Текст книги "Россия и Запад"
Автор книги: Александр Лавров
Соавторы: Михаил Безродный,Николай Богомолов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 39 страниц)
Примечание третье: Рядовой Бродский, неудачная мобилизация
Другой любопытный эпизод из биографии Бродского, связанный с Израилем, до недавнего времени был известен меньше и, вероятно, сошел бы за анекдот, если бы не совпал в деталях по двум разным источникам. Вейнгер вспоминает, как в 1978 году, уже будучи израильтянкой, она посещала Нью-Йорк и Бродский повел ее в китайский ресторан в Чайна-таун:
Заказал неизвестные мне блюда. Так много, что съесть их мы были не в состоянии. В ресторане мы просидели довольно долго. Иосиф вдруг начал расспрашивать меня об Израиле. О нашей там жизни. «Когда-нибудь я обязательно приеду к вам, – сказал он, – хотя в Израиль меня не тянет». В его голосе я почувствовала обиду. «Вы уже были в стране? – спрашиваю. – Что-то произошло там?» – «Нет, не был. Но Израиль меня обидел». – «Как?» – изумилась я. – «Когда началась война Судного дня, – сказал Иосиф, – я хотел поехать добровольцем на фронт. Но в израильском посольстве мне отказали». – «Правильно сделали, – не сдержалась я. – Поэтам на войне не место». – «Вы, действительно, так думаете?» – серьезно спросил меня Иосиф. Я горячо стала убеждать его, что он не прав, что в израильском посольстве поступили абсолютно правильно, что воинов без него хватает[462]462
Вейнгер Э. «Не усложняйте мне жизнь…». С. 188.
[Закрыть].
По возвращении в Иерусалим Вейнгер получила письмо от Иосифа, в котором он просил написать ему
Факт милитаристско-патриотической вспышки Бродского подтверждается признанием другому приятелю, швейцарскому слависту Шимону Маркишу:
Есть миф, будто Бродский плохо относился к Израилю. Это чушь собачья. Я бы не стал этого рассказывать, потому что свидетелей у меня нет, но сейчас в «Иерусалимском журнале» были напечатаны мемуары, в которых автор [Вейнгер] слово в слово повторила то, что мне говорил Иосиф. Иосиф приехал в Америку в конце 73-го, как раз в разгар нашей Октябрьской войны, нашей войны Судного Дня. И вы знаете, что он сделал? Он побежал в израильское консульство и попросил, чтобы его отправили воевать в Израиль… Ему отказали. Не то чтобы он обиделся, но…[464]464
Радиостанция «Рэка» (Тель-Авив), передача «В литературной гостиной» (Эфир летом 2000 г.).
[Закрыть]
Рис. 2. Обложка первой книги И. Бродского на иврите «Жертвоприношение Исаака» (Тель-Авив, 1969). Из колл. Гуверовского института
История станет выглядеть еще более правдоподобной, если вспомнить похожий импульс юного Бродского – его неудачную попытку поступления после седьмого класса во Второе Балтийское училище, где готовили подводников[465]465
Волков С. Диалоги с Иосифом Бродским. М.: Изд-во «Независимая газета», 1998. С. 23.
[Закрыть]. Парадокс, конечно, в том, что военные не приняли его туда как раз из-за национальности, пресловутого пятого пункта.
Примечание четвертое: Стишки и поэзия
В серьезную поэзию Бродский еврейскую тему почти не впускал, но как в шуточных стихах, так и в дружеских посланиях на случай – ее хоть отбавляй. В 1986 году Бродский писал в «Представлении», высмеивая риторику советской пропаганды с ее обсессивным вниманием к израильской военщине[466]466
Иностранной аспирантке 14 июля 1970 г. Бродский признавался: «Never happier to be a Jew than during the Six-Day War» (Из дневника Л. Лебенгер: Lynette Labinger, «A Conversation with Joseph Brodsky», Joseph Brodsky: Conversations. Ed. by Cynthia L. Haven. Jackson: University Press of Mississippi, 2002, p. 5).
[Закрыть]: «Над арабской мирной хатой / гордо реет жид пархатый»[467]467
Если верить мемуаристу, эти строки – конкретный отклик на историческое событие двумя десятилетиями раньше: «В 67-м году, когда мое тридцатилетие пришлось сразу же вслед за израильской победой в Семидневной войне (ошибка Лосева, родившегося 15 июня: Шестидневная война длилась с 5 по 10 июня 1967 г. – Ю.Л.), [Бродский] порадовал гостей на дне рождения двустишием…» – далее следует цитата (Лосев Л. Меандр: Мемуарная проза. М.: Новое издательство, 2010. С. 98).
