Текст книги "Мерецков. Мерцающий луч славы"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 35 страниц)

Сталин размышлял: «Так в чём же состоит преступление Мерецкова?»

Неожиданно из Ленинграда позвонил Жданов. Голос у него был гулкий, какой-то чужой, в нём чувствовалось огорчение. Группа армий «Север», возглавляемая генерал-фельдмаршалом фон Леебом[15]15
  Лееб Вильгельм Йозеф Франц фон (1876-1956) – генерал– фельдмаршал немецко-фашистской армии. При нападении на СССР командовал группой армий «Север». После провала немецко-фашистского наступления на Ленинград снят с должности и уволен в отставку (1942). В ноябре 1948 г. как военный преступник осуждён американским военным трибуналом, освобождён досрочно.


[Закрыть], захватив Шлиссельбург, блокировала Ленинград с суши по реке Неве до Колпина и далее до Ям-Ижоры, Ладоги. Наша Приморская оперативная группа отступила и закрепилась на линии Петергоф – Усть-Рудицы – Морское побережье.

   – У нас, Иосиф Виссарионович, дела плохи, – слышался в трубке усталый голос Жданова. – На Карельском перешейке стоят финские войска и ждут момента, чтобы с севера броситься на Ленинград. Главная опасность нам грозит со стороны Урицка...

   – А что делает командующий фронтом Ворошилов? – прервал его вождь.

   – Делает вроде то, что надо, а результата нет. У меня душа болит за Ленинград.

   – У меня тоже, Андрей. – Сталин помолчал. – Я подумаю, чем тебе помочь. Возможно, пришлю вам нужного генерала...

Связь неожиданно прервалась, и Сталин положил трубку. Взгляд его упал на «дело» Мерецкова. Верхняя строчка «признаний» генерала армии заплясала у вождя перед глазами: «Я всё делал, чтобы Красная Армия не скоро получила автоматическое оружие...»

   – Что за глупость? – вслух произнёс Сталин. – Зачем он на себя наговаривает? Он сам жаловался мне, что автоматов у немцев вдесятеро больше, чем у нас.

Сталин закрыл папку, затем поднял трубку прямого телефона. Ему ответил Берия.

   – Зайди ко мне, Лаврентий...

Берия вошёл в кабинет, сел в кресло и начал листать свой блокнот. Сталин говорил по телефону с генералом Ватутиным, уточняя обстановку на Западном фронте, который после ареста генерала Павлова возглавил нарком обороны маршал Тимошенко, а его заместителем стал генерал Ерёменко. Наконец вождь положил трубку и, глядя на Берию, жёстко произнёс:

   – Дело Мерецкова – сущая липа! – Он взял со стола папиросу, закурил и добавил: – Мерецкова из-под ареста освободить, вернуть ему форму генерала армии, Звезду Героя Советского Союза и всё остальное, что было изъято во время ареста. Завтра в десять часов утра он должен быть в моём кабинете при всех своих регалиях!

   – Слушаюсь, Коба! – Берия вскочил с кресла.

Сталин так посмотрел на него, что у Лаврентия Павловича защемило сердце.

   – Не Коба я, а товарищ Сталин! И чтобы этого слова я от тебя больше не слышал, иначе... – Он замялся, сжал горящий окурок пальцами и бросил его в пепельницу. – Сам знаешь, что потом может быть. Сегодня ты комиссар государственной безопасности, а завтра можешь им не быть. Вождь заметил, как по лицу Берии мелькнула улыбка. Что смеёшься? Кто спас тебя от ареста в тридцать восьмом? Ежов хотел набросить тебе петлю на шею, а я тебя защитил.

   – Я этого не забыл... – обронил Берия.

   – Что, совесть заговорила? Ну-ну, – Сталин усмехнулся и уже мягче продолжал: – Генералы Жуков и Василевский говорили мне, что на Лубянке сидят ещё несколько военных. Перепиши всех и завтра к девяти вечера принеси мне список. Идёт кровавая война, и нам крайне нужны опытные командиры.

   – Слушаюсь, товарищ Сталин, – отрапортовал Берия, и, хотя он бодрился, на душе у него было муторно.

2

С тех пор, как арестовали мужа, Дуня не знала покоя. Хорошо ещё, что рядом был семнадцатилетний сын, он разделял её печаль. Но однажды, когда сын ушёл в школу, она начала перебирать старые фотокарточки, где была заснята с мужем, и ей стало очень больно от мысли, что её Кирилл страдает невинно. Дуня не сдержала слёз.

