Текст книги "Россия и Запад"
Автор книги: Александр Лавров
Соавторы: Михаил Безродный,Николай Богомолов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 39 страниц)
Примечание седьмое: «Спасибо, но…»
За десять лет, разделяющих письма двух израильских корреспондентов, литературные нравы Земли Обетованной («содержание удмуртское с одессизмами»), как Бродский мог и без подсказок догадаться, изменились мало. Через несколько лет, еще при жизни Нобелевского лауреата – с падением железного занавеса и после переселения в государство сотен тысяч русскоязычных читателей, в том числе бывших ленинградских однокашников Бродского[507]507
Один из них, после десятилетий молчания вдруг проявившийся и нашедший всемирно прославившегося одноклассника Е. К-г, делился воспоминаниями накануне алии: «Эпизоды, которые, вероятно, будут не очень приятны для тебя… Вот „математичка“ – Марина Ивановна Гудилина – отъявленная антисемитка – выгоняет из класса Бродского… (181 шк., 7 кл.). Вот отъявленный подонок-инвалид без руки избивает тебя протезом в школьном туалете… (191 шк., 8 кл.). Вот мы – ты и я – встречаемся под аркой ленинградского Дворца Пионеров им. А. А. Жданова. Ты шел из литературной секции, я – из Клуба Юных Химиков. <…> Г-с – в Нью-Йорке, Г-к – в Сан-Франциско, Г-г – в Чикаго, Я-н, кажется, в Израиле. Я тоже собираюсь в будущем году переехать в Израиль. Хотел бы в U.S., но это сейчас очень сложно» (2 февраля 1990; Correspondence. Brodsky Papers. Yale Archive).
[Закрыть], – литература на русском языке в Израиле пышно расцветет. В беседе с С. Волковым (осень 1991 года) Бродский отмахнулся от русскоязычной израильской постановки пьесы Томаса Стоппарда «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» в его же собственном переводе («Могу себе представить, что они там наворотят!»[508]508
Волков С. Диалоги с Иосифом Бродским. С. 265.
[Закрыть]) театром Гешер, который гастролировал с премьерой в Нью-Йорке[509]509
Нью-йоркские критики между тем приняли постановку в рамках престижного театрального фестиваля БАМ очень тепло («а critical hit in an adopted country»; Akalaitis J. Theater on the Verge in the Middle East; Palestinian Drama Is An Expression Of Identity, «Even Sanity» // The New York Times. 1991. 15 September). Театр «Гешер» (в переводе с иврита «Мост», режиссер – Евгений Арье), основанный в 1991 г. в самом начале массовой репатриации из бывшего СССР, сразу стал сенсацией израильского культурного бомонда.
[Закрыть].
Бывшему ленинградцу и затем иерусалимцу Михаилу Хейфецу, с которым они встретились в Амхерсте, где Бродский преподавал, на вопрос про возможный визит в Израиль ответил по-бытовому: «Зимой я работаю, сам видишь, занят, а летом у вас слишком жарко для моего сердца»[510]510
Полухина В. Иосиф Бродский глазами современников. С. 54. Также в интервью автору (12 июля 2010 г.).
[Закрыть]. Хейфец (соблазнявший Бродского гостевой комнатой в своей квартире и экскурсиями по стране) позже объяснял это как вероятную «неестественность при столкновении весьма благополучного американского поэта с вечным Иерусалимом, с тем кустом… с тем Богочеловеком, который там был просто человеком и ходил босыми ногами по этим самым камням»[511]511
Там же.
[Закрыть].
Хотя Иосиф Бродский Израиль исторической родиной, по-видимому, не ощущал, а еврейство занимает в его поэзии незначительное место и приходится на ранние годы, близко знавший Бродского (с девятнадцати лет и до конца жизни) Анатолий Найман свидетельствует, что поэт
любил родительский дом, был верен родне и семейному укладу. Что антисемитизм всегда вызывал в нем мгновенный нерассуждающий отпор. Что он никогда не разыгрывал из себя ассимилированного или эмансипированного еврея. Другое дело, что он был им. <…> Он родился с еврейской психикой, но человеком был культуры христианской. В Израиле на это противоречие реагируют обостренно, так сказать, на генетическом уровне. Еврею христианской культуры, приезжающему извне, трудно освоиться в еврейском Иерусалиме[512]512
Найман А. [К десятой годовщине смерти И. Бродского в авторской рубрике «Взгляд частного человека»]. Цит. по: http://www.e-slovo.ru/276/nayman.htm.
[Закрыть].
Вслед за метафизическим объяснением невозвращения Бродского в Петербург А. Г. Найман предлагает правдоподобную психологическую подоплеку его неприезда в Израиль:
Что же касается Израиля, то там ты и вовсе голый. Скажем, приехал по чьему-то высокому приглашению, надел на себя английский костюм, французский галстук, медленно идешь по пустой в полдень улице, глазеешь на дома и деревья. Появляется кто-то движущийся навстречу, в момент сближения бросает на тебя короткий взгляд – в котором ты, бросив такой же на него, читаешь, что вот, идет аид прикинутый, как будто он лорд и у лорда в гостях, а на самом деле он – копия капли воды дядя Яша, а кто такой дядя Яша и какая ему цена, мы тут великолепно знаем. Иначе говоря, ты можешь столкнуться тут с почти двойниками. Тут уже живет поэт с таким же именем, как у тебя, и тридцать лет назад, в Ленинграде, вас уже путали. Тем более ты тоже картавишь. Тем более ты тоже рыжий: пусть бывший, но здесь это узнаётся. Короче, никакая ты уже не уникальная индивидуальность, а еврей, как все. Дистанцированность разрушается, само собой, но еще до нее – самоидентификация. Ты начинаешь чувствовать себя непривычно, неестественно и неуютно, и на кой черт ради этого приезжать[513]513
Там же.
