Текст книги "Следователь и Колдун (СИ)"

Автор книги: Александр Александров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

– Что удалось выяснить об этой… организации? – Асаду с огромным трудом удалось сохранить контроль над мышцами лица.

– Вот. – Мэйр открыл стоящий на полу кареты дорожный кофр обитый красной кожей, и, достав из него тяжелую толстую папку, протянул ее Асаду. – Тут все материалы, что мне удалось достать. Очень любопытное чтиво. Кто-то тратит безумные деньги и человеческие ресурсы чтобы убить тебя, мальчик. Кому-то ты, видимо, крепко насолил.

– Еще что-нибудь? – Папка пахла плесенью, канцелярской пылью и чернилами.

– Да. Как я уже сказал, нам не удалось выйти на человека, стоящего во главе всей этой махины. Но я выяснил, где в следующий раз они устроят покушение на тебя. Не спрашивай, как именно я это узнал. Мои люди применяли методы, за которые можно пожизненно отправится на Дальнюю Хлябь… В общем, эти ребята нашли твое убежище в старых шахтах у Залесья. Через три дня, в субботу, они собираются устроить там засаду. Какого рода – понятия не имею, но я бы на твоем месте туда не возвращался… Ну, или возвратился. Думаю, ты захочешь поговорить с этими ребятами лично. Но сразу говорю: многого не жди.

– Спасибо. – Асад пожал Мэйру руку. – Это действительно очень полезная информация. Вы полностью закрыли свой долг. И я по прежнему рад нашему сотрудничеству. Думаю, мы продолжим его, если… Нет, без “если”. Остановите вот здесь, пожалуйста. Вон у того переулка.

Карета остановилась, щелкнул дверной замок и Асад вышел в ночную мглу. Экипаж лорда укатил в темноту, в лицо пахнуло латунной стружкой и машинным маслом.

Асад сунул руки в карманы и медленно побрел по переулку, не особо понимая, куда и зачем он идет.

“Иногда мне кажется, что вам не двадцать пять, а сто двадцать пять. Вас хоть что-то радует в жизни? Вы хоть когда-нибудь любили что-то по-настоящему? Или… кого-то?”

Он был стар. Осознание этого ударило его в темя, придавило, скрутило и потащило вдаль по булыжной мостовой, вслед за бумажным мусором, который гнал в темноту влажный осенний ветер. Его молодое всегда-здоровое-почти-бессмертное тело гнало по венам кровь – такую же молодую, как и сотни лет назад, но его разум был похож на глубокий колодец, заполненный тяжелой темной водой, и было ли у этого колодца дно?

Асад почувствовал себя неким странным деревом: наверху, на солнце, – тонкий гибкий ствол, упругие ветви, зеленые листья, а внизу – древние узловатые корни, уходящие в грязь и древнюю темноту, вниз, вниз, мимо скелетов и крови, давным-давно ставшей землей.

Любил ли он кого-нибудь? У него были сотни женщин. Возможно, тысячи. Но он потерял интерес к плотской любви очень, очень давно – его разум просто перестал воспринимать сигналы, которые посылало ему тело. К тому же его кожа-броня превращала самые нежные женские прикосновения в… ничто.

Его создали как идеальное орудие для убийства. И за все эти годы он ни разу не оспорил не им вынесенный приговор. Почему? Ответ лежал на поверхности: он, Асад, был нужен всем вокруг именно как инструмент уничтожения особо опасных противников. О да, возможно, в нем было еще что-то, на что пытались указать пальцем Наджиб и Мерлин. Но Наджиб давно умер – счастливый и пьяный он помер от разрыва сердца во время оргии с тремя прелестными девицами. Ему было девяносто три. А Мерлин… Где он, Мерлин? Возможно, даже жив – такие не умирают просто так. А, быть может, уже и пыли не найти, в которую превратились его кости.

А с другой стороны: пытался ли он когда-нибудь стать кем-то другим? А мог ли? Лучше всего он умел убивать колдунов. Даже его детская мечта – самому стать колдуном усохла, скукожилась и умерла: сейчас Асад мог нанять себе в личное пользование хоть десяток колдунов; он хорошо знал пределы их возможностей и давно не питал никаких иллюзий по поводу “невероятной силы”.

Невероятная сила, однако, существовала.

