Текст книги "Дети, играющие в прятки на траве"

Автор книги: Александр Силецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)

– Левер тоже мог укрыться, кабы захотел.

– А вот нет! Выконструировали силовую установку и предельные режимы знали точно. Левер оператор неплохой, но в общем – новичок в таких делах… Он до конца надеялся – на чудо, ежели угодно. И на вас, мой милый, на надежность вашейустановки. А вы даже не предупредили, не окликнули его, когда помчались к двери. Он так и остался возле пульта, ничего не понимая. Не успев понять…

– Дверь заедало, а проход был слишком узкий. Мы могли бы не успеть, протискиваясь вместе.

– Вот-вот: вместе!.. Вы не признаете даже мысли, что кому-то можно уступить дорогу, надобно помочь. Повсюду вы – главней других! Хотя… не только это… Ведь, успей, положим, Левер добежать – и был бы совершенно лишний человек, свидетель катастрофы. Да-да, Питирим, свидетельвашего просчета – как конструктора. Итог трагичен, и теперь едва ли можно указать конкретно, отчего беда произошла…

– Могло быть нападение. Атака биксов.

– Ну, теоретически… – Эзра насмешливо взглянул на Питирима. – Когда нет зацепок, и такая версия сгодится. В конце концов могли списать и на случайность. Исключительно удобно – ведь ничто не застраховано навек. И виноватых вроде нет… АсЛевером хлопотне оберешься. Уж молчать бы он не стал! Последствия предположить нетрудно. Вас бы отстранили от работы, началось бы разбирательство. Какой удар по честолюбию! Быть впереди других, быть во главе других – вы к этому всегда стремились. Вы – фигура, остальные – пешки.

– Да, но я действительно лучше других был подготовлен к затяжной борьбе!

– К борьбе – пожалуй, – согласился Эзра. – С детства. А вот к жизни творческой, по-человечески, душевно благородной – нет. Вы были фигурой – в борьбе, и только в ней. Но есть еще и просто жизнь, где надо оставаться человеком. Не борцом, не предводителем – обычным человеком. К этому вы не были готовы. Как же вам всем испохабили мозги!.. А, между прочим, мозги ваши, Питирим, по их потенции – не часто встретишь. Грустно, что лишь по потенции…

– Зачем же вы меня спасли? – с сарказмом рассмеялся Питирим. Глаза его блуждали, на лице застыло выражение растерянности и звериной боли.

– Лично я вас не спасал.

– Да будет вам, не придирайтесь! Все-то вы прекрасно понимаете… Зачем?

– Не для того природа создала рассудок, чтоб довольствоваться только тем, чего он, не трудясь, достиг. Не принято выбрасывать алмазы лишь по той причине, что они покуда без огранки. Все на свете можно бесконечно улучшать… Вас попросту должны были спасти. Хотя бы попытаться… Безусловно, вам невероятно повезло. Дверь, выбитая взрывом, изуродовала и расплющила все ваше тело. Вместо туловища – дьявольское месиво… Чудовищное зрелище! Вам не хватило, в сущности, долей секунды, чтоб укрыться. А вот Левер… Он в отличие от вас мог уцелеть – тут вы чуток не рассчитали, не увидели картинку, так сказать, со стороны… А получилось вот что: на пути взрывной волны встал мощный козырек у пульта – штука в основном декоративная и для работы станции совсем не нужная… Но в этот раз она сыграла неожиданную роль, почти что погасив прямой удар. У Левера открытым оставался лишь затылок – наклонись бедняга хоть немножечко пониже… То ли не успел пригнуться, то ли не сообразил. Ведь он стоял спиною к вам и знать не знал, что вы помчались вон из зала, не предупредив о близкой катастрофе. Он-то продолжал работать… Разумеется, полчерепа ему снесло мгновенно. А лицо вот сохранилось… Тело – тоже.

Эзра пристально и жестко посмотрел на Питирима.

