Текст книги "Системный сбой (СИ)"

Автор книги: Александр Юрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

Гнус, по традиции, скрючился в кресле у окна – видимо, такая поза была для него наиболее удобной, – грустно созерцал недра мятой сигаретной пачки, ругался про себя, бестактно шевеля губами. Суета внутри помещения его ничуть не волновала – к этому Димка уже привык, так что заострять внимание на дружбане посчитал излишним.

Женя уже набухла за столом у монитора, обхватила себя руками за плечи, приготовилась внимать. К ней медленным шагом приближался Целтин. На ходу вынул из кармана пачку сигарет, перевернул, стукнул по ладони. Кроме изрядной порции табака из пачки ничего не вывалилось.

Гнус в своём углу погрустнел вдвойне.

«Большой адронный коллайдер, сокращённо БАК – ускоритель заряженных частиц на встречных пучках, предназначенный для разгона протонов и тяжёлых ионов, и изучения продуктов их соударений, с целью разгадать загадку происхождения Вселенной, снова функционирует на полную мощь! – Диктор сделал паузу, видимо, стараясь придать озвученной фразе дополнительный вес. – Напомним, что с две тысячи пятнадцатого года БАК тестировался на малых скоростях, набирая статистику на энергии тринадцать-четырнадцать тераэлектронвольт. Чего и говорить, подобная тестовая мощность, каких-то лет десять-пятнадцать назад казалась запредельной, а эксперимент две тысячи третьего года по разгону коллайдера до мощности двенадцать тераэлектронвольт и вовсе окончился неудачей – в результате перегрузки на энергоподстанции, Женева оказалась полностью обесточена на шесть часов»...

– Проговорился, – хмыкнула Женя.

– Им нужно было на что-то свалить, – пожал плечами Димка. – Молчание бы только повлекло неудобные вопросы.

Женя кивнула, не удостоив Димку даже мимолётным взглядом.

«Стоить отметить, что после аварии на БАК, мнения специалистов разделились: скептики посчитали дальнейшие опыты по разгону частиц не только нецелесообразными, но и опасными для всего человечества. Высказывались мнения, будто бы высокая энергия тяжёлых ядер может привести к термоядерному взрыву, сравнимому по своей мощности с десятком хиросим – и то в лучшем случае. В худшем же, предсказывалось появление на глубине чёрной дыры, которая мгновенно бы коллапсировала, уничтожив добрую часть Солнечной системы, включая Землю. В последнем случае, у человечества просто бы не было шансов на спасение», – вновь последовала пауза, показывая, насколько всё серьёзно и страшно.

Дальше всё попёрло по предсказуемому сценарию, вызвав на лице Целтина улыбку. Димка тоже улыбнулся, отметив про себя, что теперь Целтин смотрит новости, как занимательное шоу, больше не нервничает, не стучит перевёрнутой пачкой по ладони.

«Не смотря на множество противоречий и ярых споров, БАКу дали второй шанс, и он им незамедлительно воспользовался! Совершенное оборудование, грамотные специалисты, последние достижения в области квантового программирования – всё это, да и многое другое воскресило БАК, подобно легендарной птице Феникс, из пепла иллюзий! Будущее человеческой цивилизации больше не предрешено. Эксперименты, направленные на поиски истины, и того луча света, который ниспослал нам Господь Бог, дабы мы пошли за ним, продолжатся уже в следующем году! Запланированной остановки БАК на два года не будет. Модернизация каскадов предварительных ускорителей, а также проведение первой фазы апгрейда детекторов будут проводиться «на ходу», что, по заверению специалистов, никак не скажется на точности измерений. В перспективе, увеличение кольца БАК до ста километров, а энергии до двухсот электронвольт, что позволит ещё более качественно изучить поведение Хиггс-бозонов и «тэ»-кварка, а затем, в том же тоннеле модернизированного коллайдера, планируется выйти на номинал сто тераэлектронвольт».

– Они не остановятся, – вздохнула Женя. – Пока безумие не выползет на поверхность, они будут проводить свои эксперименты, надеясь отыскать несуществующую тропу к богу.