– Может, пришла пора загадать желание?

Голос джинна был исполнен грусти. Асаду даже показалось, что Другой проглотил слезы, но это, конечно, было просто игрой воображения.

– Я не знаю, чего мне загадать, джинн. Я не знаю, чего я хочу.

– Столько времени прошло…

– Ты думаешь, я не знаю? – Асад горько усмехнулся. – Ты же знаешь, что сделали с моим мозгом. Каждую минуту, каждую чертову секунду – я помню абсолютно все.

– Вообще-то я тоже, – прошелестел рядом бесплотный голос. – Когда меня вызывают из печати, я вынужден сопровождать своего хозяина везде и всюду. Как выяснилось, иногда это бывает тяжело. Так долго… так долго меня не держал на этом поводке еще никто.

– Ты ненавидишь меня?

– Я не умею ненавидеть. Даже не вполне понимаю, что это означает. Но мне тяжело, да.

– А чего пожелал бы ты сам, будь у тебя такая возможность?

– Я уже говорил. Разбить свою печать, освободиться, вернуться домой. Моей силы на это вполне хватит. Но я не могу чего-то желать для себя. И не питаю ложных надежд. Люди чересчур трясутся над своими желаниями. Они думают, что с моей помощью могут изменить свою жизнь.

– А это не так?

– Нет. И у тебя это не получилось. Ты просто продлил себя в будущее. Это не самое худшее желание, но и далеко не самое оригинальное.

– Скройся с глаз моих, – выдохнул Асад, сжимая кулаки.

Джинн исчез – Асад это почувствовал. Юноша-старик сунул руки в карманы и поднял глаза.

Он сразу же понял, куда привели его ноги: это был китайский квартал на самой окраине Столицы. Покатые крыши, маленькие магазинчики, за витринами которых таинственно мерцали огоньки свечей, повозки с тентами-гармошками (с повозок продавали необычно и остро пахнувшую еду), наперсточники, предсказатели судеб в цветастых халатах, проститутки с равнодушными раскосыми глазами, тощие собаки, роющиеся в мусоре, и, конечно же, неизменные опиумные курильни.

Он уже был здесь, и чем дальше, тем чаще сюда приходил. Асад постучал в одну из дверей над которой тускло мерцал зеленый фонарь, дверь открылась и из темноты ему в лицо пахнуло горячим воздухом, благовониями и воспоминаниями. Девушка с длинными черными волосами (сперва Асаду показалось, что на ней кимоно, но “кимоно” оказалось просто длинным полосатым халатом) равнодушно улыбнулась ему, взяла за руку и провела по узкому коридору в один из “приватных залов” – маленькую комнатку с кучей подушек на полу и широким топчаном.

Он принял из рук девушки тонкую трубку, затянулся и повалился на подушки, чувствуя, как от кончиков пальцев к солнечному сплетению потянулись щекочущие лучики невидимого тепла.

Все очень просто, джинн: я хочу быть счастливым. Это настолько просто, что даже ты не можешь мне помочь. Тебе нужно конкретное желание. Но беда в том, что мне оно тоже нужно. У меня осталось последнее, и это как последний патрон в стволе: проще выпустить его себе в голову.

Тысячи дверей, тысячи возможностей; ты можешь открыть любую, но после этого все остальные окажутся закрытыми. Можно ли представить себе более изысканную пытку?

И что самое паскудное, так это постоянное чувство, что решение – вот оно, что нужно лишь небольшое умственное усилие, и я все пойму, что То Самое Желание есть, оно существует, и это просто я такой дремучий идиот, что не вижу его, не вижу очевидного решения.

Знаешь, чего я хочу на самом деле? Стереть из памяти тот момент, когда я нашел печать в старой книге, забыть о самой возможности выбора, потому что это – страшное, непомерное бремя… но в какой момент чудо стало для меня инструментом пытки? Может быть, дело вовсе и не в чуде? Нет, нет, не в чуде, конечно…

А, может быть, в этом все и дело? Вернуться в прошлое, начать все сначала, прожить жизнь иначе… но как – “иначе”?? Я не умею иначе; это только дурак может думать, что вот, мол, вернусь в прошлое с тем багажом знаний, что имею сейчас, и ка-а-а-а-ак проживу все заново как надо! Не проживешь, балбес, не проживешь, потому что от себя ты никуда не убежишь, себя ты не изменишь никак, вот в чем фокус…

Аллауд-Дин прожил со своей любимой женщиной новую жизнь, жизнь простого счастливого парня, но это лишь потому, что он всегда им был. Он просто стал самим собой, а кем стать мне?

