Текст книги "Мерецков. Мерцающий луч славы"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 35 страниц)

   – У меня, товарищ маршал, завтра встреча с командующим Амурской флотилией контр-адмиралом Антоновым, – наконец сказал он. – Хочу попросить его, чтобы катера помогли моим бойцам форсировать реку. Многие из них не умеют плавать.

   – Вот-вот, Никанор Дмитриевич, обговори все вопросы с адмиралом, – посоветовал ему Мерецков. – Тогда и на душе у меня будет спокойно. Смею тебя уверить, что с военными моряками можно иметь дело, они весьма надёжные люди. В этом я убедился, ещё когда служил в Ленинграде и воевал там, а также когда вместе с Северным флотом проводил Петсамо-Киркенесскую операцию по разгрому немецких войск на Крайнем Севере. Кстати, и сам ты, Никанор Дмитриевич, прошёл сквозь огонь Секешфехерварского сражения у венгерского озера Балатон.

Генерал так взглянул на маршала, что, казалось, обиделся на него за напоминание про озеро Балатон, но заговорил мягко, предавшись воспоминаниям.

   – То были тяжёлые бои, и говорю вам об этом, как на духу, – вздохнул он. – В какой-то момент я даже подумал, что немцев нам не разбить. Но нет, мы собрали все силы и крепко ударили по гитлеровцам. И те дрогнули, а мы били и били по ним из орудий и миномётов. Меня там мина едва не угробила. Взорвалась метрах в десяти от блиндажа, двоих солдат убило, троих ранило, а с моей головы осколок сорвал фуражку и пучок волос.

   – Выходит, вам повезло! – усмехнулся Кирилл Афанасьевич.

   – Не судьба, значит, на венгерской земле мне погибнуть, – только и улыбнулся Захватаев.

Мерецков задумался: всё ли сделано, что намечал? Кажется, командармам и комдивам он сказал то, что его волновало. Правда, Кирилла Афанасьевича удивило, что у них не нашлось к нему вопросов. Ну что ж, и такое бывает. Маршал предоставил слово своему заместителю, начальнику инженерных войск фронта генералу Хренову. Кого-кого, а его Кирилл Афанасьевич уважал и ценил за всё то, что делал он для любой операции, прежде чем её начинали войска. В финскую кампанию генерал Хренов, будучи начальником инженерных войск Ленинградского военного округа и 7-й армии, руководил инженерной подготовкой и обеспечением прорыва линии Маннергейма. Был он на Южном фронте, в Одесском и Севастопольском оборонительных районах, и всё, что там создавал по укреплению рубежей, отвечало высоким требованиям любого военачальника. В 1942 году, когда был вновь создан Волховский фронт и Мерецков стал его командующим, к нему в штаб по его просьбе перевели генерала Хренова. С тех пор Кирилл Афанасьевич не расставался с ним. Он отвечал за инженерное обеспечение всех крупных наступательных операций Волховского и Карельского фронтов, а теперь и 1-го Дальневосточного.

   – Аркадий Фёдорович, командармы ждут, что вы им посоветуете, – проговорил маршал.

Хренов встал. Невысокого роста, худощавый, глаза доверчивые, живые, лицо открытое и волевое.

   – Вы, товарищ маршал, всё сказали военачальникам, и мне трудно что-либо добавить. – Генерал полистал свою записную книжку. – И всё же кое-что скажу. Самое трудное у нас – дороги. Их почти нет, а там, где будут проходить войска нашего фронта, тайга, болота, леса. Выручить могут лишь сильные передовые отряды. С их помощью можно быстро и надёжно соорудить дороги для прохождения войск и тяжёлой боевой техники. Поэтому недооценивать эти отряды нельзя. И ещё об одном, – продолжал Хренов. – Вы никогда не одолеете врага, если не будете знать его оборонительных рубежей. А они имеются, эти слабости. Как установила наша разведка, между узлами сопротивления, а также укрепрайонами есть промежутки, не заполненные фортификационными сооружениями. Значит, у врага оборона не сплошная, существуют в ней своего рода пустоты, вот и надо в этих местах рвать вражескую оборону. Пожалуй, у меня всё. – Генерал Хренов сел.

Мерецков взглянул на командующего артиллерией фронта генерала Дегтярёва:

   – А что вы нам скажете, Георгий Ермолович? Какая у нас артиллерийская плотность огня?

