Текст книги "Восемь знамен"

Автор книги: Алан Савадж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 28 страниц)

– Почитаемая нездорова? – спросил Сяньфэн.

– Я в глубокой скорби, господин, – сказала Лань Гуй, – от того, что говорилось здесь сегодня.

– Ты подслушивала? – удивился Сяньфэн.

– А как мне оставалось еще поступить, господин? Вы же обсуждаете судьбу империи. И именно империю хотите отбросить прочь. Бессмертный Нурхачи сейчас переворачивается в своей могиле. – Сяньфэн грозно сдвинул брови, глядя на нее, и Лань Гуй поняла, что, насколько она помнит, император впервые смотрел на нее со злостью. Однако отступать было уже невозможно. – Ваше величество! – воскликнула она. – Разве вы не видите, что принц Гун прав? Абсолютно невозможно, чтобы восемнадцать тысяч человек смогли завладеть империей такого масштаба. Да они и Пекин захватать не смогут. Давайте вернемся в столицу. Вернемся, и все, кто может держать оружие в руках и сражаться, а если нужно, то и умереть, займем места на стенах рядом с нашим народом. Варвары хотят войны, так давайте дадим им войну. Требуют своих посланников – выбросим им их головы!

– Почитаемая сошла с ума, – заметил принц Хуэй.

Лань Гуй поднялась с колен и резко обернулась к нему, тыча ему в лицо пальцем.

– А вы трус! – выкрикнула она и вновь повернулась к императору. – Неужели вы еще не поняли его игру, господин? Он же стремится управлять вами.

– Ваше величество, – запротестовал принц Хуэй. Сушунь отдувался от возмущения. Но принц Гун никак не реагировал.

– Непристойно так разговаривать с моим наиболее ценным советником, – отметил Сяньфэн.

– Вашим самым лживым советником, – выпалила Лань Гуй.

– Ваше величество, – произнес принц Хуэй. – Нет ничего более непристойного, чем позволить прервать ваш совет этой… этой девчонке. Итак, вы собираетесь слушать ее?

– Слушать эти предательские речи? – вставил принц Сушунь.

Лань Гуй задохнулась, поняв, в какую опасную ситуацию она себя ввергла.

– Как я могу быть предателем, господин? – заплакала она. – Разве я не мать вашего сына?

– Такая женщина не может воспитывать наследника престола, – немедленно отреагировал Сушунь.

– Вы правы. – Сяньфэн обратился к Дэ Аньва. – Принц Цзайцюнь должен быть удален из апартаментов Почитаемой и помещен в апартаменты императрицы.

Лань Гуй, оцепенев от ужаса, повернулась к Гуну. Однако принц сохранял невозмутимость. Что ж, она сама завела себя в этот тупик, ей самой и выбираться.

– Как можно лишить мать ее собственного сына, господин? – воскликнула она.

– Даже необходимо, когда мать оказывается не подходящей для своей роли, – заявил Сушунь.

– Нам надо принимать решение, ваше величество, – нетерпеливо вмешался принц Хуэй, куда меньше заинтересованный судьбой Лань Гуй, чем бегством на север. – Варвары с каждой минутой все ближе.

– Мое решение таково: летний зной слишком силен, чтобы его выносить даже в Юаньминъюане, – произнес Сяньфэн. – Я направляюсь в Жэхэ и буду охотиться там до осени. Сообщите это народу и доведите распоряжение до моих женщин и их евнухов, чтобы они собрались в путь.

– В течение часа, – уточнил Хуэй. – Я также организую эскорт из знаменных.

– Ты трус! – закричала на него Лань Гуй.

Сяньфэн раздраженно взглянул на нее.

– Уберите эту женщину, – приказал он. – С настоящего момента она больше не Почитаемая. И отныне не наложница. Впредь не желаю ее видеть.

Лань Гуй задохнулась от второго сокрушительного удара.

– Она отправится со слугами, – уточнил принц Хуэй. Даже опальной наложнице не даровалась свобода, чтобы она не могла распространять сплетни об императорской постели. По его мнению, она должна быть удавлена в подходящий момент.

