Текст книги "Россия и Запад"
Автор книги: Александр Лавров
Соавторы: Михаил Безродный,Николай Богомолов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 39 страниц)
Вокруг Осипа Дымова
Две нижеследующие заметки связаны между собой фигурой беллетриста и драматурга Осипа Исидоровича Дымова (1878–1959), чья личность и творческая деятельность не только не обойдены исследовательским вниманием юбиляра, но составляют одну из областей его многогранных научных интересов[1124]1124
См., например: Азадовский К. Письмо Стефана Цвейга к В. Я. Брюсову // Themes and Variations: In Honor of Lazar Fleishman / Ed. by K. Polivanov Stanford, 1994. C. 270–275 (здесь отмечено знакомство С. Цвейга с Дымовым. С. 270); Азадовский К. М., Лавров А. В. К истории издания «Аполлона»: неосуществленный «немецкий» выпуск // Россия. Запад. Восток: Встречные течения: К 100-летию со дня рождения акад. М. П. Алексеева. СПб.: Наука, 1996. С. 198–218; Фидлер Ф. Ф. Из мира литераторов: характеры и суждения / Вступ. ст., сост., пер. с нем., прим., указатели и подбор илл. К. М. Азадовского. М.: Новое литературное обозрение, 2008 (по указателю), и др.
[Закрыть].
I. Осип Дымов, Алексей Толстой и Исаак Розенфельд
В неопубликованных воспоминаниях «Алексей Толстой и Леонид Андреев», написанных в оригинале по-английски (хранятся в Archives of the YIVO Institute for Jewish Research (New York). O. Dymow Collection), Дымов, который близко знал того и другого, рассказывает, что принимал деятельное участие в событиях, сопутствовавших женитьбе Толстого на С. И. Дымшиц и, соответственно, ее разводу с первым мужем.
В нашем переводе на русский язык это место в мемуарах выглядит так:
Спустя несколько дней после моего возвращения в Петербург ко мне нагрянул посетитель. «Там вас ожидает граф, – сообщила мне всполошившаяся горничная. – Поставить самовар?»
Посетителем оказался Алексей Толстой.
– Мне необходимо с вами поговорить, Осип Исидорович, по приватному делу. Я хотел бы просить вас о помощи.
– Разумеется, если это в моих силах. Выпьете чаю или немного вина?
– Нет, благодарю. Я буду с вами предельно откровенным.
Он был как никогда серьезен. Я впервые увидел этого человека изнутри. Его смеховая маска, легкая, завораживающая улыбка исчезли. От знакомого мне бесшабашного юношеского удальства пропал и след.
– Та дама, которая была со мной у Андреева, моя будущая невеста[1125]1125
До этого Дымов, который выступил инициатором приглашения на вечеринку к Л. Андрееву А. Толстого, рассказывал, что тот появился в неожиданном для всех сопровождении С. Дымшиц и ее брата Льва Исааковича.
[Закрыть].– Она замужем или разведена?
– Она замужем, и вы знаете ее мужа – это господин N.
– Математик?
– Да. Вот почему я просил ее брата пойти с нами к Андрееву. Иной возможности выйти с ней у меня не было.
– Понимаю. Вы поступили совершенно правильно.
– Лидия Семеновна[1126]1126
Дымов – при всей его замечательной памяти, которая в течение десятков лет удерживала мельчайшие подробности пережитого, поражающие своим точным соответствием реальности при самой тщательной документальной перепроверке, – страдал какой-то хронической забывчивостью имен и отчеств: Евгения Зильберберг (сестра известного террориста Льва Зильберберга и жена Бориса Савинкова) в написанном им на идише мемуарном рассказе «Ксения» носит имя Елена; жена композитора А. Н. Скрябина Татьяна Федоровна Шлецер превращена в Татьяну Мартыновну; Аким Львович Волынский – в Акима Яковлевича; философ Петр Демьянович Успенский оказался Петром Дмитриевичем, а Николай Васильевич Корнейчуков (настоящие имя, отчество и фамилия Корнея Ивановича Чуковского) – Николаем Емельяновичем Корнейчуком.
[Закрыть] не любит своего мужа и хочет с ним развестись.– А он?
– Тут дело не простое. Он отказывается.
– Почему?
– Не знаю. Наверное, потому, что любит ее.
– Но ведь он интеллигентный человек, который должен понять…
– В данный момент он отказывается понимать что бы то ни было. Может быть, вы поговорили бы с ним?
– Но я с ним не настолько знаком, лишь встречал его несколько раз. Впрочем, я попытаюсь.
– Я был бы вам бесконечно признателен. Вы окажете нам тем самым неоценимую услугу.
Он сделал короткую паузу и затем продолжал:
– Я готов дать ему пять тысяч, если он освободит ее.
– Вы полагаете, что он…
– Я не знаком с ним настолько хорошо, чтобы судить, и оставляю это на ваше усмотрение. Вы объясните ему все гораздо лучше. Ах да, я не сказал вам, что она еврейка и хотела бы ею остаться. Я ничего не имею против.
Через несколько дней я встретился с математиком. Наша встреча была не из самых приятных. Он спросил, сколько мне заплатили как посреднику, что меня оскорбило. Вместо ответа я спросил, какой суммой он бы удовлетворился, чтобы дать развод жене, после чего пришел черед оскорбиться ему.
С Толстым в ходе этих переговоров я виделся несколько раз[1127]1127
Ср. воспоминания Дымшиц об этом времени: «…Ни с кем из писателей мы в ту зиму <конец 1907 г.> еще не сблизились; разве что с беллетристом Осипом Дымовым, с ним у нас сложились дружественные отношения» (Воспоминания об А. Н. Толстом. М.: Советский писатель, 1973. С. 62).
[Закрыть]. Обо мне математик говорил своим друзьям, что я злой человек, и приводил строгие математические доказательства этого положения. Волей-неволей я стал свидетелем всех деталей этого развода и последовавшей за ним женитьбы[1128]1128
Archives of the YTVO Institute for Jewish Research (New York). DymovColl RG 469. Box 3. Folder 50.
[Закрыть].
Несколько комментариев к приведенному мемуарному фрагменту. Первым мужем С. Дымшиц, о котором здесь говорится, был Исаак Самуилович Розенфельд (1879–1978)[1129]1129
Племянник И. Розенфельда Борис Розенфельд датирует его рождение 1881 г. (Розенфельд Б. О семье, отце и о себе // Шагаловский международный ежегодник. 2005 / Под ред. А. М. Подлипского. Витебск, 2006. С. 39).
[Закрыть]; о браке с ним (они поженились летом или осенью 1905 года) она впоследствии, в воспоминаниях об А. Толстом, писала:
Я в это время <1905–1906 гг.> жила и училась в Берне, где была студенткой университета. В этом же университете обучался и человек, считавшийся по документам моим мужем. Брак наш был странный, я сказала бы «придуманный». Человека этого я не любила и не сумела его полюбить. Вскоре я тайно, без всякого предупреждения, покинула его и поехала в Дрезден, к брату[1130]1130
Воспоминания об А. Н. Толстом. С. 56–57.