[Закрыть].
А. Г. Найман предлагает допустить, что Бродский «знал все и про Ленинград, и про Израиль», и именно эта гипотетическая совокупность представлений о заветной географии рассматривалась им как веский довод против поездок. Ибо такой визит, обусловленный зовом крови или ностальгии, мог пусть ненадолго, но сделать его «зависимым – все равно, от бывших согорожан или от соплеменников»[514]514
Найман А. [К десятой годовщине смерти И. Бродского в авторской рубрике «Взгляд частного человека»]. Цит. по: http://www.e-slovo.ru/276/nayman.htm.
[Закрыть].
Рис. 3. Дарственная надпись на книге И. Амихая с пожеланием встречи в Иерусалиме. Из колл. Гуверовского института.
Бродского приглашали в Израиль неоднократно, иногда звали с собой в поездку американские евреи. В конце 1990 года Эрвин «Тоби» Хольтцман, состоятельный коллекционер и бизнесмен, с которым Бродский был знаком с первого дня приезда в США, пенял корреспонденту за двадцать лет отговорок и перечислял доводы, по которым тот должен был наконец согласиться на посещение Иерусалимской книжной ярмарки:
Продолжаем парад новостей планеты! Иерусалимская книжная ярмарка 91-го [года] уже на горизонте. Прилагаю к сему свой вклад в мероприятие Тедди [Коллега] (один из тысяч). Русские приедут из СССР (хорошие, плохие, и мерзкие) для литературной показухи (или чернухи).
А что ты думаешь по поводу нашего совместного вояжа? Кажется в этом году стукнет двадцатилетний юбилей нашим разговорам об этой поездке. 1) Русских там больше (много); 2) в поэзии [сейчас] нуждаются как никогда; 3) захватывающие времена; 4) прекрасная страна.
У меня будут организованы частная охрана, собственный гид, водитель, и куча литературных контактов – типа каждый израильский поэт. Я знаю, ты меня всегда уверял, что ты никогда не поедешь туда
без меня. Настало время ударить [по] диалектическому материализму. Ты едешь со мной… Твоими темпами или моими???[515]515
Перевод с англ. – наш; подчеркнуто в оригинале. Цит. по письму на фирменном бланке мичиганской компании Хольтцмана (1927–2010) в собрании материалов Бродского, переданных коллекционером Гуверовскому институту в Калифорнии (Irwin Т. and Shirley Holtzman Collection). Ответ Бродского неизвестен.
[Закрыть](18 декабря 1990; Hoover Institution Archives. Stanford University)
Искали встреч с Бродским путешествующие израильтяне[516]516
В архиве поэта сохранилась записка по-английски от профессора беэршевского Университета им. Бен-Гуриона Аарона Комема (Aharon Komem), довольно известного израильского автора восьми поэтических сборников и переводчика нескольких пьес Шекспира на иврит; весной 1990 г. Комем приглашает Бродского встретиться в уютном кафе (по-видимому, имеется в виду одна из итальянских тратторий в Гринвич-Виллидж), чтобы – и здесь проступает довольно типичная национальная напористость современного израильтянина, которая Бродского, скорее всего, должна была покоробить, – «обменяться взглядами и мыслями по поводу жизни в Нью-Йорке, о поэзии, о женщинах, и вообще о людях» (Brodsky Papers. Yale Archive).
[Закрыть]. Были у него поклонники и среди ведущих современных иврито-язычных поэтов, достаточно назвать Иехуду Амихая[517]517
Иехуда Амихай (1924–2000), поэзию которого мировому читателю открыл в 1965 г. Тед Хьюз, подарил Брдскому свой томик «Избранных стихотворений» (1971). Переводы с иврита были изданы Пингвин Букс за три года до выхода там же книги стихотворений по-английски самого И. Бродского. Посвящение на форзаце заканчивается традиционным еврейским пожеланием – цитатой из молитвенника («В будущем году в Ерушалаиме»): «For Joseph Brodsky with admiration and deep feeling. Yehuda Amichai. Jerusalem. „Next Year in Jerusalem“» (Irwin T. and Shirley Holtzman Collection. Hoover Institution Archives. Stanford University).
[Закрыть]. Как и в случае с Петербургом, Бродский не отказывался однозначно, а как бы оставлял дверь слегка открытой – просто откладывая решение. Типичный случай – обращение ветеранов Антифашистского комитета в августе 1994 года, посланное почему-то на бланке Товарищества еврейско-украинских связей:
Уважаемый г-н Иосиф Бродский!
