Текст книги "Мерецков. Мерцающий луч славы"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 35 страниц)

3

Под вечер Владимир ушёл с друзьями в парк культуры и отдыха, а Кирилл Афанасьевич с женой сидели на кухне, пили чай, и Дуняша рассказывала, кто ей звонил, когда он находился на Лубянке.

   – Жуков спрашивал обо мне?

   – Да, и не раз, Кирюша. Как-то поздно вечером кто-то постучал в дверь. Я открыла – на пороге стоял Георгий Константинович. Он спросил, была ли я у тебя на Лубянке. Я ответила, что пока свидания мне с тобой не дали, всё ещё идёт следствие и свиданий с арестованным не полагается. Он попросил передать от него привет, когда наконец мне разрешат с тобой увидеться. «Ты, – говорит, – Дуняша, не переживай, твой Кирилл чист и его выпустят». – Она помолчала. – Да, чуть не забыла. Примерно через месяц после твоего ареста меня вызывал к себе Берия.

   – Что ему надо было от тебя?

   – Он хотел знать, кто из военачальников бывал у нас в гостях.

   – Ты назвала их?

   – Да. А что в этом плохого? Сказала, что не раз у нас дома бывали Клим Ворошилов, Семён Будённый, Иван Тюленев, Георгий Жуков, Саша Василевский, один раз приезжал на день твоего рождения Шапошников Борис Михайлович, то есть многие из тех, с кем ты работал в Генштабе и Наркомате обороны.

   – И что он, Берия?

   – Его почему-то больше всего интересовали Уборевич, Корк, Павлов и Блюхер. Я сказала, что Уборевич и Блюхер у нас гостили, и не раз, а Корка и Павлова никогда не бывало.

Неожиданно зазвонила «кремлёвка». Дуня поспешила взять трубку.

   – Можно Кирилла Афанасьевича? – спросил чей-то негромкий голос.

   – Кто его спрашивает?

   – Сталин.

   – Одну минуту... – Зажав ладонью трубку, Дуня взглянула на мужа. – Вождь у телефона. Будешь говорить? Она отдала ему трубку.

Сталин, видимо, был расстроен, голос у него был глухой, с хрипотцой. Он спросил, как себя чувствует Мерецков, и, услышав, что «всё хорошо», уточнил:

   – Сколько я дал вам суток отдохнуть дома, двое?

   – Так точно.

   – Хочу украсть у вас сутки, не возражаете?

   – Я готов, если дело не терпит.

   – Очень даже не терпит, Кирилл Афанасьевич. – Сталин откашлялся. – Там, куда вас хочет направить Ставка, ситуация сложилась архитяжёлая, а людей, на кого бы я мог опереться, нет. Когда сможете ко мне прибыть?

   – Завтра к десяти утра я буду у вас. Могу и раньше.

Сталин сказал, что лучше прийти к восьми.

Положив трубку, Мерецков задумался. Он никак не ожидал, что «всемогущий и всесильный» вождь будет с ним так учтив, даже не верилось, что звонил именно он. Видимо, дела на фронтах резко ухудшились, если Верховный звонит ему домой и едва ли не упрашивает раньше выйти на службу.

   – Поедешь завтра с утра? – спросила Дуня.

   – Сам Сталин просит, как мне не поехать! – усмехнулся Кирилл Афанасьевич. – Маршал Тимошенко возглавия Западный фронт у маршала Ворошилова в Ленинграде, маршал Шапошников стал начальником Генштаба вместо Жукова... Да, я понимаю Иосифа Виссарионовича, ему сейчас очень нелегко...

Кирилл Афанасьевич подошёл к комнате сына, прислушался. Вернувшийся с прогулки Володя крепко спал.

   – Жаль, что я не смогу проводить сына на поезд, – сказал Мерецков жене, когда вернулся на кухню. – Ты уж, Дуня ша, собери его в дорогу. А я при первом же случае, когда окажусь в Москве, позвоню в училище и узнаю, как он уст роился.