[Закрыть].
И. Розенфельд был старшим братом жены М. Шагала Беллы Розенфельд[1131]1131
См. о нем: Подлипский А. Розенфельды (семья жены Марка Шагала) // Шагаловский международный ежегодник. 2003. Витебск, 2004. С. 123 (год его рождения – 1880 г. – сопровожден вопросом); Хмельницкая Л. Сплетение судеб (Исаак Розенфельд, Софья Дымшиц-Толстая, Марк и Белла Шагалы) // Бюллетень Музея Марка Шагала (Витебск). 2006. Вып. 14. С. 87–109 (http://chagal-vitebsk.com/node/37).
[Закрыть]. В своем Curriculum vitae (составленном, по-видимому, в 1909 году) он сообщил:
Я родился 20 июня 1879 г. в Витебске (Россия), будучи сыном крупного купца Самуила Розенфельда. В 1896–1902 гг. я учился в частном реальном училище, а затем в качестве слушателя изучал в Киеве экономию, философию и литературу. Летом 1903 г. я записался в Гисенский университет, где слушал у проф. Зибека философию, у проф. Онкена историю. В зимний семестр 1903/1904 гг. в качестве матрикулированного студента я продолжил свою учебу в Берне до лета 1906 г., когда с целью разработки темы диссертации уехал на один семестр в Страсбург. Там я слушал лекции по логике и истории философии у проф. Циглера. С этого времени я работаю в Берне[1132]1132
Цит. по: Хмельницкая Л. Указ. соч. С. 93–94.
[Закрыть].
В Берне И. Розенфельд учился у известного профессора Л. Штейна и там же защитил докторскую диссертацию по философии «Die doppelte Wahrheit mit besonderer Rucksicht auf Leibniz und Hume», изданную в 1912 году (а в 1924-м еще одну, на этот раз по медицине, в Лозаннском университете). Его окружение естественным образом воспринимало Розенфельда как молодого математика и философа, см., например, дневниковую запись P. M. Хин-Гольдовской (от 8 января 1913 года), в которой она ведет речь о С. Дымшиц:
Жена его <А. Толстого> – художница, еврейка, с тонким профилем, глаза миндалинами, смуглая, рот некрасивый, зубы скверные в открытых, красных деснах (она это, конечно, знает, п<отому> ч<то> улыбается с большой осторожностью). Волосы у нее темно-каштановые, гладко, по моде, обматывают всю голову и кончики ушей, как парик. Одета тоже «стильно». Ярко-красный неуклюжий балахон с золотым кружевным воротником. В ушах длинные, хрустальные серьги. Руки, обнаженные, до локтя, – красивые и маленькие. Его зовут Алексей Николаевич, ее – Софья Исааковна. Они не венчаны (Волошин мне говорил, что у него есть законная жена – какая-то акушерка <первая жена А. Толстого (1902–1907) Юлия Васильевна Рожанская>, а у нее муж – философ!). У нее очень печальный взгляд, и когда она молчит, то вокруг рта вырезывается горькая, старческая складка. Ей можно дать лет 35–37. Ему лет 28–30[1133]1133
Хин-Гольдовская P. M. Из дневников 1913–1917 / Предисл. и публ. Е. Б. Коркиной; прим. А. И. Добкина // Минувшее: Исторический альманах. 21. М.; СПб.: Atheneum – Феникс, 1997. С. 524.
[Закрыть].
Как это нередко бывает в воспоминаниях, написанных через много лет, времена и события прошлого у мемуариста смешиваются и смещаются: Дымов относит свой рассказ к 1908 году, сама же С. Дымшиц вспоминала так:
Дело о разводе Софьи Исааковны с первым мужем растянулось на многие годы, и Дымов, по всей видимости, все это время в той или иной форме играл роль «доверенного лица» Толстых. 2 января 1911 года датирована записка к нему А. Толстого:
Милый Осип Исидорович,
Узнайте, пожалуйста, адрес Розенфельда, по адресному столу его нет, но его видели недавно в Петербурге.
И далее Толстой прибавляет:
В свою очередь, Дымов сообщал Толстому из эстонской деревушки Безо, где он отдыхал летом 1912 года[1136]1136
Летний отдых в Безо описан Дымовым в мемуарном очерке «Мои встречи с Керенским» (Русское слово. (Нью-Йорк). 1917. № 1533. 6 апреля. С. 4).
[Закрыть]:
Безо (Эстляндия) Лесная, 28.Дорогой друг Алексей Николаевич,
Что Ваша пьеса? Пишете ее? Или уже кончили?[1137]1137
Скорее всего, имеется в виду пьеса Толстого «Лентяй (Насильники)», которая в 1912 г. была принята А. И. Сумбатовым-Южиным и шла в Императорском Малом театре; премьера состоялась 30 сентября 1913 г. (напечатана в № 1 «Заветов» за 1913 г.; с. 11–82), однако, возможно, Дымов ведет речь о писавшейся для МХТ пьесе «Выстрел», от которой этот театр отказался, и она была поставлена в театре Незлобина; премьера состоялась 20 октября 1914 г.
[Закрыть] Что еще задумали и выполняете? Сообщите мне. Сообщайте о себе.Софье Исааковне, пожалуйста, передайте вместе с сердечным приветом, что Розенфельд, видимо, пропал: не получаю от него никаких вестей, не знаю ничего, а что горше всего, не могу узнать.
Я здесь в Везо, на берегу моря, в прелестной местности. В десяти шагах от нас – Сол<омон> Юльевич Копельман с женой[1138]1138
Соломон Юльевич Копельман (1881–1944), совладелец (вместе с З. И. Гржебиным) издательства «Шиповник»; его жена – переводчица, журналист, драматург, литературный секретарь «Шиповника» Вера Евгеньевна Беклемишева (1881–1944).
[Закрыть], а еще дальше М. М. Исаев с семьей[1139]1139
Михаил Михайлович Исаев (1880–1950), юрист, приват-доцент Петербургского университета, юрисконсультант журнала «Заветы»; член ремизовского Обезвелволпала (см.: Обатнина Е. Р. Царь Асыка и его подданные: Обезьянья Великая и Вольная Палата А. М. Ремизова в лицах и документах. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2001. С. 346); в советское время профессор МГУ, член Верховного суда СССР (1946); его жена Маргарита Борисовна была с юности ближайшей подругой В. Е. Беклемишевой; их сын Алеша (впоследствии известный конструктор ракетных двигателей).
[Закрыть]. Впрочем, в настоящее время Коп<ельма>нов нет; будут через несколько дней.Я все время возился с моей пьесой («Преступление против нравственности»), чинил и штопал. Теперь закончил, многое изменил и исправил[1140]1140
О том, что он работает над пьесой «Преступление против нравственности», Дымов писал режиссеру Е. П. Карпову (письмо датировано 13 июля 1912 г.):
Дорогой и уважаемый Евтихий Павлович, Вы были так отзывчивы, что просили меня черкнуть Вам, когда приступлю к отделке своего произведения «Преступление против нравственности». Я очень и душевно благодарю Вас за Ваше внимание, а еще больше за откровенный совет. Сейчас я получил письмо от К. В. Бравича, который, в общем, говорит то же, что и Вы о моей пьесе. Я много думал о пьесе и кажется теперь нашел путь к исправлению ее ошибок.
