Текст книги "Следователь и Колдун (СИ)"

Автор книги: Александр Александров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

– Присаживайтесь. – Фигаро кивнул на кресло у стола. – Чем могу быть полезен?

– Я правильно понимаю, что вижу перед собой Александра Фигаро, следователя ДДД? – мужчина мягко сел в кресло (в этом движении было столько почти танцевального изящества, что следователь растерялся) и сложил руки на коленях. В его голосе скорее угадывался, нежели слышался акцент, но какой именно, Фигаро определить не мог.

– Вы совершенно правы, любезный. Что вам угодно?

– Вас рекомендовали мне… – посетитель чуть запнулся, – как специалиста в области метафизики и Других проявлений. Не спрашивайте только, от кого поступили рекомендации. Да это, в общем, не имеет особого значения.

– Кхм… – Следователь почесал затылок, – Боюсь, что вас ввели в заблуждение. Я действительно немного разбираюсь в упомянутых вами областях. Но я не колдун-академик. Я следователь Департамента Других Дел. Это несколько…

– О, я знаю, что такое ДДД, – перебил посетитель, – и поверьте, я адекватно оцениваю ваш уровень квалификации: нечто среднее между младшим офицером ударной группы Инквизиции и начитанным колдуном из “Бюро Других Услуг”. Но, насколько я понимаю, вы – самый квалифицированный колдун в радиусе ста верст.

Определение было настолько точным, что Фигаро покраснел. Впрочем, откровенность гостя, скорее, подкупала.

– Да, где-то около того… Так чем могу быть полезен?

Гость нахмурился, плотно сжал губы и некоторое время молча смотрел куда-то в потолок. Затем он глубоко вздохнул; его лицо разгладилось.

– Скажите, господин Фигаро, что вы знаете о джиннах?

– Джинны? – губы следователя едва заметно дрогнули. – Кроме того, что их не существует?

– Ну, – мужчина улыбнулся, – вы же специалист по Другим, а, стало быть, не хуже меня знаете, что сказать будто нечто подобное “не существует” нельзя. Есть демоны, исполняющие желания. Почему бы не существовать и джиннам?

– О, – Фигаро засмеялся, – приятно поговорить с человеком, сведущим в подобных вопросах! Ну что я могу сказать: такие демоны существуют. Некоторых из них, при определенной сноровке и силе заклинателя можно даже принудить исполнять мелкие желания за просто так. Но джинны… Как джинн описывается в околонаучной литературе? Другое существо привязанное к некоему объекту-”тюрьме”, обладание которым позволяет человеку – не колдуну, а вообще кому угодно – повелевать джинном. И джинны, согласно преданиям, не занимаются всякой ерундой – они творят чудеса с размахом. Разрушить город, или, там, подъять армию мертвецов на войну с врагом. Другие такое могут, без сомнения. Вот только Других такой силы не привяжешь никаким колдовством – они за пределами логики. Наши формулы и пентакли для них – детская мазня на стенах. Джиннов не существует, поверьте мне.

– Логично, – гость кивнул, – очень и очень логично. Но Другие, как вы сами сказали, за пределами логики.

– Ну, это бронебойный аргумент. – Фигаро не сдержал улыбки. – Но у меня встречный вопрос: к чему этот разговор? У вас есть знакомые джинны?

Гость, однако, не улыбнулся в ответ. Его лицо не несколько секунд застыло, после чего исполнило несколько быстрых мимических композиций: страх, недоверие, гнев, отчаяние. Мужчина закрыл глаза руками, а потом как-то сразу резко взял себя в руки, одернул полы плаща и быстро заговорил:

– Господин Фигаро, не подумайте только что я мистификатор или праздношатающаяся личность из ближайшей опиумной курильни, которой везде чудятся черти. У меня есть история, и эта история напрямую связана с Другими проявлениями, и про джиннов я спросил не просто так. Но есть проблема. Я не могу обратиться в Инквизицию, потому что в конечном счёте окажусь в камере. Я не могу пойти к столичному колдуну-специалисту из Академии, потому что окажусь в желтом доме. И не могу обратиться к сельской знахарке, потому что мой случай явно выходит за рамки ее компетенции. Вы же – нечто среднее, поэтому я думаю, что могу к вам обратиться. К тому же я слышал, что вам доводилось вляпываться в самые невероятные истории, так что к моей вы тоже будете терпимы.