   – Да ладно, не волнуйся, Кирюша, я всё сделаю. Она взглянула на мужа. – Пора и нам укладываться спать.

Утром, прежде чем поехать в Кремль, Мерецков заехал в Генштаб. Хотел переговорить с Василевским, но был немного удивлён, когда увидел в кабинете маршала Шапошникова. Как ни в чём не бывало он о чём-то размышлял над своей рабочей картой. Вся она была испещрена различными карандашными пометками.

   – Борис Михайлович, вы что, ночевали здесь? – спросил Кирилл Афанасьевич.

   – Пришлось, голубчик, – грустно промолвил тот и тяжело вздохнул. – Наши войска повсеместно отступают. – И вдруг, понизив голос, добавил: – Генерала армии Павлова и почти всех генералов его штаба расстреляли.

   – За что, Борис Михайлович?

   – Состряпали «дело», голубчик! Геройский человек был генерал Павлов, а его обвинили чуть ли не в предательстве. Если бы он хотел изменить Родине, то сделал бы это будучи в Испании.

   – Какая измена? Глупости! – едва не крикнул Мерецков.

   – И я так считаю. – Маршал помолчал. – Вы к Верховному?

   – Он звонил мне на квартиру, сказал, что на фронтах дело худо.

   – Когда освободитесь, зайдите ко мне, – предупредил его начальник Генштаба. – А Верховный пошлёт вас, видимо, на Северо-Западный фронт. Сейчас войска этого фронта отражают наступление врага на демянском направлении. Вчера я разговаривал с командующим фронтом генералом Курочкиным. Павел Алексеевич настроен бодро, но дела там не так уж хороши. Не исключено, что Верховный пошлёт вас на Карельский фронт, который мы образовали в конце августа.

   – Возглавил фронт генерал Фролов?

   – Да, Валериан Александрович, – подтвердил Шапошников.

   – А что, у него боевого опыта, пожалуй, больше, чем у других, – заметил Мерецков. – В боях с белофиннами его 14-я армия неплохо проявила себя. Свою армию он выпестовал, и вряд ли меня направят к нему. Впрочем, вы верно заметили: к чему гадать?..

Мерецков так торопился, что едва не столкнулся с наркомом ВМФ адмиралом Кузнецовым. Тот смотрел на него расширенными глазами.

   – Вы на свободе, Кирилл Афанасьевич? И форма на вас генерала армии, и Звезда Героя Советского Союза на груди...

   – Всё при мне, Николай Герасимович! – улыбнулся Мерецков. – А сейчас бегу к Верховному. Видимо, сегодня уеду на фронт. А как у вас дела?

   – Пока всё хорошо, флот сражается, и наши основные военные базы, где находятся корабли, в наших руках. Вот иду в Генштаб к маршалу Шапошникову. На подступах к Севастополю ведётся строительство оборонительных сооружений, надо создать три рубежа – передовой, главный, тыловой, а стройматериалов не хватает. Там уже началась эвакуация основных промышленных предприятий. Словом, война! Кстати, Борис Михайлович у себя?

   – Да. Я только что был у него. – Мерецков взглянул на часы. – Бог мой, я опаздываю! Вы же знаете, что вождь не любит, если к нему приходят не вовремя. Я побежал...

   – Успехов вам, Кирилл Афанасьевич!

   – Спасибо, коллега!..

   – Ну как, отдохнули? – спросил насмешливо Сталин, когда Мерецков вошёл к нему. – Садитесь, пожалуйста.

   – Да, сил у меня прибавилось! – улыбнулся Кирилл Афанасьевич и сел.

   – Теперь о вашем задании, – заговорил Верховный. Он подошёл к карте, взглянул на неё и обернулся к Мерецкову. – Поедете на Северо-Западный фронт, им командует генерал Курочкин, начальником штаба у него генерал Ватутин. Мы недавно назначили туда Николая Фёдоровича. Оба военачальника вам хорошо известны, не так ли?

