Текст книги "Мерецков. Мерцающий луч славы"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 35 страниц)

9

Начало марта 1924 года на Дону выдалось по-весеннему тёплым, правда, когда шли дожди, становилось прохладно. Мерецков всё последнее время проводил в поле, на учениях, и, хотя всё шло строго по плану, он был каким– то настороженным и грустным. Это заметил комдив Ольшанский.

   – Что-нибудь случилось? – спросил он. Ольшанский находился на КП дивизии и в бинокль наблюдал, как сапёры обезвреживали минное поле противника, чтобы затем пехота ринулась на штурм его укреплений.

   – Тут такое дело... – смущённо заговорил Кирилл Афанасьевич. – Ночью у моей жены начались схватки...

   – Ты ждёшь малыша? – уставился на него Ольшанский. – Вот здорово! И что же ты сделал?

   – Отвёз её в роддом, а сам поспешил на службу. Теперь вот переживаю, как там она. – Мерецков достал папиросы и закурил.

   – Почему же мне не позвонил, когда отвёз Дуняшу в роддом? – сурово спросил комдив. – Я бы разрешил тебе остаться там до выяснения ситуации.

   – Не хотел отвлекать тебя от важных дел. А тут ещё учения начались...

Ольшанский поправил на груди бинокль, подошёл к Мерецкову ближе.

   – Вот что, Кирилл. Оставь за себя своего заместителя, а сам поезжай в роддом. Город-то в тридцати километрах! Полчаса ходу, и будешь на месте. Или ты не уверен, что заместитель сумеет руководить войсками на учении?

   – Нет, что ты, он подготовлен хорошо, – смущённо ответил Кирилл Афанасьевич. – И всё же...

   – И всё же тебе надо ехать! – Ольшанский был в эти минуты не похож на себя, голос у него стал твёрдым и решительным. Казалось, он больше чем сам Мерецков пережимает за его жену.

Мерецков растерянный стоял на КП.

   – Чего ждёшь? – рявкнул комдив.

   – Когда мне вернуться в штаб? – спросил Кирилл Афанасьевич.

   – Решай сам, исходя из обстановки, понял?..

«Эмка», скрипнув тормозами, застыла у подъезда роддома. А тут, как на грех, когда проехали мост через Дон, подул ветер, нагнал чёрные тучи, грянул гром и с неба хлынули потоки дождя. Мерецков выскочил из машины, и, пока ему открывали дверь, он изрядно промок.

   – Вам чего, товарищ военный? – спросила его дежурный врач приёмного покоя, полная, сероглазая женщина в белом как снег халате. Смотрела она на Мерецкова строго, словно он в чём-то перед ней провинился.

   – Моя жена здесь у вас, и я хотел бы знать, родила ли она? – Голос его прозвучал тихо, но твёрдо. – Прошлой ночью я доставил её сюда... Мерецкова Дуня...

   – Минутку. – Врач полистала журнал. – Да, есть такая, она ещё не родила.

   – Я могу пройти к жене?

   – Вы что, шутите? – усмехнулась врач. – Ну, учудил командир!

   – А можно передать ей записку?

   – Пишите! – Врач улыбнулась. – Только коротко и без жалости. Женщине перед родами волноваться никак нельзя!

Мерецков смутился и не сразу сообразил, что писать жене. «Коротко и без жалости...» Ох уж эти врачи, всё у них не так, как у других людей. Он сел за столик в углу приёмного отделения и стал сочинять записку. «Дуняша, милая моя жёнушка, душа у меня по тебе болит. Как ты себя чувствуешь? Ты уж, голубушка, крепись! Чует моё сердце, что ты мне подаришь мальчика. Но если и девочку, то моя любовь к ней будет покрепче брони танка... Краше тебя, Дуняша, у меня никого нет. Целую. Твой Кирилл».

Мерецков свернул записку и отдал её врачу.

   – У меня к вам просьба: если вдруг что-то случится, позвоните мне домой.

Глубокой ночью Мерецкова разбудил телефонный звонок. Он вскочил с дивана и рывком снял трубку.

   – Это вы, товарищ Мерецков? – Он узнал голос дежурного врача.

   – Да, это я. Что-нибудь случилось?

   – Случилось. Ваша жена только что родила.

   – Кто у меня? – спросил Мерецков и затаил дыхание.