[Закрыть]. Там же сколки бытового антисемитизма: сплетни («Вышла замуж за еврея») или неаппетитная метафора применительно к Ленину в мавзолее с использованием национального блюда гефельте-фиш – «разочарован / под конец, как фиш на блюде, труп лежит / нафарширован». Много лет спустя, явно сентиментальничая и приукрашивая, бывший сосед Бродских по коммунальной квартире на Литейном проспекте вспоминал Марию Моисеевну:
Она хорошо готовила, и соседи часто из нее вытягивали рецепты. Делилась она ими охотно. Кажется, учила она мою маму фаршировать рыбу. Это блюдо у Марии Моисеевны было одним из коронных. Впрочем, для нас многое из того, что она готовила, было ново. Мы ведь совсем не знали еврейской пищи[468]468
Ковалова А. И.Б., сосед по коммуналке // Нева. 2010. № 5. С. 222.
[Закрыть].
Питая слабость к неполиткорректному, Бродский обожал еврейские анекдоты на грани фола[469]469
Интервью автора с Майклом Скаммеллом (28 августа 2010 г.) и Эндрю Блейном (2 сентября 2010 г.).
[Закрыть], смакуя один незадолго перед отъездом:
Некто пришел к рабби и жаловался на какие-то боли или, кажется, неурядицы в семье, на что рабби глубокомысленно заметил: «Я думаю так: ехать надо»[470]470
Этот «любимый анекдот» своего гостя в апреле 1972 года приводит Сергей Мартиросов в мемуарном очерке о посещении Бродским Армении: «То, что он рассказал это дважды, говорило о том, что он все время думал о предстоящей эмиграции как о единственном пути для продолжения творчества» («Иосиф Бродский в Армении» // Самиздат. 13 февраля 2011. Цит. по: http://samlib.ru/m/martirosows/iosif.shtml).
[Закрыть].
Хотя, как любой еврей, на генетическом уровне унаследовал память о том, что сделали с соплеменниками в культурной Европе через три года после его рождения. Как-то в Амстердаме в честь Бродского был организован прием, приуроченный к присуждению ему Нобелевской премии. Одной гостье-немке, явившейся с очень красивой кожаной сумкой, Иосиф сказал: «Мадам, какая великолепная сумка – она из человеческой кожи, я полагаю?»[471]471
По воспоминанию Леса Маррея (Полухина В. Иосиф Бродский глазами современников. Кн. 2-я (1996–2005). СПб.: Звезда, 2006. С. 447).
[Закрыть]
Холокост для Бродского не история, а метафора реальности: «И болонок давно поглотил их собачий Аушвиц» («Посвящается Джироламо Марчелло», 1993). Упомянутая за две строки до этого набережная, кишащая «подростками, болтающими по-арабски», заставляет задуматься о злободневном. В 1991–1992 годах Бродский наездами жил в Вашингтоне, работал на Капитолийском холме, прямо напротив здания Конгресса США. За политикой охотно следил[472]472
Иногда не только издалека: 16 ноября 1988 г. Бродский встретился с президентом США Р. Рейганом на приеме в Белом доме (см. в хронологии, составленной В. Полухиной, в издании: Лосев Л. Иосиф Бродский. С. 477).
[Закрыть] и даже порой встречался с сенаторами на деловых ланчах (например, с Ларри Пресслером от республиканцев; правда, очень скоро он подытожит: «По возрасту я мог бы быть уже / в правительстве. Но мне не по душе…»; «Ответ на анкету», 1993). Горячо обсуждавшаяся в начале девяностых тема интенсивных арабо-израильских переговоров витала в воздухе – и не только американской столицы. Начавшийся с мадридской конференции 1991 года и секретно продолжавшийся в Осло переговорный процесс кульминировал так называемым Норвежским соглашением, которое было наспех подписано 13 сентября 1993 года израильским премьер-министром Ицхаком Рабиным и председателем ООП Ясиром Арафатом при посредничестве Билла Клинтона. Бродский адресовал новоизбранному президенту США ироническое послание в стихах, предупредив его о переменчивости настроений избирателей («То the President-elect»).