Мерецков сказал, что Курочкина он узнал ещё на советско-финляндской войне, когда тот командовал 28-м стрелковым корпусом, а когда началась эта война, он возглавил 20-ю армию, затем 43-ю, был представителем Ставки пи Северо-Западном фронте, а потом и командующим этим фронтом. Генерал Ватутин работал под его началом и должности начальника Оперативного управления Генштаба в 1940 году, когда Кирилл Афанасьевич возглавлял Генеральный штаб.

   – Оба весьма подготовленные военачальники. – Мерецков взглянул на Верховного. – У них там на фронте что-то не ладится?

   – Вот поедете туда, и всё вам станет ясно, – уклонился от прямого ответа Сталин. – С вами поедут Булганин, член Военного совета Западного фронта, и Мехлис, начальник ГлавПу Красной Армии и заместитель наркома обороны. Но пусть вас не пугают высокие чины. Ни тот ни другой вам не помеха. Среди них вы главный, так что действуйте там без оглядки. – При этих словах Верховный посмотрел на Мерецкова так, словно бросал ему скрытый упрёк.

Кириллу Афанасьевичу стало не по себе. Видимо, это не ускользнуло от внимания вождя.

   – Вас что-то смущает?

   – Я хотел бы знать свои полномочия...– начал было Кирилл Афанасьевич, но Верховный прервал его, заметив, что он едет на фронт в качестве представителя Ставки Верховного Главнокомандования и у него достаточно прав, чтобы на месте принять любое решение.

   – Если вдруг возникнет сложная ситуация, звоните мне!

В дверь кто-то постучал.

   – Войдите! – сухо произнёс вождь.

Это прибыли Булганин и Мехлис.

   – Извините, Иосиф Виссарионович, когда мы вылетаем? – спросил Мехлис.

Сталин, взглянув на Мерецкова, спросил:

   – Когда сможете вылететь?

   – Маршал Шапошников просил меня зайти к нему в Генштаб, но я там пробуду недолго, так что через полчаса мы вылетаем. – Мерецков взял со стола свою записную книжку и встал. – Разрешите идти?..

Булганин и Мехлис вышли в приёмную, а Мерецков задержался у стола, за которым сидел Верховный.

   – Извините, товарищ Сталин, но я хотел бы ответить на ваш вопрос. Когда утром вошёл к вам, вы спросили, как я себя чувствую, как моё здоровье. Так вот мне было больно в камере не оттого, что из меня чуть ли не дубинкой вышибали ложные факты, а оттого, что кто-то обманул вас. Я не знаю точно, кто это сделал, но это подло и таких людей надо карать...

«Нет, карать Берию я не стану, – усмехнулся в душе вождь, когда Мерецков вышел от него. – Проколы у Лаврентия есть и, вероятно, ещё будут. Но он делает немало полезного из того, до чего у меня пока руки не доходят...»

Удивление, растерянность и даже тревога отразились в глазах командующего фронтом генерала Курочкина, когда он увидел, как из «виллиса», подъехавшего к штабу фронта, вышли трое – Мерецков, Булганин и Мехлис.

   – Николай Фёдорович, ко мне! – окликнул Курочкин Ватутина.

Ватутин в два прыжка оказался рядом.

   – Что случилось, Павел Алексеевич? – тяжело дыша от бега, спросил он.

   – А ты погляди в окно, кто к нам пожаловал! Сам генерал армии Мерецков!

   – Чудо-юдо, – усмехнулся Ватутин. – Он же был арестован! Значит, ведомство Берии дало осечку. Это же здорово вновь увидеть Кирилла Афанасьевича в генеральской форме!

   – Иди, встречай их, а я тут у себя наведу порядок...

В штабе фронта гостям отвели три комнаты, и они остались довольны.

   – Нары жестковатые, – забеспокоился Курочкин.

   – Мы ж не на курорт приехали, – добродушно улыбнулся Мерецков, – да и ненадолго тут наша миссия, Павел Алексеевич. Верховный направил нас сюда, чтобы мы посмотрели, с должным ли упорством наши войска сражаются с гитлеровцами, оказать вам помощь, если таковая потребуется.