Пусть не смущает Вас этот бланк. Ныне я выступаю в другой роли: не как председатель вышеуказанного общества, а как председатель Оргкомитета Международного антифашистского форума.
Этот форум состоится в Израиле 29.9–4.10 с.г. День приезда участников – 28 сентября. Участники с Запада оплачивают свой проезд и некоторые дополнительные услуги в Израиле.
Тематика Форума направлена против неофашизма, расизма, тоталитаризма, шовинизма, экстремизма и всякой ксенофобии.
Участники Форума – ветераны войны, бывшие политузники (большинство), министры национальных отношений, политологи, «Праведники народов мира»[518]518
Имеются в виду так называемые «хасидей умот хаолам»: неевреи, спасавшие евреев в годы нацистской оккупации Европы.
[Закрыть].Программа включает церемонию чествования «Праведников мира» в Яд Вашем
[национальный мемориал Катастрофы (Холокоста) и Героизма. – Ю.Л.],открытие Форума, экскурсии по Израилю, научную конференцию, вечера лагерного юмора и лагерной поэзии.Оргкомитет Форума приглашает Вас принять участие в Форуме, и мы ждем Вашего согласия.
С искренним уважением и симпатией,
Через некоторое время от имени адресата иерусалимским организаторам мероприятия ответил секретарь поэта Александр Сумеркин:
Такт Бродского, особенно учитывая спартанские условия приглашения, в высшей степени красноречив.
Примечание восьмое, заключительное: Похороны не выбирают
Посреди Тель-Авива есть старый погост
Где лежат все отцы сионизма
Там схоронен Чапаев спокоен и прост
Жертва мнения капитализма
Михаил Гробман,«Мы в ливанском походе в холодных снегах…» (1985)
Бродский называл Ветхий Завет главной книгой человечества, а историю Иова – самым проникновенным текстом Писания. По мнению поэта Уильяма Уордсворта, мистическое отношение Бродского «к языку, к очертаниям самих букв напоминает еврейский мистицизм»[521]521
Полухина В. Иосиф Бродский глазами современников. С. 438.
[Закрыть]. Мэтью Спендер вспоминает, что, когда его отец лежал при смерти в нью-йоркском госпитале, он часто приходил навещать больного вместе с Бродским. Однажды оба сидели в коридоре в ожидании каких-либо известий от врачей, зашла речь о Шостаковиче. «Почему, что бы мы ни думали о его музыке, когда смотришь на его фотографию, то возникает чувство щемящего сострадания?» – заметил Спендер. В этот момент напротив остановился лифт, и из раскрывшихся створок на носилках вывезли умирающего раввина, который старался прикрыть свою наготу простыней. Его быстро вкатили в операционную, и он исчез за дверью. Мгновенная сцена была полна драматизма, трагичности и одновременно какого-то легкого абсурда. Бродский, повернувшись к Спендеру, произнес: «Быть может, это и есть ответ на вопрос»[522]522
Spender М. «А Necessary Smile» in Valentina Polukhina Brodsky Through the Eyes of his Contemporaries. Vol. II. Boston: A: ademic Studies Press, 2008. P. 501–502.
[Закрыть].
Еврейские друзья и знакомые восприняли похороны и поминки Бродского по христианскому обычаю весьма болезненно. Давид Шраер-Петров описывает свой визит в итальянский похоронный дом 30 января 1996 года:
Около дверей толпились русские корреспонденты и первые из пришедших прощаться. Скоро нас пустили в зал. Передо мной шла очередь в десять-двенадцать человек. Я надел свою кипу. Я встал напротив гроба и всматривался в черты покойного <…> В сложенных руках у него был кипарисовый крест на черном шнурке. Как помнил, я прочитал по-еврейски «Кадиш», заупокойную молитву[523]523
Spender М. «А Necessary Smile» in Valentina Polukhina Brodsky Through the Eyes of his Contemporaries. Vol. II. Boston: Academic Studies Press, 2008. P. 161.
[Закрыть].
На сороковой день после смерти Бродского многочисленные поклонники его таланта собрались в монументальном кафедральном соборе Иоанна Богослова, расположенном неподалеку от кампуса Колумбийского университета между Бродвеем и Сентрал-парком. На протяжении двух часов в соборе звучали стихи Бродского, которые читали его американские и русские друзья: Михаил Барышников, Марк Стренд, Евгений Рейн, Лев Лосев, Владимир Уфлянд, трое нобелевских лауреатов – Чеслав Милош, Дерек Уолкотт и Шеймас Хини. Играл тяжело орган, горели сотни свечей. Торжественность, судя по некоторым воспоминаниям, граничила с жутковатостью. Дэниел Вайссборт, близко общавшийся с Бродским на протяжении десятилетий и переводивший его стихи на английский язык, записал в своем дневнике (позже опубликованном) личные ощущения от этого мероприятия:
В целом я перенес церемонию с трудом. По-моему, получился не катарсис, а просто многократное увеличение горя. Разумеется, целью вечера было коллективное поминовение того, кого столь многие до сих пор вспоминали поодиночке.
