Текст книги "Мой препод Укротитель (СИ)"

Автор книги: Алана Русс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц)

Алана Русс

Мой препод Укротитель.

ЧАСТЬ I

Воздух подчинялся взмахам гигантских крыльев беспрекословно. Пружинил и держал моё тело на плаву, как вода.

– М-мика, Ми-ка, – на все лады смаковал мягкий, с искрами смеха голос, а его обладатель всё увереннее сжимал мою талию.

Я обернулась на зов, и тёплые крылья объяли с головы до ног. Темнота сомкнулась, но лишь затем, чтобы позволить вспыхнуть чувству куда более волнующему, чем ощущение полёта.

Поцелуй. Осторожный, тягучий, как омут, ожидаемо настиг на рваном выдохе, а я возликовала.

Слава Купидону! Давненько сознание не баловало меня любовными сценами.

Нет, я не сумасшедшая. Я фантазёрка. Подобные сны для меня вторая реальность. Стоило сделать шаг за порог осмысленной реальности, разум с завидным постоянством запускал киноленты чужих жизней и приключений.

Кто этим кинотеатром у меня в мозгах заведовал, неизвестно. Знала бы, выдала премию в размере пяти зарплат за качественный подбор контента. Потому как даже сейчас, за бесплатно, божественно красивый и со всех сторон рельефный МужскойПерсонаж#1 увлечённо целовал меня среди нагромождений ватных облаков. До невозможности крепко сжимал в объятиях угольно-чёрных крыльев и пьяняще шептал моё имя.

Я отвечала не менее напористо. Молча, без раздумий и со сноровкой куда более солидной, чем обретённая мной в реале.

Ага, знаю. В фантазиях меня частенько заносит. Ну а чего требовать от романтичной юной натуры девятнадцати лет? Да и глупо не пользоваться, пока предлагают.

В любом случае наслаждаться поцелуями крылатого красавца оставалось надолго. Ещё мгновение, и сон, как водится, сменится. В разум хлынет каша из случайностей, наслоившихся на выдумки, а я провалюсь в подземелья крепкого и, будем надеяться, здорового сна.

– Мика, Мика!

В ребро совершенно некстати воткнулось что-то острое. Болезненный вздох жадно украли чужие горячие губы, но тычок повторился. Ещё и крепче прежнего.

Мать моя… Это кто там меня изрешетить вздумал?

Не желая вылезать из фантазий, я сильнее стиснула пальцы на крепких плечах. Вжалась в мужскую грудь так, словно на войну крылатого провожала. Хотя, вернее всего, так и есть. Мы больше не встретимся.

Молния не бьёт в одно место дважды, а мне не снятся одни и те же сны. Никогда. Но, право слово, какая жалость!

Ангел-то попался шикарный, породистый. Со стальными мышцами и строгими, до жути знакомыми чертами лица. Правда, крылья жутковато-мрачные... Но зато целуется отменно. Плюс чёрный всегда в моде.

– Мика, – соседка по общежитию в очередной раз атаковала меня и нещадно ткнула наманекюренным ногтем в бок. – Машка, блин!

Ах, это слово-паразит! У Оксаны что ни фраза, то хлебобулочное изделие какое. У неё вообще нездоровая мания всему искать сравнения с едой. Говорила я ей – диеты до добра не доведут.

– Сама ты блин, – буркнула на автомате и скребанула ногтями по парте.

На губах, как приклеенный, ещё горел поцелуй, но райские декорации стремительно таяли. Молочно-розовые облака серели и обращались в унылые столы учебной аудитории.

Лишь тёмные как беспробудная ночь глаза МужскогоПерсонажа#1 оставались на удивление неизменными. Но если прежде они смотрели с обожанием и лисьей хитринкой, то сейчас собирались сцепить с поводка с десяток-другой кусачих молний.

– Выспались? – спросил мой без пяти минут чернокрылый ангел, источая осязаемое негодование, а я едва воздухом не подавилась.

Твою ж налево через пень…

– Ян Викторыч?

Лёгкие сжались, отказавшись впускать кислород. Да я и сама боязливо втянула голову в плечи.