«Поплачь, голубка, и тебе станет легче», – сказала она себе.

Но легче ей не стало. А под вечер, когда из школы вернулся сын, он подлил масла в огонь, заявив, что отнёс военкому заявление с просьбой призвать его на военную службу.

   – Хороший полковник, мне он понравился, – выразил свои чувства Володя, побывавший на приёме у военного комиссара. – Обещал послать меня учиться на танкиста.

   – Что ты задумал, сынок? – встревожилась мать. – А как же я, с кем останусь?

Володя увидел, как у матери под глазом забилась тонкая жилка и вся она как-то вдруг сникла, лицо пошло белыми пятнами. И голос у неё изменился, начал дрожат!.. Ему стало жаль её, но отказаться он не мог.

   – Ты же сама говорила, что в Москве формируется народное ополчение, ребята, чуть постарше меня, целыми классами уходят защищать столицу, – сказал он, волнуясь не меньше матери. – Почему же я должен отсиживаться дома? Вряд ли тебе самой это понравится.

   – Я тебя понимаю, сынок. – Дуня подошла к нему и, присев рядом на диван, ласково взглянула ему в лицо. – Давай ещё подождём немного. Пока не всё ясно с арестом отца: то ли это какая-то ошибка, то ли вправду он в чём-то провинился. Военная служба не сахар, может, где и лопнула нужная струна, а с него спрос. Как бы его не оклеветали – вот чего я боюсь. Может, потому и не дают мне свидания с ним?

   – Идёт следствие, мама, и свидание с ним не положено, такой у чекистов порядок. Но я согласен с тобой: давай ещё неделю подождём.

Дуня ушла на кухню и стала готовить ужин, а Володя ушёл к себе в комнату и сел за уроки. Он был всё ещё под впечатлением своего визита в военкомат. Седой полковник с угрюмым лицом прочёл его заявление, отложил в сторону и сказал насмешливо-весёлым голосом:

   – Если желаешь идти служить в Красную Армию, я тебе помогу, хотя дело это трудное. По возрасту ты не подходишь... Конечно, на фронт я тебя не пошлю, – продолжал военком. – Надо прежде научиться бить врага. – Полковник открыл папку и нашёл в ней какую-то бумагу. – У меня есть возможность послать тебя учиться в Бронетанковую академию. Есть там своего рода подготовительный класс... Желаешь? Так сказать, «броня крепка, и танки наши быстры...»

   – «И наши люди мужества полны», – подхватил Владимир, улыбнувшись.

   – Вот-вот, и у тебя, должно быть, есть это самое мужество, но его нужно в себе пробудить, – философски заметил военком. Он встал и заходил по кабинету. – Я сам обожаю танки. Сидишь в бронированной машине, водитель жмёт, как говорится, на все педали, а ты бьёшь из пушки или пулемёта по врагу. И сразу видно, кто ты такой и на какое ремесло пригоден. А наше военное ремесло, Володя, очень тяжёлое, зато оно самой что ни на есть высокой пробы и ценится нашим народом. Погоди, ведь у тебя отец военный с юношеских лет, неужто не рассказывал?

   – Бывало, и рассказывал, – замялся Володя. Он боялся, что полковник вдруг спросит, где отец и почему он не пришёл с ним. Но тот снова заговорил о том, как ему по душе танк.

   – Конечно, в бою пуля и тебя может укусить, но в танке такое случается редко, а вот в открытом поле настичь тебя может скорее. Ну как, пойдёшь в танкисты?

   – Согласен! – выдохнул Владимир. – Но я бы хотел ещё поговорить с мамой.

«А вот мама-то и не одобрила пока мой выбор», – взгрустнул Владимир, решая задачу по математике. – Ничего, батя меня поддержит, потому как сам военный...»

Дуня же, готовя ужин, всё гадала, когда, наконец ей разрешат навестить мужа. Вчера она ходила на Лубянку. Дежурный капитан сразу же принял её, едва она вошла к нему в небольшую комнату.

   – Вы кто? – спросил он. В окно светили лучи солнца, и он прищурил глаза.

   – Я жена генерала армии Мерецкова, мой муж находится в камере уже почти три месяца, и я ещё ни разу не имела с ним встречи. Может быть, сегодня мне разрешат навестить его? Я вас очень прошу...

   – У меня, Евдокия Петровна, нет на этот счёт полномочий, но я доложу своему начальству вашу просьбу.