   – Сын!

   – Ура! – закричал он.

«Ну что ж, сын – это здорово! – подумал Кирилл Афанасьевич. – Дуняша небось тоже рада. А на учения я поеду рано утром...»

Мерецков прибыл в штаб дивизии, когда над степью взошло солнце и его лучи щедро согревали землю. На кустах и цветах во дворе штаба серебрилась роса. На деревьях чирикали воробьи. Мерецков вошёл в штаб и, увидев за столом комдива Ольшанского, прямо с порога гаркнул:

   – У меня родился сын! – Он разделся, повесил фуражку на вешалку, сел к столу напротив комдива.

Тот отложил в сторону бумаги.

   – У тебя сегодня счастливый день! – Ольшанский встал и пожал ему руку. – Сын – это то, чего ты так желал, правда?

   – Да, я мечтал о сыне.

   – Он тоже станет военным? – спросил Ольшанский.

   – Я в этом не уверен, но, если он захочет стать военным, мешать ему не буду!

Мерецков через три дня снова поехал в город, навестил жену и подержал на руках сына. Вернулся он на службу окрылённый. Казалось, готов был горы свернуть!

   – Ты сегодня будешь дома? – спросил его Ольшанский, когда они оба вернулись с учений. – Хочу заехать к тебе на часок, надо же нам выпить по чарке по случаю рождения твоего сына! Или у тебя нет желания?

   – Что ты, дружище, я буду рад! – Мерецков тронул Ольшанского за плечо. – Я сам хотел тебе это предложить, но ты весь день был отчего-то хмурый.

Могло со мной и такое быть, я же человек не без греха. – Комдив по-доброму улыбнулся.

«Наверное, не придёт, – думал Мерецков, поглядывая на часы. – Уже семь вечера». Раздался стук в дверь. Это был Ольшанский.

   – Привет, Кирилл! – бросил он и с ходу вошёл в комнату. – Извини, дружище, меня задержал командующий округом.

   – Что-нибудь важное?

   – Об учениях шла речь. Он доволен, как они прошли, правда, высказал некоторые замечания...

Оба сели за стол, который давно накрыл Кирилл Афанасьевич. Комдив увидел бутылку коньяка с пятью звёздочками и удивлённо взглянул на Мерецкова.

   – Где ты достал такой чудесный напиток? – спросил он. – Это же мой любимый!

   – Ты мне что-то хотел сообщить? – Мерецков в упор посмотрел на комдива.

   – Когда ты уехал в роддом к жене, из Москвы позвонил Клим Ворошилов. Он поинтересовался, как дела в корпусе, собираюсь ли я в отпуск. Но я-то сразу понял, что не это его интересует. Так оно и есть. Он спросил, как служит начальник штаба 9-й Донской стрелковой дивизии Мерецков. Я ответил, что Мерецков толковый начштаба и я доверяю ему во всём, а дело своё военное он знает крепко. И вообще, говорю, человек он талантливый, не зря же окончил Военную академию. А Ворошилов сказал, что ему нужен человек на должность начальника мобилизационного отдела в штабе Московского военного округа, не подойдёт ли на это дело Мерецков? Я ответил, что Кирилл Афанасьевич весьма опытный штабной работник и ему такая работа по плечу. «Вы рекомендуете его на новую должность?» – спросил Ворошилов.

   – И что ответило ваше сиятельство? – в шутливом тоне спросил Мерецков, наливая в рюмки коньяк.

   – Я одобрил твою кандидатуру, хотя мне не хочется тебя отпускать, – грустно вздохнул Ольшанский.

   – И что же мне делать?

   – Собираться к отъезду в столичный военный округ. Даю тебе на сборы три дня. Передавай дела своему заместителю, и гуд бай!

   – Ты это серьёзно?

   – Серьёзнее быть не может! – усмехнулся комдив. – Давай ещё выпьем, чтобы в Москве тебе хорошо работалось...

Мерецков сказал, что раньше он занимался в основном формированием и обучением войск, теперь же ему придётся заниматься переводом вооружённых сил мирного времени на военное положение, укомплектованием кадров личным и конным составом... Всё это важные проблемы, а как у него пойдёт работа на новом месте, справится ли он?