При кажущейся дистанцированности Бродский, по-видимому, довольно болезненно воспринимал все происходящее на Ближнем Востоке – особенно неспровоцированное насилие. В стихах, написанных по-английски («Song of Welcome», 1992):
Here’s your blade, here’s your wrist.
Welcome to playing your own terrorist;
call it your Middle East[473]473
Brodsky J. So Forth: Poems. New York: Farrar, Straus à Giroux, 1996. P. 93.
[Закрыть].
(Вот тебе бритва и вот запястье.
Воображай из себя террориста;
зови это ближневосточным предместьем.
(Пер. наш. – Ю.Л.)
Бродский и сам любил словесные выходки, время от времени взрывая рамки приличия этническим моветоном. В переписке и в шуточных стихотворных обращениях он попеременно то бравировал своим происхождением, то подтрунивал над ним, или выпячивал, издеваясь, как в натянутом противопоставлении еврея и славянина —
или
то вызывая в памяти пафосный образ пророка, —
или, с легкой вариацией, в панегирике ресторатору —
…Прощенья нет подобной твари!
(Плюс – иудей!)
И нет мне места в «Самоваре»
среди людей! <…>
Теперь мне пищей, вне сомнений,
одна маца.
Ни шашлыка мне, ни пельменей,
ни холодца,
Ни рюмки даровой отныне!..
Душою стар,
войду я, как Моисей в пустыне,
в ближайший бар…
хотя в более серьезных контекстах ему нравилось отождествлять себя с другим библейским героем – разумеется, тезкой («и мой знаменитый тезка ощущал нечто похожее, пытаясь истолковать сны фараона»[478]478
Бродский И. Путешествие в Стамбул // Бродский И. Набережная неисцелимых. М.: Слово, 1992. С. 149.
[Закрыть]) или отцом тезки («…Жил в плену у ангелов. Ходил на вурдалаков. / Сбегавшую по лестнице одну / красавицу в парадном, как Иаков, / подстерегал»[479]479
Бродский И. Почти элегия (1968) // Бродский И. Остановка в пустыне. СПб.: Пушкинский фонд, 2000. С. 129.
[Закрыть]; и не от этого ли лестничного пролета, возведенного ангелом, строки из «Рождественского романса»: «Блуждает выговор еврейский / На желтой лестнице печальной»?). Время от времени в «высокой» поэзии Бродского вдруг проскользнет еле различимая тень – как в «1867» меж музыкой аргентинского танго и голливудским кино – фонетическая память о музе одесского фольклора с еврейским акцентом[480]480
См.: Тименчик Р. Д. «1867» // Как работает стихотворение Бродского: Сб. ст. / Ред. – сост. Л. В. Лосев и В. П. Полухина. М.: НЛО, 2002. С. 101.
[Закрыть], впитанная с молодежными увлечениями ресторанным патефонным самиздатом:
По прихоти судьбы первое такое исполнение я услышал осенью 1963 года от 23-летнего Иосифа Бродского, когда мой друг Александр Рутштейн пригласил его к себе на ужин с тайным намерением записать чтение молодого, но уже знаменитого в мире «второй культуры» поэта на магнитофон, привезенный для меня Аликом из командировки в Литву[481]481
А. Рутштейну Бродский посвятил стихотворение «Описание утра» 1960 года («Как вагоны раскачиваются, / направо или налево»).
[Закрыть]. Когда все было выпито и съедено, а магнитофон включен, Бродский читать наотрез отказался, но выразил желание спеть и, усадив меня за пианино, неожиданно начал:
Я и Рабинович раз пошли на дело.
Рабинович выпить захотел…
После «Мурки», переделанной на еврейский лад и спетой с необычайным напором и страстью, хотя и не без иронии, Иосиф переключился на песни и стихи своего друга Глеба Горбовского, автора знаменитой «Когда качаются фонарики ночные» на мелодию известного фольклорного шедевра «Костюмчик серенький, колесики со скрипом…»[482]482
Фрумкин В. Л. Певцы и вожди. Нижний Новгород: Деком, 2005. С. 69–70.
[Закрыть]
Для Бродского, как и для многих, неподцензурная песня была своеобразной лазейкой из тотального лингвистического тоталитаризма советской повседневности. Как поясняет Владимир Фрумкин, Бродский даже пел как-то по-особенному, «он шел за словами, смаковал их, выделял удачные поэтические находки, радовался отступлениям от осточертевшего официального языка. Музыка при таком исполнении отступала на второй план, ее элементарность и неоригинальность уже не раздражали, казались вполне органичными»[483]483
Там же.
