Текст книги "Мерецков. Мерцающий луч славы"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 35 страниц)

Свершилось то, чего генерал Яковлев никак не ожидал. Уже смирившись с тем, что произошло, и укротив своё самолюбие, он вскоре подошёл к комнате, где склонился над оперативной картой Мерецков.

   – Разрешите к вам?

Кирилл Афанасьевич обернулся.

   – Заходи, Всеволод Фёдорович. Садись рядом так, как мы сидели с тобой в Ленинграде, когда я рассказывал тебе о республиканской Испании.

Яковлев молча сел. Его лицо было цвета воска.

«Переживает, это хорошо, значит, совесть в нём заговорила», – отметил про себя Кирилл Афанасьевич и спросил:

   – Что скажешь?

   – Скажу вам, как на духу, – невесело произнёс Яковлев. – Фашисты танками навалились на мою армию, бить их было нечем, и я растерялся. Надо было срочно позвонить вам в штаб 7-й армии и попросить помощи, но во мне взыграла гордость, и я...

   – И ты, – прервал его Кирилл Афанасьевич, – не стал меня просить, а решил драпать от врага без оглядки? – Он помолчал. – У Гёте, Всеволод Фёдорович, есть такие слова: «Поведение – зеркало, в котором каждый показывает свой облик». Так вот твой облик на сегодня – это облик человека, забывшего о своём долге!

   – Кажется, я это понял... – обронил генерал и тихо спросил: – Что мне теперь делать?

   – То, что делал и раньше – сражаться с врагом, но сражаться упорно, стойко, биться за каждую пядь нашей родной земли! И не хныкать, не искать для себя каких-либо оправданий. Ты же, Всеволод Фёдорович, хорошо воевал в советско-финляндскую войну!

Яковлев оживился. Неожиданно он подумал о том, что может доказать, на что способен, и воевать не разучился.

   – Я напишу рапорт Верховному Главнокомандующему, признаю свои ошибки и попрошу его оставить меня в кадрах Красной Армии...

   – Писать рапорт не надо, – остановил его Мерецков. – Я уполномочен решить этот вопрос.

   – Как? – встрепенулся генерал.

   – Хочешь быть заместителем командующего 4-й армией?

Яковлев впился глазами в Мерецкова. Не шутит ли?

После того, что случилось с 4-й армией, генералу не верилось в такое предложение. Мерецков, заметив его колебания, усмехнулся.

   – Всеволод Фёдорович, я ведь временно взял на себя командование твоей армией, так что у тебя есть шанс снова стать командармом, но это нужно доказать делом!

   – Так вы не шутите? – улыбнулся Яковлев. – Сочту за честь принять ваше предложение. Теперь уж я вас не разочарую.

   – Что меня, – качнул головой Мерецков, – своим войскам докажите, на что вы способны. Бойцы – ваши судьи, а не я. – Кирилл Афанасьевич подошёл ближе. – Вот и договорились. А сейчас соберите в штабе командный состав армии, будем решать, с чего начать выправлять создавшееся положение...

Генерал взял фуражку, толкнул плечом дверь и выскочил во двор. Там, в маленьком домике, расположились связисты, оттуда можно связаться со штабами дивизий.

6

Разговор с командирами соединений и частей был серьёзным. На совещании выяснилось, что некоторые управления армии, такие как тыл и медицинские учреждения, не были заранее выведены из Тихвина и стали уходить, когда немецкие танки с десантом автоматчиков ворвались в город. Эвакуация была поспешной, подтвердил генерал Яковлев. Потому-то часть штаба армии ушла на север, по дороге на Лодейное Поле, другая часть – на восток и разместилась в селе Большой Двор. Начальник штаба армии генерал Ляпин с группой работников находился в это время в районе Волхова.

   – Почему он сидел там, когда 4-я армия располагалась в районе Тихвина? – Брови у Мерецкова метнулись кверху и застыли.

   – Ляпин управлял Волховской группой войск, которая формально числилась в составе моей армии, – пояснил Яковлев.

   – А фактически она находилась в подчинении командарма 54-й Ленинградского фронта, – заметил комбриг Стельмах.

