Текст книги "Мерецков. Мерцающий луч славы"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 35 страниц)

   – И всё же я не согласен, что немцы ринутся на Украину, – сердито фыркнул Мерецков. – И нам не следует держать на юго-западном направлении главные силы Красной Армии.

   – Что поделаешь, указания вождя надо выполнять, а не дискутировать, – сухо заметил Тимошенко. – Чем меньше возражений начальству, тем спокойнее служба. Внеси в план, Кирилл Афанасьевич, замечания Иосифа Виссарионовича и принеси документ мне. Срок – завтра к двум часам дня...

Первая «схватка» в Кремле хотя и огорчила Кирилла Афанасьевича, но не подавила в нём тот романтический порыв, с которым он взялся за работу в Генштабе. Но вскоре случилась ещё одна «заминка», она не только огорчила его, но едва не вывела из равновесия. На осень планировалась игра в Белорусском военном округе. Это было вызвано тем, что ситуация на западной границе ещё более обострилась. К германо-итало-японскому пакту присоединились Венгрия, Румыния и Словакия. Германия ужесточила воздушные налёты на английские города. Успехи немецкой армии в Западной Европе насторожили руководство Красной Армии. Готовясь к проведению игры в Белорусском военном округе, Мерецков, казалось, выжал из себя всё, что мог, и тщательно подготовил войска и людей к учениям. Подошёл срок начала игры, и вдруг раздался звонок от наркома:

   – Кирилл Афанасьевич, военная игра переносится.

   – Почему?

   – Так решил вождь.

Подошёл второй срок – и снова игру отменили. Но теперь Сталин вызвал к себе наркома обороны и его заместителя Мерецкова и объяснил, что проведение учений в приграничной полосе с применением танков, авиации и тяжёлого вооружения может насторожить немцев, осложнить и без того натянутые отношения с ними. Мерецков понять это никак не мог, о чём и заявил наркому.

   – Гитлер в Европе резвится, развязал войну с Англией, а мы почему-то боимся готовить свои вооружённые силы! А вдруг он нападёт и на нас, что тогда?

Маршал Тимошенко осадил его:

   – Не горячись, Кирилл Афанасьевич, не то немудрено попасть в число «подозреваемых лиц» по ведомству известного тебе человека. Военную игру мы обязательно проведём. Я завтра же снова поеду в Кремль...

И чудо свершилось! Непонятно, как это удалось наркому, но вождя он убедил, и тот разрешил провести учения, но распорядился, чтобы руководил ими не Мерецков и не маршал Тимошенко, а начальник Оперативного управления Ватутин вместе со своим заместителем Василевским. Увидев, как насупился Мерецков, Сталин сказал:

   – Их мало кто знает на Западе, а вас, Семён Константинович, и вас, Кирилл Афанасьевич, в Германии знают как облупленных. Я не удивлюсь, если на вас Гитлер давно открыл досье. Не исключено, что, если вы будете проводить игры, немцы приложат все силы, чтобы узнать, как они проходят и что на них делают. Нам же это ни к чему!..

Сделали так, как посоветовал вождь. Учения прошли хорошо, правительство дало им высокую оценку. Во время доклада в Кремле, выслушав маршала Тимошенко, Сталин спросил, не следует ли в конце декабря провести общие сборы высшего командного состава РККА, пригласить на них командующих военными округами, членов Военных советов и начальников штабов, командиров крупных соединений.

   – Подумайте, как это лучше организовать, – распорядился вождь. – К этим сборам важно подготовить доклады по главным направлениям в вооружённых силах. Когда всё будет готово, прошу меня проинформировать.

   – Может быть, и вы выступите на этих сборах? – предложил Тимошенко.

   – И без меня у вас есть кому высказать здравые мысли, – усмехнулся Сталин. – Зачем терзать нервы Гитлера? Мне говорил наш посол в Германии, что Гитлер ловит каждое моё слово, чтобы найти в нём крамолу для Германии. Тут ведь, Семён Константинович, большая политика!..