– Вы хотите рассказать историю? – Следователь снял с примуса закипевший чайник, подождал, пока его крышка не перестанет подпрыгивать, и налил в заварник кипятка.

– Да, правильно. А потом понять, насколько вы мне верите, и чем можете помочь. Я, кстати, готов очень щедро заплатить…

– Сударь, – Фигаро поднял руку, – давайте я буду с вами откровенен: в этом городишке богаче меня только местный голова, господин Матик. – В деньгах я не нуждаюсь. Но, – он бросил взгляд на будильник у кровати, – у меня еще четыре часа приемного времени. А вы – посетитель, у которого, как вы утверждаете, имеются проблемы, которые по моей части. Так что я вам внимательно слушаю.

– История будет долгой.

– И отлично. По крайней мере, сегодня мне не придется выслушивать очередной рассказ о том, как домовой в борделе тетушки Сары напился как плотник и, пардон, нагадил в корыто. К тому же чуйка подсказывает мне, что вы можете рассказать историю удивительную…

Гость улыбнулся и потер указательным пальцем переносицу. Подумал, а затем сказал:

– Так получилось, что я почти не помню своих родителей…

* * *

Своих родителей Асад не помнил.

О, он по памяти мог нарисовать портрет своей матери: красивое лицо, которое немного портили тонкие губы и родинка на левом крыле носа (ее, впрочем, было почти не видно), длинные черные волосы, темные глаза с густыми пушистыми ресницами, но он ничего не мог сказать о ней самой. Какой она была? О чем говорила с ним, рассказывала ли ему сказки на ночь, пела ли колыбельные? Ничего нет, ничего не осталось в памяти.

Отца он помнил лучше: очень тихий мужчина, казавшийся лишь тенью человека – его можно было потерять из виду в совершенно пустой комнате. Но он не был трусом и мечом владел так, что даже площадная стража не рисковала с ним связываться, когда он, бывало, возвращался домой под вечер совершенно невменяемым от выкуренного гашиша и выпитого вина. Его звали Сахиб; он был мастером-оружейником и мог бы зарабатывать очень, очень много денег, но вместо этого большую часть времени проводил либо с бутылкой, либо за книгами. Кто-то рассказывал, что он пережил Черное поветрие, и что после этого в его голове что-то повредилось, но правда ли это, Асад так и не выяснил.

Кровавый дозор пришел к ним в дом, когда Асаду исполнилось шесть. Мать заметно нервничала, а отец был спокоен; он молча проводил людей падишаха в комнату сына и так же молча вышел за дверь.

Их было двое: хмурый бородатый мужчина в черных шелках, на поясе у которого болтался невероятный размеров скимитар, и улыбчивый старик в робе алхимика. Старик с шутками и прибаутками достал из баула длинный тонкий стилет, с невероятной быстротой – Асад даже не успел испугаться – ткнул его лезвием в указательный палец и, насвистывая, нацедил немного крови в маленький стеклянный флакончик.

Вспоминая все те ужасные истории, что рассказывали о Кровавом дозоре мальчишки с улицы, Асад только разочарованно качал головой и сразу наврал своим приятелям – тем, что были помладше – об ужасающих пытках, черном колдуне и кровавом ритуале. Его слушали затаив дыхание, всхлипывая от ужаса, а Асад понял, наконец, нехитрый механизм возникновения и распространения слухов.

С его матерью случилась тяжелая истерика; она ходила по дому заламывая руки и, задыхаясь, шептала:

– Они придут к нам еще раз, я знаю… Моя бабка была колдуньей, а, значит, во мне это есть, и в Асаде тоже… Они придут…

Отец успокаивал ее как мог:

– Ну что ты, – говорил он, улыбаясь, – никто не придет. Ни к кому не приходят, ты же знаешь. У тебя есть кто-то из знакомых, к кому хоть раз приходили?.. Ну вот, и у меня нет. И я не знаю никого, кто даже рассказывал о чем-то подобном. Успокойся, все будет хорошо.

