Текст книги "Омут памяти"

Автор книги: Александр Яковлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 45 страниц)

Глава девятая
«Остановить Яковлева!»

Совсем недавно, в январе 2000 года, ко мне на дачу привезли письмо, вернее, листовку, в которой содержатся самые злобные характеристики политических деятелей демократического направления. Всячески поносятся «жиденок Путин», глава всемирного сионистского заговора Примаков, а также Чубайс, Гайдар, Степашин, Филатов, Явлинский и многие другие. Достается и мне. Оказывается, в 1943 году я дезертировал, не пробыв на фронте и трех дней. Для этого (по совету своего отца) совершил самострел через намоченную собственной мочой тряпочку, что и унюхала медсестра. А потом всю жизнь хвастался ранением. Ну и так далее.

Эта листовка не явилась для меня какой-то неожиданностью. С первых дней Перестройки, как только мои позиции, симпатии и антипатии стали предметом активных обсуждений в обществе, ортодоксальная властная номенклатура, обслуживающая ее журналистика и писательская знать начали последовательную и целенаправленную работу по дискредитации моих взглядов и меня как личности.

В некоторых газетах нет-нет да и появлялись намеки на особую опасность «русофобства» и «масонства», что связывали с моим именем. Я не обращал на это внимания. Но по мере ужесточения схватки за гласность, за реформы и парламентаризм подручные КГБ в средствах массовой информации и в организациях шовинистического толка как с цепи сорвались. Огонь «мести и ненависти», если повторить слова Дзержинского, сосредоточился на мне. Приведу наиболее типичные листовки, так сказать, программного характера.

«ОСТАНОВИТЬ ЯКОВЛЕВА!

Пленуму Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза.

Июнь 1987 года может оказаться таким же роковым для судеб нашего Отечества, как и июнь 1941 года. Приближается очередной пленум ЦК КПСС. Буржуазные средства массовой информации заранее победоносно трубят, что на этом пленуме А. Н. Яковлев наконец-то оттеснит Е. К. Лигачева и станет „вторым человеком в государстве“, и не скрывают своих восторгов по этому поводу. Чем же так угодил империализму А. Н. Яковлев? Кто он такой?

В 1972 году А. Н. Яковлев исполнял обязанности заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС. Именно тогда он печально прославился своей статьей в „Литературной газете“ (15.11.1972 г.), в которой он обрушился на ряд русских писателей-патриотов за мнимый „антиисторизм“ их сочинений и воспользовался этим предлогом для того, чтобы облить грязью славное прошлое России. Эта статья вызвала возмущение патриотической общественности, видных советских писателей, в том числе М. А. Шолохова и Л. М. Леонова. Ситуация рассматривалась в Секретариате ЦК КПСС; А. Н. Яковлев был отстранен от идеологической работы и отправлен послом в Канаду.

Однако в последние годы он снова быстро зашагал по ступенькам партийной иерархии. В 1983 году он стал директором Института мировой экономики и международных отношений, в 1985 – заведующим Отделом пропаганды ЦК КПСС, в 1986 – секретарем ЦК КПСС, в 1987 году – кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС. До вершины ему остался всего один шаг. Уже сегодня он является почти полновластным хозяином средств массовой информации, а завтра может полностью прибрать их к рукам. Что это будет означать?

Это будет означать односторонний характер демократизации, превращение ее в игру в одни ворота, в улицу с односторонним движением. Это будет означать полную свободу действий для космополитов и затыкание ртов патриотам. Это будет означать, что грязный поток музыкальной наркомании, порнографии и садизма, захлестывающий нас, резко усилится.

А. Н. Яковлев – главный вдохновитель политического курса, конечная цель которого – достижение разрядки за счет полной капитуляции перед империализмом.

А. Н. Яковлев оказывает сильнейший нажим на М. С. Горбачева, стремясь заставить его восстановить дипломатические отношения с Израилем, за что и превозносится до небес радиостанцией этого фашистского государства.