[Закрыть].
Примечание пятое: Поэт или кантор?
То ли Сурков, то ли Полевой сказал про стихотворение «Два часа в резервуаре», что оно «написано „с еврейским акцентом“»[484]484
Аллой Р. Веселый спутник. Воспоминания об Иосифе Бродском. СПб.: Звезда, 2008. С. 50.
[Закрыть]. Того же мнения А. Г. Найман, полагающий, что макаронические «рифмы типа „шпацирен-официрен“ напоминают скорей идиш сестер Берри, чем дойче Гете»[485]485
Найман А. [К десятой годовщине смерти И. Бродского в авторской рубрике «Взгляд частного человека»]. Цит. по: http://www.e-slovo.ru/276/nayman.htm.
[Закрыть]. «Еврейский выговор» сопровождал Бродского не только на лестницах – картавость свою он превратил в знаковую. Он ее не только не стеснялся, а, напротив, педалировал: в поэзии ли («в ломаном „р“ еврея» – «Римские элегии», 1981), в инскриптах («Прислушайся – картавый двигатель / поет о внутреннем сгорании…»[486]486
Начало дарственной надписи на книге «Урания» Е. Рейну (воспроизведено целиком в: Рейн Е. Б. Мой лучший адресат. М.: ОАО Типография «Новости», 2005. С. 169).
[Закрыть]), в устной речи («Когда меня спрашивали про мою национальность, я, разумеется, отвечал, что я еврей. Но это случалось крайне редко. Меня и спрашивать не надо, я „р“ не выговариваю»[487]487
Михник А. Журнал «Magazin», приложение к газете «Vyborczaj». 1995. № 3. 20 января.
[Закрыть]).
Характерное монотонное скандирование собственной поэзии автором современники часто опознавали как напоминающее еврейскую молитву («манера [чтения Бродского] имела что-то общее с кадишем в синагоге»[488]488
Свидетельство Анни Эпельбуэн в кн.: Полухина В. Иосиф Бродский глазами современников. С. 270.
[Закрыть]). Рада Аллой вспоминает, как знакомая компания снимала комнату в ленинградской многоэтажке по соседству с отставным военным, относившимся к молодежи и ее образу жизни глубоко враждебно:
Он регулярно писал жалобы в домоуправление, вел для этого специальный дневник злодеяний, и нашим друзьям приходилось ходить объясняться. В одной такой кляузе значилось: «Пришли в 10 часов. Молились». Это была его интерпретация услышанной сквозь перекрытие магнитофонной записи Иосифа![489]489
Аллой Р. Веселый спутник. С. 74.
[Закрыть]
Между тем интонировка традиционной еврейской молитвы явно отличается от манеры чтения Бродского – это очевидно для любого, побывавшего в настоящей синагоге (сам Бродский в Большую хоральную синагогу на Лермонтовском проспекте зашел лишь однажды). Благодаря инерции заблуждения, ассоциация оказалась устойчивой.
Установка на «нейтральность» и «монотонность» при декламации Бродским стихов предполагала как единую интонацию «для строк разного содержания внутри одного стихотворения, так и единство интонационного рельефа авторской речи для всего корпуса поэтических текстов»[490]490
Петрушанская Е. Музыкальный мир Иосифа Бродского. СПб.: Звезда, 2007. С. 267.
[Закрыть]. Таким образом, маятникообразный метроритм произнесения Бродского (с неизменным опеванием каденционных звуков в конце строф или стихотворений) находится в классической оппозиции устной поэзии и коллективного чтения Торы во время исполнения ритуальной службы. Рабби, герой знаменитой книги «Кузари» Иегуды Галеви, написанной в начале XII века, утверждал, что «цель языка – сообщить душе слушающего то, что в душе говорящего»; мелодические акценты, согласно которым читается Писание, обозначают место паузы, связность мысли:
Тот, кто имеет в виду такую полную передачу мысли, должен, несомненно, отказаться от поэзии, ибо поэтическое произведение читается только одним определенным образом. В нем часто соединяется то, что должно быть разделено, и разделяется то, что должно быть связано воедино, и этого избежать почти невозможно[491]491
Галеви И. Кузари / Пер. с иврита Г. Липш. Иерусалим: Шамир, 1998. С. 132–133.
