Текст книги "Системный сбой (СИ)"

Автор книги: Александр Юрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)

Женя мотнула головой. Гулко ударилась об оцинковку. За шиворот посыпалась ржавчина, вперемешку с дохлыми пауками. Последние заселили коллектор с непонятной мазохистской целью – пропитания тут не было никакого, только смерть. Убогость мышления доконала членистоногих. Собственно, и человек, с его завышенным интеллектом, думается, закончит похоже. Всё дело во времени и в масштабах. Конец же у всего живого будет один. И тут без иллюзий – вечной жизни не существует.

Сзади огульно выругались. Женя невольно притормозила и получила лбом в попу.

– Габариты, что ль, зажги, – прошипел Лобанов. – Башку уже всю отбил.

Женя так и не придумала, что ответить быдловатому подростку, решила молча ползти дальше. Смысла пререкаться с Лобзиком не было, тем более внутри коллектора, где и дышалось-то с превеликим трудом.

Первым в лаз проник Гнус. Долго оставался на месте, тщательно освещая внутреннее пространство коллектора, словно в темноте кто-то прятался. Затем вылез, потёр нижнюю губу, как терзаемый сомнениями спелеолог, сплюнул и, махнув рукой, мол, за мной, заново полез на корячках в темноту.

Оставшиеся снаружи с минуту переглядывались, пока свет от фонарика не померк окончательно. Вслед за Гнусом, со словами «твою-то мать!» полез Стил. Мати, естественно, за ним. Потом Димка с Иринкой – мелкую даже упрашивать не пришлось, видимо, фантом совсем не вызывал страх, а напротив, подогревал и без того нездоровое любопытство. Пока Женя, по обыкновению, втыкала подошёл Лобзик, манерно уступил очередь, прошептав «только после дам». Плевала Женя на эту манерность, а полезла в темноту, только чтобы не оставаться с парнем наедине.

Так и пресмыкались змейкой, изредка останавливаясь перевести дух, да переброситься парой-тройкой хладнокровных «любезностей».

Сейчас и Женя оказалась на чужой территории, так как была в коллекторе всего один раз. Ориентиров она не запомнила, да и не до этого ей было сегодня поутру. Тварь тащила за собой – только кости трещали! Что могла означать такая спешка? Может быть, времени осталось в обрез? Но до чего? Что за событие должно произойти, которого так страшится пришелец из другого мира?

И тут Женю буквально пригвоздило к месту.

Лобанов снова стукнулся; с выражением изрыгал проклятия, но Женя не обращала на парня внимания. К горлу подкатил ком желчи. Она на силу сдержала рвотный позыв.

– Чего у вас там ещё? – обозлённо проскрипел Гнус.

Женя зажмурилась, быстро поползла вперёд, придавливая рассечёнными ладонями Димкины шнурки. В конце концов, она немыслимо разогналась, а коллектор закончился. Затормозить Женя не успела и свалилась вместе с Димкой и Иринкой на не успевшую отползти Мати.

Когда куча мала кое-как разобралась из коллектора осторожно выглянул Лобзик. Покрутил пальцем у виска, спустился на площадку вентиляционной шахты. Задрал голову, посмотрел вверх, куда светил Гнус, не обращая внимания на излишнюю суету.

– Не хилая высота, – присвистнул Лобзик. – Наружу ведёт.

– Не был здесь никогда? – спросил Гнус.

– Не-а. Тут для меня заповедная территория, – парень огляделся по сторонам. – И не минировал я тут ничего, зря только наезжали. Сюда, по ходу, штоки всех вентиляционных каналов выходят на разной высоте. Лёгкие убежища.

– Смотрите, как красиво запел, – съязвила Мати, потирая отбитые рёбра. – А вы чего так пришпорили? Иринке плохо стало?

Иринка, вновь став объектом всеобщего внимания, ничуть не смутилась.

– Я в норме, – и показала большой палец – а-ля Головастик из второй части про чужих.

– Прорва, – усмехнулся Гнус, наблюдая, как мелкая, не без интереса, снимает с ушей дохлых пауков, запутавшихся в собственной паутине, и оправляет платьице, некогда бывшее в горошек.

– Так чего случилось? – спросил Димка, обеспокоенно заглядывая в Женины глаза.

