Текст книги "Ратибор. Окталогия (СИ)"

Автор книги: Александр Фомичев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 121 страниц) [доступный отрывок для чтения: 43 страниц]

Глава 7
На обратном пути…

Таверна «Дальняя дорога». Раннее утро

– Я могу идти? – Лучезар, от души рыгнув, отодвинул от себя тарелку с обглоданными косточками перепёлки, что только‑только споро умял в одну рожу, и кинул тоскливый взгляд на Ратибора. – Можно, ась?..

– Можно. Гуляй давай… – буркнул ему молодой исполин, неспешно уплетая оленью голяшку, которую специально для него приготовил также проснувшийся ни свет ни заря Мефодий, заранее успевший похлопотать о завтраке для отбывающих в дорогу странников.

Ратибор, Емельян и Лучезар сидели за одним из столиков в углу кабака и не спеша трапезничали. Освободив своего пленника от пут, все трое спустились в зал и решили в ожидании ворожеи перекусить на дорожку. В столь раннее утро обычно было шаром покати в «Дальней дороге». Но в этот раз, помимо собиравшихся в дорогу путников, в другом конце заведения отдыхали ещё с десяток подозрительных типов, нет‑нет да бросающих любопытные взоры на стоящий рядом с рыжим богатырём туго набитый холщовый мешок, куда Ратибор с Емельяном пересыпали содержимое захваченного у варгов сундука. Мелодичный перезвон, раздавшийся из куля с монетами, когда друзья проходили мимо, явно заинтересовал отдыхающих лиходеев; хоть те и делали вид, будто ничего не расслышали, но получалось это у них из рук вон плохо.

– Будьте осторожны, – шепнул приятелям Мефодий, подошедший с кувшинчиком свежей ряженки, которую споро разлил по трём кружкам, стоящим перед отбывающими, – эта десятка мордатых, что на вас косится, – тёмные личности! Третий раз их наблюдаю тут. Первые два ничем хорошим не заканчивались для моих постояльцев. Схема одна: дожидаются того, кто спозаранку отправляется в путь, после чего чуть попозже трогаются следом. Ну а далее, как вы понимаете, пара купцов с телегами, что выехали ранее, до места назначения не добрались. Пропали без вести, скажем так… Хотя если порыскать по канавам вдоль обочины да близлежащим лесочкам, есть подозрение, что, может, и найдётся пропажа. В виде костей полусгнивших… И это только из моего заведения двое сгинуло, по всему же Кривому тракту, по слухам, за последние месяца три уже с десяток исчезновений! Явно кто‑то шурует, дерзкий и наглый! Людей, главное, почём зря губит!.. Купеческие гильдии Борграда и Мирграда, где это видано, объединились и назначили щедрую награду за головы тех негодяев, что их собратьев по дороге отлавливают, так что не теряйте бдительности в пути!

– Благодарим за предупреждение, уважаемый, – кивнул ему Ратибор. – Собери‑ка ещё снеди котомку для нашего дорогого волчары. Покидает он нас.

– Сейчас сделаем… – Мефодий не без ехидства покосился на угрюмого Лучезара, тоскливо разглядывающего свой сломанный, порядком распухший за ночь мизинец, и отправился выполнять заказ.

– Вы понимаете, что я уже покойник? – мрачно вопросил тот, таращась в пустоту. – Ходячий мертвец…

– Это почему же? – хмыкнул удивлённо Емельян.

– Да потому что у вас во дворце крыса есть, большая, толстая и о‑о‑о‑чень, очень хитрая!.. Не сомневаюсь: о том, что вы меня отпустили, да ещё соглядатаем к братику родному приставили, Кулбаху будет известно уже в ближайшее время! Вы же разумеете, что этого не утаить? Слишком много народу в кабаке видело, как ты, здоровяк, меня наверх тащил. Всё же очевидно!.. Брат с меня кожу живьём сдерёт за предательство…

– Что ты предлагаешь, чтобы я убрал всех свидетелей в харчевне, кто наблюдал вчерашнюю нашу милую встречу?

– Заметь, не я это предложил, великан рыжий…

– Забудь! Лучше расскажи, как всё было на самом деле, умолчав про некоторые неловкие подробности.