– Зря вы мне все это говорите, – покачал тот головой. – И если вы пытаетесь воззвать к моей порядочности, к моей совести, то – извините… Я раскаиваться не намерен. Я – прагматик, это верно. Что касается душевных модуляций, совестливых воспарений… Видите ли, в очень уж неподходящую эпоху мы живем. Да, Левер был идеалист. И вместе стем – подонок, эгоист неисправимый. Это часто сочетается друг с другом… Как я понял из его рассказов, он однажды предал и любовь свою, и дело, и карьеру, а в итоге ничего взамен не получил. Вернее, получил, но – фикцию, иллюзию свободы, независимости собственного Я.Он все оправдывал и все хулил – одновременно, как-то ловко получалось у него. По его мнению, он был ничем не связан, не привязан ни к чему. Но это – чушь! Когда идет борьба за выживание и будущее расы, все подчинено идее. Только ей. И если ты не признаешь ее приоритета, ты – опасен. Ты, по сути, не жилец – в законах этого существования, навязанных извне.

– Выходит, было не убийство, не предательство, а истинно благой поступок с вашей стороны? – презрительно скривился Эзра. – Получается, что вы освободили Землю от подонка, образцово наказав его?

– В какой-то мере можно это дело повернуть и так, – кивнул серьезно Питирим.

– Ну-ну, – сказал со вздохом Эзра.

– Я не понимаю одного, – внезапно оживился Питирим. – Как удалось меня спасти? Насколько мне известно, операция была неимоверно сложной. Я не слышал, чтобы на Земле такие проводили. Не умеют. Не дошла до этого наука! И потом… На станцию спасатели ворвались сразу после взрыва. Как они успели? Ведь места совсем безлюдные… Хотя вас спрашивать об этом, видимо, смешно. Откуда вам-то знать?!

– Да уж успели, – неопределенно отозвался Эзра. – Вы не бойтесь, спрашивайте. Я отвечу. Это вовсе не смешно. В какой-то степени закономерно… В атмосфере затяжной борьбы любые чудеса бывают. Или совпадения. Не все логично можно объяснить. Вот вас волнует только это: как же удалось спасти вас? А ведь взрыв – еще и радиация. Мощнейший выброс. И во многом – из-за вашего просчета, кстати. А вы даже не спросили: что потом случилось, удалось ли устранить последствия?

– И в самом деле! – спохватился Питирим.

– Да, удалось. Довольно быстро. Сразу, скажем так.

– Но… каким образом?

– Я понимаю: прежде тоже были случаи на ваших установках, разве нет? – ехидно подмигнул Эзра. – Правда, не такие страшные, вам все сходило с рук. Не то чтобы прощали, но… уж так вот получалось – самых главных виноватых не могли найти. Как будто виноватых много… Очень давняя и скверная традиция: стараться выгородить своего!..

– Вздор! Это были сплошь диверсии! – волнуясь, крикнул Питирим. – Есть протоколы.

– Ну, если вам приятнее такдумать, что ж… – пожал плечами Эзра. – Протоколы – штука убедительная. Но на этот раз диверсий не было, а?

– Что вы этим хотите сказать? По-вашему, я все подстроил специально?

– Нет, зачем же. Специально – очень трудно. Да и ни к чему. Действительно, само собой случилось – так сложились обстоятельства. Бывает… Хорошо, хоть обошлось без страшных, разрушительных последствий. Ведь могло быть очень много жертв. Однако этого не допустили.

– Кто?

– Те, кому положено такими вещами заниматься.

– Я не понимаю, – вдруг взорвался Питирим, – в конце концов – былсуд? Такой, которому я мог бы верить? По какому праву вы мне говорите этовсе?!

– А чтобы вы задумались, мой милый. Боевик – хорошая профессия, но думать тоже нужно иногда. Пусть даже если вас относят к умственной людской элите…

– Вздор! Пока не состоится суд – официальный, с соблюдением всех процедур, – я обвинения отказываюсь принимать. У вас нет ни малейших оснований… Черт возьми, заладили одно: мы, мы!.. Вы– здесь, на Девятнадцатой, куда-то там меня везете. Ежели и впрямь на суд, то помолчите. Если нет – тогда тем более. Мы!.. Мы пахали! Нет уж!.. Я спасен был на Земле, на боевом посту – в буквальном смысле слова. И это сделали мои соратники, друзья, которые прекрасно понимают: в трудную для всей планеты пору человеческими кадрами нельзя разбрасываться. Нас, дееспособных патриотов, мало, как и вообще людей. Закон взаимовыручки. Друзья всегда придут на помощь.

