Текст книги "Восемь знамен"

Автор книги: Алан Савадж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)

– Я намерен жениться на Лань Гуй, – объявил за обедом Джеймс.

Его сестра и двоюродный дядя с ужасом уставились на него.

Молодые люди представляли собой весьма странное сообщество, поскольку двадцатидвухлетний Джеймс был фактически их старшим наставником. Так решил Мартин Баррингтон три года назад, поручив своему молодому пасынку незамедлительно заняться управлением одним из филиалов семейного торгового дома. Он не стал возражать, когда в прошлом году Джоанна пожелала присоединиться к брату, чтобы помочь ему, как она выразилась, содержать дом. Джеймс и Джоанна всегда были близки. Разумеется, Мартин считал Джеймса своим наследником, а молодой человек с ранних лет проявлял себя трезвомыслящим и глубоко порядочным человеком. Мартин не сомневался, что он хорошо позаботится о своей сестре.

Да и за двадцатилетней Джоанной, унаследовавшей от матери шикарные огненно-рыжие волосы и волевое лицо, а от Баррингтонов – сильное тело, требовался глаз да глаз. Мартин не хотел мириться с мыслью, что ее увезет один из британских торговцев, которые изредка посещали Нанкин и проявляли горячий интерес к цветущей молодой девушке. Ни один из них не пришелся ему по душе. К великому удовольствию Мартина, Уху был для них недосягаем.

Не лишним показалось ему послать в Уху и молодого Джона, чтобы он обучался торговле. Кроме того, что Джон по происхождению оказался наполовину китайцем, парадокс заключался в том, что он доводился Джеймсу и Джоанне дядей и при этом был младше племянника и племянницы. По этим двум причинам ему не светило править Домом Баррингтонов, если, конечно, Мартину не вздумается изменить нормальный ход вещей. По всему было видно, что это ни мало не беспокоит Джона, но его мать такое положение явно не оставляло равнодушной. Поэтому Мартин и решил разлучить его с Цзэньцзин. Она плакала, умоляла позволить ей сопровождать сына, но Мартин оставался непреклонным.

– Пусть молодые люди ищут свою дорогу, – сказал он ей. – В них – будущее нашего Дома.

Итак, Джоанна и Джон смотрели на Джеймса разинув рты.

– На дочери Хуэйчжэна? – удивленно спросила Джоанна.

– Ну, ты же знаешь, я обожаю ее уже несколько лет.

– Но она китаянка, – заметил Джон.

– Маньчжурка, – поправил Джеймс.

– Папа никогда не согласится, – заявила Джоанна.

– Отец и Хуэйчжэн дружат всю жизнь, – возразил Джеймс.

– Не согласится-то как раз Хуэйчжэн, – заметил Джон.

Лань Гуй предстала перед матерью. По правде сказать, она боялась свою мать куда больше, чем отца. Шэань принадлежала клану нюхуру – Желтого знамени, – и в Китае не было более старшего знамени, знамени самого Нурхачи. Разумеется, она изменила свое отношение к родительской семье, когда вышла замуж. Однако мужем Шэань стал человек ниже ее по положению, и она никогда об этом не забывала.

– Господин Ван, – строго начала Шэань, – видел тебя в толпе во время казни. – Она бросила уничтожающий взгляд на Чжан Цзиня, переминавшегося в дверях. Юноша так нервничал, что даже вспотел. – Ты прекрасно знаешь, что твой отец не разрешает тебе посещать подобные мероприятия, – продолжала Шэань. – Это непристойно. И теперь ты будешь стоять на коленях на голом полу.

Ничего не скажешь, обидное наказание, но сегодня особенный день. Лань Гуй вскинула свой маленький волевой подбородок и заявила:

– Я хочу выйти замуж.

На мгновение наступила тишина. Затем Дэ Шоу, ее старшая сестра, отрывисто заявила:

– Это невозможно. Ты не должна обручиться раньше меня. Кто этот человек?

– Джеймс Баррингтон.

– Варвар? – Дэ Шоу была поражена.