Они пришли ночью – это Асад помнил очень хорошо. Ночь была душной, за холмами выли песчаные волки, а воздух, насыщенный приторным запахом полуночных роз был похож на забродивший кисель. Черный фургон запряженный четверкой лошадей остановился у ворот и в дом вошли трое мечников в черных шелках и тот самый улыбчивый старичок.

– Это не смерть, – говорил старичок улыбаясь, – это, скорее, усыновление. Ваш мальчик проживет долгую и крайне интересную жизнь. Признаться, я ему даже завидую.

Мать потеряла сознание, а отец молча рвал в руках тонкий платок в алых узорах, и молчал. Лишь в самом конце, когда Асада – испуганного и трясущегося – уже выводили во двор, отец сказал:

– Он наш единственный ребенок. Знахарь сказал, что жена больше не сможет…

– Ваша семья больше ни в чем не будет нуждаться. – Старичок-алхимик вздохнул. – Все ваши долги погашены. Ваша земля больше не заложена. И вас, Сахиб, больше не разыскивают во всех южных землях Халифата. Теперь вы – богатый и свободный человек. Но это все, чем я могу вам помочь.

…Внутри фургон был обит чем-то мягким – спать можно было прямо на полу. И еще каким-то чудом – колдовство, не иначе – в нем всегда было прохладно. Удобства, однако, на этом заканчивались: пищу просовывали в узкую щель в двери, а окон не было вообще, так что для Асада на долгих пять дней настала ночь.

И вот это оказалось тяжелее всего.

Темнота, легкий перестук копыт, поскрипывание осей фургона – все это сливалось в глухой монотонный поток. Он засасывал, гипнотизировал. Асад вспомнил рассказы отца об изощренной пытке, которую колдуны Аграбы применяли к самым злостным преступникам: человека раздевали донага, вставляли в рот трубки через которые подавались воздух и пища, а потом наглухо закупоривали в контейнере-ванне заполненной соленой водой, нагретой до температуры тела. Через несколько недель человек сходил с ума – из ванны доставали галлюцинирующего безумца.

Этот фургон был чем-то похожим: на вторые сутки тьмы Асада начали посещать красочные сны наяву. К нему приходила мать, друзья-мальчишки внезапно оказывались рядом и предлагали сыграть в кольца, а один раз он, почему-то, увидел перед собой толстого булочника с Пьяной улицы. Булочник сыграл на свирели, рассказал смешную историю про верблюда, а потом сказал:

– Что бы ни случилось с тобой – не горюй. Весь этот мир – просто сказка. И тот, кто ее рассказывает – тоже чья-то сказка.

Кормили его все это время чем-то вроде горячих лепешек с сыром и мясом. Это было вкусно, но быстро надоело. Зато Асад быстро понял, что в бочонке с водой, что стоял в углу – явно не только вода. Пара глотков – и его начинало клонить в сон. Он, собственно, был и не против – во сне не так болела душа. Что-то подсказывало Асаду, что родителей он больше не увидит.

Это потом он узнал, что его путешествие заняло пять дней – в фургоне прошла целая вечность. Когда, наконец, фургон остановился и в распахнувшуюся дверь хлынул дневной свет, Асад буквально ослеп. Он не вышел, а буквально вывалился наружу; его тут же подхватили сильные мужские руки.

– Что за дьявол?! – услышал он высокий скрипучий голос. – Почему в фургоне чисто?! Он что, все это время ни разу не опорожнялся?! Что вы ему давали?… А-а-а-а, ясно. Идиоты. Мальчик! Открой-ка рот!

Асад почувствовал на губах привкус металла, а потом в пищевод хлынула омерзительно пахнущая жидкость. Он задохнулся, а потом его вырвало. К тому же он обмочил штаны. И не только обмочил – его кишечник, наплевав на волю хозяина, изверг из себя все содержимое прямо в портки.