– Хм… Не понял⁈

– Чего ты не понял? – Ратибор досадливо поморщился. – Так и скажи братцу, что в плен тебя взяли и пытали. Вон, мизинчик свой покажешь для наглядности! Всего просто не рассказывай, что наболтал. Хочешь, я тебе, для правдоподобности, ещё чего поломаю? Пальцев у тебя ещё много, но могу и ноги вырвать в придачу, с руками. Как, правда, ты до своих добираться будешь, не представляю… Если только на подбородке, как гусеница или червячок какой…

– Нет уж, спасибо, не надо, костолом неугомонный! Тебе бы, как я погляжу, лишь сломать чего‑нибудь!.. – Лучезар боязливо поёжился, с опаской взирая на рыжебородого воина. – А про что умолчать‑то и что рассказать?

– Поведай Кулбаху, что интересовались мы, почему вы решили свару с нами устроить, кто убивает наших людей при нападении на обозы, а также тем, сколько варягов вы призвали к себе на подмогу и когда они подтянутся. Про соглядатая же его в нашем окружении молчи! Мол, не в курсе мы и не догадываемся, ежели чего. Про Мельванеса тоже не ведаем, что на вашей стороне этот тёмный волхв. Либо наплети, что просто не верим в россказни про него… Мол, байками считаем!.. Ну а почему отпустили тебя, так не за красивые зенки, а с посланием наиважнейшим: передашь от меня Лудогору, что при встрече я башку ему откручу, аки цыплёнку желторотому!

– А что, это может прокатить!.. – несколько секунд подумав, крякнул, наконец, неуверенно Лучезар. – Но только при условии, что о нашем сговоре будет знать как можно меньше народу.

Ратибор с Емельяном быстро переглянулись.

– Мы постараемся не допустить распространения этого соглашения далее наших головёнок, – изрёк хмуро рыжий витязь. – Большего не обещаю.

– И на том благодарствую… Коня мне дадите?

– Пешком дойдёшь! Тут до вашей заставы ближайшей всего пару дней скорым шагом. Ничего, не сломаешься! Торбу со жратвой да водицей у трактирщика захвати и вперёд! Раньше выйдешь, раньше будешь.

– Добрый ты… Так я пошёл?

– Ага, вали уже!..

– Ну бывайте. Надеюсь, больше не свидимся, – Лучезар встал и потопал было к Мефодию, уже приготовившему для него сумку с припасами, как вдруг, видимо, решившись, обернулся и тихо бросил на прощанье: – Скоро будет организована встреча Кулбаха со Святославом. На ней должен присутствовать тёмный волхв. И ничем хорошим для вас это не кончится. Не по нраву вы мне, но этого самодовольного поганца я просто ненавижу! Потому и предупреждаю, – после чего, резко развернувшись на каблуках, Лучезар стремительно подошёл к барной стойке, молча взял у Мефодия куль с едой и спешно вышел из «Дальней дороги», едва‑едва не столкнувшись при этом на входе с Благаной, которая, зайдя в трактир, тут же с порога визгливо прокудахтала:

– Имейте в виду, у меня нет лошади! – с собой у ведуньи оказался довольно хлипковатый на вид посох примерно в два, два с половиной пальца толщиной, сделанный из орешника, на верхушке которого, удивительное дело, вместо вычурного набалдашника на тонкой веточке зеленел самый настоящий, живой листочек. За спиной у ворожеи находилась приличных размеров деревянная котомка, доверху набитая каким‑то добром ведьминым вроде банок да склянок разных. Что находится внутри них, друзья предпочли не интересоваться.

– А на чём же ты…

– По буреломам непролазным да болотам гиблым за грибами, травами да ягодами лазаю? – перебила Емельяна колдунья, присаживаясь к ним за стол. – Да на золочёной карете, с впряжённой в неё тройкой‑другой рысаков благородных, а ты что подумал⁈ – проскрипела желчно Благана, уже чуть примирительно добавив: – Конечно, на своих двоих, милок, на своих двоих, всю жизнь!.. Ибо к местам дремучим, по которым я порой брожу, не то что конь, а тушканчик полевой не прошмыгнёт…

– Ну‑у‑у, с жеребцами у нас проблем нет, – широко улыбнулся Емельян. – Верно, Мефодий?

– Конечно! – радостно осклабился тот в ответ. – Всего одна лошадка вам нужна? Десять золотых…

При этих словах Емельян поперхнулся ряженкой, Благана язвительно хихикнула, а глаза Ратибора недобро сузились.