С благословения А. Н. Яковлева журналы начали наперебой печатать произведения сомнительного идейного содержания; ведется открытая пропаганда реабилитации Троцкого и других врагов партии и народа.

По указке А. Н. Яковлева парализуется борьба против сионизма и масонства, этих ударных отрядов мирового империализма, распространяются убаюкивающие сказки, будто никакого масонства вообще не существует, что все это выдумка, легенда. Именно A. Н. Яковлевым инспирирована злобная клеветническая кампания в печати против патриотического объединения „Память“. С помощью А. Н. Яковлева рвутся на посты секретарей ЦК КПСС Арбатов и Примаков.

На проходившем в начале этого года совещании пропагандистов А. Н. Яковлев договорился до того, что призвал воспитывать в людях „равнодушие к своей национальной принадлежности“.

B. И. Ленин писал о „национальной гордости великороссов“, идеал Яковлева – равнодушие; В. И. Ленин говорил о коммунистическом мировоззрении, Яковлев – о „демократическом миропонимании и мироощущении“, оживляя лозунги пражской контрреволюции 1968 г.

У Г. Димитрова есть статья „Масонство – национальная опасность“. Если бы этот замечательный пролетарский интернационалист изучил сегодняшнюю ситуацию в нашей стране, он бросил бы лозунг: „Яковлев – НАЦИОНАЛЬНАЯ ОПАСНОСТЬ!“

В конце 1985 года все силы передовой советской общественности были направлены на то, чтобы предотвратить осуществление преступного плана переброса северных рек. Ту опасность удалось отвести, но сегодня нависла новая угроза. Сегодня перед нами еще более серьезная задача:

ОСТАНОВИТЬ ЯКОВЛЕВА!

Москва, июнь 1987 года».

А вот еще листовка:

«Просионизированный аппарат государственный не в состоянии или не желает прекратить еврейские бесчинства на нашей Земле. Нужно вспомнить опыт партизанской войны, который гласит: в борьбе с оккупантами (именно так и ведут себя евреи) хороши и морально оправданы все средства. Предложения: Всем патриотическим объединениям и афганцам создать отряды защиты от еврейских оккупантов. Объявить вне закона: Арбатова, Примакова, Кобыша и др. еврейских советников как зорины, вознесенские, коротичи, черкизовы, гутионтовы и пр. сволочь из числа ихних овчарок типа афанасьевых, разумовских, яковлевых, громыки, виновных в убийстве более 500 тысяч наших детей, ни в чем не повинных, в Афганистане.

Смерть еврейским оккупантам и их овчаркам!»

Основные тезисы этих листовок появились в сотнях вариантах – в статьях, магнитофонных записях, стенограммах заседаний, выступлений, в интервью. 8 декабря 1987 года руководство общества «Память» опубликовало специальное воззвание «К русскому народу, к патриотам всех стран и наций». В нем повторяется вся чертовщина тех, кто начал ожесточенную подрывную работу против Перестройки. Впрочем, они выражали готовность и поддержать Перестройку, если она будет направлена против сионизма. Обращает на себя внимание, что среди других фамилий под этим воззванием стоит и подпись Баркашова – будущего «вождя» РНЕ – организации нацистского типа. Вот так и прорастало детище спецслужб.

Всякая грязь обо мне мутным потоком продолжала разливаться по страницам газет и журналов большевистско-фашистского свойства, что, кстати, не вызывало каких-либо эмоций и протестов у моих коллег по Политбюро. Ни словом не обмолвился по этому поводу и Горбачев, хотя я ждал его реакции, ибо, на мой взгляд, имел на это моральное право.

Не буду изображать из себя бесчувственную мумию, стоящую каменным изваянием на развилке неких исторических дорог и безразличную ко всему – к жаре и холоду, к похвалам и ненависти, к уважению и клевете. В тяжкие минуты душевных разладов и сомнений, холодных ветров и политических метелей я каждый раз обращаюсь к словам Достоевского: «Если ты направился к цели и станешь дорогой останавливаться, чтобы швырять камнями во всякую лающую на тебя собаку, то никогда не дойдешь до цели».