Беда! Похоже, молния, зародившись во сне, решила шарахнуть меня насмерть, не отходя от кассы. Потому как совсем ещё юный, лет двадцати семи аспирант – и по совместительству преподаватель – и впрямь навис надо мной. Листал мою тетрадь и с явным осуждением поджимал губы, которые в моей фантазии ещё секунду назад не давали мне продыху.

**Прорыв в материи 1. Ян

...немногим ранее

Ян обладал особым даром. Умел глянуть так, что у студентов всех степеней обнагления коленки подгибались. Но с этой девчонкой с первого занятия всё пошло наперекосяк.

Она раздражала его безмерно.

Хотя, раздражала – громко сказано, конечно. Не шумела, не огрызалась, не оттачивала на молодом преподавателе приёмы неумелого флирта. В общем-то, на рожон не лезла. Беда лишь в том, что всякий раз Ян наперёд знал, куда уселась возмутительница его личного спокойствия.

Даже скрип треклятой шариковой ручки в её тонких пальцах отдавался в мозгу тревожным набатом. Грядёт нечто, что Ян не в силах был предотвратить. Поэтому после «релижки» у второго курса – так студенты за глаза называли историю религии – он частенько чувствовал себя опустошённым.

Словно сам Хаос его досуха высосал.

– Языческие фанатики не брезговали жертвоприношениями. Так, согласно летописи, верующие в бога из Бездны волхвы сгубили немало женщин Ростовской земли, – диктовал Ян, буравя взглядом девицу с карандашом, воткнутым вместо шпильки в неаккуратно собранный пучок на затылке.

Прежде он не обращал внимания на подобных девиц. Ваниль в голове – это за версту видно. Даже волосы цвета фруктового зефира. Ну куда это годится?

На лицо, правда, ничего, но фигура… сильно на любителя. Ни тебе длинных ног, ни женственного изгиба бёдер.

Воробей! Ну, или синица. Беспокойная, бестолковая синица.

Вот и сейчас, не прошло и получаса, а эта крохотная нахалка на последнем ряду уже совершенно безбоязненно маялась дурью.

– Голод – умелый манипулятор. Волхвы без труда обманули обезумевшую толпу и заставили чинить расправу над девицами, якобы прячущими в себе припасы в неурожайный год. Движение фанатиков буйствовало до тех пор, пока Ян сын воеводы Вышаты вместе с дружиной не изловил псевдокудесников и не отдал на суд родне убитых.

Ян не глядя впечатал палец в интерактивную доску. Слайд сменился, а девица-синица ниже прежнего склонила голову.

Будто чуяла на себе тяжёлый преподавательский взгляд. Но ручка над тетрадью так и порхала, выводя нечто, явно не относящееся к славным деяниям Яна Вышатича, спасшего народ от морока колдовского.

Значит, черкает свои рисуночки. Снова.

Умница какая. А потом будет, как и десятки прочих до неё, ходить с несчастными глазками и тянуть заунывно: «Ну, Ян Ви-икторович! Ну, что мне сделать для допуска к экзамену? Ну, Я-ян…»

Бесит.

Скрипнув зубами, Ян подавил глупое желание вызвать девчонку к доске, как в школе, и отчитать у всех на виду. Благо понимал – нет смысла тратить драгоценное лекционное время на нравоучения.

Это её жизнь, а значит, и ошибки тоже. Пусть хлебает в конце семестра.

К тому же бессменная соседка Синицы – круглолицая блондинка в очках – поймала гневный преподавательский взгляд и легонько подтолкнула подругу в бок. Та недовольно дёрнула плечом, а затем, будто пришла в себя. Осторожно отложила ручку, подобралась и без намёка на глубочайшее раскаяние уставилась на Яна огромными зелёными глазищами.

Взгляды схлестнулись. Ян презрительно сощурился, а девица недоумённо нахмурилась, мол, чего ещё? Я же даже горячую заинтересованность на лице состряпала. Не видишь?

А птица-то с характером…

Первым не выдержал Ян. Вытолкнул на выдохе остатки гнева и отвернулся от колизейной аудитории, уходящей на несколько ярусов вверх.

Он многое стерпеть в студентах мог. Готов был мириться с любыми проявлениями недостатка извилин в мозгу. Но стояло зайти речи о лени…

Лень Бранов Ян Викторович порицал, готов был идти на неё с вилами и жечь напалмом. Собственно, это он и делал, перелопачивая тонны материала при подготовке к лекциям и семинарам.