Она вскинула на него печальные глаза.

   – Откуда вы знаете, как меня зовут?

Капитан, однако, ничуть не смутился, наоборот, в его чёрных глазах вспыхнули весёлые искорки. Он сказал, что однажды был в камере у её мужа и тот спросил, не при ходила ли на Лубянку его жена, и назвал её имя.

   – Ах вот как, извините, – смутилась Дуня.

Пока он звонил, она вышла из комнаты.

Через несколько минут дежурный пригласил её и сообщил, что в настоящее время её мужа осматривает врач, поэтому свидание не состоится.

   – Приходите завтра к десяти утра, – предложил капитан.

   – Спасибо вам, – промолвила Дуня, однако не уходила. – Скажите, он болен?

   – Нога у него чуть опухла. – Капитан участливо посмотрел на неё. – Он что, ваш Мерецков, был когда-то ранен в ногу?

   – Ещё в Гражданскую войну в боях под Казанью белоказак выстрелил в него в упор. Тогда могла быть гангрена, но врачи спасли его...

Домой Дуня вернулась чуть повеселевшая. Наконец-то завтра она увидит Кирилла. Когда сказала об этом сыну, тот тоже повеселел.

   – Я очень волнуюсь, мама, – признался он. – А вдруг отца там били?

   – Да ты что, сынок? – удивилась Дуня. – За что его бить-то? Он ведь не только генерал армии, но ещё и Герой Советского Союза! Нет, твой батя человек заслуженный...

Сталин выполнил обещание, данное Жданову. Генерал армии Жуков улетел в Ленинград принимать фронт у старейшины Наркомата обороны и верного друга вождя маршала Ворошилова. Направляя Георгия Константиновича в Ленинград, Сталин написал Клименту Ефремовичу записку: «Передай командование фронтом Жукову, а сам немедленно вылетай в Москву».

«Клим наверняка обидится, – подумал Сталин. – Ну и пусть! А если взбунтуется – получит от ЦК партии такой удар, от которого не скоро оправится. Да и оправится ли? Надо воевать по-современному, а он всё ещё видит себя на рысаке с шашкой в руке».

Он вызвал генерала Поскрёбышева.

   – От товарища Жукова нет сообщений?

   – Есть депеша о том, что он вступил в командование Ленинградским фронтом. Только что поступила телеграмма, я собирался доложить вам...

Но вождь уже не слушал его. Он в душе надеялся, что, если Жуков в Ленинграде, ситуация там должна измениться в нашу пользу.

«А куда мне послать Мерецкова? – вдруг подумал Сталин, ощущая лёгкие толчки сердца. – Да, подвёл меня Лаврентий. Есть у него хватка, нюх на людей, он очень помогает мне разделаться с теми, кто не понимает, как важно было укрепить вооружённые силы на случай нападения агрессора. Мы очистили нашу Красную Армию от врагов, от тех, кому были по душе идеи иуды Троцкого, очень хорошо оздоровили нашу армию и военный флот. Но допустили и серьёзные ошибки... Хотя, конечно, когда лес рубят, щепки летят, а тут полетело целое бревно – Мерецков. Вина тут в первую очередь не моя – Берии. – Сталин подошёл к столу, взял трубку, набил её табаком и закурил. – А Мерецкова мне, видимо, надо послать тоже под Ленинград. Это его давнее гнёздышко, где он чувствует себя как рыба в воде...»

Дверь неожиданно распахнулась, и в кабинет вошёл маршал Ворошилов – похудевший, с одутловатым лицом и набрякшими веками, которые слегка подёргивались. Сталин даже подумал, не заболел ли он.

   – Прибыл к тебе, Иосиф, как и было приказано. – Ворошилов подошёл к столу.

   – Садись. Дома был?

   – Нет, я прямиком к тебе с аэродрома. Спасибо, что нашёл мне замену. Устал я чертовски, фронт тяжёлый, да и годы уже не те.

   – И война не та, а то, что мы с тобой проходили, не идёт ни в какое сравнение, – заговорил вождь. Он хотя и поздоровался, но руку своему соратнику не подал. – Как думаешь, Жуков справится?

   – Справится! – обнадёжил Ворошилов. – Человек он боевой, энергичный, ему такая фронтовая заваруха по характеру. Да и немцы перестали напирать, как это они делали раньше. Поверь, Иосиф, я даже сам однажды ходил в атаку. Такая злость поднялась во мне, что готов был этих паршивых фрицев грызть зубами!