   – Ждать, когда сюда вернётся генерал Ляпин, мы не будем, – заявил Мерецков. – Не будем и вызывать его: терять время нам негоже. У нас есть кого назначить начальником штаба армии. – Кирилл Афанасьевич взглянул на Стельмаха. – Вас и назначаю начальником штаба. Вы, Всеволод Фёдорович, как мой заместитель, не возражаете?

   – Я – за, товарищ генерал армии, – обронил Яковлев. – Григорий Давидович человек храбрый, есть в нём штабная струнка.

Мерецков сказал, что роль начальника штаба в предстоящих сражениях велика.

   – Вам, генерал Стельмах, нужно собрать в Большом Дворе всех отбившихся от штаба работников, вернуть сюда людей из Волховской группы. – Мерецков помолчал. – Срочно организуйте разведку противника перед всем фронтом армии и не прикидывайте силы врага на глазок, а точно установите, какие соединения немцев имеются на этом направлении, сколько их и чего они хотят. И ещё, – жёстко продолжал командарм, – наладьте устойчивую связь со всеми соединениями и частями армии. Ясно?

Генерал Стельмах поднялся из-за стола.

   – Так точно, товарищ командарм! Всё будет как надо. Есть у меня орлы по этой части, им и поручу. А самое трудное сделаю сам.

Мерецков подчеркнул, что с бойцами необходимо постоянно вести разъяснительную работу, поднимать их моральный дух, убеждать их в том, что враг не так силён, как кажется, его можно и нужно бить!..

Вместе с командующим артиллерии генералом Дегтярёвым Мерецков обсуждал, сколько и каких орудий надо дать на тот или иной рубеж обороны, когда начальник связи сообщил, что линия ВЧ исправлена.

   – Можете, товарищ командарм, звонить в Ставку!

Услышав далёкий, но чёткий голос Сталина, Мерецков хотел было доложить ему об обстановке и принятых мерах по восстановлению боеспособности 4-й армии, но тот пре рвал его:

   – Ваш звонок, товарищ Мерецков, обрадовал меня. Я полагал, что если нет от вас вестей, значит, вы застряли где-то в карельских болотах.

   – Не я застрял, товарищ Сталин, застряла 4-я армия генерала Яковлева, – парировал Кирилл Афанасьевич. – Теперь вот собираю её со всех лесов и болот и готовлю удар по тихвинской группировке врага. – Он доложил Верховному подробности.

Выслушав его, Сталин усмехнулся в телефонную трубку.

   – Вы взяли к себе в заместители штрафника генерала Яковлева? Не ожидал такое услышать. Не подведёт ли он вас? Дали бы ему дивизию, и пусть сражается. – Верховный выдержал паузу. – Почему молчите?

   – Размышляю, как изложить вам свою просьбу, – смутился Мерецков.

   – Говорите! – бросил в трубку Верховный.

Кирилл Афанасьевич сказал, что ему сейчас надо при крыть от немцев направление на Вологду, но у него нет войск в резерве.

   – Мне бы, товарищ Сталин, одну стрелковую дивизию и отдельный танковый батальон. Может, прикажете Генштабу дать всё это из резерва Ставки?

Слышно было, как Сталин по прямой связи тут же но звонил в Генштаб Шапошникову, что-то сказал ему, и Кирилл Афанасьевич снова услышал голос Верховного:

   – Дадим вам 65-ю стрелковую дивизию и не один, а два отдельных танковых батальона. Их немедленно направят к вам, на станцию Большой Двор.

   – Товарищ Сталин, даже не верится, я вам так благодарен, – вырвалось у Мерецкова.

   – Ну-ну, без эмоций, товарищ Мерецков, – осадил его Верховный. – Звоните мне, когда освободите Тихвин. Желаю удачи! – Он положил трубку.

Генерал Яковлев сидел рядом с командармом, и от того, что сказал о нём Сталин, его бросило в жар. У него будто что-то надломилось в груди. Он встал, перед глазами поплыл туман...

   – Верховному положено нас шерстить, если провинились, – тихо обронил Мерецков, – так что не переживай. Что было, то было. Пошли ко мне начальника артиллерии...

Полковник Дегтярёв робко вошёл в кабинет. Мерецков пристально взглянул на него и спросил:

   – Скажите, почему артиллерия так плохо била фашистов?

Дегтярёв заметно покраснел, однако глаз в сторону не отвёл, честно признал свою вину.