16

Сборы проходили в Центральном доме Красной Армии. Участники совещания прослушали шесть докладов, с которыми выступили известные военачальники. Командующий Киевским Особым военным округом генерал армии Жуков поделился своими мыслями о характере современной наступательной операции, начальник Главного управления ВВС Красной Армии генерал-лейтенант авиации Рычагов осветил вопросы боевых действий в наступательной авиации и в борьбе за господство в воздухе. Генерал армии Тюленев, в ту пору командующий войсками Московского военного округа, раскрыл характер современной оборонительной операции. Но больше других Мерецкова привлёк доклад командующего войсками Западного Особого военного округа генерал– полковника танковых войск Павлова, с которым Кирилл Афанасьевич громил мятежников Франко в Испании, где близко узнал этого незаурядного танкиста. Павлов остановился на вопросах использования механизированных соединений в наступлении и ввода механизированного корпуса в прорыв. Генералу армии Мерецкову было поручено изложить итоги и задачи сухопутных войск, ВВС, а также оценить оперативную подготовку высшего комсостава. Перед тем как Кириллу Афанасьевичу надлежало подойти к трибуне, нарком Тимошенко попросил его не слишком нажимать «на негативные стороны в этом деле».

   – Не то ещё кое-кто подумает, что наши генералы зря едят народный хлеб, – усмехнулся Семён Константинович. – Конечно, в армии и на военном флоте есть недостатки в обучении войск, и мы с тобой, Кирилл Афанасьевич, ещё не всё сделали, чтобы их стало меньше. Ничего не поделаешь – жизнь сложна и пестра. Один боец сразу тебя понимает, а другому говори сколько угодно, как важно смело и дерзко действовать в бою, однако на учениях он не очень-то старается.

   – Я хочу коснуться наших недостатков... – начал было Мерецков, но нарком прервал его:

   – Сам решай, что говорить и как говорить, я тебе доверяю...

Сидя в президиуме, маршал Тимошенко внимательно слушал своего заместителя, выступающего с высокой трибуны, и ему было не по себе. Начальник Генштаба, ничуть не смущаясь, говорил о тех проблемах, решить которые должен был прежде всего нарком обороны.

   – Я не открою секрета, товарищи, если скажу, что в нашей Красной Армии устарели уставы, – громко звучал голос Мерецкова в притихшем зале. – Они давно не отвечают требованиям современной войны и лишь тормозят развитие военного дела...

«А мне об этом и словом не обмолвился», – с горечью отметил Тимошенко.

   – Учения в округах, на которых мне довелось быть, проходили в условиях, недостаточно приближённых к боевым, – невозмутимо продолжал Кирилл Афанасьевич. – Отношение к бойцам было тепличным, как будто мы выращиваем не защитников Родины, готовых за неё пролить кровь, а если надо, то и отдать жизнь, а оранжерейные растения. Кто в этом виноват? Разумеется, командиры, которым подчинены войска. Но есть в этом просчёт и наш с вами...

Жуков, сидевший рядом с Ватутиным, шепнул ему:

   – Вот даёт Кирилл Афанасьевич! Тимошенко даже глаза опустил, будто что-то читает.

   – Думаешь, ему эта критика по душе? – усмехнулся Ватутин.

   – Очень не по душе, хотя и держится, – согласился Жуков.

На сборах всем военачальникам стало ясно, что надо перестроить работу в округах, армиях и соединениях, быстро и энергично готовить войска к надвигающейся войне, боевую подготовку вести по принципу «учить тому, что нужно на войне» и «делать всё так, как на войне».

Мерецков во время перерыва уединился и закурил. К нему подошёл Павлов.

   – Знаешь, Кирилл, под каждым твоим критическим словом я готов подписаться, – весело проговорил он, закуривая. – Война у нас, можно сказать, на носу, а мы всё ещё дискутируем, нужны ли нам танковые корпуса. У меня в округе тоже дай бог сколько упущений, но я строю работу штаба так, чтобы их было меньше. Да, ты заметил, что нарком обиделся?

   – Разве? – усмехнулся Мерецков. – Что-то по нему не видно.

   – Погоди, он будет подводить итоги сборов и наверняка по тебе пройдётся, – улыбнулся Павлов.

Когда слово взял нарком Тимошенко, Мерецков тоже подумал, что Семён Константинович обрушится на него с критикой, и был готов принять её как должное. Но нарком сказал, что совещание «прошло высоко и принесло большую пользу». Имени начальника Генштаба он даже не упомянул.