Деньги у меня есть, власти я не хочу, с любовью у меня не сложилось. И теперь я хочу понять, чего я хочу. Звучит как желание.

Вот что нужно было загадывать в самом начале.

Или… сделать так, чтобы ничего больше не хотеть?

Бред. Отсутствие желаний – смерть. Но их наличие – мука. Кто, кто так сделал?! И как это изменить? Мерлина бы сюда… Он бы что-нибудь придумал… Может, пожелать стать самым умным человеком в мире? А что если тогда я пойму, что решения у этой задачи нет? К черту. Все к черту.

Асад сделал еще одну затяжку и провалился в мягкую тьму.

Упавший на лес утренний туман пах мхом, холодом болота и грибами. Он тянул свои бледные щупальца из влажных оврагов, стлался по земле, но утреннее солнце резало его своими лучами, превращая в серые полосатые лохмотья, висевшие над поляной словно старые грязные тряпки.

Где-то в чаще мерно звенела кукушка, и Асад машинально принялся считать ее “ку-ку”, но потом улыбнулся и тряхнул головой: с подсчетом его лет кукушка в любом случае ошиблась бы.

Эта поляна в десяти верстах от Залесья имела в округе дурную славу: в здешних шахтах когда-то добывали медную руду, а потом тут завелись Черные Вдовушки, сильно проредившие шахтерскую артель. Вдовушек вывели, но шахты все равно закрыли и теперь штольни пустовали, храня в себе лишь старые воспоминания, пожелтевшие кости и пыль.

Здесь Асад и устроил себе убежище почти пятьдесят лет назад. В одной из штолен, в боковом проходе, где опоры были надежны, а цементные “мазки” в трещинах на потолке – нетронуты он оборудовал нечто вроде склада. Тут хранилось несколько шахтерских ламп, две бочки масла для них, воды и пищи месяца на два, а также три тщательно замаскированных тайника набитых золотыми империалами. Имелся здесь и склад с оружием.

Асад изучил каждый поворот этих подземных лабиринтов, поставил несколько ловушек и всегда приходил сюда с очками ночного виденья – простенькой колдовской игрушкой с зарядом лет на сто. Очки позволяли лишний раз не зажигать огня – так было спокойнее.

Как те, кто охотился за ним нашли это место? Следили за ним? От самой мысли о слежке которую он умудрился не заметить Асаду становилось не по себе. На него покушались уже семь раз и с каждым разом убийцы становились все изощреннее – в последний раз Асад едва унес ноги. Никого из них не удалось взять живьем, чтобы допросить, а теперь еще и это – “организация”. Он перелопатил папку, которую дал ему Мэйр и спокойствия Асаду это чтиво не добавило. За ним следили, о нем собирали информацию и деньги здесь были замешаны такие, что темнело в глазах.

Кто? Зачем?

– Вот и узнаем, – пробормотал Асад. – Вот сейчас и выясним…

На нем был военный камуфляжный комбинезон, высокие сапоги и вязаная шапочка. На поясе – набор метательных ножей, любимая сабля – подарок Мерлина, короткий меч, алхимическая граната и револьвер. Он не особо любил огнестрельное оружие, но стрелять умел хорошо.

Асад достал из маленького рюкзака полевой бинокль и внимательно осмотрел невысокий зеленый холмик скрывавший вход в штольню. Ага, вешка повалена. Дилетанты. Убийцы, кем бы они ни были, уже тут. Устроили засаду, значит. Он ухмыльнулся. Ладно, пусть так. Из шахты есть только один выход, он же вход. Убийцы сами себя загнали в ловушку. “Найти бы главного”, подумал он. “Кого-нибудь, кто сможет ответить на мои вопросы. А вопросов у меня много…”

…Сразу у входа в штольню на земле он заметил маленькое пятнышко крови. Ну да, конечно: один из его самострелов сработал. Болт был отравлен, значит, минус один – для таких ядов противоядий не придумали… Ага, а вот и ловушка, поставленная уже на него самого: маленький колдовской кристалл в трещине стены. Не виден, однако хорошо чувствуется. Асад привычно “вдохнул” эфир лишая ловушку ее заряда и скользнул внутрь, предварительно надев очки “Ночного глаза” (способность точечно разряжать колдовские предметы он развивал в себе столетиями).

