Текст книги "Восемь знамен"

Автор книги: Алан Савадж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц)

К следующему дню стало очевидно, что мятежники приближаются и что никто не собирается защищать город. На улицах замелькали значки Белых Лотосов и, наоборот, начали пропадать куда-то гарнизонные зеленые флаги. С «Альцеста» наблюдали, как массы людей в джонках и сампанах покидают город, вероятно, это были маньчжуры или поддерживающие правительство китайцы.

Первые мятежники вошли в город после полудня. Их появление сопровождалось оглушительным шумом за выходящей на берег городской стеной, визгом и криками, приветственными возгласами, взрывами фейерверков вперемешку с выстрелами. Спустя час бунтовщики показались на берегу, они глазели на бригантину, а вскоре от пристани отчалил сампан и направился к английскому кораблю.

Роберт взобрался на борт, чтобы получше рассмотреть сампан, тем временем команда за его спиной зажигала запальные фитили.

– Эй, вы, на варварском корабле! – донесся крик. – Сдавайтесь Белым Лотосам. Это приказ генерала Чжэн И.

– Мы никому не сдаемся, – крикнул в ответ Баррингтон. – А если генерал хочет поговорить с нами, пусть приезжает сам или присылает к нам своего полномочного представителя.

Сампан подошел уже совсем близко, и люди на нем внимательно разглядывали дула пушек в бортовых амбразурах бригантины.

– Если вы подойдете еще ближе, мы откроем огонь.

Сампан тут же дал задний ход.

– Мы передадим генералу ваши слова, – завопил самый бойкий на суденышке.

Петерсен и Юнь подошли к Роберту, дожидаясь, когда он слезет с борта.

– По-моему, – сказал Роберт, – как только ветер переменится на западный, нам без промедления надо уходить отсюда. Теперь уже Хошэню никак до нас не добраться.

– Видать, вы правы, хотя жуть как неохота отступать перед этими обезьянами, – согласился Петерсен.

– Ветер переменится, – пообещал Юнь.

Весь день до позднего вечера команда не отходила от орудий, слушая, как Ханькоу шумно отмечает победоносную революцию. Порою оттуда доносились поистине жуткие звуки, и можно было догадаться, что не всем маньчжурам или их китайским союзникам удалось вовремя оставить Ханькоу. К закату масса сампанов хлынула через реку к южному берегу и, судя по взрывам на западе, мятежники взяли в свои руки арсенал.

Никто на «Альцесте» не сомкнул глаз. Выше и ниже по реке безостановочно сновали суда, разноцветные фонари пpoчepчивaли тeмноту в разных направлениях. Но вот за час до рассвета ветер переменился на западный, и Петерсен с Робертом мгновенно собрали всех по тревоге.

– С первыми лучами солнца ставим паруса, – объявил капитан.

– Расстреливайте всех и вся при попытке нас остановить.

Этот час стал одним из самых долгих в жизни Роберта. Но наконец темнота посерела.

– Поднять паруса! – закричал Петерсен, самолично взявшись за штурвал. – Выбрать якорь!

Заскрипела лебедка, паруса наполнились ветром, и бригантина рванула якорную цепь. Лишь только якорь освободился, корабль ринулся вперед по излучине реки, чтобы за поворотом обнаружить перед собой баррикаду из сампанов, связанных канатами и перегораживающих фарватер.

– Нам конец! – вскрикнул Петерсен и инстинктивно крутанул штурвал; «Альцеста» начала разворачиваться, рыскнула в сторону, течение потащило ее вниз на сампаны.

Роберт отшвырнул капитана, схватил штурвал и вернул его в прежнее положение.

– Мы должны прорваться! – крикнул он.

Но было уже поздно. Бригантина потеряла скорость, ее паруса обвисли, к она лишь немного развернулась, продолжая дрейфовать в направлении суденышек, связанных между собой крепкими канатами.

