Текст книги "Восемь знамен"

Автор книги: Алан Савадж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)

Глава 7 РАССЕРЖЕННЫЙ ЛЕВ

Январь следующего – по христианскому календарю 1839-го – года «Королева Янцзы» встретила на якоре неподалеку от города Циньцзяна у южного конца Великого канала. Мартин действовал теперь по указаниям из самого Пекина – указаниям, которые он не показывал даже своему отцу или брату, потому что инструкции предписывали держать все в тайне.

Сам факт его подчинения приходящим из несусветной дали приказам, скрепленным печатью брата императора принца Хуэя, показывал, как отличались теперь умонастроения Мартина от взглядов его семьи. Легко было предположить, что отец и Адриан не поймут мотивов, вызвавших его доклад вице-императору, поскольку не видели собственными глазами разрушающего воздействия опиума, и что они приложили бы все усилия, дабы заставить Мартина вообще не писать этот доклад, мотивируя это нежеланием вмешиваться в дела других варваров.

Столь же легко он убедил себя в том, что не стоит рассчитывать на ответную реакцию в связи с докладом варвара, пусть даже носящего имя Баррингтонов. Как бы ни было велико его желание излить в своем докладе гнев и, вероятно, чувство вины от всего увиденного, он тем не менее полагал, что подобно многим докладным запискам его послание будет отправлено в пыльные архивы вице-императорского дворца, где благополучно и канет. Поэтому совершенной неожиданностью стала новость о том, что его доклад переправлен в Пекин. Но еще большее удивление вызвало решение Пекина принять по его докладу определенные меры. Император Даогуан, как правило, не прибегал к насилию. По характеру полная противоположность своему отцу, он, казалось, имел в жизни единственную цель – деньги, предпочитая их копить, а не тратить на какие-то грандиозные затеи; так, он отменил ежегодные поездки на охоту в Жэхэ, сочтя их чересчур дорогостоящими.

Мартин не сожалел о сделанном. Даже если забыть об увиденном собственными глазами, он все равно считал отвратительным стремление соотечественников наводнить целую страну столь разрушительным зельем просто потому, что у них нет денег для честной торговли.

Не испытывал он никаких добрых чувств и к чиновникам, вроде губернатора Вэня, наживавшихся на болезненном пристрастии своего народа. Вмешиваясь в чужие – в представлении отца и Адриана – дела, он в то же время уверенно смотрел в будущее: если императорское правительство решит запретить незаконную торговлю в Кантоне, это будет означать конец проникновению сюда варварских купцов, отчего Баррингтоны только выиграют.

Этот козырь он мог с легкой душой выложить перед отцом и братом, но не стал этого делать, потому что с головой ушел в свою собственную тайну. В мире, где красота продавалась на каждом углу, прелюбодеяние подверг бы осуждению любой здравомыслящий человек. Но прелюбодеяние с золовкой выходило за рамки всякого приличия.

Однако как мог он устоять перед женщиной – женщиной своей расы, такой красивой, кажущейся такой несчастной из-за дурного обхождения мужа… и так страстно его желавшей? После возвращения он с первого взгляда понял: их влечение друг к другу непреодолимо; через сорок восемь часов она была в его постели.

Ему приходилось ступать по лезвию ножа. Чуньу знала об их связи и более того – поощряла ее, охотно стояла на страже, когда ее господин с золовкой предавались греху. Она считала долгом угодить своему повелителю, возможно, потому, что сама постарела и подурнела, и наилучшим способом обеспечить будущее было держать в своих руках тайну, грозящую хозяину опасностью.

Но что значила опасность, когда он мог обнимать это цветущее бело-розовое тело, целовать эти страстные губы, любоваться блеском каштановых волос?

Мартин Баррингтон впервые видел сампан с таким роскошным убранством, начиная с установленного посреди палубы красного шелкового подога с подобранными в тон боковыми занавесями и кончая сверкающими на солнце до блеска отполированными веслами. А вот человек, который вскарабкался по трапу на джонку, явно не относился к маньчжурской знати, это был китаец – небольшого роста, худощавый, с тонким лицом и твердым взглядом.