– А вы чего хотели? – проскрипел из своего угла Гнус. – Посмотрите вокруг. Мы живём в диком мире. О каком к чёрту боге, может идти речь?

– Гнус! – Димка покрутил пальцем у виска. – Уймись!

– А чего ты меня затыкаешь? И так понятно, что человечеству – каюк.

– Очень оптимистично, – вздохнул Целтин. – Женя, ты действительно веришь, что опыты на БАК приведут к катастрофе?

Женя, не задумываясь, кивнула.

Целтин призадумался.

– И как же всё произойдёт? – спросил он спустя непродолжительную паузу. – Ведь взрывом, как я понял, не ограничится...

– Они придут из-под земли, как и написано в Библии, – медленно проговорила Женя, глядя на замершую картинку на экране монитора. – Они захватят не только землю, но и небо, потому что, пройдя сквозь грань, обретут крылья. Они смогут нападать сверху и уносить. Реки окрасятся бордовым, потому что столько смертей земля ещё не знала. Наступит мор, а с небес спустится стальная саранча, чтобы уничтожить землю – так Он запутает следы, стерев всяческую твердь.

Все уставились на Женю, как на пророка, не смея проронить ни слова.

– Это вовсе не мои слова. Это уже было. За всю свою историю, человечество не раз и не два наступало на грабли, однако неизменно останавливалось, вовремя прозрев. Сейчас так уже вряд ли выйдет – современный индивид, большую часть сознательной жизни, слеп. Он не успеет среагировать, как всё уже закончится. Для большинства, это будет смерть во сне, смерть в забвении... Но только вдумайтесь: в небесный рай попадают лишь великомученики. Остальных тоже уносят крылья, только вот куда...

Женя умолкла, предоставив слушателям изрядную пищу для анализа.

– Жесть, – Гнус улыбался. – Отдайте меня в лапы одной из этих тварей. Я на полном серьёзе.

Все уставились на Гнуса, как на душевнобольного, и только один Димка знал, что Гнус вовсе не понтуется.

Целтин проснулся среди ночи. Сколько времени он не знал, да и не это было сейчас главным. Его обступила кромешная темень, как в могиле, а то и гуще. Квадрата окна – не различить, такое ощущение, мрак поселился всюду. Даже в груди. Целтин невольно сглотнул, чуть было не закашлялся. В горле пересохло, голосовые связки разве что только не скрипели, на манер несмазанных дверных петель. Почему-то сразу же вспомнилось Воротнее... калитка на входе, которая вовсе и не скрипела...

Целтин поднялся с неразобранной кушетки, путаясь в полах халата, побрёл в неизвестном направлении, стараясь совершать как можно меньше звуков. Напоровшись на что-то дребезжащее, замер, силясь разобраться в пространстве. Только сейчас, балансируя на одном месте, он понял, что не испытывает нужды, а поднялся и принялся рыскать во тьме в поисках уборной зря. Совершенно сбитый с толку противоречивыми мыслями, Целтин попытался отыскать обратный путь, что было глупо и несуразно. В темноте нет ориентиров, а значит и обратного пути не существует.

«Потому и не возвращаются умершие; они, как и я сейчас, сбиты с толку, дезориентированы, возможно, и вовсе обездвижены неким гравитационным взаимодействием, дабы не сдвинуться, нарушив при этом логику и порядок реальности, которой они больше не принадлежат».

Целтин почувствовал озноб. Снова вспомнилась калитка, отделившая в душе действительность от потустороннего мрака. Собственно, и проснулся он поэтому – увидев во сне картинку, за которой по традиции ничего не было. Целтин не мог сказать, как давно это началось... С момента появления в его жизни Сони или и того раньше. Видел ли он сны, когда был ещё ребёнком или, может быть, его сознание ещё изначально было сотворено именно таким: способным отфильтровывать ненужную информацию, включая сны, которые, по своей природе, являлись ни чем иным, как отголосками безумия. С какой целью задумывался он сам, Целтин тоже не знал, но в случайности он не верил. Вселенная вовсе не продукт колоссального стечения непредвиденных обстоятельств. Всё было задумано так, как есть, а в колоссальном механизме важна роль каждой шестерёнки. Так, случайный укус мошки на лесной тропинке, в дальнейшем может вылиться в гибель индивида под колёсами несущегося по загородному шоссе автомобиля, с которым он бы даже не повстречался, не будь треклятого насекомого. Гибель индивида повлечёт за собой новые последствия и так, шаг за шагом, дойдём до адронного коллайдера, способного уничтожить не только всё живое, но и невидимое глазу, неосязаемое, фундаментальное, что испокон веков сдерживало наступление бездны.

