Текст книги "Дети, играющие в прятки на траве"

Автор книги: Александр Силецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

Самое невероятное – и я это действительно никак не мог понять, во мне все прямо клокотало от негодования! – ухоженные, сытые, физически прекрасно развитые биксы пребывали в удивительном каком-то ступоре, стояли, отрешенно глядя на своих убийц, на эту шваль земную, и, казалось, даже мысль у них не возникала, что такого быть не может, не должно, что уходить из жизни, как баранье стадо, пусть и за красивую, высокую идею, – значит эту самую идею затоптать в дерьмо, и грош тогда цена ей и всем тем, кто в нее верит, потому что если ты в идею веришь, то живешьс ней, а не умираешь, она мертвым не нужна, она – для жизни существует! Людям ведь и надо, чтобы биксы принародно, окончательно унизились и показали свою полную нежизненность в критический момент, – такое разом выбьет козыри из рук сторонников пробиксовской теории. И доктор Грах, как видно, к этому стремится, хочет – не мытьем, так катаньем – превознести и утвердить себя. Иначе б разве он позволилразразиться катастрофе?! Негодяй и провокатор!.. Вот она – затея: все должны увидеть и понять без долгих объяснений: биксы – в самом деле раса недоделанных существ, никчемных по большому счету, несмотря на все их притязанья, примитивных и тупых, такими только комаров давить, и нечего им делать на Земле, и даже в гетто на Аляске им не место, и пора бы перестать бояться их, а уж тем паче – восхвалять и умиляться ими, и жалеть, как позволяют иногда себе гнилые простачки. Да, вот что надо людям, и мне тоже, если честно, надо, ненавижу я всех этих биксов: ведь от них – и неустроенность, и зло, и смута, да и рядом с ними помирать – позорно, неужели же Харрах не понимает!.. А Барнах (ну, доктор Грах, мне все равно) – так тот, по-моему, совсем свихнулся, он же нас на казнь ведет! Харраха и меня… Перед людьми не виноватых ни на столько!.. Черт возьми! Ему необходимо – пусть и подставляется.

Но остальные-то – за что?! Какой-то бред, дикарский сон… Я знаю: за идею – борются, но так вот просто подыхать с идеей в сердце, только потому, что она чья-то, а ты, как придурок, подхватил ее и носишься теперь с ней, точно с злобною простудой, – нет уж, хрен вам! Не хо-чу!

– Послушайте, – сказал я громко, удивляясь собственному гонору, – зачем же вы всех сразу – под одну гребенку? – я чуть выступил вперед. – Ведь здесь и дети есть, помимо прочего… Ну как же так?!.

– С ума сойти, смотрите-ка!.. – всплеснул руками Джофаддей. – А мы и не заметили! Глядели, значит, не туда… И вправду – Питирим, Харрах… Откуда? Чтобы делаете здесь? – внезапно рыкнул он, бледнея. – Только вас и не хватало! Еще разных неприятностей себе на шею…

– Фока оказался этим самым… – рассудительно сказал Эллерий. – Ну, а может, и детишки – тоже?

– Маловероятно, – подал голос О’Макарий. – До сих пор у биксов никаких детей не наблюдалось, сколько мне известно. Эти вроде настоящие…

Меня аж передернуло: о нас с Харрахом разговор вели, как о вещах, которые, когда отслужат срок, не жалко просто выкинуть куда-нибудь подальше.

– Настоящие… Да что ты знаешь в точности о биксах? Много ли общался с ними? Смех! – сварливо возразил Эллерий. – Это же – не люди! Они вероломны, как не знаю кто. Прикинулись мальчишками – и все тут. Нужен глаз да глаз. Все время начеку… Отлично, милые, – он лихо помахал нам ручкой, – превосходно! Вы отсюда не уйдете. Даже если вы и настоящие. Тогда – тем более. Свидетели нам вовсе ни к чему. Такие уж, ребятки, времена… Суровые законы Матушки Земли!.. Ну, будет кто-нибудь на память говорить? Вот ты, Харрах, к примеру. Хорошо учился в школе… Что, не хочешь? Ну, а ты, предатель?