Шэань всегда вникала в самую суть вопроса.

– Он разговаривал с твоим отцом? Разумеется, нет. К тому же Баррингтон – варвар. Поэтому ты не помолвлена, и тебе предстоит отстоять свое на коленях.

Лань Гуй пребывала в нерешительности, но уже поняла, что поторопилась и высказалась не вовремя. Безусловно, ее обручение невозможно до тех пор, пока отец не даст своего согласия. А до той поры она обязана слушаться мать.

Девушка сняла плащ, тщательно его сложила и встала на него коленями на деревянном полу.

– Держи спину ровно, – приказала Шэань и положила перед ней часы. – Час ты будешь стоять на коленях. А тебя… – Шэань повернулась к Чжан Цзиню. – Фу Ло, – позвала она, – выведи его во двор и выпори в кровь.

Чжан Цзиня от испуга бросило в дрожь. Лань Гуй прикусила губу: это ведь она настояла на том, чтобы пойти поглазеть на казнь, однако она ни за что не станет просить мать, даже ради своего слуги.

Дворецкий торопливо увел юношу, и вскоре с улицы послышался свист палки. «Да, похоже, сегодня день наказаний», – подумала Лань Гуй. Что и говорить, ей еще повезло. Однако колени уже начали побаливать, а ведь она простояла всего несколько минут. Как знать, подумалось ей, уж не предпочтительнее ли была бы порка?

Шэань вышла из комнаты, вместо нее остались Дэ Шоу и Гай Ду. Сестры уселись на полу по бокам от Лань Гуй. Гай Ду, двумя годами младше, смотрела на нее с благоговейным обожанием, она сама никогда бы не осмелилась пойти смотреть на казнь. А уж заявить матери о своей помолвке, да еще с варваром…

Дэ Шоу, напротив, относилась к поступкам сестры откровенно осуждающе. Она была на два года старше Лань Гуй и никогда не попадала в неприятные ситуации.

– Будь уверена, отец здорово на тебя рассердится, – сказала Дэ Шоу. – Он очень расстроен: на юге поднялся мятеж. Разве ты не слышала?

Лань Гуй безразлично кивнула. Колени уже явственно болели. Она не понимала, с чего бы это мятеж так огорчил Хуэйчжэна. Круглый год изо дня в день то там, то сям вспыхивали восстания против правления маньчжуров.

Дэ Шоу прямо-таки разбирало от желания поделиться своими соображениями.

– Это, видимо, крупный мятеж, – предположила она. – Он называется Тайпин Тяньго, что означает Небесное королевство великого спокойствия. – Последнее она добавила уж вовсе не к месту: Лань Гуй прекрасно знала, что означает Тайпин Тяньго. – Повстанцы захватили всю провинцию Гуандун и вступили в Гуанси, – продолжала Дэ Шоу. – Теперь они двинутся к Аньхой. Мало того, в их намерения входит овладеть Нанкином.

Лань Гуй наконец проявила интерес к словам сестры и повернулась к ней. Как же это? Ведь чтобы войска с юга и востока провинции Аньхой достигли Нанкина, они сначала должны взять Уху.

Дэ Шоу улыбнулась, обрадовавшись, что привлекла внимание сестры.

– Наместник полон решимости остановить их и объявил набор рекрутов из провинции Аньхой в знаменное войско. Отец тоже собирается туда. Как раз сегодня, когда тебя не было дома, ему пришел вызов.

– Отец собирается? – Лань Гуй была поражена.

– В соответствии с воинскими полномочиями ему приказали явиться, хочет он того или нет.

Лань Гуй так и поняла. Ее отец всегда предпочитал удобства собственного дома опасностям военной кампании.

Дэ Шоу взглянула на часы: Лань Гуй отбывала наказание всего полчаса.

– Тебе не следует злить отца, когда он и без того расстроен, – еще раз предупредила она.

Лань Гуй горестно вздохнула. Стоять на коленях само по себе мучительно, но выслушивать еще и нравоучения – вовсе непереносимо. Бедный отец, ему предстояло покинуть их из-за каких-то мятежников. От неожиданности она резко вскинула голову – перед ней стоял отец.