[Закрыть].
Бродский, в таком случае, пытается соединить невозможное.
Память о полумифическом предке из Байсогалу или Рокишкис – «запоздалый еврей / по брусчатке местечка гремит балаголой, / вожжи рвет / и кричит залихватски: „Герай!“» («Литовский ноктюрн», 1973–1983) и легенда о происхождении семьи из польского города Броды, давшего ей фамилию[492]492
Питер Вирек в беседе с Валентиной Полухиной: Полухина В. Иосиф Бродский глазами современников. С. 398.
[Закрыть], были частью биографии и национальной идентификации поэта. Можно согласиться с Шимоном Маркишем, что еврейство для Бродского – «житейское обстоятельство (одно из!), эмоционально не нагруженное, нейтральное, тут нечего стыдиться и нечем гордиться, но, прежде всего, нечего скрывать»[493]493
Маркиш Ш. «„Иудей и Еллин“? „Ни Иудей, ни Еллин“?» // Иосиф Бродский: Труды и дни / Сост. Л. Лосев и П. Вайль. М.: Независимая газета, 1998. С. 210. См. репрезентативную подборку ответов Иосифа Бродского на вопросы, касающиеся еврейской тематики и задававшиеся ему при жизни различными собеседниками: Беркович Е. И эллин и иудей (Опыт синтетического интервью с Иосифом Бродским) // Лебедь [альманах]. Бостон. № 228. 2001. 15 июля. http://www.lebed.com/2001/art2589.htm.
[Закрыть].
По поводу личных столкновений с бытовыми проявлениями расовой нетерпимости Бродский вспоминал:
Антисемитизм в России в значительной степени порождается государством. В школе быть «евреем» означало постоянную готовность защищаться… Они меня задевали, потому что я – еврей. Теперь не нахожу в этом ничего оскорбительного, но понимание этого пришло позже[494]494
Katz J. В. Artists in Exile. N.Y., 1983. Цит. по: Иосиф Бродский: Большая книга интервью / Сост. В. Полухина. М.: Захаров, 2000. С. 123.
[Закрыть].
Пришло позже – это значит: с возрастом; но еще очевиднее – в пору эмиграции, когда изменился эмоциональный баланс. Избранность, которой в советском обществе полагалось скорее стыдиться, в Америке, где этнические ярлыки служат не меньшей разменной валютой, превратилась в символический капитал. Принадлежность Бродского к нацменьшинству в каком-то смысле служила ему алиби: если другие не могли сказать нечто «с зарядом скептицизма и жестоко прямого видения мира», то Бродский, по воспоминаниям бывшего студента, «всегда мог – еврей, считавший, что живет в дохристианскую эпоху»[495]495
Коппер Дж. Амхерст колледж: 1974–1975 // Иосиф Бродский: Труды и дни / Сост. Л. Лосев и П. Вайль. М.: Независимая газета, 1998. С. 54.
[Закрыть]. Он гордился своим американизированным еврейством как частью имиджа гражданина новой империи:
…Когда я была с ним в Нью-Йорке, он мне сказал с восторгом: «Я хочу, чтобы ты поняла, что такое американский еврей». Его явно интересовала эта среда
[речь идет об издателе Роджере Страусе, близкой приятельнице Бродского Сюзан Зонтаг, поэте Джонатане Аароне и проч. – Ю.Л.].Это была его среда, несмотря на то, что это были интеллектуалы, а он им не был, они были левыми людьми, а он левым не был. Но было явно, что он делил с ними нечто очень важное: этот легкий трагический юмор, ощущение непринадлежности к одной данной культуре[496]496
Интервью Анни Эпельбуэн в кн.: Полухина В. Иосиф Бродский глазами современников. С. 270.
[Закрыть].
И все же Бродский слишком дорожил своей независимостью, экстерриториальностью и поэтому с завидным упорством избегал быть заточенным в клетку определения; категории расы, групповых интересов и т. д. претили ему (отсюда несколько агрессивный ответ на слишком назойливый вопрос о самоопределении после вручения Нобелевской премии: «Кто вы?» – «Я – еврей»), Он был против культурных гетто, стараясь, если возможно, не выступать в зданиях с явной конфессиональной окраской: «Ни даты, ни времени [мероприятия не было], то есть я заранее не мог искать зал. Уже в Сан-Франциско за день до обещанного выступления он со мной отчаянно торговался: „Давайте, – предлагал я, – устроим в JCC“[497]497
Jewish Community Center of San Francisco (3200, California St).