   – Высокая, товарищ маршал! – Дегтярёв встал. – В 5-й армии, например, она составляет до двухсот орудий и миномётов на один километр фронта. Неменьшая плотность и в других армиях. На днях к нам прибыл ещё один эшелон с новыми орудиями, их мы распределим по всем армиям. Тем, что будут наносить по врагу главный удар, мы, конечно же, дадим орудий больше.

Мерецков заметил, что во второй эшелон не нужно давать новые орудия, усиливать следует лишь первый эшелон, так как он берёт на себя главную нагрузку в сражениях...

В жаркий июльский день главком маршал Василевский прибыл в Приморскую группу войск (5 августа она была переименована в 1-й Дальневосточный фронт). Самолёт приземлился на опушке леса. День выдался сухим и душным, вовсю припекало солнце. Пахло мятой. Пока доехали на «виллисе» до штаба, Василевский вспотел. Маршал Мерецков, работавший с генералом Крутиковым, при виде главкома отдал ему рапорт.

   – Ну, как дела в войсках? – весело спросил Василевский, садясь на деревянную лавку. Он снял фуражку, положил её на край стола и вытер платком пот со лба.

   – Войска готовим к тяжёлым боям, товарищ главком, всё идёт строго по плану. – Мерецков улыбнулся. – Недавно я провёл совещание со всеми командармами, каждому объяснил поставленную задачу. А завтра я провожу командно-штабную игру с комдивами.

   – Что вас тревожит? – спросил Василевский.

   – Разведка доносит, что у японцев много команд смертников, – сказал Кирилл Афанасьевич. – Они получили приказ – бросаться под наши танки со связками гранат и шашками тола. Сами японцы называют смертников «живыми минами».

   – Фанатики эти самураи, – усмехнулся Василевский. – Что с них возьмёшь!

Мерецков заметил, что им подготовлен приказ, в котором обращается внимание на действия отрядов смертников, даются рекомендации проявлять высокую бдительность и уничтожать их до того, как они бросятся под наши танки.

   – Выявили, какие силы противостоят вашей Приморской группе? – спросил Василевский.

   – Выявили, – ответил Кирилл Афанасьевич, – и узнали, какой боевой техникой и оружием располагают японцы, сколько у них танков, орудий, где расположены их огневые точки, доты и дзоты, другие узлы укреплений...

   – Кирилл Афанасьевич, вы так и не назвали силы японцев, – прервал его главком.

   – Да?! – насмешливо воскликнул Мерецков. – Пожалуйста, я их перечислю. 3-я и 5-я армии Первого фронта Квантунской армии, командует фронтом генерал Кита Сэти. Это восточная часть Маньчжурии. 34-я армия Семнадцатого фронта – в Северной Корее. Протяжённость линии моего будущего фронта – до семисот километров. Здесь находится семь крупных укрепрайонов, и уничтожить их будет нелегко. Если погода позволит, наша авиация нанесёт по ним несколько бомбовых ударов, а окончательный разгром мы завершим артиллерийским и миномётным огнём.

Василевский подошёл к карте.

   – Какую задачу вы поставили Чугуевской оперативной группе? – спросил он.

   – Она совместно с Тихоокеанским флотом будет охранять морское побережье севернее Владивостока.

   – Значит, главный удар наносите силами двух армий – 1-й Краснознаменной и 5-й – в направлении на города Муданьцзян, Гирин, Чанчунь и частью сил на Харбин?

Мерецков подтвердил это, заметив, что с генералами Белобородовым и Крыловым он тщательно обсудил, как будут действовать их армии. Что же касается вспомогательных ударов, то их нанесёт 35-я армия генерала Захватаева из района Лесозаводена на город Мишань, а 25-я армия генерала Чистякова – на города Ванцин и Тумынь. Все армии будут действовать совместно с войсками Забайкальского и 2-го Дальневосточного фронтов. На этот счёт у него есть договорённость с маршалом Малиновским и генералом армии Пуркаевым.

   – А теперь, голубчик, приглашай сюда начальника штаба генерала Крутикова со всеми картами и схемами, и мы все ваши задумки отработаем на них, – распорядился Василевский.

   – Надо ли, Александр Михайлович? Я же не новичок в штабном деле! – с обидой промолвил Мерецков.

   – Надо, Кирилл Афанасьевич, – жёстко возразил главком. – Твоему фронту выпал сложный участок сражения, и я хочу ещё раз взвесить твои возможности и возможности противной стороны. Так что не обессудь. Ещё Виктор Гюго говорил, что высший суд – суд совести, вот и я привык всё делать на совесть. А что такое совесть? Тот же Гюго утверждал, что совесть – это компас среди неведомого, вот и будем познавать с тобой неведомое.