Далеко не сразу, но в конце концов я понял, что от кастовой ненависти людей, ослепших и оглохших от потери власти, никуда не денешься. Больше того, она неизбежна. Хотя, разумеется, мне гораздо приятнее говорить и думать о том, что у меня много личных друзей и сторонников, почитателей и единомышленников. Они поддерживали меня в самые трудные минуты, не оставляли в одиночестве, благодарно относились к тому, что я практически сделал для первых ростков свободы, милосердно оценивали и промахи, когда что-то было упущено, недооценено и прозевано.

В обстановке злопыхательства особенно дороги жесты поддержки, внимания и понимания. Вот почему я позволю себе опубликовать «Открытое письмо» моих друзей – виднейших деятелей культуры. Оно было направлено в печать еще в марте 1990 года, за несколько месяцев до XXVIII съезда КПСС.

Президенту Советского Союза товарищу Горбачеву М. С.

Многоуважаемый Михаил Сергеевич!

Считаем своим долгом ознакомить Вас с этим, переданным нами в «Правду» открытым письмом к общественности страны, которое, как мы полагаем, сегодня крайне важно. Рассчитываем на Ваше понимание и энергичную поддержку. Глубоко уважающие Вас нижеперечисленные авторы. 20 марта 1990 г.

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО

События, происходящие в нашей стране, показали, что один из самых острых дефицитов, которые мы переживаем, это дефицит талантов, ярких личностей, широко мыслящих, уравновешенных общественных и политических деятелей. Размышляя над тем, каковы источники этого дефицита, нужно с горечью признать, что одна из самых печальных и древних традиций нашей общественной жизни – это пожирание собственных авторитетов.

В этой связи стоило бы упомянуть имя А. Твардовского. Время показало, что не только вожди застоя, но и их подручные, ныне здравствующие литвожди, набившие руку на ниспровержении всего и вся, сыграли свою роковую роль в трагедии великого русского поэта и его детища – журнала «Новый мир».

В этом же ряду – имя великого гражданина Отечества академика Сахарова. Те же люди, те же силы, теми же методами травили его. И только скоропостижная смерть академика Сахарова оборвала публикацию грязных статей в «Военно-историческом журнале».

Однако армия ниспровергателей не знает покоя. Теперь на очереди новое имя – А Н. Яковлев. Определенная группа лиц сделала своей целью дискредитацию и поношение с любых трибун этого крупного государственного деятеля. Для этого используется ряд печатных органов, известных своей антиперестроечной направленностью. Пленумы Союза писателей РСФСР, сходки небезызвестного общества «Память», листовки явно фашистского толка – все скоординировано и подчинено единой цели: ниспровергнуть реальный авторитет для того, чтобы расчистить дорогу посредственности и серости, от которых десятилетиями страдала наша страна и пришла в то состояние, в котором она сейчас находится.

Авторитет А. Н. Яковлева складывался и утверждался на глазах всей страны и партии и не нуждается в особых аттестациях. Стоило бы, однако, отметить, что после многих десятилетий бесцветных руководителей, произносивших свои речи с чужого голоса и по бумажке, в лице А. Н. Яковлева мы имеем дело с ярко одаренной индивидуапьностью, человеком, мыслящим оригинально, стоящим на принципиальных позициях, которым он никогда не изменял.

Невозможно не упомянуть его работу ученого-историка, возглавляющего Комиссию Политбюро по реабилитации жертв сталинизма. В общепризнанных успехах нашей внешней политики есть и его доля. И наконец, начиная строительство федеративного государства, следует особо иметь в виду, что авторитет А. Н. Яковлева одинаково высок и общепризнан как в самой России, так и во всех республиках, включая Прибалтийские. Да и во всем мире.