– Я не рассказала, чем закончился мой последний сон.

Мати обняла себя руками за плечи. Ребята не двигались. Иринка задрала голову, чтобы видеть Женино лицо.

– Там всё взорвалось, наверху. Точно сказать не могу, но было похоже на взрыв атомной бомбы, – Женя машинально ощупала кожу на лице. – Воздух сделался раскалённым, и я... я... Я сгорела.

Повисла гнетущая тишина. Потом наверху назидательно скрипнуло, словно кто-то подслушивал и желал поскорее узнать, все подробности Жениного кошмара.

– Час от часу не легче, – признался Лобзик, наблюдая, как в свете фонарика Гнуса вращаются высоко над головой лопасти реликтового вонда.

Остальные тоже задрали головы, будто соблюдая порядок священного ритуала.

– Это всего лишь кошмар, – воткнул в спину нож Димка.

– Действительно, пришельцы – ещё ладно, – Мати поёжилась. – Но война, тем более, сейчас. Это бред!

– Ну, мать! – восхитился Стил, которому, такое ощущение, было плевать на всеобщее беспокойство.

Женя улыбнулась.

– Кажется, я понимаю, почему фантом причиняет мне боль, – она подошла к стене, ухватилась пальцами за скобы ведущей наверх лестницы. – Он в таком же положении, что и я. В него никто не верит. Хотя он спешит помочь.

Не дожидаясь ответной реакции, Женя полезла вверх.

Поначалу было тяжело, но когда снизу пробился конус света и зазвучали гулкие удары ботинок об скобы – заметно полегчало. Да так, будто за спиной выросли крылья.

Поднимаясь, Женя летала в облаках.

«Интересно, как там у них? Возможно даже, они умеют летать. Как птицы... или ангелы. Ведь даже время подвластно им, а смерть – вовсе не приговор».

Защитная сетка под лопастями вонда была не месте. Собственно, чего-то другого Женя и не ожидала. Аккуратно пошатав конструкцию, она ступила на предохранительный пандус у стенки шахты, дав возможность подняться Гнусу и следовавшим за ним ребятам. Лопасти, скрипнув, пришли в движение. Вниз по шахте промчался холодный сквозняк. Женя вдохнула, сходства с кошмаром не было никакого.

– Что тут у нас? – Гнус протиснулся мимо Жени, принялся изучать крепление сетки. – Ага, вот он.

– Ну-ка дай посмотреть, – полез Лобзик.

Гнус оступился.

Щёлкнув по носу любопытной Иринки, винт скрылся в темноте, оставив тайну не разгаданной.

– Поганое недоразумение, – выругался Гнус, и по осанке парня Женя поняла, что вслед за винтиком полетит Лобанов.

– Да я только посмотреть хотел! – оправдывался Лобзик, прячась за Стила и Мати.

– Гнус, потом разберётесь! – крикнула перепуганная Мати, балансируя над чёрной бездной. – Повалите всех, идиоты!

Гнус долго остывал, гоняя пучком света Лобзика из угла в угол. Потом сплюнул и принялся за винты.

– Может так даже лучше, – тихо сказал Димка. – Ведь не может быть два одинаковых винта...

– Ты прав, – кивнула Женя, как и все сторонясь Гнуса. – Не может.

– Лом вам в глотку, – отозвался Гнус. – А это тогда что?

Все вытянули шеи, силясь разглядеть что-то там, на ладони Гнуса.

– Похож, – согласился Стил. – Но я таких найду сколько угодно.

– А мне посмотреть! – попросила Иринка, и Гусу пришлось наклониться.

Мелкая долго рассматривала винт, потом заявила:

– А ты брось его вниз, посмотрим, появится заново или нет.

Гнус хмыкнул, а Женя объяснила:

– Ирина, боюсь это работает немного иначе.

– Мозги у вас иначе работают! – не сдержалась Мати. – Гнус, ломай эту решётку, достало уже!

Гнус поднёс винт к Жениному лицу, ничего не сказал.

Это был тот самый винт, с отколотой шляпкой, покрытый ржавчиной, одна из версий которого навеки канула в извечной тьме. Вселенная и впрямь была защищена от распада. Случайности вовсе не были таковыми. Событийность имела чётко выстроенный алгоритм. Размеренное, на первый взгляд, течение жизни являлось фикцией.