Пока мы прокладывали путь к выходу из собора, двое моих еврейских друзей выразили смятение и даже чувство оскорбления, вызванное откровенно христианским характером церемонии. Признаться, мне тоже было не по себе. Мы с Иосифом, быть может, и не обсуждали иудаизм, христианство как таковые, их сходства и различия, и все же при этом он никогда не утверждал, что является кем-либо иным, кроме как евреем. Родители Иосифа – он никогда с ними после отъезда больше не встретился, они умерли в Советском Союзе, и ему даже не позволили их увидеть, – отец и мать были упомянуты в молитве, в христианской молитве, в то время как, несомненно, это должен был быть кадиш. Этого ли ты хотел, Иосиф? Стать таким образом ближе к Одену? Иосиф был среди тех, кто организовывал поминки по Одену в 1973 году, в этой же самой церкви.
Возможно, еврейские друзья Иосифа, включая меня самого, должны были отслужить поминальный обряд в синагоге? Впрочем, одна лишь мысль об этом заставила меня вздрогнуть. Сперва мы должны были бы посоветоваться с ним[524]524
Weissbort D. From Russian with Love: Joseph Brodsky in English. London: Anvil Press Poetry, 2004. C. 79–80. (Курсив в оригинале /В файле – полужирный – прим. верст./).
[Закрыть].
В интервью «Московским новостям» за полгода до смерти, в ответ на вопрос, является ли он приверженцем какой-либо веры, Бродский сказал:
Не знаю. Думаю, на сегодняшний день я назвал бы себя кальвинистом. В том смысле, что ты сам себе судья и сам судишь себя суровее, чем Всемогущий. Ты не проявишь к себе милость и всепрощение. Ты сам себе последний, часто довольно страшный суд[525]525
Радышевский Д. Интервью с Иосифом Бродским // Московские новости. 1995. № 50. 23–30 июля.
[Закрыть].
Охотно цитируемые, слова эти вырываются из контекста – педалируется «кальвинизм», но опускается первое предложение[526]526
Интересующихся вопросами о вере И. А. Бродского отошлем к взвешенному обсуждению, принадлежащему Льву Лосеву в литературной биографии (Лосев Л. Иосиф Бродский. С. 265–273). Наш текст посвящен узкой задаче: вглядеться в тему «Бродский и Израиль», которая еще, быть может, ждет своего исследователя.
[Закрыть].
Об одной рецензии Сергея Городецкого
ЭПИЗОД ИСТОРИИ АКМЕИЗМА[527]527
Благодарю Р. Д. Тименчика за подсказки.
[Закрыть]
В номере петроградской газеты «Речь» от 3 ноября 1914 года ее присяжный обозреватель Сергей Городецкий напечатал обширную статью «Литературная неделя. Стихи о войне (в „Аполлоне“)». В этой статье, до сих пор почти не привлекавшей внимание исследователей и библиографов[528]528
В частности, эта рецензия не зафиксирована в самой представительной библиографии Городецкого, составленной Н. И. Кузнецовой и И. В. Ханукаевой и опубликованной в издании: Русские советские писатели. Поэты. Библиографический указатель. Т. 6. М., 1983. С. 138–238. Зато эта рецензия была замечена А. Г. Мецем и использована в комментарии к изданию: Мандельштам О. Камень (сер. «Литературные памятники»). Л., 1990. С. 302, 353.
[Закрыть], Городецкий задался целью отрецензировать поэтический отдел сдвоенного, 6–7, номера «Аполлона», целиком отданный под стихи на военную тему. Городецкий писал:
Здесь мы встречаем имена самого редактора, Сергея Маковского, клариста Кузмина, акмеистов Ахматову и Мандельштама и примыкающих к ним Лозинского и Георгия Иванова, новичка Шилейко и старого знакомого Бориса Садовского. По-видимому, редакция попыталась представить все поэтические группы, так или иначе касавшиеся «Аполлона». Не хватает только декадента Волошина и мистика Вячеслава Иванова, чтобы представить всю историю журнала, все его пути и колебания, в их отношении к торжественному историческому моменту[529]529
Городецкий С. Литературная неделя. Стихи о войне (в «Аполлоне») // Речь. 1914. № 297 (3 ноября). С. 3. Здесь и далее рецензия Городецкого цитируется по этой публикации.
[Закрыть].
Развернутый фрагмент рецензии Городецкого посвящен разбору и оценке военных стихов Мандельштама:
Два стихотворения О. Мандельштама далеко не равноценны. Вообще, этот ученик Гумилева, едва только выпущенный на свет Божий из цеха поэтов, слишком рано почувствовал себя мэтром. Его работа еще совершенно не установилась и подвластна самым неприятным влияниям, вроде футуристического. Недостаток вкуса усугубляется несовершенным знанием языка. Погоня за трюками и акробатизм мысли часто губят недурные в общем вещи. Что, например, значат следующие стихи:
Перед войной
Ни триумфа, ни войны!
О, железные, доколе
Безопасный Капитолий
Мы хранить осуждены?
Или римские перуны —
Гнев народа! – обманув,
Отдыхает острый клюв
Той ораторской трибуны?
Или возит кирпичи
Солнца дряхлая повозка,
И в руках у недоноска
Рима ржавые ключи?
