Текст книги "Восемь знамен"

Автор книги: Алан Савадж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)

Евнух начал нараспев читать один из документов своим высоким голосом.

– Леди Лань Гуй, вторая дочь Хуэйчжэна клана ехэнара Знамени с голубой каймой, – сообщил он холодно. – Леди Дэ Шоу ее старшая сестра.

– Твой отец обесчестил себя, – начала императрица. – Как он осмелился представить сразу двух дочерей на наше рассмотрение?

Лань Гуй опустила глаза:

– Потому что дочери моего отца красивы и образованны, ваше величество.

Голова императрицы слегка откинулась назад.

– Ты будешь говорить тогда, когда к тебе обратятся, девушка, или я прикажу тебя выпороть за дерзость.

Лань Гуй поклонилась, демонстрируя свое раскаяние.

– Покорно прошу прощения, ваше величество, но вы как раз задали мне вопрос.

– Леди Лань Гуй – отважная девушка, – злобно заметил евнух.

– Да, – отрезала императрица, и без того взволнованная претендентка почувствовала растущее отчаяние. Но она была полна решимости не позволить этим людям смутить ее, как они сделали это с другими. И в том числе – с Дэ Шоу.

– Что же касается бесчестия моего отца, ваше величество, то его послали воевать против тайпинов, предоставив недостаточные силы.

– Что еще за тайпины? – удивилась императрица.

Лань Гуй трудно было себе представить, что в этом отгороженном от внешнего мира дворце никто не знал о происходящем в стране, которой они правят.

– Мятежники, ваше величество, которые хотят падения Дацинов.

Императрица слегка повернула голову в сторону евнуха.

– Южнее Янцзы появились мятежники, называющие себя тайпинами, ваше величество. По моим данным, с ними очень скоро будет покончено.

Императрица начала нараспев:

– С почтением мы пользуемся благословением Небес. О, как сияют они величием… Продолжай, девушка!

Лань Гуй оторопела. Императрица цитировала жертвенный гимн. Только бы ей вспомнить его! Она торопливо начала:

– …В стране у нас царит давно уж мир. Един народ средь четырех морей. И жертва наша искренна и велика. Подчиняясь…

– Достаточно, – прервала императрица, нахмурившись, а Лань Гуй почувствовала странный прилив уверенности. – Скажи мне, что Конфуций говорит о чести, – приказала императрица.

Опять продолжительная пауза. Но это задание было простым.

– Человек чести предъявляет требования к себе. У кого отсутствует чувство чести, предъявляет требования к другим.

Правая рука императрицы чуть не сделала жест удовлетворения.

– Скажи мне, – продолжила она испытание, – кто был величайшим человеком в период правления императора Сюаньцзуна?

Лань Гуй растерялась. Император Сюаньцзун был величайшим правителем династии Тан, находившейся у власти в Китае с 907 по 618 год до новой эры, как подсчитал бы Джеймс Баррингтон, и до сих пор слывущей самой великой династией Срединного Королевства. Таким образом, величайший человек во время правления Сюаньцзуна и есть сам император…

Но ей не верилось, что именно этого ответа ждет от нее императрица. Слишком уж просто. С другой стороны, во время его правления проявился талант многих неординарных личностей в области духа и механики. Император Сюаньцзун приглашал на службу одаренных людей и щедро вознаграждал их. Такие художники, как портретист У Даосюань или пейзажисты Ли Сусюнь и Ван Вэй до сих пор считаются величайшими в истории Китая мастерами живописи. Исин сконструировал часы, была изобретена печать на бумаге. Тогда же жили величайшие поэты…

Она взглянула на императрицу. Та смотрела на нее со спокойным выражением лица.

– Ну? – потребовала она. – Разве ты не знаешь императора Сюаньцзуна?

– Я знакома с историей правления императора Сюаньцзуна, ваше величество, – ответила Лань Гуй и тут же приняла решение. Она могла полагаться только на свою интуицию. – Величайшим человеком во время его правления был поэт Ли Бо.

– Пропойца и мошенник, – язвительно заметила императрица, – который утонул, пытаясь обнять отражение луны? Как он может быть величайшим мужем того периода?