– Чтобы чего-то достичь, нужно от чего-то избавиться, – прошептала Женя, понимая, что в который уже раз сходит с ума.

– А это откуда? – не понял Стил.

– Библия? – неуверенно выговорила Мати.

– Третий закон Ньютона, – отозвался Димка. – Одна из его интерпретаций.

– Ну всё перемешали, – растянуто проговорил Лобзик.

Гнус посмотрел на Женю.

– Уверен, совсем скоро всё станет ясно.

– Думаю, намного раньше, чем кажется.

Гнус взмахом локтя сбил сетку с кронштейнов.

– Головы!

Все вжались в стенки шахты, став тенями. Кажется и впрямь грохнул ядрёный взрыв. Покорёженный металл пролетел вниз по шахте, сыпля искрами, заглушая слух раскатистыми стонами. Такое ощущение, будто стонал сам бункер, как человек наглотавшийся битого стекла.

Женя провела влажными пальцами по лицу. Стёрла грязь и ржавчину. Пригладила всклокоченные волосы.

Напротив, ухватив брата за штанину, вздрагивала Иринка. Видимо перепугалась до коликов, так что даже орать не могла.

Мати неровно дышала, мысленно прибывая где-то далеко. Стил безуспешно пытался образумить подругу, шепча что-то на ухо. Один Лобзик улыбался от уха до уха, всем своим видом показывая, что кромешный трешь устраивает его намного больше, чем лишняя болтовня.

Гнус тем временем был уже на верхней площадке.

– Давай мелкую!

Димка, не без труда, оторвал прилипшую сестру от штанины, подал под мышки Гнусу. Иринка сверкнула грязными сандалетами и резко ушла вверх.

– Я последняя, – заявила Мати тоном, не терпящим возражений.

– Как скажешь, мать, – подмигнул Стил, карабкаясь вверх.

Когда все очутились наверху, Женя во всех подробностях рассказала, как вонд громыхал по шахте в её сне.

– Ты ещё пораньше не могла сообщить?! – Лобзик на всякий случай отодвинулся от махины.

Гнус попробовал на прочность; вонд отозвался томным скрипом.

– Недолго осталось железяке, – диагностировал Гнус. – А нехилый квест вышел.

– С вами, дебилами, спятишь! – Мати, распихав всех, полезла на тусклый свет, на сей раз не особо заботясь о юбке.

– Рассвело уже, – сказала Женя.

– Отец убьёт, – вздохнул Димка.

– Не дрейф, Самоха, может ещё обойдётся, – подмигнул Стил, направляясь вслед за Мати.

Иринка потянулась следом, и Димка отошёл.

– Ну, и что ты обо всё этом думаешь? – спросила Женя Гнуса.

Парень погасил фонарик.

– Говоришь, война?.. – задумчиво произнёс он. – Тогда всё логично: тут можно выжить, – Гнус помолчал. – Вопрос в другом: когда и как всё начнётся?

Женя вздрогнула.

– Есть что-то ещё, о чём ты не рассказала?

Женя покосилась на уродливый вонд. Сейчас, без света фонаря, тот походил на затаившегося паука: хищник ждал добычу, которая совсем скоро побежит с поверхности земли вниз, в его стальные сети, пропитанные серной кислотой, чтобы придаться мукам искупления.

– Механоиды. Я видела одного из них в небе перед взрывом. А он видел меня.

ГЛАВА 10. ИПС.

Целтин подошёл к письменному столу, взглянул на энцефалограмму головного мозга индивида. Признаться такого он ещё не видел. Амплитуда альфа-ритма просто зашкаливала – спокойные себя так не ведут, а если и ведут, то совершенно не так. Бета-ритм в лобных областях практически отсутствовал. Хотя достаточно одного мимолётного взгляда на спеленатого, как становилось понятно: никаким стимулом тот не обременён.

– А что в случае со сном? – спросил Целтин, оборачиваясь к Панфилову.

– Вы про бета-активность? Что ж, тут всё в норме. Видите ли, вся моторика, не связанная с мышлением или простейшей умственной активностью, без патологий. Однако всё, что принято относить к проявлению самосознания, осознанности, человечности, что ли, – всего этого нет. Взгляните на гамму. Даже у животных с вживлёнными электродами она прослеживается. Тут же пусто.