– Огонь! – скомандовал Роберт, видя, что их неудержимо сносит к сампанам. Выпалили пушки правого борта, но в полумгле целиться было трудно, и ядра легли возле баррикады. Через несколько секунд затрещали деревянные борта столкнувшихся судов, и китайцы, размахивая мечами, хлынули через планшир на борт бригантины. Роберт и Петерсен, заранее, так же как и Юнь, вооружившиеся абордажными саблями, попытались было защитить ют, но нападавшие уже один за другим перелезали через корму. Утренняя тишина разорвалась визгом, криками, пистолетными и мушкетными выстрелами и взрывами неизбежных шутих. Роберт рубил направо и налево, слыша, как хрустят под ударами кости, чувствуя, как стекает по его руке кровь, со звоном скрещивались клинки, но тут его захлестнул поток людей, заполнивших всю палубу.

Он упал, саблю вырвали из рук. Несколько человек крепко схватили его за руки и подняли, задыхающегося, с трудом хватающего ртом воздух, но все-таки невредимого; он лицом к лицу увидел тех, кто взял его в плен, и их предводителя – женщину.

Какое-то мгновение он осмысливал этот факт, с изумлением глядя на длинные черные волосы, выпуклую грудь; женщина была одета так же, как ее солдаты. И тут Роберт понял, что перед ним Сао.

Глава 4 МЯТЕЖНИКИ

Роберт, щурясь, смотрел на ожившее видение. Все на Сао – штаны, просторная куртка, сапожки – было огненно-красного цвета. Пламенела перетянувшая лоб повязка, бриз раздувал выбивающиеся из-под нее черные волосы. Она пополнела, но больше всего изменилось лицо. Губы плотно сжаты, утратившие услужливое выражение глаза сверкали подобно черным уголькам. И в руке она сжимала меч, с которого капала кровь!

– Сао? – еле выговорил он и получил удар палкой по голове, снова бросивший его на колени.

– Меня зовут Чжэн И Сао. Ты будешь называть меня леди Чжэн. Кто эти люди?

Она спрашивала про Петерсена, Юня и юнгу Томми, захваченных вместе с Баррингтоном. Роберт затряс головой, пытаясь прийти в себя. Кажется, вождя бунтовщиков звали Чжэн. Неужели?..

– Мой капитан, Джошуа Петерсен… – начал он.

– Мне не нравится его лицо, – перебила Сао и подняла руку.

Два солдата, державшие Петерсена, вытащили его вперед. Третий оттянул за волосы голову. Четвертый взмахнул мечом, голова покатилась по палубе в струе крови, а солдаты отволокли обезглавленное тело капитана к борту и бросили в воду.

Все произошло так быстро, что Петерсен даже не успел осознать свою смерть.

– Ради Бога! – закричал Роберт. – Сао… – И опять удар по голове кинул его на палубу.

– А этот? – спросила Сао.

– Я Юнь Кайлу, – громко сказал китаец; если он и боялся, то страха не показывал.

– Ты предал свой народ, – объявила ему Сао и опять подняла руку.

Голова Юня, покатилась по палубе и уткнулась в колени Роберта, который пытался подняться на ноги, глядя как завороженный на свою бывшую рабыню и любовницу.

– А он? – Сао обратила свой взор на Томми. Мальчик тоже стоял на коленях, слезы ручьем бежали по его лицу.

– Наш слуга, – задыхаясь, ответил Роберт.

Сао улыбнулась.

– Он забавный. Свяжите его. Она посмотрела на шкафут, куда согнали дюжину уцелевших моряков; Роберт увидел среди пленных боцмана Армстронга, но помощника капитана Джонсона там не оказалось. – Связать их всех, – приказала Сао и снова повернулась к Роберту. – Уведите его и мальчишку.

Роберту намертво стянули руки за спиной и спихнули по трапу вниз на шкафут. Через мгновение на него рухнул Томми.

– Что с нами будет, мистер Баррингтон? – спросил кто-то из команды.

– Молитесь, – едва успел посоветовать Роберт, как его проволокли по палубе и, словно куль с зерном, бросили в сампан. Лишь чудом он не расшибся. Правда, рот был полон крови из рассеченной губы. Томми опять шлепнулся рядом с ним.

– Господь всевышний, мне страшно, мистер Баррингтон, – прошептал мальчик.