– Это для всех остальных цена, ну а вам, как старым знакомым, отдам за восемь монет… – мигом торопливо поправился Мефодий, увидев реакцию сидящих недалече странников. – Можно и за семь… – уже не столь радостно прошмыгал носом трактирщик.

– Позволь, я кое‑что уточню, дабы зазря кого‑нибудь к знахарке в избушку сейчас не отправить… – пророкотал угрюмо Ратибор. – Я правильно тебя понял, проныра обнаглевший, что ты хочешь продать за червонец золотых нам сегодня одного из тех двух десятков скакунов, коих я же тебе вчера по доброте душевной разрешил взять себе забесплатно?

– За семь золотых… Ты же мне их подарил, великан, и лошади теперь – мои. А ремонт, дело ох какое недешёвое!.. Надо ведь и то прикупить, и ента сделать… Тут подкрасить, там слой снять… Пять монеток устроит?.. – Мефодий совсем сник под суровым взором рыжеволосого гиганта.

– Да‑а‑а, ну ты и нахалюга, трактирщик! – колко хихикнул прокашлявшийся Емельян, успевший секундами ранее до этого споро отскочить от намеревавшегося похлопать его по спине Ратибора, вполне резонно опасаясь, что может опять оказаться под лавкой от его приятельских шлепков. – Совесть‑то есть у тебя, а?

– Хороший вопрос, между прочим! – буркнул между тем Ратибор. Развязав куль со златом, он выудил из него три золотых и небрежно бросил их на стол. – Больше не стоит ни одна из тех кляч, что под волчарами были. Окромя, скорее всего, жеребца Лучезара, которого ты уже, поди, загнал кому из торгашей, что у тебя сейчас отдыхают… Кони Варграда твои, ты прав. А подарки назад возвращать, это не к добру. Потому забирай кругляшки и не зли меня, плесень бессовестная!..

Мефодий молча подлетел к столику и шустро сгрёб золото в карман. Десятка же тёмных личностей, сидящих в другом конце зала, принялась о чём‑то оживлённо между собой перешёптываться, с неподдельным интересом бросая любопытные, оценивающие взгляды то на Ратибора, то на мешок с сокровищем варгов.

– Ты, Ратиборушка, хоть не палился бы, – промолвил нервно Емельян. – А то так мы всех местных разбойников по пути соберём себе в попутчики… Специально, что ль, сверкнул металлом жёлтым, чтобы эти головорезы разудалые за нами увязались?

– А то! Чтобы в пути не скучать, – хмыкнул довольно Ратибор, при этом с некоторым удивлением взглянув на Емельяна. – А ты не такой уж и дурашка, Емеля, каким кажешься… Особенно когда не под мухой. Растёшь, можно сказать, прямо на глазах!

– Надеюсь, это была похвала… – скривился кисло Емельян.

– Ещё какая!

– Ню‑ню, я так и понял…

– Мы чего, тут и дальше будем лясы точить? Может, уже выдвинемся в дорогу? – Благана сердито зыркнула на двоих приятелей. – Мне ещё зелье специальное нужно приготовить по прибытии в Мирный город, а это за час не делается, вы это понимаете, пустомели⁈

– Ты права, почтеннейшая! – Ратибор, кинув на стол парочку серебряных монет за завтрак, неторопливо поднялся, не забыв прихватить весомый тюк с золотишком да свою старушку секиру. – Пошли, коняшек заберём наших да в путь!

– Да, помчали уже! – подхватил вскочивший следом за ним Емельян. – Позже будем, раньше выйдем, как говорится!

– Вот выдал! – иронично проворчала Благана, уже топая к выходу. – Это где же так выражаются, белоголовое ты полешко? В твоём воспалённом воображении? Сам‑то понял, что сейчас ляпнул?

– М‑дя, Емеля, кажись, ты всё перепутал, – хмыкнул Ратибор. – Может, «раньше выйдем, раньше будем», нет?

– Ну да, я так и сказал! – Емельян удивлённо захлопал глазами. – А вам что послышалось?

– Проехали… И поехали! Мирград ждёт нас!