«По натуре человек простой, поговорить с ним приятно, но педант, если речь заходит о какой-либо операции», – невесело подумал о главкоме Мерецков.

Между тем Василевский уже работал со своей картой. Хоть и помял её, когда летел, но всё видно отчётливо. Вопросов главком не задавал, взял линейку и циркуль и начал что-то измерять. Мерецков с улыбкой кивнул Крутикову: мол, не надо ему мешать, – и встал из-за стола.

   – Товарищ главком, я отлучусь на минуту.

Пока Кирилл Афанасьевич звонил адмиралу Юмашеву, чтобы договориться о встрече, Василевский закончил работу с картой и теперь курил трубку. Вернувшемуся Мерецкову он задал лишь один вопрос, выпил холодного кваса и стал собираться в дорогу.

   – Куда вы теперь? – спросил Кирилл Афанасьевич.

   – Поеду к Малиновскому. У Родиона Яковлевича есть проблемы...

Скрипнула дверь. Мерецков обернулся, брови у него приподнялись. У двери застыл генерал Крутиков.

   – Алексей Николаевич, ты как раз мне и нужен. – Маршал взял со стола листок и отдал ему. – Это приказ командармам о наступлении. Сейчас у нас конец июля, а в начале августа надо начать сосредоточение войск, так что до военных действий остаются считанные дни.

Крутиков взял приказ комфронтом, но не уходил.

   – Что-то случилось? – Глаза маршала посуровели.

   – В подразделении охраны штаба ЧП, – глухо выдавил из себя генерал. – Сержант с двумя бойцами ходил на рыбалку, и один боец утонул в реке.

   – Да вы что? Бои ещё не начались, а у нас появились потери? – Маршал порывисто встал. – Есть приказ – никого из расположения части на время проведения операции не отпускать! А тут вдруг рыбалка! Узнайте, кто разрешил эту самую рыбалку, и строго накажите!

   – Рыбалку я разрешил, товарищ маршал, – неожиданно сказал Крутиков. – Ребята всю ночь несли службу, попросились отдохнуть на речке, ну, и порыбачить...

   – Вы?! – прервал Мерецков. – Вот уж не ожидал от вас такого подарочка! Спасибо, Алексей Николаевич, удружили. Как это произошло?

   – По-глупому всё вышло, – вздохнул Крутиков. – Все трое находились в лодке. У бойца ветер сорвал с головы фуражку, и она оказалась в воде. Он нагнулся, чтобы взять её, а лодка черпнула воды и перевернулась. Молодой сапёр не умел плавать и захлебнулся. Пока его вытаскивали на берег, он умер.

   – Как же боец попал в сапёры, если не умел плавать? – удивился маршал. – Сапёры ведь наводят понтоны, работают на воде... Странно, однако. – Он взглянул на Крутикова. – Ладно, мы к этому ЧП ещё вернёмся, а сейчас поспешите передать командармам мой приказ...

В ночь на 8 августа Мерецков поехал на КП генерала Белобородова. Командарм доложил, что 1-я Краснознаменная армия готова к наступлению и ждёт приказа.

   – Скорее бы уж начать, – вздохнул генерал Белобородов и улыбнулся, но его улыбка получилась натянутой. Помолчали. – У меня в штабе есть историк, раньше он преподавал в школе, а теперь капитан, – заговорил командарм. – Вчера я с ним едва не повздорил. Он уверяет, что не все немцы фашисты, среди них есть немало рабочих от станка, и они не разделяют агрессивной политики Гитлера. Да и вообще, сказал он, мы наладили связи с Германией, когда ещё было древнерусское государство. И знаете, что он мне заявил?

   – Что же? – Черты лица Мерецкова смягчились, суровости на нём как не бывало.

   – Говорит, в одиннадцатом веке дочь Ярослава Мудрого Анна стала королевой Франции и после смерти короля Генриха Первого из-за малолетства своего сына, наследника французского престола, управляла страной. А внучка Ярослава Мудрого была германской императрицей и решала сложные вопросы европейской политики.

   – И что тебя смущает?

   – То, что Гитлер плюнул на все наши добрые связи и пошёл на Россию войной.

   – На Украине говорят, голова без ума что фонарь без свечки! Таков и Гитлер, – усмехнулся Мерецков. – Надо быть глупцом, чтобы пойти на нас войной. До него это уже делал Наполеон. И что же? Он потерял на полях России всю свою армию и еле живой с горсткой разбитых войск добрался до Франции. Гитлеру тоже захотелось русских земель и русской нефти, но вместо этого попал на тот свет...