– Потому что ему принадлежат самые прекрасные стихи среди сложенных когда-либо, – ответила Лань Гуй, – и он будет жить вечно в своих творениях.

Императрица несколько секунд пристально изучала девушку, затем произнесла:

– Как сказал Цын, у тебя острый ум, дочь Хуэйчжэна. Если ты научишься им правильно пользоваться, он хорошо послужит тебе. Разденься.

Лань Гуй недоуменно уставилась на нее.

– Леди разденется, – повторил евнух Цын.

Лань Гуй осознавала, что в комнате никого, кроме императрицы и евнуха нет… но до сих пор ей приходилось раздеваться только в присутствии матери и сестер. Она осторожно сняла обувь и стянула через голову плащ, положила их на пол, так как не нашла более подходящего места, и замерла.

– Снимай все, – предупредил Цын.

Лань Гуй усомнилась, был ли этот человек и в самом деле евнухом: слишком возбужденным он выглядел. Так вот, оказывается, что так беспокоило всех тех девушек! Ну что ж, ее это не выведет из себя, решила она, и быстро скинула блузу и панталоны.

– Стань на тот маленький стол, – приказал Цын.

Когда Лань Гуй встала на стол, евнух подошел ближе. Она почувствовала отвращение к нему из-за его тяжелого дыхания и запаха тела, когда он пристально осматривал ее лицо и глаза, заставляя открыть рот, чтобы обследовать зубы. Она содрогнулась при прикосновении его пальцев к ее груди и рукам, когда евнух заглядывал ей под мышки. Затем содрогнулась еще раз, когда догадалась о направлении его дальнейших усердных исследований.

– Леди встанет на колени, расставив ноги.

Лань Гуй хотелось взглянуть на императрицу, но она не решилась. Как же остальные девушки должны были ужаснуться от такого насильственного ритуала! Опустившись на руки и колени, она почувствовала теплоту его дыхания у себя на ягодицах и прикосновение пальцев к промежности. То было очень легкое прикосновение, так как евнух боялся нарушить ее гимен. По тому как тщательно он ее обследовал, ей стало очевидно, что это доставляет евнуху немалое удовольствие.

– Леди выпрямится.

Не заботясь о величественности, Лань Гуй торопливо встала на ноги. Все ее тело порозовело от жара стыда, когда она обернулась к императрице, пытаясь понять ее реакцию.

– Оденься, девушка, – приказала императрица.

Лань Гуй натянула одежду, совсем не заботясь о прическе.

– Ты можешь идти, дочь Хуэйчжэна.

Лань Гуй замешкалась, страстно желая узнать, была ли ее попытка успешной или нет, но для нее уже открылась дверь и следовало идти.

Лань Гуй переступила порог и взглянула на остальных претенденток. Находящиеся слева девушки, те, что уже прошли процедуру, с любопытством смотрели на нее, пытаясь понять, как она вынесла ее. Нескольким сидящим справа все это еще только предстояло.

Следующей оказалась Нюхуру. Она уже встала и шла к двери. Что почувствует эта девушка, когда ее начнет ощупывать вонючий евнух?

Лань Гуй пересекла комнату и села рядом с сестрой. Дэ Шоу едва взглянула на нее и уставилась прямо перед собой.

– Меня тошнит, – сказала она.

– Следи за собой, – тревожно предупредила ее Лань Гуй. – Они только и делают, что ищут в нас недостатки. – Дэ Шоу поежилась. – Ты можешь себе представить, они ничего не знают о тайпинах, – сказала Лань Гуй, все еще не веря, что такое возможно.

– Они знают только то, о чем наместники считают нужным их уведомить, – ответила Дэ Шоу.

Лань Гуй знала: Дэ Шоу не интересуют тайпины. А также прекрасно понимала, что здесь, в Запретном городе, в окружении раболепных евнухов, среди всевозможных символов величия, Сыну Небес и его приближенным было не до того, чтобы интересоваться событиями, происходящими где-то к югу от Янцзы. Вот только жаль, тайпины от этого сами собой не исчезали.

