Текст книги "XIRTAM. Забыть Агренду"
Автор книги: Александр Розов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 47 (всего у книги 56 страниц)
Привычно преодолев отвращение, Стэн пошарил в нескольких пакгаузах, обыскал там десяток трупов, и нашел отлично сохранившийся бумажник с документами офицера-инструктора Северного филиала корпорации «Executive External». Среди документов имелся список его подразделения с именами и должностями сотрудников. Серьезное доказательство, дополняющее заявления очевидцев об участии охранников «Executive External» в гражданских войнах, раздирающих центрально-африканский регион.
А Беата, тем временем, пообщалась с девчонкой – аборигенкой, притащившей своим мужчинам котелок с супом-кашей и свежие лепешки. От этой девчонки она и узнала о логове леопардов, находящемся где-то недалеко. Наглая кошка повадилась таскать из деревни свиней – и получила в пятнистую шкуру порцию крупной соли из дробовика. Именно соль, а не картечь – таковы, как выяснилось, распоряжения новых властей: по вороватым диким хищникам стрелять только так, иначе штраф. Дробовики выдаются бесплатно, а за подтвержденное сообщение о диком хищнике из охраняемого списка – премия сто баксов. На этом последнем пункте местная девчонка особенно заострила внимание и, получив упомянутую сумму, подробно рассказала, где и как лучше всего искать «большую кошку, стреляную солью в жопу». Не ошиблась, что характерно…
Стэн размышлял обо всем этом, почти механически занося факты и ссылки на видео-материалы в рапорт. Рапорт получался красивый, объемный, начальство такие любит. Примерно на середине этого бюрократического занятия, сотовый телефон издал три коротких гудка, означавшие новое SMS. Стэн вытащил трубку и прочел на экранчике следующий текст: «Поздравляем с днем ангела. Не забудь посмотреть наш любимый сериал». В переводе это значило: «Ликвидация выполнена, подтверждение – TV». По сложившейся практике, такое SMS отправляет своему командиру сотрудник, который выполнил ликвидацию. У Стэна пока был лишь один сотрудник: Клаус Мидгем…
*** SAIN-TV, ЮАР, Претория ***
Дерзкий теракт произошел сегодня в городке Дарренвуд, пригороде Йоханнесбурга. Террорист попал 6-дюймовым снарядом из реактивного гранатомета в одно из окон престижного отеля «Idwala». Этот снаряд взорвался в конференц-зале, где находилось более тридцати человек – все они погибли. Кроме того, из-за обрушения перекрытий и возникшего пожара, еще около ста человек получили травмы разной степени тяжести.
*
По сообщению офицера полиции, гранатометчик стрелял из лесополосы около шоссе, проходящего в полукилометре от отеля. Оружие: станковая пусковая труба «Tangbeol» производства КНДР найдена около шоссе в обгоревшем виде (так преступник заметал следы). Примечательно, что именно сегодня в отеле принимались особо жесткие меры безопасности из-за мероприятия в конференц-зале. Там проходила встреча директоров корпорации «Executive External» с крупными акционерами, и это уже заранее вызвало повышенный интерес прессы. Корпорация «Executive External» известна, как одна из «частных армий», и в политических кругах несколько лет обсуждается легальность ее действий, и даже легальность ее существования ставится под сомнение.
*
Лидерам корпорации все с большим трудом удавалось убеждать органы правосудия в непричастности к ряду военно-криминальных действий. Сегодняшняя встреча в отеле «Idwala», по мнению журналистов, была связана с очередной серией разбирательств, неизбежных после событий в Южном Дарфуре. Расположенный там сафари-кемпинг, принадлежащий «Executive External», был взят штурмом специальной полицией ООН, борющейся с опасным массовым браконьерством (экоцидом). При штурме погиб глава Монако принц Герберт, и это вызвало серьезный международный резонанс.