   – Зубы сломаешь, для этого нам нужны танки, – усмехнулся Сталин. – Вот ты, Клим, упомянул про свою атаку. Но к чему тебе идти в бой? Ты командующий фронтом, твоё дело руководить сражением, обеспечить войска всем необходимым оружием. Атака – удел бойцов и команд» ров, но не командующего фронтом.

   – Чем прикажешь теперь мне заняться? – спросил Ворошилов.

   – Завтра полетишь в 54-ю армию, которой командует маршал Кулик, твой соратник ещё по Гражданской войне. Поможешь ему наладить оборону. – Далее Сталин пояснил, что эта армия была сформирована на базе 44-го стрелкового корпуса с непосредственным подчинением Ставке Верховного Главнокомандования. Генштаб быстро перебросил её на северо-западное направление, армия заняла оборону по правому берегу Волхова.

Слушая, вождя, Ворошилов давно хотел спросить его, чем закончилось «дело» Мерецкова, но всё не решался: а вдруг вождь обидится? Он хорошо изучил характер и натуру Сталина – тот был непредсказуем и мог взорваться в любую минуту.

И всё же, когда они пили чай, Климент Ефремович расслабился, и как-то сам по себе с его уст сорвался вопрос:

   – А что с Мерецковым, где он?

   – Завтра утром в десять часов он будет в моём кабинете, так что приходи пожать ему руку, – усмехнулся Сталин.

   – Значит, Кирилл Афанасьевич чист?

   – Как и ты, Клим. – Сталин помолчал. – Скажи, почему ты не возмутился, когда чекисты просили санкцию на его арест?

   – Я никогда тебе не возражал, Иосиф, если арест делался с твоего ведома, – заявил маршал. – Не знаю, хорошо это или плохо, но я так поступал и не жалею.

   – Многих военачальников арестовал Ежов, а затем и Берия, а ты по-прежнему молчал? – Сталин пристально смотрел в лицо Ворошилову. – Ты же был наркомом обороны и так легко давал своё согласие на аресты своих военачальников. Этого я никак понять не могу. Будённый горой стоял за генералов – руководителей конных заводов, не раз просил меня вмешаться в дело того или иного генерала. А ты – молчок!

   – Чего ты от меня хочешь, Иосиф? – с обидой в голосе спросил Климент Ефремович. – Почему я должен был возражать против ареста военачальника, если тот же Ежов показывал мне документы о его вредительской деятельности?

   – Некоторые «дела» потом оказались состряпанными тем же Ежовым и его подручными, а ты ему верил! – бросил упрёк вождь. – А людей-то уже нет, их расстреляли...

   – А кто оклеветал Мерецкова? – загорячился Ворошилов. – Берия! Ты же ему поверил, Иосиф?

   – Нет! – почти крикнул Сталин. – Я прочёл запись допроса и всё сразу понял... А ты, Клим, хотя бы одно «дело» своего военачальника прочитал? Ты даже не листал его! – Сталин разгорячился, зашёл в комнату отдыха и выпил стакан боржоми. Предложил Ворошилову, но тот отказался.

В кабинет вошёл Поскрёбышев.

   – К вам нарком танковой промышленности Малышев.

   – Пусть войдёт!

Малышев тут же шагнул в кабинет. Сталин пошёл ему навстречу, тепло пожал руку.

   – Что у вас нового, Вячеслав Александрович? – спросил он.

Малышев в знак приветствия кивнул Ворошилову, затем сказал, что штаты нового наркомата он заполнил опытными людьми, и положение с производством танков улучшится. На Сталинградском тракторном заводе начался серийный выпуск танков Т-34.

   – А сейчас мы готовимся делать эти танки на заводе «Красное Сормово», – подчеркнул Малышев.

Воспользовавшись паузой, маршал Ворошилов спросил Сталина, может ли он идти. Тот, оторвавшись от блокнота, в котором что-то писал, кивнул ему, заметив:

   – Перед вылетом зайди, Климент Ефремович, в Генштаб, там тебе дадут кое-что для 54-й армии. А маршалу Кулику от меня привет! – Ворошилов вышел. Вождь взглянул на наркома танковой промышленности. – А теперь я послушаю ваш подробный доклад о том, какие меры приняты на заводах по резкому увеличению производства танков. Без них, Вячеслав Александрович, Красная Армия не сможет остановить натиск фашистов. На всех фронтах идут кровавые бои, но пока наши войска отходят. Сталин поднял трубку «кремлёвки» и позвонил Молотову. Вячеслав, мы с Малышевым ждём тебя. Да, и попутно возьми с собой Маленкова...