Главная ошибка (недостаток) не построение и замысел, а художественный образ героя Тумаева. Над этим и надо поработать. Герой двоится: тут и сын (Сережа) и отец. Но герой должен быть только один – отец. И вот:
в I д<ействии> Тумаев бессознательно «боится» предстоящего юбилея. Еще не дошло до его сознания то, что за 25 лет сделана крупица – вместо горы. Боится, не уверен в себе, и в то же время говорит, что чувствует себя молодым и бодрым – ему рано в старики. А юбилей – это «производство в старики».
Во II д<ействии> (междодействии) у него интимный и тонкий разговор с Зиной. Она, как хищница (есть такие «девки – сквернавки»<)> почуяла, что его можно растревожить. Она дразнит его – ничего не дает, только манит куда-то из озорства. Это капля, переполняющая чашу его сомнений.
В III д<ействии> крах. Он узнает, что эта пустышка. Не с нею же уходить! – но уже ужален – новым, неиспытанным. Ему кажется, что он упустил что-то в жизни. Хочет уйти один, уехать, скрыться от «юбилея» (итог, производство в старики).
В IV д<ействии> – главным образом сцены его с профессором Осининым. Мало-помалу Тумаев сдается – во имя «общественной необходимости», сына, положения. Знает, что теперь его деятельность пуста и не освящена, но идет. Драма в нем, внутри, глубока. Пришедший фотограф снимает юбиляра «в кругу семьи». На грустном торжестве пошлости, того, что все обстоит благополучно и даже «юбилейно»-торжественно закончится пьеса.
Роль Сережи сводится на незначительную эпизодическую роль. Но им приходится жертвовать. Да он и не очень нужен в теме.
Мне кажется, что при этом обороте (который сохраняет мои мысли) пьеса выигрывает в правдивости и не выходит из рамок жизненной верности. Приподнятый тон прежней редакции (в конце) был, кажется, трескуч.
А работать здесь, в Безо, очень хорошо: берег моря, лес, тишина. Это в 35 верстах от города Везенберга, а от Ревеля 3 часа пароходом.
Был бы очень рад, если бы получил от Вас несколько слов.
От души желаю хорошо провести лето.
Еще раз – совсем искренно и дружески благодарю Вас за Ваши добрые слова.
С сердечным приветом
О. Дымов P. S. Книгу мою, верно, получили?
(ОР ИРЛИ. Ф. 550. Ед. хр. 47. Л. 3–5) В другом письме ему же – недатированном, но, судя по контексту, относящемся к тому же времени – Дымов сообщал:
Пьесу свою я заканчиваю. Среди простой обстановки я ее упростил словами. Исчезла, как кажется, некоторая приподнятость, аффектированность («флюс?»). Драма старого либерала, увидевшего через позднее увлечение всю свою жизнь и ложь ее – сделалась и понятнее и ближе. Логичнее выходит и дальнейшие его порывы к истине.
И яснее образ проф. Осинина, который осаждает его пыл – уже не веревкой и рубахой помешанного – а цинизмом своего неверия, глубоким пессимизмом. Крах идеализма, иллюзии приведений героя к скорбному безысходному неверию, духовному небытию. Но выражено это, как и полагается в порядочной драме, рядом поступков, действием, а не словами. Виноват: такого собственно мое намерение, а как вышло – это уж Вы сами просмотрите. <…>
Посмотрите – как стремительно идет, бежит, несется время: давно ли Вы возились с моей пьесой, где была драма «детей» («Голос крови»). А теперь я Вам присылаю уже драму «отцов». Это в России, что ли, так спешит время?
(Там же. Л. 1–2 об.) О работе над той же пьесой Дымов писал также в письме Б. И. Бентовину от 14 июля 1912 г.:
Дорогой Борис Ильич, Сердечно благодарю Вас за Ваше внимание и за подробный и обстоятельный ответ. Несколько человек (Карпов, Бравич) дают мне тот же отзыв: разрыв между двумя частями пьесы. Значит, я не ошибся. Теперь, когда у меня впереди все лето, да досуг, да свободная голова, я могу все исправить. Теперь уже приступил к отделке и переделке пьесы. Думаю, что мне удастся выяснить мою мысль и сценически стройно. Ошибка ведь в Тумаеве, а не в характеристике замысла.
Относительно Осипа – Вы правы, дорогой Борис Ильич. Я подумал и вчитался – это верно. Непременно и с благодарностью приму Ваши указания.
(ОР ИРЛИ. Ф. 53. № 12)
[Закрыть].Жизнь здесь течет медленно – точно мысль ученого критика – без вспышки, день как другой. Бреюсь раз в неделю, а купаюсь ежедневно. Знакомых мало. Собак много. Комаров было много, сейчас исчезли.
Где-то близко от меня живет Разумник Иванов. Он здесь уже, кажется, недели 2, а я его до сих пор не видел. Сюда приезжают М. Пришвин и А. Ремизов[1141]1141
Сохранилось письмо Р. В. Иванова-Разумника А. М. Ремизову, датированное 24 июня 1912 г. с объяснением маршрута, как добраться до Везо:
…А чтобы попасть к нам, ехать надо так:
Из Петербурга выехать в 11 ч<асов> 55 м<инут> ночи с Балтийского вокзала, взять билет до Везенберга. В Везенберг поезд приходит в 7½ ч<асов> утра. Вылезть. Взять (за 20 коп.) извозчика на конно-почтовую станцию Андреева; там заказать пару лошадей в Везо (4 р. 70 к.).
(Письма Р. В. Иванова-Разумника к А. М. Ремизову (1908–1944 гг.) / Публ. Е. Обатниной, В. Г. Белоуса и Ж. Шерона; Вступ. заметка и коммент. Е. Обатниной и В. Г. Белоуса // Иванов-Разумник: Личность. Творчество. Роль в культуре: Публикации и исследования. Вып. И. СПб., 1998. С. 73).
[Закрыть]. Кажется, собирается и Л. Андреев наведаться.Когда Вы думаете быть в Петербурге? Надо бы попробовать осуществить то, о чем мы говорили с Вами (союз прозаиков-беллетристов). А журнал? Следует подумать.
Вы, конечно, знаете и читали о гибели Сапунова?[1142]1142
Художник и сценограф Николай Николаевич Сапунов (1880–1912) утонул 14 июня во время лодочной прогулки в Териоках.
[Закрыть] Знали Вы его хорошо? Я совершенно не знал.Пишу небольшие рассказы, думаю написать повесть в 3–4 листа.
Буду очень рад, если скоро ответите. Как ребенок?[1143]1143
Речь идет о сыне Толстого от Ю. В. Рожанской Юрии, которому в это время было девять с половиной лет.