Следы – их пытались замаскировать, но вон из рук плохо. Трое ушло налево, чертверо направо; двое из тех, что свернули направо несли что-то тяжелое, скорее всего, труп своего соратника убитого ловукой на входе.

Он свернул налево.

…у них тоже были очки ночного видения, но убийцы были черезчур шумными. Здесь, в тишине подземных коридоров он услышал их дыхание задолго до того, как почувствовал колебания от колдовских штучек, что были на них навешенны. Щиты, “сигналка”, что-то из регенерирующих заклятий. Чушь, чепуха.

Он подошел сзади: бесшумная тень с саблей Мерлина в руке. Даже не стал гасить колдовство: короткий резкий удар, а затем еще один, и парочка незадачливых убийц (они как раз устанавливали еще одну ловушку – самострел) упали в пыль.

Осталось пятеро. Та четверка, что свернула при входе в левый коридор, его пока что не интересовала; убежище Асада было здесь, в правой штольне.

Но его вещи оказались нетронутыми. Кто-то прошел совсем рядом, даже не коснувшись потайной, под камень замаскированной двери. Прошел – и направился дальше, свернув в нижний коридор, что вел к стволу центральной шахты.

На земле лежал скомканный клочок бумаги. Асад надел плотные кожанные перчатки, поднял бумажный комок, развернул его… и кровь застыла у него в жилах.

На бумажке красивым размашистым почерком было написано:

“Дорогой Асад! Миллион приветов и здравствуй! Надеюсь на скорую встречу с тобой! Ты, думаю, тоже, и уже наточил свой меч, но у тебя наверняка есть много вопросов, так что придется немного подождать. Хотя наставник Наджиб говорил, что терпение – величайшая из добродетелей. Обнимаю”

– Да кто же ты, дьявол тебя возьми, такой? – прошептал Асад, вытирая тыльной стороной руки выступивший на лбу холодный пот.

Враги у него, конечно, были. Но никто из них явно не мог знать наставника Наджиба, умершего столетия назад. И уж тем более никто не мог знать одну из любимых фразочек Наджиба, тем более что никаких дневников тот отродясь не вел.

Асад аккуратно ступил на скользкий от подземной влаги пол наклонной штольни и принялся осторожно спускаться вниз.

Предположим, он был не единственным выжившим из воспитанников Гнезда Сойки. Допустим, выжил еще кто-то. Но кто, кто, скажите на милость, мог прожить столько же, сколько прожил он, Асад, попросивший бессмертия у могучего Другого? И если кто-то неким невероятным образом сумел прожить так долго, кто мог желать Асаду смерти? Причем желать настолько, что эту ненависть он пронес с собой сквозь века?

Бред. Полный бред, невозможно.

“Я найду этого шутника, и буду счищать с него кожу как с яблока. Медленно и аккуратно, пока эта тварь не выложит мне все, что знает. А потом я отправлюсь за тем, кто стоит во главе этой перешедшей все границы шутки. И тогда… О-о-ох, не хотел бы я быть на его месте”.

Штольня заканчивалась в небольшой круглой зале, в центре которой зияла дыра основного шахтного ствола. Когда-то шахтеры спускались туда, вниз, в деревянной клетке, которую через систему талей и блоков опускали и поднимали другие шахтеры, но сейчас все это, конечно, сгнило и использованию не подлежало. Тем не менее, кто-то совсем недавно спустился в шахтный ствол: в стену был вбит тяжелый крюк, к которому крепилась толстая веревка, падающая вниз, в темноту.

Это уж слишком смахивало на ловушку – обрежь кто-нибудь веревку, пока Асад бы по ней спускался, он полетел бы вниз, и наверняка разбился. Асад улыбнулся, покачал головой и бесшумной тенью скользнул в неприметный боковой коридор. Ладно, поиграем в эти игры.