Мерецков приказал срочно подготовить заявку в Центр об отгрузке 4-й армии не менее трёх боекомплектов на все орудия и миномёты. Подписав документ, он распорядился, чтобы Дегтярёв лично проследил за продвижением железнодорожного состава с боевой техникой и оружием.

Через несколько дней Дегтярёв грустно доложил о том, что поступила лишь половина из того, что было заказано. Мерецков по ВЧ позвонил в Наркомат обороны начальнику Главного артуправления генерал-полковнику Яковлеву. Поздоровавшись с ним, Кирилл Афанасьевич сказал:

   – 4-я армия генерала Яковлева, вашего однофамильца, которую по приказу товарища Сталина я на днях возглавил, содержится на голодном пайке. У нас нет ни снарядов, ни мин, нет половины орудий, а есть приказ Ставки – разбить группировку немцев в районе Тихвина и освободить город от врага. Вот я и размышляю, что мне делать: то ли докладывать Верховному, то ли телеграфировать в Ставку. А потом решил дать вам знать.

   – И правильно сделали, Кирилл Афанасьевич. Я дам вам всё, что надо, коль этого требует Ставка, – заверил Яковлев. – У вас начальником артиллерии Дегтярёв, почему он мне не доложил?

   – Он человек воспитанный, не стал делать это через голову командарма, – схитрил Мерецков.

   – Понял вас, – повеселевшим голосом ответил Яковлев. – Дня через три-четыре мы отгрузим в штаб 4-й армии всё необходимое. А вам желаю выбить врага из Тихвина!..

   – Ну, вот и решили нашу проблему, полковник, – обратился Мерецков к Дегтярёву. – А пока будем экономно расходовать боеприпасы.

Улыбка вспыхнула на грустном лице Дегтярёва.

   – Я всё понял, товарищ генерал армии. – Он встал. – Артиллерия теперь станет действовать не массированными ударами по площадям, а строго по целям. Считаю, что такое непрерывное маневрирование артиллерии огнём и колёсами обеспечит нашим войскам возможность наносить мощные удары по врагу, а не булавочные уколы.

Мерецкову рассуждения начальника артиллерии пришлись по вкусу. Он улыбнулся, подошёл к нему и, пожав руку, коротко произнёс:

   – Желаю вам боевого успеха, полковник!..

Вместе с начальником штаба Мерецков уточнил на карте расположение немецких войск на тихвинском направлении. Ему доложили, что на рассвете на станцию Большой Двор прибыла и уже выгрузилась 65-я стрелковая дивизия генерала Кошевого. Временный командный пункт дивизии оборудован в лесу, к востоку от железнодорожной станции Астрача.

   – Выбрал место комдив Кошевой очень удачно, – заметил начальник штаба генерал Стельмах. – До переднего края обороны 44-й дивизии всего четыре-пять километров. Справа по направлению на Тихвин – вологодский большак, слева – железная дорога.

   – Пошли за комдивом Кошевым вездеход, – распорядился Мерецков.

Полковник Кошевой прибыл в деревню Павловские Концы, где находился КП командарма. Кирилл Афанасьевич тепло встретил комдива.

   – На вашу дивизию, Пётр Кириллович, у меня вся надежда, – улыбнулся он. – Перед войной вы командовали дивизией, и нам увидеться не довелось. Теперь вы здесь. Уверен, что мы с вами подружимся, не так ли?

Кошевой не ждал такого душевного разговора с командармом. Он был наслышан, что Мерецков «суров», порой даже «жесток», если дело касалось армии, и что он не держит на службе тех, кто хоть чем-то запятнал себя. «Может, это и правда, – подумал Кошевой, – поживём-увидим», но то, что командарм человек душевный, прост и доступен, ему стало ясно уже сейчас, при первой встрече.

   – Что прикажете, товарищ генерал армии, то и буду делать, – весело заговорил комдив. – Я ещё не был на фронте, если не считать Гражданскую войну, где я участвовал в боях. Тогда мне было шестнадцать лет.

   – А мне двадцать три! – заметил Кирилл Афанасьевич. – Но ты не жалей, Пётр Кириллович, что раньше не был на фронте. Тут тебе придётся глотнуть немало пороховой гари.

   – Вы сказали, у вас вся надежда на мою дивизию. Что вы имели в виду? – спросил Кошевой.