[Закрыть]Сердечный привет милой Софье Исааковне.
Вас обнимаю
Ваш О. Дымов
P. S. Читали «Мечту-победительницу Сологуба»? Это очень скучно и уныло. А язык прекрасный.
ОД
Несмотря, однако, на свое участие в бракоразводном деле и занятую откровенную «антирозенфельдовскую» позицию, Дымову каким-то образом удалось не только не испортить свои отношения с покинутым и оскорбленным супругом, но и выступать в качестве помощника и устроителя его философской и литературной карьеры. Об этом свидетельствует сохранившаяся дымовская записка к A. Л. Волынскому:
К сожалению, пока не удалось установить, принимал ли Волынский Розенфельда, состоялась ли между ними встреча и что из этого вышло, но сам по себе факт проявления Дымовым благородных чувств – заботы о том, кого он должен был вроде бы числить среди своих недругов, представляется довольно любопытным. С другой стороны, несколько не укладывается в привычную схему и поведение Розенфельда, которому не пристало принимать подаяний от человека, сыгравшего столь негативную роль в его жизни. Нам неизвестны обстоятельства, изменившие характер их отношений, однако факт остается фактом: обоюдная конфронтация (Розенфельд в нижепубликуемом письме к Дымову осторожно называет это «неладами») обернулась неожиданным и полным замирением и даже больше того – если верить письмам покинувшего Россию Розенфельда, он сохранил к Дымову «искреннее дружеское чувство». Нельзя сказать с абсолютной уверенностью, приложил ли Дымов старания, чтобы выполнить просьбу Розенфельда и помочь ему опубликовать статьи в российской печати, рекомендовал ли он его журналу «Заветы» или какому-либо другому журналу, о чем тот просил. Зная ответственное отношение Дымова к подобного рода просьбам, полагаем, что проигнорировать обращение Розенфельда он не мог, и приведенная его записка Волынскому служит здесь наилучшим доказательством. Правда, в «Заветах» Розенфельд не печатался, равно как, насколько нам известно, ни в каких других российских печатных органах, однако едва ли это случилось потому, что Дымов отмахнулся от его просьбы. Впрочем, здесь мы вступаем в область догадок, которые едва ли способны прояснить ситуацию. Обратимся лучше к документальным свидетельствам, позволяющим судить о неожиданном финале этой истории, – двум письмам Розенфельда Дымову, написанным из Германии. Письма публикуются по автографам, хранящимся в РГАЛИ (Ф. 181. Оп. 1. Ед. хр. 22. Л. 1–4 об.).
1
Berlin-Friedenau
Büsingstr. 19Дорогой Осип Исидорович.
Узнав от Вашего брата[1146]1146
Младший брат Дымова Яков-Соломон Перельман (1882–1942), в будущем известный ученый и писатель, редактор журнала «Природа и люди», популяризатор математики, физики и астрономии, автор многократно переиздававшихся книг (указан год первого издания): «Занимательная физика» (кн. 1-я и 2-я – 1913, 1916), «Межпланетные путешествия» (1915), «Занимательная геометрия» (1925), «Занимательная арифметика: Загадки и диковинки в мире чисел» (1926), «Занимательная математика» (1927), «Занимательная механика» (1930), «Живая математика: Математические рассказы и головоломки» (1934), «Занимательная алгебра» (1933), «Занимательная астрономия» (1929) и мн. др. Наделенный незаурядными способностями в области точных наук, Яков-Соломон уже в подростковом возрасте начал переписываться с А. Эйнштейном и К. Фламмарионом, а позднее, на протяжении почти двадцати лет, – с К. Э. Циолковским; о последнем написал книгу «Циолковский, его жизнь, изобретения, научные труды» (1932) (об автографах Циолковского на книгах, подаренных Я. Перельману, см.: Голубева О. Д. Автографы заговорили… М.: Книжная палата, 1991. С. 258). Умер от истощения в блокадном Ленинграде в 1942 г. См. о нем: Мишкевич Г. И. Доктор занимательных наук: Жизнь и творчество Якова Исидоровича Перельмана. М.: Знание, 1986; Карпушина Н. М. Яков Перельман: штрихи к портрету // Математика в школе. 2007. № 5. С. 54–64.
[Закрыть] Ваш адрес, я хочу написать Вам несколько слов. Что Вы много работаете, печатаетесь, это я знаю и с большим удовольствием слежу за Вашими произведениями.Что у Вас вообще доброго? Собираетесь ли в Берлин? Довольны ли собой, сложившейся жизнью, окружающими людьми? и духовной своей атмосферой? Я буду очень рад, если напишете мне. Но не только официальный привет, а по-дружески. Несмотря на то, что 3 года назад, в последние дни моего пребывания в Петербурге между нами были нелады (помните?), я к Вам продолжаю чувствовать хорошее и искреннее дружеское чувство.
Чем это объяснить, я сам не знаю, но и не хочу разбираться в этом, факт важнее своих причин – Вы имеете во мне преданного и искреннего друга.
Я живу в Берлине всего несколько месяцев, работаю много. Я закончил статью о<б> интуитивной философии Бергсона. Если Вы можете отрекомендовать меня редакции «Заветы», я буду Вам очень признателен. Я думаю свою статью послать в «Заветы», и
Ваша рекомендация для меня очень важна. Единственный человек, который оказывал мне услуги в литературн<ом> мире, – это Вы, а потому осмеливаюсь опять обратиться к Вам. Если б Вы могли, т. е. хотели бы связать меня с редакцией «Студия» или с какой-нибудь газетой, журналом, журнальчиком и пр., куда я мог бы регулярно посылать корреспонденции о театре или о новейших литературных течениях и вообще на культурные темы, Вы бы этим оказали мне очень большую услугу. Материально лучше всего обставлены постоянные политические корреспонденты. Но это, я думаю, труднее достать, я бы, конечно, был бы этому рад.
Над чем Вы сейчас работаете? Напишите мне о себе. С задушевным приветом. Искренне уважающий Вас,
Ваш И. Розенфельд.
2
Friedenau, 11.II <19>13
Berlin-Steglitz
Hackerstr.
10.IIДорогой Осип Исидорович!
Спасибо за Ваше письмо. Вашего брата встречаю довольно часто. Последнее время я простужен, не выхожу, поэтому встречаю его реже. Ваш брат часто жаловался на отсутствие от Вас писем. Он говорит мне, что занимается теперь по своей технике, служит где-то.
Шолом Аш расспрашивает меня про Вас. Он околачивается здесь некоторое время[1147]1147
Еврейский писатель Шолом Аш (1880–1957) приятельствовал с Дымовым, см. след, заметку (II. О Борисе Павловиче Бурдесе).
[Закрыть].Меня часто спрашивают в разных кругах про Вас. Берлинская публика Вас знает. Мне бы так хотелось прочесть Ваш роман «Бегущие креста», кажется, Вы переменили название[1148]1148
См. прим. 76 /В файле – примечание № 1199 – прим. верст./.