Целтин чиркнул спичкой, потому что мрак принялся щекотать там, где гаже всего – внутри, под ложечкой, где принято существовать благим чувствам. На стенах заплясали тени, комната резко увеличилась в размерах, словно визуальному восприятию стали доступны невидимые доселе измерения и пространства. Казалось, дотронься до висящей на стене картины, с ожившим внутри рамки изображением, непременно засосёт внутрь, сквозь холст и мазки, туда, где до этого не был никто, туда, откуда уже не вернуться – как только погаснет спичка и застынет акварель жизнь и смерть поменяются местами.

Целтин обжёгся. Выругался в слух. Поскорее чиркнул заново.

Он практически не видел сны. Ночь проводил в черноте, подобно той, что обволокла сейчас, просыпался от малейшей вспышки света или от шороха, так что какое-то время не мог понять, что частью чего является: сон произрастает из реальности или реальность вросла в сон, которого, вроде как и не было. Вот и сегодня, несколькими минутами ранее, он проснулся, увидев калитку, за которой ничего не было. Абсолютная пустота, сквозь которую можно только нестись. Существовать внутри неё не получится, не для того она создана. Создана... Соз... дана... Соз... дна.

Создания с дна!

Не об них ли говорила сегодня Женя?

Целтин почувствовал, как вниз по спине тонкой струйкой стекает пот.

Последнее время Женя говорила много странного, большая часть из чего отдавала явным безумием. Временами, слушая подопечную, Целтину хотелось зажать уши, сидеть по-детски в темноте, как во время рассказа взрослыми качественной страшилки, делая вид, что не страшно.

Эмоции... Получается, они и впрямь нужны не только живым.

Целтин понимал, что добровольно абстрагировался от ненужной шелухи. Зёрна от плевел для него отделяла Женя, которая постучалась в его жизнь так же отнюдь не случайно. Детдомыш, серая мышь, повзрослев, она оказалась мощной антенной, что притягивает из глубин космоса информацию, наплевав на законы природы. Кто-то может сказать, что всё это антинаучно. По большей части, да. Но и меньшей достаточно, чтобы схватиться за голову.

Не стоит забывать, что Соню в этот мир пустила Женя – своего рода, непорочное зачатие... Снова перегиб, но кто его знает, как там всё обстояло в действительности, когда мир был только сотворён? Ведь нелепостей в писании куда больше, нежели во всей этой истории об очередном конце света.

Спичка давно догорела, а боли на сей раз Целтин так и не почувствовал.

Сон про калитку и тьму за ней был вовсе не его – озарение пришло в фоновом режиме, несколькими секундами ранее последних мыслей. Каких-то эмоций Целтин при этом не испытал. Чувства оказались выключенными. Скорее всего, по той же причине, что и у девочки, прячущейся от дневного света в металлической стружке, от которой у неё кровоточит всё тело. Дело в ИПС, и в том, что за ним стоит. Как показала практика, оно вовсе не бесчеловечно, хотя бы той причине, что видит сны.

«Тогда кто же я, если их не вижу?..»

Целтин закурил. Побрёл вдоль стены, старясь не зацепить теней, подсвечивая себе спичкой. В лаборатории было тихо; Женя гуляла по очередному кошмару; если уж совсем ни к чему не придираться, у девушки была богатая ночная жизнь.