Вышла Нюхуру. Она держалась внешне спокойно, хотя на щеках горели розовые пятна. Нюхуру не села рядом с Лань Гуй, а прошла дальше вдоль скамейки. Очередная претендентка зашла и вышла. Лань Гуй начало все это надоедать, и ей с трудом удавалось сдерживать зевоту. Вдруг она осознала, что последняя девушка вернулась и скамья напротив опустела.

– Дамы встают, – объявил евнух.

Им так долго пришлось сидеть, что некоторые девушки заметно покачивались, поднимаясь на ноги. Появилась вдовствующая императрица. Вслед за ней вышел Цын с большим листом бумаги в руках. Императрица совершенно не шевелилась, когда он начал читать:

– В качестве старшей наложницы в звании «Пинь» – леди Нюхуру.

Все головы повернулись в сторону Нюхуру, когда она медленно пересекала комнату. Проходя мимо Лань Гуй, счастливая избранница даже не взглянула на нее. Впрочем, она не казалась ни обрадованной, ни хотя бы успокоившейся. «Конечно, – с горечью думала Лань Гуй, – эта всегда знала, что ее изберут».

Нюхуру приблизилась к вдовствующей императрице и поклонилась. Императрица прикоснулась к ее плечу и что-то тихо сказала. Никто из девушек не услышал, что именно. Двое евнухов ожидали новоявленную наложницу в дальнем конце комнаты. С этого момента привычная девичья жизнь Нюхуру закончилась.

Лань Гуй стало трудно дышать. Цын продолжал называть имена и присваивать девушкам звания – все ниже «Пинь». Имен Дэ Шоу или Лань Гуй все не называли. Избранные девушки подходили к императрице за поздравлениями и выходили из комнаты в сопровождении евнухов. Некоторые выглядели напуганными, другие – явно ликующими. Одна из девушек в отчаянии даже пыталась бежать, но ее поймали евнухи.

Оглашая имена, Цын делал пометки в списке. Заглянуть в него было невозможно, и число еще не названных имен оставалось загадкой. Лань Гуй почувствовала слабость, наблюдая, как карандаш опускается все ниже и ниже по листу. Вызвали двадцать девушек, двадцать пять… двадцать шесть… двадцать семь… Карандаш Цына замер уже в самом низу листа. Быть может, у него есть еще один список?

Но Лань Гуй знала, что не в этом дело. Она повернулась к Дэ Шоу и взглянула на нее с испугом. Ни одна из них! Какая катастрофа! И это после того, как она истратила свои триста серебряных монет! С таким же успехом она могла бы отдать их нищему или вернуть Чжочжуну.

– Леди Лань Гуй, – вызвал Цын.

Некоторое время девушка не могла пошевелиться. Затем глубоко вздохнула и вышла вперед. Она не осмелилась взглянуть на Дэ Шоу: Цын закончил чтение имен, он сворачивал лист… Она была последней в списке.

Лань Гуй встала перед вдовствующей императрицей с опущенной головой.

– Поздравляю, – сказала пожилая женщина и слегка потрепала ее по плечу. – Ты избрана наложницей «И». – То был самый низший из существующих разрядов. – С этого момента ты – Гуй Жен, Почитаемая, и твоя святая обязанность доставлять удовольствие моему сыну. Твой отец будет вознагражден за тебя. А теперь иди.

Лань Гуй повернулась к ожидавшим ее евнухам. Она готова была взорваться от радости и облегчения. Ей хотелось кричать и плакать. И пусть она оказалась в числе последних избранниц и всего лишь «И» – низшей в иерархии. Но в конце концов она среди избранных! Склонив голову, Лань Гуй вышла из комнаты между двумя евнухами.

Известие о представлении и списки избранных были разосланы по всей империи. В июне они прибыли в Нанкин.

– Возможно, теперь император наконец обратит свое внимание на тайпинов, – заметила Суншу, бросая циркуляр на пол.

Чжан Цзинь поспешил спрятать бумагу, пока настроение хозяйки опять не испортилось. Его не интересовали наложницы императора, но природное любопытство заставило прочитать имена, и сердце его замерло. Лань Гуй! Его бывшая подружка по детским играм стала подружкой императора в постели!