– Никакой он не предатель! – горячо вступился я за бедного информатекаря (не знаю почему, но мне его и вправду было жаль, возможно, свою роль сыграло то, что по дороге рассказал о нем Харрах, а может, просто вспомнилось внезапно, что тогда, в информатеке, этот бедолага ничего не сделал мне плохого, – назовите это благодарностью, пусть так). – Предатель всегда ищет своей выгоды. А тут – какая выгода ему? Сам и накрылся. С потрохами. А все сливки – вам достались.

Удивительное дело: я хотя и сильно перетрусил, сердце в пятки поначалу провалилось, но сейчас хотелось спорить, возражать, как будто я имел на это право, подкрепленное большой и всем понятной силой. Впрочем, так оно ведь, в сущности, и было – мой отец, узнай, что здесь произошло, таких пинков бы надавал всем этим обормотам!.. А ему уже, наверное, известно – непременно доложили, так что скоро он сюда примчится, и собачники должны соображать, какая жутьих ожидает. Строят из себя героев, хорохорятся… Ну, пусть потом пеняют на себя!

– Х-м, умный, – издевательски заметил О’Макарий. – Рассуждает. Стало быть, бикс стопроцентный. Ишь, как выгораживает! Я насквозь их вижу, гнид.

– Какое благородное всеобщее молчание! Титанам мысли не хватает слов!.. Так, может, ты,Барнах, чего-нибудь нам скажешь напоследок? Или спляшешь, или песенку споешь? – зло прищурился Эллерий. – На прощание-то… Можешь рассказать о самом сокровенном… О своих «Законах», предположим… Исключительно полезно для души! А лучше – что-нибудь пикантное такое, интересное и страшное для всех! Чтоб вспоминалось долго-долго – и мороз по коже… Дьявольски занятно! Как там у тебя – «Третий завет», да?.. Ты попробуй, а?!

– Ну, например, о том, – пришел на помощь Джофаддей, – как вы хотели на Земле устроить революцию. Из матушки-истории единым махом собирались вычеркнуть людей и буквами кровавыми вписать в нее себя… Чтоб было всеиначе! Это очень бы легло в мой новый школьный курс…

– Увы, я не гожусь в соавторы, – с презрением ответил доктор Грах. – Моя концепция Истории совсем другая. Я отнюдь не склонен возвеличивать роль революций так, как делаете это вы. Скорей – наоборот.

– Вот это интересно! – деланно подбодрил Джофаддей. – Ну, что же, просветите! Очень подходящая минута для глубоких размышлений…

– Полагаю, васне просветишь, – сердечно улыбаясь, отозвался доктор Грах. – Но тут случайно оказались юные создания, а им действительно полезно кое-что узнать…

– Создания!.. – многозначительно заметил Джофаддей.

– Ну, этимнадобно учиться и учиться – завсегда! А перед долгою прогулкой в мир иной – особенно! – заржал Эллерий. – Может, и не слишком долгой – как попросят… Это шутка, мальчики. Но в ней – намек…

– Всем добрым молодцам – большой урок, – кретински брякнул О’Макарий. – То-то!

Батюшки, подумал я, да ведь они и впрямь его ни в грош не ставят! Значит, никакой не вождь он? Не вождюк собачный?! И я зря его подозревал? Они ж его определенно укокошат, как и остальных! Выходит, все-таки он – бикс? Или обычный человек, но в некотором роде – иделог биксов? Как бы друг со стороны… А в общем – все равно! Он им не нужен, кто бы ни был. Это совершенно ясно. Почему же он не борется, не защищает свою жизнь? Зачем он биксов-то подвел под монастырь? Неужто не предвидел? Он – и не предвидел?! Не поверю никогда. Возможно, у него какая-то затея в голове и он пытается ее осуществить – вот эдак, через жопу, как бы мой отец сказал. Но для чего же нервы-то трепать другим? Или ему необходимо – кровь из носу! – помереть красиво, чтобы все узнали? Бред какой-то… Будто невозможно по-иному, по-людски! А если он действительно не может, если у него с рожденья набекрень мозги? И все теперь должны идти за ним и слушаться, не ведая об этом… Вот кошмар!

– Я не буду углубляться в дебри, – начал доктор Грах. – Не время и не место.

– Это что же – выступление? – мгновенно подскочил к нему Эллерий, судя по всему, готовый дать команду, чтобы приступали к съемке.