[Закрыть]. Здесь не достать. Если Вы могли бы мне прислать экз<емпляр> хотя бы на несколько дней, я скоро отослал бы Вам. Очень и очень благодарю Вас за Вашу любезную готовность оказать мне услугу. Если разрешите, пришлю Вам статейку-корреспонденцию для «Заветов». Работаю над статьей «Интуитивная философия Бергсона», думаю и ее послать Вам для «Заветов». Если Вы, милый Осип Исидорович, хотите отрекомендовать меня редакции, буду Вам очень благодарен. Бергсон, кажется, интересует теперь рус<скую> публику. В истории дерзновений человеческой мысли давно уже не было такого крупного и самобытного явления, как «Бергсон». Если для Вас не затруднительно спросить у Разумника, желательна <ли> для них статья о «Нитше», буду Вам очень признателен.Я написал еще в прошлом году статью «Творчество юдаизма». Многие находят ее любопытной. Она сводится глав<ным> обр<азом> к следующим моментам: 1. Атеистичен или религиозен юдаизм? 2. Вселенский сверхисторический характер еврейской культуры. 3. Разрушающий-созидающий характер еврейского творчества. Помните, мы с Вами говорили часто на эту тему. И Вас, кажется, этот вопрос занимает. Статья не абстрактного характера, оперирует фактами и опытом «творчества», но не знаю, куда она может пойти. В «Рус<ской> Мысли» никого не знаю, кроме того, вряд ли подойдет из-за ее отношения к историческому христианству. Еврейских журналов нет. Я послал ее недавно моему брату, проживающему в Петербурге. Я от него еще ответа не имею. Если Вы разрешите, я напишу ему, и он передаст ее Вам, он живет недалеко от Вас: Невский 130, кв. 34. Яков Самойлович[1149]1149
Яков (Янкель-Гирш) Самойлович Розенфельд (1883–1973), экономист. Учился во Фридберге, на философском факультете Женевского и экономическом факультете Гессеновского университетов. Принимал участие в российском революционном движении, см. об этом: Шишанов В. «Эти молодые люди были ярыми социалистами…»: (Участники революционного движения в окружении Марка Шагала и Беллы Розенфельд) // Бюллетень Музея Марка Шагала (Витебск). 2005. Вып. 13. С. 64–74 (особ. с. 70–72). Биографическую справку о нем см.: Российская еврейская энциклопедия. Т. 2. М.: Эпос, 1995. С. 487.
[Закрыть].Буду очень, очень рад увидеться с Вами. Я Вам не ответил так долго на Ваше теплое письмо из-за того, что был болен и сейчас еще нездоров.
Что у Вас доброго? Каково настроение? От души желаю Вам всего хорошего и светлого. Жму Вашу руку. С задушев<ным> приветом
Ваш И. Розенфельд.
II. О Борисе Павловиче Бурдесе
«Передовик» «Биржевых ведомостей» Борис Павлович Бурдес (1861–1911) личность весьма неординарная. Как журналист он начинал в провинциальных изданиях, затем сотрудничал в газете «Луч» и «Петербургских ведомостях». Образцовым считается его перевод на русский язык книги И. Канта «Грезы духовидца, поясненные грезами метафизика» (СПб., 1904; 2-е изд. – 1911, редактор А. Волынский); см. также его брошюру (бесплатное приложение к «Биржевым ведомостям») «Политический строй и партии современной Германии» (СПб., 1906) и статью «Эрнест Ренан как человек и историк еврейского народа» (Вестник всемирной истории. 1901. Вып. VI)[1150]1150
См. рецензию на нее за подписью Новичок в еврейском еженедельнике «Будущность» (1901. № 25. 22 июня. С. 496–497).
[Закрыть], свидетельствующую о нем не только как о зрелом политическом аналитике, но и как о компетентном философском публицисте.
Бурдес был неплохим лингвистом и знатоком богословия. В Отделе рукописей Государственного центрального музея им.
А. А. Бахрушина сохранилось его письмо Т. Н. Щепкиной-Куперник, написанное на визитной карточке, в котором он демонстрирует свои познания в библеистике:
Борис Павлович Бурдес,
Сотрудник «Биржевых Ведомостей»
Крюков канал, д. 7[1151]1151
Подобная визитная карточка сохранилась в архиве режиссера Е. П. Карпова (РГАЛИ. Ф. 770. Оп. 1. Ед. хр. 421. Л. 9).
[Закрыть]С истинным удовольствием посылаю Вам, Татьяна Львовна, Тору и книги пророков. В XI главе Исайи Вы найдете формулу, которая Вам так нравится. В 9 стихе слово «Господа» тенденциозно взято переводчиком вместо «Бога». Надеюсь, формула в глазах Ваших и Вашей сестры, Анны Львовны[1152]1152
Бурдес, по всей видимости, имеет в виду сестру своего корреспондента актрису Малого театра Александру Львовну Куперник (по сцене Щепкина; 1880 – после 1945).
[Закрыть], не пострадает.
<На лицевой стороне карточки:>Всегда и во всем с Вами<далее проведена стрелка к имени>Борис Павлович Бурдес[1153]1153
ОР ГЦТМ им. А. А. Бахрушина. Ф. 313. Л. 1.
[Закрыть]
Будучи человеком достаточно образованным, начитанным и пишущим, он проявлял себя в различных сферах – от переводчика до исследователя-гуманитария. В недатированном письме писателю и публицисту И. А. Порошину Борис Павлович, перечисляя свои литературные и научные занятия, а заодно подверстывая к ним успехи на любовном фронте, сообщал:
Написал и довольно большое исследование о Ницше, довожу до конца большую статью о современной русской поэзии, перевожу очередное французское исследование о Паскале и – не скрою от Вас – ухаживаю за одной миловидной особой – не без некоторого успеха. Сплю мало, но здоров и с наслаждением работаю[1154]1154
РГАЛИ. Ф. 393. Оп. 1. Ед. хр. 56. Л. 4–4 об.
[Закрыть].