– Да уж, – согласился Роберт; красная пелена боли начала спадать с глаз, и он попытался собраться с мыслями. Размахивающая мечом Сао, ведущая за собой в бой мятежников… и называющая себя Чжэн И… судя по всему, имеющая над восставшими полную власть…

Перебравшаяся на сампан Сао встала над Робертом, за поясом у нее торчал окровавленный меч.

– Баррингтон, – подвала она и показалась ему большой кошкой, нависшей над беспомощной мышкой. – Ты бросил меня.

– У меня не было выбора, – выговорил Роберт, ненавидя себя за жалобный тон.

– У мужчины всегда есть выбор. Но теперь ты вернулся, – Сао улыбнулась и вдруг, без всякого перехода, улыбка обернулась злобным оскалом, – чтобы помочь чудовищу Хошэню уйти от правосудия.

Роберт понял, что, солгав ей, сделает самую большую ошибку в своей жизни.

– Я вернулся за деньгами, – ответил он. – И за тобой.

– Ты лжешь. – Сао гневно фыркнула и пнула его в бок, после чего гордо прошествовала на корму суденышка, которое уже приближалось к берегу.

Там их поджидала возбужденная толпа вооруженных людей, выкрикивающая проклятья в адрес англичан. Внимание Роберта привлек мужчина, который размашистым шагом шел к ним через людское скопище, народ перед ним шарахался в стороны, освобождая проход. Это был необычайно рослый для китайца здоровяк с высоким лбом и тонкими усами. Косички у него не имелось как знак того, что он восстал против маньчжуров.

– Чжэн И! – кричали в толпе. – Чжэн И!

Вождь бунтовщиков вышел на пристань и, оглядев пленных, обратился к жене:

– Кто эти люди?

– Мои пленники. Это тот самый варвар, о котором я тебе рассказывала.

Чжэн И смерил взглядом стоявшую на середине реки «Альцесту».

– Ты рассказывала еще о корабле, огромном, как самая большая из джонок. Сейчас проверим.

Он поднялся на сампан, а Роберта и Томми поспешно выволокли на берег.

Всяк норовил в них плюнуть и ткнуть палкой, когда спотыкающиеся и шатающиеся из стороны в сторону пленники, хватая ртом воздух, одолевали дорогу до дворца вице-императора. Дворец был разграблен, по комнатам сновали мужчины и женщины, расставляли уцелевшую мебель и старались навести хоть какой-то порядок.

В комнате, куда втолкнули Роберта и Томми, мебель полностью отсутствовала, так же как отсутствовала и малейшая возможность для побега, потому что вслед за ними туда вошли двое солдат с устрашающими палаческими мечами и, скрестив руки на груди, замерли у дверей, свирепо таращась на пленных.

– Мистер Баррингтон, мы умрем? – спросил Томми. Голос его дрожал.

– Думаю, да, Томми, – ответил Роберт, – и ты должен приготовиться, собраться с духом, помни, что ты христианин.

Глотая слезы, Томми смотрел на мечи. – Мне очень хочется пить, мистер Баррингтон. Как вы думаете, они дадут нам воды?

– А мы попросим, – сказал Роберт.

С трудом верилось, что время еще не перевалило за полдень – столько всего произошло после их бесшабашной попытки прорвать заслон; перед мысленным взором все еще стояла палуба с катящимися по ней головами – головами его товарищей. Впрочем, не так ли вскоре покатится и его собственная голова? Если только Чжэн И Сао не уготовит им нечто более ужасное. А у него было печальное предчувствие, что именно так она и сделает. Но ему тоже хотелось жить, не меньше, чем мальчику.

– Воды, – сказал он. – Нам нужна вода.

В ответ стражники презрительно скривили губы.

Одна за другой нескончаемо долго тянулись минуты, и с каждой из них жажда становилась все сильнее. Томми снова заплакал, крупные слезы покатились по его щекам. Роберт перестал ощущать связанные за спиной руки, и он начал подумывать о том, как бы ему встать и броситься на охранников – это, по крайней мере, сулило скорый конец. Но додумать мысль о самоубийстве ему не дали – дверь вдруг распахнулась и в комнату в сопровождении евнухов вошла Сао. Он вздохнул с облегчением, увидев, что она без меча. Сао встала над дрожащим от страха Томми и сказала стражам:

– Можете с ним позабавиться. Только не повредите ему ничего. Потом я скажу, что с ним делать. – Она повернулась к Роберту. – Возьмите этого.