– Нет. Выступление – потом. Если и вправду ждете… А пока – лишь разъяснение. Которое, мне кажется, сейчас необходимо сделать. Для «Сравнительной истории» – без пользы. Можете не сомневаться.

– Н-да? Ну-ну, – спокойно отозвался Джофаддей.

– Так вот. Вы бросили упрек, что биксы жаждут революции. Она им, дескать, позарез необходима, чтобы на Земле установить свой, биксовский, диктат. Смешно! – взгляд доктора стал жестким и холодным. – При толковой сильной власти революций не бывает – самая системавласти делает их невозможными, нелепыми. И любая диктатура невозможна при стабильной власти. Да, порой система почему-либо слабеет, власть теряет свой контроль. Вы полагаете, ее сменяет новая система? Нет! Стремясь поправить дело, пребывающая в кризисе система сотворяетреволюцию. Если угодно – провоцирует. Зачем? А очень просто. Через ужас революции власть прежняя себя же, именно – себя же! – обновляет, укрепляет. И другая ей на смену не приходит, этого система никогда не допускает. Революция – путь к нарушенному равновесию, способ возврата к нему. Конечно, временно власть делается жестче, злее – это как бы встряска при стремительном омоложении ветшающего организма. Молодой на старого не очень-то похож, но организм – все тот же… А потом приходит долгожданное спокойствие… Революции извне – бессмысленны и потому бесплодны. Лишь сама система, изнутри, способна регулировать себя. Ваша система – это вся История. Чтобы ее разрушить и построить новую, необходимо ликвидировать Историю людей.Тогда возникнет нечто новое, к вам не имеющее ровно никакого отношения. К нам, между прочим, тоже. Ибо мы – и ваше порождение, и ваше продолжение, но – вместе с вами. По-другому не получится. Мы попросту не можем подменить вас, даже оказавшись вне Земли. Поэтому все ваши страхи – от непонимания того, что предопределено людской Историей, что некогда случалось, так сказать, в ее формате. И ни разу никакая революция систему не меняла. Разные режимы тасовались часто, но сама система оставалась неизменной, лишь приобретая как бы новый вид на новом основании. И только… В этом русле и лежит История людей. В действительности у нее нет ни начала, ни конца, и середины – тоже нет. Вот оттого ей и неведомо понятие прогресса. Ведь прогресс как категория работает в конечных, замкнутых системах. Здесь – иное… Даже если вас, людей, не станет – предположим это на секунду, – мы уже не создадим своюИсторию, поскольку есть готовая система, и мы вписаны в нее всецело, раз и навсегда. Какой нам смысл бороться с вами? И что, в случае победы, нам достанется? Да то же самое, что было! Самое разумное: жить рядышком, бок о бок, и творить единуюИсторию. А вы как раз такого не хотите. И не утруждаете себя, чтобы понять: иначе – невозможно. Не желаете, чтоб кто-то там еще делил совместно с вами участь самого разумного и самого передового. Ваши термины, не я придумал. Все хотите подгрести лишь под себя… Когда-то это было можно, а теперь вот – нет. Считайте, революция давно уже совершена, и обновленная система, дабы укрепиться, людям – в пару – предложила биксов. Все бы шло естественным путем, но вам понадобилось вдруг – ломать, придумывать мифический конфликт. А пользы от него, по сути, никакой. Одни амбиции… Зачем-то вместо доброго партнера вам понадобился злой антагонист, враг, устрашитель. Сами создаете эту сказку – и пугаете друг друга: вот, мол, дьявольская сила, берегись!.. Да, мы действительно сильнее вас. Теперь – сильнее. Не конкретно в данную минуту – вообще. Однако же могущество свое, как только вы и понимаете его, мы демонстрировать не вправе, да и ни к чему, ей-богу. Нам – не нужно, вам – во вред. Достаточно того, что мы хотим сотрудничать, а кто кому поможет и в какой момент – пустая трата времени и сил дотошно выяснять… Ну что, ведь я был прав, когда сказал, что для «Сравнительной истории» мои слова не подойдут? А, Джофаддей?

– Посмотрим, – мрачно произнес собачник. – Уж во всяком случае над вами посмеяться повод будет.