– Извините, уважаемый… – Ратибора, направлявшегося к двери, остановила сильно смущающаяся Буслава. Она за ночь более‑менее пришла в себя, прекратив в первую очередь взахлёб рыдать. – Я бы хотела отблагодарить вас за помощь, чем могу… Никто бы в трактире не посмел вмешаться и выступить против волков! Тем более в одиночку!.. Никто, кроме вас! Возьмите, пожалуйста!.. – протянула она рыжебородому гиганту небольшой, но туго набитый монетками мешочек. – Здесь все мои сбережения. Копила на свой домик… Да видно, не судьба… Возьмите, прошу! Я больше не знаю, как выразить вам свою признательность…

– Ты чего, малая, на голову простудилась, коль решила ко мне с такой бякой подойти? – Ратибор досадливо поморщился. – Хочешь мне настроение с утра пораньше испортить? Пожалей Емельяна, ибо когда я не в духе, окружающие даже газы втихаря пустить не всегда решаются, в себе держат…

– Простите покорно, я не хотела вас обидеть… – Буслава задрожала как осиновый лист, покраснев и засмущавшись ещё больше.

– Убери деньги, не гневи меня! Сколько, кстати, осталось до лачуги‑то своей наскрести?

– Да прилично ещё, около двух с половиной монет, золотом…

– Всего‑то⁈ П‑ф‑ф‑ф… На вот тебе, – Ратибор, быстро порывшись в торбе с изъятыми у волков жёлтыми кругляшами, выудил оттуда четыре полновесных золотых и положил их растерянной девушке в руку, – мой вклад в твою копилку. Купи себе уже этот несчастный домишко, в конце‑то концов! Ещё и на коврик у двери хватит да на застолье праздное… Бывай, мелкая!

С этими словами, распрощавшись с Буславой, в глазах которой опять стояли слёзы, на этот раз от удивления и радости, и довольным Мефодием, значительно разбогатевшим всего за день, трое путников покинули «Дальнюю дорогу» и, оседлав коней, направились домой, в Мирград. Задание было практически выполнено: двум приятелям удалось уговорить ворожею Благану выступить на их стороне в предстоящем противостоянии с Мельванесом. Дело осталось за малым: доставить ведунью пред ясные очи князя Святослава.

* * *

– Ратибор, мне всё покоя не даёт один вопрос… Правда, не совсем по теме. Или совсем – не по теме… А может, и в тему…

– Ты долго будешь тянуть котика за промежность? Задавай уж!

– Ты сказал вчера, прям громыхнул, что, мол, на женщину лапу поднимать нельзя?..

– Конечно, нельзя, Емеля, если ты себя мужчиной считаешь! Женщину можно только по попке шлёпнуть, и то – нежно. При условии, конечно, что это твоя женщина… – Ратибор потрепал по холке своего красавца вороного и, нахмурившись, покосился на ехавшего рядом на пегой лошадке Емельяна. – А что тебя смущает? Смотри мне, пройдоха сопливый, не приведи Сварог, Феофан нажалуется, что ты его Жильку обижаешь, я тебе!..

– Да что ты, что ты! – нетерпеливо замахал руками Емельян. – Ты меня не так понял! Хочу спросить, а как же быть с этими, как их там… С девами‑воительницами? Они так нарубают себе трофеев – будь здоров, коли их не трогать…

– Ну, Емеля, это же исключение, очевидно же! На поле брани нет разделения на мужей и красных девиц! Там свои и чужие, враги и союзники… Если женщина настолько глупа, что возомнила себя мужчиной, взяла в руки оружие и делает вид, что умеет им пользоваться, да ещё и бросается на тебя с диким воплем, собираясь добрых ломтей настругать из твоей задницы, то это уже воин, и пол – тут значения не имеет! Со всеми отсюда вытекающими кровавыми последствиями… Так что коли в битве доброй несётся на тебя такая полубезумная фурия с клинком наперевес, тут уж не до раздумий – бить или не бить!.. Хотя никакого удовольствия ты от такого противника не получаешь, это уж точно, ибо подспудно всё же понимаешь, что перед тобой – девчушка, пусть и размалёванная боевым окрасом… Вообще, моё мнение, что каждый должен заниматься своим делом! Мужчина – воевать, работать, семью обеспечивать, женщина – за домашним очагом следить, детей растить, рукодельничать! Так что всяких там валькирий, коими мнят себя те же северные прелестницы, я, прямо скажем, не одобряю…

– Понятно… А это единственное исключение из правила?