   – Не только помочь, но и строго спросить, если обнаружатся серьёзные пробелы в обороне войск, – подал голос Мехлис, поправляя чёлку чёрных волос.

«Лишь бы Мехлис тут не горячился, – обеспокоенно подумал Кирилл Афанасьевич. – Очень неприятный человек, а почему, я сам не знаю. Посмотришь на него, и в душе возникает холодок».

Все уселись за стол командующего, и Кирилл Афанасьевич решил, что пора начинать работу.

   – Ну, Павел Алексеевич, рассказывай, как вы сражаетесь! – Мерецков достал папиросы и закурил. – Верховному тревожно за вас.

Не успел генерал Курочкин что-либо сказать, как заговорил Мехлис:

   – Только докладывайте нам правду, Павел Алексеевич, иначе полетит голова! – Ехидная улыбка появилась на его худощавом лице.

Булганин и Ватутин промолчали, так как оба знали, что Мехлис был близок к вождю и мог наговорить ему что угодно, потом доказывай, что он не прав. Мерецков, однако, не смолчал.

   – Лев Захарович, надо ли пускать шпильки? – спросил Кирилл Афанасьевич не без упрёка. – Товарищ Сталин дал нам задание делом помочь командованию фронта. Давайте послушаем информацию об обстановке на фронте, а уж после решим, что делать дальше.

   – Разве я против? – надменно улыбнулся Мехлис. – Давайте послушаем командующего.

Курочкин сказал, что о ситуации на фронте доложит начальник штаба генерал Ватутин.

   – А вы что, не можете? – Мехлис зацепил командующего укоряющим взглядом.

   – Могу, товарищ Мехлис. – Генерал Курочкин взял папиросу, хотел прикурить, но вдруг раздумал и положил её обратно на стол. – Но сделать это я поручил начальнику штаба, ему по должности положено знать, где и какие воинские соединения расположены на фронте.

   – Я сам знаю, чем занимается на фронте начальник штаба, и не надо меня просвещать, – раздражённо отозвался Мехлис. – Но мне бы хотелось вас послушать!

Курочкин побледнел, – казалось, укол Мехлиса больно задел его.

Спокойный по характеру и сдержанный в эмоциях Мерецков не мог смолчать. У него гулко забилось сердце.

   – Лев Захарович, прошу вас не командовать! – произнёс он слегка повышенным тоном. – Я вынужден вам это заявить как старший по воинскому званию и по занимаемой должности, как представитель Ставки Верховного Главнокомандования.

   – Лев Захарович, давайте послушаем начальника штаба, – попросил Мехлиса молчавший до этого Булганин.

Но тот, казалось, никак не отреагировал на его слова и начал обвинять Мерецкова в либеральности.

Мерецков молча встал и подошёл к столику у окна, на котором стоял телефон ВЧ.

Он снял трубку и попросил дежурного связиста штаба фронта соединить его с Верховным Главнокомандующим. Все сидевшие за столом замерли, ожидая, что будет дальше. Мехлис почему-то тоже встал и заходил по комнате.

   – Слушаю вас! – раздался в трубке знакомый всем голос вождя.

   – Мерецков докладывает, товарищ Сталин. Мы прибыли в штаб Северо-Западного фронта. Я начал работу, но мне мешает Лев Захарович Мехлис. В чём это проявляется? Он заявил, в частности, что стиль моей работы на фронте не настраивает людей на победу, а ведёт к поражению... Да, я не утрирую, он так и заявил. Кроме того, он ставит под сомнение мои распоряжения... Хорошо, даю ему трубку. – Мерецков кивнул Мехлису. – Вас к телефону.

Тот подскочил к столику и буквально вырвал из рук Мерецкова телефонную трубку.

   – Слушаю вас, Иосиф Виссарионович!