[Закрыть]. „Нет, я ничем не хочу быть им обязанным“» – заявил Бродский фотографу Михаилу Лемхину[498]498
Бродский в воспоминаниях. Интервью В. Полухиной с М. Лемхиным // Чайка, № 20 (151), 16 октября 2009; http://www.chaykaorg/article.php?id=2614.
[Закрыть].
Хотя аффилиация отнюдь не всегда служила препятствием. К примеру, в Еврейском культурном центре мэрилендского городка Роквилл он читал, судя по всему, несколько раз, используя подобные чтения, среди прочего, в утилитарных целях[499]499
Судя по приписке, адресованной К. Профферу, поверх приглашения 1973 г., на вопрос организаторов о его возможном гонораре Бродский запросил 500 долларов плюс покрытие транспортных расходов (Brodsky Papers. Yale Archive). Неизвестно, состоялось ли чтение тогда, но в этом же помещении Бродский выступил спустя почти два десятилетия.
[Закрыть]. (Однажды по поводу приглашения прочесть лекцию на другом континенте с предполагавшимся покрытием всех расходов на путешествие он с обезоруживающей улыбкой заметил: «It’s a different story when the round-trip is involved»[500]500
Цит. по видеозаписи выступления Бродского в Нью-Йоркском университете (31 марта 1995 г.).
[Закрыть].) Следует, впрочем, сказать, что еврейские культурные центры в США – это, как правило, солидные общественные учреждения с приличным бюджетом и разнообразными просветительскими программами. Наиболее яркий пример – нью-йоркский центр «92nd Street Y», где и Бродский выступал неоднократно[501]501
См. «Краткую хронику жизни И. Бродского» (сост. В. Полухина) в: Лосев Л. Иосиф Бродский. С. 465, 477, 480, 483, 485, 486.
[Закрыть], а до него Т. С. Элиот, Владимир Набоков, Курт Воннегут, Эли Визель, Уильям Карлос Уильямс, Норман Мейлер, Дилан Томас и прочие писатели.
Примечание шестое: пункт пятый
Представления Бродского о современном ему Израиле – не из журнально-телевизионного глянца, а из первых рук – восстанавливаются хотя бы по письмам к нему адресантов, проживавших в этом государстве. Достаточно прочитать некоторые из сохранившихся в архиве поэта посланий (полные имена авторов опускаются), чтобы сконструировать соответствующую (неутешительную) картину современной культуры и быта в Израиле с частной точки зрения свежих репатриантов. Всего через два года после того, как Бродский «не доехал» до Израиля, пишет ему новоприбывший С. А-ов:
Тут Ося, ты правильно угадал, очень много евреев. И я все-таки думаю что у вас их меньше, или хоть они пожидее расставлены, а тут – ох! И те, которые сейчас приехали, это еще ничего, они все бедные, носятся, выхватывают куски, им ни черта, кстати сказать, не дают, всюду отжиливают, записывают долги и так стараются расшвырять их по маленькой этой земле, чтобы они, а все они тут – русские, не образовали бы хоть какую-нибудь силу. Очень хитро, но более подло, и с той чрезвычайной наглостью это делается, какой наглости я еще не видал: так голо, так жестко, так без стеснения, как у нас на родине, может быть, одни только хохлы способны выжимать соки из бедных людей. Я к этому присматриваюсь, меня это заинтересовало. Заинтересовал и антисемитизм старшего здешнего поколения, из коего они непрерывно льют золотого тельца и ему поклоняются, и других к тому же приневоливают.
Однако Ерусалим – город, в котором присутствует тайное дыхание, есть поразительные места, их даже много, есть все уменьшающиеся остатки старой русской церкви, многое из ее имущества Ерушалаимские власти передали и еще хотят передать под руку московских властей, и этим я тоже начинаю интересоваться.