Чжан Цзинь посетовал на несправедливость судьбы: он пал так низко, в то время как она вознеслась столь высоко.

– Ну что ж, – произнес Мартин Баррингтон, – несмотря на трусливое поведение отца одна из дочерей Хуэйчжэна избрана наложницей императора.

– Которая из них? – спросила Цзэньцзин.

– Ах… – Мартин смущенно взглянул на Джеймса. Вся семья теперь перебралась из Нанкина в Шанхай, причем не без активной помощи Джеймса. Это Лань Гуй.

Джеймс поднял голову. «Ты сделаешь меня очень богатой?» – спросила она у него когда-то. Неудивительно, что с такими запросами его бывшая возлюбленная так воспарила. А он… Пришло время пойти и попить чаю с Люси Мэйхью. Она оставалась его единственным утешением.

Как и подозревал Мартин, армия Цзэн Гофаня была разгромлена в начале 1853 года, и Нанкин оказался в руках «небесного короля».

Глава 14 МАТЬ

– Вот то, что вы ищете – «Тринадцать классиков» с комментариями Цзюань Юаня. – Линь Фу положил книгу на стол перед Лань Гуй. – Это только первый том, как вы понимаете, Почитаемая. Всего их триста шестьдесят.

Говоря все это, он лучезарно улыбался девушке. Впрочем, вряд ли уже девушке. Лань Гуй исполнилось двадцать два года. Из всех наложниц императора только она одна интересовалась историей и литературой Китая. Как главный библиотекарь старый евнух проводил большую часть жизни наедине с огромной коллекцией книг, пылящихся на бесчисленных полках. Однако в последнее время почти каждый день после полудня ему составляла компанию Лань Гуй.

– Я прочту их все, – уверенно сказала Лань Гуй, и Линь Фу нисколько в этом не усомнился. Иногда ему казалось, что ей следовало бы родиться мужчиной, тогда ее ум и хваткая память нашли бы достойное применение. Он понаблюдал, как она почти благоговейно раскрыла книгу, и отошел от стойки в дальний конец комнаты.

Лань Гуй взглянула на первую страницу, полюбовалась искусно выведенными иероглифами и ощутила дрожь возбуждения. Триста шестьдесят томов! И все такие же увесистые. Даже если она станет прочитывать по одному в месяц, на все уйдет тридцать лет.

Тридцать лет! Ей к тому времени перевалит за пятьдесят. И по-прежнему она останется девственницей? Лань Гуй откинулась в кресле. Она никогда раньше не размышляла о своем положении в таком свете. Похоже, ее постигла судьба, которой она больше всего боялась. Ей до сих пор не довелось даже увидеть императора Сяньфэна. Догадывается ли он вообще о ее существовании? Весьма сомнительно, уж слишком она низкого происхождения. Император желал видеть только Нюхуру и других наложниц «Пинь». Представительница разряда «И» была для него ничто.

Да, она подвела свою семью. Ее отец получил лишь обычные подарки, преподносимые тем, чья дочь избрана наложницей императора: рулон шелка, причитающееся золото и серебро, две лошади с дорогой упряжью да чайный сервиз. И больше ничего. Сейчас старик был уже мертв – он не пережил разочарования. Она знала, что Дэ Шоу Вышла замуж за маньчжурского мандарина, а Гай Ду все еще ждала замужества. Но куда там ей найти мужа, не имея ни отца, ни приданого! Шэань, должно быть, скрипела зубами от злобы.

Лань Гуй, конечно же, не видела никого из близких с того дня, как оказалась в Запретном городе, ей даже не позволили побывать на похоронах отца. Попавший в святилище остается там навсегда, до того момента, когда смерть посетит его. Она помнила, сколько надежд было у нее тогда, четыре года назад. Каждое утро император писал на жадеитовой табличке имя той наложницы, с которой он собирался провести следующую ночь. Это имя зачитывал старший евнух, в чьи обязанности входило приводить девушек в императорскую опочивальню. Поэтому всегда, когда он приходил, особенно вечером, среди девушек проносился нетерпеливый ропот.