   – Вы что там устроили базар? – на всю комнату загремел голос Верховного. – Кто вы такой? Я послал вас работать, а не учинять разносы. Указания товарища Мерецкова для вас обязательны! Если вы станете вновь дискутировать, Ставка отзовёт вас в Москву и будут приняты надлежащие меры.

   – Товарищ Сталин, я хочу заверить вас... – начал было Мехлис, но Верховный не стал его слушать и положи» трубку.

Мехлис помолчал, потом, глядя на Мерецкова, небрежно бросил:

   – Кирилл Афанасьевич, такого я от вас никак не ожидал. Когда вернёмся в Москву, я всё объясню Иосифу Виссарионовичу.

   – Этого я не могу вам запретить, но сейчас давайте работать, прошу мне не мешать. – Мерецков взглянул на генерала Ватутина. – Мы вас слушаем, Николай Фёдорович.

Начальник штаба подробно и объективно изложил обстановку на фронте.

   – Я хотел бы тоже высказать свои соображения, как дальше действовать войскам фронта, – произнёс генерал Курочкин.

   – Говори, Павел Алексеевич...

   – Начальник штаба показал ситуацию на фронте такой, какая она существует на сегодня, – начал командующий, держа в руке рабочий блокнот. – Мы ничего не скрываем от вас, потому что нам нужна ваша помощь.

   – Павел Алексеевич, если ты хочешь просить помощь войсковыми резервами и вооружением, то на это, дорогой коллега, не рассчитывай, – заявил Мерецков. – Сейчас враг рвётся к Москве, и туда Ставка бросила всё, что было в резерве. Что мы сделаем для фронта? Проведём ряд тактических мероприятий, чтобы поднять боеспособность соединений и частей. Разумеется, предпримем это вместе с вами. А для начала мы познакомимся с положением дел в армиях на местах и окажем командованию необходимую помощь. Вы не возражаете?

Курочкин улыбнулся.

   – Кто же откажется от помощи! – воскликнул он. – Делайте всё, что считаете нужным. Вас, Кирилл Афанасьевич, я знаю давно, опыта у вас дай бог каждому, и польза для нас будет несомненной. А вас, Лев Захарович, я прошу помочь нашим партийцам, как лучше, эффективнее вести в войсках партийно-политическую работу. А когда вернётся член Военного совета Богаткин, неплохо бы и ему высказать дельные мысли.

   – Ваша просьба мне по душе, Павел Алексеевич, – улыбнулся Мехлис. – Надеюсь, вы не станете на меня жаловаться товарищу Сталину, – шутливо добавил он.

   – У меня на этот счёт нет полномочий, Лев Захарович, да и по характеру я человек сдержанный, – весело отозвался командующий. – Он взглянул на Булганина.

А вы чем займётесь, Николай Александрович?

   – Если не возражаете, хотел бы с вами отправиться в войска, – улыбнулся Булганин.

   – Вы сейчас член Военного совета на Западном фронте у Конева – как он там сражается?

   – Тоже держит оборону, но, если немцы бросят под Москву новые танковые соединения, нам придётся туго...

Почти две недели провёл Мерецков в войсках Северо-Западного фронта и сделал немало полезных дел. Больше всего его тревожил левый фланг фронта и весь участок 34-й армии генерала Качанова.

Хотя Мерецков и заявил генералу Курочкину, чтобы он не рассчитывал на резервы, однако после ознакомления с армиями у него засосало под ложечкой.

   – Павел Алексеевич, танков у тебя кот наплакал. Наверное, придётся мне попросить Верховного, чтобы поправить это дело. У Ставки есть танки. Будь ты хоть семи пядей во лбу, но без этого товара на фронте никак не обойтись.

   – Это было бы кстати! – вырвалось у Курочкина. Он сразу повеселел, в глазах заиграли искорки. – Умеете вы, Кирилл Афанасьевич, задеть в человеке нужную струну, чего я лишён.

   – Не прибедняйся, Павел Алексеевич, – возразил Мерецков. – Хорошо уже то, что на нервах людей ты не игра ешь, как умеет делать Мехлис.