   – Будешь наносить главный удар в центре по обороне врага, – пояснил Мерецков. – Позже я тебе всё растолкую. А сейчас желал бы знать подробности о вашей стрелковой дивизии. Как она вооружена, надо ли ещё какого оружия и войска?

Кошевой почувствовал себя увереннее и не без гордости заявил, что его стрелковая дивизия полнокровная, боевая, у неё есть всё, что надо, она готова хоть завтра идти в бой.

   – Поначалу я думал, что нас бросят под Москву, так и говорили, когда мы погрузились в эшелоны, – с удивлением произнёс Кошевой. – А потом вдруг прямым курсом под Тихвин. Что бы это значило, хотелось бы знать. Под Москвой, слыхал я, идёт сражение не на жизнь, а на смерть, нашим бы моя дивизия – что могучий снаряд в броневой щит фашистов. Но нет, бросили на север.

   – Ты, Пётр Кириллович, находишься там, где враг перерезал артерию, которая питала Ленинград, – сказал Мерецков. – Эту артерию нужно как можно скорее освободить от врага, иначе защитникам города станет ещё тяжелее. Так что здесь, под Тихвином, жизненный перекрёсток войны. Соображаешь, полковник?

   – Как не сообразить, если вы всё разжевали и в рот мне положили, – пошутил комдив.

Командарм назначил наступление на 19 ноября, а несколькими днями раньше он собрал в штабе комдивов и командиров соединений и изложил свой план проведения операции по разгрому немецких войск на тихвинском направлении и освобождению Тихвина. Суть этого дерзкого плана – окружение и уничтожение вражеских войск в районе Тихвина.

   – Товарищи, – сказал, слегка волнуясь, Кирилл Афанасьевич, – наконец наступил момент, когда войска нашей 4-й армии нанесут по врагу первые удары. Признаюсь вам, что я очень переживаю, как у нас пойдут дела. Конечно, нам бы иметь ещё суток пять-десять, чтобы лучше подготовить войска к боям. Но Ставка, лично товарищ Сталин просят скорее начать наступление, и сделать это надо, чтобы спасти Ленинград, а также не дать гитлеровскому командованию возможность перебросить часть сил под Москву. Так что здесь, под Тихвином, мы с вами тоже защищаем Москву и Ленинград от фашистов. – Мерецков сделал паузу. – Если нет вопросов по плану операции, я готов изложить задачи каждой дивизии в наступлении. – Ом подошёл к карте, висевшей на стене. – Нам удалось обложить противника, находящегося в Тихвине, с трёх сторон. Северная опергруппа, действуя правым флангом в южном направлении, перехватит шоссейную и железную дороги Тихвин – Волхов и отсечёт немцам пути отхода на запад. Вот сюда, – указкой командарм показал район на карте. Навстречу северной опергруппе с юга двинется ваша оперативная группа, генерал Павлович. Ваши бойцы должны перехватить грунтовую и железную дороги Тихвин-Будогощь и отсечь врагу пути отступления на юго-запад. Обе оперативные группы встречными ударами замкнут кольцо вокруг Тихвина. – Кирилл Афанасьевич пристально посмотрел на карту. – Теперь о дивизии Кошевого. Она нанесёт лобовой удар по городу с юго-востока. А ваша, генерал Яковлев, южная оперативная группа будет наступать в общем направлении на Будогощь.

   – А если встречный удар у меня и генерала Иванова не получится? – спросил генерал Павлович.

   – Я это предусмотрел, – улыбнулся командарм. Тогда вы перережете коммуникации и пути отхода немцем на дальних подступах к Тихвину, и гитлеровцам каюк! Теперь о 54-й армии Ленинградского фронта, – продолжал Мерецков, глядя на карту. – Она нанесёт удар по врагу вдоль реки Волхов на Кириши. С командармом генералом Федюнинским я уже всё согласовал. Иван Иванович человек обязательный и нас не подведёт. 52-я армия генерала Клыкова уже ведёт уличные бои, она захватила город Вишеру и продолжает теснить противника. – Мерецков окинул цепким взглядом своих подопечных. – Ну как, орлы, осилим врага?