Однако он ни разу не зашел к ней.

Сначала Лань Гуй кляла свою судьбу, по крайней мере про себя. Она молода, не менее привлекательна, чем другие обитательницы гарема, горит желанием показать свое владение искусством любви, которому учила их с сестрами мать. К тому же самая умная среди других девушек… И при всем этом ее полностью игнорировали. И только лишь потому, что семья у нее недостаточно хороша. Тогда зачем они вообще ее избрали?

Это были не те вопросы, на которые она осмелилась бы требовать ответа – разве что у собственных евнухов. Главным среди ее евнухов был Ляньчжун. «Судьбу человека указывают звезды, Почитаемая, – сказал он ей однажды. – Пытаться узнать, что можно и что нельзя – тщетно. Приходить же в ярость оттого, что замыслы не воплощаются в жизнь преступление». Лань Гуй тогда в сердцах запустила в него блюдцем.

Но позже ей пришлось признать, что он прав. Ее дни были заполнены пустотой. Утром она принимала ванну, затем ее вместе с другими девушками вызывали к вдовствующей императрице, в один из уединенных садов играть в карты. Единственным занятием императрицы были азартные игры. Однако она не терпела проигрышей, поэтому главной заботой наложниц оставалось проиграть не слишком много, так как императрица забирала каждый выигранный таэль. Наложницам регулярно выдавали довольно значительные суммы, но их не на что было тратить, и большую часть этих денег разворовывали евнухи.

Часто по вечерам для развлечения устраивали любительские спектакли. Это могло быть забавным в зависимости от доставшейся роли. Обычно Лань Гуй поручались роли мальчиков, которые очень ей удавались, однако из-за маленького роста она всегда играла брата героя и никогда самого героя.

Затем следовал ужин и – в постель. Одной.

Это бы еще полбеды. Самой же постылой для нее оказалась изоляция от внешнего мира. Для других девушек, воспитанных в традициях пекинского общества, ведущего замкнутую жизнь, такое положение вещей было привычным. Однако Лань Гуй провела детство в провинции. Она пользовалась полной свободой действий, ей дозволялось слушать, как отец и мать обсуждали местные политические проблемы.

Но сейчас не было другой, принявшей столь устрашающие размеры проблемы, как мятеж тайпинов, которые самым неприятным образом были причастны к тому, что она оказалась здесь. И, как показалось ей еще в первый день, династия, похоже, даже не подозревала о существовании грозной силы, открыто угрожающей Трону Небес. При этом опасность нападения тайпинов не уменьшалась. Ляньчжун сообщил ей, что случилось бы, не успей они вовремя покинуть свой старый дом.

А что же Чжан Цзинь и Баррингтон? Вероятно, Баррингтоны погрузились на свои корабли и уплыли вниз по реке. Да и Чжан Цзинь, без сомнения, выжил: евнухи прекрасно это умеют. Затем Ляньчжун рассказал ей, что армии тайпинов переправились через Янцзы и движутся на север, нацеливаясь на сам Пекин. От страха Лань Гуй потеряла сон и с удивлением наблюдала за вдовствующей императрицей. Эта великая женщина безмятежно предавалась своим ничтожным развлечениям, проявляя полное равнодушие или беспечность к грозной опасности. Лань Гуй очень хотелось бы обсудить с ней эту проблему, протрубить: «К оружию!» – пусть хоть для наложниц и евнухов – и выступить на защиту императора. Возможно, она ошиблась в своих оценках, и именно тщательно скрываемое беспокойство убило императрицу, но несколько месяцев назад она умерла.

А тайпинов все-таки остановили. Тот же Ляньчжун рассказал ей, что Знаменная армия отразила натиск тайпинов, на семьдесят миль приблизившихся к столице. Знаменной армией руководил величайший из здравствующих маньчжурских военачальников маршал Сэнголиньцинь – командующий той самой татарской кавалерии, которая долгое время терроризировала чуть ли не весь свет. Тайпины откатились от Нанкина, а жизнь в Запретном городе так и не переменилась. Почему маршала Сэна не послали воевать против мятежников в Нанкин? Ведь несмотря на то что их отогнали, тайпины продолжали хозяйничать на Янцзы и во всем южном Китае.