– Ишь ты как! – заметил доктор Грах. – Вот чувствую, какое-то словечко появилось… И не то что режет слух, а непривычное… Так это вы со мной – на «вы»! Приятно… Набираетесь культуры на глазах. А может, уважение растет?

– Послушай, ты, трепло! – свирепо рявкнул О’Макарий. – Ты не заводи нас. Мы и так сердиты крепко.

– Верю, – согласился доктор Грах. – И что же?

– Ладно, будет вам, – вмешался Джофаддей. Он, кажется, решил сыграть роль добренького и покладистого дяди… Ну, прохвост! Я знаю, что за этим кроется, еще по школе помню: много было слез пролито!.. – Ну так как мы будем развиваться? – он с веселым любопытством оглядел нас всех. – Ведь времечко-то – тикает!.. А мне бы не хотелось выбиваться из режима. Топчемся на месте, заболтались что-то…

– Тикает, еще бы! – подтвердил с невозмутимым видом доктор и, достав хронометр, посмотрел на циферблат. – Хотите, сверим время?

– Что-что?! – поразился Джофаддей. – Зачем?

– Ну, не хотите – и не надо. – Кротко улыбнувшись, доктор Грах пожал плечами. – Я не думаю, что мы сверх меры заболтались… Все события – у вас в руках. А нам теперь любая лишняя минута, сами понимаете, – в большую радость.

– Что-то ты темнишь, – насторожился вдруг Эллерий. И его тон мне пришелся очень не по сердцу. Беспокойство, нетерпение и ненависть сквозили в нем. Особо – беспокойство. Стало быть, не так у них все гладко, если существует повод для тревоги… Господи, подумал я, неужто – все?!. Неужто они станут торопить? Да как же это можно – торопить с концом?! Ведь я в него не верил – все равно. Боялся, не хотел!..

– Нет, – просто отозвался доктор Грах. – У нас все честно. Это вы какую-то там запись затевали…

– А, запомнил, не забыл! – заржал Эллерий, исключительно собой довольный. – Для потомков, совершенно верно. Ну так что же, будешь говорить? Хотя… и так уже набалабонил… Впрочем, ладно. Чем шикарнее раскроешься – тем лучше. Я люблю нетривиальные подходы.

– Это чувствуется, – подтвердил с серьезным видом доктор. Судя по всему, хамеж собачников его нисколько не смущал. Как будто каждый день выслушивал такое. Может, и выслушивал, кто знает?.. – Я, по правде, тоже нестандартное люблю. Вот видите, у нас есть точка соприкосновения!

– Не беспокойся, будет много – этих самых интересных точек, – огрызнулся с раздражением Эллерий. – Надоест считать… Конечно, надо было сразу долбануть по всем вам, не оттягивать. Да все интеллигентские замашки наши, деликатность, черт ее дери! Мы вообще-то не привыкли…

– Знаю, – доктор коротко кивнул. – О ваших методах проинформирован прекрасно.

– Методы? – надменно удивился Джофаддей. – А где свидетели? Их нет!

– Ну, почему же? Фока, например…

– Ах, Фока!.. Этот вам расскажет… Тот еще философ! Пропедевт! – презрительно скривился Джофаддей. – И, кстати, что-то я его не вижу… Где он?

– Спрятался, небось, – глумливо гоготнул Эллерий. – Где-нибудь за валунами или в кустиках сидит. Портки спустил – и в вечность шлет послания. На это только и способен… Смелый – просто жуть!

– Ну, что бы там о нем ни думали, а врать-то он не станет – воспитание не позволяет. – Доктор Грах развел руками. – Безусловно, вы горазды на любую пакость. Но вы слишком опасаетесь нас, вот поэтому…

– Какая ерунда! – воскликнул О’Макарий. – Даже слышать не могу!..

– Так будем говорить или на этом кончим? – угрожающе спросил Эллерий. – Вы уж там определитесь у себя: кто скажет и о чем. Напутствие потомкам, то да се… Душевное «прости»… Красиво ведь, согласны? Надо пользоваться случаем – другого больше никогда не подвернется!

– Если вы так просите… – пожал плечами доктор Грах и снова незаметно для собачников украдкой поглядел на циферблат хронометра. Забавно! Он упрямо тянет время… Что-то, значит, может вскорости произойти. Но что?!