Дэ Аньва обошел кресло с высокой спинкой.

– Пойдемте, леди, – приказал он.

Лань Гуй озиралась по сторонам, как затравленное животное, ища поддержки и не находя ее.

– Уберите эту женщину, – приказал принц Хуэй.

Дэ Аньва поднял девушку с пола и вынес из комнаты. Уже близился рассвет и женщины с евнухами выглядывали из своих комнат, наблюдая падение Лань Гуй.

– Готовьтесь в путь, – приказал им Дэ Аньва. – Его величество отбывает в Жэхэ через час.

– Дэ Аньва, – взмолилась Лань Гуй, – разве мы не друзья?

– У меня нет друзей, – напомнил ей евнух.

– Все равно, опусти меня. Я могу и сама идти. Не убегу же я.

Дэ Аньва замялся, но затем поставил ее на ноги.

Лань Гуй поправила одежду и сделала несколько глубоких вдохов.

– Вы совершили ужасную глупость, леди, – сказал Дэ Аньва. – Разозлить императора – это самое страшное, что может сделать человек.

– Даже если он не выполняет своих обязанностей?

– Леди произносит преступные речи. Долг императора – приносить жертвы Небесам. Остальное не суть значимо.

Они как раз подошли к апартаментам Лань Гуй, где собрались ее дамы и евнухи, но Чжан Цзиня среди них не было: негодяй, видимо, сбежал, когда услышал о ее надвигающейся опале.

– Вы все свободны, – объявил им Дэ Аньва. – Эта леди больше не наложница императора. Ты и ты, – он указал на двух растерянных девушек, – сходите за принцем Цзайцюнем и отведите его в апартаменты императрицы.

– Неужели мне даже не разрешено попрощаться с сыном? – взмолилась Лань Гуй.

Дэ Аньва подумал, потом кивнул:

– Это разрешено.

Из спальни вывели полусонного мальчика, закутанного в одеяла, и Лань Гуй поцеловала его в лоб. «Ради тебя я рисковала многим, – подумала она. – И теперь у меня все отобрали». По крайней мере, его вверяли заботам Нюхуру. Он будет в безопасности под опекой этой доброй женщины. А она…

– У меня вообще не будет слуг? – спросила она.

– Можете оставить себе Чжан Цзиня, – ответил Дэ Аньва.

– Тогда найдите и пришлите его ко мне, – попросила Лань Гуй.

– А что станет с нами? – спросила одна из дам.

– Не беспокойтесь, вам подберут места. Поторопитесь. Мы скоро отправляемся.

Служанки сновали туда-сюда, складывая свои пожитки, но отнюдь не вещи Лань Гуй. Дэ Аньва проконтролировал сборы вещей и игрушек принца Цзайцюня и ушел.

Чжан Цзинь так и не появился.

Лань Гуй, всеми забытая, сидела на своей кровати. Заслышав звук мужских шагов, она подняла глаза.

– Принц Гун! – Женщина поклонилась, терзаясь догадками. Присутствие этого человека в ее апартаментах свидетельствовало одновременно и о неразберихе, при которой даже протокол был позабыт, и о полном ее собственном крахе. – Вы пришли, чтобы проводить меня на казнь?

– Вы слишком нетерпеливы, Лань Гуй, – сказал ей Гун. – Ваш опрометчивый поступок не мог привести к успеху. Все действия нужно тщательно планировать. Слушайте меня. Я остаюсь в Пекине, чтобы постараться остановить варваров.

– Как бы мне хотелось быть с вами!

– Для меня куда полезней ваше присутствие в Жэхэ. Я согласен с суждениями, высказанными вами в зале совета.

– Но вы не промолвили и слова в мою поддержку, – проронила Лань Гуй.