– Баррингтон, – он коротко улыбнулся, – я Линь Цзэху, специальный уполномоченный императора. Прислан для восстановления порядка на юге. Вы будете выполнять мои указания.

В начале марта «Королева Янцзы» вошла в широкое устье Жемчужной и стала подниматься вверх по реке. Этому предшествовал трудный переход вниз от Янцзы по бурному Восточно-Китайскому морю, над которым все еще ревели зимние штормы, и поэтому Линь и его люди большую часть пути лежали пластом, сраженные морской болезнью. Но в спокойных водах реки они быстро пришли в себя, и сейчас с верхней палубы Линь наблюдал, как над берегом все четче вырисовываются пагоды Кантона.

– Какие указания вы получили превосходительство? – поинтересовался Мартин.

– Я здесь для того, чтобы покончить с опиумной торговлей.

– Да, но каким образом вы предполагаете это сделать?

– Каким образом? – Линь принял удивленный вид. – Я покончу с торговлей, уничтожив весь опиум в Кантоне и всех, кто на нем наживается. Вы будете меня сопровождать с дюжиной ваших лучших людей.

Они сошли на берег – Линь и двадцать его солдат, Мартин с дюжиной хорошо вооруженных матросов. Весть об этой джонке уже разнеслась по реке, без сомнения, в городе ждали ее появления, но никто не предполагал, что на борту окажется сам императорский уполномоченный. Толпы людей собрались поглазеть на Линя, который с корабля прямиком направился в губернаторский дворец. Гонцы опередили его, и губернатор Вэнь Чжосу вышел на портик своего дворца для встречи высокого гостя.

– Линь Цзэху, ваше превосходительство. – Вэнь низко поклонился и затем взглянул на Мартина. – Могу я узнать, что привело вас сюда?

– Я ищу опиум, – ответил Линь.

– Опиум? Ну что же, ваше превосходительство, в таком случае вы не ошиблись с выбором места. О да, у нас здесь есть опиум.

– Так я и думал. – Линь прошел мимо губернатора в приемную, где ждали другие чиновники, в том числе, как заметил Мартин, и Сун Танчу. – Где этот опиум?

– Он хранится в надежном месте, ваше превосходительство.

– А здесь, в вашем доме, ничего нет?

– О, ну… – Вэнь потер руки.

– Пусть принесут.

Два секретаря выбежали за дверь, Линь занял кресло, в котором Вэнь принимал просителей, и обвел взглядом комнату. Свита встала за его спиной.

– Ваше превосходительство, не угодно ли попробовать трубочку? – Вэнь явно не знал, то ли бояться, то ли радоваться появлению и запросу Линя.

– Мне угодно видеть этот опиум, – ответил Линь.

Вэнь взглянул на арку, ведущую во внутренние покои. Там уже ждали сигнала вернувшиеся секретари в сопровождении четырех рабов с подносами, на которых стояли маленькие коробочки. Вэнь кивнул, и подносы внесли в кабинет.

– Баррингтон! – позвал Линь. – Это опиум?

Мартин вышел из-за его спины, открыл одну из коробочек, взял щепотку порошка и понюхал.

– Да, это опиум.

– Его вы купили у варваров? – Линь впился взглядом в Вэня, которого начала бить дрожь. – Или получили в качестве взятки за разрешение выгрузить их товар?

Вэнь в замешательстве пробормотал что-то невнятное.

Линь повернулся к секретарям.

– Сколько ящиков опиума в Кантоне в настоящий момент?

Секретари посмотрели на губернатора.

– Несомненно он виновен, – сказал Линь. – Казнить его.

Казнь была произведена с присущей китайцам неотвратимой стремительностью. По полу покатилась голова Вэня с застывшим выражением недоуменного ужаса.

– Итак, – сказал Линь, – сколько ящиков опиума в Кантоне в настоящий момент?

– Очень много, ваше превосходительство, – поторопился с ответом Сун. – Возможно, до двадцати тысяч.

– Вы знаете, где найти эти ящики?

– Большая часть находится на складах варварских купцов.

Линь кивнул:

– Соберите своих солдат и проводите меня к этим складам.

