пансионат и впрямь пуст. Пуст от подвала, до чердачных помещений. Абсолютно, как девственный незаселённый мир.

Они молча миновали холл, ступили в противоположный от лестницы коридор.

Целтин шёл за неспешно шагающим Громовым. За спиной бесшумно ступал Панфилов. Целтин не мог избавиться от желания оглянуться. Почему-то казалось, что в этом случае, сзади никого не окажется. Так путники в лесу крадутся по болоту, стараясь не угодить в топь. При этом тот, кто замыкает процессию невольно наступает на пятки впереди идущему, потому что и ему кажется, будто сзади, в темноте, его что-то настигает. И когда этот замыкающий оборачивается, уже уверенный на все сто, что дело отнюдь не в разыгравшемся воображение, а в том, чему нет логического объяснения, что выглянуло из вечного мрака, из обители вселенских мук и страданий, в поисках сокровенного, способного перевесить на чаше весов целые миры – за спиной не оказывается абсолютно ничего. Ведь ничего не может быть по определению, потому что и смысла, как такового, нет.

Новый коридор оказался в приемлемом состоянии. Да, тут давно не убирались, по полу разбрелись засохшие следы подошв, цветы на подоконниках поникли, кое-где и вовсе завяли... однако по сравнению с вспучившимися полами и потёками на стенах там, где Целтин уже побывал, здесь, можно сказать, всё было в идеале. Странно, почему Громов выбрал для знакомства столь невзрачное помещение, к тому же существующее непонятно во скольких измерениях одновременно, тогда как поблизости есть более располагающие к откровенной беседе локации... Хотел произвести впечатление? Сразу огорошить фактами? Или тут, не смотря на свет и относительную чистоту, сокрыто нечто ещё более абсурдное, нежели кротовая нора и замещающие человеческое сознание посторонние сущности?

Ум за разум заходит ото всего свалившегося вдруг на голову. А ведь это ещё не предел – изюминку Громов припрятал на потом.

На запертых дверях висели числовые номерки – по всему, жилые комнаты, в которых содержались пациенты. Из замочных скважин везде торчали ключи. Такое ощущение, воткнуты специально, чтобы не подсмотрели, что творится внутри.

Громов шёл, не уменьшая шагу, комнаты и запертые двери с ключами его не интересовали. Целтин так же старался не обращать внимания на сопутствующий антураж – закрытые детские, ну чего в этом такого? – однако нездоровое любопытство неизменно напоминало о себе. Осталась последняя дверь, и именно тут что-то дёрнуло Целтина глянуть вниз. В щели из-под двери торчал смятый тетрадный листок с каракулями, нацарапанными шариковой ручкой...

«Помогите».

Из-за спины материализовался Панфилов, снова улыбнулся, указал рукой вперёд.