*
Офицер полиции отказался комментировать звонок, поступивший в студию SAIN-TV практически мгновенно после теракта. Звонивший представился графом Рене-Гюи де Паларе, маршалом эскадрона охраны короны Монако, сказал (дословно): «Мафиозная группировка, спровоцировавшая смерть Его Высочества принца Герберта, казнена по приговору Тайного военного трибунала». Звонивший выразил глубокое сожаление по поводу (дословно) «персон, случайных пострадавших при исполнении правосудия».
*
Как нам уже удалось выяснить, граф Рене-Гюи де Паларе существует, и занимает в Монако наследственную должность коронного маршала, но эта должность последние несколько веков является чисто номинальной. В государственной канцелярии Монако затруднились сообщить нам, где сейчас находится граф де Паларе, но согласились с версией, что он может быть в Африке, поскольку, часто путешествует. Только что на бегущую ленту пришло сообщение: МИД ЮАР потребовал от правительства Монако объяснений по поводу деятельности спецслужб этой страны на территории ЮАР.
***
Наблюдая на TV-экране результат попадания в конференц-зал 6-дюймовой реактивной гранаты из «страны утренней свежести», Стэн задумчиво пробурчал:
– Надо же, как разворотило. Дешево и сердито…
– Что? – тихо переспросила Беата Мидгем.
– Я говорю: северные корейцы научились делать хорошие компактные пушки, если это действительно их штука. Иногда с маркировкой КНДР выпускается теневая оружейная продукция Китая, Бразилии, и стран бывшего Восточного Блока Холодной войны.
– Стэн, – прошептала она, – скажи честно: это Клаус стрелял?
– Во-первых, – ответил он, – слово «честно» по отношению к офицеру спецслужбы, это нонсенс. Во-вторых, один террорист, даже такой отличный, как лейтенант Мидгем, не сумел бы разработать и реализовать подобную акцию. В-третьих, он не попался, а это значит, что, даже если теоретически стрелял он, то это уже перестало быть истиной, по причине, хорошо сформулированной в русской поговорке: «не пойман – не гангстер». Практика показывает: такие теракты полиция или раскрывает по горячим следам, или никогда не раскрывает. И решающий аргумент: уже есть организация, взявшая на себя ответственность: «Эскадрон охраны короны Монако», а власти ЮАР сочли, что удобно согласиться с этим, и послали в Монако дипломатическую ноту. Значит: заиграно.
– Стэн! – воскликнула Беата, – Я знаю, что ты знаешь! Скажи: стрелял Клаус или нет?
Комиссар вздохнул, отложил в сторону ноутбук и произнес нараспев.
– Рассказываю специально для маленьких девочек. Далеко в Лапландии, живет Санта-Клаус. Однажды, он запряг своих северных оленей, помчался на юг, до самой Южной Африки, вытащил из мешка подарок от Страны утренней свежести, повернул золотой ключик, и настал крысиному королю пиздец. Вот так, добро всегда побеждает зло.
– Стэн! – возмутилась голландка, вскакивая со своей койки, – Какого черта, а?
– Что не так? – спокойно поинтересовался он.
– Все не так! Ты мне не доверяешь и шифруешься, да?
– Беата, – мягко произнес комиссар, – с какой целью ты задаешь этот вопрос?
– Ты невыносим! – объявила она, улеглась на койку и повернулась лицом к стене.
Стэн пожал плечами, снова взял ноутбук, прилежно доделал рапорт и отправил в три адреса: шефу Интерпола-2, секретариату ЮНЕП и секретариату ЮНЕСКО. Выполнив, таким образом, сегодняшнюю рабочую программу, он принял душ в кабинке, которая, подобно всему остальному, была выдержана в стиле казарм американской морской пехоты, посмотрел на себя в зеркало, скорчил несколько гримас, и отправился спать.
Через несколько часов, уже глубокой ночью, он проснулся от шороха шагов. Рефлекс. Впрочем, беспокоиться не было причин. Просто, Беата решила прогуляться в ванную. Беззвучно зевнув, Стэн потянулся и закрыл глаза, намереваясь снова уснуть, но через несколько минут шаги Беаты прошуршали совсем рядом. Ее ладошка осторожно, как мягкая кошачья лапка, погладила комиссара по щеке.