…На самом дне шахты было сыро. А еще здесь воняло: странная, глубокая вонь – ничего подобного Асаду никогда не доводилось нюхать; такое впечатление, что в одной из боковых штолен издох от старости дрвений лешак, и теперь гнил там, отравляя воздух жуткими миазмами. На стенах, где еще были видны следы кирок, блестели вкрапления слюды, кое-где мерцал жетлыми отблесками янтарь.

Мерцал?

Да, здесь горел свет: на полу стояла большая маслянная лампа. Старая, даже антикварная – такие лампы использовались в Халифате лет триста назад. Коллекционеры отдали бы за эту лампу очень хорошие деньги.

Асад вдохнул и прислушался к своим ощущениям. Кислорода в воздухе хватало (огонь лампы это подтверждал), токсинов, вроде бы, не было. А вот капающая с пололка вода и разбухшие от влаги шахтные опоры нервировали: тут все держалось на честном слове; чудо, что эта часть шахты до сих пор не рухнула.

И здесь был кто-то еще.

Странно: Асад чувствовал движение за спиной (он не стал оборачиваться; при необходимости он убил бы следящего за ним одним движением руки), но при этом не слышал ни дыхания, ни стука сердца. Там, в темноте, кто-то притаился, и этот кто-то не был человеком.

Другой? Нет, Другого бы он почувствовал – непередаваемое жжение в самом центре солнечного сплетения, привычное ощущение. Нежить? Асад просто “выпьет” эфир, и мертвяк рухнет на пол. Может, эта вонь – как раз от мертвяка? Да ну, чушь – мертвяков он не видел, что ли.

…Легкий скользящий звук – кто-то прошелестел ботинком по пыли. Намеренно – Асад в этом даже не сомневался. Он криво улыбнулся и сказал: – Да слышу я, слышу. Ты в боковом проходе, за опорой с факельной розеткой. Позади меня. Может, хватит? Покажись, храбрец. Или ты не думал, что я сюда спущусь?

Невидимка рассмеялся, и Асад услышал голос:

– Я не прячусь. Просто забавно увидеть тебя так близко спустя столько лет.

Если бы перед ним прямо сейчас из воздуха соткался Мерлин Первый и отвесил Асаду подзатыльник, то даже в этом случае Асад не был бы так поражен.

– Ты?!. – он захохнулся, разворачиваясь на каблуках и включая саблю. – Как?.. Это невозможно.

Огонек лампы чуть дрогнул, и из бокового коридора появилась серая тень.

Серый плащ, серый капюшон, тяжелые армейские сапоги, руки с длинными тонкими пальцами, мирно сложенные у груди. Свет лампы упал на длинное тонкое лицо, и…

– Сирадж!

Сын библиотекаря улыбнулся, отвесил шутовской поклон и кивнул.

– Он самый. Сколько мы уже не виделись? Двести лет? Да нет, больше. Куда как больше.

– Как ты… – Асад внезапно сощурился и сделал несколько порывистых шагов вперед. Сирадж не отстранился, просто откинул капюшон на спину и скривил губы в некоем подобии улыбки.

Серая кожа. Огромные, во все глаза зрачки. Тонкие, нездорово-красные губы. И очень, очень характерные симметричные шрамы-”крестики” на шее.

– Ты стал Легким вампиром. – Асад нервно выдохнул и отступл назад. Увиденное им несколько проясняло ситуацию, однако…

– …однако ты так и не понял, как я умудрился выжить после того, как ты меня убил. Ну, понятно. – Асад пожал плечами. – Извини, не хотел тебя разочаровывать. Но Мерлин передал тебе не яд. В инжекторе был парализатор.

– Чушь! Твое сердце…

– Остановилось, ага. Вот только мы, воспитанники Гнезда Сойки, можем провести в состоянии клинической смерти куда как больше времени, чем обычные люди. Я очнулся в Белой Башне; мне дали противоядие, чай и дурацкий халлат с цветочками.

– Зачем…

– Мерлину был нужен еще один воспитанник “Гнезда”. Причем, лояльный. Он вытащил меня из Халифата и предложил работу. Я согласился не раздумывая.

– Бред! – выкрикнул Асад, – Бред сумасшедшего! Мерлин рассказал бы мне он…

– Ага, ты кажется понял. – Легкий вампир сложился в тонкую тень и рывком перенесся за спину Асада – тот едва успел обернуться. – Не бойся, я не убью тебя раньше, чем мы поговорим по душам.