Бросив косой взгляд на экраны мониторов, Целтин двинулся дальше, чиркая вновь и вновь. Ноги вели в дальний конец лаборатории, к целлофановой шторке, за которой была маленькая дверца, как в каморке у Папы Карло, ведущая в новую жизнь, – так, кажется не к месту пошутил Панфилов, после чего Женя заявила, что больше не желает видеть помощника Громова без особой причины. На лбу Панфилова тогда образовалась уродливая резиновая складка, повергнув Женю в ступор. Подопечная потом целый день не разговаривала, пребывая под явным впечатлением от увиденного. Целтин её не трогал, в голове ещё были свежи воспоминания его первой встречи с Панфиловым и сопутствующие ощущения.

Побоявшись, чего доброго, спалить шторку, да и всю лабораторию, вместе с собой и Женей, Целтин отказался от спичек. Нашёл на ближнем столе маленький фонарик, уменьшил яркость до минимума, после чего вновь вернулся к дверце.

Пискнув, электронный считыватель подмигнул зелёным огоньком. Дверца со щелчком отошла в сторону. В коридоре за ней, треща, загорались световые трубки.

Целтин прищурился, выждал, пока глаза не привыкнут к яркому свету, шагнул внутрь, предусмотрительно сунув фонарик в карман. За пару месяцев наблюдений ИПС он был готов к неожиданностям, которые феномен подкидывал всякий раз, как только уверуешь, что ситуация под контролем. Чего стоили падающие с неба птицы в Воротнем и перевёрнутые пространства, вписанные одно в другое, а вовсе не параллельные или пересекающиеся, о которых известно из курса нынешней земной геометрии. А река, неподалёку от пансионата, в день переезда и вовсе закипела, отдав тепло... По всему, ИПС была не в ладах с логикой, законы природы были ей в тягость, в особенности второй закон термодинамики – фундаментальный, теплого баланса, определяющий степень нарастания энтропии в замкнутой системе, подобной нашей вселенной. Казалось, тварь хочет стряхнуть с плеч сдерживающие оковы, расправить кожаные крылья и полететь, с одной только ей понятной целью...

Однако было не суждено – на Земле нет подходящей оболочки с крыльями. Пока нет. Но Панфилов с Громовым придумают. Вне сомнений, как только наверху скажут понятное всем «надо». А перенос сознания из головы в голову – этап пройденный. В нём, как и ожидалось, нет ничего сверхъестественного. Нужна лишняя болванка – и только.

Целтин быстренько, на полусогнутых, пробежал ярко освещённый коридор, стараясь не посшибать головой датчики системы пожаротушения, закреплённые на потолке. Склонился над внутренней дверью, поколдовал с замком. Система ожила, пропустила.

Второй корпус ничем не отличался от первого, разве что только был хорошо освещён и пахло тут по-особенному. Детской присыпкой, к запаху которой Целтин почему-то всё никак не мог привыкнуть. Панфилов шутил на сей счёт, но в своей манере: не смешно, а вульгарно – Целтин не слушал.

Он, не спеша, проверил показания. Столов здесь не было, экраны мониторов крепились к стене, для клавиатуры была отведена небольшая полочка, предусматривающая вертикальное положение пользователя. Рядом с монитором – зеркальце, как на двери инкассаторской машины. Это была инициатива Громова, который, по всему, даже в общественном транспорте садился на заднее сиденье, опасаясь быть застигнутым врасплох.

«Если он, вообще, пользуется общественным транспортом...»

За спиной деликатно откашлялись; Целтин невольно вздрогнул, хотя и знал, что в помещении он не один.

– Уже утро? – спросили шёпотом, будто опасаясь кого-нибудь разбудить.

– Пока ещё ночь.

– Сколько времени?

Целтин поднял руку, развернул запястье, глянул на часы.

– Два часа, – какое-то роковое время!

За ширмой вздохнули.

– Вам тоже не спится?

Целтин отошёл от стены.

– Просто хотел проведать тебя.

– Боитесь, что со мной может что-нибудь случиться?

– Вовсе нет. Это моя работа. Наблюдать за твоим самочувствием.

– Вы – доктор?

– Нет.

– Понятно.

Последовала пауза, которую, по всей видимости, не собирались нарушать с той стороны, а Целтин элементарно не мог, потому что сдавило грудь.