– Это уж наверняка, – каким-то странным тоном произнес Эзра и похлопал Питирима по колену. – Не стесняйтесь, говорите. Все, что думаете. Это вам сейчас полезно. Не стесняйтесь, – повторил он и неспешно развернулся вместе с креслом, чтобы еще раз проверить трассу.

Вновь появилось некое подобие дороги: она то возникала в виде тянущихся цепью небольших проплешин, меж которыми застыли лужи, то пряталась под низкой жухлою травой. Лес, представлявшийся на расстоянии густым, почти непроходимым, на поверку оказался редким и довольно чахлым. В обе стороны от трассы шли болота – кочковатые, угрюмые, везде покрытые травой и мелкими колючими кустами. Редко-редко вдруг проглядывали маленькие озерца – их ртутно-серая недвижная поверхность вызывала мысль о глубоких омутах и разной нечисти, угрюмо затаившейся на дне. Но нечисти тут, на планете, не было совсем – одна растительность, а живность не водилась. Правда, завозили иногда с Земли животных – в основном домашних, но они здесь приспосабливались плохо, погибали. Над болотами невидимым шатром нависла тишина. И даже одинокий звук мотора не способен был ее нарушить. Редкие корявые деревья – странное сращение земных сосны и пальмы, высотой от силы метров десять – на переплетающихся длинных корневищах тянулись прямо из болота. В воздухе витал слегка дурманящий, на удивление знакомый сладковатый запах. Питирим напрягся, силясь закрепить, остановить все время ускользавшее воспоминание, и наконец-то – вспомнил: точно так же пахло в доме у Яршаи, когда Айдора выносила к чаю теплые ватрушки. Сдобное болото… Дичь какая-то! Но запах!.. Тучи, уходя за горизонт, мало-помалу истончились, разорвались, и теперь на блеклом небе сделались заметны кое-где нежнейше-голубые островки. Мир изменил окраску, стал как будто золотистей и теплее, словно всюду загорелись крошечные желтые фонарики, упрятанные в травы и листву деревьев.

– Распогодилось. Хороший будет вечер, – бросил Эзра, вскидывая голову. – Как раз успеем…

Питириму было все равно: чужая жизнь, чужие люди…

– Все-таки – надолго я сюда? – спросил он.

– Да хоть завтра и поедете назад, – ответил Эзра. – Тут не держат. Завтра будет шильник до Юпитера – летите, если надо. Там уж пересядете на рейсовый – и до Земли.

– Дикость, – сокрушенно молвил Питирим. – Привозить меня на сутки… Как какую-то собачку… А потом, когда вернусь, что дальше-то?

– Не знаю, – безразличным тоном отозвался Эзра.

– Все-все знаете, а этого вот – нет? – насмешливо заметил Питирим:

– Да получается, что так…

– И вам не боязно со мною ехать? Я ж – убийца, как вы говорите, и предатель. Доверять мне невозможно.

– А чего бояться? С вами я уж как-нибудь, да слажу. Хлипковатый вы теперь – не то что раньше.

Питирим вдруг ощутил, как все внутри сдавило у него от нарастающего гнева.

– Слушайте, вы! – грубо крикнул он. – Я понимаю: с вашей точки зренья я смешон, почти нелеп. Ну, словно бикс какой-то составной!.. Но… как вы смеете – сейчас?..

– Молчу-молчу! Не заводитесь, – Эзра успокаивающе вскинул руки. – Впредь – ни слова, обещаю. Женщина, которая вас ждет на ферме…

– Бросьте! Никого я здесь не знаю.

– А письмо?

– Да, я храню это письмо. Но с женщиной такой я не знаком, еще раз говорю. Боюсь, здесь просто что-то замышляют. Розыгрыш, ловушка…

– Так чего же вы поехали? Сидели бы себе в больнице, на Земле.