Баррингтона схватили за плечи, проволокли по череде коридоров и втолкнули в просторную комнату с высоким потолком, в которой он увидел низкий столик со стоящими на нем блюдами; вокруг него были разложены подушки для сидения. Сао вошла следом за Робертом, села и жестом предложила ему занять место напротив. Один из евнухов разрезал веревку на запястьях пленника и присоединился к остальным сопровождающим, которые почтительной кучкой застыли в дальнем конце комнаты. Роберт растер руки и, когда кровь снова прилила к пальцам, поморщился от боли.

– Ешь, – велела Сао. – Ты же проголодался?

Живот сводило от голода, и Роберт не смог удержаться от глотка рисового вина. И от вопроса:

– Что со мной будет?

– Хошэневский холуй, – последовал презрительный ответ.

– Мне были нужны деньги, – сказал Роберт. – Среди своих я считаюсь бедняком. Я искал богатства. Разве это заслуживает презрения? Я не лез в китайскую политику.

– А я?

– Мой господин велел мне оставить тебя. Ты же была там.

Сао изящно подхватила палочками крохотный кусочек мяса и отправила в рот.

– Ты принес мне много несчастий.

– Я знаю. Ван Луцин рассказывал.

– Ван Луцин. – Она хмыкнула. – Его голова слетит с плеч одновременно с головой его господина. Но он потеряет не только голову. Из-за него меня высекли. Ты знаешь, что это такое?

Роберт содрогнулся – не столько от того, что представил это изящное создание распростертым на земле в ожидании палочных ударов, нагим, в окружении толпы, сколько от мысли, что ему по-прежнему грозит опасность.

– Я видел, как это происходит.

– Не должна ли теперь я отвесить тебе сотню ударов?

Роберт взглянул ей в глаза.

– Это в твоей власти.

Ноздри Сао раздулись.

– Потом он выбросил меня на улицу. Я вынуждена была торговать своим телом – чтобы выжить.

– А ты не думаешь, что я мечтал о тебе каждую ночь?

– А ты знаешь, о чем мечтала я? – спросила она. – Я мечтала увидеть тебя перед собой – связанного, без одежды. Вот о чем я мечтала, когда приходилось терпеть все эти унижения, каким только можно подвергнуть женщину. – Она улыбнулась, но это была отнюдь не любезная улыбка. – И разве мне не повезло? Хотя бы часть моей мечты теперь сбылась.

– Но тебе повезло не только в этом, – сказал Роберт. – Я вижу, ты знаменита и у тебя есть власть.

– Разве я не самая красивая из женщин, которых ты когда-либо встречал, Баррингтон?

– Вне всякого сомнения.

– Другие тоже так считают. Чжэн И увидел меня и купил, и я ему так понравилась, что он сделал меня своей женой. Он настоящий мужчина, а ты – жалкое ничтожество.

– И с его помощью ты хочешь отомстить всему Китаю. – Во что бы то ни стало он должен заставить ее продолжить разговор, страшно представить, что произойдет, когда она замолчит.

– Всем маньчжурам, – поправила Сао, – и тем, кто их поддерживает. Белые Лотосы несут Китаю спасение. Ты съел уже достаточно.

Прежде чем он успел пошевелиться, евнухи схватили его за руки.

– Я мечтаю услышать, как та будешь кричать, когда я отсеку твое мужское достоинство, – сказала Сао.

– Боже мой! Сао…

Она взмахнула рукой, его опрокинули на спину возле стола, и восемь евнухов прижали пленника к полу, насев по двое на каждую руку и ногу. Злорадно ухмыляясь, они наблюдали, как еще двое стягивали с него штаны.

Сао поднялась, раздвинув ноги, встала над ним и посмотрела на него сверху вниз.