Сплошной вопросительный знак – эти стихи. Кто это «железные»? Какие это кирпичи возит солнце? Что за недоносок с ключами в руках? И как он их удержит? Ведь, кажется, акмеизм, рьяным учеником которого является Мандельштам, учит уважать вещи и не напускать тумана. Так неужели школа так скоро забывается? Или лавры Бурлюков не дают спать Мандельштаму? Даже странно читать на страницах «Аполлона», проповедника прекрасной ясности, этот рифмованный вздор. Стихотворение «Европа», за исключением некоторых неточностей (что значит «средиземный краб», «пята Испании», «рубище священного союза»?) много лучше, но есть в нем тот комический эффект, который трагически преследует поэтов «Аполлона». Описывая перемену карты Европы, Мандельштам подчеркнул личное местоимение первого лица, вынеся его на рифмованное место, тотчас за упоминанием Людовика XIV, Наполеона и Меттерниха. Не будь этой блестящей компании и не будь тут рифмы, оно проскользнуло бы. Но блестящая компания и рифма тут как тут, и читатель опять принужден улыбнуться.
(Подразумеваются мандельштамовские строки «Европа Августа и Солнца-короля» и «Европа цезарей! С тех пор, как в Бонапарта / Гусиное перо направил Меттерних, – // Впервые за сто лет и на глазах моих / Меняется твоя таинственная карта!».)
Процитированный бранчливый отзыв подвел предварительные итоги уже достаточно продолжительным к началу ноября 1914 года взаимоотношениям Городецкого и Мандельштама. Среди этапов этих отношений особо выделим загадочное неупоминание о Мандельштаме, единственном из шести участников акмеистической группы, в статье Городецкого «Некоторые течения в современной русской поэзии», опубликованной в первом номере «Аполлона» за 1913 год. Отсутствие имени будущего автора «Камня» тем сильнее бросается в глаза, что в лекции «Символизм и акмеизм», на основе которой был написан манифест Городецкого, речь о Мандельштаме велась. Процитируем одну из «тез» этой лекции: «Рай, творимый поэзией Н. Гумилева, Владимира Нарбута, М. Зенкевича, А. Ахматовой и О. Мандельштама»[530]530
Цит. по: Парнис А. Е., Тименчик Р. Д. Программы «Бродячей собаки» // Памятники культуры. Новые открытия. Л., 1985. С. 201.
[Закрыть]. Приведем также отрывок из синопсиса лекции Городецкого, помещенного в газете «Русская молва» от 22 декабря 1912 года: «Полнота мироощущения – вот» «идеал» современной словесности, «в этом направлении идет творчество „Цеха поэтов“: Гумилева, Нарбута, Зенкевича, Ахматовой и Мандельштама»[531]531
Л. Символизм и акмеизм // Русская молва. 1912. № 14 (22 декабря). С. 5.
[Закрыть]. При этом Городецкий был единственным современным поэтом, который сочувственно цитировался, да еще в сильной позиции – в финале, в программной, хотя вовремя и не напечатанной статье Мандельштама «Утро акмеизма»[532]532
См.: Мандельштам О. Э. Утро акмеизма// Мандельштам О. Э. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 1. М., 1993. С. 181. Цитировалось стихотворение «Я созерцал тебя, туманность Андромеды…».
[Закрыть].
Строки же из интересующей нас сейчас рецензии Городецкого об «ученике Гумилева» Мандельштаме, «слишком рано» почувствовавшем «себя мэтром», проясняются при сопоставлении с пассажем из письма Михаила Долинова к Борису Садовскому о заседании «Цеха поэтов», которое состоялось 21 октября 1913 года на квартире Николая Бруни. На этом заседании Мандельштам был временно избран синдиком объединения вместо отсутствовавшего Городецкого. «Вдруг является Городецкий. Пошла перепалка, во время которой М<андельшта>м и Г<ородецкий> наговорили друг другу массу дерзостей и расстались врагами»[533]533
Тименчик Р. Д. О трудах и днях Ахматовой // Новое литературное обозрение. 1998. № 29. С. 421.
[Закрыть].
Особого внимания и комментария в отзыве Городецкого на военные стихи временного синдика «Цеха» заслуживает обвинение Мандельштама в ренегатстве: он-де испытывает самые неприятные влияния «вроде футуристического» и вообще ему не дают спать «лавры Бурлюков». Как известно, в ноябре 1913 года наметился альянс трех акмеистов (Михаила Зенкевича, Владимира Нарбута и Мандельштама) с кубофутуристической группой «Гилея», и на одной из лекций Чуковского о футуризме даже состоялось совместное выступление «гилейцев» и акмеистов-отступников. Михаил Зенкевич вспоминал:
Выступал, ну, теоретически больше, а не только со стихами, Мандельштам, готовил выступление. Он ко мне приходил и потом… он говорил: «Я у них был…» Ну, в общем, говорит: «Я их видел. Это такая богема, богема, знаешь. Вот пойдем на вечер… Я заново переписал это выступление» и так далее. <…> Они на лекцию Чуковского пришли… Вот пришел Маяковский, он там выступал, и выступал Мандельштам[534]534
Цит. по первой публикации: Лекманов О. А. Книга об акмеизме и другие работы. М., 2000. С. 569. О Мандельштаме и футуристах см. также: Парнис А. Е. Штрихи к футуристическому портрету О. Э. Мандельштама // Слово и судьба. Осип Мандельштам. М., 1991. С. 183–204.