Утешение она находила только в библиотеке. Лань Гуй каждый день проводила здесь послеобеденное время все последние три года. Когда-то она наивно считала свое образование завершенным. Теперь же поняла, что была совершенно неграмотной.

Ее излюбленным чтивом стала история и комментарии к ней многосотлетней давности. За две тысячи лет до ее рождения первый и самый властный император Ши Хуанди обнародовал декрет, предписывающий предать огню все книги в империи, за исключением относящихся к религии, медицине и земледелию, рассчитывая, что философское учение начнется заново с его правления. Разумеется, порочные идеи старого безумца были проигнорированы: многие тексты удалось сберечь, а после его смерти было написано неимоверное количество книг-воспоминаний.

Подготовленные учеными, работавшими вместе, эти ранние книги были сходны по содержанию, из-за чего их оказалось не слишком интересно читать. Даже заповеди Конфуция и Лаоцзы навевали скуку, хотя Конфуций оставался незаменимым советчиком для разумных мужчин и женщин. Сама Лань Гуй никогда строго не придерживалась постулатов Конфуция и книги вроде «Уроков для женщин» Бан Чжао находила обидными из-за занудных рассуждений о женских добродетелях, и прежде всего – о смирении.

Лань Гуй предпочитала более поздние труды, такие как «Тун Тянь» – энциклопедию по истории, составленную в восьмом веке христиан Ду Ю. Или «Новая история Тан» Оу Янсю. Но еще больше ей нравились несколько рискованные рассказы о монгольской династии Юань и многочисленные истории Мин. А теперь она собиралась приобщиться к «Тринадцати классикам». Это все, что ей пока, предстояло. Она еще раз тяжело вздохнула и склонилась над книгой. И тут же услышала, как кто-то вошел в библиотеку. С того места, где она сидела, Лань Гуй не могла видеть дверь, заслоненную шкафами, но услышала, как Линь Фу встал.

– Что привело вас в библиотеку, Дэ Аньва?

Дэ Аньва, она знала, был старшим евнухом.

– Я ищу Почитаемую, Лань Гуй. Мне сказали, что она проводит много времени за чтением.

– О, совершенно верно, – подтвердил Линь Фу. – И сейчас она здесь. Проходите.

Лань Гуй ощутила, как сильно забилось ее сердце. Затаив дыхание, она следила, как те двое обошли ближайший книжный шкаф и направились к ней. Старший евнух держал в руке жадеитовую табличку.

Лань Гуй поднялась с кресла, первый том «Тринадцати классиков» остался лежать открытым на столе.

Дэ Аньва ничего не сказал. Он знал, что она и так поймет, почему он здесь. Молчал и Линь Фу. Затем он уважительно поклонился девушке, ставшей столь неожиданно для самой себя весьма важной персоной.

Дэ Аньва лично проводил ее в ванную и наблюдал за мытьем и сушкой ее волос, напомаживанием тела. Никогда ей так внимательно не прислуживали. Евнух, однако, не позволит ей сделать больше того, что положено.

– Ты двенадцатая женщина, выбранная нашим господином за последние двенадцать дней, – сообщил он ей.

– Как интересно, – отозвалась Лань Гуй, скрывая смущение.

– Наш господин разочарован выбором, сделанным для него матерью, – продолжил Дэ Аньва, направляя критику и на своего предшественника. – Ни одна из женщин не сумела подарить нашему господину сына. Поскольку у нашего господина уже есть дочь, то вина явно лежит на них.

– Даже на императрице? – с невинным видом спросила Лань Гуй. После смерти матери император Сяньфэн сделал Нюхуру своей супругой, и теперь она стала самой влиятельной женщиной в империи. Тем не менее она никогда не стремилась воспользоваться своей властью. Лань Гуй находила ее все такой же простой, безмятежной, слегка встревоженной девушкой, какой помнила с их первой встречи.

– Боги не помогли даже императрице, – согласился евнух.

«Если такое было бы возможно…» – подумала Лань Гуй и тут же почувствовала нервозность. Она оставалась девственницей, хотя на протяжении последних четырех лет занималась любовью со многими женщинами.