(С. А-ов – Бродскому; 10 сентября 1974; Brodsky Papers. Yale Archive)
Затем автор переключается на описание своей израильской рутины: «Живем так, если хочешь знать: учим иврит (мне надоело, бросаю…), у нас номер в посредственной гостинице, дают деньги, все в долг, на еду, впрочем, хватает», – и подводит итог «угарным месяцам предотъездной толкотни»:
Заехали же мы именно сюда не почему-нибудь <…> Не пытайся в этом искать тайных смыслов, их нет, все было соткано из одних чистых ощущений и фантастических представлений, которые, надо думать, правят всеми нами. Так мы уехали и так приехали, ни о том, ни о другом ни капли не сожалеем, хотя размышляем часто и много, и, бывает, не без печали. Ты прав, говоря – тем лучше, что мы тут, – я два дня назад, сочиняя ответ в Москву, выразился почти буквально также. Я-то про себя знаю, что мне это на роду написано, что не узнав, не отхлебнув из кружки беглецов, я бы этим разрушил круг моей жизни, которая мне представляется не лишенной некоторого смысла и представления.
(Там же)
Когда Бродский утверждал, мол, «тем лучше» для его корреспондента, что тот в Израиле, а не в СССР, он не кривил душой. В качестве технического трюка или от отчаяния он и сам рассматривал возможность воспользоваться израильским законом «О возвращении» в целях воссоединения с сыном. В 1984 году братья Шимон и Давид Маркиши, швейцарский филолог и израильский писатель, провели вечер с Бродским в Гринвич-Виллидж:
Иосиф хотел знать с предельной определенностью, захотят ли и смогут ли, по моему мнению, наши власти вызволить его сына и вывезти его из России по израильской визе. Эта тема была мучительна для Бродского, он, по-видимому, немало перепробовал вариантов и предпринял попыток – бесплодных, к несчастью, попыток[502]502
Интервью В. Полухиной с Давидом Маркишем. «Все зависит от мастера!» // Иерусалимский журнал. 2009. № 31.
[Закрыть].
В израильский вариант Бродский не очень верил, а Маркиш не решился взять на себя ответственность и убеждать его в обратном; разговор о судьбе сына закончился так же внезапно, как и возник, и собеседники переключились на прозу Андрея Платонова.
Наблюдениями за литературной ситуацией на новой родине русскоязычный израильтянин делится без пиетета:
Чуть-чуть о делах (приятно, что спросил прямо, а то тут с кем бы не столкнулся, финтят, крутят, темнят, будто для себя что-то оберегают и такое ощущение, что узнай он, они от меня о каком-то месте, так скорее меня постараются туда добежать). Дел, собственно, никаких здесь и быть не может, если говорить о чем-то, похожем на литературу. Но я еще ничего не пробовал и людей видел мало, а кого видел, эти не главные, сами не у дел. Есть журнальчики, в них русские тексты, а содержание удмуртское с одессизмами, газета чудовищная, отражает интересы еврейских социалистов в ермолках и с пейсами, которые в Бога не веруют и все родились под красным знаменем, но им повезло – смылись от погромов и Гитлера, и Сосо, однако больше всего на свете любят Сов.<етский> Союз и песни из кинофильмов. Честное слово, тут по радио и Зыкина, и про Стеньку Разина мы третьего дня слышали, едучи в автобусе, и хор Пятницкого уже был, и Сибирский, и военный краснознаменный[503]503
Корреспондент мог бы упомянуть и бывших соотечественников-перебежчиков вроде Владимира Ашкенази, находившегося в Израиле с гастролями и писавшего Бродскому 26 мая 1976 г. из Тель-Авива (Brodsky Papers. Yale Archive).
[Закрыть], и у меня спрашивают: писатель? А вы были, извиняюсь, член союза? А где вы сами работали?Вот тебе, Ося, не нравится, что я в Правде работал, а они уважают – марка. <…>
(С. А-ов – Бродскому. 10 сентября 1974; Brodsky Papers. Yale Archive)
Из другого письма знакомца поэта по Ленинграду, А. Х-ва, некоторое время преподававшего на кафедре социологии и социальной антропологии в Еврейском университете в Иерусалиме (незадолго до того корреспонденты встретились в Нью-Йорке после четырнадцатилетнего перерыва):
<…> Помимо научных занятий с любопытством наблюдаю израильскую действительность. На что на что, но на скуку тут не пожалуешься. То террористы кого-нибудь прирежут, то террориста пристрелят, и пресса вопит, что не по-честному, не по правилам. То в парламенте депутаты друг другу морду бьют по очень важному вопросу: почему проиграла в Австралии национальная футбольная команда; то в Рамат-Гане ортодоксы и светские демонстрируют друг против друга по жизненно важному вопросу: открывать или закрывать по субботам стадионы. Весь еврейский темперамент израильтяне сохранили в полной мере и даже развили его в жарком климате, но зато прибавили к национальному характеру еще одну черту – изрядную долю мазохизма. Послушать местных интеллектуалов, страна погибнет если не завтра, то послезавтра уже наверняка. Она же все еще живет. Послушать человека с улицы, сегодня же все смотаются в Америку. Однако похоже, что кое-кто остается.