   – Справишься, Кирилл! – твёрдо заявил Ольшанский. – Не боги горшки обжигают! А вот у меня возникла проблема: где я возьму человека на твоё место? Твой заместитель ещё молод, опыта у него с гулькин нос.

   – А почему тебе не взять на эту должность начальника оперативного отдела дивизии? – спросил Кирилл Афанасьевич. – Мне он нравится: мыслит неординарно, энергичен, смотрит далеко вперёд, а не себе под ноги.

   – Я тоже о нём подумал, но важно всё взвесить, – признался Ольшанский. Он поднял рюмку. – Давай ещё глотнём, и я пойду. Меня ждёт жена. А ты что будешь делать?

   – Хочу Дуняшу и сынка утром забрать. А насчёт переезда в Москву говорить ей не стану: вот придёт приказ, тогда другое дело. Как считаешь?

   – Разумно! – поддержал его Ольшанский. – А вдруг Климент Ефремович раздумает? Такое может быть.

   – Я подожду приказа... – Мерецков посмотрел на комдива. – А соберусь я быстро. У меня ничего такого нет, так что с багажом отправлять, как видишь, мне нечего...

Прошла неделя, вторая, а приказа из Москвы всё не было. «Хорошо, что я ничего не говорил жене, не то переживала бы», – взгрустнул Мерецков.

После совещания в штабе округа Мерецков навестил комкора Ольшанского. Тот сидел в штабе хмурый, видно, что-то случилось, и Кирилл Афанасьевич поспешил спросить.

   – Солдат в полку погиб, – тяжело вздохнул Ольшанский. – Глупая смерть. Командир взвода учил бойцов бросать гранаты. Всё шло хорошо. Но вот гранату взял первогодок, чеку вырвал, а гранату уронил на землю. Ему бы мигом схватить её и отбросить, а он растерялся, сделал два-три шага в сторону, но граната уже взорвалась. Бойца насмерть... Вчера приехала в полк его мать, так плакала, так горевала, что у меня даже сердце прихватило от волнения. Наверное, командующий объявит мне выговор.

   – За что? На учениях и не такое случается...

Ольшанский вдруг спохватился.

   – Боже, я и забыл... – Он вскочил, достал из сейфа папку с документами. – Пришёл приказ о твоём назначении, так что собирайся в дорогу...

Мерецков прочёл приказ. Поступил он три дня тому назад.

   – Не сердись, Кирилл, меня выбила из колеи гибель солдата... Ты сразу возьмёшь с собой жену и сына или они приедут позже?

   – Я об этом ещё не думал... – Мерецков ждал, что скажет комкор, но тот молча клал в папку бумаги. – Я пойду, Михаил?

   – Иди, Кирилл, и очень прошу тебя завтра же уехать в Москву, не то как бы мне не попало от командующего округом. Если ему позвонит Клим Ворошилов, считай выговор мне обеспечен!..

В комнату Мерецков не вошёл, а влетел.

   – Ура, Дуняша, мы едем в Москву! – громко крикнул он, закрывая за собой дверь. – Меня переводят в Московский военный округ. Сам Клим Ворошилов звонил комкору Ольшанскому.

   – Тише, Кирилл, – взмолилась жена, – малыш только что уснул. – Она подошла к нему, сняла с его головы фуражку и повесила её на гвоздь, вбитый в стенку. – Садись и расскажи всё, о чём тебе поведало начальство.

   – Я уже всё тебе выложил, – с тихим укором произнёс Кирилл Афанасьевич. – У меня там будет новая должность, и я доволен, что стану служить под началом Клима Ворошилова. Он меня знает ещё по службе в Первой конной армии.

Дуня осведомилась, когда он едет, и в её голосе он уловил ноты отчаяния.

   – Ольшанский просил, чтобы я уехал завтра, но я не успею собраться. – Мерецков прошёл на кухню, напился холодной воды и вернулся.

В детской заплакал сын. Дуня поспешила к нему и, взяв его на руки, села на стул, чтобы покормить. Мальчик утих и начал сосать грудь, посапывая. Через час Дуня уложила его снова в кроватку и вышла в прихожую. Кирилл Афанасьевич собирал чемодан.

   – Я тоже поеду с тобой в Москву, – тихо, но твёрдо сказала жена.

Мерецков едва не вскрикнул.