От былой Сони не осталось и следа – в точности, как он и предрекал. Женя до последнего надеялась, что останется хоть малая толика памяти, ведь «малышка» прожила с ними тринадцать лет. Так бывает только у машин: нажал кнопку, и диск чист. С сознанием должно было обстоять иначе... С другой стороны, почём им знать, как именно, ведь, что есть по своей природе сознание, так и осталось тайной. Как и в случае с клонированием, человек показал себя хорошим подражателем Всевышнего, сумев частично повторить чудовищный эксперимент под названием «происхождение вида», используя по назначению чужие пробирки с реактивами. Придумать что-то своё человек не мог, в силу убогости своего мышления, а может, потому что бог предусмотрел слишком много сдерживающих факторов. Чего именно опасалось высшее существо было неясно, хотя у Целтина и были на сей счёт предположения.

Когда стало понятно, что живая Соня совершенно их не помнит, Жене ничего не осталось, как надеяться, что от малышки остался след на диске «а». И всё же человек непонятное существо. То, что изначально вселяет в душу страх, по нелепой иронии судьбы, вдруг превращается в надежду, которая заставляет переосмыслить не только какие-то отдельные поступки в прошлом, но и мировоззрение в целом, так как изменились приоритеты. Женя потеряла нечто дорогое, и чтобы отыскать Грааль заново, она могла пойти на такое, что простому смертному даже и не снилось. Соня и впрямь стала для неё дочкой, а произошедшее, кроме как со смертью дитя, сравнить было нельзя. Естественно, убитая горем мать, поверит во что угодно... да и отдаст взамен, за свершение чуда, тоже многое. Целтину было жаль подопечную, лишившуюся целесообразности. А может быть, она и впрямь заплатила там, во сне, положив на чашу весов или отдав в клешню нечто сокровенное, дарованное Всевышним лишь ей.

Следа на диске не осталось, а значит, сознание Сони полностью переместилось в голову клона. Сбылась давняя мечта девчушки – теперь у неё было собственное тело. Руки, ноги, голова, органы осязания, чувства и эмоции, как у настоящего человека. Да, не было личной жизни и прав, скорее всего, тоже – никаких. Но, общеизвестно, начинать нужно с малого, всё остальное придёт, ведь уже сделано многое. Если бы в далёком две тысячи третьем кто-нибудь сказал Целтину, что в скором времени им удастся перенести человеческое сознание с носителя на носитель, он бы от души посмеялся над чудаком. Сейчас было не до смеха. Всё радикально изменилось, как изменились и они сами.

Целтин до последнего не знал, что сказать Жене, если вдруг произойдёт не замещение, а копирование... Что делать с оригиналом, сохранившим память? Стирать? Перемещать ещё куда-то бессчётное число раз, в надежде, что хоть что-нибудь изменится? Бред. С человеком куда проще. Старый носитель умер, новый встал с кушетки и пошёл. Даже если этого всего лишь копия, об этом никто не узнает. Родственникам будет достаточно веры в то, что их близкий человек жив, здоров... просто в беспамятстве.

«Господи, да ведь на этом можно сколотить приличное состояние! На вере. Опять же на вере, чёрт бы её побрал!»

Целтин мотнул головой. Чёрт бы побрал треклятых человеков, которые так и не научились жить – вот она, истинная причина всех бед. Человек. А вовсе не что-то запредельное, дарованное с непонятной целью.

– А ты почему не спишь? – шёпотом спросил Целтин, всё ещё глядя на стрелки часов. – Я тебя разбудил?

За ширмой вздохнули.

– Нет, не вы.

– Может быть, дурной сон?

– Сон? – последовала продолжительная пауза. – Вы о тех картинках, которые появляются с закрытыми глазами?

– Да, я о них, Со... – Целтин зажал руками рот.

«Соня» молчала.

– Видишь ли, всем людям на земле снятся сны, – Целтин всё же оторвал взор от часов, глянул на ширму; один уголок – справа, внизу – был приподнят – за ним следили из темноты, просто так, из любопытства. – Ты не исключение.