   – Это плохо, Кирилл, – определил маршал Будённый. – Ты не знаешь Семёна Константиновича, а я изучил его характер ещё в Первой конной армии. Человек-душа, готов протянуть тебе руку помощи в любой беде, но критику не терпит, для него она не лекарство, а сущий ад. Как бы он не решил от тебя избавиться.

   – Я могу и сам уйти с поста начальника Генштаба, – глухо отозвался Мерецков. – Сталин попросил меня поработать на этом посту, пока он не найдёт другую кандидатуру.

   – Зачем тебе куда-то уходить? – усмехнулся Семён Михайлович. – Ты на своём месте, Кирилл! У тебя боевой опыт, острый взгляд, дело своё знаешь, как никто другой... Нет, тебе уходить не надо.

К ним подошёл Жуков.

   – Кирилл, дай пожму тебе руку! – заулыбался он. – Здорово ты кое-кого против шерсти погладил. Ведь так, Семён Михайлович?

   – Тебя, Георгий, он не зацепил, а надо было! – ответил Будённый.

   – А за что меня? – вскинул брови Георгий Константинович. – Приезжайте ко мне в округ с инспекцией – не найдёте неподкованной ни одну лошадь! А Кириллу Афанасьевичу во время финской кампании прислали на фронт в 7-ю армию целое кавалерийское соединение, и все лошади оказались неподкованными! Ринулись по льду в атаку на финнов, и лошади стали падать, словно их косил пулемёт!

   – Правда, Кирилл? – Будённый смотрел на него не мигая.

   – Было такое, Семён Михайлович. Командира я хотел отдать под трибунал, но пожалел. Да я и сам виноват: перед сражением не проверил, в каком состоянии прибыло к нам кавалерийское соединение.

Новый, 1941 год Мерецков встретил в кругу семьи. Большинство участников совещания разъехались по округам, а группа военачальников осталась на оперативную игру на картах. Присутствовали секретари ЦК ВКП(б) Маленков и Жданов. Руководил игрой нарком обороны маршал Тимошенко, помогал ему по своей линии начальник Генштаба Мерецков. Оперативная игра, как отметил Сталин, прошла интересно и поучительно.

   – Разбор игры мы проведём здесь, в Кремле, – распорядился вождь. – Тем, кто примет в нём участие, для подготовки отводятся сутки. Прошу зря время не терять!..

«Сутки для разминки – это хорошо!» – обрадовался Мерецков, но едва он вернулся в наркомат, как позвонил Поскрёбышев.

   – Где нарком, Кирилл Афанасьевич? – спросил он. – Товарищ Сталин приглашает его и вас к двум часам дня. Зачем? Состоится разбор оперативной игры.

Пока Мерецков думал, куда отлучился нарком, Поскрёбышев сам нашёл его с помощью порученца, и уже Семён Константинович позвонил Кириллу Афанасьевичу и спросил, готов ли он ехать в Кремль.

   – Я готов, Семён Константинович, но почему вдруг всё изменили? – недоумевал Мерецков. – Ведь на раскачку вождь дал нам сутки!

   – Он дал, он и отменил, а мы, люди военные, должны быть всегда готовы отчитаться за свою работу, – осадил его нарком.

«Что-то Семён Константинович сегодня не в духе!» – подумал Мерецков, но его распоряжение молча принял к сведению.

Спустя некоторое время они уже были в Кремле, в кабинете Сталина. Тимошенко о чём-то говорил вождю. Кирилл Афанасьевич сел у края стола рядом с Ватутиным. Тот шепнул ему:

   – Вы заметили, что Хозяин какой-то хмурый?

   – Не только он, нарком тоже, – тихо отозвался Кирилл Афанасьевич.

   – Ну что, товарищи, начнём работу? – спросил Сталин, пощипывая усы.

Молотов, часто бросавший реплики, и на этот раз не сдержался:

   – Пора бы, Иосиф, я с интересом жду, какую оценку дадут наши военные руководители сборам высшего комсостава и оперативной игре. Уместно будет ещё раз напомнить всем, что Гитлер стал резвиться не на шутку и все его взоры теперь обращены на Советский Союз. Вам это известно?