По всему берегу затрещали выламываемые двери, забегали испуганные люди. Потревоженными муравьями сновали китайские чиновники, а Линь и его люди методически опустошали один склад за другим, штабелями громоздили на пристани ящики с опиумом, разбрасывали по ветру и пускали по воде драгоценные списки покупателей, счета и накладные.

– Вы, негодяи! – глядя на улетучивающиеся барыши, вопил английский купец, к которому они нагрянули. – Что все это значит? Вы кто, разбойники? – Он уставился, на Суна, шагавшего рядом с Линем. – Где защита, обещанная нам вашим губернатором?

– Губернатора больше нет, – холодно ответил Линь. – А вы арестованы!

Купец перевел взгляд на Мартина.

– Твоих рук дело, ты, мерзавец!

– Ну моих. – Мартин не счел нужным скрывать свою роль, хотя и предчувствовал, что излишне резкие действия Линя чреваты катастрофой.

– Арестуйте этого человека, – распорядился Линь. Его солдаты немедля схватили торговца и связали ему руки за спиной.

– Ради Бога, сэр! – закричал англичанин. – Вы не должны так обращаться со мной! – Он не перестал кричать и когда его выволокли на улицу.

– Его можно поместить на мой корабль, – предложил Мартин, – и я доставлю его по реке в Макао.

– Он будет сидеть в тюрьме, – заявил Линь, – как и все варвары в Кантоне, до тех пор, пока его величество не решит, что с ними делать. Если бы предоставили решать мне, я бы без разбора рубил им головы.

– Это очень рассердит британцев, – возразил Мартин.

– Неужели я устрашусь внешних варваров? – спросил Линь. – А вы?

Линь выполнил свою угрозу: всех англичан в Кантоне взяли под стражу. Двум-трем кораблям удалось улизнуть, остальные были задержаны и конфискованы. Тем временем дело дошло до уничтожения опиума. Ящики с зельем – всего их оказалось 20 283 – высыпали в выкопанные у реки широкие рвы, а затем порошок спустили в Жемчужную реку.

Китайцы наблюдали за этим с тихим ужасом.

Происходящее ошеломило Мартина, но еще больше он поразился, когда навестил арестованных европейцев. Он понимал, что в Китае принято к разного рода преступникам относиться дурно, с презрением еще до того, как суд признает их вину, но совсем не ожидал увидеть своих соотечественников в таком бедственной состоянии. Дюжину арестованных английских купцов – людей в основном уже в годах, почтенных – запихнули в тесную подземную камеру, с окружающим миром их соединяло только зарешеченное окно во внутренний двор, куда узников выводили на ежедневные прогулки. В камере не оказалось даже бадьи для помоев, пол утонул в грязи и кишел насекомыми. Кормили заключенных только водянистой баландой, в которой плавали редкие волокна сырого мяса. Англичане тем не менее сохраняли присутствие духа.

– Господи Боже, Баррингтон! – воскликнул один из них. – Вы на стороне этого негодяя, я видел. Вы за это заплатите!

С каким бы презрением Мартин ни относился к их торговле, сейчас он испытывал только жалость.

– Я попытаюсь вас освободить, – пообещал он.

– А наш товар? Вы представляете стоимость того, что он уничтожил? Больше двух миллионов фунтов!

– Я же сказал, я попытаюсь добиться вашего освобождения. Но я не желаю помогать вам в возобновлении вашей гнусной торговли.

Его слова вызвали новый поток проклятий, с которым диссонировал только один разумный голос:

– Мистер Баррингтон, не могли бы вы по крайней мере сообщить нашим семьям, что мы живы? Вы знаете эту страну и представляете, какие слухи понеслись вниз по реке.

– Я сделаю все, что смогу, – обещал Мартин. – Ваше имя, сэр?

– Джосиа Барнс. У меня дом в Макао, там живут моя жена, сын и дочь.

– Я позабочусь, чтобы им сообщили, – заверил Мартин. Интересно, что думает обо всем случившемся давешний молодой человек – Хун, который и заварил всю эту кашу? Но Хун куда-то пропал.

– Освободить варваров? – Линь фыркнул. Чтобы они снова взялись за свою мерзкую торговлю? Пусть сидят и, гниют там.

– В таком случае следует ожидать ответных действии! – предостерег Мартин.