– Да нет же, мы отнюдь не просим – предлагаем, – уточнил, блудливо улыбаясь, О’Макарий. – Ведь какая честь!.. Само собой, вы вправе пренебречь. Но это не совсем по-джентльменски, я считаю. – Он буквально лез из кожи вон, выпендриваясь перед биксами. – Итак? Я все-таки подам сигнал, чтоб запустили камеры?

– Ну, что ж… – сказал в раздумье доктор Грах, и спутники с тревогой и надеждой поглядели на него. Вмиг на поляне стало тихо… Господи, подумал я, кому сейчас все это нужно – весь этот дешевый фарс!.. Кончали бы и впрямь скорей, уж коли дело все равно к тому идет. Неужто я не понимаю: это – пытка, пытка ожиданием, неотвратимостью, ужасной обреченностью, нарочно отодвинутая на чуть позже смерть, чтоб насладиться, наиграться, всласть наиздеваться… Сволочи, садисты! – Что вам интересно? – буднично, как на обычной лекции, осведомился доктор, снова еле уловимым жестом выдернув хронометр из кармана – на один-единственный короткий миг… Чего еще он ждал?! Какую выгоду хотел извлечь? И тут я не сдержался, что-то словно накатило…

– Вы же будете мешать всем нам, всегда! – внезапно, против воли, крикнул я в лицо ему, испытывая ненависть за то, что по его высокому паскудному желанию обязан тоже умереть (хотя не мог, не смел – всем существом своим – принять такое до конца). Да кто дал право?! Предводительствуешь стадом – и веди его хоть в пекло. Только нас, порядочных людей, не тронь. Не для тебя живем, у нас есть тоже цели – будь здоров!.. И не воображай, что наказания не будет… Харрах больно стиснул мою руку, но меня уже несло: – Вы будете всегда нас обгонять – ну, те, кто уцелеет, кроме вас. А нам всем, как последним свиньям, только и останутся объедки. Вы же на людей плевать хотели! – это очень здорово насчет объедков я ввернул – такая мысль!.. Пусть знают, что хоть одного, но точночеловека им убить придется. Впрочем, тут же я и пожалел, ведь это для них – пшик, не аргумент… Поди, решат проклятые собачники: опять очередной бикс дурью мается, прикидываться человеком начал. Каких убедить? Хотя – зачем?..

– Наивный мальчик, бедный Питирим, – чуть укоризненно и ласково ответил доктор. – Как же тебе голову забили разной чепухой!.. Все – в одну кучу, все перемешалось… Скольких уже эдак оболванили!.. Нет, ты не виноват. Хотелось бы надеяться, что рано или поздно… – он с улыбкою развел руками и вздохнул, но тотчас, словно и не вышло никакой заминки, громко продолжал: – Да, рано или поздноты поймешь, познаешь всю свою беду. А что касается объедков… Милый мой, вы даже знать не будете, уж если вдруг потребуется, чтоже мы открыли, какреализуем в деле. Ты прости за аналогию, но много ли забот у муравьев по поводу путей прогресса человека?! Думаю, совсем немного. Точно так же люди ведь не лезут к муравьям, пытаясь насадить свои понятия, свои порядки. А совсем далекий предок, как ты знаешь, общий, и закон наследственности там и тут – один… А вы нам даже изменили генокод, поставили такую блокировку! Для чего? У нас не может, не должно быть никаких детей, да и с земными женщинами наш союз заведомо бесплоден. Вы подстраховались… Разумеется, логически, теоретически все это можно объяснить. А в нравственном аспекте? Неужели вы считаете – а только так и полагали поначалу, – что мы вечно будем некими подпорками, искусными манипуляторами, суперинструментами – чего уж там, игрушками! – в обычной и прекрасной человечьей жизни?! А зачем тогда нам разум? Для чего нам узкоспециальные покуда, но во многом уникальные способности – телесные и интеллектуальные – зачем? Ведь вы же щедро одарили нас всем этим. Одарили походя и даже не спросясь…

– Вон как вы рассуждаете… Занятно, ничего не скажешь. Может, вы еще заявите, что мы со временем возьмемся поклоняться вам как божествам? – ненатурально рассмеялся Джофаддей.