   – А как же, Вячеслав Михайлович, – усмехнулся маршал Тимошенко. – У нас ведь есть разведка, и она не дремлет.

Сталин, казалось, пропустил эти реплики мимо ушей, он привычно набил трубку табаком, зажёг её и сказал:

   – Начнём с вас, Кирилл Афанасьевич. Охарактеризуйте, пожалуйста, ход декабрьского сбора высшего комсостава и январской оперативной игры. Вам отводится на это пятнадцать-двадцать минут.

Мерецков мог коротко и ёмко изложить суть вопроса, если речь шла о вооружённых силах, о деятельности командующих военными округами и их штабов по повышению боеготовности войск. К тому же декабрьское совещание готовил он, поэтому без ложной скромности заявил, что оно прошло на высоком уровне, и докладчики и выступающие были самокритичны в оценке своей работы. Это отметил и нарком маршал Тимошенко, когда подводил итоги.

   – Спору нет, совещание принесло большую пользу, – подчеркнул Мерецков. – Сейчас, когда идёт Вторая мировая война, оно сыграет особо положительную роль. Практически, товарищ Сталин, высший командный состав наших вооружённых сил получил установки по всем направлениям боевой подготовки войск...

   – А чем объяснить, что в работе комсостава Красной Армии есть серьёзные недостатки? – прервал Мерецкова Сталин. – Да и вы сами резко говорили о них в своём докладе.

Мерецков на минуту смутился.

   – Причин тут много, товарищ Сталин. – Голос его окреп. – Сейчас наш командный состав армии и военного флота весьма молод, а значит, и менее опытен, менее подготовлен, отсюда и рождаются пробелы в работе...

   – Ясно, – снова прервал его вождь. Он стал задавать вопросы совсем другого рода. Суть их сводилась к оценке разведывательных сведений о немецкой армии, полученных в последнее время в связи с анализом её операций в Западной и Северной Европе. – Я хотел бы услышать конкретные цифры. Можете их назвать?

   – Конечно, могу, я даже зачитаю их, справка со мной. – Мерецков назвал количество немецких дивизий, танков и самолётов, самоходных орудий, миномётов. – В ноябре прошлого года, – продолжал он, – из поездки в Берлин в составе правительственной делегации вернулся генерал Василевский. Я спросил, что он вынес из этой поездки. Василевский заявил: «Нам надо готовиться к отражению фашистской агрессии». Я разделяю его чувство обеспокоенности. Немецкая армия сейчас одна из сильнейших, если не самая сильнейшая в мире! – добавил Мерецков.

Наступила пауза. Все молчали, поглядывая на вождя.

   – Цифры, которые вы назвали, товарищ Мерецков, лично меня смутили, – наконец подал голос Сталин. – У начальника разведуправления генерала Голикова цифры другие...

   – Разрешите мне сказать несколько слов? – С места поднялся генерал Ватутин.

Сталин, однако, слова ему не дал и, взглянув на молча сидевшего наркома обороны маршала Тимошенко, предложил ему высказать своё мнение. Семён Константинович Мерецкова не поддержал.

   – Я не согласен с оценкой немецких вооружённых сил, считаю, что Кирилл Афанасьевич сгустил краски. Гитлер добился в Европе успехов лишь потому, что ему никто не оказал достойного сопротивления. Да, немецкая армия сильна, но Красная Армия не слабее её. Что же касается резкого увеличения выпуска боевой техники и оружия, особенно автоматического, для Красной Армии – это факт неоспоримый, и в этом начальник Генштаба прав.

   – Кто ещё хочет высказаться? – спросил Сталин. Желающих больше не нашлось. Вождь неторопливо прошёлся вдоль стола, за которым сидели военачальники, помолчал, о чём-то напряжённо размышляя, и заговорил вновь: – Товарищ Тимошенко попросил назначить начальником Генерального штаба товарища Жукова, освободив его от должности командующего войсками Киевского Особого военного округа. Давайте с этим согласимся!