– Так лучше, – произнес все тот же скрипучий голос. – А то он уже начал желтеть. Угробите хоть одного мальчишку при перевозке – сниму с вас кожу и сделаю себе занавеску в ванную. Но вы при этом не умрете, я обещаю… В купальню его! Отмыть, выдать чистую одежду, накормить по-человечески, отвести в его комнату и пусть пару дней отдохнет. А потом начнем работать…

…Назвать Гнездо Сойки “крепостью” не поворачивался язык; это было все равно, что назвать океан очень большой лужей. Гнездо увенчивало вершину огромной скалы, к которой не вела ни одна дорога – было совершенно непонятно, как сюда попадают люди. Любые попытки забраться по отвесной стене неизбежно закончились бы смертью незадачливого скалолаза, и дело было даже не в гладкости камня, сверкавшего словно отполированный, но и в невероятном количестве смертельных устройств и заклятий, которыми Скала Сойки была буквально нашпигована.

Крепость пронизывала самые высокие облака и очень часто долина внизу скрывалась под белой кучевой занавесью клубящейся в лучах солнца. Воздух на такой высоте был холодным и разреженным; здесь всегда было холодно, солнечно и очень красиво.

Гнездо сойки делилось на две части: каменный бастион с узкими бойницами окон (там содержались воспитуемые и их учителя) и Белый замок – лес тонких, воздушных шпилей, казавшихся почти миражом (там жили колдуны). Скала под замком была пронизана целой сетью тоннелей и лабораторных пещер, но все входы туда были закрыты, а вторжение каралось смертью на месте.

Асаду выделили комнату в западном крыле бастиона, почти под самой крышей-площадкой. Это была именно комната: маленькая, но уютная, с широкой мягкой кроватью, книжными полками, забитыми, в основном, учебниками по алхимии и математике (хотя встречалась тут и беллетристика), ковром на полу и большим письменным столом. Но все это меркло перед видом из окна: Асад не был уверен, что даже сам падишах с его визирями мог любоваться такой красотой каждый день.

Бастион был так высок, что стены внизу было не видно, и сразу за окном начинался бездонный обрыв. Там, внизу, зеленели луга, блестящими нитями змеились реки, а далеко на горизонте в голубом мареве небес синели горы. На самых высоких вершинах круглый год лежал снег, и Асад недоумевал: получается, что Скала Сойки находилась где-то на самом севере Халифата. Как сюда можно было добраться от Южного моря за пять дней, было совершенно непонятно.

Никто не объяснял ему, зачем его забрали из дому. Никто вообще не говорил с ним. За дверью в его комнату всегда стоял молчаливый страж в черных шелках, но разговорить его было нереально – с таким же успехом можно было болтать со стулом. Раз в день ему доставляли еду: мясо и овощи. Тарелки привозила на маленькой тележке-подносе молодая коротко стриженая девушка в серой робе – она тоже молчала, несмотря на все попытки мальчика с ней заговорить.

Здесь всегда царила тишина. Лишь ветер ночами выл в окне, да потрескивал, остывая, нагретый за день камень стен. Только в самую первую ночь в Гнезде Сойки уже засыпающему мальчику показалось, что где-то далеко-далеко, внизу башни, кто-то всхлипывает и кричит, перекрикивая тяжелые глухие удары. Утром он спросил у стража за дверью, кто это кричал ночью, но тот, естественно, ничего не ответил, и больше ничего подобного Асад не слышал.

Через неделю начались занятия.

Именно тогда мальчик узнал, что он не единственный шестилетка, которого сюда привезли, вырвав из семьи – привезли без каких-либо объяснений, и поселили в громаде бастиона.

Всего их было одиннадцать: все мальчики, всем по шесть лет, все здоровые, крепкие, все родом из Халифата. На этом сходство заканчивалось; если Асад был из семьи, в которой мясо на ужин было чем-то вроде маленького праздника, то, к примеру, Абид был сыном брата самого визиря Абдуллаха и всю свою недолгую жизнь ел только из золотых тарелок. Наджан родился в семье солдата, а Сираджа забрали из семьи дворцового библиотекаря.