Ведь как иначе зажечь фитиль свечи юного ума, если в себе не способен высечь искру? И Ян высекал раз за разом. С азартом выдавал всё, что только знал по теме и даже чуточку больше. Приправлял голые факты творческими заданиями, помогающими забетонировать материал в такой неустойчивой субстанции, как мозг позавчерашних школьников.

Только для младших курсов подобное старание зачастую оборачивалось заунывной дробью гороха о стену. Но Ян не терял надежду.

Поджав губы, он с силой шлёпнул по доске. Как ни в чём не бывало выдал порцию лекционного материала и круто развернулся к аудитории.

– Если есть вопросы, не стесняйтесь. Я всегда открыт для дискуссии.

Заготовки под будущих добротных студентов предсказуемо-дружно закрутили головами. А взгляд тем временем против воли вновь перебросился на последний ряд.

Именно в эту секунду Синица потеряла осторожность, а может, и всякий стыд. Подавила нечеловеческий по силе зевок и покачнулась. С блаженным предвкушением вытянула обе руки, а затем и вовсе взяла и улеглась на стол.

– Та-ак. Я вижу для некоторых особоодарённых...

Удар по дых.

Ян поперхнулся и недоуменно свёл брови. Собирался призвать нахалку к порядку, но реальность... вдруг пошатнулась.

В глазах ни с того ни с сего зарябило, а мир сузился до светлого пятнышка тонкой фигурки на последнем ряду. В то время как физиономии прочих студентов смазались.

Это значило лишь одно.

Сочиняет. Чёрт побери, девчонка сочиняет в полусне! Причём так самозабвенно, что тащит Яна за собой в мир грёз!

Птичьи-синичьи плечики вздрогнули раз, другой, расслабляясь под уютным покрывалом сна, и Ян рвано выдохнул. Выдал несвойственное его стройной речи «э-м-м...» и до боли стиснул коротенькую пластиковую указку.

Без толку. Волны чужих фантазий уже щедро осыпали кожу колючками вполне реальных мурашек. Связали тугой узел волнения в желудке.

Всё бы ничего, но только этого не могло быть! Мысль – не материя. Она не служит базой для вместилища Хаоса! Но, несмотря на всю невероятность, это происходило. Яна утягивало в неизвестность здесь и сейчас!

Уже и кончики пальцев зажгло. Вот-вот искры сорвутся, и золотое пламя охватит тело! И пока Ян боролся со ступором, девичья фигурка продолжала яснее выделяться средь размазни прочих лиц. Манила и приковывала взгляд стальными канатами совсем незнакомых чувств.

Внезапно Яну до зуда захотелось узнать, о чём Синица думала в эту секунду.

Этого ещё не хватало…

Бросив раздражённый взгляд в раскрытый журнал с длиннющим списком студентов, который неминуемо сократится к следующему семестру, Ян швырнул указку на стол.

Маша, Маша, Мария… а вот фамилию прочесть не успел. Ну и чёрт с ним.

Девица в очках с ужасом глянула на дрыхнущую соседку. Заёрзала, тыча в соню пальцем, а Ян внутренне рассмеялся со всем злорадством, на которое только способен был.

Поздно, барышни. Поздно.

Ноги сами несли его вверх по ступенькам колизейной аудитории. Прямиком к объятой Морфеем нахальной, зеленоглазой особе.

Глава 1. Найти подход

Я подскочила, как ужаленная. Щека запылала, отклеившись от стола со звуком восковой полоски «вит». Уму непостижимо, я что, прямо на паре уснула? Быть не может…

На всякий случай кинулась потереть глаза, но вовремя спохватилась. Это у вымышленных героинь лицо идеально в любое время суток. Косметика фирмы «Долго и счастливо» не размазывается по щекам и активируется автоматически, стоит лишь заслышать стук копыт принца.

Точнее, не принца, конечно, а его коня. Хотя в наш век что угодно выдумывать позволено. Пометка «непреодолимая сила любви» запросто игнорирует сложности межвидового скрещивания.

– Ян Викторович, а я… тут…

Сплю? Ага, молодец, Мика. А то он слепой и сам не видит.

– Это ваша рабочая тетрадь?

Прозвучало как приговор. И не то это был вопрос, не то утверждение, но я на всякий случай торопливо кивнула.