– Это кто еще кого убъет… – Асад плавно поводил саблей в воздухе, проверяя баланс. – Мерлин держал тебя как запасной вариант, я угадал?

– Ну что ты. – Сирадж хохотнул. – Это бы сильно ударило по моему самолюбию. Нет, я был нужен ему для контроля тебя. Реши ты вдруг что работа на Мерлина тебе надоела и что старого колдуна пора бы грохнуть, остановить тебя было бы проблематично. Старик ведь не только сидел в Башне – там он был неуязвим – но и много путешествовал.

– Бред, – выплюнул Асад. – Мерлин мне доверял.

– Доверял, ага. Ровно до того момента, пока ты хладнокровно не убил своего старого друга – меня, то есть. Изначально предпологалось что ты просто возьмешь меня с собой, но ты даже ухом не повел. Всадил в меня инжектор – раз, два, прощай, Сирадж… Мерлин, кстати, предлагал мне простить тебя, Асад. Но я не простил.

– Ты ненавидел меня столько лет? – Асад поднял бровь. – Тогда ты вон из рук плохой убийца, Сирадж.

– Ты прав, – Сирадж кивнул, – я не убийца. Я просто сын библиотекаря, которого сперва предал отец, затем – учителя, а потом – единственный друг. Но я не собирался тебя убивать. До тех пор, пока Мерлин не допустил ошибку – он запретил мне это делать. Знаешь, “…не думай о белой обезьяне”? Я катал эту мысль в голове и так и эдак. По всему выходило так: тебя вытащил из “Гнезда” Наджиб. Просто потому что ты был его любимчиком. Тебя пригрел под крылышком Мерлин – он единственный, кто получил от проекта именно то, что хотел. Обо мне вспомнили только тогда, когда Пророк отправил меня убивать Мерлина. Понимаешь? У Квадриптиха в Халифате была целая сеть осведомителей, Мерлин отлично знал, в каком я положении, что я стал любимой собачкой Пророка, но тянул до самого конца. До тех пор, пока его личный зад не припекло. А потом я узнал, что ты не стареешь.

Сирадж скривился и сплюнул в пыль.

– Ясное дело, это тоже были штучки Мерлина. Чьи же еще? Я буквально сожрал старику мозги, пока он не согласился сделать меня бессмертным тоже. И что я получил в итоге? “Мортис сиренити”. – Сираджа передернуло. – Ты знаешь, что это такое – переродиться Легким вампиром? Знаешь? Недели адской боли, а затем еще недели. Мне становилось лучше только во время кормления. Но ты-то НЕ БЫЛ Легким вампиром! Тебя не проводили через этот ад! С тобой Мерлин сделал что-то другое. Когда я понял, что в очередной раз стал жертвой экспериментов старика, я сбежал. Из Белой Башни, из Столицы, вообще уехал с континента.

– И… И где ты был все это время? – Асаду было не по себе. Он чувствовал неловкость, и жутко злился из-за этого – на себя, на Сираджа, на всех на свете. “Идиот, чертов идиот, обиженный придурок, знал бы – отрезал бы тебе тогда башку…”

– Учился выживать. Я сел на корабль, который шел через Атлантику, планировал переседеть в какой-нибудь отдаленной провинции. Накачался наркотиками, думал проспать все это время в каюте. Но недооценил силу своего голода. Я сорвался и однажны ночью выпил “виталис” всех на корабле. Всех, даже экипажа. Досуха. Когда я пришел в себя, я уже был единствнным живым на корабле-призраке. Через неделю корабль прибило к острову – к счастью, обитаемому… Годы прошли, прежде чем мозг привык и боль прошла. Тогда я вернулся в Королевство, но Мерлина в Квадриптихе уже не было. Я искал старика почти столетие, но Мерлин, похоже, сгинул без следа. А потом я узнал об убийстве колдуна Геллена. Сразу понял, что это ты.

– А, Геллен Высокий… – Асад кивнул. – Помню, как же. После этого заказа я уехал из станы.

– Я долго искал тебя. Потратил кучу денег и времени. Ты был осторожен, но я упорен и настойчив, Асад. Я ждал тебя. Это ведь именно я слил информацию о сегоднешнем покушении этому болвану Мэйру.