– Не понимаю, – уголок дрогнул. – Я вижу картинки таких мест, где никогда раньше не был...

«Никогда раньше не был», – отметил про себя Целтин.

Существо явно идентифицирует себя, как мужскую особь, а раньше была девочкой, хоть и без тела. Вот ещё один странный механизм, о действии которого ничего неизвестно. Выходит, гены тут ни при чём, наука вновь ошиблась. Отождествление происходит на ином уровне, а гендеры и трансы – отнюдь не больны. Очередной сбой системы, за которой перестали смотреть. И снова вопрос: почему?

– Это просто ты так думаешь.

– Не понимаю.

– Даже слепым от рождения людям снятся сны. Парадокс, который не поддаётся объяснению. Ведь они не видели просто света, что уж говорить о сложных картинах, тем более местах, куда инвалиду в жизни не добраться, – Целтин призадумался, но тут же продолжил: – Дело в том, что сон, отнюдь не проекция на сетчатке, зрительный нерв и тот бездействует. Сновидения рождаются в голове... точнее они приходит туда извне, давая возможность себя внимать.

– А откуда они приходят?

– Неизвестно. Может быть из такого места, куда мы все так стремимся попасть...

– И долго туда идти?

– Думаю, очень.

– А вы почему не идёте? Вам тут нравится, в этих стенах?

Целтин вздрогнул; голос сделался резким и злым, от «Сони» не осталось и следа. А ведь до этого была она, точно она! Поджилки затряслись, как и всякий раз, когда Целтин угадывал в манерах разговора и поведении нового существа признаки растворившейся будто в небытии «Сони».

«Нет, она повзрослела и только. Враз перепрыгнула через десятилетия. Мы просто долго её не видели. Естественно, девочка изменилась. Влияние общества, окружающая среда, что-то заново открытое для себя и переосмысленное старое».

Целтин массировал виски. Ум заходил за разум от осознания того, что они вершили, как боги. Хотя о каком осознании шла речь? Человек в здравом уме никогда и ни за что не допустит подобного! Они все просто спятили. Сошли с ума, задавшись недостижимой целью. А мироздание вовсе не дремлет. Ни он ли сам рассуждал о некоем сдерживающем факторе, который не допустит повторения очередного Вавилона? Вселенная заряжена, а ответить им нечем, разве что и впрямь всё прекратить.

«Но даже если так, останутся те, другие, у которых в Женеве тот самый запор!»

– Вы не хотите идти? Вам снится что-то плохое?

– Что, прости? – откашлялся Целтин, чудом сохранив равновесие, ни за что не держась.

– Иногда мне показывают плохие картинки, как сегодня, и я просыпаюсь. Я боюсь остаться там. Я не хочу к ним.

– К ним? – Целтин ощутил озноб. – Но кто они?

– Я не знаю. Там темно, как под покрывалом. Когда я выглядываю, они обступают и трубят. Потом пытаются стянуть одеяло, но не могут, потому что тянут в разные стороны – они не умные. Я всё равно пытаюсь удержать, высовываю руки, а они тут же хватают. Больно. Очень больно, – за ширмой по-детски всхлипнули.

Целтин просунул под целлофан руку. Сначала ничего не происходило, потом осторожно дотронулись, правда тут же отпрянув.

– Это животные, – как мог убедительно, сказал Целтин. – Зло, которое человек должен держать в себе. Во сне оно не может причинить вреда. Но вот если вырвется из чьей-нибудь головы в реальность, тогда жди беды.

– А как его не выпустить? – Ширма дрогнула, как если бы кто-то за ней резко придвинулся, превратившись в слух.

Целтин улыбнулся.

– Просто сожми кулак и не разжимай, как бы больно не было.

Последовала долгая пауза. Потом с сомнением спросили:

– И всё?

– Да, этого вполне достаточно.

– Просто сжать кулак?

– И не разжимать, пока всё не закончится.

За ширмой отодвинулись, заворочались, явно укладываясь.

– Тогда я попробую прямо сейчас. Хорошо, Сергей Сергеевич?

Целтин медленно вытянул запястье из-под ширмы, выпрямился, обуреваемый противоречивыми мыслями.