– Вы проводили такой опыт? – с неподдельным ужасом в голосе спросил Целтин, заново отрываясь от бумаг.

– Что-то не так? – пристально смотрел в ответ Панфилов.

– Это бесчеловечно. Или вы решили зарубить под Самарой второй Харбин?

Панфилов долго молчал, состязаясь с Целтиным, в кто кого пересмотрит; потом сдался, улыбнулся.

– Видите ли, Сергей Сергеевич, говоря о человечности, вы не совсем понимаете, что это понятие не относится к данной особи.

– Что? – Целтин уставился на привязанного малого, никак не реагирующего на беседу, словно всё в этом мире перестало для него существовать. – Что вы имеете в виду? Как это не человек?

Панфилов покосился на трущего подбородок Громова.

– Возможно, не всё из происходящего под крышей пансионата тебе понравится, – медленно проговорил федерал. – Не тот ты человек Целтин, который бросит на алтарь науки всё, включая человечность. Но тот же Харбин показал, что в определённые моменты лучше стать животным, дабы спасти следующие поколения, нежели пустить всё на самотёк, в треклятый раз уповая на божественный промысел.

– От чего вы так жаждете спастись? – развёл руками Целтин. – Человек, вот от чего прежде всего нужно спасать поколения. На данном этапе, если кто и способен причинить нам вред, то только мы сами.

– Ты во многом прав, – вздохнул Громов. – Но не тебе судить причастных. Думаю, где-то там... каждому из нас воздастся по полной за все земные деяния.

– Так смысл их совершать, если можно предотвратить, замедлившись?

– В том-то и дело, что замедляться нельзя. Смерть, вот что гонит всех нас вперёд, как бы глупо это не прозвучало. В своём стремлении что-то познать человек разгоняется до умопомрачительных скоростей, буквально сметая всех и вся на своём пути. Преграды перестают существовать, кажется ещё суть-чуть и запредельный горизонт откроется тебе... – Громов помолчал. – И тут появляются такие, как ты Целтин, суют палку в колёса, напоминая о морали и этике.

– Разве я в чём-то неправ?

– В том-то и дело, что прав, но сворачивать поздно. Система запущена. Шестерни крутятся. Даже если сверну я, придёт кто-то другой, и гонка продолжится, помяни моё слово.

Панфилов откашлялся.

– Взгляните на мю-ритм. Зеркальные нейроны отсутствуют, особь совершенно не склонна к самообучению. Простейшая нейронная сеть запросто уделает данную копию.

– Копию?

Панфилов прикусил язык, но Громов кивнул, давая понять, что можно продолжить.

– Да, копию, Сергей Сергеевич, вы не ослышались. Сидящее перед вами существо – клон. Объект: два, точка, один.

– Но ведь клонирование человека запрещено, – в ужасе проговорил Целтин.

– Без палева можно всё, – сухо заметил Громов.

– Вы хоть понимаете, что такое говорите? – Целтин смотрел в упор на Громова, словно в надежде, что тот улыбнётся, обозначив тем самым конец шутки и всего этого кошмара. Однако полковник оставался серьёзным, а значит, происходящее являлось частью реальности, как бы Целтину не хотелось обратного.

– Сейчас, в первую очередь, понять должны вы сами, – сказал Панфилов, шурша какими-то бумагами. – Просто понять, что всё в действительности обстоит так, как мы вам говорим. Да, как уже заметил полковник, некоторые моменты так сразу принять трудно, но всё же постарайтесь, иначе нам будет очень сложно найти общий язык.

– А вы думаете, такой существует?

– Что? Общий язык? – Панфилов гадко улыбнулся кукольным личиком. – Поверьте, именно наш с вами, да.

Целтин молчал, не зная, как быть. Внутри всё неистовствовало: брось чёртов чемодан и беги прочь! Так, чтоб только пятки сверкали! И по фиг, что всё равно найдут! Лишь бы подальше отсюда, от этого треклятого пансионата, в котором поселилось высокоинтеллектуальное зло, скрывающееся под маской добродетели! А, собственно, когда было иначе? Во все времена и эпохи всё обстояло именно так. Потому что человечество неисправимо. Как над ребёнком, попавшим в дурную компанию, полностью утрачивается контроль, так и человечество мгновенно падает морально, дозволь ему лишь раз чего-то достичь, пройдя по головам соплеменников. Яблочко от яблоньки. Вот он, гнилой плод, тот самый, что когда-то раньше считался запретным!