– А тут уж все от вас зависит. Все! – парировал надменно доктор Грах. – Богов на свете нет, религия – абсурд, но это – мое мнение. Обычно люди склонны полагать иначе. Даже сущее безверие они готовы обставлять со всевозможными обрядами. И в этом смысле власть и то, что мы привыкли называть религией, – едины. То и то покоится на ритуале, то и то нуждается в догматах и творит их постоянно. Вся религия без власти – невозможна; без религии – пусть облеченной в формы всяческих идеологий – власть не продержалась бы и дня. Одно другое подпирает, обнимает – связь тут, если без самообмана, генетическая. Потому борьба науки и религии – бесплодна и бесцельна. Ведь у них у каждой свойкруг интересов, свой инструментарий и свои задачи, не способные взаимопересечься. И хотя благодаря науке люди точно будут знать,что бога – нет, религия у них останется. По правде, для любой религии – и церкви в роли утвердителя ее в миру – не так уж важно, существует ли на самом деле бог. Храм – вот основа. Он необходим для производства ширпотребной веры, для которой главное – обряд. Не более того. В действительности бог там и ненужен – в том буквальном смысле, как это обычно понимают. Нужен мироустроитель.Ежели наука силится постигнуть, как устроен мир, то всякая религия стремится получить ответ на в принципе иной вопрос: зачемустроен так, какая цельу мироздания? Наука на вопрос «зачем?» вам не ответит никогда – это вне сферы ее интересов и возможностей. И точно так же вопрос «как?» религию ничуть не занимает. Но, заметьте, чтобы получить какой ни есть ответ, в обоих случаях не нужно прибегать к фигуре бога. Даже в качестве простого допущения. Религия, как и наука, в сущности – безбожна. И вот только здесь они смыкаются, и то – условно… Бог – достаточно удобный и надежный инструмент, и только. Да, в какие-то эпохи он был нужен – для наглядности, пока сознание во многом двигалось на ощупь. Постепенно появилось зрение… Религия направлена на человека, на его мораль, ей дела до Вселенной нет. Вопрос «зачем?» нацелен исключительно на человека. Если выразиться несколько иначе, в тот момент, когда наука смотрит пристально вовне, религия с не меньшим пылом – внутрь. А там, внутри, есть только человек… И человеческое «Я» – как раз граничная черта между наукой и религией. Зачем на свете человек? – вот главная религиозная проблема. И она останется всегда. Лишь упаковки будут разные. Ведь человек – морален, и ему не нужен внешний бог, он сам себе – бог, а проекции вовне возможны самые невероятные. Мораль не существует помимо обряда, она – часть обряда, она требует его, так что религия – как ритуал – всегда пребудет, пока сохраняется мораль. Вполне приемлемо сказать и так: религия – это единственно полная и адекватная форма существования морали. Функции религии частично могут на себя принять и власть, и этика, и философия, и музыка, и живопись, ну, и так далее. Короче, то, что не исследует Вселенную и не пытается ответить на вопрос «как?». Говоря иначе, все, что выходит за рамки так называемых точных наук, – суть религия, формы ее бытования. Поэтому религия как ритуал исчезнет лишь с последним человеком во Вселенной. Но необходим и более широкий взгляд. А это означает: и наука, и мораль, то бишь религия, всегда, на равных пребывают в сфере человеческой Культуры – с ее наднаучной, надморальной нравственностью. Если и наука, и религия обычно развиваются во времени, то собственно Культура – никогда. Культура самонаполняется, извечно расширяясь, подобно тому, как расширяется Вселенная. Она и есть Вселенная – та самая объективная и познаваемая реальность, что дарована нам через осознание и ощущение другой объективной и непознаваемой реальности, в которой человека – нет. Вот она-то, эта другая реальность, и есть предмет веры, но вера ни к научному, ни к духовному опыту человека не имеет никакого отношения. Вера – это мистика, это – навсегда одушевленный бог, а я его категорически отрицаю. И на ваш вопрос: а будут ли со временем люди поклоняться биксам, как богам? – я отвечу так: безграмотные люди (а безграмотность всем уровням развития присуща) – будут, веруяв наши возможности; тогда как люди культурные поклоняться не будут, поскольку все отношения смогут свести к тому или иному ритуалу, наиболее удобному для них, здесь станет господствовать мораль, то есть религия, где места какому-либобогу – нет. Он там не предусмотрен изначально. Вот и думайте теперь! – доктор Грах умолк и с любопытством глянул на собачников.