– Хорошо, Со... Хорошо.

Он медленно заскользил дальше по второму корпусу, больше не отвлекаясь на мониторы.

«Хорошо, Сергей Сергеевич?»

Да он сроду не называл его так, как и Женю по имени! Точнее оно. Соня так и звала. Ужас. Неужели память всё же сохраняется? Но как и где? Что из себя представляет временный сосуд, в каком из безумных миров он существует?! Как всё взаимосвязано и что произойдёт, если вдруг он случайно треснет?

А, может быть, планета Земля и есть такой сосуд?

Целтин почувствовал, как шевелятся на затылке волосы. Он ускорил шаг, будто надеялся таким образом убежать от запредельных, а возможно, и вовсе запретных мыслей. Какое там, термитник в голове кружил и гудел, не давая возможности поразмыслить о чём-то другом. Со лба потекло. Глаза щипало. С дверью Целтин сражался уже буквально в слепую.

Отпихнув плечом створку, он с головой окунулся в смрад. Вниз по носоглотке протиснулась лапа слезоточивых миазмов, сдавила лёгкие, выжимая их них остатки чистого воздуха. Перед взором всё плыло. Целтин оступился и рухнул на колени. В ладони въелась острая металлическая крошка. Видимо, выступила кровь, потому что появился неприятный медный привкус.

Целтин кое-как прочистил глаза от слёз костяшками пальцев, испуганно огляделся, словно очутился тут впервые. Под лобной костью что-то неприятно постукивало, такое ощущение, перекатываются два шарика от подшипника. Но нет, это была тварь – её причуды, к которым Целтин уже привык.

Он медленно поднялся с колен, цепляясь влажными пальцами за ячейки металлической сетки. Распрямившись, выдохнул. Хотел отряхнуться, но ему не позволили. С потолка метнулась тень, со звоном врезалась в решётку, срикошетив в тёмный угол, откуда послышалось недовольное бормотание на мёртвом языке.

Целтин невольно отпрянул, хотя попытки напасть тварь предпринимала регулярно, упорно атакую заграждение, будто была уверена, что в один из прекрасных дней барьер всё же рухнет. Признаться, Целтин и сам знал, что рано или поздно это произойдёт. Нельзя безнаказанно держать взаперти живое существо, чем бы оно ни было. Просто уж так примитивно устроен человек: до последнего хочет оставаться безнаказанным, опираясь на прогнивший стимул благих начинаний.

Тварь медленно выбралась из угла, по-звериному, на четвереньках, подползла к решётке, уставилась на Целтина через ячейки. Трудно поверить, что когда-то раньше это было ребёнком. Белый больничный халат свисает мешком. Тёмные волосы заслоняют лицо. Из-за покрытых металлической стружкой косм выглядывают впалые глаза. Острые скулы и шея кровоточат, но порезы не воспалены, рубцуются по мере появления, будто внутри твари работает мощный регенерационный центр. Локтевые суставы обеих рук вывернуты под неестественным углом, как если бы конечности сгибались в обратную сторону. С ногами и вовсе беда – такое ощущение, в своей прежней жизни тварь ими сроду не пользовалась. Всё тело напряжено, осанка перекошена, нормальный человек давно бы свалился без сил, не выдержав собственного веса.

Целтин сглотнул. Застукай его на этом самом месте кто-нибудь из борцов за права человека, крыть было бы нечем. По ту сторону замученный ребёнок, он сам, никто иной, как надзиратель камеры смертников, а вокруг разверзся инфернальный Освенцим, который вовсе не прекратил своё существование в далёком тысяча девятьсот сорок пятом – просто перешёл на иной ментальный уровень, сохранив боль и страдания более одного миллиона ни в чём не повинных людей.

Целтин шагнул к решётке. Протянул руку, сам не понимая, что такое делает. Присел.