   – Ты что, Дуняша? – он хмуро сдвинул брови. – Малышу четыре месяца, сейчас июль, страшная жара, ещё в вагоне простудится. Нет, рисковать не будем! Я устроюсь, мне дадут квартиру, и я за тобой приеду.

Дуня вдруг заплакала, да так жалостливо, что у него захолонуло сердце.

Он подошёл к ней, обнял.

   – Перестань, Дуняша...

Плакать она, однако, не перестала, то и дело утирала платком слёзы.

   – Ну, если уж так тебе хочется, поедешь со мной. – Кирилл Афанасьевич ласково погладил её мокрое от слёз лицо. – Но где мы будем жить, пока мне не дадут квартиру?

   – Где ты будешь жить, там и я, и наш сынок, – буркнула Дуня, всхлипывая.

   – Что ж, придётся пожить в гарнизонной гостинице. – Мерецков почесал лоб. – Если там будет свободный номер.

Выехали они в столицу на пятый день. На вокзал в Ростове их провожал комдив Ольшанский на своей «эмке». Был он грустный, молчаливый, и, только когда Мерецков прощался с ним, бодро вымолвил:

   – Если буду в Москве, проведаю, как ты живёшь. Примешь или знать таких, как я, больше не пожелаешь? – В его глазах появилась хитринка, но Кирилл Афанасьевич этого будто не заметил.

   – Скорее я приеду в Ростов, чем ты окажешься в Москве! – усмехнулся Мерецков. – А коли приедешь, желанным гостем будешь, так, Дуняша?

   – Михаил Петрович, – улыбнулась Дуня, – если Кирилл вас в дом не пригласит, это сделаю я.

   – Ну тогда всё будет в порядке! – улыбнулся Ольшанский. Он нагнулся и поцеловал Дуне руку. – Семь футов нам под килем, друзья! Так говорил мой друг, офицер Черноморского флота!..

Чем ближе поезд подходил к Москве, тем сильнее в голове Мерецкова билась тревожная мысль: как его встретят в штабе округа? Но тут же другая мысль ужалила его: как он с женой и малышом будет добираться с вокзала в штаб округа? Мысленно упрекнул себя за то, что перед отъездом не позвонил дежурному по штабу, чтобы его встретили. Если бы он приехал один, тогда другое дело. И всё же как быть? Придётся на вокзале брать извозчика, но сколько это будет стоить? Денег за июль он не получил, ему дали на дорогу лишь суточные. Хватит ли их, ведь до получки ещё целая неделя!

Поезд пришёл вечером. На вокзале было полно народу. Шум, свистки паровозов, крики разносчиков газет. Всё это слилось в один поток, от которого у Дуни начала болеть голова. Она несла на руках сына – он всё ещё спал, – а Кирилл Афанасьевич с двумя чемоданами направился к выходу из вокзала.

К нему подскочил молодой человек в военной форме.

   – Извините, вы Мерецков? – спросил он, перегородив дорогу.

   – Да. А вы кто? – Кирилл Афанасьевич поставил на землю чемоданы и взял из рук жены хозяйственную сумку с продуктами.

Молодой человек назвался адъютантом начальника штаба военного округа.

   – Товарищ Перемытов поручил мне встретить вас и доставить в штаб, но я перепутал пятый вагон поезда с пятнадцатым и нашёл вас уже на вокзале. Простите. Я проведу вас к машине. Разрешите взять ваши чемоданы?..

Когда Мерецков вошёл в кабинет начальника штаба округа, он увидел Перемытова. Тот задумчиво сидел за столом и что-то писал. Перемытой поднялся – высокий, под тянутый, в отутюженной военной форме, – и улыбка вспыхнула на его лице. Мерецков представился ему. Начальник штаба, поздоровавшись, кивнул на стул.

   – Вы один приехали? – спросил он.

   – Нет, с женой и маленьким ребёнком.

Пока они беседовали, позвонил начальник тыла округа.

   – Перемытов говорит, – ответил начальник штаба в трубку голосом, не терпящим возражений. – К нам приехал на должность начальника мобилизационного отдела новый работник с женой и ребёнком. Выделите ему квартиру из двух комнат из резерва командующего округом. Товарищ Ворошилов в курсе дела... Да-да, согласие Климента Ефремовича есть. Что? Не понял, повторите! Ясно, жду вас. – Перемытов взглянул на Мерецкова. – Сейчас здесь будет начальник тыла, он отвезёт вас на вашу квартиру. Устраивайтесь, а завтра к десяти утра быть у меня. Поговорим о вашей работе в новой должности. Вопросы есть? Нет? Тогда до завтра. Кстати, – спохватился Перемытов, когда Мерецков хотел было выйти, – вы как, с желанием к нам прибыли?