Можем ли мы в таких условиях позволить разнузданную травлю этого государственного деятеля и оставить ее без должной оценки и без ответа со стороны нашего народа, общественности и властей?

Наша цель – предупредить общественность, что в этот ответственнейший для страны период дискредитация уже сложившихся и признанных авторитетов крайне опасна, она ведет к непредсказуемым последствиям и хаосу.

Б. Окуджава, О. Ефремов, Д. Лихачев, С. Аверинцев, А. Адамович, Г. Бакланов, В. Раушенбах, Ю. Марцинкявичус, В. Быков, И. Друцэ, В. Гольданский, В. Кондратьев, Ф. Искандер, В. Кудрявцев, В. Дудинцев.

20 марта 1990 г.

Я не собираюсь заниматься самоуничижением, но все же думаю о себе в более скромных измерениях. До сих пор, как мне кажется, сохраняю спасительное чувство юмора. Оно выручало меня не один раз.

Дело в другом. Письмо так и не было напечатано, хотя, как мне известно, Горбачев о нем знал. Надо полагать, он так и не понял, что речь тогда шла не обо мне только, а об организованной политико-идеологической кампании по ниспровержению курса на перестройку общественного бытия.

Эта кампания велась без устали, но особенно усилилась в 1991 году, когда началась подготовка к путчу. Возможно, это совпадение, но общая команда прозвучала от Лигачева. В газете «Союз» (приложение к «Известиям») приведены его слова о том, что Яковлев «должен будет дать политический и идеологический отчет о своих внутриполитических и внешнеполитических ошибках» («Союз», № 3, январь 1991 г.).

«Комсомольская правда» 23 апреля 1991 года сообщает о съезде «Союза» – сталинистской организации из представителей военных, спецслужб, ВПК, фундаменталистов из партаппарата. Этот съезд потребовал введения чрезвычайного положения в стране, сформулировав его задачи следующим образом:

«Контроль за работой прессы и ходом приватизации, запрет на митинги и демонстрации, приостановление деятельности всех политических партий, перевод транспорта, связи и некоторых других отраслей на режим военного положения. Если существующее правительство не способно остановить надвигающийся кризис, то „Союз“ как ведущая междепутатская группа совместно с поддерживающими его движениями готовы взять на себя всю полноту ответственности за реализацию мер чрезвычайного положения».

Судя по характеру обильно распространяемых на съезде изданий, «Союзу» была обеспечена твердая поддержка со стороны организаций откровенно шовинистического и антисемитского толка. Демократы же именовались не иначе как «коричневыми», «фашистами» и т. д. Сообщалось, что «старший советник президента Яковлев получает инструкции в американском посольстве».

Как видно, на политическом столе открыто появилась ясно сформулированная программа введения чрезвычайного положения, которая и была осуществлена в августе 1991 года. Никакой реакции на эту программу со стороны высшей власти не последовало.

Приведу еще несколько примеров.

«Средства массовой информации обрушивают на советского читателя поток инсинуаций о том, что сионизм – это безобидное стремление евреев собраться под одну крышу. Начало этой пропагандистской „утки“ положил не кто иной, как бывший член Политбюро ЦК КПСС, член Президентского совета А. Н. Яковлев» (газета «Советский моряк», Ленинград, 1991, 2 февраля).

Известному мракобесному журналу «Наш современник» особенно ненавистно «новое мышление». Оно, дескать, придумано «пятой колонной» в СССР и является «политической декларацией о капитуляции нашей страны на американских условиях». Изрядно в журнале Куняева достается Горбачеву. Но Горбачев – «имя собирательное», утверждается в журнале. Его политика – это труд «тайных советников вождя», которые, в свою очередь, «десятилетиями кормились интеллектуальными отходами западной, преимущественно американской кухни».