Дуня собралась идти на Лубянку, когда в дверь кто-то негромко постучал. «Наверное, соседка», – подумала она и открыла дверь. На пороге стоял... Кирилл!

   – Ну вот я и дома! – весело произнёс он.

Дуня, казалось, не дышала. Сердце гулко стучало.

   – А я собралась к тебе на свидание... – только и хватило у неё сил произнести эти слова. Она подошла к мужу, прижалась к нему. – Даже не верится, что тебя наконец выпустили. Я так рада, что вижу тебя живым и невредимым...

Мерецков разделся и сел.

   – Живой я, Дуняша, но рёбра в камере мне помяли. Эти негодяи били меня, требовали сознаться в том, чего я не делал...

Первым, кто увидел генерала Мерецкова, был генерал Василевский.

   – Глазам своим не поверил, думал, что померещилось. – Александр Михайлович обнял Кирилла Афанасьевича и расцеловал. – Наконец-то тебя выпустили. Я до слёз рад! Послушай, Кирилл, зайдём к моему начальству маршалу Шапошникову, а? Он так переживал твой арест, что даже Сталину в этом признался. «Вы, – сказал он вождю, – хорошенько подумайте, прежде чем приказать чекистам поставить Мерецкова к стенке». Борису Михайловичу терять уже нечего, а Сталин уважает его, считается с ним. Ну что, заглянем к Шапошникову? Он один в кабинете.

   – Ну, если на минуту, мне ведь надо спешить в Кремль к Хозяину.

Начальник Генштаба, увидев Мерецкова, пружинисто вскочил с кресла да так и застыл. Кирилл Афанасьевич подошёл к нему и протянул свою жилистую руку.

   – Добрый день, Борис Михайлович! Честно признаться, я не ожидал так скоро быть у вас. Ей-богу, я весьма рад!

   – Пожалуй, я больше рад, – наконец заговорил маршал Шапошников и пригласил Мерецкова сесть. – Вы же знаете, что с Лубянки не возвращаются. Так было с вашим учителем Уборевичем, так было с Василием Блюхером, у которого вам довелось служить на Дальнем Востоке...

   – А вот я вернулся. – Мерецков улыбнулся. – Но вы правы, лучше туда не попадать! Я знаю, что и вы вступились за меня перед вождём. Спасибо, Борис Михайлович, что не сомневались в моей честности и преданности тому делу, ради которого мы с вами надели военные шинели. Уж вас-то я не подводил, когда был вашим заместителем...

В приёмную Сталина Мерецков вошёл бодро, словно бы с ним ничего не произошло. Помощник вождя Поскрёбышев, увидев его, сказал, что Сталин ждёт.

   – Заходите, пожалуйста. – Он тепло пожал Мерецкову руку, негромко добавив: – Успехов вам, Кирилл Афанасьевич.

Но едва Мерецков сделал шаг, как в дверях показался Сталин.

   – Я жду вас, товарищ Мерецков, – сухо произнёс он и, глядя на Поскрёбышева, сказал: – Ко мне никого не пускать, я буду занят.

Он подошёл к столику, набил трубку табаком, закурил и только сейчас увидел, что Мерецков стоит у двери, вытянув руки вдоль туловища.

   – Садитесь, говорят, что в ногах правды нет. Как вы себя чувствуете? Мне говорили, что у вас воспалилась нога.

   – В камере было сыро, и моя нога заныла. Но теперь всё хорошо, я здоров и готов выполнять задание.

Сталин вроде бы вскользь заметил:

   – Наши чекисты работают чётко, но и у них бывают ошибки, вот как с вами случилось...

   – Не будем об этом, товарищ Сталин, – тихо, но твёрдо произнёс Кирилл Афанасьевич. – Прошу разъяснить боевое задание.

Сталин какое-то время постоял, о чём-то задумавшись, потом подошёл к карте и стал знакомить Мерецкова с обстановкой на северо-западном направлении.

Сейчас Ленинградским фронтом командует генерал армии Жуков. Кое-что он успел уже сделать для активной обороны Ленинграда, например снял с ПВО города часть зенитных орудий и поставил их на прямую наводку для усиления обороны на самых опасных участках. Приказал адмиралу Трибуцу, командующему Балтфлотом, сосредоточить огонь всей корабельной артиллерии для поддержки войск 42-й армии генерала Федюнинского.