– Вторая серия, – тихо проговорил Целтин, решив немного передохнуть – спорить с федералами оказалось сложно, даже сверх меры, такого он не ожидал. – Значит, до него были другие?

Громов откашлялся.

– Экземпляры первой серии были нестабильны, – пауза. – Средняя продолжительность жизни – порядка двух-трёх недель.

– Причём очевидных патологий не наблюдалось, – перехватил эстафету Панфилов, заметив, что у полковника быстро падает интерес. – Особи просто умирали во сне, словно внутри них срабатывало некое потаённое реле. Мы десять лет бились над геномом, в результате чего, удалось существенно увеличить продолжительность жизни. Данная особь активна четыре месяца, каких-то отклонений по-прежнему не наблюдается, как и в случае с первой серией. Но... мы уверены, что это уже предел, – Панфилов снова покосился на Громова, как бы спрашивая разрешения.

Полковник кивнул.

– Видимо, всё дело в самосознании. В человечности, что ли, о которой вы только что упоминали. Или, чтобы было совсем понятно, в душе.

Целтин глубоко вздохнул.

– В душе, говорите?

Федералы молча ждали – свои карты они открыли. Да, частично, но на данном этапе и их побить было не так-то просто.

– Сколько таких было в первой серии?

– Для тебя это так важно? – спросил Громов.

– Скорее для вас, – пожал плечами Целтин. – Озвучив цифру, вы и сами сможете понять, почему ваши особи больше похожи на овощи.

– Шутить изволите? – напрягся Панфилов.

Громов цыкнул, как на брехучую шавку.

– Так сколько? – переспросил Целтин с грустной улыбкой на лице.

– Много, – ответил Громов. – Очень много.

– Поэтому и нет софта, – прошептал Целтин. – Создавать людей искусственно нельзя. Особенно таким, как вы.

– Опираясь на что вы сделали такой вывод? – влез Панфилов.

– А вам самим разве непонятно? – вздохнул Целтин. – Вы силитесь перестроить систему, которая создавалась не вами. Вам о ней ничего неизвестно. О жизни, которая нам дарована чем-то свыше. Вы можете лишь создавать копии, жалкие подделки, которые никогда и ни за что не получат души! А если что-то и придёт, то из места, подобного нашему, где окончательно всё прогнило.

Панфилов хотел сказать что-то ещё, но одного взмаха рукой Громова оказалось достаточно, чтобы помощник захлопнулся.

– Это всего лишь теория. Поверь, за десять лет работы я наслушался ещё и не такого. Если принимать близко к сердцу всё, можно запросто сойти с ума. Я пока адекватен, а следовательно, в состоянии принимать взвешенные решения.

– Чего вы от меня хотите? – в лоб спросил Целтин. – Соню я не отдам.

Миг царила тишина. Потом Панфилов громко рассмеялся. Не по-человечески, с жабьим бульканьем и подвыванием, так что сделалось жутко.

Целтин всё ждал, когда Громов пресечёт неадекватную выходку своего подчинённого, но полковник ничего не предпринимал, и лишь спустя ещё какое-то время до Целтина наконец дошло, что это, своего рода, терапия, основанная на диагнозе, «как не нужно себя вести в обществе высокопоставленных федералов».

Панфилов досмеялся до нервных спазмов, перешедших в приступ икоты. Говорить он не мог, поэтому ответил Громов:

– Твоя «девчушка» пройденный этап. Не скрою, первоначально она попадала в сферу интересов службы, но на данный момент живая кукла нам не нужна.

– Ну конечно, вам нужно больше, – проговорил Целтин. – Мне следовало догадаться самому.

– Всё верно, – кивнул Громов. – Ты нужен нам, чтобы переместить ИПС с одного носителя на другой.

– Хотите сказать, из девочки в него? – Целтин безразлично указал на клона.

– Да.

– Откуда вам известно про девочку? – кое-как выдавил из себя Панфилов, утирая бриллиантовые слёзы.