Кого же журнал зачислил в лидеры «антинародной группы»? Это: «А. Яковлев, Ф. Бурлацкий, Г. Арбатов, Е. Примаков – имя им легион… По сути – это американские гауляйтеры». Журнал цитирует некоего писателя Наумова, который, мол, с горечью восклицал:

«Каким же фарисейством надо обладать, чтобы выдавать победы Соединенных Штатов над нами за наши победы? Чьи это – „наши“? Хмуроватого космополита Яковлева, лучезарного министра Шеварднадзе, горе-академика Арбатова и иже с ними? Если это так, то похоже на правду, поскольку все эти „иже с ними“ – это разрушители нашего Отечества, это те люди, которые стараются разоружить нас, разрушить нашу Армию».

Известный «борец за всеобщую трезвость» профессор Углов заявил корреспонденту «Комсомольской правды» следующее:

«Я всю жизнь боролся с пьянством, но мафия – „наверху“ это Александр Яковлев, дающий народу указания пить, – извратила Указ о борьбе с пьянством и алкоголизмом… Один Егор Кузьмич Лигачев остается принципиальным борцом с пьянством».

Когда Горбачев уничтожил Президентский совет, депутата Петрушенко спросили:

– Вас удовлетворяют изменения в окружении Горбачева?

Ответ:

– Горбачев назначил в Совет безопасности Яковлева (В Совет безопасности я не назначался. – А.Я). Мы сделаем все, чтобы помешать этому кремлевскому молчуну входить туда. Все, что происходит сейчас в прессе, это его вина… А вы знаете, что «Московские новости» финансируются из фондов, связанных с американскими спецслужбами? (Известия, 1991, 19 апреля).

Все, вместе взятое, – и охлаждение отношений с Горбачевым, и продолжающаяся травля, и наступившее безделье, когда работу себе придумываешь сам, и бесконечные вопросы моих друзей: что случилось? – все это подталкивало меня к мысли об уходе в отставку. Но перед этим я все же решил написать письмо Горбачеву и изложить все, что я думаю об обстановке и о кампании в отношении меня, которая нисколько не утихла даже после моего ухода из руководства КПСС. Одним словом, «меня достали», и в этом надо признаться честно. Первый раз в жизни я унизился до своего рода «жалобы».

Это письмо – скорее исповедь, а не жалоба, а точнее – и то и другое. В нем я писал о своих чувствах, связанных с активной травлей меня и моей политической и общественной деятельности. Привел в этом контексте многочисленные документальные свидетельства, из которых явно слагалась политическая и идеологическая платформа реванша, причем не только по реставрации прежних порядков, но содержащая и меры по расправе с новыми «врагами народа». Откровенно написал и о том, что преобразования зашли в тупик, чем и пользуются реставраторы, обратил внимание Михаила Сергеевича на то, что конфликт между президентом и демократическими силами остается роковым для судьбы страны.

Излагая свои аргументы, я хотел предупредить Горбачева, что если власть не проснется и трезво не оценит реальную обстановку в стране, то осенью 1991 года вопрос о той или иной форме реставрации может перейти в практическую плоскость. Это было мое первое официальное предупреждение о том, что страна движется к роковой черте. В конце письма я решил сделать достаточно резкий вывод о том, что «не хочу быть пешкой в игре политиканов», а далее предложил Михаилу Сергеевичу следующее: «Если будем продолжать работать вместе, то давайте договоримся играть в одном оркестре и двигаться в одном направлении, как бы это ни было трудно».

Ответа не дождался. Может быть, ему и не показали это письмо. На душе стало еще тревожнее. До меня дошли сведения, что генералы в Генштабе стали подозрительно часто собираться, что в разговорах высших чиновников появились нотки страха перед чем-то необычным, которое вот-вот случится.

Поскольку мои сигналы и предупреждения явно игнорировались, я расценил подобную реакцию как сигнал, что мне надо уходить из команды. Видимо, мои предупреждения кому-то показались слишком навязчивыми и толковались как действия человека, обиженного фактическим отстранением от власти.