Оксана рядышком горестно охнула, и я поняла: соврать надо было. Вот только голова ото сна и перепуга туго переваривала информацию. Новый мир, рождённый во снах, стремительно исчезал, а я всеми силами пыталась закрепить в памяти хоть крохи.

Вот только у реальности на меня были свои жестокие планы.

– Безобразие, – констатировал преподаватель.

– Это черновик, – спешно брякнула я, но поздно.

Препод закончил листать тетрадку. Только взглядом задержался на внутренней стороне обложки. Там синим по картонно-серому было выведено: «М. Вэйв. Тетрадь для семинаров и лекций по истории религии».

Ту-дум-м... Ну что поделать, если рождение очередного сюжета настигало меня именно на этих парах?

С историей всех мастей у меня всегда были проблемы. Собственно, эффект был и обратным: проблемы из-за истории были тоже. Писать эссе и рефераты – полбеды, но запоминать даты, события, вереницы князей и богов – тут пострадать приходилось.

Не применяй я уловок и хитростей, ещё б на первом курсе поганой метлой погнали из института, а так… Хорошо языки и прочее давалось легко. Умудрялась маячить у преподавателей перед глазами, да добрую репутацию выгрызть.

Но на сей раз, похоже, вляпалась я знатно. По самых пра-пра-прадедов.

– Задержитесь после занятия…

Успешно игнорируя мой виноватый вид, препод выжидающе уставился на меня. Одним взглядом обещал устроить экскурсию в свой личный пыточный городок.

– Мария Вознесенская, – подсказала я одними губами.

– Задержитесь после занятия, Мария, – и отошёл, мгновенно изменившись в лице и тоне.

Швырнул мою изрисованную вусмерть тетрадку себе на стол и принялся как ни в чём не бывало вещать заготовленный лекционный материал.

Я же тем временем стыдливо покопалась в сумке и выудила первую попавшуюся тетрадь. Вяло пролистала занятые другим предметом листы, отыскала чистые и вцепилась в ручку, как осьминог в добычу. И только потом заметила, как нехотя отворачиваются одногруппники, возвращаясь к конспектированию лекции.

Похоже, моя идиотская выходка произвела фурор. Развлекла всех на славу. Блеск!

– Ну ты и сарделина, Мика, – прыснув от смеха, плечом толкнула меня Оксана.

– Сама такая.

Единственный ход, что против соседки действенен – не обзывать в ответ. Иначе разойдётся, семеро не удержат. И не стоит пытаться разгадать, что она имеет в виду, изобретая новое прозвище.

Странноватая у меня она.

– Ага, – хохотнула Оксанка. – Видела бы ты своё лицо. Настоящая сарделька, нитритом натрия** напичканная!

Щёки и правда пылали неестественно горячо и, судя по всему, ярко. Но я только отмахнулась от фыркающей подруги. Ну её. Не буду рисковать. Не получу тетрадку обратно, и как тогда быть? В ней же с десяток зарисовок, которые мне на «трезвую» голову ну ни в жизнь не вспомнить!

Аспирант ещё долго черкал маркером и листал цветастые слайды, но я старалась смотреть сквозь него. Насмотрелась во сне с лихвой, спасибо.

К счастью, намеренно игнорировал меня и препод.

Я невольно коснулась губ, что до сих пор жгло от поцелуя чернокрылого препода... – тьфу, ангела! – и ниже опустила голову.

Исчезнуть… как бы мне хотелось сейчас просто взять и исчезнуть.

– Думай давай, как выкручиваться будешь, – прошептала Оксана, деловито поправив очки и выдернув меня из очередной фантазии, где я уже надевала шляпу-невидимку и делала из аудитории ноги.

Вместо ответа подруге я тяжело вздохнула.

Как, как? Причинным местом об косяк. Уйти от Бранова живым после столь открыто проявленного пофигизма?

Я, конечно, фантазёрка, но не до такой же степени.

____________________

**нитрит натрия – фикстатор окраски, придающий колбасам и сосисам насыщенный розовый/красный цвет

***

Остаток занятия я мысленно сетовала и ощутимо краснела. Так растерялась, обнаружив, что один из самых придирчивых преподов института и мой крылатый красавец – один и тот же персонаж, что и слова выдавить толком не смогла.