– Достаточно, – объявил Дэ Аньва, давая понять, что не видит, как еще можно сделать лучше. Евнухи отошли от Лань Гуй, и она встала. Ляньчжун подал ей зеркало.

Она не росла с пятнадцати лет и осталась не выше пяти футов ростом. Ее расстраивало, как раздалась ее фигура: бедра и ягодицы выпирали больше, чем ей того хотелось бы, а груди были достаточно велики, чтобы заполнить мужскую ладонь. Черты же лица стали строгие, так как она редко улыбалась на протяжении всех этих лет, проведенных во дворце. Однако она по-прежнему оставалась бесспорно красивой. И особенно хороши были волосы – длинные, густые, черные, как вороново крыло, сейчас уложенные в высокую прическу и закрепленные одной-единственной булавкой, которую, если потребуется, легко вынуть. Только один локон спускался на спину за плечами. Евнухи не меньше самой девушки стремились угодить императору, так как их благополучие зависело от ее успеха.

– Пошли, – приказал Дэ Аньва, – наш господин отправляется отдыхать рано.

Она специально не стала ужинать, чтобы не оттолкнуть своего господина внезапным бурчанием в животе или не сделаться сонной.

Дэ Аньва отвел Лань Гуй в ее спальню. Там другой евнух расстелил желтое с красными драконами одеяло, девушка легла и ее завернули в него. Затем Дэ Аньва взвалил ее на плечо и понес в опочивальню императора. Они долго шли потайными коридорами, чтобы никто не знал, за кем послал император этой ночью. Даже евнухи их не сопровождали, чтобы сохранить тайну до утра. А Лань Гуй так хотелось, чтобы все узнали! Ведь наконец прислали за ней.

И вот они вошли в опочивальню императора. Дэ Аньва прошептал:

– Помни, ты должна подползти к нашему господину. Не надо коутоу, только ползи.

Завернутая в одеяло девушка не могла видеть, где находится кровать, а когда одеяло развернули, она оказалась неуклюже распластанной на мягком матраце.

– Почитаемая, Лань Гуй, ваше величество, – доложил Дэ Аньва и попятился из комнаты, унося одеяло.

Лань Гуй торопливо встала на колени, оглядываясь. Комната была просторной, и так как горели только четыре свечи возле кровати, большая ее часть терялась в темноте. Однако у нее осталось впечатление о великой пышности императорских покоев, о стенах, украшенных красным и золотым. Свечи, сгорая, издавали пьянящий аромат. В комнате находились четверо евнухов, недвижимо стоящих по углам кровати лицом к постели. Они совсем не подавали признаков жизни. Неужели ей придется проделать все в присутствии зрителей? Ну, впрочем, их почти не видно… Забыть о них – и все.

Простыни, на которых она стояла коленями, были из императорского желтого шелка и очень скользкие. Кровать достигала десяти футов в длину, в головах на подушках расположился сам император.

Лань Гуй поразилась его молодости: император выглядел всего на несколько лет старше ее самой. Он показался ей мелковатым, узкоплечим, не очень здоровым. Его жидкие волосы выглядели нечесаными. Как и сама Лань Гуй, он был совершенно голый и полувозбужден. К своему удивлению, она увидела, что он поддерживает эрекцию с помощью пальцев. Она не могла понять, куда он смотрит. Император не выразил никаких эмоций, и ей оставалось ждать, нравится ему или нет то, что он видит перед собой.

«Ползи по кровати», – только и сказал Дэ Аньва. Никаких других наставлений она не получила. Ну что ж, придется полагаться на свои инстинкты. Наиболее выигрышно смотрятся ее волосы, поэтому девушка вынула заколку и бросила ее на пол. Густые черные локоны свесились на ее лицо, когда она медленно ползла к своему господину, давая ему возможность как следует рассмотреть себя.