– В Китае есть такой обычай, – сказала она. – Перед кастрацией мужчине отводится один, последний час наслаждения. Даже тебе, Баррингтон, я дарю эту привилегию. Я доставлю тебе удовольствие в последний раз.

Ее взгляд как бы обволакивал Роберта. Несмотря на страх, он почувствовал эрекцию; Роберт не сомневался, что мужской статью никто из любовников Сао не мог его превзойти.

Она улыбнулась.

– Я должна выдоить тебя до капельки, улавливаешь, Баррингтон!

– Улавливаю, – выдохнул он, и ее одежды упали на пол.

Кто-то из евнухов тут же вышел и вернулся с громко тикающими часами; они с нескрываемым интересом наблюдали за Сао, и невозможно было догадаться, какие чувства порождал в их груди вид обнаженной женщины. Она снова стала над ним.

– Разве я не самая красивая из женщин, Баррингтон?

– Ты даже красивее, чем я тебя запомнил. – Он не кривил душой: она предстала перед ним зрелой женщиной, с тяжелыми грудями и влекущими бедрами.

– Тогда постарайся, чтобы я захотела тебя принять.

Она опустилась на колени над его лицом, и он отозвался со всей энергией, которую только мог собрать, стараясь забыть о евнухах. Сао с наслаждением выдохнула воздух.

– Я тоже помню, – прошептала она, скользнула назад по его телу, села на бедра и, поднимаясь и опускаясь, приняла его. Пригвожденный к полу, Роберт едва мог шевельнуться.

Ее оргазм был бурным, таким же, как когда-то, к тому же Роберт старался изо всех сил сдерживать себя – в надежде как можно дольше не расставаться со своим мужским достоинством, а также чтобы выиграть время и заставить Сао передумать. Она еще не решила окончательно, что с ним делать, он был в этом уверен. Также она не решила еще, что делать с уцелевшими членами их экипажа… Ему вспомнился пристальный интерес, который Чжэн И проявил к их кораблю.

Сао глубоко вздохнула и обмякла, плечи поникли, кончики волос коснулись его живота. Затем она откинулась, села рядом с ним и посмотрела на часы.

– Десять минут, – заметила она, – и ты иссяк. Я должна поднять твои силы.

– Ты делала это раньше?

– Когда я оказалась на улице, мне часто платили за то, чтобы я подарила мужчине последний час награждения. Но это все больше были мальчишки, совсем еще несмышленыши, да к тому же перепуганные. Ты боишься, Баррингтон? – Ее пальцы скользнули по его телу.

– Да, – ответил он.

– А чего тебе бояться? Ах, острого ножа? Но перед тем как резать, тебе дадут затянуться опиумом. Потом придется несладко, надо это признать. Видишь ли, у тебя все распухнет так, что ты не сможешь писать. А это означает, что тебе нельзя будет пить, не то твои пузырь лопнет. Но если ты не подхватишь какую-нибудь заразу, дня через три опухоль спадет.

– А если подхвачу?

Она жеманно повела плечиком.

– Тогда ты умрешь. Но какой смысл это обсуждать. Итак, если ты будешь в состоянии мочиться, рана заживет, и тогда ты сможешь до конца своих дней оставаться у меня в услужении. Я буду твоей последней женщиной. Ну вот, скоро ты снова будешь готов. – Она продолжала играть с ним, прикосновения ее пальцев были нежными и настойчивыми. – Скажи мне, о чем ты думаешь, Баррингтон.

Его время истекало.

– Я представляю нас с тобой на моем корабле, несущемся под всеми парусами по океанским волнам.

– Ты мне это уже когда-то обещал, – напомнила она, и ее сильные руки вдруг сжались так, что у него оборвалось дыхание.

– Теперь у меня свой корабль. Я могу увезти тебя в любой конец света.

– А как же штормы, скалы и морские чудища?

– «Альцеста» преодолела путь от Англии на Восток. Это многие тысячи миль. Она побывала уже во многих штормах. А что до морских зверей, то я плаваю по морям и океанам с двенадцати лет и ни разу не видел такого чудища, которое могло бы утопить корабль. – Сао отвела руки. – Но я вряд ли смогу командовать таким кораблем для тебя, если меня кастрируют, – добавил он.