Я подал в отставку. Горбачев принял ее тут же и отправился в отпуск. Как только хозяйственный аппарат узнал о моей отставке, то немедленно, в тот же день, лишил меня автомашины и дачи. Домой поехал на машине Примакова. Через несколько дней зашел к Янаеву – он остался за президента. Сидели долго. Крепко выпили. Он жаловался, что Горбачев запер его в «золотую клетку», ничего не поручает и ни о чем не спрашивает. У меня осталось впечатление, что Янаев в то время ничего не знал о готовящемся заговоре. Он все время рассуждал о том, что бы он хотел делать в качестве вице-президента, что он предан Горбачеву и будет ему помогать изо всех сил.

Через несколько дней по радио передали, что я исключен из партии. Как все это было организовано, рассказывать скучно. Решение ЦК КПСС, подписанное неким Маховым, базировалось на официальном письме трех председателей районных контрольных комиссий г. Москвы: Бауманского, Первомайского и Сокольнического. В постановлении сказано: «За действия, противоречащие Уставу КПСС и направленные на раскол партии, считать невозможным дальнейшее пребывание А. Н. Яковлева в рядах КПСС».

В своем ответном заявлении о выходе из партии я написал, что «хотел бы предупредить общество о том, что в руководящем ядре партии сложилась влиятельная сталинистская группировка, выступающая против политического курса 1985 года… Речь, в сущности, идет о том, что партийное руководство освобождается от демократического крыла в партии, ведет подготовку к социальному реваншу, к партийному и государственному перевороту».

Так закончилась моя партийная карьера. Закончилась по совести. Если в 1943 году, в страшные дни для моего Отечества, я искренне и с энтузиазмом вступил в партию, то в 1991 году я осознанно покинул ее. На своем опыте убедился, что большевистская партия, предавшая идеи социал-демократизма, встала на путь фашистского насилия и, утопив Россию в крови, разрушила ее и отбросила на задворки цивилизации. Я был честен в вере и столь же честен в отрицании ее. Возненавидел Сталина – это чудовище, жестоко обманувшее меня и растоптавшее мой романтический мир надежд.

Я давно понял, что общественное устройство, основанное на крови, должно быть убрано с исторической арены, ибо оно, это устройство, исповедовало дьявольскую религию Зла. Вот почему я и посвятил себя поиску путей ликвидации античеловеческой системы – надо было только не ошибиться в новом выборе. Конечно, это были только мечты, а не действия, но в одном я был твердо уверен уже тогда, когда Перестройка еще зрела в мечтах: этот путь должен быть исключительно ненасильственным и привести к свободе человека.

День, когда меня изгнали из партии, совпал с завершением работы над «Открытым письмом коммунистам», в котором я писал об опасности реваншизма. Через день, 18 августа 1991 года, обсуждал его с Анатолием Собчаком у меня дома. Но письмо не могло быть напечатано, поскольку на следующий день в Москву вошли танки.

Кстати, до сих пор никак не могу поверить, что вся эта операция с исключением из партии произошла без ведома Генерального секретаря ЦК. Если без него, то логично предположить, что к этому времени была предрешена и судьба самого Горбачева. Если же он благословил эту акцию, то становится более понятным его равнодушие к моим многочисленным предупреждениям о надвигающемся перевороте. Ведь такие предупреждения делались не уличными гадалками, а человеком, стоявшим рядом с ним все эти драматические годы.

Наивность неисчерпаема. Я еще не хотел верить, что кампания против меня организуется определенными силами и людьми в КГБ. Но постепенно, день за днем, для меня все более очевидным становился факт, что люди этого ведомства решают определенную задачу – отодвинуть меня от Горбачева, что им и удалось. Однажды у меня была беседа с Виктором Чебриковым. Он сказал: «Давай встретимся. Я расскажу тебе такое, что тебе и в страшном сне не привидится». Речь шла о нем, Чебрикове, о Крючкове, Горбачеве и обо мне. Не успели мы встретиться. Умер Виктор Михайлович.