Лань Гуй заползла между его широко расставленных ног. Она на протяжении всего своего пути неотрывно смотрела в глаза повелителю. Теперь же опустила взгляд на его пенис, который он до сих пор держал в левой руке. Она видела всего один возбужденный пенис так близко, и тот орган принадлежал Чжан Цзиню. Однако она знала, что именно хотела сделать, если осмелится. Китайцы называли эту любовную игру «Потаскушка играет на флейте». Лань Гуй мягко отстранила руку императора и взяла член в рот. Все его тело напряглось. Не обиделся ли он? Может, ей прекратить свои ласки и с позором покинуть спальню?

Но она была полна решимости либо добиться ошеломляющего успеха, либо потерпеть полное поражение. Плотно сомкнув губы, она легко постучала языком по головке. Через мгновение она. почувствовала его руку на своих волосах, затем на шее и плечах.

– Иди ближе, – прошептал он.

Она подняла голову, переложила член в руку и выпрямилась. Пальцы Сяньфэна скользнули по ее груди на живот и потом между ног. Он знал, что искал, как тот евнух. «Ну что ж, – подумала она, – партнершу на ночь он может выбирать из шестидесяти женщин».

Теперь она лежала у него на груди, и его рука гладила ее по спине, ласкала ягодицы. Пока у нее, кажется, все получалось очень неплохо. Правда, ее мозг был слишком занят, чтобы самой почувствовать страсть. А она непременно должна изображать страсть, хотя приходилось одновременно контролировать ситуацию. У императора явно были трудности с поддержанием эрекции, но в данный момент его член был твердым, как камень. Она раздвинула ноги и обняла ими его бедра.

– Нет, – промолвил он.

Лань Гуй с тревогой посмотрела на него:

– Ещё рано?

Он с отчаянием простонал:

– У меня ничего не получится. Поза «Рыба, соскабливающая чешую» недоступна мне.

– Все получится, повелитель. Я сделаю так, что получится.

Они уставились друг на друга, почти соприкасаясь лицами, и тут Лань Гуй вспомнила, что сделал с ней когда-то Джеймс Баррингтон. Это, без сомнения, непристойно, но как приятно!

Только бы Сяньфэну понравилось! Она немного подалась вперед и коснулась губами его губ. Он слегка опешил и в первый момент отклонился, пристально глядя на нее, но не отверг девушку. Лань Гуй высунула язык и лизнула его губы. Он опять отшатнулся. Лань Гуй еще раз лизнула его губы и тут же рукой вдавила в себя его член, а затем осторожно опустилась на него.

От резкой боли у нее вырвался резкий выдох, но она сразу подавила его. Их языки сошлись, и Лань Гуй крепко прижалась к Сяньфэну, который сидел прямо, а она – у него на бедрах, двигаясь вверх и вниз и испытывая такое ощущение, будто в ее влагалище вбивают гвозди, но не остановилась и не прерывала поцелуя, пока не ощутила взрыв внутри себя.

Но и после этого она продолжала двигать телом. Боль начала стихать по мере того, как его член сокращался внутри нее. Они перестали целоваться, чтобы взглянуть друг на друга.

– Мне следовало послать за тобой раньше, – сказал он.

– Но вот я здесь, господин.

Лань Гуй опустилась и легла между его ног, ощущая животом его влажный пенис. Она заставила себя лежать тихо чуть ли не час, молясь, чтобы он не уснул. И он не засыпал, играя ее волосами, поглаживая соски и ягодицы, затем поднял ее голову, заставив посмотреть ему в лицо. Он хотел, чтобы она еще раз поцеловала его. Лань Гуй послушно поползла вверх по его телу и почувствовала подергивание у бедра. Опустив руку, она сжала его член в ладони.

– Скоро он опять будет готов.

– Опять? В течение одной ночи? Такого быть не может, – тихо сказал Сяньфэн.

– Сегодня это случится, – пообещала ему Лань Гуй.

На рассвете Дэ Аньва пришел за Лань Гуй. Завернув девушку, еще влажную от пота, в одеяло, он понес ее к ней в комнату. Однако сначала принес ее в свою контору, положил на кушетку, затем открыл журнал и записал дату и ее имя. Сделав это, он отнес наконец Лань Гуй в ее ванную и оставил на попечение евнухам. При этом старший евнух не произнес ни слова.