– На что мне твой корабль? У меня же есть джонки.

– Никакой джонке не сравниться с «Альцестой», – заявил Роберт. – Под моим командованием она расправится в бою с любой джонкой. Что ты будешь делать, когда император пошлет против вас свои армии?

– Разве мой муж не разбил все армии в Шэньси?

– Провинциальных ополченцев. Будь уверена, когда император узнает о захвате Ханькоу, он направит против вас всю мощь знаменных войск.

– Тогда мы и тех разгромим.

– Ты не можешь быть в этом уверена, Сао. А если вас разобьют и вы предстанете перед императором или Хошэнем, что вас, по-твоему, ждет? Наверняка «смерть от тысячи порезов» – после того, как тебя попробуют все до единого солдаты его армии. – Сао стиснула зубы. – Опять-таки, даже если вы победите, то разве не захотите продвинуться вниз по реке до Нанкина и к самому морю? Для этого тебе понадобится боевой корабль и адмирал. Я буду нужен тебе, Сао.

Он не мог понять выражение ее лица, но был уверен, что его слова достигли цели.

– Ты можешь стать моим адмиралом не только в этом, – прошептала она. И взмахом руки отослала евнухов.

Он выиграл передышку – для себя, для Томми и для остальной команды. Но надолго ли, в тот момент Роберт еще не знал. От ножа он их увел, но положение оставалось по-прежнему угрожающим. Все его мечты потерпели крах. Мало того что уплыла тысяча таэлей, которую надеялся заполучить, так еще и свою кровную сотню потерял: мятежники, захватившие бригантину, наверняка опустошили его морской сундучок. Его судьба теперь накрепко связана с женщиной, чья красота соперничала лишь с ее же кровожадностью. Он не сомневался в том, что если их разобьют маньчжуры, то расправа над ним вряд ли будет менее скорой и мучительной, чем над Сао. Более того, все свои надежды разбогатеть он связывал с маньчжурами, с их правлением, а не с этим бушующим вокруг хаосом.

С другой стороны, все-таки он сохранил жизнь и здоровье. Ему с Томми разрешили вернуться на корабль и подготовить его к выходу в море под командованием Сао. На «Альцесте» теперь постоянно находилось около двадцати солдат Белых Лотосов, все оружие с корабля сняли, кроме, конечно, орудии, на которые китайцы поглядывали с опаской. Они никогда не видели таких больших пушек, в китайской армии давно уже применяли артиллерию, но та состояла лишь из легких полевых орудий. Баррингтон отказался от мысли попытаться снова завладеть кораблем и вырваться на свободу; даже если бы ему это удалось, армия Белых Лотосов все равно уже растеклась на несколько миль вниз по реке, и его захватили бы на первой же стоянке. Да и плавание вниз по реке без лоцмана казалось делом совсем не скорым, хотя он внимательно следил за тем, как Юнь Кайлу вел их вверх по реке.

И все-таки природная энергия Роберта вновь заявила о себе, стойло лишь ему смириться с фактом своего нечаянного превращения в мятежника. За время ожидания Хошэня он довольно хорошо изучил Ханькоу, и выяснилось: там, где прежде китайцы смотрели на него с неприязнью, как на прислужника ненавистного премьер-министра, теперь его встречали улыбками – ведь он находился на службе у Белых Лотосов и генерала Чжэн И. Жители Ханькоу, быстро сообразил Роберт, не надеялись, что их нынешняя удача продлится долго, – как ни крути, жизнь оставалась всего лишь перечнем неудач, – однако готовы были наслаждаться своей свободой от правительственного надзора возможно дольше.