– Я посчитал, что это нужно. Для моих же дел – потом…

– Вполне возможно, – согласился Эзра. – Но тут все от вас зависит.

– А на ферме тоже полагают, будто я – преступник?

– Я не спрашивал. Но может быть, и нет.

Деревья начали случаться чаще, и болота отступили, и почти исчез знакомый сдобный запах – они, кажется, и вправду наконец въезжали в лес. Дороги дальше не было, как ни старался Питирим заметить впереди хотя бы тропку. Здесь, в лесу, деревья стали выше, кроны их, густые и широкие, сомкнулись пологом над головой, и все кругом довольно скоро погрузилось в сумрак. Эзра сбавил ход, чтоб ездер мог, выдерживая курс, легко и плавно огибать стволы.

– А почему бы вам не проложить тут настоящую дорогу? – удивился Питирим. – Куда как было бы удобнее.

– Пытались, – нехотя ответил Эзра. – Расползается через неделю, и деревья все равно растут. А то еще болота начинают подступать со всех сторон. Не хочет, видимо, природа, что-то в ней сопротивляется…

– Но космодром-то ведь – построили! – не унимался Питирим. – И я заметил: хоть какую-никакую, но дорогу до поселка протянули…

– Там – другое место. Подходящее. Не требует особого внимания к себе. Его искали долго… А здесь – зона поактивней, по старинке тут нельзя.

– Ну так взялись бы! – возмутился Питирим. – Нагнали б технику, специалистов разных пригласили бы. Наверняка такие есть!.. Как без дороги жить? Я понимаю, дело трудное, но неужели же – нельзя?!

– Все можно, – рассудительно сказал возничий. – Можно и леса спалить к чертям, и осушить болота, и забетонировать хоть всю планету. Нет проблем.

– Да, – вяло согласился Питирим. – Совсем нет.