Кстати, здешняя русскоязычная пресса, где тон, по-моему, задают бывшие непризнанные гении с психологией школьных учителей в советской провинции, до сих пор обсуждает «феномен Бродского» (еврейский ли он поэт, или нет, а если нет, то чей? почему не приезжает в Израиль на побывку, и все в этом роде). Хочешь, пришлю вырезки[504]504
Мнение русскоязычных израильтян, с настороженностью относившихся к бывшему соотечественнику и соплеменнику, по большей части осталось непоколебимым даже спустя годы. По выходе «Большой книги интервью» с Иосифом Бродским, выпущенной в 2000 г. московским издательством «Захаров», израильский обозреватель суммировал интересующую читателя тему следующим образом: «Мало кто из интервьюеров не задал выдающемуся русскоязычному поэту XX века, лауреату Нобелевской премии по литературе вопрос о его отношении к еврейству. Ответы Бродского были стереотипными в своей противоречивости, на грани оксюморона. Суть их такова: Иосиф воспитывался в ассимилированной ленинградской семье, понятия о еврейской культуре не получил, никаких традиций не соблюдает, в общинной жизни не участвует („Я плохой еврей“…), но в то же время считает себя по духу даже большим евреем, чем многие прихожане синагог, поскольку обостренно, как и подобает настоящему еврею, чувствует несправедливость, верит во всемогущество единого Б-га и не признает оправдания изначальной греховности человека, пронизывающего христианское мировоззрение»; там же: «Ближе к концу жизни, однако, Бродский все чаще причислял себя к кальвинистам и отдалился от еврейства настолько, что похоронили его в Венеции на христианском кладбище с отпеванием и всеми подобными ритуалами. Нет никаких оснований полагать, что его жена-христианка организовала церемонию вопреки воле усопшего. Однако всякому культурному человеку ясно, что формальное вероотступничество не умаляет заслуг Бродского ни как великого литератора (кстати, его стихотворение „Еврейское кладбище около Ленинграда“ справедливо считается одним из лучших произведений на еврейскую тему, написанных в СССР…». Громан Ш. Иосиф Бродский: Не еврейский, но пророк // Седьмой канал. 9 октября 2003. http://www.7kanal.com/article.php3?id=202078.
[Закрыть].Но вообще, мне говорили, что если ты захочешь посетить Израиль, то тебе будет оказан прием «на высшем уровне». В прошлый раз хотели, чтобы ты был гостем мэра Иерусалима Тедди Коллека, личности весьма достойной[505]505
Тедди (Теодор) Коллек (1911–2007), израильский общественный деятель, пять раз переизбиравшийся на должность мэра израильской столицы (1965–1993). Инициировал и лично курировал особую программу, в рамках которой поощрялись – и, главное, финансировались – приезды в Иерусалим прославленных деятелей культуры; о приглашении и переписке Т. Коллека с В. В. Набоковым см.: Leving Y. Phantom in Jerusalem: Or, the History of an Unrealized Visit // The Nabokovian. 1996. № 37. P. 30–44.
[Закрыть]. Недаром его ненавидят ультраортодоксы. Говорят, что они его даже как-то крепко поколотили за то, что он не соблюдает субботы и дал разрешение на строительство в Святом городе Мормонского университета[506]506
Планы строительства филиала американского мормонского университета (The Brigham Young University Jerusalem Center for Near Eastern Studies) на горе Скопус в Иерусалиме были оглашены еще в 1979 г., но из-за многочисленных протестов религиозных и консервативных кругов начало работ отложили до 1986 г. Здание центра, выделяющееся на фоне иерусалимской архитектуры панорамными окнами арочной формы, было официально открыто в мае 1988-го.
[Закрыть].(А. Х-ов – Бродскому; 22 ноября 1985; Brodsky Papers. Yale Archive)
![Книга Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 2] автора авторов Коллектив](http://itexts.net/files/books/110/oblozhka-knigi-shef-sysknoy-policii-sankt-peterburga-i.d.putilin.-v-2-h-tt.-t.-2-107265.jpg)