Тварь просунула вперёд правую ногу, не поднимаясь, перенесла на неё вес тела, подтянула освободившуюся от нагрузки левую. Руки страховали не по бокам, а сзади, так и норовя переломиться в локтях – со стороны походило на осторожное продвижение вперёд скорпиона. Походило, если бы только не одно «но»... Перед Целтиным извивалось отнюдь не членистоногое, а обычный ребёнок! Ладони прочертили по металлу, оставляя кровавый след. Тело выпрямилось, грудная клетка опала – тварь дышала ровно, как если бы пребывала в состоянии покоя.

Целтин подобрал с пола завитушку металла. Покрутил в пальцах и бросил в направлении твари. Просто так.

Один взмах руки и полёт прерван. Тварь даже не взглянула на брошенный предмет. Жутко улыбнулась, поднеся металл к губам.

– Нет! – воскликнул Целтин, уверенный, что тварь проглотит острую стружку.

Рука замерла. Тварь скосила голову набок, о чём-то задумалась.

– Брось! – приказал Целтин, понимая, что сам свалял дурака.

Тварь и не подумала подчиняться. Сжала металл в пальцах, так что по запястьям потекла кровь.

– Адская гадина, – прошептал Целтин, не зная, как быть. Про вживлённый под кожу электрод он просто забыл. Да и пульта у него с собой тоже не было – остался в первом корпусе на столе. – Не смей, – оставалось только внушать, в надежде, что тварь образумится, перестав чинить вред носителю. – Чего ты добиваешься? Хочешь умереть?

Тварь замерла. Потом резко поднесла острое к горлу, туда, где сонная артерия.

– Стой, стой, стой, стой! – Целтин аж взмок. – Прошу тебя, не делай этого!

В ответ последовала ещё одна безумная улыбка – отголосок чужих эмоций, зародившихся в черноте нескончаемой ночи.

Целтин уже и сам не понимал, какой чёрт затащил его сюда этой ночью. Хотя... Калитка и тьма за ней вместо пансионата. Вот он, ответ. Сон вовсе не был сном, а если и был, то принадлежал он отнюдь не ему – тварь хочет обратно домой, и она не остановится ни перед чем, лишь бы поскорее достичь сокровенной цели.

Тварь словно прочла мысли, широко разинула рот, собираясь проглотить металл.

– Прекрати, – устало сказал Целтин, уже поняв, на что именно рассчитана психическая атака пришельца. – Скоро ты получишь другую оболочку, более совершенную, я обещаю тебе. Но только попробуй причинить вред этой – окажешься в такой дыре, какая будет пострашнее преисподней, откуда ты выбрался на свет. И это я тоже тебе обещаю.

Тварь откинула стружку, как-то вся перекосилась, да так, что затрещали кости.

– Чтоб тебя! – выругался Целтин уже готовый открыть замок.

Тварь упала на руки, стала задыхаться, исходя кровавой слюной.

Целтин слишком поздно понял, что открыть дверь он не сумеет – доступ внутрь периметра был только у Громова и Панфилова, – а значит и помочь Светлане победить демона так же не в силах. Осознание данности вызвало сиюминутный шок. Какое-то время Целтин не воспринимал гудящую реальность, потом набросился на сетку, в едином порыве разорвать ячейки голыми руками. Во все стороны брызнула кровь, а тварь стояла посреди камеры, гордо держа осанку, словно насмехаясь над жалкими попытками примитивного существа покончить со сдерживающими рамками приличия.

Наконец плена сошла; Целтин остановился. Уставился на тварь, утирающую с подбородка кровь, не понимая, что вообще происходит. Затем тело девочки страшно изогнулось. От очередного спазма горлом пошла кровь. Точнее даже не кровь, а какие-то бордовые сгустки, напоминающие непереваренную плоть.

Целтин почувствовал, как к горлу подкатил твёрдый ком, не позволяя вздохнуть полной грудью, чтобы избавиться от дурмана, который уносил сознание вслед за собой к начальному примитивизму.

О пол что-то звякнуло.

Кое-как совладав с рвотным позывом, тварь наклонилась и подобрала что-то из месива крови, напополам с металлической стружкой. Сложила ладони ковшиком у груди, неуклюже шагнула к Целтину; чудом сохранив равновесие, протянула находку, выпавшую из собственного чрева.