– А? – произнес он.
– Ничего не говори, – прошептала она, прижав ладошку к его губам.
В общем, логично. Что тут говорить? Взрослая девушка захотела секса, а рядом как раз оказался подходящий мужчина. Не Аполлон, конечно, но ничего, сойдет для сельской местности. Мужчина находит девушку привлекательной, и конечно она это чувствует. Женская интуиция в таких вещах безошибочна, как рефлексы пчелы. Так что, никаких проблем. Правда, уже через пару минут, все стало происходить как-то слишком ярко и серьезно, слишком непохоже на секс между случайными партнерами по экспедиции. В «экспедиционном» сексе обычно не шепчут на ухо: «я люблю тебя, люблю, люблю…». Разумеется, из правил бывают исключения – для кого-то такой шепот, просто игра для обострения эмоций (что-то вроде оргиастического самогипноза), но… Тут это был не самогипноз, и потом, когда они лежали рядом, успокаивая дыхание, Беата произнесла:
– Знаешь, может быть, это глупо, но я влюбилась.
– В кого? – несколько невпопад спросил он.
– А ты угадай из трех вариантов, – чуть-чуть ехидно предложила она, – Санта-Клаус из Лапландии, граф Рене-Гюи де Паларе из Монако, Стэн Зауэр из Пруссии.
– Если правилен последний ответ, – сказал Стэн, – то ты поступила неосмотрительно.
– Влюбленность, Стэн, это не поступок, это состояние души. Мне кажется, ты этого не понимаешь… Шифровальщик… Ничего не говори, просто, обними меня. Мне хочется заснуть, когда меня обнимет любимый мужчина. Знаешь, сегодня я очень неожиданно поняла, что люблю тебя. Это произошло у логова леопардов. Я уже шла к машине, на всякий случай, оглянулась, и увидела, что девочка-леопард доверяет тебе. Это вообще невероятно, я бы не поверила, если бы не увидела своими глазами. Она так спокойно повернулась к тебе боком и стала вылизывать котят… Люди часто ошибаются, когда доверяют кому-нибудь. Собаки и лошади тоже иногда в этом ошибаются, но девочка-леопард с детенышами не может ошибиться. Значит… Значит… Все. Я уже сплю.
…
Малаккский пролив. Недалеко от Куала-Лумпура.
За час до полудня по местному времени.
На моторной яхте «Coral Bird» в этом круизе был следующий состав:
– Капитан Ном-Онг, боцман Ео-Ек, и двое матросов Хво и Тшэ.
– Семейная бизнес-пара с британского карибского острова Анквилла: Джейкоб и Банни Эвендж, эксперты по яхтам – от проекта и строительства до оценки ходовых качеств.
– Вторая семейная пара: канадцы доктор философии Аллан и его жена Олеа Ван-Вирт.
– Романтическая пара: Рене-Гюи де Паларе из Монако и Либби Портленд из Техаса.
Граф Рене-Гюи де Паларе (подвижный, чуть смуглый, спортивно сложенный 35-летний мужчина северо-италийского типа), стоя на топ-бридже круизной моторной яхты «Coral Bird», бросил взгляд назад, вдоль левого борта и торжественно произнес.
– Хвала Посейдону и Пресвятой Деве за то, что мы, наконец, покинули эту клоаку.
– Если вы про Куала-Лумпур, сэр, – невозмутимо ответил капитан Ном-Онг, – то я вам скажу, что это еще далеко не самый грязный город в Малайзии. Есть грязнее.
– …К тому же, – добавила Либби Портленд, – мы же не были в самом Лумпуре. Порт Келанг, это формально другой муниципалитет. На счет грязи: есть такой город Дакка в Бангладеш. Вот это действительно выгребная яма. А Келанг так, слегка неопрятный.
– Как вас занесло в Дакку, мисс Либби? – спросил доктор философии Аллан Ван-Вирт.