   – Вы хорошо знаете этого генерала? – спросил Сталин. – Жуков даёт ему высокую оценку.

   – Ивана Ивановича Федюнинского? – уточнил Мерецков. – Его я знаю давно, это боевой и зрелый военачальник. В 5-й армии Юго-Западного фронта он командовал 15-м стрелковым корпусом. Мне кажется, что в роли командарма 42-й он себя проявит с лучшей стороны.

Сталин сообщил, что для усиления войск 42-й армии будет переброшена часть войск из 23-й армии Карельского фронта.

   – Хотите усилить оборону в районе Урицка? – Мерецков задал этот вопрос, не отрывая пристального взгляда от карты, висевшей на стене в кабинете.

«Быстро, однако, он смекнул, вот что значит боевой опыт и ум», – отметил Сталин. Он сказал Мерецкову, что часть Урицка немцы уже захватили и, если их оттуда не выбить, это грозит обороне Ленинграда. А если учесть, что не меньшая опасность нависла в районе Пулковских высот, то Жукову есть над чем задуматься.

   – Может, вас послать ему на помощь? – спросил Верховный. Он заметил, что в глазах Мерецкова промелькнуло удивление, но не придал этому значения.

   – Я не против, но полагаю, что Жуков сам там справится, – уверенно ответил Кирилл Афанасьевич.

«Хитрит или говорит правду? – невольно подумал Верховный. – Да нет, не хитрит. Жуков должен сделать то, о чём я просил его. Но как бы не пришлось мне отзывать его на Западный фронт. Вот-вот немцы пойдут в наступление под Москвой... Что же делать?»

В кабинет вошёл Поскрёбышев и сказал Сталину, что ему звонит Жуков. Верховный снял трубку с аппарата ВЧ.

   – Что там у вас?

Голос у Жукова был громкий, и Мерецков отчётливо слышал всё, о чём тот говорил. Георгий Константинович докладывал, что по сведениям фронтовой разведки командующий группой армий «Север» немецкий генерал-фельдмаршал Вильгельм Йозеф Франц фон Лееб специальным приказом потребовал от своих войск быстрее сломить сопротивление защитников Ленинграда и, как объяснил Жуков, «хочет соединиться с финскими войсками, действующими в Карелии».

   – А после захвата Ленинграда германское верховное командование намерено все свои силы бросить на Москву. – Голос у Жукова был твёрдый, и Сталин понял, что этим сведениям Георгий Константинович придаёт важное значение. – В лоб на столицу фон Лееб не пойдёт, – продолжал Жуков. – Он хочет, видимо, обойти её с северо-востока. Но Ленинграда ему не взять, так что все планы фон Лееба несбыточны! Вы слышите меня?

   – Слышу, товарищ Жуков, – отозвался Сталин. – Значит, вы уверены, что Ленинград выстоит, несмотря на то, что гитлеровцы всё ещё продолжают свои кровавые атаки?

   – Безусловно, выстоит, – подтвердил Жуков. – Немецкие атаки уже не так яростны, как прежде.

   – Благодарю вас за добрые вести. – Сталин зацепил взглядом Кирилла Афанасьевича. – У меня в кабинете находится товарищ Мерецков, он передаёт вам горячий привет.

   – Шутите, товарищ Сталин? – глухо откликнулся Жуков. – А если правда, то нельзя ли на минуту дать ему трубку?

   – У вас всё, товарищ Жуков? – спросил Верховный, явно игнорируя его просьбу. – Тогда до свидания. – Он взглянул на Мерецкова. – Так о чём мы с вами говорили? Ах да, вспомнил – о вашей поездке на фронт. Я предлагаю вот что, Кирилл Афанасьевич. Отдохните дома, в семье два дня, а потом Ставка решит, куда, на какой фронт вас направить. Нет возражений? Тогда всего вам доброго!..

Мерецков не стал садиться в «эмку», а пошёл домой пешком.

Только бы Дуня никуда не ушла! Он после возвращения с Лубянки даже не поговорил с ней как следует, торопился в наркомат.

От этой мысли у него заныло сердце. «Добрая у меня жена. Из-за моего ареста бедняжка даже похудела...» – подумал Кирилл Афанасьевич.

Теперь у него был свой ключ, и он открыл дверь.

   – Это ты, сынок? – услышал он негромкий голос жены.

   – Нет, это я, Дуняша...