   – Надо бы выдюжить! – весело бросил генерал Стельмах. – Но, чует моё сердце, бои будут тяжёлыми и не сразу немец повернётся к нам спиной.

   – А мы заставим его не только повернуться, но и прытко побежать, дабы не пришёл ему капут! – не без улыбки произнёс генерал Яковлев.

   – Итак, мы обсудили план контрнаступления, – веско подчеркнул Мерецков. – Прошу всех убыть в свои соединения. Не забудьте, начинаем наступление девятнадцатого ноября!..

Ноябрьские снежные метели под Тихвином завывали днём и ночью, намели огромные сугробы. Однако земля, сплошь покрытая заболоченными лесами, не промёрзла, и бойцы, наступая, по колено утопали в белой каше. В самый разгар боя Мерецков со своего КП смотрел в бинокль, но ничего не мог разглядеть в серой промозглой пелене. «Лишь бы смять оборону фрицев, а уж потом наших ребят ничто не остановит», – эта мысль согревала Кирилла Афанасьевича. Но немцы упорно оборонялись, их танки, зарывшись в землю, вели интенсивный огонь.

Звонили и докладывали о боях вокруг Тихвина комдив 65-й Кошевой, комдив 191-й стрелковой Виноградов, комдив 44-й Артюшенко, генерал Павлович. «Что-то нет вестей от моего крестника Яковлева, – забеспокоился Мерецков. – Может, у него наступление застопорилось, а он, гордец, не просит помощи, старается сам решить проблему». И надо же, только подумал о генерале, как он тут же вышел на связь!

   – Наконец-то дал о себе знать, – пробурчал в трубку полевого телефона Мерецков. – Я с утра переживаю, думаю, как дела у моего крестника? То, что твои бойцы создали угрозу коммуникациям врага, меня радует, а вот то, что войска продвигаются медленно, огорчает.

   – Меня тоже, товарищ командарм, – гулко отозвался Яковлев. – Нередко на нашу атаку немцы отвечают контратакой.

   – Нажимай, Всеволод Фёдорович, Тихвин уже виден на горизонте, – подбодрил генерала Кирилл Афанасьевич. – Ещё один-два рывка, и город будет наш!..

За две недели ожесточённых боев 4-я армия нанесла врагу ощутимые удары и серьёзно ослабила его группировку в районе Тихвина. Но что-то в 4-й армии нарушилось, где-то произошёл сбой, надо было что-то менять в действиях войск.

На рассвете Мерецков пригласил к себе начальника штаба генерала Стельмаха, других военачальников.

   – Вот что, полководцы, – шутливо заговорил командарм, – необходимо срочно внести изменения в план операции, а также провести некоторую перегруппировку сил.

   – Наверное, вы хотите основные усилия перенести на левый фланг армии? – спросил начальник штаба Стельмах.

   – А ты, Григорий Давидович, вмиг сообразил, что к чему, глядя на карту.

Похвала командарма смутила генерала, он даже слегка зарделся. Командующий артиллерией Дегтярёв бросил реплику:

   – Товарищ командарм, он ещё вчера вечером сказал, что хочет предложить вам ударить по немцам с левого фланга!

Мерецков смерил Стельмаха острым взглядом.

   – Это правда?

   – Была такая задумка. – В карих глазах Стельмаха промелькнула настороженность. – Ночью я не стал вас беспокоить, отложил до утра.

   – Плохо, начштаба! Впредь подобные вещи не откладывать, а сразу сообщать о них. Итак, с левым флангом всё ясно. Теперь о главном ударе. Его будет наносить опер группа генерала Павловича. Где? Вдоль реки Сясь. А вспомогательный удар нанесут все соединения северной опергруппы. Дивизия Кошевого усилит свой левый фланг, чтобы ударить на Тихвин с юга и юго-запада. Всё ясно, товарищи? Вопросы есть? Нет.

   – Есть предложение, товарищ командарм. – С места поднялся генерал Стельмах. – Поскольку войска генерала Павловича будут наносить главный удар, нам надо усилить его опергруппу.

   – Надо бы, – согласился Мерецков. – Что вы предлагаете?

   – Отдать Павловичу «гренадерскую» бригаду из четырёх батальонов, а также кавалерийский полк, который мы уже сформировали. Всего более трёх тысяч человек.

Командарм закурил папиросу, поднял глаза на Стельмаха.