– Такая концепция программы «Open-Lifestyle», – ответила девушка, – мы показываем планету, как она есть. Мы смотрим на мир открытыми глазами, а не через фильтр.
– Вот это я понимаю! – воскликнула Олеа Ван-Вирт, – Жаль, мало кто так делает.
– А я думаю, – сказал граф де Паларе, – что по TV лучше показывать то, что эстетично. Извини, Либби, я преклоняюсь перед твоей журналистской смелостью, но…
– …Ты имеешь право на свое мнение, – весело договорила она.
– Там в Бангладеш сплошь мусульмане, – заметил капитан Ном-Онг, – грязная религия, грязные жители, все грязное. Вы, американцы и европейцы, очень зря пускаете к себе мусульман. Они вам запачкают все города. И еще привезут холеру или чуму.
– Мне тоже не нравится ислам, – сказала Либби, – Но, по моему, кэп, вы валите на эту религию то, в чем виновато невежество в стране.
– В невежестве, по-вашему, виноват, Микки-Маус? – с сарказмом спросил Ван-Вирт.
– Не знаю, я не историк, – ответила журналистка.
– А я знаю, – спокойно сказал доктор философии, – в невежестве виноват именно ислам. Проникновение ислама в любую страну означает вытеснение оттуда базовых знаний о здоровом образе жизни, и как следствие, исчезновение элементарной гигиены.
– Аллан, дорогой, – Олеа Ван-Вирт погладила мужа по плечу, – ты тут не переспоришь Либби, поскольку она еще в школе получила волшебную таблетку толерантности.
– Объясните мне, чем плоха толерантность? – спросила Либби, и добавила, – и, если это можно, без заумной геополитической и культурологической философии. Попроще.
Аллан Ван-Вирт кивнул в знак согласия, и весело произнес:
– В стойбище Мумба-Юмба на каждое полнолуние съедают одного туриста без соли…
– Почему без соли? – перебила Банни, появляясь на топ-бридже, – жрать человека, без соли, это варварство.
– Варварство, – согласился Джейкоб, поднимаясь вслед за ней, – Цивилизованный мир обязан срочно построить в Мумба-Юмба демократию путем гуманитарных ковровых бомбардировок! И заранее извиниться перед туристами, которые тоже погибнут…
– Ну, ты загнул… – протянула Банни.
– У меня креативное настроение, о моя медовая пчелка! Меня прет и таращит!
– Хорошо тебе, слоненок! Ты прешься даже баз травки. А я бы, кстати, пыхнула.
– Это можно устроить, – сообщил ей Ном-Онг, – и, я бы с большим удовольствием еще поговорил о том, что думают коллеги про мореходные качества «Coral Bird».
Парочка анквиллских британцев переглянулась и синхронно кивнула, и исчезла с топ-бриджа в сопровождении кэпа Ном-Онга. Граф де Паларе проводил их взглядом, затем щелкнул старомодной бензиновой зажигалкой, прикурил тонкую сигару и заметил:
– Аллен говорил о некрасивых лунных ритуалах в стойбище Мумба-Юмба, но это явное иносказание, и речь, все-таки, идет о столь же некрасивых традициях ислама.
– Вообще, о религиозных традициях такого рода, – уточнил Ван-Вирт, – ислам и Мумба-Юмба, это частные случаи.
– Тогда, – граф улыбнулся, – я вступаю в союз с Либби и начинаю защищать позицию, которую она заявила. Вы валите на ислам то, чему виной невежество, а невежество вы объявляете следствием ислама. Но давайте посмотрим на факты. На ту же грязь. Вот Калькутта, где основная религия – индуизм, точнее шиваизм. Этот город, грязнее, чем мусульманская Дакка. Относительно невежества и знаний – вспомним историю. Когда Европа ползла сквозь «темные века», в исламских странах изучали труды Архимеда.