Хуэйчжэй был ненамного выше своих дочерей, но гораздо плотнее. Его тонкие усы уныло свисали по сторонам рта, придавая лицу выражение постоянного недовольства. И это впечатление вовсе не было обманчивым: Лань Гуй знала, что ее отец – пессимист по натуре.

Свист палки и стоны на улице смолкли. Шэань вернулась в комнату и встала радом с мужем.

– Негодная девчонка, – начал Хуэйчжэн, – ты опозорила наше имя, да еще в такое время. Ты тайно встречалась с молодым Баррингтоном.

– Совершенно случайно, папа.

– И твоей руки он попросил тоже совершенно случайно? А что еще он просил?

Лань Гуй вскинула голову. Глаза девушки горели гневом: Как мог кто бы то ни было, тем более отец, заподозрить ее в чем-либо подобном! Но Баррингтон коснулся ее языка своим! Неужели это прикосновение изменило ее? Хуэйчжэн в замешательстве кашлянул: в глубине души он чуть ли не трепетал перед своей средней дочерью.

– Ему следовало бы сначала поговорить со мной, – уже без прежнего напора пробормотал он.

– Он увидится с тобой завтра.

– Завтра я уеду с войсками.

Лань Гуй запаниковала:

– Тогда пошли за ним сейчас, папа.

– И не подумаю. Моя дочь не выйдет замуж за варвара. Даже если этот варвар – Баррингтон. В любом случае он должен был сначала просить руки Дэ Шоу.

– Во всем виноват этот неотесанный китаец, – вступила в разговор Шэань. – Он должен был следить, чтобы Лань Гуй не попала в беду – вот его основная обязанность. А он же, наоборот, втягивает ее во всякие неприятности.

– Да, – проворчал Хуэйчжэн, – ты права, Шэань. Он него никакого проку. Завтра же перед отъездом продам его. Посмотрим, сможет ли Вэнфэн получить с него доход.

Лань Гуй просто обязана была вмешаться. Она знала, что станет с Чжан Цзинем, если его отправят к Вэнфэну.

– Он не виноват, папа, – взмолилась девушка.

Хуэйчжэн нахмурился: детям не дозволялось разговаривать, пока их наказание не кончится.

– Я заставила его отвести меня к месту казни, – заявила Лань Гуй. – И встречу с Баррингтоном организовала тоже я.

– Да она совершенно не умеет себя вести, – возмутилась Шэань.

– Во всем виновата я, и только я, – настаивала наказанная дочь, не отводя взгляда от отца. – Чжан Цзинь пытался остановить меня, но я пригрозила и сказала, что рассержусь. Ему ничего не оставалось, как согласиться.

Хуэйчжэн несколько минут смотрел на нее молча, затем сказал:

– Все равно он виноват. И завтра отправится к Вэнфэну.

Лань Гуй вскочила на ноги, вызвав вскрик негодования у Дэ Шоу: сестра позволила себе неслыханное непослушание. Гай Ду от ужаса спрятала в ладонях лицо.

– Ты этого не сделаешь, папа! – Закричала Лань Гуй. – Чжан Цзинь хороший мальчик. Ты не можешь отдать его кастрировать!

Хуэйчжэн Осторожно поднял брови и отступил назад, словно опасаясь нападения; но тут же сумел восстановить душевное равновесие.

– Его следовало оскопить еще несколько лет назад. Непристойно, когда взрослую женщину сопровождает мужчина, который ей не брат и не муж. Уже и так пошли разговоры, но теперь-то они прекратятся. Он пойдет к Вэнфэну, – твердо повторил отец.

– Ты – зверь, – дерзко бросила Лань Гуй.

Хуэйчжэн вопрошающе взглянул на жену.

– Да она совсем распустилась, – заявила Шэань. – Разве можно вести себя так, когда отец уходит на войну?

Дэ Шоу возмущенно тряхнула головой. Она явно была на стороне родителей и не одобряла поведения непокорной сестры. Гай Ду поеживалась от страха.