   – Не просто с желанием, товарищ начальник штаба, а с большим желанием! – улыбнулся Кирилл Афанасьевич. – Буду трудиться в полную силу, а как получится, судить вам...

   – Хороший ответ! – тоже улыбнулся Перемытов.

10

Поначалу Мерецков, как он сам признавался, опасался новой работы. Но он хотел быть всесторонне развитым и подготовленным командиром, потому, как бы ни было тяжело, надо освоить новую должность, да так освоить, чтобы толк был. «Там, в столице, чтобы не захлестнул тебя поток бумаг, чаще бывай в войсках, изучай армейскую жизнь как она есть, а не ту, о которой пишут в разных документах, – советовал ему комдив Ольшанский. – Главное – занимайся живым делом, иначе пропадёшь!»

Комдив был прав. Недолго Мерецкову пришлось наслаждаться новой работой, вскоре его так захлестнули разные бумаги, что он не мог оторваться от письменного стола. Не разгибая спины, подписывал то одну, то другую бумагу. Он едва успевал ставить на документах свою подпись. Просидел в отделе штаба месяц, и ни разу ему не удалось выехать в войска. А ведь там кипела армейская жизнь! «Надо мне что-то делать, иначе засосёт текучка!» – грустно думал Мерецков. Ему было ясно, что в штабе раздуты штаты. Своими мыслями он поделился с начальником орготдела Горбатовым.

   – Николай Константинович, сколько у вас в отделе человек? – спросил Мерецков.

   – Сорок! А когда я служил ещё в старой царской армии, нас в отделе было всего четыре человека и мы делали всю работу.

   – А у нас девяносто человек, в итоге – сто тридцать! – подсчитал Мерецков. – Мы же утонем в бумажном море! Нам бы оставить человек двадцать, как ты считаешь?

   – Факт, надо сокращать! – согласился с ним Горбатов. – Но, если я поставлю этот вопрос, меня никто не послушает, потому как я из бывших офицеров. А вам это дело по плечу: у вас за плечами академия, вы красный офицер. Действуйте, я вас поддержу!

Мерецков загорелся своей идеей и сразу же доложил о ней начальнику штаба Перемытову. Тот минуту подумал, потом коротко изрёк: «Разумное предложение!» И они пошли к командующему. Ворошилов принимал начальника штаба, как правило, в одно время, а он вдруг явился так рано и без звонка.

   – Что случилось? – спросил Ворошилов, явно недовольный тем, что его побеспокоили.

   – Климент Ефремович, это я виноват, – заговорил Мерецков. – Хотел бы изложить вам своё предложение по улучшению работы штаба округа...

И Кирилл Афанасьевич «выложил» ему свою идею. Ворошилов повеселел, хитровато прищурил глаза, пытливо взглянул на своего начальника штаба.

   – Скажи, Алексей Макарович, а этот Мерецков не ликвидирует вообще у нас всю работу? – спросил командующий округом.

   – Нет, Климент Ефремович, – улыбнулся Перемытов. – Он правильно предлагает резко сократить штат сотрудников.

   – Я не против, товарищи, но решить этот вопрос сам не могу. Надо посоветоваться с наркомвоенмором и членом Реввоенсовета Фрунзе. Я как раз сейчас еду к нему на доклад, изложу и ваше предложение...

Вскоре он вернулся в штаб и вызвал к себе Перемытова.

   – Михаил Васильевич одобрил предложение Мерецкова, – бодро произнёс Ворошилов. – Он посоветовал слить мобилизационный и организационный отделы штаба воедино, назначить Мерецкова начальником объединённого отдела, Горбатова сделать его заместителем, а штат работников сократить наполовину!

   – Так это же то, что надо, Климент Ефремович! – заулыбался Алексей Макарович. – Спасибо вам за поддержку!

Вернувшись к себе, Перемытов ознакомил Мерецкова с решением Фрунзе.

   – Воплощай, Кирилл Афанасьевич, свой замысел на практике.