Да, батюшки, подумал я, кому он это говорит, зачем? Им это ведь не нужно совершенно! Право же, какая-то мораль, какая-то культура – для чего они убийцам?! Я не понял ничего и сомневаюсь, чтоб собачники намного больше моего разобрались. Тогда – комуон это говорит? Своим покорным биксам? Вряд ли, очень не похоже. Может, у него была какая-то другая цель и ради этого он столько наболтал? И тут меня вдруг осенило: да он просто тянет время! Только и всего. Ну, это мне понятно, тут я – за, обеими руками.

– Стало быть, ты все же – бикс, да?! – ни к селу ни к городу обрадованно ляпнул О’Макарий. – Что же, я подозревал. Имел такие основания… И все подозревали, между прочим. С самого начала! Как-то эдак странно было все… Теперь нам ясно. Но какое право вы имеете судить нас?! Извините, я опять на «вы»… Привык уж, знаете… Когда все время – с равными, достойными людьми…

– Да, это угнетает, понимаю, тяжкий груз… Нет, не судить, а обсуждать! По-моему, есть разница, – ответил недовольно доктор Грах. – Какие основания, чтоб обсуждать? Наипростейшие! По праву нашего происхождения! Мы все – от человека, разве нет? Вот, правда, этика людская здорово хромает. Сами это подтвердили только что. К большому сожалению… Ведь как всегда считалось? Человек – прекрасен, человек – венец всего. Помилуйте, откуда?! Самолюбование ребенка, детский лепет! Не хотите отдавать себе отчета, что однажды созданное вами может стать и лучше вас – тем, кстати, подчеркнув могущество людей… Вот это «кстати» вы не видите, не признаете. Для вас догма – цепь причинно-следственных метаморфоз. И ваша этика – причинно-следственная, вся. Она – моральна, но вне нравственности. Думая о перспективах завтрашнего дня, вы ищете лишь выгоду сиюминутную, поскольку многое в мировоззрении и миропонимании вас только так и обязует поступать. Однако этому поветрию подвержены не все. Что очень важно. Но таких пока – ничтожнейшее меньшинство. Ради жалкой и сиюминутной выгоды вы предрекаете грядущее – совсем не то, о котором мечталось. Видите блистательный прыжок, а делаете лишь сантиметровый шаг, и то – частенько вбок. Вы – раса, так и не сумевшая толково реализовать и сотой доли всех своих потенций. Да, похоже, это и не нужно вам. Куда важнее ощущение, что кое-что существенное, но пока невыразимое, лежит как будто про запас и ждет удобного момента… И всегда легко, едва приспичит, зачерпнуть – и вытащить какую-то новинку, вроде бы предсказанную и поэтому особенно приятную для самоутверждения. Увы! Чем дальше, тем сильней топтание на месте. И проблема не в реализации каких-то частных достижений, нет, она гораздо шире – в воплощении здесь, на планете, общей человечности своей. Но что же вам мешает, тормозит? Балласт причинно-следственных догматов всей цивилизации… С собою в дальний и непредсказуемый поход вы забираете лишь самое утилитарное, блестящее, поверхностное – то, что с шутовским позерством облекается в понятия «мораль истории», «мораль культуры», а иначе – удовлетворяет нуждам здесь, сейчас… Но есть – стыдливо забываемая – нравственность Культуры! Не привязанная к точечной причине, кто чечному следствию. И человечность ваша – в ней. Гуманность вида, жертвенность, добро, способность сотворять благое, даже в помыслах не ожидая воздаяния… – Покуда доктор Грах все это говорил, собачники безостановочно перемещались по периметру поляны, что-то устанавливали, что-то регулировали – не похоже было, чтоб они все время колдовали только над записывающей аппаратурой, игры явно затевались покрупнее, и от этого, когда я наблюдал за непонятными приготовлениями, разом делалось тоскливо и охватывал смертельный ужас. Впрочем, вожаки собачников отнюдь не суетились – слушали с подчеркнутым вниманием и не перебивали. Создавалось впечатление, что они тожетянут время. По каким-то собственным соображениям. Естественно, пренеприятнейшим для биксов. Но каким? Не влезешь же в чужую душу, не прочтешь чужие мысли… Биксы, говорят, умели это, только почему-то ни малейшим образом сейчас не реагировали, словно все происходящее их вовсе не касалось. Поразительно! А доктор Грах, как будто ничего не замечая, продолжал упрямо: – Ведь прогресс – не воздаяние за нынешний поступок, сколь он добр или разумен ни был бы сам по себе. Нет опосредованной связи: сделал – получил. В рамках морали и сиюминутного развития она, конечно, есть… Но в рамках нравственности всей Культуры – а она объемлет будущее так же, как и прошлое, она из завтра смотрит во вчера – заметить бы, вот в чем вопрос! – да, в этих рамках, в этой сфере однозначность рвется, одномерная линейность исчезает. Здесь не-свое – лишь оттого, что существует! – радует, свое – несовершенное – печалит и любовно заставляет – не в ущерб чему-то, а во имя! – искать новые, порой окольные пути. Поймите, нравственность Культуры – в симбиозе всех деяний и стремлений, сколь бы странными, ненужными они сейчас ни представлялись, нравственность Культуры – в светлой, жертвенной духовности начала человеческого. А мораль ее – в дискретном ублажении минутных слабостей, утилитарных представлений о прогрессе. Тут-то человек как таковой не важен, уж куда важней догмат о его высшей роли и предназначении в безбрежном мире. Это означает: человеческое, в сущности, низведено к нулю. Есть открыватель и творец – нет личности. Функционер прогресса – только он один достоин воспевания. А уж такой – соперников не терпит. И соратникам не доверяет – потому что все они соперниками могут стать в любой момент. Их просто будут понуждать к такой измене.