Возражений, естественно, не последовало. «Доволен был и я, – отмечал Мерецков, вспоминая этот эпизод. – Пять месяцев тому назад И. В. Сталин при назначении моём на этот пост обещал заменить меня, когда найдёт подходящую кандидатуру. И вот он сдержал обещание. Я возвратился на должность заместителя наркома обороны и опять погрузился в вопросы боевой подготовки войск. Георгия Константиновича Жукова я считал одним из наиболее подготовленных наших военачальников для работы начальником Генерального штаба».

Мерецков и его первый заместитель Ватутин вернулись в Генштаб грустные. Николай Фёдорович глухо заметил:

   – Не нравится мне всё это...

   – Что именно?

   – Кадровые перемещения... – Ватутин наморщил лоб. – Я хотел тоже кое-что сказать о немецкой армии: как хорошо она вооружена, как подготовлена к боям, но вождь не дал мне слова.

   – Ему виднее, Николай Фёдорович. – Мерецков сел за стол и стал раскладывать рабочие папки.

   – Это пахнет шапкозакидательством, – возмутился Ватутин. – Иные военачальники, как Кулик, Голиков, полагают, что мы будем воевать на территории врага и малой кровью разгромим его «могучим ударом», как поётся и песне. Я так не считаю и готов заявить об этом даже вождю. Быть патриотом надо, спору нет, но, если ты в бою пойдёшь на фашистский танк с винтовкой, ты ничего не сделаешь, только себя погубишь.

   – Николай Фёдорович, что это тебя потянуло на крамольные речи? – усмехнулся Мерецков. – Считай, что этого ты мне не говорил. Лучше садись да помоги мне подготовить документы к сдаче генералу армии Жукову. Он вот-вот приедет из Киева.

   – А кому он передаёт свой округ?

   – Генерал-полковнику Кирпоносу. Михаил Петрович хорошо проявил себя на финской войне. Я высоко оценил его как военачальника, о чём и сказал вождю, когда он меня спросил.

Жуков прибыл в Москву вечером 31 января. В столице было холодно. С утра куражилась пурга, в бешенстве металась по улицам и дворам, а под вечер ветер утих и с неба посыпал снег. Прямо с аэродрома Георгий Константинович позвонил Мерецкову домой.

   – Кирилл, ты с утра будешь в Генштабе? Я хотел бы принять дела. Семён Константинович в курсе, я вчера ему звонил. А сейчас хочу определиться в гостинице.

Мерецков ответил, что утром он придёт в Генштаб, что у него все документы подготовлены, передача дел не задержится и волноваться ему, Жукову, не стоит.

   – Послушай, Георгий, приезжай сейчас ко мне домой, а? Посидим, выпьем по рюмашке, как бывало, ну?

   – Будем вспоминать, как рубали шашками белых в Гражданскую, – подсказал Георгий Константинович.

   – А как же, без этого никак нельзя, то была наша боевая юность, – весело отозвался Кирилл Афанасьевич.

   – Еду! – коротко бросил в трубку Жуков.

Жуков нравился Мерецкову своей простотой. Дело своё он знал так, как, быть может, никто другой из тех, с кем Мерецков прошёл нелёгкий боевой путь. Энергичный, напористый, он был в обращении прям, честен и правдив, а это было то, что Кирилл Афанасьевич ценил больше всего. О себе Жуков говорил, что человек он ершистый, но по делу, а в остальном такой же, как и все. Особенно близко Мерецков узнал Жукова в тридцатые годы, когда тот работал в инспекции кавалерии Красной Армии, заместителем у Семёна Будённого. Потом, когда Кирилл Афанасьевич был назначен начальником штаба Белорусского военного округа, Георгий Константинович командовал кавалерийской дивизией, позже он вывел её в передовые в округе. В 1935 году 4-я Донская кавдивизия была награждена орденом Ленина, и вручал дивизии этот орден маршал Будённый, возглавлявший тогда инспекцию кавалерии. Но Мерецков к этому времени уже проходил службу на Дальнем Востоке под началом командующего Василия Блюхера, будучи начальником штаба Особой Краснознаменной Дальневосточной армии.

Жуков вошёл в квартиру весёлый и сразу подошёл к Дуне.

   – Это вам, Дуняша! – звонко произнёс он и вручил ей букет красных роз. – Дарю вам на счастье!

   – Боже, какая прелесть! – воскликнула хозяйка, осторожно взяв букет. – На дворе двадцать градусов мороза, а тут такие розы! Где вы их взяли?