Анархия захлестнула Ханькоу и его окрестности, но это была счастливая анархия. Город пережил уже момент дикой эйфории, когда маньчжуров и всех китайцев, которых подозревали в их поддержке, рубили на куски – мужчин, женщин и детей, превращая их тела в ужасающие обрубки плоти. После этого все притихли. Возможно, Белые Лотосы намеревались сформировать свое правительство, но на какое-то время победа слишком их окрылила, чтобы заботиться о законах, налогах и тому подобных вещах. Правда, Чжэн И с суровым видом вышагивал по улицам города и при первой возможности выступал с речами перед своими собратьями по оружию. Однако, несмотря на то что именно он возглавлял решающее наступление на город, Чжэн И оставался лишь одним из нескольких вожаков и любой из равных ему по положению мог отменить его приказ.

Между тем Чжэн И, без всякого сомнения, являлся личностью незаурядной. Ему не исполнилось и сорока – он вряд ли был намного старше Роберта. Сын состоятельного купца, слывшего также и хорошим воином, он вырос в острой ненависти к правящей маньчжурской элите. Китайская философия определила весьма практичный принцип, согласно которому жили эти люди: когда враг оказывался слишком силен, все разумные люди покорялись, потому что боги явно покровительствовали победителям; в то же время, если правительство проявляло слабость или погрязало в коррупции, долгом всех честных людей считалось восстать и скинуть его, потому что боги отворачивались от такого правительства. Общество Белых Лотосов утверждало, что с отречением императора Сяньлуна династия Цин не в состоянии более осуществлять правление и, следовательно, утратила Мандат Небес. По правде говоря, Чжэн И не было дела ни до какой другой философии, кроме своей собственной. Вне всякого сомнения, Чжэн видел себя основателем новой династии, он со своим сильным характером как нельзя лучше отвечал этому предназначению, тем более теперь, когда маньчжуры потерпели поражение. Вот только каким образом превратить этот ликующий сброд в армию и уж тем более как сплотить народ, об этом он не имел ни малейшего представления.

К счастью для всех, традиции и уклад китайской системы общественного управления, созданный столетия назад и лелеемый от одного испытания до другого, был способен выдержать любые потрясения и перевороты, как это часто случалось в прошлом, а следовательно, налоги по-прежнему собирались, хотя и в меньших размерах, поскольку поместья всех землевладельцев, обвиненных в поддержке маньчжуров, были разорены, и по-прежнему исполнялись законы, за исключением навязанных маньчжурами. К примеру, большая часть мужского населения Ханькоу последовала примеру мятежников и тут же поотрезала ненавистные косы.

Вместе с тем, как и Баррингтон, Чжэн И знал, что простое сохранение статус-кво не могло отсрочить день, когда вся мощь знаменной армии неминуемо обрушится на них. Это тяготило его, и он то и дело обращался за советом к жене. А та ни капельки не сомневалась в том, что уж ее-то звезда непременно продолжит свое восхождение. Уверенность Чжэн И Сао легко передавалась другим, хотя отличалась такой практичностью и приземленностью, что коробила многих из ее окружения. Руководители общества Белых Лотосов были настоящими отцами-патриотами, их вера в чистоту конфуцианских идеалов смешивалась с преклонением перед буддизмом, который, собственно, и породил тайное общество много веков назад. Идти в бой под водительством размахивающей мечом женщины казалось им отрицанием сокровенных ценностей, они подозревали, что тем самым подрываются идейные основы их восстания. Ее яркая личность самим своим существованием оскорбляла их представление о конфуцианском порядке.

Зато в глазах простого люда, который бежал за ее знаменем, Сао была непогрешимой. Она воплощала таящийся глубоко в подсознании каждого китайца дух анархии, свойственный, им в гораздо большей степени, нежели другим народам, возможно, по той причине, что их внешняя жизнь жестко ограничивалась суровейшим сводом законов.

Но что еще важнее, Сао являлась непогрешимой в глазах главного полководца общества – своего собственного мужа. Достаточно было взглянуть на ее сияющие глаза, вздымающуюся грудь, подвижные бедра, чтобы понять, почему Чжэн И подобрал ее с улицы. Однако следовало знать характеры супругов, чтобы понять, почему он так возвысил ее в условиях, в которых женщине отводилось единственное место – дом. Честолюбивого революционера Чжэн И реальная жизнь часто ставила в тупик, погружая в депрессию и пессимизм, какая-нибудь пустяковина вырастала перед ним в огромную гору, на которую предстояло долго и мучительно карабкаться. От этого он, по-видимому, страдал всю свою жизнь – до тех пор, пока на помощь ему не пришла Сао с ее бьющей ключом, нередко просто-таки яростной уверенностью. Так, она стала одной из тех, кто поднял Белых Лотосов на восстание, а сейчас вдохновляла его продолжение. Сао мало ценила учение Конфуция. Начиная с самого рождения жизнь для нее была борьбой. Она шла сразу к двум целям: отомстить тем, кто несправедливо с ней обошелся, и обрести все возможные богатства и блага.