– А вы боитесь варваров, как я погляжу, – презрительно бросил Линь. – Понятно, ведь вы один из них. Ну так что же, вы полагаете, они смогут что-то противопоставить Мандату Сына Небес, находясь за тысячи миль от своей страны и располагая столь ничтожными силами? Я больше не желаю ничего слышать об этом деле, Баррингтон.

– Когда вы возвращаетесь в Пекин?

– Я останусь здесь до тех пор, пока не получу дальнейших указаний от его величества. Необходимо держать здесь все под контролем до назначения нового губернатора.

– Но вы, надеюсь, разрешите мне покинуть вас на моем корабле?

– Вы можете отправляться по своим делам, – кивнул Линь. – Когда вы мне понадобитесь снова, я пришлю за вами.

Мартин пошел к Сун Танчу.

– И у вас хватает наглости заявиться ко мне? – спросил тот. – После того, как вы разрушили нашу жизнь?

– Я пришел спросить о Хун Сюцюане.

– Об этом спятившем с ума молокососе! – возмутился Сун. – Скажите мне прямо, Баррингтон: ведь это из-за него вы послали доклад, который навлек на нас эти беды?

– Он показал мне зло, которое несет с собой торговля опиумом.

– Он – дьявол, – прорычал Сун. – Я не пущу его назад, он разорит Кантон.

Мартин не разделял всеобщую уверенность в том, что с присутствием варваров покончено раз и навсегда. Одно дело выслать английских купцов, этого само по себе было достаточно, тем более что Великобритания оказалась целиком захвачена собственными делами – юной королевой и «спальным кризисом». Но заключить британских граждан в тюрьму, держать их в таких ужасающих условиях… Он даже думать не смел о том, как прореагирует английский суд, такой гордый и такой могущественный, когда весть о происходящем достигнет Лондона.

На другой день он отплыл из Кантона и спустился вниз по реке до Макао, где стал на якорь в гуще многочисленных судов. Их экипажи были взбудоражены слухами и новостями, которые принесли спасшиеся бегством суда. «Я вздохнул свободно только тогда, когда мы миновали крепость», – говорил всем капитан Моррисон.

Сошедшего на берег Мартина засыпали вопросами. Никто не знал о его роли в этом деле, но ни для кого не было тайной, что уполномоченный Линь прибыл в Кантон на борту баррингтоновского корабля и что Дом Баррингтонов занимал в Китае привилегированное положение.

– Боюсь, джентльмены, – сказал он, – что дни неограниченного ввоза опиума в Китай сочтены.

– Ей-богу, сэр, вы говорите как настоящий китаец, – перебили его.

– Я честный человек, сэр. Что бы вы сказали, если бы китайцы ввозили опиум в Англию?

– Ну, сэр, это совершенно разные вещи. У этих бедолаг ничего в этой жизни не остается, кроме сладких снов.

– А что у них может остаться, если, очнувшись от сна, они видят, что их дома проданы, а их жен и детей выставили на уличные торги?

– Красивые слова, – усмехнулся Моррисон. – А кроется за ними одно: не допустить, чтобы кто-нибудь из англичан, кроме Баррингтонов, торговал с Китаем.

– Ну что ж, сэр, раз ваша торговля с Китаем столь безответственна, я и в самом деле склонен думать, что будет лучше для всех нас, если вы уведете свои суда и уберетесь отсюда сами – навсегда.

Слова Мартина вызвали такой шумный протест, что на всякий случай он покрепче стиснул набалдашник своей трости.

– Сэр, вы – сын пирата, – громко сказал Моррисон, – негодяя, изменника, предавшего нашу расу и цвет нашей кожи! – Он осекся, понимая, что зашел слишком далеко. Но окружающие держали его сторону, и он это чувствовал.

Мартин долгим вздохом втянул воздух. По-настоящему он не надеялся, что эти люди уйдут из китайской торговли, и, следовательно, ему предстояло иметь с ними дело всю оставшуюся жизнь; выходит, он должен отстоять свою позицию. Да и помимо всего прочего, он просто рассердился.

– Я вынужден просить вас извиниться, капитан Моррисон.