   – Я тогда растерялся и не знал, как мне быть, – при знался Курочкин. – А вы... – Командующий потёр лоб, подыскивая нужные слова. – А вы поставили его на место.

   – Надо ли на это обижаться? Лев Захарович погорячился и теперь наверняка об этом жалеет.

Позднее Мерецков сдержал своё слово, и танковые под разделения из резерва Ставки были переброшены на Северо-Западный фронт. Их действиями руководил непосредственно командующий бронетанковыми войсками Красной Армии генерал Федоренко. Встретившись с ним на фронте, Мерецков спросил:

   – Как бьют фашистов твои танки, Яков Николаевич?

   – Не жалуюсь, Кирилл Афанасьевич, да и генерал Курочкин весьма доволен! – На лице Федоренко появилась улыбка. – А вот к вам у меня есть вопрос. Военный совет фронта просил Сталина дать танки из резерва, но он отказал. А вам Верховный не отказал. Почему?

   – А ты, Яков Николаевич, у него спроси, – лукаво повёл глазами Кирилл Афанасьевич.

   – Нет уж, я лучше воздержусь! – После паузы генерал Федоренко добавил: – Наверное, потому, что Верховный вам доверяет.

   – Может быть, и так, – пожал плечами Кирилл Афанасьевич.

Во второй половине сентября Мерецкова отозвали в Ставку. Этим же самолётом в Москву возвращался и Мехлис. Уже сидя в самолёте рядом с Кириллом Афанасьевичем, он завёл разговор о том, как работал у Сталина, будучи его помощником. Он подчеркнул, что никогда и ничего не скрывал от вождя, и тот его за это ценил, давал самые ответственные поручения.

   – А правда, что в тридцать седьмом, когда Ансамбль песни и пляски Красной Армии выступал с гастролями на Дальнем Востоке, вы шифровкой известили вождя о том, что в ансамбле орудует шпионско-террористическая группа и что в её составе бывшие офицеры, дети кулаков? – спросил Мерецков.

Мехлис подтвердил, что такую телеграмму он Сталину посылал.

   – Я уволил на месте почти два десятка человек!

«Зловещая натура, и не зря военачальники боятся его, как огня», – подумал Мерецков, а вслух спросил:

   – Когда вы познакомились с Иосифом Виссарионовичем?

   – Давно, ещё в Гражданскую войну!

   – У Сталина был ещё помощник Бажанов. Вы с ним работали?

   – Я был сам по себе, а Бажанов предал вождя. В двадцать восьмом он бежал в Персию, оттуда перебрался в Англию. Там писал разные пасквили о нашей стране и её вождях, клеветал на них. – Мехлис помолчал. – Попадись мне этот Бажанов, я бы удушил его своими руками.

Потом Мехлис сказал Мерецкову, что зря тот пожаловался на него Сталину, вождь никогда не станет его журить.

   – Я перед Иосифом Виссарионовичем чист и правдив!

   – А разве я доложил Сталину неправду?

   – Я тогда погорячился, а вы сразу начали ему звонить. Впрочем, если я вас обидел, извините. Кстати, какое мнение у вас сложилось о генерале Курочкине?

   – А у вас? – задал Кирилл Афанасьевич встречный вопрос.

   – Для командующего фронтом он слабоват! – Мехлис усмехнулся. – А начальника штаба генерала Ватутина я слушал с интересом. Мыслит масштабно, смотрит далеко вперёд. Будь моя власть, я бы поменял их местами: Ватутина сделал бы командующим фронтом, а Курочкина – начальником штаба. Давайте предложим этот вариант Верховному? – Глаза у Мехлиса заблестели, видно было, что он загорелся этой идеей и нетерпеливо ждал, что ответит ему Мерецков.

   – Лев Захарович, я давно заметил, что в характерах людей вы почему-то ищете негативные черты, – упрекнул Мерецков собеседника. – Но ведь у каждого человека, будь он хоть семи пядей во лбу, есть недостатки. У меня они есть, и у вас тоже...