Он вдруг догадался, что возница издевается над ним, как над дремучим и неумным школяром. Ну, разумеется, все во сто крат сложнее – люди размышляли, и не раз, что лучше предпринять. И уж наверняка перебирали варианты, наиболее пригодные для местного ландшафта. Дураки планеты не осваивают… Проходимцы, негодяи попадаются порою, но – никак не дураки. Впустую, ради показухи делать ничего не станут. Да и горький опыт прежних климато-ландшафтных преобразований на Земле, понятно, не забыли. И тогда оставили все, в сущности, как есть… Не очень-то удобно, кто же спорит, да ведь если изменить, подправить, вообще паршиво станет. Это на Земле, привыкши к комфортабельному обустройству жизни, Питирим считал: для человека все всегда должно быть идеально хорошо. Для человека… Издавна привыкли: что не так – перевернуть, сломать да переделать. Все – для человека, как он только появился, не бывает по-иному, не должно быть. А вот – нет! Не мир приходит к человеку, в основном – наоборот. И уж кому-кому подделываться, приспосабливаться в первую-то очередь – так это людям. Даром что разумны. Ну, а ежели не могут, не хотят – тогда и разговор другой. Тогда на свете человеку делать нечего, он навсегда – чужой, пусть даже в каждом месте кладези богатств. Необходим способный перестроиться. Кто? Питирим уныло усмехнулся про себя: понятно кто, нелюди – биксы! Они все без исключения – мобильней, предприимчивее, что ли. И – неприхотливей. Это важно. Очень важно. Собственно, для этого их некогда и создавали – действовать и пользу приносить там, где обычно человек пасует и переступить через себя не может. Или же не смеет… Это уж потом возникли сложности иного свойства, поначалу было все утилитарно, однозначно. Видимо, в какой-то части недорассчитали, недодумали и недооценили. Биксы ведь замысливались прежде всего как орудие, неимоверно сложное, капризное, в известной мере необыкновенное, и тем не менее – орудие. Чтобы с их помощью устраивать комфортную жизнь человеку, только человеку, постоянно – человеку. Жизнь его, прогресс, дальнейшую Историю. Тут Питирим невольно содрогнулся: как он не догадывался до сих пор?! Ну ладно, в школе принято помалкивать о существующих проблемах, ладно, дома ничего не говорили – это направление раздумий презиралось, да и пресекалось сразу, но вот парадокс! – Яршая и все те, кто с ним, – они ведь тоже (на словах, по крайней мере!) эту сторону вопроса совершенно не выпячивали и не отводили ей достойной роли, будто напрочь забывая, чтостряслось когда-то!… Эх, устали люди от минувшего, от тягот восхождения – а сколько впереди!.. И надобно идти, и боязно сорваться. Вот и порешили – хватит. Нет, никто указа не давал и ни к какой договоренности не приходили. Было все и проще, и сложнее. Биксы в жизнь людей внедрялись долго, постепенно. А в итоге многие проблемы – как-то исподволь, почти автоматически – легли на биксовые несгибаемые плечи. Говорили даже о грядущем симбиозе, новой суперрасе. Радостно и славно стало жить. И померещилось: История теперь – как торная дорога, где все видно далеко вперед, дорога, по которой можно комфортабельно и с шиком мчать без остановки. Все закономерности понятны и точны, преграды на моделях учтены и загодя отброшены, поскольку ясно, как их обойти, – отныне и навек безоблачное небо, солнце светит всем, воистину могуч и славен человек! Комфортная История… К чему ж пришли?! И ведь не сомневались, что отменно правы. А потом вдруг наступило отрезвление… Вернее, накатило дикое похмелье, когда наконец-то пробудились от бездумно-эйфорического сна. Все полетело, будто под откос… Численность людская сократилась, производство неуклонно стало тормозиться, неожиданно в науке обозначился застой, культура сделалась воинственно консервативной (все, что сложно, непривычно, не в клише, – долой!), а тут еще лавиной прокатились преступления, болезни, началась разруха… Оказалось: то – совсем не гак, и это – далеко не хорошо. С энергией – проблемы, чтобы расширяться; технология зашла в тупик. Ведь мир природный – не бездоннная помойка, куда можно все валить… И люди дружно возопили: биксы, что же вы?! Тогда-то и явилось наконец прозрение: да, безусловно, биксы могут многое, но им до всех забот людских нет абсолютно никакого дела. Проглядели точку отчуждения, размякли, не заметили, как разошлись пути. Так что же, все-таки – дверасы?! И одна другую подвела, не захотела на себе тащить? Цивилизованная страсть к нахлебничеству на поверку оказалась чуть ли не решающей в развитии людского вида, только примеряла до поры до времени иные, более благообразные личины – вроде войн, соревнований, разных верований, даже меценатства… Крылатая мечта, венец прогресса… Главное, чтоб видели и, пусть порою содрогаясь, аплодировали, восхищались. А теперь… Теперь никто не восторгался родом «гомо», не подстегивал гордыню и самовлюбленность, выпевая радостные гимны, где его величие и самозначимость превозносились до небес. Вот тут-то и посыпались на биксов обвинения – в неблагодарности, в предательстве, в подрыве неких человеческих основ. И закружилась смута… Уступать никто, понятно, не хотел. Да, в сущности, и невозможно было! Уступить в такой невероятной ситуации – наверняка обречь себя на прозябание, а то и на погибель. После вроде бы договорились: биксы как один навеки покидают Землю. Места во Вселенной много, даже в Солнечной