В общем, это было довольно пестрое сборище мальчишек из самых разных семей и земель, но здесь, в Гнезде Сойки, все различия между ними сразу свели на нет: одинаковые коричневые робы – довольно удобные, но почти не согревающие тело – одинаковые комнаты (в гости друг к другу ходить не возбранялось, и очень скоро молодые воспитанники Гнезда выяснили, что все они живут на одном этаже той же самой круглой башни в северной части бастиона), одинаковая еда раз в сутки.

И совершенно одинаковая программа занятий.

Их учили читать и писать. Абид, заикнувшийся было, что он все это давно умеет, немедленно получил по спине тупым деревянным битком от стражника в черном (они были настолько вездесущи, что со временем как-то выпадали из зоны внимания, становясь чем-то вроде предметов меблировки). Абид, даром, что сын визиря, мгновенно уяснил посыл и больше насчет программы обучения не заикался. Все же он был очень умным мальчиком, в чем Асаду еще предстояло убедиться.

Занятия обычно начинались на рассвете и длились до тех пор, пока последний луч солнца не исчезал за горной грядой на западе. После их отправляли в купальни, а после давали еду. Иногда вместо занятий и ужина их отправляли, как говорили сами мальчики, “в подвал” – тогда приходилось голодать.

Учил их древний как песчаный гриф старик, постоянно одетый в один и тот же коричневый плащ (это было видно по неизменным пятнам на рукавах – пятна даже не меняли форму). Старик требовал называть себя “учитель Меруз”, имел тихий нрав и мягкий голос, который никогда не повышал. Ему это и не требовалось – на любые нарушения дисциплины немедленно реагировали стражники в черном: деревянный биток для мелких провинностей и железная колотушка для серьёзных. При этом черные так ловко пользовались колотушкой, что оставляя жуткие синяки ни разу никого не покалечили и даже серьезно не травмировали – видимо, на это счет у стражи были четкие инструкции.

“Учитель Меруз” учил их чтению, письму, после – арифметике и чистописанию. Он был хорошим преподавателем, но иногда засыпал во время урока, сжимая в сухих скрученных артритом пальцах тяжелую указку черного дерева, и тогда страже приходилось аккуратно будить учителя и поить его крепким чаем.

Вот только учил он шестилеток – испуганных, оторванных от семей шестилеток, которым раньше сложно было высидеть спокойно и полчаса, не говоря уже о целом световом дне. Уроки были мукой, и к вечеру новые знания уже просто не лезли в головы мальчиков. Когда Асад выходил из класса, его шатало точно пьяного; пару раз он даже стошнил прямо из окна башни (стража, однако, ничего ему не сделала – даже замечания).

К счастью, дважды в неделю занятия в классе заменяли “подвалом”. Правда, в такие дни не давали есть, но мальчикам это казалось ничтожно малой ценой за отлучение – пусть и временное – от уроков “учителя Меруза”.

“Подвал” был жутким местом, поначалу до ужаса напугавшим Асада. Но вскоре он понял, что в “подвале” нет ничего страшного, разве что фильтрующие маски алхимиков выглядели устрашающе, но на них можно было не смотреть. По сути “подвал” был одной из лабораторий под скалой, но не особо секретной: туда можно было в любой момент попасть на скрипучем деревянном лифте – рычаг вниз – “подвал”, рычаг вверх – жилые комнаты.

В “подвале” их взвешивали, внимательно осматривали под яркими лампами, брали кровь – невинная процедура, к которой все очень быстро привыкли – светили фонариками в рот и в нос, прилепляли к телу какие-то металлические пластинки и делали еще много всякой ерунды – странной, но не причинявшей ни боли, ни неудобств. Весь “досмотр” занимал, в самом крайнем случае, часа два, после чего им давали пить микстуры и отправляли в комнаты отдыхать.

Микстуры не были ни горькими, ни сладкими – вообще никакими: разноцветная вода, иногда с легким запахом каких-то трав. Иногда им делали внутримышечные или внутривенные инъекции, но перед этим алхимики всегда протирали место укола резко пахнущей мазью, и боли не чувствовалось совершенно.