Несмотря, однако, на известную незаурядность личности и деятельности Бурдеса, ни его журналистское наследие, ни политические или философские суждения, взгляды и тексты, ни познания в области иудаики, ни круг общения никогда не изучались. Возможно, последующим поколениям в Борисе Павловиче недоставало персональной яркости, но могло сыграть свою роль и то обстоятельство, что за политическим обозревателем «Биржевки» тянулся шлейф дурной славы агента охранки. К моменту знакомства Дымова с Бурдесом (в 1901 году, когда Дымов стал сотрудником этой газеты) связи последнего с российским полицейским ведомством, судя по всему, значительно ослабли. По крайней мере В. К. Агафонов, автор знаменитой книги о полицейских агентах (1918), написанной на основе изучения архивов охранки, относит деятельность Бурдеса-провокатора к недалекому, но все-таки прошлому:
Бурдес Борис состоял сотрудником петербургского охранного отделения в 1881 году. В 1893 году поехал в Париж и оттуда предложил свои услуги Семякину по заграничной агентуре, причем указал, что имеет связь в революционной среде благодаря своим виленским знакомствам с Борисом Гейманом, Валерианом, Леоном Френкелем (другом Бебеля), Давидом Куревичем и его сестрой Марией, затем он знаком с московским студентом Троицким, входящим в кружок Василия Мятлина, Рождественского и сестер Шефтель. О Бурдесе в это же время писал Н. Н. Сабурову – исправляющему должность директора Департамента полиции – начальник харьковского жандармского управления К. Н. Вербицкий, сообщая, что Бурдес был у него в числе секретных сотрудников петербургского охранного отделения в 1881 году (письмо от 29 сентября 1893 года). Вернувшись из Парижа, Бурдес представил с. – петербургскому градоначальнику сообщение о деятельности русских революционеров в Париже, причем охарактеризовал следующих лиц: Александра Карро, Бориса Геймана, Анку Берман – жену Геймана, Николая Троицкого, Марию Давыдовну, Гуревич, Татьяну и Веру Гейман (сестры Бориса), Верховеского, Григорьева, Яновича и других[1155]1155
Агафонов В. К. Парижские тайны царской охранки. М.: Русь, 2004. С. 324.
[Закрыть].
Сведениями о том, продолжал ли Бурдес трудиться на ниве осведомителя, заняв в 1901 году кресло «передовика» солидной газеты, мы не располагаем. Известно даже нечто противоположное: в эти годы он был не прочь, например, разделить трапезу за еврейским пасхальным столом со знаменитым революционером-народником, «чайковцем», членом «Земли и воли» и членом исполкома «Народной воли», бывшим шлиссельбуржцем, писателем, ученым (в будущем почетным членом АН СССР) Николаем Александровичем Морозовым (1854–1946). В бумагах Морозова отложились письма к нему Бурдеса и Дымова: то и другое содержат приглашение отпраздновать вместе с ними 11 апреля 1910 года – по принятому в тогдашнем Петербурге обычаю – еврейскую пасху в смешанной русско-еврейской компании (оба письма написаны на почтовой бумаге «Биржевых ведомостей»). В приглашении Бурдеса говорилось:
Дорогой Николай Александрович,
Все еще нахожусь на положении умирающего, но не умершего, и, как видите, с трудом вывожу буквы.
Повидать Вас и Вашу супругу мне очень хочется. Да и вообще после события 7 ноября потребность общения с такими, как Вы, еще больше усилилась[1156]1156
Приговоренный в 1882 г. к вечной каторге, Н. А. Морозов был амнистирован по октябрьскому манифесту и 7 ноября 1905 г. вышел на свободу.
[Закрыть]. Если ничего лучшего Вам не предстоит, приезжайте завтра, в воскресенье, часам к 10 веч<ера>. Встретите знакомых, и мы часик-другой побеседуем о нем[1157]1157
Вероятно, о «событии 7 ноября».
[Закрыть].Крепко Вас обнимаю. Кланяюсь супруге Вашей.
Б. Бурдес
Приглашение Бурдеса подкреплялось письмом Дымова:
С.-Петербург 10 апр<еля> 1910Высокоуважаемый Николай Александрович,
Беру на себя смелость от имени Вашего знакомого Б. П. Бурдеса и своего пригласить Вас с женой на празднование Пасхи (еврейской) в воскресенье 9½ вечера 11 апр<еля> уг. Кронверкского Церковная ул., д. 1 к. 7 у Б. П. Бурдеса (Петер<бургская> стор<она>) <рядом, на полях, приписан телефон:> Т. 308.18. Там Вы найдете кружок лиц, которые, как и мы, относятся к Вам с чувством исключительно глубокого уважения. Мы очень хотим думать, что Вы не откажете всем нам в этой нашей просьбе.
Осип Дымов
Поддерживавший с Дымовым приятельские отношения Бурдес переводил вместе с ним на русский язык трагедию Шолома Аша «Саббатай Цеви»[1160]1160
Опубликована в альманахе «Шиповник» (Кн. 5. СПб., 1908).
[Закрыть]. Писавший на идише Ш. Аш хотя и жил в Петербурге, но русским языком почти не владел и для представления русскому читателю нуждался в адекватных переводах. До этого тот и другой уже переводили Аша: Дымов его драму «God fun nekome» («Бог мести», 1906; постановка 1907)[1161]1161
«Бог мести» вызвал широкий резонанс в театральном мире: пьесу купил Художественный театр для одной из своих студий, спектакль был поставлен М. Рейнгардтом в берлинском Deutsches Theater, в России – в Театре Корша (реж. Н. Синельников), в петербургском Современном театре (рук. Н. Ходотов); в гастрольной поездке в США (1908) его показывал Театр В. Комиссаржевской.
[Закрыть], а Бурдес – повесть или, как определил жанр сам автор, «поэму из еврейской жизни в Польше» «A shtetl» («Городок»), напечатанную издательством «Шиповник» в 1907 году[1162]1162
См. в воспоминаниях Н. Н. Ходотова: «Экспансивнее Шолома Аша я никого не встречал. Он жил во время приезда в Петербург то у меня, то у О. Дымова, прекрасно переводившего его „Бога мести“, то у Бурдеса, тоже переводчика его знаменитого „Городка“» (Ходотов Н. Н. Близкое – далекое. 2-е, доп. и испр. изд. Л.; М.: Искусство, 1962. С. 210).
[Закрыть]. Однако в связи с переводом «Саббатая Цеви» между автором и переводчиками произошел инцидент: Аш выразил то ли полное недовольство, то ли неполное удовлетворение переводом. В письме к нему из Берлина Дымов писал[1163]1163
Приводится по копии, которая одновременно была направлена А. Л. Волынскому, (РГАЛИ. Ф. 95. Оп. 1. Ед. хр. 481. Л. 14–15), игравшему в этом инциденте роль высшего авторитета и третейского судьи.
[Закрыть]:
Копия
Berlin W. Spichem St. 2, gar. I
Господину Шолому Ашу.
В письме Вашем к Б. П. Бурдесу Вы порицаете одни места перевода «Саббатая Цви» и хвалите другие. Первые – по Вашему утверждению – переведены Б. П. Бурдесом одним, вторые – совместно со мной.
Для выяснения истины считаю долгом сообщить, что весь перевод сделан нами двумя сообща и что в нем нет ни строчки, которая была бы не читаема мной.
Осип Дымов
P. S. Как было условлено заранее, на переводе должна значиться одна только фамилия Б. П. Бурдеса.
О. Д<ымов>
В свою очередь, Бурдес писал Волынскому примерно в это же время:
Дорогой Аким Львович,
<…> От Аша вчера получил письмо, из которого вижу лишь одно: пьеса его, очевидно, произвела невыгодное впечатление. Как переводчики этой пьесы мы с Дыминкой ему тотчас же написали и по некоторым соображениям решили переслать Вам, Чирикову[1164]1164
Евгений Николаевич Чириков (1864–1932), прозаик, драматург, публицист.