– Из собственных источников, – вздохнул Целтин. – А что, если я откажусь?

Громов сыграл желваками.

– Я не сторонник силовых методов, но сейчас другая ситуация. Мы и без того сильно отстаём от графика, а моему начальству нужны результаты. Ты помогаешь нам и можешь быть свободен, в противном случае, мы заберём «Соню».

Целтину показалось, что подвальное помещение перевернулось кверху дном, как это совсем недавно проделал кабинет Громова. Дышать сделалось тяжело, а к голове прилила лишняя кровь. Пространство вокруг завертелось в какой-то неуёмной чехарде, и без того тусклый свет и вовсе померк. Пришлось вскинуть руки, чтобы хоть о что-нибудь опереться, в противном случае, устоять на ногах Целтин навряд ли бы смог.

– Сергей Сергеевич, с вами всё в порядке? – послышался откуда-то издалека писклявый голос Панфилова. – На вас лица нет.

Целтин на силу сморгнул. Тёмная ширма скользнула в сторону. Занавес поднялся, пролив свет на опостылевшую реальность.

Ничего особо не изменилось. Громов стоял на прежнем месте, у скамейки с приборами. Панфилов смотрел с прищуром, обмахивая себя стопкой бумаг. Клон бездействовал, и в данный момент Целтин завидовал ему, как никому на свете. Нет сознания – нет проблем. Вот она, истина. Проблемы у других, кто якобы в сознании и изнывает от противоречий.

«А существует ли в бессознательном состоянии хоть что-нибудь?»

– Извините, воды нет, – пожал плечами Панфилов. – Вам уже лучше?

Целтин кивнул, понимая, что ему ничуть не лучше. Стоять позволял только допотопный сейф, из каких раньше выдавали зарплату, в который, на манер подпорки, уперлась левая рука. Не будь его бронированной стенки, Целтин давно бы растянулся на полу, делая ртом, как рыба.

Под лобной костью грохотал безумный сонм: «Ты помогаешь нам и можешь быть свободен, в противном случае, мы заберём Соню».

Как, оказывается, легко сломить человека – достаточно лишить смысла жизни и вот, перед тобой больше не личность, а угодливая марионетка, которая так и скачет на ниточках, дожидаясь, какую команду сообщит вага.

– Знаю, что для принятия столь непростого решения требуется время, – Громов откашлялся. – Но даже понимая всю сложность ситуации, в которой ты оказался, Целтин, я требую ответ немедленно. На войне, как на войне. Либо вместе, либо по разные стороны баррикад – уж не обессудь.

– Вы не подумайте, что мы предлагаем сотрудничество без какого-либо поощрения, – взвился Панфилов. – Служба щедро заплатит. А в случае успеха, все мы...

– Панфилов, выйди, – сухо приказал Громов.

– Но... – По лицу помощника прогулялась чешуйчатая рябь; Целтину показалось, что кожа вот-вот лопнет, показав истинную суть федерала.

– Выйди.

Громов подождал, пока Панфилов, шаркая на манер обиженного школьника, не пройдёт мимо него.

– Так, наверное, будет лучше, – сказал он, когда за помощником захлопнулась дверь. – Панфилов хороший советник. Толковый. Но, бывает, его малость заносит.

– У всех нас свои недостатки, – растянуто проговорил Целтин.

– В этом с тобой не поспоришь. Так что?

– Всего один вопрос, прежде чем я дам окончательный ответ.

– Спрашивай.

Целтин облизал пересохшие губы.

– Зачем вам это? Чего вы пытаетесь добиться, играя в бога? Разве мы не проходили этого раньше?

Громов улыбнулся.

– Всего один вопрос, говорите? Хм... Так на какой же ответить?

Целтин смотрел на полковника таким взглядом, какой мог бы запросто утопить.

– Похоже, ты его ещё не задал...

– Что станет с девочкой, после отделения ИПС?

– Ну конечно, как я сам не догадался, что тревожит тебя первостепенно, Целтин, – Громов помолчал. – Если честно, понятия не имею.

– Вы требуете дать немедленный ответ, а сами даже не можете ничего гарантировать, кроме материального поощрения? – Целтин не сумел сдержать язвительной улыбки. – Неужели вы думаете, что когда бог создавал наш мир, единственное, о чём он думал на шестой день творения, это сколько ему заплатят?