   – Я сделаю всё как надо! – заверил Мерецков начальника штаба.

Кирилл Афанасьевич сумел внедрить в практику всё, что задумал. Получилось неплохо. Перемытов убедился, что у Мерецкова «голова варит». Он пошёл к Ворошилову и предложил назначить Мерецкова помощником начальника штаба округа. Своё предложение, вспоминал этот эпизод Кирилл Афанасьевич, Перемытов мотивировал так. В штабе почти все начальники отделов – бывшие генералы, и, когда он, Перемытов, бывший офицер, вносит какую-либо идею, они кривят презрительно губы и пытаются саботировать её: дескать, этот выскочка, ходивший в нашем подчинении, теперь тщится что-то такое нам показать; а на Мерецкова они смотрят как на человека, выдвинутого революцией, и спокойно ему подчиняются. Ворошилов отнёсся к этим соображениям внимательно, и Мерецков вскоре был назначен по совместительству помощником начальника штаба, а по политической линии – комиссаром. Казалось бы, под бременем трёх должностей он должен был задохнуться. А фактически лишь сейчас помнилось у него свободное время, и работа с мобилизационным планом пошла совсем по-другому. Центр её тяжести был переведён в войска.

Когда наконец реорганизация была завершена и Мерецков доложил о ней Перемытову, тот взял у него все документы и пошёл с ними к Ворошилову. Климент Ефремович долго рассматривал схемы, потом сказал, что немедленно доложит о них председателю Реввоенсовета Фрунзе. (В начале 1925 года М. В. Фрунзе был назначен председателем Реввоенсовета СССР, после того как Л. Д. Троцкий был снят с этой должности. – А. 3.).

Фрунзе одобрил схемы материального обеспечения войск Красной Армии на случай их развёртывания.

   – Кто возглавлял эту работу? Товарищ Мерецков? – спросил он.

   – Он, Михаил Васильевич, – ответил Ворошилов и добавил: – Правда, со мной консультировался...

   – Способный штабист. – Фрунзе взглянул на командующего Московским военным округом. – Всех, кто трудился над этими документами, надо поощрить. Сами решите, кого и чем.

Естественно, Ворошилов сразу же поздравил Мерецкова с успешной работой, которую высоко оценил Фрунзе. Кириллу Афанасьевичу радоваться бы, а он сказал, что мог бы лучше отработать документы, но времени было в обрез.

   – Сколько человек трудилось? – спросил Ворошилов.

   – Со мной пятеро.

Всем пятерым командующий округом предоставил полуторамесячный отпуск, им были выделены путёвки в санаторий «Гурзуф». А Мерецков был премирован ещё и двухмесячным окладом.

Мерецков проникся глубоким уважением к Михаилу Васильевичу Фрунзе, уже тогда зарекомендовавшему себя полководцем с большой буквы. Когда Фрунзе проводил деловые совещания, Кирилл Афанасьевич старался впитать всё то новое по вопросам территориальной системы, мобилизации войск, что необходимо было сделать в округе. А когда проходили большие манёвры регулярных частей с привлечением территориальных, Мерецков проявлял свои способности в полную силу, и самой дорогой для него была похвала Фрунзе. Однажды после учений войск округа тот сказал:

   – Хорошо вы потрудились, товарищ Мерецков. Военная реформа, которую мы проводим в Красной Армии, это наш броневой щит, о который разобьются все происки наших врагов. Главное в военной реформе – не забыть о рядовых бойцах, надо их хорошо вооружить, обеспечить всем необходимым, дать им в руки первоклассное оружие и боевую технику!..

Во всех военных округах и соединениях войск реформа проходила успешно. Опыт перестройки Красной Армии и Военно-Морского Флота и законодательство о прохождении военной службы были обобщены в Законе об обязательной воинской службе, принятом в сентябре 1925 года. Тогда же ввели в армии единоначалие – важнейший элемент всей военной деятельности. Мерецков был горд тем, что в повышении боевой мощи вооружённых сил была частица и его труда. «Для меня лично 1925 год был насыщенным, и я многое внедрил в войсках из того, что намечал», – без ложной скромности признавался Кирилл Афанасьевич.

Но 1925 год принёс Мерецкову и большое горе: после неудачной операции умер Михаил Васильевич Фрунзе. Ворошилов был тоже потрясён в тот день. Он вызвал Мерецкова и спросил, где Перемытов.