Хуэйчжэн взглянул на часы и спросил:

– Как долго она стоит на коленях?

– Почти час, отец, – ответила Дэ Шоу.

– Повторите наказание, – распорядился Хуэйчжэн и вышел из комнаты.

Лань Гуй вздохнула и осталась стоять на коленях.

Шэань понуро последовала за мужем.

Лань Гуй так переживала за судьбу Чжан Цзиня, что ни разу даже и не вспомнила о Баррингтоне. Да что убиваться, он ведь и так останется не более чем мечтой. Она прекрасно понимала, что этот варвар не для нее, хотя он, без сомнения, мог бы стать прекрасным мужем. Однако по-настоящему глубоко сердце ее не тронул ни один мужчина. Боль в коленях настраивала девушку на мечтательно-мстительный лад. Что для нее мелкие неудобства, незначительные разочарования? Разве не она родилась на десятый день десятой луны? Разве не ей предначертано величие в браке? Жаль, конечно, Джеймса Баррингтона, но, быть может, он вовсе и не достиг величия, достойного ее? Ах, лучше бы он ее не целовал.

Правда, об этом никто не знает, разве что Чжан Цзинь, но он никогда не выдаст ее. Значит, ничто не мешает ей вознестись настолько высоко, насколько позволят ее собственные силы. Она выйдет замуж за капитана своего клана… нет, за генерала! Возможно, за наместника. Она станет женой наместника и будет жить во дворце, окруженная многочисленной челядью и евнухами. Все встречные поклонятся до земли, когда слуги будут проносить ее мимо. Она непременно достигнет такого высокого положения и тогда будет смеяться над Баррингтоном и той, наверняка отталкивающей женщиной варваров, на которой он женится.

Лань Гуй сможет разыскать Чжан Цзиня и в знак признательности взять его к себе на службу. Она непременно сделает это для него.

И что такое пара саднящих колен по сравнению со столь светлыми перспективами?

Когда Чжан Цзиню, всхлипывающему от боли после порки, объявили, какая судьба ему уготована, он разрыдался и стал просить хозяина на несколько дней отсрочить свою отправку к работорговцу. Но Хуэйчжэн остался непреклонен и резко отказал юноше, так как сам пребывал в состоянии крайнего возбуждения, поскольку армия провинции Аньхой была готова к походу против тайпинов.

На ночь Чжан Цзиня заперли в его комнате, а чтобы он не попытался сбежать или покалечить себя, связали по рукам и ногам. Хуэйчжэн прекрасно понимал, что чувствовал мальчик, однако он знал: евнухам зачастую удается вполне прилично устроить свою жизнь. И хотя им была уготована судьба рабов либо низкооплачиваемых слуг, но если повести себя с умом, можно легко стать первым помощником своего господина или госпожи. Евнухи могли ходить куда угодно, и хозяева зачастую осуществляли через них свои деловые контакты. Только совсем глупый человек позволил бы большим деньгам пройти через свои руки, да чтобы к ним ничего не прилипло. Были случаи, когда евнухи зарабатывали столько денег, что могли купить для себя шикарные дома, завести жен и даже приемных детей.

Конечно, по существующему мнению, прошедший кастрацию не мог попасть на Божественные Небеса, если кто-нибудь не соглашался после смерти евнуха пришить член на место. Но подобные соображения не смягчили сердца Хуэйчжэна. Он всегда подозрительно относился к Чжан Цзиню, и его возмутило, что Шэань позволила мальчишке и их дочери стать друзьями. Нет, малый определенно заслужил наказания. А чем меньше китайцев попадет на небеса, тем лучше.

Хуэйчжэн не стал терять времени даром, тем же вечером он послал предупредить Вэнфэна, и работорговец прибыл на следующее утро с рассветом. Едва Вэнфэн осмотрел юношу, который был крупным и сильным для. своего возраста, а также очень симпатичным, он тут же без промедления условился с хозяином о цене. Хуэйчжэн спешил избавиться от Чжан Цзиня и отослать подальше, а потому не стал торговаться. Он опасался, что если сам не продаст его до отъезда, то женщины в его отсутствие вообще этого не сделают.