– Замолчите! – Громов опустил руки, ладони сжались в кулаки. – Не вам судить наши методы. Ваша задача куда более приземистая, думайте, в первую очередь, о ней. А уж мы как-нибудь проживём со своей твердыней!

– О какой твердыне идёт речь? У вас нет ничего нерушимого, только голые теории и страх неведения. Всё что вы имеете, пришло к вам с другой стороны. А вот что со всем этим делать – колоссальный вопрос. Ведь достаточно простейшей ошибки, чтобы известный нам мир перестал существовать, – Целтин знал, что перегибает, но поделать с собой ничего не мог.

Громов шагнул навстречу; из глаз полковника били молнии.

В приоткрытую дверь заглянул Панфилов; хотел что-то сказать, но не успел. И без того тусклый свет погас, погрузив подвальное помещение во мрак.

Целтину почудилось, будто один из кулаков Громова всё же достиг цели, и его жалкая душонка несётся прямиком в тартар, потому что мысленное «да» он уже сказал, чего делать было нельзя под угрозой вечных мук!

Заново включился свет.

Целтин близоруко огляделся, понимая, что в очередной раз поспешил себя хоронить.

В подвал ураганом влетел Панфилов, склонился над оборудованием. Убедившись, что электрика в норме, достал из кармана маленький фонарик, пошёл измываться над клоном.

Громов стоял, не шевелясь, такое ощущение, поражённый одной из молний, что били из его же собственных глаз.

– И часто так? – спросил Целтин, беспокойно оглядываясь по сторонам.

Громов вздрогнул, словно только сейчас начал заново воспринимать реальность.

– Напряжение скачет, как только эта тварь активизируется, – быстро ответил Панфилов, занятый своим делом.

– Девочка?

– Черта-с два это девочка! – Панфилов отвернулся от клона. – У меня дочка и две племянницы – вот это девочки. А это... Не знаю, чем по своей природе является ИПС, но если вы человек верующий, тогда запросто признаете в нём демона!

– Панфилов! – Ноздри Громова расширились, став похожими на воздухозаборники самолёта.

– Понял, больше не буду.

– Хорошо, – полковник обернулся к Целтину. – Идём. Раз тебя так интересует судьба этой, так и быть, девочки, посмотришь, на что она сейчас похожа. Хотя... Зрелище, я тебе скажу, не для слабонервных.

– Вы не ответили на мой вопрос.

– Да? – Громов кивнул. – Мне кажется, тебе самому куда проще ответить на свой же вопрос.

– Не понял.

– Дело в том, что я понятия не имею, что сталось с личностью девочки, если эта личность вообще существовала. Ты наверняка ещё не забыл, что доктор Хайнц, после контакта с ИПС, остался инвалидом, – Громов как-то странно взглянул на Целтина. – Правда есть одно «но».

– Какое?

– Временное хранилище, – улыбнулся Панфилов, вновь отсвечивая латексной кожей.

– Хранилище?

– Именно. Или вы по-прежнему считаете, что «Соня» – целиком и полностью ваш продукт?

Целтин попеременно смотрел то на серьёзного Громова, то на улыбающегося Панфилова, понимая, что они с Женей, задавшись целью во что бы то ни стало помочь Соне, позабыли нечто очень важное.

– Сергей Сергеевич, вы действительно думаете, что Соня, это... – Женя осеклась, принялась массировать виски, глядя на собственные коленки, словно в них заключался смысл всей её жизни.

– Я последнее время стараюсь вообще не думать, – Целтин тяжело вздохнул. – Потому что окончательно запутался. Похоже, мы столкнулись с чем-то фундаментальным. Поистине не поддающимся объяснению, на чём, собственно, и замешан наш мир. Боюсь, понять не получится, как ни старайся, слишком мало данных. Это всё равно, что заставить пятилетку найти ошибку алгоритма и исправить её. Немыслимо. А потому, не имеет очевидного смысла.

С возвращения из Воротнего прошло два дня. Целтин их толком и не заметил, потому что они пролетели, как бред. Увиденное в стенах пансионата не давало покоя, а с этим грузом теперь жить. Да, вне сомнений, со временем буря в душе уляжется, а ураган противоречий ослабнет. Появится возможность, вздохнув полной грудью, всё переосмыслить. С какой целью пока не совсем понятно. Хотя... Цель у них с Женей по-прежнему одна.