– Ага… – Асад прищурился, – ловко, ничего не скажешь. Но вот ты здесь. Что дальше? Убьешь меня?

Сирадж расхохотался, свернулся в тонкую тень и снова материализовался за спиной у Асада.

– Убью? У меня несколько другие планы. Из-за тебя я стал тем, чем стал. Ты знаешь, что такое голод Легкого вампира, Асад? Впрочем, откуда… Я поглощаю чужой “виталис” чтобы жить. Мне приходится убивать, хотя я вовсе этого не желаю. Но ты… Ты каким-то чудом стал бессмертным, более того – вечно молодым! Источником бесконечного “виталиса”. Я не убью тебя, что ты! Я не идиот. Сперва я обезоружу тебя, затем парализую, свяжу, закую в кандалы, а потом ты заплатишь мне. Будешь платить каждый день, каждый чертов час…

Асад ждал этого момента с самого начала их встречи: эмоции взяли верх над Сираждем и он отвлекся.

Удар – резкий и точный, на пределе прочности связок. Ни один человек не увернулся бы от такого выпада – молниеносного, прямо в сердце.

Вот только Сирадж не был человеком.

Он схлопнулся в темную полосу, а в следующий миг Асад, которого спасла чистая интуиция и столетия фехтовального опыта, едва заблокировал удар из левой полусферы. Сабля Мерлина встретилась с тонким как иголка лезвием шпаги Сираджа и… отскочила.

– Когда старик подарил тебе эту игрушку, мне он тоже сделал подарок, – хохотнул Сирадж. – Не надейся, твоя сабля не перережет мой клинок.

И он опять исчез.

Только теперь Асад понял, в какую передрягу он попал.

Сирадж был великолепным фехтовальщиком, ничуть не уступающим ему самому. Но он был еще и Легким вампиром: практически неуязвимым существом способным мгновенно перемещаться в пространстве – пусть даже и на очень ограниченное расстояние. Каждый удар из темноты теперь был сеансом игры на зеленом сукне: откуда вылетит шпага? С какой сторны? Поди, угадай! Ошибешься – смерть. Или что похуже смерти…

“Он не будет атаковать спереди, – лихорадочно думал Асад, – потому что я мгновенно заблокирую удар. Он не станет также атаковать справа – в этой руке у меня оружие и я тоже очень быстро отреагирую. Остается левая полусфера и тыл…”

Он выхватил из ножен второй клинок: нечто вроде короткого меча с крюком на конце. Это оружие делали на заказ, как раз под левую руку Асада.

Вовремя. Сверкание стали, искры, звон. Опять удар и опять слева.

Асад прыгнул в сторону и прижался спиной к стене, чувствуя, как холодные острые камни впиваются в его насквозь промокшую от пота спину.

– Ну, давай, – скрипнул он зубами, – нападай. Чего ты ждешь?

Бах!

Бах-бах-бах!

“Броня” Асада легко могла отразить прилетевшее по касательной лезвие. Даже пуля небольшого калибра на излете отскакивала от нее – были случаи. Но крупнокалиберный армейский револьвер с десяти шагов – это было чересчур.

Пули с хрустом вошли в тело Асада: плечо, правое легкое, бедро, нога. Сирадж знал, куда стрелять.

…боли не было, только странное противное онемение, ползучей пульсацией хлынувшее в вены. Асад попробовал сделать шаг и с удивлением понял, что ноги стали почему-то очень, очень тяжелыми.

На глаза упала серая пелена; в ушах звенели невидимые колокола, и сквозь их какофонию до Асада долетел голос Сираджа:

– Кстати, оцени поэтическую справедливость: яд, что закачан в эти пули – почти точная копия вещества, которым ты траванул меня по указке Мерлина. Только сердце он не останавливает – я, все-таки, не могу рисковать жизнью лучшего друга. Поверь, жить ты будешь о-о-о-очень долго.

…пальцы не гнулись, но Асад чудовищным напряжением воли заставил руку двигаться. Еще пара сантиметров… еще чуть-чуть… клапан на кармане – вот же черт… Так, а теперь достать то, что лежалов кармане…

– У тебя там пистолет? – Сирадж хихикнул. – Ну давай, давай. Доставай. Не хочу тебя расстраивать, но мне могут причинить вред только пули из заговоренного на крови железа. И то – исключительно косметический… Однако силы воли тебе не занимать. Это хорошо, очень хорошо…

Асад поднял на Сиражда налитые кровью глаза и что-то тихо прошептал.