   – И даже у товарища Сталина есть? – прервал его Мехлис, хитро прищурив глаза.

«Хитёр, однако, Лев Захарович, палец ему в рот не клади – откусит!» – отметил про себя Мерецков и сказал равнодушно:

   – Я думаю, что Иосиф Виссарионович знает свои недостатки и без нас. Да и не о нём сейчас речь.

   – Пожалуй, вы правы, Кирилл Афанасьевич.

Мерецков продолжал:

   – Генерал Ватутин мыслит масштабно, умеет заглянуть вперёд, тут вы правы, и вряд ли кто-то вам возразит. Но генерал Курочкин практик! В советско-финляндскую войну он командовал стрелковым корпусом, и командовал хорошо. Я видел его в деле на фронте и могу это засвидетельствовать. А Николай Фёдорович тяготеет к штабной работе. Наберётся опыта и сам станет командующим каким– либо фронтом. Теперь же они дополняют друг друга, и в этом их сила.

   – Вот и хорошо! – весело отозвался Мехлис.

Самолёт коснулся колёсами бетонки, пробежал несколько десятков метров и застыл на лётном поле. Было тёплое осеннее утро, в небе величаво проплывали островки серо-бурых туч. Лучи солнца как стрелы пронзали их, казалось, что в столице самый обычный, мирный день. Но стоило взглянуть на улицы, увидеть перечёркнутые крест-накрест оконные стёкла домов, чтобы не разбились во время бомбёжки, и становилось понятно, что вокруг идёт война.

   – Вы куда сейчас? – спросил Мерецкова Мехлис, садясь в машину.

   – А вы?

   – Я в Кремль к товарищу Сталину. Может, и вы со мной?

   – Верховный меня не приглашал, – смутился Кирилл Афанасьевич. – Я поеду в Наркомат обороны, оттуда доложу ему о своём прибытии и спрошу, когда он сможет меня принять.

   – Нас с вами, Кирилл Афанасьевич, обскакал Булганин, – насмешливо проговорил Мехлис. – Когда вы были у танкистов генерала Федоренко, ему позвонил командующий Западным фронтом генерал Конев и сказал, что он срочно прибыл в штаб фронта под Москву. На этот счёт ему дал «добро» Верховный. Да, а Коневу на днях присвоено звание генерал-полковника, там, глядишь, скоро станет, как и вы, генералом армии... – Мехлис отчего-то вздохнул. – Ладно, поеду я, Кирилл Афанасьевич.

   – Всё может быть, Лев Захарович, – с улыбкой отозвался Мерецков. – Значит, Иван Степанович годится на большое дело, и я желаю ему это дело держать в цепких руках!

«Неглупый Кирилл Афанасьевич, кажется, я его недооценил, – с грустью подумал Мехлис. – Но как ему удалось вырваться из лап бериевцев? Для меня это загадка. Надо как-то исподволь узнать об этом от Иосифа».

Мерецкова тревожили совсем другие мысли. На днях Бронетанковая академия эвакуировалась в Ташкент, вместе с ней уехал и сын. Позвонить бы ему, узнать, как он там? Возможно, от него уже пришло письмо?.. Даже не думал он, Мерецков, что Володя пожелает стать танкистом. Когда чадо находилось дома, было меньше переживаний, чем теперь.

«Надо бы заскочить домой перекусить, а уж потом звонить Верховному, – решил Кирилл Афанасьевич. – Заодно увижу Дуняшу. Наверное, всё ещё не отказалась от мысли уйти на фронт, как только сын уедет учиться. Только бы не это!» Разные мысли одолевали Мерецкова, когда «эмка» прытко бежала по улицам столицы. А вот и наркомат. Кирилл Афанасьевич поднялся в Генштаб и обрадовался, когда его встретил начальник Оперативного управления и заместитель начальника Генштаба генерал Василевский. Первый же вопрос, который задал ему Александр Михайлович, касался генерала Ватутина:

   – Как он там, на Северо-Западном фронте?