[Закрыть].
Отсвет этого совместного выступления упал, например, на тот микрофрагмент обзора Михаилом Левидовым современной русской поэзии (напечатанного в том же ноябре 1914 года, что и рецензия Городецкого), где остракизму подвергались «футуристы Мандельштам и Маяковский»[535]535
Жемчужина. 1914. № 7. 24 ноября. С. 15.
[Закрыть].
Кажется, никто до сих пор не предпринимал серьезных попыток выявить в конкретных стихотворениях Мандельштама 1913–1914 годов следы влияния футуристической поэтики. Исключение: подмеченная Н. И. Харджиевым перекличка с Маяковским в мандельштамовской урбанистической «Американке» (1913): «В Америке гудки поют, / И красных небоскребов трубы / Холодным тучам отдают / Свои прокопченные губы»[536]536
См.: Харджиев Н. И. Примечания // Мандельштам О. Стихотворения. Л., 1973. С. 262.
[Закрыть]. Параллель между мандельштамовским стихотворением «Перед войной» и эпатажными опусами футуристов, сгоряча проведенная в обзоре Городецкого, – куда менее убедительна. «Дряхлой повозки» «солнца» и «недоноска» в финальных строках еще явно недостаточно для того, чтобы такую параллель доказательно обосновать. Что же касается невнятности («тумана»), за которую Мандельштама, как автора стихотворения «Перед войной», упрекал не только Городецкий, но и рецензент журнала «Голос жизни»[537]537
См.: Голос жизни. 1914. № 3. С. 17.
[Закрыть], то она отнюдь не является отличительной приметой именно футуристических текстов. Выскажем осторожное предположение, что Мандельштаму в определенный момент показались близкими не столько стихи, сколько личности некоторых из кубофутуристов, а также футуристические идеи о Слове как основе творчества; неслучайно ведь на лекции Чуковского Мандельштам, по свидетельству Зенкевича, выступал «теоретически больше, а не только со стихами».
Возможно, всему виной наделавшая много шума история с участниками диспута, который состоялся в «Бродячей собаке» после доклада Николая Кульбина о футуризме, прочитанного 10 декабря 1913 года в зале Шведской церкви. По окончании диспута была сделана групповая фотография, запечатлевшая Николая Бурлюка, Георгия Иванова, Мандельштама, Владимира Пяста и др. Эту фотографию «Петербургская газета» и «Биржевые ведомости» поместили с издевательским пояснением: мол, перед читателями «герои» из коллекции профессора-психиатра Ч. Ломброзо. Возмущенные футуристы подали на «Биржевые ведомости» в суд, а во втором номере журнала «Златоцвет» за 1914 год под псевдонимом «Нео» был опубликован такой шуточный стишок:
Ходи на диспуты и лекции,
Сдавай рецензии в печать,
Но знай: в научные коллекции
Не всех удобно помещать.
На час копыта спрячь ослиные
И зри: тобой хулимы там
В грехах футурных неповинные
Иванов, Пяст и Мандельштам[538]538
Златоцвет. 1914. № 2. С. 15. Под псевдонимом «Нео», вероятно, скрылся поэт Дмитрий Цензор.
[Закрыть].
Тем не менее в визуальной (едва ли не самой прочной) памяти петербургской богемы сохранился четкий зрительный образ: Мандельштам, окруженный кубофутуристами.
Заслуживает упоминания и свидетельство Георгия Иванова, который вспоминал, что Мандельштам «начал писать – задолго до Пастернака и в сто раз хуже – собственного „Лейтенанта Шмидта“ рублеными рифмами Маяковского. Но, опомнившись и вернувшись в лоно „Цеха“, он уничтожил его»[539]539
Иванов Г. Осип Мандельштам // Иванов Г. Собр. соч.: В 3 т. Т. 3. М., 1994. С. 619.
[Закрыть]. В скобках позволим себе еще одну, вполне бездоказательную гипотезу: не писались ли в качестве «кубофутуристических» мандельштамовские стихотворения 1913 года о спорте, составившие своеобразную серию, не включенную ни в одно из изданий «Камня»: «Футбол» («Рассеян утренник тяжелый…»), еще один «Футбол» («Телохранитель был отравлен…») и «Спорт» («Румяный шкипер бросил мяч тяжелый…»); сюда же можно присоединить стихотворение «Теннис» из «Камня».
Важно отметить, что в своем обзоре военных стихотворений «Аполлона» Городецкий напал не только на Мандельштама, но и на других участников первого «Цеха поэтов», снайперски выбрав среди них тех, кто входил в ближайшее окружение Николая Гумилева, находившегося в это время в действующей армии, в Ковно. Так, Георгию Иванову досталось за «промах<и> и невнимательно-ст<и>», а также «грех<и> против духа русского языка». Михаил Лозинский порицался за «нагромождение образов, хотя и красивых в отдельности». О Владимире Шилейко было сказано, что «<о>н из тех, кто научился вязать слова белыми нитками. Все хорошо, но ничего хорошего из этого хорошего не получается». И лишь Анна Ахматова удостоилась похвалы за «скромность», «подлинное лирическое созерцание, настоящ<ую> скорбь и трогательн<ую> тишин<у>»[540]540
Этим поэтам Городецкий неброско, но отчетливо противопоставляет своего тогдашнего любимца – Николая Клюева, которого он сочувственно цитирует в начале рецензии. Об участии Клюева в «Цехе поэтов» см. пионерскую работу: Азадовский К. М. Клюев и «Цех поэтов» // Вопросы литературы. 1987. № 4.