Его прервал телефонный звонок. Командарм снял трубку.

Звонил Василевский. Он сообщил, что утром должен получить из Генштаба важный документ, а какой – неизвестно.

Важным документом оказалось заявление советского правительства об объявлении войны Японии. Утром его передали по всесоюзному радио, а вскоре Мерецкову вручили текст штабные радисты, принявшие его. Ознакомившись с документом, маршал Мерецков произнёс:

   – Завтра начнём наступление!

   – Наконец-то! – обрадовался генерал Белобородов. – Я даже похудел от напряжения, – улыбнулся он.

Раннее, подернутое серой дымкой утро 8 августа. 11 войсковых армий ещё вчера заняли исходные позиции. 26 тысяч орудий и миномётов готовы были по первому сигналу открыть губительный огонь по врагу. Около 5500 танков и самоходных орудий тоже ждали сигнала, 4000 самолётов сосредоточились на ближних и дальних аэродромах...

Мерецков стоял на КП собранный и задумчивый. А командарм 5-й Белобородов заметно волновался, скулы у него напряглись, покраснели.

   – Плохо дело, Кирилл Афанасьевич, – сказал он. – Со стороны Тихого океана плывут свинцовые тучи, поднялся ветер. А вдруг грянет дождь?

Так оно и случилось. Едва ночь окутала землю, как иссиня-чёрное небо рассекла молния. Загремели раскаты грома, и вскоре хлынул тропический ливень. А в час ночи по дальневосточному времени должно было начаться наступление. Но дождь не утихал, становился сильнее. Мерецков не на шутку встревожился: что делать? Его расчёт был на то, чтобы повторить здесь опыт Берлинской операции – атаковать врага глухой ночью при свете слепящих его прожекторов. «Это было, Кирилл, какое-то чудо! – рассказывал Мерецкову маршал Жуков, когда в Москве они готовились к параду Победы. – По моему сигналу вспыхнули сто сорок прожекторов, расположенных через каждые двести метров. Более ста миллиардов свечей ослепили противника и все его укрепления. На поле боя светло, как днём, и сотни наших танков ринулись в атаку, а за ними пошла матушка-пехота. Это была потрясающая картина, я не мог оторвать от неё глаз...»

Тогда-то у Кирилла Афанасьевича и созрела мысль сделать на фронте то же самое, что сделал маршал Жуков при штурме Берлина. И вдруг этот ливень.

   – Придётся наступать без артподготовки, – обронил Мерецков, глядя на командарма.

   – У меня такого ещё не было, – признался Белобородов. – Надо бы ещё подождать...

   – Может, и вправду подождать, авось поутихнет? – предложил начальник артиллерии фронта генерал Дегтярёв.

Мерецков заколебался. А войска на исходных рубежах ждут сигнала... Маршал наконец кивнул:

   – Будем наступать!..

«Советские воины бросились вперёд без артподготовки, – рассказывал Мерецков. – Передовые отряды оседлали узлы дорог, ворвались в населённые пункты, навели панику в обороне врага. Внезапность сыграла свою роль. Ливень позволил советским бойцам в кромешной тьме ворваться в укреплённые районы и застать противника врасплох». Наступательный порыв наших войск был неудержимым. К утру передовые отряды продвинулись вглубь вражеской территории на несколько километров. В 8 часов 30 минут перешли в наступление главные силы фронта – в первый день 5-я армия прорвала укрепрайон и продвинулась на 25 километров. Это обрадовало Мерецкова, и он поспешил выйти на связь с генералом Крыловым.

   – Как обстановка, Николай Иванович?

Крылов ответил, что всё идёт без задержки. Беда в другом: самураи под сильным огнём не бегут, сражаются до последнего.

   – Коль так, мы их бьём и не щадим! – громко раздавалось в телефонной трубке. – Иногда выхода у нас, товарищ Второй, нет!

Мерецков отключил связь и с удовлетворением отметил, что у командарма Крылова дело спорится, а вот 1-я Краснознаменная пока о себе не даёт знать. Когда сказал об этом генералу Крутикову, тот ответил, что по тайге, бездорожью краснознамёнцы уже преодолели до шести километров. А на четвёртый день сражения 26-й стрелковый корпус этой армии завязал бои на подступах к городу Муданьцзян. Передовой отряд корпуса прошёл по глухой тайге сорок километров и ворвался в город Мулин.