   – Секрет, Дуняша! – засмеялся Жуков. – Может, я достал их в Киеве, а может, в Москве. Главное, что я вас не забыл и рад, что букет вам понравился.

   – Я так люблю розы, и как раз красные, – улыбнулась хозяйка.

   – А Александра Диевна, моя боевая подруга, почитает хризантемы. – Жуков из-под густых бровей взглянул на Кирилла Афанасьевича. – Когда придёшь ко мне в гости, не забудь прихватить с собой букет хризантем!

   – Даже так? – Мерецков качнул головой. – Теперь я подумаю, надо ли идти к тебе в гости, – шутливо добавил он.

Пока они беседовали, сидя на диване, Дуня накрыла стол. Улыбаясь, она спросила гостя, что он будет есть: котлеты с жареной картошкой или пельмени.

   – И то и другое, Дуняша! – заразительно засмеялся Жуков.

Они сидели за столом и задушевно беседовали. Жукову казалось, что он был не в гостях, а у себя дома, – так приветливо встретили его в семье Мерецковых. Когда хозяйка ушла на кухню готовить очередное блюдо, Георгий Константинович начал рассказывать о том, как уговаривал его вождь принять новую должность.

   – Знаешь, Кирилл, когда Сталин предложил мне стать начальником Генштаба, я наотрез отказался. Почему? Я никогда не работал в штабах, всегда был в строю. А он своё гнёт: мол, вы моложе генерала армии Мерецкова, а штабная работа – дело наживное и если, мол; вникнуть в неё, то можно горы своротить. Я ответил, что горой Генштаб не считаю, это скорее неприступная для меня скала, и что одолеть её у меня силёнок не хватит. Тогда Сталин заявил, что так решило Политбюро ЦК партии. Ну, если так, то все возражения, как ты понимаешь, вождём не принимаются. Я поблагодарил его за доверие, но предупредил, что, если из меня хороший начальник Генштаба не получится, буду проситься обратно в строй. Вот как всё было, – подытожил Жуков.

   – У тебя, Георгий, всё получится, лишь бы характер не подвёл, – сказал Кирилл Афанасьевич.

   – В каком плане? – осведомился гость.

   – Ты порой очень горяч, и Сталин тоже такой, если схлестнётесь – быть беде!

   – Я этого не боюсь! – Жуков потянулся к коньяку. – Давай пропустим по рюмочке, пока нет Дуняши, не то ещё станет на тебя шуметь.

Из кухни вернулась хозяйка, она принесла бутерброды с ветчиной. Увидев свою рюмку пустой, спросила:

   – А мне, Кирюша? Хотя бы полрюмки...

Он налил ей.

   – Я хочу предложить тост, можно? – спросил Георгий Константинович. – Выпьем за то, чтобы новый, сорок первый год не принёс нам войну!

   – Твой тост, Георгий, нереальный, – возразил Мерецков. – Всё идёт к тому, что войне быть. Гитлер нападёт на нас.

Жуков, однако, не растерялся.

   – Тогда выпьем за нашу победу над фашистской Германией!

   – За победу можно, – согласился Кирилл Афанасьевич и тут же опорожнил рюмку.

Хлопнула дверь, и в комнату вошёл сын Мерецкова Владимир. Увидев за столом гостя, он произнёс «здрасте» и хотел было уйти к себе, но отец задержал его.

   – Володя, ты где был? В школе?

   – Да. К нам приходил на встречу Герой Советского Союза Михаил Васильевич Водопьянов. Он рассказал нам, как он и его товарищи спасали челюскинцев. Это было здорово!

Владимир очень походил на своего отца: высокий, с добродушным лицом, большим лбом и блестящими пытливыми глазами.

   – Скажи, Володя, кем ты желаешь стать? – спросил его Жуков. – Наверное, как и отец, военным?

Юноша не смутился, лишь слегка покраснел.

   – Ещё сам не знаю. Вот окончу десятый класс и тогда решу, куда мне податься. Я вот послушал Водопьянова, и в голове шевельнулась мыслишка: может, и мне пойти в лётчики?

   – Дерзкая мыслишка, но вполне реальная, – усмехнулся Жуков, с аппетитом уплетая бутерброд с ветчиной.