Тык-мык-бык... Ну и позор. Наверняка Бранище счёл меня непролазной тупицей, что два слова связать не может!

Нет уж, этот тезис я собиралась решительно опровергнуть сразу после пары. Правда, боевой запал сам собой иссяк, едва счастливые и свободные студенты потянулись к выходу, а я уныло собрала вещички и поковыляла к преподавательскому столу.

На ходу сочиняла оправдания.

Все знали, аспирант сперва шанс даёт. Спросит: «Ну, и как вы докатились до жизни такой?» А дальше твой выход. Сам карабкайся как можешь.

Правда, до сих пор никому не удавалось уйти безнаказанным. Все невероятные истории на корню зарубались, а провинившемуся выдавалось жутчайшее по объёму индивидуальное задание. И непременно с лютым подвохом!

Впрочем, поэтому аспиранта побаивались и лишний раз старались не злить. Дурной глаз у него, говорили. Попадёшь к нему в немилость – до свидания стипендия. Не у него на сессии завалишься, так на другом предмете поскользнёшься.

Я замерла поодаль и боязливо переступила с ноги на ногу. И когда только петельку пришью, чтобы вещи в гардероб сдавать? Стою теперь как торговка шмотьём. Держу перед собой куль из пуховика, шапки и огромного, как полотенце, шарфа.

– Ян Викторович, и меня! Меня запишите! – вились девчонки около хмурого препода с прямой как палка спиной, восседавшего, аки падишах в окружении наложниц.

Хотя, как по мне – заложниц.

Стала бы наша староста Люба Кораблева так охотно темы для докладов каждую пару набирать и объёмным задом крутить, не держи Ян Викторович в руках нити её судьбы?

Ну-ну, как же. Экзамен по предмету никто не отменял, а учитывая, что Бранов оказался неподкупен…

 «Наш Бранов-Баранов», – любовно окрестили аспиранта одногруппницы, так и не взяв неприступную крепость.

Упрямый, серьёзный, высоченный. Бывало, как глянет тёмными глазищами... душу вперёд ногами выносит! А чтобы аспирантище ещё и улыбался...

Нет. Его словно высеченное из камня лицо... Идеальное лицо с высокими скулами, чуть кошачьим разрезом глаз и прямым носом, кажется, и вовсе не способно было изобразить улыбку. А может, Микеланджело, который ненароком и оживил своё творение, попросту забыл вшить в программу каменному изваянию человечность?

Ну, бывает, что уж. Я вот тоже в творческом запале частенько обо всём на свете забываю. Живу же как-то и не жалуюсь.

А вообще, говорят, Ян Викторович мужчина неплохой. На кафедре вечно допоздна засиживается, барышням из деканата помогает с восставшей копировальной техникой разбираться. И вроде бы одни плюсы ему в карму, но только дотошный… ну сил нет! И не скажешь ведь с первого взгляда.

Девчонки потому и завздыхали томно, едва он такой красивый впервые вошёл в аудиторию. Представился и сообщил чётким, как строевой марш голосом: семинары и, возможно, даже некоторые лекции вместо старенького, извечно занятого зава кафедры будет вести он.

– Начнём со знакомства, – скрестил аспирант руки на крепкой, явно с помощью спортивного инвентаря оформленной груди. – Бранов Ян Викторович. Надеюсь, мы с вами сработаемся.

Почуяв сладковатый запах халявы, мы в ответ тоже разнадеялись. Это ж вам не какой-нибудь «столетний» зав с непомерными требованиями и висящей на шее, будто у старой черепахи, кожей!

Разумеется, группа взволнованно загудела. Девушки, коих у нас было большинство, воинственно засверкали глазами и скопом бросились каждое слово за аспирантом записывать. Правда, скоро поняли: быстрописанием Бранова не впечатлить.

Рассказывал он много и интересно, но с такой скоростью, что пальцы в кровь стереть – раз плюнуть. К чему такие жертвы? Нет. Где застревали даже такие крейсеры вроде нашей Кораблёвой, нужно только хитростью брать.

Выход нашёлся довольно скоро. Создали в соцсетях чат, где можно было с преподом на околоинститутские темы общаться, и пригласили туда аспиранта. Правда, чат тот скоро бурьяном порос.