Но не всё шло гладко. Первый тревожный доклад поступил на КП фронта – в бою за город Лунин тяжело ранило командира 72-й танковой бригады полковника Обруча. Мерецков в раздумье заметил:

   – Как же он умудрился попасть под пулю? На западе Обруч сражался храбро, а тут вдруг осечка. – Комфронтом взглянул на Крутикова. – Кто опекает бригаду танкистов? Начальник штаба бронетанковых и механизированных войск фронта генерал Савченко?

   – Он самый, – подтвердил Крутиков. – Вы при мне отправляли его туда с оперативной группой.

«Чёрт побери, там же находится и мой Владимир!» – едва не сорвалось с уст Кирилла Афанасьевича.

   – Алексей Николаевич, кто принял бригаду танкистов, когда ранило Обруча? Ей командарм Чистяков поставил задачу сломить оборону японцев и захватить город Ванцин!

   – Связаться с генералом Савченко мне пока не удалось, – отозвался генерал Крутиков. – Но я всё же попытаюсь...

Крутиков догадался, отчего встревожился маршал, но умолчал об этом, чтобы лишний раз не волновать комфронтом. А Кирилл Афанасьевич задумчиво стоял у окна. Память воскресила приезд на фронт из Москвы группы слушателей Военной академии, среди них был и его сын. Вошёл он в кабинет и с порога гаркнул:

   – Привет, батя!

Мерецков обернулся.

   – Ты? – удивился он. Встал из-за стола, подошёл к Владимиру. – Ну, здравствуй, сынок! – Обнял его и расцеловал. – Всё же приехал... Хотя бы позвонил, предупредил: так, мол, и так. Садись. Как там мама?

   – Всё хорошо, просила меня узнать, может ли к тебе приехать.

   – Куда ей ехать, сынок? – пожал плечами Кирилл Афанасьевич. – Скоро тут такая каша заварится, что у меня не станет ни минуты свободной. Буду всё время на фронте. А маме нужно внимание, забота. Кстати, сколько тебе осталось учиться?

   – Ещё один курс – и диплом в моих руках! – улыбнулся Владимир. Он встал. – Пойду, мне с ребятами надо в штаб. Нас же ещё не распределили по войскам.

   – Разрешите, товарищ командующий? – В кабинет вошёл Савченко, высокий темноволосый генерал с гладко выбритым лицом. – Я хочу кое-что уточнить... – Увидев майора Мерецкова, он удивился: – Вы тоже прибыли на фронт?

Владимир вскинул брови.

   – Нас, группу фронтовиков, отобрали в Военной академии – в поезд и на Дальний Восток! – улыбнулся он. – Я доволен. Заодно и отца повидал.

   – Назначение получили?

   – Пока нет.

   – Я беру вас в свою оперативную группу начальником штаба. У вас есть некоторый опыт штабной работы, да и воевали вы на Карельском фронте во время прорыва блокады Ленинграда неплохо. – Генерал взглянул на маршала. – Вы не возражаете, товарищ комфронтом?

Тот развёл руками, слегка усмехнувшись.

   – Вы командуете оперативной группой, вам и людей подбирать. Могу ещё сказать, что вашей группе поставлена серьёзная задача, и хорошо подумайте, как её выполнить. Ну а желает ли идти в вашу группу майор Мерецков, дело его.

   – Тогда я согласен! – Владимир посмотрел на генерала. – Где ваша опергруппа?

   – Подождите меня у дежурного по штабу, я сейчас...

Майор вышел, а генерал остался в кабинете.

   – Быстро вы, однако, заполучили моего сына в свою опергруппу. – Кирилл Афанасьевич испытывал лёгкое раздражение от мысли, что Владимиру нелегко будет на фронте. Здесь намного труднее, чем в Карелии. Как бы с ним чего не случилось...

   – Владимир отчаянно и порой рискованно бросал свой танк на врага, как было, например, у станции Мга, когда КП окружили немецкие десантники и он спас и вас и маршала Ворошилова... А таких парней я уважаю...

   – Что хочешь у меня выяснить? – прервал его Мерецков. – Говори.

   – Вы распорядились, чтобы моя опергруппа действовала в контакте с 72-й танковой бригадой на главном направлении. Это остаётся в силе? – спросил Савченко.

   – Остаётся, можете хоть сейчас отправляться на рубеж. Если что – там рядом будет командарм Чистяков. – Голос маршала прозвучал, как туго натянутая струна.

«Гордый, даже и словом не обмолвился о своём сыне, а мог бы попросить, чтобы присмотрел за ним», – усмехнулся в душе генерал, покидая кабинет комфронтом.