В разговор вмешалась мать, сказав, что хотела бы, чтобы сын сам решил, кем ему быть.

   – Вообще-то, Евдокия Петровна, самая почётная профессия – быть защитником Отечества! – философски заметил Жуков и грустно добавил: – Жаль, что у меня нет сына, будь он, непременно стал бы, как и я, военным! Сколько уже тебе лет, Володя?

   – Шестнадцать!

   – Извини, но я бы дал тебе совет идти в военное училище, – сказал Жуков. – Станешь лейтенантом, а потом, как и твой отец, генералом армии.

Кирилл Афанасьевич хохотнул в кулак:

   – Стать генералом армии всё равно что достать с неба звёздочку. Сумеешь это сделать?

   – Ты шутник, папа! – ответил Володя и серьёзно добавил: – А может, мне и впрямь выпадет твоя судьба?

Посмеялись, поспорили, и Жуков начал собираться.

   – Спасибо за добрый вечер, друзья! – сказал он, одеваясь. – Когда привезу свою семью, вы будете моими желанными гостями.

   – И я принесу Александре Диевне букет хризантем! – напомнил Мерецков.

   – Можно и розы, только белые! – отозвался Георгий Константинович. – В девять утра я буду у тебя в Генштабе, – напомнил он Кириллу Афанасьевичу. – Ещё раз спасибо за приятный вечер.

К ним подошла хозяйка, и Жуков на прощание поцеловал ей руку.

   – Вам особая благодарность за прекрасно приготовленные блюда!

Она улыбнулась.

   – Кланяйтесь своим домочадцам!..

Сын включил в своей комнате музыку. Дуня стала убирать со стола посуду и мыла её на кухне, пока Кирилл Афанасьевич читал свежую «Правду», лёжа на диване.

В это февральское утро Мерецков чувствовал себя легко и весело. Наконец-то он передал дела. Жуков стал начальником Генштаба, а Кирилл Афанасьевич перешёл в кабинет заместителя наркома обороны. В обед к нему по старой привычке заглянул генерал Ватутин.

   – Что у тебя, Николай Фёдорович?

   – Я едва не поссорился со своим новым начальником!

   – Наверное, пошерстил тебя Георгий Константинович?

   – Круто он берёт, Кирилл Афанасьевич. – Ватутин сел на стул. – Мы с вами успели создать девять механизированных корпусов, а Жуков предлагает наркому сформировать двадцать мехкорпусов! Ведь для них надо не менее тридцати тысяч танков! А где их взять? У нас же нет такого количества танков, и сделать их быстро наша промышленность не в состоянии. Жуков негодует, а Тимошенко советует ему «не рвать себе нервы», убедить же его в том, что пока у нас нет возможности создать столько мехкорпусов, не может или, скорее, не хочет.

Мерецков согласился с тем, что танков пока в Красной Армии негусто, хотя их производство возросло в три раза по сравнению с тридцать девятым годом. Но Сталин наверняка наверстает упущенное. К тому же и сам Жуков напорист, энергичен и своего добьётся.

   – Не хочешь ли ты уйти из Генштаба? – Мерецков смотрел на Ватутина в упор и ждал, что тот скажет.

   – Пока не собираюсь, а что, у вас есть для меня подходящая должность? – насторожился Ватутин. Он даже напрягся, а взгляд карих глаз стал пристальным.

   – Ты же первый заместитель начальника Генштаба, куда тебе ещё идти? – удивлённо вскинул брови Мерецков. – И работаешь ты у Жукова, а у него есть чему поучиться. Так что, Николай Фёдорович, сиди в Генштабе. Лучше скажи, зачем ты ко мне пришёл?

Оказывается, Жуков поручил Ватутину подготовить подробный доклад наркому о состоянии железных дорог всех приграничных военных округов.

   – И что я выяснил? – спросил Ватутин и сам же ответил: – Массовую выгрузку войск они нам не обеспечат. Что касается немецких железных дорог, идущих по границе Литвы, то они пропускают более двухсот поездов в сутки, а наши литовские дороги к границам Восточной Пруссии лишь восемьдесят четыре.