– Это было тысячу лет назад, – заметил Аллан Ван-Вирт. Давайте не смешивать эпоху арабского ренессанса, в которой жили Ибн-Сина, Руми, и Аверроэс, и в которой были написаны истории Синдбада-Морехода, с исламом, как религией. Это была бы ошибка, примерно как смешение христианства с европейским ренессансом, который, очевидно, представлял собой попытку как раз освободиться от христианства. Разница в том, что европейцам удалось в какой-то мере победить христианскую ортодоксию, а арабам не удалось, они проиграли эту войну и превратились в то, во что превратились.
– Вы хотите сказать, Аллан, что эпоха арабского ренессанса, это попытка вернуться к языческим корням, но менее удачная, чем европейский ренессанс? – спросил граф.
– Да, Рене, именно это я и хочу сказать. Вы, конечно, читали цикл «1001 ночь». Как вы полагаете, много там ислама, если не считать религиозные идиоматические обороты?
– Это аргумент, – граф де Паларе на пару секунд наклонил голову, – но, вы только что признали: европейская цивилизация достигла прогресса только после того, как провела относительно успешную войну против собственной религии.
– Не собственной, – поправил доктор философии, – Библия написана не в Европе. Это ближневосточный феномен, навязанный Европе и чуждый европейской культуре.
Либби Полртленд эмоционально похлопала ладошкой по ограждению.
– Минутку-минутку. Разве европейская культура это не христианская культура, и разве наши принципы не следуют из Библии?… Или из Корана, который, в общем, похож?
– Библейские принципы, – ответил ей Ван-Вирт, – была в Европе перемолоты жерновами Ренессанса, промышленной революции, и натурфилософии, а те принципы, которые вы привыкли называть библейскими, и о которых вы говорите, появились в XVIII веке, как результат этих процессов. И, они принадлежат не к библейской традиции, а к традиции французских энциклопедистов.
– Но десять заповедей… – нерешительно возразила журналистка.
– Вы можете их перечислить? – ехидно спросила Олеа Ван-Вирт.
– Э… Не убивай, не воруй, не прелюбодействуй, не лжесвидетельствуй, … Э… Э…
– Четыре, – весело сказала Олеа.
– …Э… Э… Не делай себе кумира.
– Пять. А должно быть десять! – Олеа растопырила пальцы одной, и другой руки, таким образом, иллюстрируя расхождение в количестве.
– …Э… Э… Я не помню, черт возьми! Я давно не читала Библию!
– А вы ее вообще читали? – осведомился Аллан.
– Ну… Это такой вопрос… – Либби неопределенно пожала плечами.
– Такой, такой, – философ подмигнул ей, – а в церкви вы когда были последний раз?
– …Э… Э… Кажется, полгода назад. Да! Точно! Была свадьба нашего компьютерного мастера, и мы ездили в церковь. Это было даже немного меньше, чем полгода назад.
– Так. И что вы там делали, в церкви?
– Ну… Э… Мы послушали священника, потом поздравляли, пили шампанское… Нет, шампанское мы пили уже когда вышли из церкви. Внутри это не полагается делать.
– Мера вашей связи с христианством определена, – констатировала Олеа.
Граф де Паларе покивал головой, стряхнул пепел с сигары и спросил:
– Я могу продолжить аргументацию?… Спасибо. Итак: Европа выиграла в прогрессе, поскольку провела успешную войну против библейской религии. Но, как признал мой научный соперник, это война выиграна не совсем, а лишь в какой-то мере. Мы сейчас можем посмотреть прессу – многие пишут о росте влияния церкви в Европе и США. Я задам следующий вопрос. Что, если Библия победит европейцев, и они снова рухнут в «темные века», а арабский мир одержит победу над Кораном, и шагнет к прогрессу?
– Вы интересно спорите, Рене, – заметил Ван-Вирт, – сначала вы отскочили в прошлое, теперь – в будущее. Что-то похожее на фехтование. При каждом выпаде, вы предельно аккуратно обходите настоящее. Там самая невыгодная позиция, не так ли?
– Возможно, – граф хитро улыбнулся, – Но мой вопрос имеет право быть заданным?