   – Он у авиаторов, вернётся к вечеру.

   – Тогда вы соберите группу людей руководящего состава, восемь-десять человек, и мы поедем в Боткинскую больницу.

Туда все приехали возбуждённые, никому не верилось, что умер полководец, чьё имя гремело на устах бойцов и командиров Красной Армии и Военно-Морского Флота. Ворошилов поднялся наверх, к главврачу, остальные ожидали его внизу. Вскоре Климент Ефремович, бледный и расстроенный, сошёл вниз.

   – Героя Урала, Туркестана и Перекопа с нами больше нет, – ломаным голосом произнёс он и смахнул со щёк покатившиеся слёзы.

В Колонном зале Дома союзов, где был установлен гроб с телом Михаила Васильевича Фрунзе, Мерецков стоял в почётном карауле, и слёзы блестели на его глазах.

Ночь он провёл неспокойно, сон никак не шёл к нему. Все мысли были о нём, о Фрунзе. Так с ним бывало не раз, когда в Гражданскую войну он терял близких ему людей.

Утром Мерецков прибыл на службу и узнал, что в Красной Армии произошли новые назначения. Председателем Реввоенсовета СССР стал Климент Ефремович Ворошилов, а Московский военный округ возглавил видный военный деятель Георгий Дмитриевич Базилевич, получивший боевое крещение в рядах Красной Армии в августе 1918 года. Тогда на Нижней Волге сложилась трудная для советской власти обстановка. Защитники Царицына едва сдерживали натиск белоказаков. В это время неподалёку от Саратова, в Камышине, в группе представителя Высшей военной инспекции находился Базилевич. Ему-то и было поручено доставить в Царицын боеприпасы. Георгий Дмитриевич создал из камышинских рабочих строевые роты, вооружил их. Они погрузили на пароходы боеприпасы и пробились к Царицыну сквозь белогвардейские заслоны. В бою с врагами Базилевич был восемь раз ранен. Но особо он проявил себя на посту командующего войсками Северо-Кавказского военного округа. Летом барон Врангель попытался высадить из Крыма десант на Кубани, в тыл красным войскам, но решительным ударом Базилевич сбросил десант полковника Назарова в море, за что был награждён орденом Красного Знамени. В 1924 году Базилевич стал помощником командующего войсками Московского военного округа. Здесь Мерецков и познакомился с ним. Как-то после совещания в штабе Кирилл Афанасьевич пригласил его к себе в гости. Георгий Дмитриевич не отказался, однако спросил:

   – Кирилл, у вас ведь дома малыш, не помешаю?

   – Как можно так говорить, вы для нас с женой будете дорогим гостем!

   – Ну, если так... – улыбнулся Базилевич.

Они вошли в квартиру, и Мерецков весело сказал:

   – Дуняша, у нас гости!

Жена вышла из детской, прикрыв за собой дверь. Увидев Базилевича, она смутилась, вмиг поправила причёску и подошла к нему.

   – Я Евдокия Петровна или просто Дуня! – И протянула ему руку.

   – А я Георгий, помощник товарища Ворошилова! – Он пожал ей руку, застыв у порога. – Кирилл Афанасьевич пригласил меня в гости, и я, как видите, прибыл.

   – Вот и хорошо! – одобрительно воскликнула хозяйка. – Садитесь, пожалуйста. Малыш спит, и я буду вас кормить.

Она быстро накрыла стол. Кирилл Афанасьевич принёс из кухни водку и шампанское.

   – Мы с вами, Георгий Дмитриевич, закончили рабочий день, а потому вправе употребить горючку!..

За столом завязалась оживлённая беседа. Хмельное дало себя знать. Но если Базилевич с первых же минут был весел, разговорчив и сыпал шутками, то Кирилл Афанасьевич поначалу был сдержан – в гостях у него находился не кто-нибудь, а правая рука командующего Клима Ворошилова, человека необычайно популярного в Красной Армии, – но потом и сам стал рассказывать о себе, о том, какая судьба выпала ему на нелёгком, как он выразился, «солдатском» поле. Глядя на мужа, Дуня радовалась: на службе у него дела идут хорошо, а большего она и не желала.