– Что вы им сказали?

– Что, прости?

– Какой ответ вы дали? Они ведь не заберут Соню?

Целтин тёр подбородок. Последнее время Женя мало говорила, если только с Соней. С расспросами не лезла и вовсе, словно прочла мысли босса, синхронизировавшись с тем на ментальном уровне. Как такое возможно – не совсем понятно. Однако столкнувшись с неизведанным, Целтин допускал многое, вплоть до телекинеза. Подобный дар больше не казался чем-то несуразным, он являлся частью реальности, точнее событийности, так как навряд ли был от мира сего. По воле учёных и федералов в нашу действительность проникло что-то извне. Две ментальные сущности, о которых на планете Земля ничего не было известно. Одна сразу же обзавелась телом, другой похоже просто не нашлось места в этом безумном мире.

Целтин мотнул головой, предвидя барьер, о которой можно снова больно стукнуться, так и не поняв, откуда тот взялся на пути.

– Так или иначе, но придётся переехать.

– Но куда?

– Видишь ли, Женя, я бы ни за что не согласился учувствовать в этом безумии, если бы не очередное «но».

– Всё-таки вы думаете, что Панфилов прав...

– Мне хочется так думать. Потому что это единственный шанс спасти... Светлану, – Целтин сделал паузу. – И не важно, что она собой представляет.

Женя всё же оторвалась от коленей. Ответила вопросительным взглядом.

– Не думаю, что её появление в нашем мире было задумано изначально, как всё остальное. Зачем-то она пыталась пройти, пусть и в забвении. Но что-то её остановило... Собственная ошибка или некий сбой – доподлинно неизвестно.

– Но ведь, получается, её сущность всё же уцелела.

– Верно, – Целтин по привычке принялся шарить по карманам в поисках сигарет. – Это ещё раз доказывает, что есть некий сдерживающий фактор – Вселенная защищена от посягательств извне. По крайней мере частично, какое-то время, словно дожидаясь реакции.

– Опираясь на случайности? – задумчиво проговорила Женя, глядя в окно, на ноги прохожих. – Не хочется уезжать, я привыкла к этому месту.

Целтин лишь развёл руками, подразумевая, что ничто не вечно.

– Как она сейчас? Светлана?

Целтин долго молчал. Потом ответил:

– Я никогда не верил в чудовищ. Но они и впрямь существуют.

Пройдя подвальное помещение насквозь, они очутились в узком коридоре с полукруглым сводом, как в каких-нибудь военных катакомбах. Милитари прослеживался всюду: в допотопных светильниках под потолком, размером с голову ребёнка, на которую надели шлем для каких-то чудовищных экспериментов; в пожухлой зелёной краске на стенах, скрутившейся от веяния времени в причудливые барашки, прикасаться к которым отчего-то совсем не хотелось; в распределительных щитах, чередующихся с пожарными стендами, ломящимися от изобилия всевозможных колюще-режущих приспособлений, способных привести в экстаз любого мастера пыток древности.

Пахло остановившимся временем...

Целтин толком и не помнил, откуда взяла начало эта аналогия. Кажется, Женя заразила, когда они лазали по подвальному помещению вместе с электриками, устанавливая дополнительные трансформаторы для нового оборудования лаборатории. Чем именно пахло, сказать было сложно. Некая смесь, собравшая в себе прелую сырость, цементную крошку и запах нечистот. Почему время пахнет именно так, знала одна только Женя. Сразу Целтин не спросил, а потом стало не до этого.

Коридор уткнулся в бойлерную. Всё оборудование тут стояло. Такое ощущение, будто они и впрямь обогнали остановившееся время, оказались в будущем, когда потребность в тепле и горячей воде попросту отпала. Может быть, наверху вообще ничего не осталось. Упала комета. Или случилось крупномасштабное землетрясение. Хотя, скорее, люди озверели настолько, что перерезали друг другу глотки без особой причины. К этому уже давно всё идёт, это кажется наиболее логичным. Остальное не имеет смысла. Человечество вымрет отнюдь не случайно. Оно само подведёт черту, просто чтобы доказать чему-то незримому, что оно может и так!