Чжэн И поощрял ее мечты, довольный тем, что она придает ему силы. По той же причине он не возражал, когда она снова и снова вызывала Роберта к себе в постель. А также когда той же чести удостоился юнга Томми. Однако Баррингтон понимал, что их жизни висят на волоске и зависят лишь от страсти этой женщины.

Но какой страсти! Своей чувственностью она превзошла его самые необузданные фантазии, сочетая свойственную китаянкам утонченную соблазнительность с готовным бесстыдством проститутки. Он приходил к ней исключительно по ее вызову и уходил сразу же, как только она его отсылала. Роберт никогда не предполагал оказаться в столь опасном и унизительном положении. В то же время он быстро понял, что Сао, несмотря на свое отнюдь не знатное происхождение, превосходила мужа и умом и дальновидностью. Как никто другой, она знала, что успех мятежа быстротечен. И намеревалась во что бы то ни стало уйти от беды, очертания которой уже могла различить, и позаботиться о собственном благополучии. Роберт затронул очень чувствительную струну, предложив ей один из способов добиться этого.

Однако женщина оставалась женщиной. Чжэн И Сао не исполнилось и двадцати, но инстинкты зрелой женщины вовсю бушевали в ее крови. Как она хотела ребенка… Но это осталось несбыточной мечтой – из-за аборта, который ее вынудили сделать, когда ради пропитания она продавала себя на улице. Не случайно Сао впала в весьма распространенное заблуждение, уверив себя в том, что Роберт в силу размеров своего фаллоса наверняка способен ее оплодотворить. Но он не мог выполнить невозможное – сколько бы дурно пахнущих трав ни поглощала Сао, какие бы диковинные позы ни принимала в надежде зачать, если он проникнет достаточно глубоко.

Сао нисколько не сомневалась в конечном успехе. Роберт в свою очередь полагал, что не существовало еще узника, испытывавшего большее физическое наслаждение. Ему подносили лучшую еду и питье, а от него требовалось лишь держать корабль в полной готовности к выходу в море и восстанавливать силы для постели своей повелительницы, которая в любой момент могла призвать его в свои покои. Единственное, чего он опасался, – это гнева ее мужа, но Чжэн И смотрел на слабость жены сквозь пальцы, с благожелательным безразличием.

Роберт томился от неизвестности и неопределенности своего будущего, а тем временем цветущая весна сменилась летом, лето снова зимой, пока не миновал почти год с того момента, как «Альцеста» под управлением Юнь Кайлу вошла в Янцзыцзян. Наверное, в Калькутте их давно уже считали пропавшими без вести.

Что ж, они и в самом деле пропали – словно пошли ко дну во время тайфуна. Роберт не думал, что кто-нибудь из них снова увидит Англию. Во всяком случае его матросы уже совсем потеряли надежду. Некоторые из них женились на китаянках и больше времени проводили на берегу, чем в заключении на корабле, но никто против этого не возражал. Томми с головой окунулся в дворцовую жизнь; Роберту порою приходила в голову мысль, что Сао готовит из юнги замену ему самому; ведь когда-нибудь он постареет и утратит силы. Только боцман Армстронг не втягивался в местную жизнь, редко покидал бригантину и был постоянно погружен в раздумья об их судьбе. Все стремились к одному – выжить, а между тем их положение оставалось весьма непрочным. Особенно оно поколебалось летом 1796 года, когда Сао, державшая невольничий рынок, выбрала себе на нем приемного сына – шестилетнего мальчика по имени Бао.

– Выходит, мне отставка, – сказал Роберт.