– Нет. Есть ещё одно, – ненадолго задумавшись, пробурчал Ратибор, ненароком оглянувшись на плетущуюся сзади Благану. – Это если женщина – ведьма. Коли наслала порчу какую на тебя аль семью твою, да и просто честной люд почём зря гробит, то головёнку такой открутить следует без малейшего зазрения совести…

– Ох и слукавил ты сейчас, огневолосый, – ехидно молвила ворожея, в конце концов, поравнявшаяся с двумя приятелями. – Я про дев‑воительниц, если что. На самом деле тебе ведь такие нравятся: сильные, смелые и дерзкие! А настроен ты против них, потому что представил, как каждый раз переживал бы за неё на поле брани, если бы такая зазноба с тобой бок о бок по жизни шла! Теперь, надеюсь, ты понимаешь хоть немножко, каково вашим жёнам и матерям, когда вы, мужчины, на битву добрую с лютым ворогом собираетесь? Каково нам, а⁈

– Тебе никто не говорил, старушка, что читать чужие мысли – нехорошо? – смурно пробурчал Ратибор. – Стыдись, пигалица колючая, совсем ты распустилась…

– Для того чтобы прочесть твои мыслёнки, шатунок косолапый, мне не надо заглядывать тебе в черепок, ибо всё написано на твоей простецкой физиономии!

– А насчёт ведьмы ты, значит, согласна, да? – хмыкнул Ратибор. – Самой‑то, случаем, полешки тлеющие под задницу не подкладывали?

– Да было как‑то раз… И готова повторить то не очень забавное приключение из своей долгой жизни, но при условии, что разжигать очередной костерок будут одной густой рыжей бородищей!

– Прошу вас, только не останавливайтесь, ведь это просто соловьиные трели для моих нежных ушек…

– Заткнись, Емельян! – хором выпалили Ратибор с Благаной.

Трое путников неспешной рысцой вот уже пару часов двигались в сторону Мирграда, ибо, как выяснилось в пути, пошустрее скакать было не судьба, так как целительницу элементарно укачивало на большей скорости. И то зачастую приходилось переходить на шаг, ведь Благана оказалась совсем не приспособлена для верховой езды. Сама она смущённо призналась, что на своём веку ездила на лошадях всего несколько раз, и последняя такая прогулка была ох как давно. Зато Емельян дорвался, наконец, до внимательной слушательницы и вволю почесал языком, в ярких красках описав их недавнее приключение в Забытых пустошах. Ворожея практически не перебивала его, лишь изредка удивлённо цокая языком да бросая задумчивый взгляд на Ратибора. После завершения рассказа ведунья надолго замолчала, прокручивая в голове свалившиеся на неё новости. Похоже, Благана находилась под немалым впечатлением, при этом явно пытаясь в уме сложить некий пазл. Какое‑то время троица столь непохожих друг на друга путников ехала молча и без происшествий. Но это продолжалось недолго.

– Слушай, Ратиборушка, добрая душа, – вдруг резко оживился слегка заскучавший в дороге княжий племяшек, которого явно посетила очередная «умная» мысль, – а может, ты и мне злата выделишь на домик какой, ась? Похоже, мне тоже малёха не хватает… Я себе и копилку заведу, коль надобно! Много мне не треба… Монет сто‑стописят, меня бы устроили…

– Емеля!.. – Ратибор от возмущения чуть заикаться не начал. – А харя у тебя не треснет⁈ Ты таких деньжищ даже во сне не щупал! За соточку, а уж тем более за сотку с полтиной не то что домик – дворец отгрохать не проблема! Не хуже, чем у князя будет! А то и лучше! С прудиком да с лебедями! И жить ещё опосля лет десять можно припеваючи, бедности не зная!.. А вот совесть, прощелыга ты белобрысый, ни за какие деньги не купишь! Ишь, сто пятьдесят монет ему подавай!.. У‑у‑у, жучило конопатое!..

– Ну, попытка не пытка, – притворно вздохнул Емельян, лукаво улыбнувшись. – А за спрос, как известно, не бьют в нос…

– Из последнего правила всегда бывают исключения, Емеля, имей в виду!

Развлекая себя в пути лёгкими перепалками, наши путники вдруг услышали топот копыт за спиной; кто‑то спешно их нагонял.