– Парень – не ахти какой товар, – вкрадчиво сбивая цену, заявил Вэнфэн. – Больше десяти таэлей не стоит, ваше превосходительство.

К его великому удивлению, Хуэйчжэн тотчас согласился. Вэнфэн пожалел, что не начал с пяти таэлей – побоялся обидеть управляющего, а он оказался так глуп. Хитрый продавец не сомневался, что продаст юношу не менее чем за две цены, и даже знал кому.

– Забирай его, – нетерпеливо приказал Хуэйчжэн.

Вэнфэн подал знак троим слугам, которых предусмотрительно привел с собой. Веревки на ногах Чжан Цзиня были разрезаны, его подняли, но руки оставили связанными. Работорговец расплатился, и его люди незамедлительно вывели несчастного юношу из дома.

Лань Гуй наблюдала за происходящим из окна своей спальни. После вчерашнего наказания у нее все еще болели колени, но теперь еще заныло и сердце: Чжан Цзинь был таким хорошим компаньоном. Ну, ничего, придет день, когда она станет богатой и знаменитой, вот тогда-то она непременно найдет его и выкупит.

Хуэйчжэн прощался со своими женщинами. Его сыновья были знаменными и, естественно, уже находились в армии.

– Берегите себя, пока я не вернусь, – произнес он и обнял Шэань.

– Пока ты не вернешься, – пообещала Шэань.

– Пока ты не вернешься, – подтвердила Дэ Шоу и обняла отца.

– Пока ты не вернешься, – тихим эхом отозвалась Гай Ду и тоже сделала шаг вперед, чтобы обнять отца.

– Пока ты не вернешься. – Лань Гуй последовала примеру своих сестер. Ее тело было напряжено, и Хуэйчжэн это почувствовал. Он отстранил дочь и пристально всмотрелся ей в лицо.

– Слушайся мать, – сказал он. Лань Гуй кивнула. – И чтобы больше никаких встреч с молодым Баррингтоном, – строго предупредил отец.

Он вышел на улицу, где дожидались слуги с лошадьми, и вскочил в седло. Женщины склонились в прощальном поклоне.

Хуэйчжэн тронул коня и выехал со двора.

– Он не вернется, – горько произнесла Шэань.

– Он вернется, мама, – уверенно возразила Дэ Шоу. – Обязательно вернется.

Лань Гуй очень хотелось, чтобы отец вернулся. Уж тогда-то она однажды непременно накажет его как-нибудь за Чжан Цзиня.

Самого же Чжан Цзиня тем временем вели по улице в сторону склада, принадлежащего Вэнфэну. Поскольку работорговец был известной фигурой в городе и юноша шел со связанными за спиной руками, то ни у кого из встречных не оставалось сомнений, что ожидает несчастного невольника. Люди глумились над ним, сыпали непристойными замечаниями. «Этот кобелек скоро лишится хвоста», – кричали одни. Другие предполагали: «У чайника отломят носик», сопровождая слова скабрезными жестами и смехом. Мальчишки подбегали к нему и тянули за мотню штанов.

Когда они подошли к складу, в нос Чжан Цзиня шибануло нестерпимое зловоние. Один из слуг засмеялся.

– Скоро и ты будешь так же вонять, – пообещал он. – Я чувствую евнуха за сто ярдов с подветренной стороны.

Колени юноши застучали друг о дружку.

Вэнфэн вошел внутрь склада и распорядился:

– Подготовьте его.

Чжан Цзиня развязали и раздели донага. Вызвали личного хирурга Вэнфэна, и он проверил сердце и кровообращение Чжан Цзиня, чтобы убедиться, все ли в порядке с его здоровьем. Закончив осмотр, хирург объявил, что он вполне доволен пациентом.

– Обычно мы спрашиваем, правда ли человек хочет, чтобы это с ним случилось, – улыбнулся Вэнфэн, – но ты раб, а потому не имеешь выбора. Оставляю тебя с этими людьми.