Книжки, что Бранов туда скидывал, мало кто прочёл… потому и поговорить с аспирантом нам оказалось решительно не о чем. Зато железобетонный повод в друзья добавиться появился!

Так и поступили.

Сама я навязываться постеснялась, так Оксана, сказав, что одногруппники – это как опята на пне: по гроб жизни вместе, взяла и лёгким щелчком по сенсорному экрану тоже меня в ряды фанаток записала.

Возмущалась и краснела я тогда, конечно, весь вечер. Так толку уже? После драки кулаками не машут.

Однако Бранов – поклон ему нижайший от меня и моей самооценки, – исправно всех желающих в друзья принимал. Вот только яркие фото новоиспечённых поклонниц лайкать не спешил.

А затем и вовсе, что ни занятие – проверочная да тест, один другого страшнее.

Тут у девчонок, как водится, все чувства и поотсохли. После первых же «неудов» засели в местной столовой, обругали аспиранта, как могли, и теперь лишь изредка с сожалением во взгляде провожали, мол, может, одумается непутёвый?

Однако «непутёвый» продолжал гнуть свою линию и проводил семинары в ключе: доминируй, властвуй, грозись допуска к экзамену лишить. Этим, собственно, он свою репутацию препода№1 и профукал.

– Да смысла нет, – не раз вздыхала Оксана, обречённо подперев кулаком круглое, как у фарфоровой куколки лицо. – Ну его, Бранова-Баранова. Тот ещё крендель, похоже.

Крендель не крендель, а всё же преподаватель. А я задрыхла прямо у него перед носом.

Стыд и срам!

– Мария, – словно бы удивился Бранов, едва девчонки волной схлынули, и мы остались в огромной аудитории одни.

За спиной у меня Оксанка спешно семенила к выходу, поцокивая каблучками. Зловещий звук, скажу я вам. Словно секунды отсчитывает до смертной казни.

– Вы просили остаться, – потупила я взгляд и подошла ближе.

– Да, верно.

Бранище, как и любой уважающий себя хищник, поднялся мне навстречу. С важным видом присел на краешек стола и снова, будто бы от нечего делать, принялся разглядывать содержимое моей тетради: рисунки и краткие наброски будущих историй.

– Художничаете, значит, на занятиях, – чуть погодя надменно констатировал аспирант.

Я поморщилась, словно от боли. Оставшись один на один с преподавателем, почувствовала себя, как тот самый «один», что в поле не воин.

Зябко стало. Ещё и разговор вдруг совсем не по шаблону пошёл.

– Простите, – пробормотала тихо, надеясь походить на разнесчастную лань.

– Да мне, собственно, безразлично, чем вы занимаетесь, – безжалостно отбил Бранище. – Жаль только, что до вас вся трагичность ситуации не доходит. Вы сессию тоже в рисунках и сказках под аккомпанемент храпа сдавать собрались? Макар Ефремыч будет удивлён.

Я хмыкнула про себя. А что? Было бы неплохо! Зав. точно оценил бы моего Владимира Красно Солнышко в виде воина света паладина.

– Никого храпа, Ян Викторович, – с излишней серьёзностью ответила я. – И художеств тоже. Буду, как и все, по стандарту.

– Сомневаюсь, что вам удастся воспользоваться шпаргалками на экзамене

Аспирант пытливо сощурился, а я промолчала. Зачем размахивать красной тряпкой перед быком? Говорят, он от этого звереет.

Однако в умениях использовать вспомогательный материал я не сомневалась. И, собственно, сомневаться не собиралась.

– Нда-а…

Бранов для порядка полистал тетрадь ещё немного. Словно бы участливо вздохнул, отложил мои художества и, взяв журнал, угрожающе щёлкнул ручкой.

– Оправдания ещё будут?

Я отрицательно помотала головой. Что тут ещё скажешь?

– В таком случае приготовьте к следующему занятию реферат и презентацию о «войне царств» в Китае. Выступать не будете, я вас сам отслушаю.

А вот и обещанный подвох. Случайно, не из-за недоманги на пять тетрадных листов Бранище меня левой темой наградил? Так с чего бы вдруг? Это же вроде японские комиксы!

– Китай? – лицо у меня наверняка вытянулось от удивления. – Так, а как же… Русь Киевская и раннее христианство?