   – В жизни, Кирилл, я лёгких путей не выбирал. – Базилевич произнёс это тихо и, как показалось Мерецкову, с грустью. Он перешёл на «ты». – Тебя вражеская пуля жалила в боях три раза, а меня восемь раз шарахнуло! Так оно и должно быть, ведь я на девять лет старше тебя, Кирилл! Ещё до революции на Юго-Западном фронте в пятнадцатом году я был поручиком и командовал ротой. Два года не вылезал с переднего края и получил «в награду» шесть ранений! Да, что и говорить, досталось мне...

У Мерецкова с Базилевичем, теперь уже командующим войсками округа, сложились доверительные отношения. Не раз под его руководством Кирилл Афанасьевич разрабатывал и проводил войсковые учения под Москвой, чаще всего в Гороховецких лагерях. Базилевич вникал во все вопросы глубоко, «видел дальше и больше, чем многие из нас», отмечал Кирилл Афанасьевич. Разборы учений, которые делал Базилевич, были для Мерецкова своеобразной школой, где он «обретал то, что необходимо командиру, если он хочет стать зрелым военачальником».

Кому-кому, а Мерецкову на хороших военачальников чертовски везло! Более трёх лет он бок о бок работал с Базилевичем. На смену ему в округ пришёл Иероним Петрович Уборевич. А сблизился с ним Кирилл Афанасьевич при необычных обстоятельствах. Когда Уборевич принял дела, он двое суток знакомился с комсоставом округа, но Мерецкова, в то время исполнявшего обязанности начальника и комиссара штаба округа, почему-то не вызывал. Наконец к нему явился адъютант Уборевича и принёс пакет.

   – Командующий товарищ Уборевич поручил мне вручить его вам!..

Мерецков вскрыл пакет и обнаружил в нём задание на командно-штабное занятие «Встречный бой стрелковой дивизии». На время занятия он назначался командиром дивизии, а работники штаба, находившиеся в его подчинении, – командирами полков и должностными лицами штаба дивизии. Время занятий – двенадцать ноль-ноль, место занятий – кабинет командующего.

Мерецков оперативно провёл занятие, и, когда Уборевич сделал разбор, он высоко оценил его действия.

   – Вы работали лучше и быстрее, нежели офицеры немецкого Генерального штаба, на занятиях у которых мне недавно пришлось быть, – подчеркнул Иероним Петрович. – Меня это радует, и я надеюсь, что мы с вами сработаемся и от этого выиграет боевая подготовка войск округа.

В Гороховецких лагерях проходила артиллерийская стрельба, на которую были приглашены начдивы, начальники военных училищ и руководящий состав округа. Эти сборы готовил и проводил Мерецков. Перед поездкой в лагеря Уборевич вызвал его и начал задавать вопросы по теории артиллерийской стрельбы. Кирилл Афанасьевич знал, что по профессии командующий сам артиллерист, поэтому, чтобы не попасть впросак, тщательно подготовился к этим стрельбам. Мерецков ответил на все вопросы Уборевича. Тогда командующий на чистом листе бумаги стал показывать ему, как вести стрельбу артиллерийским дивизионом.

   – Что хочу вам посоветовать, – проговорил Уборевич. – Вам придётся первому командовать дивизионом. С вас будут брать пример другие, а потому вы должны быть на высоте. Приходите ко мне к концу дня, и мы с вами потренируемся.

Стрельбы прошли успешно. Дивизион Мерецкова не подкачал. Кирилл Афанасьевич был доволен, а когда Уборевич объявил ему благодарность, чувствовал себя на седьмом небе.

Утром, как только Мерецков прибыл на службу, его вызвал Уборевич.

   – Знаете, о чём я подумал, когда вчера мы проводили стрельбы? – спросил он, едва Кирилл Афанасьевич сел к столу, где командующий разложил карту. – Нам надо создать базу для обучения танкистов. Полигон, стрельбище и учебные поля, которые мы имеем, уже не отвечают требованиям времени.

   – Я об этом уже думал, – сказал Кирилл Афанасьевич. – У меня даже есть план на этот счёт, и я готов показать вам его.

   – Что меня ещё волнует? – продолжал Уборевич. – Я пришёл к выводу, что угроза нападения на важные объекты в глубоком тылу ещё более возросла, поэтому нам надо усилить средства противовоздушной обороны. Оба этих вопроса я поставлю на Реввоенсовете, ибо для этого нужны деньги, и немалые.