   – К сожалению, это так, Николай Фёдорович, – согласился Кирилл Афанасьевич. – Я уже говорил об этом Сталину, тот – Кагановичу, кое-что улучшилось, но кардинального улучшения в этом деле пока нет. Так и доложи Жукову. Если понадобится, пусть мне позвонит, я объясню ему. Ну а если ты всё же решишь подготовить наркому справку по железным дорогам, то она должна быть короткой и ёмкой, без «ах» и «ох» и всяких других эмоций, как это умеет делать генерал Василевский. У него на этот счёт талант, даже вождь, весьма строгий к докладам и разного рода справкам, хвалил Александра Михайловича.

   – Хорошо, Кирилл Афанасьевич, я постараюсь сделать так, как вы говорите, – сказал Ватутин. – Потом вы посмотрите справку? Всё же она пойдёт к наркому...

   – Нет вопросов, приходи, рад тебе помочь...

«Зря Мерецков ушёл с поста начальника Генштаба, – уже в который раз подумал Ватутин. – Умён, что и говорить, и работалось мне с ним легко и с желанием. А с Жуковым у меня что-то не ладится...»

Вскоре после того, как Мерецков сдал дела Жукову, его неожиданно вызвал в Кремль Сталин. Когда Кирилл Афанасьевич вошёл в кабинет вождя, тот о чём-то оживлённо беседовал с Молотовым, но, увидев Мерецкова, сердито спросил:

   – Что же вы, став снова заместителем наркома обороны, перестали докладывать мне текущие дела по военным вопросам?

   – Наверное, скромничает герой сражения с белофиннами, – улыбнулся Вячеслав Михайлович.

Мерецков, ничуть не смущаясь, заявил, что сам он и раньше не ездил в Кремль, а бывал там, когда его вызывали.

   – А почему не принесли мне план создания механизированных корпусов?

Мерецков объяснил, что проект плана с его поправками он подготовил, собрался было доложить его вождю, но Жуков сказал, что сам это сделает.

   – Пока он мне его не принёс, – хмуро вымолвил Сталин. – Но насчёт мехкорпусов я с ним беседовал. Он хочет иметь их вдвое больше, чем намечено. Я в тупике и не знаю, как быть.

   – Мою точку зрения, вы, товарищ Сталин, знаете, – сдержанно заявил Мерецков. – Я от неё не отступился. Сейчас у нас новых танков крайне недостаточно. Из чего же создавать корпуса? К лету этого года планируемые мехкорпуса не будут готовы, а к сорок второму году они, пожалуй, появятся, хотя само по себе предложение Жукова заманчиво.

   – По-вашему, когда мы сможем вдвое увеличить число мехкорпусов? – спросил вождь.

   – К сорок третьему году, не раньше, и то если танковая промышленность не сдаст своих позиций в их производстве.

Сталин откашлялся.

   – Вячеслав Михайлович уверяет меня, что пребывать вне войны до сорок третьего года мы не сумеем, и я разделяю его мнение. Нас втянут поневоле. Но, возможно, до сорок второго года этого не случится. А порядок формирования и ввода в строй механизированных корпусов мы будем ещё обсуждать. На что сейчас хочу обратить ваше внимание, – продолжал Сталин, – обучение войск! Политбюро считает, что Наркомат обороны мы усилили, возвратив вас туда, и мы ждём от вас, Кирилл Афанасьевич, активной деятельности. Чем вы намерены заняться?

Мерецков сказал, что совершит ряд поездок по военным округам, чтобы посмотреть, как и чему там обучают войска.

   – Разумное решение, – одобрительно произнёс вождь. – Только будьте весьма строги к тем командирам и начальникам, кто плохо обучает войска. Принимайте меры на месте, у вас для этого есть все полномочия.

Мерецков понял, что приём окончен и он может идти. Он поднялся с места и, глядя на Сталина, сказал:

   – Я начну свою работу с Ленинградского военного округа.

   – У вас там есть крепкая поддержка – Жданов, так что действуйте!

Учения в Ленинградском военном округе, которым руководил генерал Попов, прошли успешно, и Мерецков остался ими доволен. Попова Кирилл Афанасьевич знал давно как вдумчивого военачальника, и хотя тот недавно принял округ, но успел сделать немало полезного.