[Закрыть].
Проясняя причины выпада Городецкого против «гумилевского» крыла «Цеха», напомним, что 16 апреля 1914 года, на следующий день после очередной встречи с Гумилевым и «вполне мирной болтовни»[541]541
Цит. по: Неизвестные письма Н. С. Гумилева / Публ. Р. Д. Тименчика// Известия АН СССР. Сер. литературы и языка. 1987. Т. 46. № 1. С. 70.
[Закрыть], Городецкий отправил ему пространное послание, содержащее упреки в «уклоне от акмеизма»[542]542
Там же.
[Закрыть], который Гумилев якобы не считал школой. В ответном письме Гумилев с обидой ставил зарвавшегося приятеля на место:
Из тактических соображений Городецкому и Гумилеву пришлось уже через одиннадцать дней после ссоры, 25 апреля 1914 года, на общем собрании Всероссийского литературного общества выступать вместе[544]544
См. отчет об этом собрании: <Агасфер>. В «Литературке» // Воскресная вечерняя газета. 1914. № 114 (27 апреля). С. 2. О выступлениях акмеистов в 1914 г. см. содержательную статью: Мец А. Г. Акмеисты: последнее выступление группы // Мец А. Г. Осип Мандельштам и его время. Анализ текстов. СПб., 2005. С. 51–72.
[Закрыть], но отношения между двумя вождями акмеизма были сильно и надолго испорчены. Анна Ахматова вспоминала:
В 1915 г. произошла попытка примирения, и мы были у Городецких на какой-то новой квартире (около мечети) и даже ночевали у них, но, очевидно, трещинка была слишком глубокой, и возвращение к прежнему было невозможно[545]545
Ахматова А. Автобиографическая проза // Литературное обозрение. 1989. № 5. С. 7.
[Закрыть].
Может быть, стоит обратить внимание и на то обстоятельство, что Городецкого в конфликте с Гумилевым не поддержали даже его «цеховые» ставленники, в частности Владимир Нарбут (отсутствовавший в этот период в столице).
Однако самой крупной мишенью в обзоре Городецкого стал журнал «Аполлон» и его главный редактор Сергей Маковский, о чьих военных стихах было написано следующее:
Сергей Маковский, как очень многие, изошел от Хомякова. Всуе тревожат этого прекрасного поэта. Есть только внешнее совпадение в темах нынешнего дня с темами Хомякова. Пафос же событий совсем иной! И потому посвященное памяти Хомякова стихотворение звучит вяло и неубедительно, хотя и говорит неопровержимые вещи о войне. Кроме того, Сергей Маковский пишет на русском языке, как на иностранном, что одно уже не связывается с памятью великого языковеда Хомякова.
О журнале Маковского в целом Городецкий в заключительном абзаце своей статьи высказался еще резче:
Таков венок, возложенный «Аполлоном» на алтарь отечества. Конечно, не из ледников эстетизма ожидали мы огненных слов, но не ожидали мы оттуда и такой неряшливой работы. Чем-чем, а чистотой отделки наш петроградский «Аполлон» мог бы славиться.
27 января 1913 года, т. е. за год и десять месяцев до опубликования своей рецензии на военные стихи «Аполлона», Городецкий торжествующе писал редактору литературного отдела «Русской молвы» Любови Гуревич: «На днях выходит „Аполлон“, и в нем моя и Гумилева статьи» об акмеизме. «Я был бы Вам благодарен, если б Вы поручили кому-нибудь дать заметку об этом номере. Для „Аполлона“ это важная грань, – что он стал органом акмеизма»[547]547
Цит. по: Александр Блок. Новые материалы и исследования. Литературное наследство. Т. 92. Кн. 3. М., 1982. С. 410. Просьба Городецкого была исполнена Гуревич лишь отчасти. В «Русской молве» был помещен отчет не о манифестах в «Аполлоне», а о предшествующей им лекции героя нашей заметки. См.: Сообщение о лекции С. Городецкого // Русская молва. 1913. № 68 (17 февраля). С. 6. Автором заметки, вероятно, был О. Ларин.
[Закрыть]. Но Городецкий явно поспешил: в 1913–1914 годах в «Аполлоне» было опубликовано лишь два его стихотворения (в составе акмеистической подборки, в № 3 за 1913 год) и ни одной статьи или рецензии, кроме уже упоминавшегося манифеста акмеизма. Однако и этот манифест был помещен в журнале не без сопротивления Маковского. Ахматова рассказывала в одной из своих мемуарных записей:
…Я помню, как к нам в Царском Селе очень поздно вечером без зова и предупрежденья пришел С. К. Маковский (Малая, 63) и умолял Колю [Гумилева] согласиться на то, чтобы статья Городецкого не шла в «Аполлоне» (т. н. манифест), потому что у него от этих двух статей такое впечатленье, что входит человек (Гумилев), а за ним обезьяна (Городецкий), которая бессмысленно передразнивает жесты человека[548]548
Цит. по: Тименчик Р. Д. Примечания // Гумилев Я. Соч.: В 3 т. Т. 3. М., 1991. С. 256–257.