– Не убежит, – в паре слов накалякал аспирант задание напротив моего имени, чтобы не забыть.

Он левша? Никогда не замечала.

– Реферат, объёмом не менее тридцати страниц, вышлите мне на почту. Крайний срок: вечер перед семинаром. Литературных источников не менее десяти. Интернет-энциклопедии даже не думайте открывать. Электронные книги использовать можно. Научные статьи тоже, но в этом случае оформить и те, и другие в виде гиперссылок. Я буду проверять. Свободны.

Я стояла и глазела на преподавателя, безмолвно открывая-закрывая рот. Чувство вины медленно, но верно трансформировалось в лютую неприязнь.

Столько работы лишь потому, что я задремала на пару минут? Так Никитка Быков вообще ни разу головы за пару не поднял – дрых себе, тихо-мирно посвистывая.

– Но это ведь нечестно! – возмутилась я.

– Почему же? Я давненько заметил, что вы всё время увлечены чем угодно, но не предметом. Пора принимать меры. Своим… гхм…бездельем вы отвлекаете не только меня, но и сокурсников.

Бранов с осуждением уставился на меня. Ярко выраженные скулы, зачёсанные набок тёмные как смоль волосы…

«Клетка, клетка, ещё клетка…» – туда-сюда скользила я взглядом по рубашке с лихо закатанными рукавами.

Выше смотреть нельзя, там удивительно темные, чуть больше, чем суровому мужскому лицу полагалось глаза. Ну а разглядывать препода ниже пояса совсем уж неприлично.

Хотя, на удивление, не так неловко.

– Не одна я увлечена «чем угодно», между прочим.

Взгляд сам собой скользнул к стулу, где ещё пару минут назад сидел Никита, мой с головы до ног татуированный одногруппник.

Аспирант с недоброй весёлостью сощурился и снова поставил закорючку в журнале. Неужто пару «лестных» характеристик к моей фамилии приписал?

– Мало того, что лентяйка, так еще и ябеда?

– Я не ябеда! – слова вырвались быстрее, чем мозг нажал на стоп-кран. – И уж точно не лентяйка. Просто тут работы на пару дней не меньше!

Аспирант с явным садистским удовольствием перевёл взгляд с журнала на меня. Кивнул миролюбиво.

– Вот и славно. Будете заняты делом несколько дней. Если повезет, то и пару самых настоящих книг откроете. Уверяю, вам понравится.

Я насупилась. А жить мне когда, спрашивается? Или существует только он со своей «релижкой»?

– Разрешите хотя бы через неделю реферат принести. Боюсь, к следующему понедельнику не успею.

Аспирант поглядел на меня так, будто я глупость несусветную сморозила.

– А выходные на что? Или вы чем-то гиперважным заняться планировали?

Я потупилась, по-прежнему не глядя мучителю в глаза. Не говорить же, что выходные для того и выходные, чтоб отдыхать. Да и к тому же я собиралась хорошенько оторваться на вечеринке в частном коттедже в субботу.

Вот только сдаётся мне, скажи я об этом аспиранту, у нас определённо возникло бы недопонимание. Но, кажется, это самое недопонимание имело серьезное намерение возникнуть. Пусть даже из моего неприязненного молчания.

– Мария, я всё понимаю, – Бранов нахмурился суровее прежнего и со вздохом крепко сцепил руки на груди. – Молодость разгульная, шальная… Сам таким был.

Я недоверчиво скривилась. Ну вот зачем все эти высокопарные фразы? Сам таким был… Врёт же. Врёт и не краснеет!

– Всё это весело и здорово, – продолжал наседать препод. – Но лишь до поры до времени. Брать ответственность за свою жизнь всё равно придется. Так берите же пока не поздно, Мария! А шляться ночами по клубам и бог знает где ещё, вместо того, чтобы…

– Нигде я не шляюсь! – вспыхнула я, и пришла очередь Бранова недоверчиво прищуриться.

– Прошу прощения. Слово «шляться» действительно неприемлемо, а уж чем вы изволите заниматься по ночам, ваше личное дело. Но если находите силы приходить на занятия, будьте любезны вести себя как положено! Либо отсыпайтесь и… фантазируйте о чём бы то ни было дома.

Я сморщилась. Дались ему мои фантазии! Я его в них, кстати, и не звала. А Бранов продолжал лютовать, нависая надо мной, как многотонный драконище.