   – Можете отдать Павловичу все наши резервы, – разрешил он.

Всю ночь Кирилл Афанасьевич не сомкнул глаз. Он переговорил со всеми комдивами, командирами полков и бригад по телефону, отдал некоторые распоряжения, побывал у танкистов и минёров. Вернулся в штаб армии усталый. Пытался позвонить жене, но московская линия была перегружена и милый девичий голос посоветовал ему позвонить ещё раз на рассвете, когда будет меньше работы.

   – Спасибо, красавица, но на рассвете мы будем слушать музыку боя, – шутливо ответил телефонистке Мерецков.

Утром 5 декабря войска 4-й армии, перегруппированные и усиленные, начали наступление. Три дня шли напряжённые бои, а в ночь на 9 декабря начались решительные атаки на Тихвин. Две стрелковые дивизии – 191-я с северо-востока, 65-я с юга – нанесли удары по врагу. Пехоту поддерживала артиллерия. Не выдержав натиска наших войск, немцы отступили, и бойцы ворвались в город.

Мерецков вышел во двор. Рассветало. В небе гасли звёзды. Ветер поутих, прилёг у леса отдохнуть. Кое-где ещё ухали орудия. У вездехода командарма возился адъютант капитан Борода.

   – Ну, что там, можно ехать? – спросил Кирилл Афанасьевич.

   – Машина готова! – отозвался капитан. – Куда вы решили ехать?

   – В Тихвин, к комдиву Кошевому. Я только что говорил с ним по телефону, он ждёт нас.

Добрались до Кошевого быстро. Комдив отдал Мерецкову рапорт. Ему было чем порадовать командарма: его войска первыми ворвались в город, сокрушив оборону немцев.

   – Давай пройдёмся по городу, Пётр Кириллович, поглядим, как оборонялись немцы, – предложил Мерецков.

Позднее, уже будучи маршалом, Кошевой, вспоминая эту «прогулку» по Тихвину, отмечал, что «командарм часто останавливался, всматриваясь в опалённые огнём сражения здания, в разбитую немецкую технику, о чём-то думал. На дороге лицом вверх лежал убитый фашистский солдат. На животе тускло блестела пробитая пулей пряжка пояса с надписью «Gott mit uns» («С нами Бог»)».

Мерецков вернулся в штаб фронта весёлый. Глядя на генерала Стельмаха, писавшего заявку в Центр на вооружение и боеприпасы, он воодушевлённо произнёс:

   – Походил я по Тихвину, увидел всё, что сделала наша артиллерия, и решил доложить Верховному, что город взят! Связь ВЧ работает?

   – Как часы! – отозвался начальник штаба. – Вам вызвать Москву?

   – Я сам, Григорий Давидович. Ты скорее передай заявку по «бодо» в Центр, чтобы обеспечить армию боезапасом, – Кошевой жаловался, что во время боев ему приходилось экономить снаряды и мины. – Мерецков снял трубку и попросил дежурного соединить его со Ставкой. Почти сразу же он услышал знакомый голос. «Сталин!» – пронеслось в голове Кирилла Афанасьевича. Волнение поутихло, и он громко проговорил: – Докладывает генерал Мерецков. Мои войска освободили город Тихвин!

Сталин поблагодарил Мерецкова за добрую весть и сказал, что об этом завтра с утра будет сообщение Совинформбюро.

   – Выходит, и вправду хитрый ярославец перехитрим немцев? – спросил Сталин и уже строго добавил: – Надо закрепить успех новыми ударами по врагу. Гоните немцем от Тихвина как можно дальше. Сейчас под Москвой наши войска громят немецкую группу армий «Центр», скажите об этом своим подопечным.

   – Понял вас, действую! – отрапортовал Мерецков.

Рано утром, едва Кирилл Афанасьевич проснулся, к нему вошёл генерал Стельмах и с порога бросил:

   – Москва передаёт о разгроме немцев в Тихвине!..