[Закрыть].
Второй же синдик «Цеха», Гумилев, с октября 1912 года заведовал литературным отделом «Аполлона» с правом приглашения нужных сотрудников и самостоятельной подготовки материалов. Он регулярно печатал в журнале свои «Письма о русской поэзии» и стихи.
Дипломатичностью и можно только объяснить невпуск Гумилевым Сергея Городецкого на столбцы «Аполлона», поэзным корифеем которого является Аякс второй – Н. Гумилев, – издевательски констатировал эгофутурист Иван Игнатьев[549]549
Игнатьев И. В. Литературные тени. О «поэзии дня». О «цехе поэтов». О «кубизме», «эго-футуризме» и «футуризме» // Нижегородец. 1913. 8 февраля. С. 2.
[Закрыть].
В отношении к себе Мандельштама, Гумилева как сотрудника «Аполлона» и Маковского как его главного редактора Городецкий, по-видимому, улавливал оттенок того общего почти для всех литераторов-модернистов разочарования, которое с предельной отчетливостью выразил в своей августовской статье 1914 года еще один участник «военной» подборки «Аполлона» – Борис Садовской:
Художник Городецкий не уважает своего труда, не уважает искусства, относится к делу зря, спустя рукава, а искусство за себя всегда беспощадно мстит. Поучительна судьба С. Городецкого тем, что на примере его в тысячный раз роковым образом оправдалась страшная история героя гоголевского «Портрета»[550]550
Садовской Б. Конец акмеизма // Современник. Журнал литературы, общественной жизни, политики, истории, науки и искусства. 1914. Август. Кн. 13, 14 и 15. С. 232.
[Закрыть].
В 1916 году цепочку сравнений Городецкого с малосимпатичными литературными персонажами продолжит Алексей Лозина-Лозинский, который напишет, что «как автор» Городецкий «обладает умом Репетилова и горячим сердцем и экспансивностью Ноздрева»[551]551
Лозина-Лозинский А. Бывший поэт // Журнал журналов. 1916. № 17. С. В. Ср. также в статье Сергея Боброва «Русская поэзия в 1914 году» о «Цветущем посохе» Городецкого: «…для г. Городецкого после этой книги доподлинно все кончилось. Стихотворец-однодневка пришел к своему естественному вечеру» (Бобров С. Русская поэзия в 1914 году // Современник. 1915. № 1. Январь. С. 223).
[Закрыть].
Попыткой уесть чуть ли не всех своих зоилов разом и стал отклик Городецкого на «аполлоновскую» подборку.
Пройдет два года, и в ура-патриотическом «Лукоморье» критик выскажется об акмеизме и «Цехе поэтов» так:
Важно, что в 11, 12 и 13-х гг. нашелся круг людей, решивших мобилизовать свои обособленные силы. В этой поэтической мобилизации смело можно видеть прообраз и предчувствие всеобщей русской мобилизации четырнадцатого года[552]552
Городецкий С. Поэзия как искусство // Лукоморье. 1916. № 18. С. 19.
[Закрыть].
А спустя еще тринадцать лет бывший синдик «Цеха поэтов» напечатает в первом дополнительном томе «Энциклопедического словаря Гранат» обобщающую статью «Акмеизм», где будет сказано, что эта
литературная школа <…>основанная в 1913 г. С. Городецким, Н. Гумилевым и О. Мандельштамом, [поставила] себе механистическое задание освоить технику обеих враждующих групп символизма <…> на базе нового, мнимо-реалистического мировоззрения <…> В январском номере «Аполлона» появились программные статьи <…> Но эта колыбель А<кмеизма>, привешенная к страницам «Аполлона», оказалась вполне вместительным гробиком для всего А<кмеизма> в целом: реакционная сущность новой школы выявилась в обоих «манифестах» с исчерпывающей наглядностью[553]553
Городецкий С. Акмеизм // Энциклопедический словарь Гранат. Т. 1, дополнительный. М., 1929. Стб. 289–290, 291.
[Закрыть].
Осип Мандельштам писал:
Вопреки всем – всему я утверждаю, что Городецкий остался верен себе, – в 1921 году, уже после расстрела Гумилева и отвратительного стихотворения Городецкого, посвященного его памяти. Узнаю во всем старого Городецкого времен Цеха и акмеизма и с любовью жду и прозреваю будущего Городецкого[554]554
Мандельштам О. Э. Собр. соч.: В 4 т. Т. 2. С. 550.
[Закрыть].
Кратко проанализированную нами рецензию Городецкого на военные стихи «Аполлона» можно было бы использовать для комментария к этому мандельштамовскому «вопреки всему».
____________________
Олег Лекманов
![Книга Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 2] автора авторов Коллектив](http://itexts.net/files/books/110/oblozhka-knigi-shef-sysknoy-policii-sankt-peterburga-i.d.putilin.-v-2-h-tt.-t.-2-107265.jpg)