системе, – ну и пусть себе летят и обживают новые планеты, новые миры, малопригодные для истинных людей. В ту пору на Земле случилось происшествие, родившее смятение в расстроенных умах. На разового пользованья шильниках – других тогда конструкций не имели – почти тайно, без какой-либо огласки, стартовала целая флотилия с землянами. Куда, зачем? И по планете поползли шальные слухи… К тому же сохранившихся летательных приборов поначалу не хватало, было время – только избранным давалось право стартовать с Земли, и то по неоложным обстоятельствам. Так что отлет Армады был воспринят многими как подлая и очевиднейшая провокация, удар по безопасности планеты, всех бежавших предали анафеме и долго без особенной нужды старались вслух не поминать, за ними даже термин закрепился: «отошедшие враги». Мол, отошли куда подальше, ну, а ежели вернутся – кто их знает, что предпримут? Исторический враг никогда не предсказуем… Впрочем, поколения, пришедшие на смену очевидцам, несколько иначе стали все воспринимать – тому причиной было и отсутствие надежных документов, и врожденная способность человека приукрашивать минувшее, искать в нем сокровенный и высокий смысл. И начали плодиться мифы… Их никто не порывался опровергнуть, хотя никто, казалось, и не узаконивал нарочно. Словно бы само собой случилось… Вновь История явила миру восхитительное свойство сохраняться в надлежащей, максимально для нее удобной упаковке… Ну, а биксы? Часть из них успела улететь до инцидента, да ведь многие остались – до поры. Когда же наконец усовершенствовали шильники, отстроили их вдоволь, тут-то вдруг и объявился средь людей Барнах. Никто не знал доподлинно: бикс он или человек. Само собой, кой-кто из коренных землян в открытую сочувствовал биксам, в каждом поколении встречались ренегаты. Так что, ежели оставить в стороне нюансы, не играло ни малейшей роли, кем на самом деле был Барнах. А вот в нормальное течение прогресса он сумел внести ужасную неразбериху, выступив с поистине бесовским предложением. Зачем всембиксам рано или поздно улетать? – спросил он. Для чего с людьми разъединяться? Неразумно. Вряд ли человечество без биксовой поддержки вскорости поправит все свои дела. И биксы, надобно учесть, уже привыкли – и к Земле, и к людям. Расы – разные, пусть так. Но в основании культура все-таки – одна. Зачем друг друга презирать, страшиться, воевать – зачем?! Вполне пристойно жить и на одной планете – со своими разными цивилизациями (это данность, ничего тут не попишешь!..), но, как говорится, в лоне общей для всего разумного культуры. Да, не враждовать и не мешать друг другу, а сотрудничать. Биксы – моложе, человечество – древнее, это так. Однако постоянно вычислять, кто лучше, – право, недостойно никого. Доподлинно известно: внеземных, иных цивилизаций – нет. Но человечество привыкло в вечном одиночестве своем умильно-трепетно мечтатьо встрече. Все развитие шло именно под этим знаком. И случилось, наконец: партнер – в обличье биксов – появился. Ну так что же, радость, ликованье охватили всех? Ничуть. Утратив чувство одиночества, вернее, монополию на собственную одинокость, люди возопили оскорбленно, с явным ужасом: изыдь! Красивая мечта осталась позади, ее реализация была, как оказалось, вовсе не нужна. О чем мечтать, на что надеяться, в конце концов – во что смиренно и научно веровать? Цивилизация людей осталась без религии, без множества богов, живущих где-то там, в неведомой дали, на небе. Знали, что их нет, вот и хотелось верить в чудо. И свои пророки – тоже были. Настоящее пророчество ведь – далеко не то, которое сбывается. И лучшие пророки – это те, которые предсказывают невозможное. А потому и чудо – только то, чего не может быть совсем. Случившееся, даже вопреки всему, – уже не чудо. Главный тезис умствующих был всегда упрямо-неизменный: «Чтобы ихбыло много, мыдолжны быть одни. Ибо, если бы ихи вправду было много, мыбы вообще не фигурировали – в той ипостаси, в какой мыесть. Со всеми вытекающими из того последствиями». Людям не нужен чужой разум как партнер. Он нужен лишь как чудо, возможность воплощения которого отнесена вперед во времени. Всегда вперед. Биксы взорвали изнутри людское бытие. И ясно, что такого человечество терпеть не пожелало. Ну так будьте же разумны, люди! Будьте же достойны собственной культуры, где не только чуду возведен красивый пьедестал! Давайте перестраиваться, становиться гибче, надо строить новую цивилизацию – не на обломках старой, а в рамках вечной и единой человеческой культуры. Нам нужны терпимость, доброта и бесконечное доверие друг другу. Только так мы сможем сосуществовать и развиваться. Не вражда, но – мир. Не установка: эта раса или та – а жизнь совместная, дарящая друг другу радость. Ясно, что сторонники и тайные апологеты биксов тотчас же восприняли весь этот бред Барнаха на ура. Хотя, к примеру, биксы далеко не все, особо поначалу, подхватили ересь самозваного пророка. Это уж потом возникла тайная и многочисленная секта-об-шина барнаховцев, нашлись ретивые, которые всем фактам вопреки причислили его к посланцам метагалактического иноразума, творящего добро повсюду. А другие тотчас присовокупили к этому отлет Армады, безапелляционно заявив, что, мол, и беглецов курировал тот самый иноразум – вел их торною дорогой к счастью; а Барнах, владеющий секретом долголетия, остался на Земле, чтоб просвещать