– Кажись, Ратик, любители поживиться чужим добром к нам пожаловали! Никак, те самые, из «Дальней дороги»!..

Емельян оказался прав. Вскоре их нагнал тот десяток душегубов, что облизывался всё утро на их мешок со златом. Окружив притормозивших путешественников, те принялись нарезать круги вокруг Ратибора, Емельяна и Благаны, радостно при этом подвывая. Похоже, разудалые разбойнички решили, что самое сложное уже позади. Наконец, остановившись, они соскочили с рысаков и, злобно ощерившись, достали свои топоры да дубины.

– А ну, слазьте с коней! – вперёд у лиходеев вышел небольшого росточка, довольно тщедушный с виду человечек с жидкими, невзрачными тёмно‑русыми волосами и такой же непримечательной, редкой бородёнкой. Лицо его пересекал наискось старый шрам, а во рту явно не хватало нескольких зубов. Забавно выпятив вперёд впалую грудь, он встал перед тремя путниками, для убедительности потрясывая небольшим одноручным топориком.

– Что поделать, слазь, Емеля, коли такие люди требуют… – Ратибор неторопливо спешился.

– И не двигайтесь! – визгливо проверещал в довесок вожак разбойников.

– И главное, Емеля, опосля – не двигайся!.. Замри то бишь. Ты же видишь, эти слабоумины не шутят.

– А можно, Ратик, я всё же на кобылке пережду твой выход на сцену? По нужде я ещё не хочу, а сверху всяко лучше видно представление будет!

– Сиди уж, коль задница к седлу прилипла…

– Меня зовут Гостомысл! – тем временем крикнул озадаченно главарь шайки, непонимающе переводя взгляд с приятелей на восседавшую чуть недалече с непроницаемым лицом Благану, которая также и не думала слазить со своей лошадки.

– Запомни это грозное имя, Емеля. А лучше – запиши, дабы не забыть! Ведь пред тобой – легенда головорезов с большой дороги, сам Коромысл, собственной персоной…

– Я не понял, – Гостомысл забавно взъерепенился, – ты, здоровяк, чего, ёрничаешь сейчас⁈ И кого ты слабоумными назвал⁈ Нас, что ль⁈

– Да как ты мог такое подумать, о великий Пузимысл, гроза всего и вся, что дышит, слышит и газы пускает…

– Я Гостомысл! Хватит коверкать моё имя! – взорвался тот нервозно, после чего пискляво прокричал: – Монеты или жизнь!

– Конечно, монеты! – Ратибору начал надоедать этот спектакль.

– Не понял?.. – Гостомысл удивлённо переглянулся со своими лиходеями.

– Чего тут непонятного? Ты представляешь, если я всякому гадёнышу, ну, вроде тебя, сморчка плесневелого, каждый раз по первому требованию кошели раздавать буду, когда вам, оборванцам драным, приспичит себе на медовуху с пивом наскрести? Этак я и без порток домой ворочусь! Моя Марфуша, боюсь, меня не поймёт да на порог не пустит…

– Как ты меня назвал⁈ – Гостомысл стоял красный как рак. Потом от бешенства начал зеленеть. Похоже, главарь шайки явно не привык, чтобы с ним так разговаривали.

– Гадёнышом, сморчком плесневелым, оборванцем, а ещё скудоуминой, Коромыслом и Пузинкулом, вроде так, да… Нет? Как, Пузимыслом?.. Да, точно, Пузимыслом! – вышедший чуть левее от Гостомысла из ряда разбойников довольно крупный детина, с не обременённым интеллектом лицом, тем не менее умудрился практически точно перечислить все новые имена и звания своего вожака, запнувшись лишь на последнем, но быстро поправившись после подсказки со стороны одного из стоящих рядом товарищей.

– Спасибо, Пулогей! – вполоборота обернувшись к бойцу, прошипел, брызжа слюной, Гостомысл, на этот раз посиневший от злости. – Да только я не к тебе обращался, если что, глуподырое ты насекомое!

– Не, вообще, этот навозник почти всё верно запомнил, – одобрительно хмыкнул Ратибор. – Немного не в той последовательности, но сути это не меняет… Кстати, купцов‑то парочку, что пропали недавно после того, как покинули кабак Мефодия, вы, поди, присыпали где‑то недалече?

– Мы! Как сейчас и вас прикопаем, да так, что и жизни целой не хватит, чтобы ваши телеса разложившиеся отыскать!