Татьяна Иванова в журнале «Новое время» пишет: «Не надо раскрывать архивы КГБ, но немножко полистать – можно. Найти там, например, кто нес на демонстрации плакат с мишенью, где в центре был портрет Александра Яковлева, в которого стреляет солдат. А текст был энергичен и краток: „На этот раз промаха не будет!“ Найти, кто нес, кто писал, кто сочинял текст, кто вдохновил создание текста. И назвать эти светлые имена».

Для справки скажу: обращался я в Прокуратуру с просьбой отыскать террориста. В рекордный трехдневный срок мне ответили, что найти не удалось. Вот и все.

Татьяне Ивановой косвенно ответил генерал КГБ Олег Калугин: «Когда проходили в Москве (в этом же году) демонстрации в поддержку компартии и социализма (это было в течение предавгустовских месяцев), там демонстранты несли плакаты: „Яковлев – агент мирового сионизма“, „Яковлев – агент ЦРУ“. Все эти документы были изготовлены в КГБ! На печатных станках КГБ» («Вечерняя Москва», 1992, 30 января).

Еще работая в разведке, Крючков несколько раз в унизительно просящем тоне буквально умолял меня познакомить его с Валерием Болдиным, заведующим Общим отделом ЦК. Он объяснял свою просьбу тем, что иногда появляются документы, которые можно показать только Горбачеву, в обход председателя КГБ Чебрикова.

К назойливой просьбе Крючкова познакомить его с Болдиным я отнесся с настороженностью. Понимал, что этот проныра ищет политические щели, чтобы проникнуть наверх – к первому лицу. Меня сдерживала и настырность, с которой действовал Крючков. К сожалению, я не устоял и переговорил с Валерием Болдиным. Он отнесся к этой просьбе еще подозрительнее, чем я, длительное время уклонялся от неофициальных встреч. Но под натиском «улыбок вечной преданности», с которыми Крючков смотрел на Болдина на официальных совещаниях, тоже сдался. С этого момента Крючков ко мне интерес потерял, переключился на Болдина. Но только до тех пор, пока я не внес предложение о разделении КГБ на контрразведку, внешнюю разведку, президентскую охрану, службу связи и пограничную службу.

Добавил «горючего» в развод с Крючковым и случай с Калугиным. Олег дал мне почитать свою статью о положении в КГБ – статью резкую и правдивую. Он собирался опубликовать ее в «Огоньке». Об этом контакте узнал Крючков и наябедничал Горбачеву. Последний позвонил мне и сердитым тоном сказал: «Не лезь в это дело. А Коротичу скажи, чтобы не печатал статью». Коротичу я позвонил, но о запрете промолчал, хотя и призвал Виталия быть поосторожнее. Осведомитель Крючкова в «Огоньке» тут же сообщил в КГБ о моем разговоре с Коротичем.

Крючков позвонил мне и в наглом тоне начал говорить о том, что я не выполнил указания генсека. Я, честно говоря, малость растерялся от этой наглости и ограничился тем, что посоветовал Крючкову вновь донести обо всем Горбачеву. По тону разговора со мной я понял, что Крючков уже прочно окопался около Горбачева. Вот так и началась моя открытая война с этой службой, война, которую я, понятно, проиграл. Пока, по крайней мере.

Итак, я познакомил Крючкова с Болдиным, о чем глубоко сожалею, ибо уверен, что именно Крючков втянул Болдина в августовскую авантюру. Должен с горечью признаться, что я клюнул на эти крючковские спектакли с переодеваниями, попался на удочку холуйских заискиваний и кошачьих повадок. Это была моя самая грубая и непростительная кадровая ошибка периода Перестройки, за которую несу свою часть ответственности. Первый сигнал, что грубо ошибся, я получил на том пленуме ЦК, который избирал Крючкова в Политбюро. Когда Горбачев назвал его фамилию, раздались дружные аплодисменты. Били в ладоши выдвиженцы КГБ – секретари партийных комитетов разных уровней и рядовые члены ЦК.