[Закрыть] и Санину[1165]1165
Александр Акимович Санин (наст. фам. Шенберг; 1869–1956), актер и режиссер.
[Закрыть] копию с ответного письма.Вас крепко обнимаю
Вероятно, вместе с письмом Бурдеса Волынский получил письмо и от Дымова:
Дорогой Аким Львович,
ну вот и инцидент. Люблю. Брр… Понимаете: я специально из Мюнхена приехал, свою драму бросил, три недели возился с лжепророком, не получил ни копейки, уплатил из кармана (часть) за переписку и вот: Аш утверждает, что я неграмотен! Merci. <…>
Еще до этого Дымов сообщал Волынскому (5 ноября 1907):
Перевод пьесы был послан на просмотр Волынскому и его заключение. Бурдес писал ему в уже цитированном письме:
Нам неизвестен финал этого инцидента; судя по всему, через какое-то время он был исчерпан, но след во взаимоотношениях его участников, безусловно, оставил.
В обыденной жизни Бурдес представлял собой довольно-таки странную смесь экстравагантности и комизма, что служило объектом нескончаемых шуток и иронических поддевок людей, его окружавших. Так, П. Пильский не без насмешки описывает Бурдеса «маленьким человеком с тоненьким голосом»[1170]1170
Трубников П. <П. Пильский>. Лица, речи, ночи // Сегодня. 1931. № 349. 18 декабря. С. 2.
[Закрыть], а в «Романе моей жизни» И. Ясинского он предстает как «бойкий, остроумный публицист с комической внешностью и с оригинальными взглядами на текущие события»[1171]1171
Ясинский Иер. Роман моей жизни: Книга воспоминаний. М.: ГИЗ, 1926. С. 288.
[Закрыть].
Бурдес был извечной жертвой бесконечных происшествий, неприятностей и конфузов. В упоминавшемся выше письме И. А. Порошину он пишет:
В тот день, когда Вы уезжали из Петербурга, со мною приключилась маленькая неприятность, помешавшая мне повидать Вас. Выскакивая с дрожек, я упал, переломал кость в левой руке выше хирургической шейки. Шесть недель я работал одной рукою, ходил с гипсовой повязкой на другой, и так как Бонди[1172]1172
Владимир Александрович Бонди (1870–1934), журналист, редактор журнала «Огонек» и газеты «Биржевые ведомости» («<…> не редактор, нет, диктатор „Вечерней биржевки“ <…>», по определению Г. Иванова: Иванов Г. В. Собр. соч.: В 3 т. Т. 3: Мемуары. Литературная критика. М.: Согласие, 1993. С. 247). В кругу петербургских литераторов существовало мнение, что Бонди является родственником издателя «Биржевки» С. М. Проппера, см., к примеру, запись в дневнике Ф. Фидлера о том, как И. Ясинский рассказывал ему, что в «Биржевых ведомостях» главным и всемогущим лицом является Бонди, родственник Проппера (издателя); стало быть, тоже еврей, хотя и выдает себя за потомка крестоносцев (Фидлер Ф. Ф. Из мира литераторов: Характеры и суждения / Вступ. ст., сост., пер. с нем., прим., указатели и подбор илл. К. М. Азадовского. М.: Новое литературное обозрение, 2008. С. 530).
О том же говорил Измайлов А. Свирскому, по воспоминаниям последнего:
– Недавно сюда приехал из Австрии племянник Проппера – некто Бонди, тоже очень ловкий человек. Сейчас они хлопочут о разрешении им маленькой газетки под тем же названием, нечто вроде приложения к большой. И кроме того, хотят издавать вечернюю «Биржевку».
(Свирский А. История моей жизни. М.: ОГИЗ, 1947. С. 560). И далее – уже как о непреложном факте – Свирский пишет:
Проппер и его племянник Бонди легко и быстро завоевывают известность.
(Там же. С. 562) Спустя много лет И. В. Гессен так вспоминал об отношениях тех, кто стоял во главе «Биржевки»:
О своем коллеге Бонди, смазливом и крикливом jeune prémier, Гак<к>ебуш отзывался с величайшим презрением – «нам, мол, деньги тяжелым трудом достаются, а ему смазливая харя ворожит», а когда у Гак<к>ебуша внезапно умерла жена, Бонди давал недвусмысленно понять, что у такого человека «все может случиться». Когда же потом Гак<к>ебуш, сойдясь с министром вн<утренних> д<ел> Протопоповым и получив от банков огромные деньги, основал новую газету «Русская Воля» и увел из «Бирж<евых> Ведомостей» лучших сотрудников и заведующих коммерческой частью, Бонди уже открыто называл его уголовным преступником.
(Гессен И. В. В двух веках: Жизненный отчет. Berlin, 1937. С. 334) В своих воспоминаниях «Wos ich gedenk» («То, что я помню») Дымов подробно останавливается на фигуре Бонди.
[Закрыть] в это время взял отпуск, а Батхов опасно заболел, то мне пришлось работать за троих в течение целого месяца и писать одной рукою. Но все хорошо, что кончается хорошо. Теперь Бонди здесь и произведет в помощники редактора, Батхов выздоровел и женился, а моя рука левая действует по-прежнему. Ничто, стало быть, не мешает мне воевать с Чемберленом, ругать Вильгельма II и давать добрые советы нашей собственной дипломатии. Все это я делаю добросовестно, за что получаю по-прежнему 300 рублей в месяц и – от времени до времени похвальные отзывы[1173]1173
РГАЛИ. Ф. 393. Оп. 1. Ед. хр. 56. Л. 4.
[Закрыть].
Комичность фигуры Бурдеса оставалась притчей во языцех. Нельзя было без улыбки смотреть на этого невысокого человека, выделявшегося среди толпы нелепостью своего наряда и экспансивностью поведения. О. Мельник в письме от 22 сентября 1907 года сообщал из Берлина А. Волынскому:
В другом его письме тому же адресату (от 5 ноября 1907) читаем:
Получив это письмо, Волынский, вероятно, заинтересовался предметом любовных воздыханий Бурдеса; Дымов в ответ успокаивал:
Сам Дымов, не усмотревший (по крайней мере судя по этому его письму) в увлечении Бурдеса никакой аномалии, относился к приятелю ничуть не менее иронично, нежели другие. Годы спустя в своих идишских мемуарах «Wos ikh gedenk» он сделает забавную зарисовку Бурдеса, крещеного еврея, который громко и патетично возмущался на премьере скандально знаменитых «Контрабандистов» С. Эфрона-Литвина и В. Крылова в Суворинском театре (23 ноября 1900 года) – спектакля, проникнутого лютой антисемитской злобой:
Уже прошло более получаса, а публика все еще ждала. Там, за занавесом, не торопились. Выглядело это так, будто две враждебные армии стояли друг против друга, готовые к бою, но каждая боялась начать стрельбу первой.
– Я еврей! И я протестую против такого молчания! – услышал я позади себя истерически крикливый голос: – Это оскорбление и унижение!