– Хлопотно это, Дубомысл, – Ратибор в предвкушении очередной заварушки довольно хрустнул костяшками пальцев.

– Молчать! Вас всего трое, а нас – целых десять!.. Потому рот на замок и золотишко на бочку!

– С учётом наличия с нашей стороны вот этого шатуна рыжеватого, – язвительно встряла Благана, кивнув на Ратибора, – как мне думается, куда уместнее будет сказать, что это вас – всего десять, а нас – целых трое!..

– Слушал бы ты эту бабулю, Дуримысл…

– Я тебе сейчас этот топор знаешь куда воткну, знаешь куда, да⁈ – совсем взбеленившись, Гостомысл подлетел к молодому богатырю, замахнувшись на него своим оружием. В ответ Ратибор, левой рукой ловко поймав рукоять летящего ему в грудь колуна, правой – схватил главаря душегубов, бывшего могучему исполину едва ли по грудь, за горло. Не спеша, под разинутые от удивления рты его соратников, рыжебородый витязь легко поднял трепыхающегося Гостомысла в воздух, так, чтобы их глаза оказались на одном уровне, после чего со смаком всадил свой широкий лоб в лицо зарвавшемуся лиходею. Раздался характерный хруст сломанного шнобеля. Отлетев на несколько метров, предводитель разбойников смачно шлёпнулся прямо в одну из здоровенных, глубоких луж, что стояли то тут, то там на Кривом тракте, забрызгав при этом своих бойцов. Его окровавленную, перекошенную от боли физиономию стала быстро заливать, затекая в рот и нос, жидкая грязь, которой были заполнены все колдобины на разбитой весенней дороге. Душегубы шокированно переводили взгляд с поверженного атамана на Ратибора. Тот же, ловко подкинув одноручный топорик Гостомысла, оставшийся в его руке, коротко размахнулся да метнул его в Пулогея, попав тому точно в голову. Непонимающе уставившись на торчащий у него из переносицы обух чекана, глупый детина закатил маленькие поросячьи глазёнки и как стоял, так плашмя и грохнулся наземь.

– Кажись, у вас минус два, – крякнул чуть ли не сочувственно опешившим головорезам устроившийся поудобнее в седле Емельян. – Советую вам не тупить, а бежать, дурашки неразумные, причём как можно быстрее да далече! Тогда, глядишь, у кого‑то из вас есть шанс не отправиться сегодня к Перуну на пир! Но если поджилки ещё не трясутся, то можете попробовать защекотать до смерти этого рыжего медведя! Уверен, уж чего‑чего, а щекотки он точно боится!

– Я не понял, Емеля, а ты, вообще, на чьей стороне⁈ – третьему подлетевшему лиходею Ратибор, ловко пригнувшись под его дубиной, всадил сокрушительный крюк в челюсть, отчего тот, красиво пролетев метра три, смачно плюхнулся в одну лужу с Гостомыслом, опять окатив грязной водицей оставшихся семерых разбойников.

– Я за наших, Ратиборушка! – довольно прогундосил княжий племяш. – А тебе чего почудилось?..

– Да будто ты не за меня притапливаешь… – молодой исполин посмотрел на вставших на пути злодеев. – Ну чего, кто ещё искупаться желает? Подходи, не теряйся, пока водные процедуры бесплатны… – Ратибор довольно хмыкнул, когда увидел, как наконец пришедшие в себя бандиты, что‑то противно проверещав, с топорами да дубинами наперевес всем скопом помчались на него. Могучий воин даже не стал почём зря доставать секиру со спины своего рысака, а ограничился лишь здоровенным ножом, споро и умело отправляя одного за другим на тот свет бросившихся на него негодяев, так и не понявших, с кем они имеют дело. Отточенными, ловкими движениями он вспарывал им животы, перерезал глотки и сносил черепа. Что могли противопоставить сызмальства профессионально обучавшемуся владению всеми видами оружия рыжебородому богатырю оставшиеся семь неумех, вооружённых лишь колунами да палками? Ратибор учился у опытнейших витязей Мирграда и был лучшим в своём деле. Бой закончился быстро. По слякотной дороге были разбросаны окровавленные тела напавших на трёх путников душегубов. Последний оставшийся стоять на ногах головорез, дрожа как осиновый лист, бросил свою дубинку да мигом пустился наутёк. Но убежать ему удалось недалеко. Громко вскрикнув, разбойник с ходу шлёпнулся в мутную жижу, покрывавшую большую часть Кривого тракта. Из правого бедра лиходея торчал огромный нож Ратибора, который тот метнул вдогонку трусливому противнику.