Иногда от микстур поташнивало, иногда тянуло поплакать, но чаще всего просто хотелось спать. В дни процедур мальчиков не кормили, но есть особо и не хотелось; Асад, получив очередную порцию “вливаний” едва успевал подняться к себе в комнату и сразу же валился на кровать.

Сны после процедур в “подвале” чаще всего были расцвечены невероятно красочным бредом. Асаду казалось, что он летает между ярких радужных огней; его тело меняло форму, пространство вокруг его кровати начинало играть в прядки с самим собой, и уже невозможно было понять, сон это, бред или странное колдовство молчаливых людей в фильтрующих масках, похожих на птичьи клювы с гофрированными шлангами.

Один раз после “подвала” (в этот раз Асаду сделали один-единственный укол в предплечье) ему показалось что он – огненная птица, вечно падающая в чернильный океан. Это было страшно, захватывающе, а проснулся Асад почему-то на крыше башни, куда непонятно как перед этим попал. Мальчик страшно перепугался; ему казалось, что уж теперь-то стражники точно порубят его на куски. Но все обошлось: воины в черных шелках не сказали ему ни слова, когда нашли, а просто отвели в его комнату, где Асада уже ждал человек в робе алхимика – тот самый, который встретил его в Гнезде Сойки в самый первый день. Мальчик сразу узнал этот голос: высокий и скрипучий. Теперь он увидел его обладателя воочию.

Густую шевелюру алхимика еще не тронула седина; похоже, он лишь недавно разменял свой пятый десяток. У него был нос с горбинкой, пухлые губы, смешливые зеленые глаза и очень ловкие тонкие пальцы, которыми он растянул Асаду веки.

– М-да, – алхимик покачал головой, – с воображением у мальчишки, конечно, туговато. Что ж, оно и к лучшему. Дайте ему поесть, и пусть отдохнет пару дней. Все равно остальные еще считают звездочки…

Но отдыхать Асаду пришлось не пару дней, и даже не неделю. Его постоянно тошнило, клонило в сон, а в голове творилось черт знает что: иногда мальчик не мог вспомнить, что вот этот предмет называется “стул”, а белые штуки за окном – облака. Лишь на пятый день его психика пришла в норму, остались лишь слабость и легкая дезориентация.

Когда он вновь вернулся в класс, то поразился: из одиннадцати стульев пустовали шесть. За столами сидели только он, Абид, Сирадж и еще двое мальчиков с которыми он еще не успел познакомится, и все они выглядели так, словно перенесли тяжелую болезнь: серая кожа, темные ввалившиеся глаза, трясущиеся руки. Меруз посмотрел на мальчиков, махнул рукой и отпустил их по комнатам.

Асад полностью оправился только через пару недель. Но из одиннадцати мест в учебном классе с тех пор осталось лишь семь; четыре стула и четыре стола убрали и куда-то унесли.

Именно эти пустые места, где раньше сидели их одногодки, такие же мальчики, как и они сами, впервые вселили в воспитанников Гнезда ужас. Ни семья, которую каждый из них не мог забыть, ни колотушки стражников в черном не могли произвести такого впечатления, как эти лоскуты пустого пространства; фактически, это были надгробные плиты. Эта пустота была совсем рядом, и она в любой момент была готова поглотить каждого.

Но именно с этого дня Асад стал замечать всякие интересные вещи, творящиеся с ним.

К примеру, если раньше отсидеть на уроках Меруза целый день было так тяжело, что можно было потерять сознание, то сейчас это получалось как раз плюнуть. Асад мог часами сидеть в одной позе без малейшего дискомфорта – ноги не затекали, а шея не болела. Сидеть на жестком стуле стало так же легко, как и лежать на мягкой перине; собственно, теперь между этими двумя занятиями не было никакой разницы.

Но перемены затронули не только тело, они коснулись и головы. И вот это было самое захватывающее.

Асад не представлял, что его память может стать такой: месяц назад он запоминал из речей старика Меруза хорошо если несколько слов. Теперь – и это, честно говоря, немного пугало – он мог вспомнить каждое слово сказанное учителем, и неважно когда: вчера, позавчера или же сегодня. И не просто вспомнить, теперь Асад понимал, о чем говорит старый учитель. Концепции врезались в его мозг как долото в древесину, оставляя на нем вечный неизгладимый след.