Перед своим уходом на пенсию Виктор Чебриков сказал мне, как всегда, в очень спокойном тоне:

– Я знаю, что ты поддержал Крючкова, но запомни это плохой человек, ты увидишь это. – Затем добавил слово из разряда характеризующих – что-то близкое к негодяю.

Уже после путча на выходе из Кремлевского дворца съездов Чебриков догнал меня, похлопал по плечу и сказал:

– Ты помнишь, что я тебе говорил о Крючкове?

– Помню, Виктор Михайлович. Помню…

Мне было горько и стыдно.

Кажется, я уже писал о дезинформации, которую Крючков в изобилии поставлял Горбачеву. На ее основе была проведена операция по удалению меня из горбачевского окружения. Затем начались многоходовые махинации, нацеленные на то, чтобы столкнуть Горбачева с демократической общественностью и прогрессивными журналистами. Достаточно грубо заталкивалась в сознание президента мысль о том, что именно в демократической среде создаются штабы по отрешению Горбачева от власти. Вкрадчивому подхалиму удалось обмануть Горбачева. Впрочем, как и меня. Для давления на президента была активно использована агентура КГБ в писательской среде, особенно в национал-патриотическом крыле.

Осенью 1990 года была отвергнута реформаторская программа Шаталина – Петракова – Явлинского «500 дней», против которой яростно выступал Крючков. Вместо нее была предложена застойная экономическая платформа. Разогнан Президентский совет. Политбюро вернуло себе кадровые функции. Весной 1991 года номенклатурные фундаменталисты попытались снять Горбачева с поста генсека на Пленуме ЦК, а в конце лета организовали мятеж, во главе которого встал тот же Крючков.

В конечном счете кадровая близорукость Горбачева обернулась трагедией для страны.

Методы Крючкова были очень грубыми, взятыми из старого сундука КГБ времен 1937–1938 годов. Однажды в воскресенье с детьми и внуками я поехал за грибами в заповедник «Барсуки», что в Калужской области. Вдруг звонок в машину. Горбачев раздраженно спрашивает:

– Вы что там делаете?

– Грибы собираем.

– А что делают там вместе с тобой Бакатин (министр внутренних дел) и Моисеев (начальник Генштаба)?

– Я их вообще не видел.

– Не хитри! Мне доложили, что они с тобой. Что там происходит?

Тут наступила моя очередь рассердиться.

– Михаил Сергеевич, я не понимаю этого разговора. Вам очень легко проверить, кто и где находится. А вашему информатору надо, вероятно, одно место надрать, а вам подумать, почему он провоцирует вас.

Разговор закончился. Я тут же позвонил в Москву Бакатину. Вадим Викторович оказался дома. Рассказал ему о разговоре с Горбачевым. «Ай-ай-ай», – прокомментировал Вадим, что вмещало в себя и удивление, и раздражение. Поражал сам факт. Подозрительность, которую намеренно внедрял Крючков, коршуном вцепилась в Михаила Сергеевича. Все мы знаем, к чему приводит эта дьявольская игра на уровне высшего руководства.

Через некоторое время мне перезвонил Бакатин и сказал, что он связался по телефону с Горбачевым.

– Вы меня разыскивали? – спросил Бакатин.

– Ладно, завтра поговорим, – ответил Михаил Сергеевич.

Мы с Бакатиным начали рассуждать о том, почему так повел себя Горбачев. Наши добрые отношения с Бакатиным не были для него секретом. Если бы даже мы вместе собирали грибы, то, естественно, данный факт означал бы только собирание грибов. Что касается генерала Моисеева, то с ним никаких личных контактов вообще не было, кроме как на заседаниях Комиссии Политбюро по разоружению. Более того, наши взгляды были полярно противоположными, особенно когда речь заходила о проблемах разоружения.