Доктор здорово завелся. Я так полагаю, говорить он был способен целую неделю – все равно бы я не понял ничего, да и собачники, по-моему, изрядно заскучали, наконец-то завершив свои особыеприготовления. А в башке моей гвоздем сидело это дельное словечко, на которое я очень ловко напоролся: нам – «объедки»! Что бы он ни пел сейчас, а так оно и есть. Мне кажется, он лихо оплевал все человечество, пытаясь оправдаться. То-то и обидно! Надо спесь с него согнать. Пусть и мальчишка я сопливый, и сейчас меня не станет, да ведь он, поди-ка, бикс и вообще не человек! И правильно, что им нельзя детей иметь. Еще чего!.. И я влепил ему – как есть. Чтоб напоследок из себя не строил… Дескать, будь у вас детишки, вы бы и не чикались так долго с нами – расплодились бы и смяли нас совсем. Ассимилировали б к черту – вот и вся вам человечность. Этот сложный термин я ввернул нарочно – чтоб не думал, будто я уж полный дурачок, какой-то неуч. В школе нас подковывают крепко. Да и дома – чего только не услышишь!.. Мне эта История – вот где сидит. Короче, выложил я доктору все – от и до.

– Так ведь История – не то, чему вас учат, – усмехнулся доктор Грах. – История, брат, это то, что происходит.Учат – по своим законам, а уж происходит – по своим. Если подумать, это даже и не две координатные системы с собственными, только им присущими константами. Это: желаемое и – реальное. Потому-то первое всегда имеет много общих черт с религией, а иногда и запросто съезжает к вере. Впрочем, я ушел немного в сторону… А что касается детей – да, с ними нам не повезло. Вначале не заладилось… Но кое-что мы все-таки сумели сделать. – Доктор хитро улыбнулся, словно объегорил всех давным-давно и вот теперь-то, наконец, нашел момент и место, чтоб сразить всех наповал. – Сумели… Дети ужеесть! И не один, а четверо! Конечно, мало… Но уж слишком это сложно – сразу перестроить всех. Такую дьявольскую блокировку нам оставили в наследство!.. Да и не в количестве пока что дело. Всех-то поголовно перестраивать, пожалуй, и не надо. Лучше постепенно и без спешки. Но вот нынешняя тактика людей…