– Я теперь вообще все запоминаю и вообще все понимаю, – сказал как-то Абид, к которому Асад пришел под вечер в гости. – Каждое слово, вот!

– Я тоже. – Асад кивнул, и задумчиво посмотрел в окно – комната Абида находилась в восточной части башни, и за ее окнами небо уже темнело, на глазах приобретая глубокий кобальтовый оттенок. – Ты думаешь, это все алхимики в “подвале”?

– А кто ж еще? – Абид сделал большие глаза. – Мне отец как-то рассказывал про особую стражу падишаха: у них, говорил, есть такие особые бутылочки, а в них – алхимическая штука какая-то. Они эту штуку пьют, а потом их сам Песочный Дьявол не остановит – всех в капусту порубят!

– Ты думаешь, из нас делают стражу падишаха? – Асад затаил дыхание. – Ого! Вот это было бы здорово! У них такие кони! Сбруя из золота! А мечи!..

– Не, – замотал головой Абид, – точно не стражу. Стража учится в Замке Ворона, и кого попало туда не набирают, только самых крепких бойцов. И берут туда только в восемнадцать.

– Жаль, – загрустил Асад. – Хотел бы я в стражу…

– Да ничего там хорошего нет, – Абид махнул рукой, – так, блеск один, как отец говорил. Никакого удовольствия, одни обязанности. Нас для чего-то другого готовят, так думаю… А скажи, ты тоже теперь запоминаешь книжную страницу с одного взгляда?

– Не знаю, я не проверял. – Асад пожал плечами. – А вообще…

– Давай проверим! – Асад подмигнул, откинул в сторону матрац и принялся доставать из-под него книги.

– Эй! – Асад нахмурился. – Это откуда? “Введение в демонологию”, “Начертание колдовских символов”… У нас на полках таких нет!

– Взял в библиотеке. – Абид ухмыльнулся. – Тут в соседней башне просто огромадная библиотека. И туда можно ходить – никто не запрещает. Там вообще стражи нет. Сирадж оттуда не вылезает – ну, сын библиотекаря, что с него возьмешь.

– То есть, ты их украл?

– Ну что ты прямо как… “Украл”, как говорит отец, это если поймали. Тебе что, не интересно?

Асаду было интересно. Он только спросил:

– А почему книги по колдовству? Аллах разрешает ворожить только своим избранникам.

– Это он тебе лично сказал? Я вот, к примеру, хочу стать колдуном. Представь себе: захотел пирожных – бац! – вот тебе пирожные. Захотел чтобы дождь перестал – бац! – и нет дождя! А если кто тронуть попробует – взмахнул рукой, и спалил гада к чертям!

– Я тоже хочу! Колдуном! – Глаза Асада вспыхнули. – Давай вместе!

– Да я ж для этого тебя и позвал, дубина, – Абид засмеялся. – Вдвоём веселее. Я вот как думаю: если мы теперь все запоминаем и понимаем, то, может, и это – он хлопнул рукой по обложке “Введения в демонологию” – тоже поймем? Колдуны – они ж по книгам учатся.

…Следующие полчаса в комнате слышалось только сосредоточенное сопение и шорох страниц. Абид листал “Демонологию”, а Асад выбрал для себя тонкий томик на замусоленной обложке которого едва можно было разобрать надпись “Построения заклятий: основы”.

– Слушай, – сказал, наконец, Асад, – а ведь действительно. С одного взгляда – всю страницу. Вот это да-а-а-а… Это как вообще?

– Да понятно как, – нетерпеливо потряс головой Абид, – алхимики это все и их лекарства или что они нам там колят. Ты мне другое скажи: ты что-нибудь понимаешь?

– Нет, – Асад потупился, – ничего не понимаю. То есть, в смысле, слова, вроде, понятны, но вот в общем…

– У меня то же самое, – вздохнул Абид. – Значит, с наскоку не взять. Придется учиться… Слу-у-у-ушай, а может нас на колдунов готовят?