Мерецков включил радио, и голос Левитана наполнил комнату. «Дней десять назад группа немецких войск генерала Шмидта, – сообщало Совинформбюро, – действующая на юго-востоке от Ленинграда, захватила город Тихвин и близлежащие районы. Немцы ставили себе целью прервать сообщение между Ленинградом и Волховским районом и тем поставить ленинградские войска в критическое положение. В течение десяти дней шла борьба за Тихвин с переменным успехом. Вчера, 9 декабря, наши войска во главе с генералом армии товарищем Мерецковым наголову разбили войска генерала Шмидта и заняли город Тихвин. В боях за Тихвин разгромлены 12-я танковая, 18-я моторизованная и 61-я пехотная дивизии противника. Немцы оставили на поле боя более 7000 трупов. Остатки этих дивизий, переодевшись в крестьянское платье и бросив вооружение, разбежались в лесах в сторону Будогощи. Захвачены большие трофеи, которые подсчитываются».

   – В сообщении Совинформбюро указана ваша фамилия, Кирилл Афанасьевич, – подчеркнул генерал Стельмах.

   – Ясное дело, я же командарм, – улыбнулся Мерецков. – Давай на стол пару бутылок «наркомовской» – за это надо выпить – и что-нибудь закусить, а я пока умоюсь и побреюсь. Поручи всё это дело моему адъютанту...

Две ночи подряд громыхали орудия, и лишь на утро третьего дня наши войска выбили немцев из Лазаревичей. В это время неожиданно Мерецкову позвонил заместитель начальника Генштаба генерал Василевский.

   – Как дела, Кирилл Афанасьевич, что нового? – спросил он.

   – Сражаемся с немчурой, Александр Михайлович, – пробасил в трубку Мерецков. – На днях Тихвин освободили...

   – Знаю! – прервал его Василевский. – У меня для вас новость: Верховный приказал вам вместе с начальником штаба генералом Стельмахом прибыть в Ставку. До встречи!..

Генерала Стельмаха Кирилл Афанасьевич знал давно. До войны он преподавал в Военной академии Генштаба, и они часто обсуждали проблемы обучения и воспитания войск Красной Армии. В июне Стельмаху было присвоено звание генерал-майора, а Мерецков стал генералом армии.

   – Отстал я от вас, Кирилл Афанасьевич, – развёл руками Стельмах. – Ещё одна ступенька, и вы – маршал!

   – Так я старше тебя! – возразил Мерецков.

   – Всего-то на три года...

   – И ты будешь генералом армии, дай срок, – утешил его Кирилл Афанасьевич.

(Этому не суждено было случиться: генерал Г. Д. Стельмах погиб в бою 21 декабря 1942 года. – А. 3.).

Мерецков никак не мог уснуть и всё ворочался на нарах. Слышал, как в железной печурке потрескивали дрова, навевая грусть. Поездка в Ставку волновала его. Неужели Верховный им недоволен? Эта мысль не покинула его и тогда, когда они с начальником штаба садились в самолёт.

Долго летели в тёмном облачном небе. Наконец «Дуглас» приземлился на Центральном аэродроме в столице. А через час они уже были в Генштабе. Встретил их генерал Василевский.

   – Может, скажешь, дорогой Александр Михайлович, зачем вызвали нас в Ставку? – Мерецков задержал его руку в своей руке, приветствуя.

   – Скажу, Кирилл Афанасьевич! – Василевский подал им стулья. – Решено образовать Волховский фронт. По дробности завтра утром в Ставке. Вам быть у Верховного к девяти ноль-ноль!

   – Новый фронт – это то, что необходимо сейчас! – весело промолвил Кирилл Афанасьевич.

   – Так что оба отдыхайте с дороги, а утром ждём вас! Да, а где вы будете ночевать? – спохватился Василевским. Вы, Кирилл Афанасьевич, наверное, пойдёте домой, у вас ведь жена в столице, а куда вы собираетесь, Григорий Давидович?

   – У меня есть где остановиться в Москве, – смутился Стельмах.

Он ушёл, а Мерецков задержался.

   – У меня к тебе личная просьба, Александр Михайлович, – сказал Кирилл Афанасьевич, озабоченно глядя на него. – Нужно позвонить в Ташкент генералу Ковалеву...

   – В Бронетанковую академию? – удивился Василевский. – Чего вдруг?

   – Сын мой Володька там учится. Когда я сидел на Лубянке, он подал военкому заявление с просьбой призвать его в Красную Армию, а тот направил его на учёбу в академию. В октябре она эвакуировалась в Ташкент, и сын теперь там.