– Очнитесь, наконец! Вы вступили во взрослую жизнь, Мария. Пора учиться контролировать свои сиюминутные желания. В противном же случае я сообщу Макару Ефремовичу, что к экзамену вы не допускаетесь. Либо скажите сейчас, что учиться не собираетесь, и мы не станем друг друга терзать.

Бранище на вдохе закончил тираду. Скривился как от боли и снова уткнулся в свой ненаглядный журнал. Словно надеялся в нём ещё сил для возмущения найти.

Ощутив, как трясутся губы, я крепче стиснула зубы. Вот ведь за…нуда! Права я была, Бранов считает меня совершеннейшей пустышкой, а увеселения воспринимает только в библиотечно-книжном варианте.

И тут меня озарило. В книжном варианте… точно! Вот оно!

– Зря вы так, Ян Викторович, – придала я дрожащему голосу нарочито усталый оттенок и подпнула коленкой норовящий выскочить из рук скользкий пуховик. – Нигде я по ночам не шляюсь. Я по ночам дома сижу. А не высыпаюсь просто потому, что… книжки пишу.

– Вот так новость, – раздражённо выдал аспирант, но тон хотя бы перестал звенеть от гнева. – Книжки? И о чём же?

– Ну… – вцепилась я в куль одежды, как в спасательный круг. – О любви.

– Любовь, это хорошо, – снова ни проблеска заинтересованности. Разве что шариковая ручка, будто барабанная палочка, в пальцах закрутилась. – Романы, значит?

– Романы, – бойко кивнула я. – С примесью… истории.

А вот и первый козырь из рукава выпорхнул.

– Исторические романы? – ручка на секунду замерла. – Ну надо же.

Кажется, мне наконец удалось завладеть вниманием аспиранта. Я воспрянула духом.

Э-эх! Заливать, так заливать! Может, удастся выкрутиться и даже наказания избежать?

– У меня даже книжка напечатана одна. Правда, это не совсем исторический роман, скорее, фэнтези в историческом антураже. Там пески, оазисы... – Бранов с удивлением покачал головой и даже журнал закрыл и сунул подмышку. – А в этой тетради, – я указала на своё сокровище с синей обложкой, – заметки и рисунки будущих историй. Фантазии, по большей части, сумасшедшие, но и дельные идеи встречаются тоже. Вроде.

Я снова смущённо подпнула ком одежды. Ждала, с замиранием сердца наблюдая за преподавателем.

– Исторические романы, – повторил Бранов с таким облегчением, словно всё для себя вдруг понял. – Надо же. Не припомню, чтобы вы особым интересом к истории пылали на занятиях. Раз такое дело, вам не спать, а впитывать и запоминать как можно больше нужно.

– Простите, пожалуйста! Честное слово, это случайно вышло! И стыдно прямо жуть! – для наглядности сдавила я пальцами горло. – Но задают много, вот по ночам и ловлю музу. Пишу, то есть. Не получается по-другому.

Аспирант со вздохом распрямился, вновь для острастки щёлкнув колпачком шариковой ручки. В раздумье подвигал челюстью.

– Рад, что мы во всём разобрались. В любом случае реферат вы мне останетесь должны. Это будет полезным уроком для вас, Мария. И для вашей литературной деятельности неплохое подспорье.

Я кивнула, едва сдержав вздох. Ну хоть что-то. Уже хлеб!

– Тогда до следующей недели?

– Так и быть, – будто бы даже улыбнулся Бранов, чуточку сузив глаза. – Жду вашу работу через неделю, раз уж такое дело. Раз уж романы исторические.

– Спасибо!

Опасаясь, как бы аспирант не передумал, а потому и не дожидаясь окончания разговора, я схватила тетрадку и рванула из аудитории.

Оксана верой и правдой ждала в коридоре, и едва я с улыбкой заперла за собой дверь, с удивлением вытаращилась.

– Даже не покусал? – я отрицательно помотала головой, торопливо натягивая пуховик. – Ну дела… Чего это Бранище сегодня не в духе, что ли?

– Наоборот. Кажется, очень даже в духе, – с улыбкой пожала я плечами. – И зря ты обзываешься, он просто лапочка. Только к нему подход нужен.