Моррисон огляделся – все подбадривающе кивали ему.

– Вы не дождетесь извинений, Баррингтон.

– В таком случае я должен просить у вас удовлетворения.

– У вас есть секундант? Английский секундант?

– Нет. Мой помощник…

– Это дело англичан, сэр. Что может знать о чести этот ваш желтокожий помощничек?

– Что ж, придется мне самому стать своим секундантом. Я вызвал вас, сэр. Назовите оружие и место.

Моррисон снова посмотрел по сторонам. Для всех Мартин Баррингтон был темной лошадкой. Кто его знает, на что он способен.

– Если позволите, джентльмены, – вмешался господин, выглядевший моложе других и не принимавший до этого участия в споре. – Мне кажется, что мы столкнулись с определенными трудностями по той причине, что капитан Баррингтон не сведущ в европейских обычаях. Я предложил бы следующее: лучше для вас обоих забыть ваши разногласия и по-мужски пожать друг другу руки… – Он выждал паузу, переводя взгляд с одного соперника на другого. Это был красивый юноша, его лицо показалось Мартину смутно знакомым, хотя раньше они наверняка не встречались.

– Я требую от капитана Моррисона только одного – извинения, – стоял на своем Мартин.

Моррисон облизал губы.

– Каков наглец, – послышался чей-то голос. – Нечего извиняться, Моррисон.

Моррисон отбросил последние сомнения.

– Я не буду извиняться, Баррингтон. Вино налито, надо пить.

Мартин взглянул на юношу – тот вздохнул.

– Ладно, джентльмены, будем надеяться, что здравый смысл все-таки возьмет верх. Вы позволите мне все для вас устроить, поскольку капитан Баррингтон не располагает секундантом? Как насчет завтрашнего утра, на рассвете? Самое время. Будете стреляться?

– На ваше усмотрение, мистер Барнс. – Моррисон повернулся и зашагал к ближайшей таверне.

– Благодарю вас, сэр, за ваши усилия, – сказал Мартин. – Если я правильно понял, вас зовут Барнс?

– Совершенно верно, сэр. Дональд Барнс.

– И ваш отец сейчас в Кантоне.

– Да, сэр. Я надеялся, что вы о нем хоть что-то знаете.

– Я говорил с ним не далее как на прошлой неделе. Он просил меня сообщить вашей матери, что с ним все благополучно.

– Вы непременно должны мне об этом рассказать, – попросил Дональд Барнс. – И моей матушке. Вы с нами отобедаете, сэр?

– Вы дрались когда-нибудь на дуэли? – спросил Барнс по дороге к его дому.

– В Китае это не заведено. Отношения здесь выясняют безо всяких формальностей.

– Как я уже сказал Моррисону, всегда есть шанс, что за двенадцать часов горячие головы остынут и здравый смысл все-таки восторжествует. И на сей раз мы должны на это надеяться.

Мартин начал было испытывать симпатию к молодому человеку и напомнил себе, что как помощник своего отца Дональд Барнс также замешан в получении барышей от ввоза в Китай опиума. Сдержанность его таяла с каждым шагом, приближавшим их к дому Барнса. Это оказался маленький дворец в типично колониальном стиле, все три этажа которого прикрывала идущая по фасаду галерея на высоких мраморных столбах.

– Мой отец торгует с Кантоном больше тридцати лет, объяснил Дональд. – И, кстати, он помнит, как его преследовал однажды корабль вашего батюшки.

– Уверяю вас, если бы ваш отец плыл под британским флагом, мой отец ни за что бы не напал на него. Но в отсутствие отца пираты, к сожалению, вели войну со всеми иностранными судами.

– Я упомянул об этом только для того, чтобы вы поняли: этот дом поднялся здесь не вчера вечером. А теперь познакомьтесь с моей матерью. – Навстречу Мартину вышла изящная дама лет пятидесяти, ее волевое лицо не портили даже частые морщинки – следы тревог и волнений. – И моя сестра – Кэтрин.

Лет двадцати с небольшим, Кэтрин очень походила на мать и отличалась строгой красотой – про такую не скажешь «смазливенькая»: высокая, со зрелыми формами, прекрасные темно-каштановые волосы длинной волной падали с плеч, ничем не сдерживаемые – сестра, очевидно, не ожидала, что брат приведет в дом гостя.