   – Не знал я, что ваш сын учится на танкиста, – произнёс Василевский. – А мой Юрка пожелал быть авиатором и тоже учится... А Ташкент вам сейчас дадут.

Мерецков переговорил с генералом Ковалевым, затем с сыном. Положив трубку, он скосил глаза на Василевского.

   – Побеседовал с сыном, и на душе стало легче. – Кирилл Афанасьевич встал. – Ну, я пошёл.

Василевский напомнил ему, что завтра надо явиться к Верховному в девять ноль-ноль.

   – Не любит он, если кто-то приходит с опозданием.

   – Я это знаю, так что не переживай, будем со Стельмахом вовремя.

Мерецков вошёл в кабинет Верховного и застыл у двери, не зная, то ли садиться к столу, то ли представиться. Щемящее чувство некстати вкралось в душу, под глазом забилась тонкая жилка. Наконец вождь встал с кресла и подошёл к Мерецкову. Поздоровавшись за руку с ним и генералом Стельмахом, он пригласил их сесть за стол.

   – Как долетели? – На лице Верховного появилась мягкая улыбка.

   – Без происшествий, – коротко изрёк Мерецков.

   – Вам повезло, Кирилл Афанасьевич, – подал голос Жданов. – А вот когда мы летели с генералом Хозиным, наш самолёт обстреляли «юнкерсы».

Мерецков осмотрелся. Люстра, висевшая над столом, горела ярко и слепила глаза. Напротив сидел Молотов, чуть поодаль от него – Маленков. На другой стороне стола сидели командиры Ленинградского фронта: генерал Хозин и Жданов, командующий 26-й армией (в конце декабря она была переименована во 2-ю ударную армию), генерал Соколов, командарм 59-й генерал Галанин. Мерецков сел рядом с Хозиным. Толкнув Кирилла Афанасьевича в бок, Хозин тихо спросил:

   – Почему не дал знать мне, что освободил Тихвин?

   – Некогда было, – так же тихо ответил Мерецков. Он хотел ещё что-то сказать, но с места поднялся маршал Шапошников и заговорил о том, что Верховный Главнокомандующий поручил ему доложить обстановку, сложившуюся под Ленинградом. Хотя она и стабилизировалась, немцы не отказались от идеи захвата города. Они вновь активизировали свои действия и в начале ноября захватили Тихвин, лишив Ленинград последней железной дороги, по которой через Вологду шло снабжение города. Ставка направила туда генерала армии Мерецкова, и Тихвин был освобождён.

Услышав свою фамилию, Кирилл Афанасьевич почувствовал, как щёки его запылали.

   – Товарищ Мерецков сделал всё, что ему было поручено, хотя у него не хватало войск, оружия и боеприпасов, подал реплику Сталин. – Но Ленинград по-прежнему и опасности, и Ставка не может этого не видеть. – Верховный взглянул на Шапошникова. – Продолжайте, Борис Михайлович.

Шапошников стоял у стола, чуть ссутулившись, его лицо было необычно строгим, а голос с хрипотцой свидетельствовал о напряжении, с. которым он говорил.

   – Если посмотреть на карту, которая висит перед ив ми, – снова заговорил маршал, – то нетрудно увидеть, как осложнилась ситуация на северо-западном направлений. Назрел момент, когда надо объединить армии, действующие к востоку от реки Волхов. С этой целью Ставка приняла решение образовать Волховский фронт Какова его задача? – спросил начальник Генштаба и сам же ответил: – Содействовать срыву вражеского наступления на Ленинград! Это на первом плане. А когда обозначится успех, совместно с Ленинградским фронтом освободить Ленинград от блокады и разгромить войска группы армий «Север».

   – Товарищ Хозин, что вы на это скажете? – Сталин смотрел на генерала с прищуром, словно брал его на прицел. – Или, быть может, решение задачи вам не под силу?

Генерал Хозин легко, без раздумий заявил, что войска Ленинградского фронта, коим ему доверено командовать, выполнят свою задачу. У него на этот счёт сомнений нет. А вот как поведёт себя Волховский фронт – знать ему не дано, всё будет зависеть от того, кто станет им командовать.

   – Мы с Хозиным, товарищ Сталин, подсчитали наши силы и уверены, что успех обеспечен, – неспешно произнёс Жданов.