живущих там и охранять от скверны их пытливые, но все еще неразвитые души. Шел на жертвы и на муки, судя по всему, однако дело стоило того… Короче, ничего нет нового под старою луной! Барнаха было велено сыскать и срочно выдворить с Земли, да уж куда там!.. Правда, циркулировали слухи, будто бы его убили – кто-то из особенно лихих боевиков, как сказывали, постарался, искренне радея за порядок на планете, но тому не слишком верили, поскольку находились и такие, кто не только видел издали Барнаха, но и вел различные беседы с ним, причем обычно очевидцами являлись не барнаховцы, а люди посторонние, вполне солидные, не склонные к тому, чтоб распускать пустые сплетни. Словом, появление Барнаха только подлило масла в огонь, открывши новые возможности для всяческих амбиций и красивых поз со стороны непримиримых биксов. В результате вместо дружеских переговоров люди начали готовиться к отпору. А Барнах, пожалуй, все-таки был скрытый бикс… И это можно было уяснить из разговоров с компетентными людьми, из непредвзято-деловых сопоставлений фактов, да, в конце концов, на основании его же текстов, если только они были, разумеется, не чьим-то подлым, мстительным подлогом. Люди все еще стремились закрепить за собой право на комфортную Историю. Историю сугубо человеческую – без досадливых изъянов либо инородных добавлений. Им казалось, что они ее давно себе завоевали. Вот и не хотели упускать из рук. А я, подумал Питирим, я в это – верю? Верю в то, что все по правилам и быть иначе не дано? Ей-богу, странно. В том-то ведь и дело: понимать я понимаю, никакого оправдания своим поступкам не ищу – я должендействовать по схеме, искренне затверженной еще в далеком детстве, но вот чувства-то мои не воспаряют, не воспламеняются при мысли о возмездии, о благородстве цели. Да, по-настоящему я в это, видимо, не верю – и не верил никогда. Я зналсвое предназначение, а с верой это совместить нельзя. Конечно, иногда сомнения закрадывались в душу – слишком многое логически не стыковалось меж собой, но я умело закрывал глаза, считая себя истым патриотом, полагая: эти неувязки – просто следствие моих не до конца очерченных позиций, моего несовершенства. И комфортную Историю отказывался признавать. Не видел ее вовсе. Почему же я теперь задумался об этом – в те минуты, когда все в моей судьбе перевернулось (а иначе бы я здесьне находился), когда стало все нелепым и двусмысленным? Наверное, устал, перенапрягся, эмоционально сдал… Я не был никаким врагомабстрактных биксов, вот что главное. Я был защитникомпорядка, человеческих устоев. Надо полагать, порой не в меру рьяным, фанатичным – даже так. Сознание ответственности, сызмальства внушенной избранности в этом сумасшедшем мире лишь беспрерывно понукало, подгоняло. Я был точно скаковая лошадь: шоры на глазах – и только узкая дорожка впереди. Я сам себя подстегивал, сам ставил на себя… А выигрыш – признание других, доверие особенного свойства, когда ты – хозяин, а все остальные – с жадностью готовы завоевывать святое право исполнять… Естественно, я выдохся, сорвался. Все к этому вело: и дикий взятый темп, и постоянная боязнь среди своих же обрести завистливых врагов, и эта атмосфера лжи, какого-то безвременья, царившая вокруг. Война, конечно, что поделаешь. Но очень непонятная война! Словечко это вслух старались не произносить. Обычно обходились термином «противодействие». Ведь крупных акций, боевых по-настоящему – как бы и не было. Так, мелкие, необязательные стычки да бравадно-показательные рейды, но в особенности – страшная шумиха с целью запугать, психически сломать противника, обескуражить его мощью хорошо отлаженной машины, что зовется человечеством. Хотя, подозреваю, в большей степени запуганными были сами люди… Понимаю: я впадаю в ересь, близок к ней. Но, если хочешь победить, борясь за праведное дело, ты обязан стать хоть чуточку еретиком. А те, кто слепо веруют, в итоге терпят поражение. Им всем недостает ни гибкости, ни чуткости в нетривиальных ситуациях, ни самого простейшего желания спокойно-трезво поглядеть на вещи. Лучше усомниться раз-другой в деталях, чем потом, когда тебя сомнут, кричать: я был кругомнеправ! Да, чувство правоты должно быть с небольшим изъяном. Это позволяет, кому нужно, отступить, не делаясь предателем, и вновь напасть в удобную минуту. Эзра прав: я могпожертвовать собой, но счел это излишним. И по ситуации, и вообще. И вот что удивительно: теперь, в чужом обличье, я спокоен. Я не ощущаю инородного в себе. Я – это я, а то, что пребываю в мертвом теле, – это как перед визитом в неизвестный тебе дом: сменил костюм на новый – неплохой, но без особенных претензий. Нет во мне раскаяния: дескать, противозаконно, не по праву заменил кого-то. Заменяют, чтобы обратить внимание. Или же, напротив, чтоб другие до поры до времени не видели подвоха… Я тогда ни на кого не уповал и представлять кому-то сладко-драматический спектакль – видит бог, не собирался. Если вправду виноват – какая разница, в чьем облике меня осудят?! А пока я еду в гости… Я – не кто-нибудь иной! Все так же – человек, все так же – боевик, чьи бедные мозги, как выясняется, еще необходимы человечьей расе. Мы еще поборемся, мы вволю поживем!.. Вот только этот Эзра… Ну откуда он все знает? Что за бес такой в треклятой глухомани?! Явно что-то от меня скрывает. И похож, до ужаса похож… Но это – просто невозможно!