Чжан Цзинь опять заплакал. С раннего детства он старался принимать все беды со стоическим осознанием того, что когда-нибудь ему обязательно повезет. Однако за его короткую жизнь удача не улыбнулась ему… а теперь он усомнился, можно ли ее вообще ждать.

– Сейчас мы сделаем тебя счастливым, – сказал один из людей.

Чжан Цзинь изумленно уставился на него.

– Счастье преходяще, – объяснил человек, – поэтому, если тебе оно выпало хотя бы на несколько минут, будь благодарен.

Двое помощников Вэнфэна отвели Чжан Цзиня в дальний конец помещения, где в пол были вкопаны три столба, как бы образуя вершины треугольника. Юношу уложили на землю, вытянули его руки над головой и связали их вместе, а затем привязали к одному из столбов. Раздвинув ему ноги, привязали каждую из них к отдельному столбу. Веревки были натянуты очень туго, и он не мог двинуть своим распластанным телом. Оставалось разве что дрожать.

– Сейчас ты испытаешь счастье, – пообещал старший из слуг.

Чжан Цзинь повернул голову в сторону и увидел, что к ним присоединилась женщина – не старая, но достаточно взрослая, чтобы знать свою роль во всем происходящем. Она была очень привлекательной и… голой. Несмотря на страх, Чжан Цзинь среагировал на женщину мгновенно. Мужчины захлопали в ладоши.

– Вот и тот, кому ты здесь любезна, Лу Со, – сказал один из них.

– И он такой большой, – удивилась Лу Со, вставая перед юношей на колени и беря его член в руки. – Какой стыд!

– Рано или поздно, это остается для всех нас лишь воспоминанием, – произнес первый мужчина, этакий доморощенный философ.

– Меня зовут Лу Со, – представилась женщина. – Ты слышал обо мне?

– Да, слышал, – простонал Чжан Цзинь. Лу Со была известнейшей в Уху проституткой.

– Тогда тебе должно быть известно, что я одна из потомков великого Лу Шаня из Нанкина?

– Этого я не знал, – ответил Чжан Цзинь, неимоверным усилием воли сдерживаясь, чтобы не закричать.

– Незабвенная Чжэн И Сао приходится мне тетей, – сообщила проститутка.

– Рад за тебя, – пробормотал юноша.

Лу Со улыбнулась и принялась за Чжан Цзиня. Приятные ощущения, которые она доставляла ему, через несколько секунд вызвали у него оргазм. Лу Со изящно вытерла руки о полотенце и принялась за юношу снова. Чжан Цзинь застонал, напрягся и вскоре кончил еще раз.

– Так мы здесь проторчим весь день, – проворчал один из мужчин.

– Теперь уже недолго, – пообещала Лу Со. На этот раз члену Чжэн Цзиня потребовалось больше времени, чтобы затвердеть, и хотя юноша испытал не менее приятные ощущения, он не мог кончить значительно дольше.

– Он готов, – заявил первый мужчина.

– Еще раз, – возразила проститутка. Женщина явно получала удовольствие от своей работы. От усталости с нее капал пот, и она опустилась на юношу, начав двигать своим телом вверх и вниз. Чжан Цзинь никак не мог возбудиться, а потому пока был в безопасности. Однако долго сопротивляться чувственным движениям этой женщины он не мог. Как ни старался думать о чем-нибудь отвлеченном, но вместо этого поймал себя на том, что представляет рядом с собой Лань Гуй, ее тело, ее ласки. И тут же его плоть начала подниматься. Лу Со тотчас почувствовала это и принялась ласкать и сосать его член, пока юноша не кончил.

– Столько удовольствия хватило бы любому мужчине, – сказала Лу Со, поднимаясь. – Теперь в мыслях ты можешь возвращаться к событиям этого утра и вспоминать, как Лу Со сделала тебя счастливым.