– Капитан Баррингтон! – воскликнула Элис Барнс. – Мы так много о вас слышали. – Она в замешательстве взглянула на сына, не зная, что еще сказать.

– У капитана Баррингтона новости об отце, – сказал Дональд. – Я пригласил его на обед.

– Я велю Вэну заменить скатерть, – вызвалась Кэтрин и убежала в дом. Тем временем Мартин рассказал Элис Барнс и ее сыну о том, что случилось в Кантоне.

– Вы говорите, муж чувствует себя хорошо? – спросила Элис Барнс.

– Насколько это возможно в тюрьме, условия там суровые. Но я намерен писать вице-императору и просить, чтобы арестованным создали лучшие условия и вообще освободили. К сожалению, все это требует времени, и я прошу вас набраться терпения.

– Вы говорите, все англичане в Кантоне арестованы, капитан Баррингтон, – вмешалась в разговор Кэтрин Барнс.

– Боюсь, что так, мисс Барнс. – Но вас не арестовали?

Ее брат смущенно кашлянул.

– Я гражданин Китая, мисс Барнс, – ровным тоном ответил Мартин.

Обед протекал в напряженной атмосфере, Элис Барнс и Дональд пытались поддерживать светскую беседу, но Мартин все острее ощущал враждебность Кэтрин.

– А теперь прошу меня простить, – сказал он миссис Барнс, выждав наконец подходящий момент. – Я должен лечь сегодня пораньше, чтобы завтра голова была свежей.

– Вы выходите в море?

Мартин посмотрел на Дональда.

– У капитана Баррингтона дуэль, – объяснил Дональд.

– Ой! – Элис Барнс была ошеломлена.

– Не сомневаюсь, что у вас все выйдет как нельзя лучше, – сказала Кэтрин.

– Отплываем, Баррингтон? – спросил Канцзюй.

– С завтрашним приливом, – ответил Мартин. – Я должен убить человека, – добавил он, видя, что Канцзюй ждет продолжения.

– А нельзя сделать это сейчас? – недоуменно спросил тот.

– Это нужно сделать завтра.

– Давайте я за вас управлюсь.

– Нет, я Должен сам.

В пять утра, когда начала рассеиваться ночная тьма, Мартин сошел на берег вместе с Канцзюем. Тот настоял на том, чтобы сопровождать Мартина, он хотел обезопасить друга и хозяина от нападения исподтишка и на всякий случай прихватил свой мушкет.

На пристани их ждал Дональд Барнс.

– Вы знаете правила, – сказал он. – Обмен выстрелами.

– Он собирается извиняться?

– Навряд ли. Но если вы обменяетесь выстрелами…

– То пожмем друг другу руки? Боюсь, мне не понять такого подхода, мистер Барнс. Моя семья и я все равно будем чувствовать себя оскорбленными. Да и вообще, какой смысл вызвать человека на дуэль – и не застрелить его?

– Боже мой, сэр, но это не понравится обществу.

– Я не принадлежу к этому обществу, – напомнил Мартин.

С пристани они направились к набережной, где уже собрались многие из вчерашних джентльменов, к которым добавилось несколько праздных зевак.

– Итак, капитан Моррисон, – сказал Барнс, – мой долг снова предложить вам принести извинения капитану Баррингтону, чтобы мы могли уладить это дело без кровопролития.

– Я уже сказал, что не буду извиняться, – упорствовал Моррисон.

– Я бы настоятельно советовал вам, сэр, – уже упрашивал Барнс. – Капитан Баррингтон будет удовлетворен.

Моррисон не отрываясь смотрел на Барнса. Уже посветлело, и было заметно, как поблекли краски его лица.

– Если ты сейчас извинишься, весь мир будет знать, что ты трус, – подначил кто-то сзади.

В ту же секунду Моррисон отбросил последние сомнения.

Отмерили дистанцию, по обеим сторонам встали зрители, поднесли футляр с пистолетами, и Мартин предоставил Моррисону право выбора. Баррингтон сохранял ледяное спокойствие, он был полностью уверен в себе. От Моррисона, несмотря на ранний час, попахивало спиртным – но это никак не отражалось на его минутной решимости.