– Да, имеет, – философ ответил такой же хитрой улыбкой, – но я отвечу на него, заняв выгодную для себя и невыгодную для вас, Рене, позицию в настоящем. Как известно, будущее человечества содержится именно в настоящем. Это будущее – дети. А если рассматривать немного более далекое будущее, то это – молодые женщины, которым предстоит вырасти, родить детей, и… Внимание! Учить и воспитывать своих детей в первые три года жизни. Мужчина, обычно, не участвует в этом в первый год, и мало участвует в следующие два года. Таким образом, период формирования интеллекта практически полностью обеспечивается женщиной. Я сейчас исключаю случаи очень богатых и при этом очень дальновидных мужчин, которые нанимают в помощь маме ребенка нескольких репетиторов, которые… Я вижу, Рене уже угадал, о чем я.
Граф де Паларе утвердительно кивнул.
– Благодаря этому, я свободно владею шестью языками, кроме родного. Папа, как мне рассказывают, настоял на трех женщинах-репетиторах: туниске, японке, китаянке, хотя мама считала, что мне достаточно английского, германского и испанского. На них она говорит свободно. Но папа ее убедил, что восточные языки нужны. Сейчас мне ужасно жаль, что я не говорю свободно еще на корейском, на хинди и на малайском «бахаса».
– Обалдеть… – тихо произнесла Либби, – а родной язык в Монако какой?
– Язык монегасков, – ответил он.
– Чего-чего?
– Кого, – поправил де Паларе, игриво пощекотав журналистку за бок, – Монегаски, это коренные жители нашей страны, а язык синкретический, франко-итальянский, так что, сказав «родной язык», я назвал три языка: монегасский, французский и итальянский. Я прошу прощения, Аллан, я вас перебил.
– Ничего страшного. Мы выяснили, что интеллект ребенка формируется, как правило, действиями матери. Теперь вспомним: по исламским канонам, образование, и любые интеллектуальные и волевые качества для женщины считаются дефектом. Отсюда мы получим ясное объяснение того факта, что в мусульманских семьях дети, как правило, вырастают олигофренами, хотя рождаются совершенно нормальными. Это правило не ограничивается исламскими странами. В развитых странах дети мусульман вырастают такими же, как на родине предков. Или, что равнозначно, такими же, как вилланы в средневековой Европе. Мусульманка не может развить интеллект ребенка. В полутора миллиардах ныне живущих мусульман не наберется и дюжины толковых ученых. Тот конгломерат, который сейчас называется «исламским миром», в некотором смысле похож на гигантских рептилий юрского периода.
– На динозавров, дорогой, – сказала Олеа, – этот термин для всех привычнее.
– Да, я это и имел в виду. Популяция, которая принесла потенциал прогресса в жертву наращиванию биомассы. Любое резкое изменение условий внешней среды убьет их.
– Резкое изменение? – переспросила журналистка, – вроде ледникового периода?
Доктор философии отрицательно качнул ладонью.
– Нет, Либби, тут достаточно изменения геополитической среды. Появится какой-либо новый политический вид, не связанный симбиозом с «исламским миром», нарушится сложившееся политико-экологическое равновесие, и через пару десятилетий все будет кончено. По такому сценарию уже погибло множество цивилизаций-динозавров.
– Кстати, – добавила Олеа, – симбионты динозавров обычно гибнут вместе с ними.
– Цивилизации Европы, по-вашему, тоже скоро крышка? – уточнила Либби.
– Не знаю, – Олеа пожала плечами, – Но, по логике получается так.
– А под «симбиозом» вы понимаете нефть? – уточнил граф.
– Нет, – ответил Ван-Вирт, – Объективно, арабская нефть не нужна «Первому миру». Потребление арабской нефти служит, чтобы искусственно поддерживать сырьевую зависимость от чужого и предельно агрессивного «исламского мира». Смысл здесь в обеспечении авторитета истеблишмента «Первого мира». Он получает тем больше полномочий, чем убедительнее может показать народу внешнюю угрозу.
– Пожалуй, да, – граф снова стряхнул пепел с сигары, – Интересный поворот мысли.