– Вот это было бы шикарно! – Асад мечтательно вздохнул. – И глянь как все секретно здесь. По-любому что-то такое… с колдовством.

– Давай дальше читать, – Абид упрямо топнул ногой. – Ну и что, что ничего не понимаем? Зато запоминаем! Вот начнут нас учить заклинаниям, а мы уже столько всего знаем! Колдунов и так уже много, так что нужно стать не просто колдунами, а самыми сильными, самыми умными и самыми… ну…

– Я понял, понял… Слушай, а вот это я понимаю! “…для того чтобы создать простейшее осветительное заклятье не требуются специальные знания, достаточно сконцентрировать эфир в точку и заставить светиться словом “люрес”. При этом мнемонический компонент можно заменить на базовый Знак 1.1.2…” А что такое “эфир”?

– А бес его знает. Но заклятье света – это ж просто как пирожок съесть. Я сколько раз видел, как придворный колдун свет делает – даже глазом не поведет, а свет – пах! – и загорелся… Давай искать в книгах про эфир.

– Давай!

…Они оторвались от книг только когда колокол Белого замка пробил полночь, но так и не выяснили, чем был этот пресловутый “эфир” упоминания о котором были густо разбросаны по книгам о колдовстве. Абид пообещал завтра найти в библиотеке что-нибудь “про эфир”, они попрощались и разошлись по комнатам, но Асад еще долго не мог уснуть, ворочаясь и комкая простыни.

Колдуны! В любой сказке были колдуны – добрые или злые – они двигали горы, раздвигали моря, сжигали города, или, наоборот, воскрешали мертвых. Ни одна порядочная история из тех, что рассказывали взрослые собравшись у очага длинным зимним вечером не обходилась без колдуна. Колдуны были сильны, они правили миром. Падишах? Мальчик бы с радостью поменялся с ним местами, но куда с большей охотой – с его придворным колдуном. Асад был мал, но хорошо понимал, что править миром отдавая приказы другим людям, и непосредственно управлять реальностью – разные вещи. Дав себе клятву во что бы то ни стало стать колдуном (естественно, самым-самым!) он закутался в одеяло и, наконец, уснул.

Уроков, наконец-то стало поменьше. Воспитанники Гнезда уже проглотили все учебники для начальных классов (по факту они освоили всю базовую программу школ Халифата менее чем за месяц, но им некому было об этом рассказать), и теперь, помимо “учителя Меруза”, с ними работал “господин Наджиб”.

Ему было, от силы, лет сорок и больше всего к нему подходило слово “необъятный”.

Желтая роба алхимика едва не трещала на нем по швам, но причиной тому были не разрывающие ткань мышцы, а пузо, которое Наджиб гордо носил над веревочным ремнем. Пузо походило на курган, под которым почила не одна сотня фазанов, кур и кроликов. Щеки-лепешки, нос – тестовый шар, глазки – маленькие и смешливые – он вообще был тот еще весельчак-хохотун и в первый же день огорошил воспитанников Гнезда своим грохочущим напором.

– Так, что у нас тут? – Наджиб поднял со стола несколько учебников, полистал их и швырнул обратно на столешницу. – Чушь, как я предполагал… В общем так: учить я вас буду языкам. Пять основных, а там посмотрим. Читать вы будете самостоятельно – я выдам каждому список книг. А в конце каждой недели будет проверочная работа. Расскажите мне, чем научились… Так, начнем, пожалуй, с восточно-европейских языков – они самые сложные, хе-хе!..

Скорость с которой мальчики учили новые языки потрясла бы их, если бы до этого они пытались освоить хоть один. Но Асад даже не подозревал, что бегло читать на новом языке через неделю после начала его изучения – на грани волшебства. Он просто читал. Новые языки открывали новые книги, а, значит, новые горизонты. Тем более что Наджиб подбирал для изучения такую литературу, от которой вообще не хотелось отрываться. В основном, это были приключения мореплавателей – древних и живших сравнительно недавно, воспоминания путешественников, легенды и мифы (“сказки для взрослых” как их называл сам Наджиб) и тому подобное чтиво.