Мерецков сказал, что дела у Николая Фёдоровича идут неплохо, командующий фронтом генерал Курочкин им доволен: мол, дело своё знает, штабную работу любит, часто бывает в войсках.

   – Если коротко, твой коллега на месте! – улыбнулся Кирилл Афанасьевич. – Даже Мех лису он пришёлся по душе, чего я никак не ожидал. А вот с Мехлисом я схлестнулся...

И Мерецков коротко поведал другу, как это было.

   – Мехлис одиозная фигура, от него все шарахаются, согласился Василевский. – Тебя вот вождь поддержал, а окажись на твоём месте кто-то другой, мог бы и пострадать. Мехлис вхож к вождю, он его любимчик, как и маршал Кулик, как Берия...

Они вошли в кабинет Василевского.

   – Где твоё начальство? – спросил Мерецков. – Я бы хотел кое о чём спросить его, а затем ехать к Верховному.

Василевский сказал, что маршал Шапошников на докладе в Ставке. Едва Александр Михайлович сел, как зазвонил телефон, и он снял трубку. Это был Поскрёбышев, он осведомился, нет ли в штабе Мерецкова.

   – Он только что вошёл ко мне, передаю ему трубку.

   – Слушаю вас, Николай Александрович... – отозвало Мерецков. – Быть у Хозяина к одиннадцати ноль-ноль? Хорошо, я всё понял... Да-да, всё, о чём надо доложить Иосифу Виссарионовичу, у меня в голове. А чего вам-то волноваться?.. Не за себя переживаете, за меня? Тогда я жму вам руку и низко кланяюсь... Да нет, я шучу, но всё равно я вас очень уважаю...

Мерецков положил трубку и, как показалось Василевскому, тяжело вздохнул.

   – Извини, Александр, но у меня времени в обрез, сейчас заскочу в буфет, а потом во всю прыть к Верховному. В другой раз зайду к тебе, если не получу приказ срочно куда-то ехать.

   – Такова служба у представителя Ставки – быть там, где всего труднее нашим войскам. А пока они отступают, и это очень угнетает вождя. – Василевский с минуту помолчал. – Утром я был у него с оперативной картой, и знаешь, что он заявил мне? «Сейчас льётся большая кровь, войска Красной Армии отступают, но всё равно, товарищ Василевский, мы разобьём Гитлера, и победа будет за нами!..»

   – Он тоже, наверное, чувствует свою вину за то, что мы слабо подготовились к отпору врага, хотя распевали во весь голос: «Если завтра война, если завтра в поход, будь сегодня к походу готов!»

   – Ты тоже пел, Кирилл?

   – А я что, святой? – усмехнулся Мерецков. – Пел и я. Громко пел, но не старался перекричать других. А пришёл в себя в тридцать шестом, когда воевал в республиканской Испании. Там я узнал, кто такие фашисты, и понял, что рано или поздно Гитлер нападёт на нас... Поеду в Кремль. Скажи Борису Михайловичу, что буду у него к шести вечера. Надо с ним обговорить кое-что по Северо-Западному фронту...

Собираясь в Ставку, Мерецков, как и прежде, волновался. Такая уж у него была беспокойная натура. Хотелось высказать Верховному те главные мысли, которые родились на Северо-Западном фронте.

(Уже после войны маршал Мерецков писал: «Все встречи с И. В. Сталиным проходили для меня, и, вероятно, не только для меня, при особой внутренней собранности, вызванной сознанием важности дела и чувства выси кой ответственности. Во время официальных заседаний И. В. Сталин обращался ко мне, как правило, «товарищ Мерецков», реже – «Кирилл Афанасьевич». При неофициальных встречах он почему-то называл меня «ярославцем» или «хитрым ярославцем». Так, например, он называл меня с улыбкой, когда ему нравилось внесённое мной предложение по важному вопросу, или сердясь, когда я не соглашался с его мнением». – А. 3.).