– Собрался куда? – рыжеволосый великан подошёл и рывком, не обращая внимания на горестные всхлипы раненного чуть ниже копчика незадачливого грабителя, выдернул свой нож из его филейной части, после чего вытер лезвие о куртку лежащего перед ним, жалобно поскуливающего громилы.

– Не убивайте, прошу!.. – слезливо захныкал тот.

– Как звать‑то тебя?

– Василько…

– Купцы‑то, которых вы догнали да закопали где‑то в этих местах, тоже, поди, пощадить их просили?

– А как же! – негодяй вдруг прекратил реветь и, изловчившись, неожиданно ударил Ратибора тонким самодельным клинком, что умело прятал до этого в рукаве. В самый последний момент Ратибор успел отклонить голову, и лезвие стилета прошло лишь вскользь, слегка оцарапав левый висок богатырю. В тот же миг лиходей несколько раз дёрнулся в предсмертной судороге и затих навсегда; нож рыжебородого витязя торчал у него из глотки.

– Ты сам выбрал свою судьбу, Василько… – Ратибор озадаченно потрогал царапину и удивлённо хмыкнул: – Ты смотри, и на старуху бывает проруха… Вроде дурачок дурачком, а чуть было не достал! Уроком мне хорошим будет! Знал ведь, что нечего расслаблять булки раньше времени…

– А что тут происходит? – недалеко от места схватки остановился небольшой обоз, состоящий из трёх телег. Из него высыпали шесть человек, все с оружием наготове; пятеро из них, по виду простые работяги, в руках держали обычные топоры, шестой же, очевидно, главный, ибо одет он оказался побогаче, вооружён был мечом. На вид лет пятидесяти, полноватый, с длинной тёмной бородкой, уже слегка разбавленной седыми прядями, Демидий (а именно так величали проезжего торговца) регулярно ходил по Кривому тракту на свой страх и риск; вот и сейчас он выдвинулся из Мирграда с тремя повозками, доверху гружёнными всякой всячиной вроде четырёх тюков с драгоценными мехами, нескольких рулонов шёлковых и льняных тканей, пары кувшинов с редкими благовониями, а также всевозможных серебряных побрякушек и украшений. Из Борграда же Демидий обычно привозил бочонки с мёдом, воском и солью и, конечно, так любимые в столице бусы, амулеты и браслеты из янтарного камня, крупные залежи которого располагались недалече от города.

– Разуй глаза, пузатик! Не видишь, что ль, разбойнички с большой дороги слегка, ну, буквально са‑а‑а‑мую малость, ошиблись с выбором жертвы! – Емельян, наконец, слез с коня и вальяжно потопал к купцу с его подчинёнными. – Всё‑таки надо бы сходить в кустик, коль уж остановились… – уже тихо пробормотал он себе под нос.

– А, это ты… – Демидий неприязненно скривил физиономию.

– В смысле? – Емельян удивлённо уставился на румяного толстячка. – Не понял, мы что, знакомы?

– Было дело, довелось пообщаться!.. Правда, очень кратенько…

– Это где ж ента, позвольте полюбопытствовать?

– А ты не помнишь? – торговец настороженно взирал на княжьего племянника.

– Не‑а! А должен⁈

– В прошлый наш визит, Емеля, у Мефодия в трактире, когда ты был порядком под хмельными парами, довелось вам перекинуться несколькими словесами с этим приземистым крепышом, после чего ты добро прикорнул прямо на полу харчевни.

– Я что, Ратик, так хотел спать, что не мог дойти до постели⁈ – Емельян озадаченно почесал затылок.

– Именно! – широко улыбнулся Демидий. – Срубило тебя от порыва ветра!..

– Ну ладно, коли так… Пойду, по важному делу в бурелом загляну… – смущённый Емельян неторопливо потопал к ближайшим деревцам, при этом тихо бормоча: – И какие ещё порывы ветра в корчме? По морде мне врезал, что ль, собака?.. Ничего не помню… Но скула‑то побаливала с утра, что было, то было…