Хотел ли Мартин в самом деле смерти своего врага? Еще мальчишкой под руководством отца он научился обращаться с оружием и крепко-накрепко усвоил, что его следует применять с одной целью – уничтожения противника. Мартин не слыл знатоком дуэльных правил, в чем и признался Барнсу. Но у него не было также никакой уверенности в том, что Моррисон будет следовать каким-то правилам в схватке с человеком, которого считает изменником. Чем скорее дело закончится, тем лучше. Баррингтон не искал популярности в среде этих людей, более того – не стремился даже стать для них своим.

Дуэлянты стали на песке лицом к лицу, и Барнс высоко поднял свой носовой платок.

– Как только я выпущу его, джентльмены!.. – крикнул он.

Ожидание показалось бесконечным, хотя длилось всего несколько секунд, – наконец белый клочок нырнул вниз. Мартин поднял пистолет, но, к его удивлению, Моррисон действовал проворнее. Мгновенное оцепенение, резкий хлопок выстрела и удар – боли он сразу не почувствовал.

Кто-то из зрителей захлопал в ладоши, кто-то ринулся вперед, но Барнс отогнал всех взмахом руки.

– Капитан Баррингтон еще на ногах! – закричал он. – Оставайтесь на своей позиции, Моррисон.

Моррисон, который тоже двинулся было с места, замер – лицо как воплощение ужаса, дымящийся пистолет в опущенной руке. Только теперь Мартин почувствовал боль, он понял, что весь дрожит и что через считанные мгновения сознание его оставит. Неимоверным усилием он поднял правую руку и прицелился, глядя поверх ствола. Моррисон повернулся к нему боком, надеясь стать более трудной мишенью, но отвести взгляд от соперника было не в его силах. Перед Мартином маячило бледное в утреннем свете лицо, круглое, как настоящая мишень. Еще одним чудовищным усилием Мартин на миг сдержал дрожь в руке и спустил курок. Это стало последним, что он запомнил.

Мартин очнулся в постели под шелковым покрывалом в прохладной затемненной комнате. Он вдохнул запах цветов, услышал мягкие шаги и открыл глаза: Кэтрин Барнс ставила вазу на столик у его постели, не зная, что за ней наблюдают. Но вот наконец ваза, к удовлетворению хозяйки, была поставлена как надо, девушка взглянула на него, вздрогнула и, ойкнув, устремилась к двери.

– Не уходите. – Его голос был едва слышен, но она остановилась.

– Я должна сказать брату, что вы пришли в себя.

– Я хотел бы полюбоваться на вас хотя бы мгновение. Первый взгляд мужчины должен быть обращен на красоту, вы не находите?

Поколебавшись, она через всю комнату вернулась назад, ее щеки зарделись.

– На красоту? Мою?

– Никто не говорил вам, что вы прелестны? Но у вас же есть зеркало.

Она встала у постели.

– Вы тяжело ранены, потеряли много крови. – Ее слова откинули завесу в его сознании, и в ту же секунду он ощутил боль, слабость и сильную жажду. Кэтрин заметила перемену в выражении его лица и положила холодную ладонь ему на лоб.

– Вам не следует волноваться. Я схожу за братом.

– И принесите воды, – попросил он.

Принесли воду, а вскоре пожаловал врач. Он откинул простыни и снял бинты.

– Пуля угодила в ребро и сломала его, – сказал доктор, заканчивая перевязку. – А потом вошла в брюшную полость. К счастью, мне удалось ее удалить, а вам, к счастью, удалось выжить. Видите ли, ребро приняло на себя весь удар. – Голос доктора был привычно бесстрастен.

– А Моррисон? – спросил Мартин.

– А Моррисон убит, сэр.

– Вы прострелили ему голову, – сказал Мартину Дональд Барнс. – Отличный выстрел, но многим там он показался лишним. Мне с трудом удалось спасти вас от новой беды. По правде говоря, если бы не ваш Канцзюй со своим мушкетом, я бы вряд ли с этим справился. Боюсь, однако, что вы теперь самая нежелательная особа во всем здешнем обществе.