– Что вы, братец, приуныли? – словно бы издалека, до Питирима долетел насмешливый голос возницы. – Думаете? Это хорошо. Полезно. Лучше думать, чем бороться, а? – Эзра, прищурясь, поглядел на Питирима. – Здесь, на Девятнадцатой, так принято считать, учтите. Будьте к этому готовы. Все со временем ветшает и становится плохим. Но худшее – душевный друг плохого. Так что не усугубляйте.

– Мне, представьте, все равно, – ответил Питирим.

– Ой ли! Неужто ничего отрадного душа не припасла?

– Да я ведь не святыням еду поклоняться!

– Это правильная мысль. Такое я не стал бы никогда приветствовать.

– Ах, вот как!.. – молвил раздраженно Питирим. – Вы – против? Но должны же быть святыни! Хоть какие – в жизни каждого из нас…

– Отнюдь, – с усмешкой отозвался Эзра. – Все святыни порождают бескультурье. В свой черед и бескультурье порождает их. Поскольку им положено бездумно поклоняться. Они – объект всеобщего, нерассуждающего, смутного стремления, навязанного сверху крепкой и циничной волей. Якобы стремления к прекрасному, возвышенно-недостижимому, принадлежащему, так сказать, всем… Удобный способ направлять чужие помыслы и страсти в безопасное и программируемо-выгодное русло. Поклоняются, когда есть вера. Вера… Значит, раболепие – воспринятый как должное взгляд снизу вверх. Вот тут собака и зарыта! Чтоб держать людей в узде, им надо датьсвятыни. И заставитьпочитать. Хотя бы убедить, уговорить. А это в сущности несложно, если нет в основе подлинной культуры. Потому что человек культурный слепо поклоняться не захочет. Вообще не пожелает поклоняться. Он попробует осмыслить все, толково разобраться и тогда уж, коли сочтет нужным, важным и возможным, будет просто уважать.Вы чувствуете разницу?