– Что? – Сын библиотекаря изобразил на лице комичное удивление. – Ты что-то хочешь мне сказать? Ну так скажи на ушко, ха-ха!

Он наклонился вперед, и в тот же миг рука Асада – на удивление крепкая – схватила Сираджа за воротник. Второй рукой Асад рывком достал из кармана что-то маленькое и блестящее, сунул Сираджу за пазуху, а затем сильно, с хрустом, ударил его лбом в переносицу.

От удивления Сиражд отскочил назад и повалился на спину. Асад рухнул на пол – последнее усилие оказалось для него чрезмерным.

– Что… – Сирадж похлопал себя по груди, пытаясь нащупать предмет, подсунутый Асадом. – А, вот ты где… Что это за…

В этот момент реакция в активаторе завершилась, и алхимическая граната взорвалась.

Последнее, что увидел Асад: широкая трещина пробежавшая по потолку и медленно кренящиеся опоры шахты.

– Асад, выключи лампу. Ты сжигаешь воздух.

– К четрту! Все к черту! Сейчас!.. Я успею!.

– Асад, обрушилась вся нижняя секция шахты. Над тобой – тонны земли и камня.

– Я успею!!

– Асад, ты не выкопаешь новый тоннель руками.

…быстрее, быстрее, еще быстрее, кожа, крепкая как сталь, пальцы впиваются в землю, руки бросают, нагребают и бросают еще, а там свобода, там свет, там воздух и ноют, болят раны от пуль, но это ничего, это ерунда, это заживет, как не раз уже заживало, вот только дышать все труднее и труднее, но воздуха хватит, должно хватить, еще чуть-чуть и рухнет земляная стена, еще немного…

– Асад, у тебя еще осталось одно желание. Я вынесу тебя наверх за долю секунды.

– Нет!! Теперь я знаю, чего пожелать! Теперь я точно знаю! Я больше не буду убийцей! Я стану… стану как Аллауд-Дин. Новая жизнь! Новая попытка! Сейчас… Сейчас…

…руки бросают и бросают, а воздух все мягче, воздух все жиже, он словно горячее стекло, и где-то рядом хихикает, смеется Сирадж, проклятый Легкий вампир он уже, конечно же, собрал себя из теней, из тьмы, и насмехается, ждет, пока у Асада закончатся силы, когда он упадет без сил, рухнет, и тогда Сирадж, проклятый Сирадж вытечет наружу как тень, как ртуть, и вернется за ним, вернется… о-о-о-о-о, никогда, никогда, никогда…

– Асад, у тебя мутится рассудок. Дезориентация от недостатка кислорода. Решай быстрее. Я не могу пожелать за тебя. Даже если бы хотел.

…желание, да, последнее желание, конечно, дурак, как ты мог не понимать, застрял в собственном соку, застыл в крови как комар в янтаре, почему так темно, лампа погасла, почему погасла лампа, масло закончилось, конечно, это просто масло, но темнота это даже хорошо, в темноте не так болят глаза, почему болят глаза, потому что темнота, но вот и свет, яркие огни, потому что уже, потому что уже почти все, потому что я это сделал, я прокопал тоннель, свобода, свобода и огни, свобода и огни, свобода…

Наконец-то свобода.

…Фигаро выпустил дымное колечко, рассеянно проследил, как то пролетело над столом, а затем теплый воздух над свечкой подхватил дым, взлохматил и разорвал на отдельные завитки, улетевшие к потолку.

За окном трещали цикады. Глубокая ночь давно опустилась на Нижний Тудым, и только откуда-то издалека доносилось равномерное позвякивание колокольчика дежурного городового: дзинь-дзинь, все спокойно, все спят, ночь на дворе.

Следователь притоптал табак в трубке обгрызенным карандашом, несколько раз пыхнул, раскуривая, и взглянул на своего гостя, явно закончившего свой рассказ и теперь степенно потягивавшего коньяк из чайной чашки (за бокалами Фигаро решил не спускаться, дабы не будить тетушку Марту).

– Хорошо. А что было потом?