– Тогда почему вы помогаете мне? Ведь вам не больше других нравится то, что я сделал?

– Я не мог сложа руки смотреть, как избивают потерявшего сознание человека, или бросить его истекать кровью и обречь на смерть. И кроме того… ну…

– Я единственная надежда на спасение вашего отца.

– Вы предпочитаете изъясняться без обиняков, Баррингтон.

– Вряд ли стоит разговаривать по-другому, Барнс. Но я признателен за помощь и в свою очередь сделаю все возможное, чтобы вам помочь. Как только выберусь из этой постели.

– Боюсь, вам придется в ней задержаться.

– Что с моим кораблем?

– Он стоит на рейде и ждет вас. Не тревожьтесь, никто не собирается напасть на судно Дома Баррингтонов, но должен вас предупредить, что генерал-губернатору в Калькутту послано донесение с самым настоятельным требованием отомстить Линю. И всем, кто с ним связан. Постарайтесь выздороветь и уехать отсюда до того, как будет получен ответ.

Мартина беспокоило, что он не может послать весточку своей семье. Слухи о случившемся в Кантоне, а возможно, и в Макао, уже наверняка достигли Янцзы, и его родные хотят знать о его участии во всем этом. Его участии! Он лишил человека жизни и чуть было сам не потерял свою, хотя не желал ни того, ни другого. Он намеревался ранить Моррисона, чтобы заставить того пожалеть о своих словах. Ему и в голову не приходило, что опасности может подвергнуться его собственная жизнь. Интересно, насколько достанет ему отваги, когда он в следующий раз столкнется лицом к лицу с вооруженным человеком.

Но сейчас оставалось только лежать и ждать, когда затянется рана и вернутся силы. Выйти в море в его нынешнем состоянии было бы сущим самоубийством, швы на животе могли разойтись в любой момент. Ожидание скрашивалось тем обстоятельством, что он часто видел Кэтрин Барнс; ее мать была занята домашними хлопотами, брат не вылезал из конторы – из Индии приходили все новые и новые корабли с грузом опиума для кантонских складов, которые застревали, к великому неудовольствию всех и каждого, в Макао до прояснения обстановки. Поэтому на долю Кэтрин выпало и развлекать гостя, и ухаживать за ним, и вообще проводить с ним добрую часть дня, памятуя при этом резонный совет Дональда не высовываться дальше сада, хотя силы начали возвращаться к их гостю.

Кэтрин не отличалась разговорчивостью, легко поддавалась настроению, но Мартин обнаружил, что девушка нравится ему все больше и больше. И все-таки между ними по-прежнему лежала глубокая пропасть.

– Почему вы это сделали? – как-то спросила она во время очередной неспешной прогулки по садовой лужайке.

– Моррисон оскорбил мою семью и меня.

– Я не о нем. Зачем вы привезли этого ужасного человека, Линя, в Кантон?

– Я привез его потому, что получил приказ императора. А если вас интересует, почему я выступил против этой подлой торговли… Вы когда-нибудь видели опиумный притон?

– Никто не заставляет их курить, – возразила Кэтрин.

– Предлагать нечто очень соблазнительное простодушным по своей сути людям – почти то же самое, что заставлять.

– И Дом Баррингтонов не ввез в Китай ни одного ящика опиума?

– Ни единого.

Они пристально смотрели друг на друга.

– Мой отец невыносимо страдает – из-за вас, наконец нарушила молчание Кэтрин.

– Должен, к сожалению, заметить, что страдает он по собственной вине.

– Но тем не менее вы намерены ему помочь.

– Да. Это не означает, что я одобряю то, что он делал.

– Выходит, чем быстрее вы ему поможете, тем лучше для вас – тогда вы сможете забыть нас всех.

– Мне бы этого очень не хотелось, – тихо сказал он.

«Что же я делаю», – думал Мартин. Он любит Джейн, в этом нет ни малейшего сомнения. Но любила ли она его, он не знал. Они не говорили об этом. После первого фатального шага они выражали свои чувства прикосновениями, а не словами. И никогда не обсуждали будущее. Когда он уезжал, она просто сказала: «Обязательно возвращайся, Мартин».