Слезы капали из глаз Чжан Цзиня. Он чувствовал себя совершенно опустошенным, лишенным сил, неспособным ни на что… и именно таким он был нужен этим людям. Пока Лу Со занималась им, один из мужчин принес поднос с ужасными инструментами, отблескивающими сталью. Чжан Цзинь содрогнулся, ему захотелось закричать.

– Ты останешься? – спросили подручные Вэнфэна проститутку.

Та отрицательно мотнула головой:

– Я люблю только нетронутых мужчин. Другие вызывают у меня отвращение. – Она подхватила свою одежду и пошла к двери, но на полпути оглянулась и бросила Чжан Цзиню: – Помни меня.

«Вернись! – захотелось крикнуть юноше. – О, пожалуйста, вернись!» Его окружили мужчины. Один втиснул ему в рот кляп. Другой надел повязку на глаза. Чжан Цзинь принялся кричать, зная, что его никто не услышит, пытаясь тем самым хоть как-то ослабить непереносимое напряжение от сознания того, что с ним проделывают.

Тем не менее этот безмолвный крик не дал избавления от боли, которая как молния пронзила его тело. Боль нарастала, накатывала потоком, и ему казалось, что его корчащееся тело порвет все веревки, но этого не произошло. Постепенно им овладело новое ощущение – огромная слабость.

Наконец повязку с глаз юноши сняли, но кляп оставили на месте. Чжан Цзинь смог посмотреть на свое тело. Он увидел много крови… и стальную трубку, торчащую из глубины раны.

– Потребуется три дня, – беззлобно сказал первый мужчина. – Если ты сможешь мочиться через трубку и не будет нагноения, то через три дня рана начнет заживать. – Он по-отечески потрепал юношу по волосам. – Из тебя получится хороший евнух.

Джеймс Баррингтон попал в дом Хуэйчжэна немного позднее, чем рассчитывал, так как улицы были буквально-запружены знаменными.

– Они идут на войну с тайпинами, – сообщил ему один из зевак.

Когда же он в конце концов достиг места назначения и спросил управляющего, его слуга Фу Ло ответил:

– Его превосходительство уже покинул город. Он отправился с армией воевать против тайпинов.

– Тогда могу ли я поговорить с Шэань?

– Это невозможно.

– А с Лань Гуй?

– Разумеется, нет. Должен вам сказать, молодой Баррингтон, что двери нашего дома всегда закрыты для вас.

Джеймс в нерешительности жевал губу. Было очевидно, что Лань Гуй не сдержалась и обо всем разболтала раньше времени.

По крайней мере могу я переговорить с Чжан Цзинем?

– Чжан Цзинь больше не служит его превосходительству, – ответил Фу Ло. – Его отправили к Вэнфэну.

– К Вэнфэну?! – Джеймс собрался было лично сходить к работорговцу, но потом отказался от этой затеи. Вместо этого он написал Шэань письмо, в котором просил руки Лань Гуй… и не получил ответа.

– Мы с Джоном говорили тебе, что они никогда не согласятся, – напомнила ему Джоанна. – Для тебя домогаться руки маньчжурской женщины из благородного семейства – все равно как мне ответить согласием на предложение кули.

– Я об этом даже и не подумал. Отчим всегда говорил, что отец Хуэйчжэна и, разумеется, сам Хуэйчжэн считали нашу семью ровней себе. Не сомневаюсь, все уладится. Мне просто придется дождаться окончания восстания тайпинов и возвращения Хуэйчжэна. Я твердо решил жениться на Лань Гуй.

Однажды, недели через две после отъезда отца, Лань Гуй отправилась с матерью и сестрами на рынок. По пути им встретилась вереница рабов, бредущих в сторону дока, где их должны были погрузить на сампан, отплывающий в Нанкин. Шэань попыталась увлечь дочерей в другом направлении: она поняла, что несчастные были евнухами. Лань Гуй тоже поняла это и стала пристально всматриваться в лица в надежде увидеть Чжан Цзиня, а если он среди этих людей, то и подать ему знак, что он не забыт ею. Он как раз оказался одним из тех рабов.