Я узнал голос своего коллеги по газете выкреста Бориса Бурдеса. Он весь покрылся потом, его стоячий накрахмаленный воротник превратился в белую тряпку, волосы на голове были растрепаны. Никто его не слушал, но он по-прежнему продолжал кричать:
– Я еврей! Я не допущу, чтобы…
Чего не хотел допустить этот «еврей», я уже не мог уловить[1177]1177
Dymov О. Wos ich gedenk: Zichronot <2 bands>. New York: «CYCO» Bicher-Farlag, 1943–1944. Band II. S. 157.
[Закрыть].
Бурдес же, напротив, высоко ценил писательское дарование Дымова, о чем последний хорошо знал, воспринимая это, по-видимому, не без иронического патронального чувства. В письме А. Руманову от 14 июля 1905 года Дымов, рассказывая о Бурдесе, дал волю своей иронии:
Я думаю о своей будущей «карьере». Я писал об этом Бурдесу. Вот как он выразился. Внимание.
Чехов про себя так отзывался («Чайка»): про меня всегда будут говорить: «Да, это хорошо, мило, но Тургенев писал лучше. А про меня будут говорить: Да, хорошо, мило, но Чехов писал лучше. Однако когда я умру и появится молодой подающий надежды писатель, о нем скажут: да, хорошо, мило, но Дымов писал лучше. Dixi<.»>[1178]1178
РГАЛИ. Ф. 1694. Оп. 1. Ед. хр. 245. Л. 25.
[Закрыть]
Отношения между Дымовым и Бурдесом не избежали временных ссор и размолвок. После одной из них Дымов писал тому же Руманову (письмо датировано 21 февраля 1909 года):
Ссоры, однако, заканчивались перемирием, и Дымов продолжал принимать в судьбе приятеля деятельное участие. 27 октября 1907 года он писал Руманову:
О Борисе Павл<овиче> Бурдесе. Что такое с ним произошло? Почему вы все там от него отвернулись? Почему Ты не пишешь ему? Если у него разрыв с «Бирж<евыми> Вед<омостями>» – отчего бы Тебе не устроить его корреспондентом в «Русск<ое> Слово»? Когда он говорит о своей литературной работе, то у него плачет голос. Могут плакать глаза или даже сердце – но голос – пойми – плакать не должен. Это в силах человек сделать для человека. Ты это знаешь не хуже моего[1180]1180
Там же. Л. 33 об.
[Закрыть].
В круг близких знакомых Бурдеса и Дымова входил известный переводчик с немецкого и на немецкий Александр Самойлович Элиасберг (1878–1924). Он родился в Минске, окончил физико-математический факультет Московского университета (1902), но с 1906 года жил в Мюнхене и являлся одним из активных деятелей, связующих русскую и немецкую культуры, – «превосходным посредником», по определению Т. Манна[1181]1181
Об А. Элиасберге и его связях с писателями русскими и мировыми см.: Лазарев В. А. Из истории литературных отношений первой четверти двадцатого столетия // Ученые записки Московского областного педагогического института им. Н. Крупской. Вып. 46. № 3. М., 1962. С. 91–134 (письма В. Брюсова Элиасбергу); Лаптева Л. П. Неизвестные письма Константина Бальмонта в архивах Чехословакии // Русская литература. 1990. № 3. С. 169–179 (о письмах К. Бальмонта переводившему его Элиасбергу. С. 169–172); Cheron G. Letters of Balmont and Bijusovto Eliasberg // Wiener Slawistischer Almanach. 1991. Band 28. S. 353–382; Терехина В. Александр Элиасберг и русский Париж // Русское еврейство в зарубежье: Статьи, публикации, мемуары и эссе. Т. I (VI) / Сост., гл. ред. и изд. М. Пархомовский. Иерусалим, 1998. С. 118–130; Письма З. Н. Гиппиус А. С. Элиасбергу / Вступ., подгот. текстов и коммент. В. Н. Терехиной // Зинаида Гиппиус: Новые материалы. Исследования. М.: ИМЛИ РАН, 2002. С. 142–154; Poljakov F. В., Sippl C. Dramen der russischen Moderne in unbekannten Übersetzungen Henry von Heiselers. München: Verlag Otto Sagner, 2000. S. 35–37; Зипль К. «Превосходный посредник»: Томас Манн и Александр Элиасберг / Пер. <с нем.> К. Константинова // Звезда. 2004. № 9. С. 169–179; Sippl С. Die Bibliothek des Übersetzers Alexander Eliasberg: Eine Spurensuche // Imprimatur. Ein Jahrbuch für Bücherfreunde. Neue Folge. 2001. № 16. S. 134–143; Sippl C. Verlage und Übersetzer in der Zwischenkriegszeit // Stürmische Aufbrüche und enttäuschte Hoffnungen. Russen und Deutsche in der Zwischenkriegszeit / K. Eimermacher, A. Volpert (Hrsg.). München: Fink, 2006. S. 783–803; Sippl C. Der Übersetzer Alexander Eliasberg und die russischen Literaten im Exil (Dmitrij Merezkovskij – Ivan Smelev – Aleksej Remizov) // Die russische Diaspora in Europa im 20. Jahrhundert. Religiöses und kulturelles Leben / A. Davids, F. Poljakov (Hrsg.). Peter Lang, 2008. См. некролог Элиасберга в русской эмигрантской прессе: Матанкин А. Александр Элиасберг // Руль. 1924. № 1126. 17 августа. С. 4; см. также: Ремизов A. M. Esprit: Histoire-salade – сказ-вяканье // Современные записки. 1925. № 23. С. 93.
[Закрыть]. В его «послужном списке» числится множество произведений русских (Пушкин, Гоголь, Л. Толстой, Достоевский, Тургенев, Лесков, Чехов, Бальмонт, Брюсов, Бунин, З. Гиппиус, Мережковский, Ф. Сологуб, Ремизов, Кузмин и др.) и еврейских классиков (И.-Л. Перец, Менделе Мойхер Сфорим, Шолом-Алейхем, Д. Бергельсон), переведенных на немецкий язык. Ему принадлежат антологии переводов поэзии (Russische Lyrik der Gegenwart. München und Leipzig, 1907)[1182]1182
См. рецензию на нее В. Гофмана (Весы. 1907. № 9. С. 85–88).
[Закрыть] и прозы (Neue russische Erzähler. Berlin, 1920; посвящена Т. Манну); переводы немецкой поэзии на русский язык (Немецкие поэты в русских переводах. Leipzig, 1920; совместно с А. Лютером); а также составление книг: «Bildergalerie zur Russischen Literatur» / «Русская литература в портретах и письменах» (со вступительным словом Т. Манна) (München, 1922), «Russische Literaturgeschichte in Einzelporträts» (München, 1922, 1925) – и антологии «Русский Парнас» (Leipzig <1920>; вместе с Давидом Элиасбергом).
![Книга Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 2] автора авторов Коллектив](http://itexts.net/files/books/110/oblozhka-knigi-shef-sysknoy-policii-sankt-peterburga-i.d.putilin.-v-2-h-tt.-t.-2-107265.jpg)