Однако Шэань поспешила увести дочь до того, как та смогла привлечь внимание весьма жалко выглядевшего молодого человека. А спустя еще полчаса они увидели Джеймса Баррингтона с сестрой, стоявших на противоположном конце мясного ряда. Джеймс и Лань Гуй встретились взглядами, и вновь мать поспешила увести дочерей. Лань Гуй совсем утратила уверенность в себе и приуныла. Жизнь ее, решила девушка, загублена, так же как и жизнь Чжан Цзиня. Невзирая на все доводы разума она надеялась, что Вэнфэн решит не кастрировать Чжан Цзиня, что появится сто и одна причина, чтобы этого не произошло… Но теперь надеяться было не на что. И виной всему отец, который лишил ее товарища по играм и тем самым отнял надежду на радость и удовольствие. Он не позволил ей выйти замуж за человека красивого и богатого. Она ненавидела отца!

То была кощунственная мысль. Когда-то маньчжурские предки верили только в богов ветра и грома, дождя и земли, но после завоевания Срединного Королевства они полностью восприняли доктрины Конфуция в трактовке его более позднего последователя Мэнцзы. И если кочевые маньчжуры, скакавшие вслед за знаменами Нурхачи, считали своими героями мужчин, подобных самому Нурхачи – воинов, не расстающихся с копьями и луками, готовых бросить вызов всему свету, – то китайцы выбирали себе героев среди тех, кто слагал изящные стихи или жил безупречной жизнью, как рекомендовал Конфуций.

Именно поэтому китайцев оказалось относительно легко разгромить. Однако, одержав победу, маньчжуры были совсем сбиты с толку. В соответствии с декретом Нурхачи, подтвержденным великим императором Сяньлуном, они оставались воинами и не могли заниматься не чем иным, как быть солдатами или гражданскими служащими, управляющими покоренными территориями. При найме на службу они получали от императора жалованье, вполне достаточное для приличной жизни, а те, кто не имел доступа к гражданской службе, проводили время, расхаживая с важным видом либо собираясь группами на углах улиц и бахвалясь былыми или грядущими подвигами.

Если они разгромят тайпинов, уж им и в самом деле будет чем похвастаться! Но, правда, слишком многие из них теперь поверили в учение Конфуция. Среди таких, безусловно, и ее отец.

Самой важной из конфуцианских доктрин считалось уважение к семье. Требовалось особо почитать своих предков, потому что без них не продолжался бы род, причем превыше всего почитать их предписывалось после смерти. Как ни странно, но Конфуций никогда не требовал любить своих родителей. Однако дети не могли критиковать их. А уж чтобы ненавидеть одного из них…

Но у Лань Гуй были и другие причины относиться к своему отцу с осуждением. Хуэйчжэн принадлежал к клану ехэнара Знамени с голубой каймой. А Знамя с голубой каймой было самым низшим в маньчжурской иерархии.

Никому не дано выбирать предков. Каждый, разумеется, должен почитать тех, кто дал ему жизнь. Более того, для человека периферийного клана, которому закрыты пути в высшие эшелоны власти, Хуэйчжэн очень даже преуспевал: как управляющий южной Аньхой он обладал достаточно большим могуществом. Вот только он совершенно не умел использовать власть для личного обогащения. Предыдущий управляющий южной Аньхой ушел в отставку с достаточной суммой денег, чтобы купить в Пекине дворец и зажить не хуже принца. Отец же был чересчур честным! И поэтому его дочерям приходилось шить для себя одежду, вместо того чтобы покупать ее, и носить скромную обувь почти без украшений.

Да, похоже, Лань Гуй не стрит ждать от жизни чего-либо великого. В холодном отрезвляющем свете дня ее мечты заполучить в мужья провинциального наместника выглядели весьма призрачными. А теперь тупая гордость отца не позволила ей выйти замуж и за молодого Баррингтона. Он оказался никуда не годным родителем! Продав Чжан Цзиня, он оставил ее совеем без друзей. С Дэ Шоу у нее мало общего, а Гай Ду еще ребенок.

Лань Гуй чувствовала себя безмерно одинокой.