– Как я мог? Я же не император. Мой брат в настоящее время очень напуган и к тому же болен, поэтому он попал под влияние дяди и этого зловредного Сушуня. Но я знаю этих людей. Очень скоро они перехитрят самих себя, а мой брат восстановит свое здоровье и остроту ума. Итак, вы отправитесь в Жэхэ с императорской свитой…

– Как абсолютное ничто, – простонала Лань Гуй. – Даже не мать.

– Вы – мать, и этот факт неоспорим. Помните это. Отправляйтесь в Жэхэ, смотрите, слушайте… и помалкивайте. А мне пишите письма и подробно информируйте обо всем происходящем.

– Могу я вам верить?

Принц одарил ее мрачной улыбкой:

– Мне показалось, вы готовы умереть во благо династии, Лань Гуй. Да и в кого же вам еще верить, если не в меня?

– Господи! – вырвалось у офицера, который открыл эту дверь. – Боже мой! Есть здесь живые?

Джеймс Баррингтон обернулся, по-прежнему держась за стену. Он провел всю ночь, глядя на улицу через решетку. Это было гораздо лучше, чем смотреть на товарищей в камере. Он остался единственным, кто еще сохранил силы, чтобы стоять.

– Большинство из нас, как мне думается, – ответил он.

Пленники чувствовали, что британские войска наступают. Последние двое суток они слышали грохот орудийной стрельбы и шум бегства населения Пекина. Их охрана скрылась вчерашним утром, и союзные посланцы остались одни без пищи и воды.

Точнее, не совсем одни. Прошлым вечером по ту сторону решетки появилось лицо.

– Вы здесь, молодой Баррингтон?

– Чжан Цзинь! – Джеймс с трудом поднялся на ноги и, спотыкаясь о тела лежащих на полу товарищей по несчастью, подошел к окну.

– Я принес поесть, – сказал Чжан Цзинь и подал ему котелок риса.

– А воды?

– Воды нет.

– Нам необходима вода. Однако, Чжан Цзинь, что происходит?

– Ваши люди штурмуют город. Мне надо бежать, пока меня не убили. Но, Баррингтон, запомните: я помог вам.

– Конечно. И… тебя послала сюда Лань Гуй.

– Лань Гуй в опале, – сообщил евнух. – Не знаю, что будет с ней теперь. Но вы запомните, что я помог вам, молодой Баррингтон. Однажды вы предлагали мне работу.

– Она у тебя будет, – пообещал Джеймс. – Почему ты не выпустишь нас отсюда?

– Я не могу. У меня нет ключей, да и, боюсь, они отрубят мне голову. Я приду к вам, когда будет безопасно, а вы помните, что я принес вам рис. – С этими словами нежданный визитер скрылся в темноте.

– Воды! – крикнул Джеймс ему вслед, но его слова упали в пустоту.

– Вы знаетесь с распроклятыми людьми, – отозвался Паркс.

– Да, – согласился Джеймс. – Ешьте рис.

Теперь он помогал офицеру и его людям выносить из камеры на свежий воздух самых слабых заключенных. Несколько человек погибли. Умер лейтенант Браун, чьи открытые раны от палок наполнились личинками мух, и еще двое были казнены. Многие из уцелевших пленников совершенно не могли двигаться, даже Лок и Паркс ковыляли с трудом.

– Клянусь Богом, но этим желтым дьяволам придется поплатиться, – проревел офицер и обратился к Джеймсу: – Но вы, сэр, похоже, смогли неплохо все пережить.

– Он в таком приличном состоянии, потому что никто к нему и пальцем не притронулся, – проскрипел Паркс.

Офицер помолчал в недоумении, затем сказал:

– Если у вас хватит сил, сэр, не пойдете ли вы со мной доложить обо всем лорду Элджину?

– С удовольствием, – согласился Джеймс.

Ему не дали возможности ни помыться, ни сменить грязную одежду; он получил только воды, сдобренной ромом, легкий завтрак, а затем вскочил в седло и отправился в путь в сопровождении троих верховых солдат. Он с облегчением увидел, что самому городу причинен небольшой ущерб, хотя солдаты сновали повсюду, провожаемые взглядами людей, молчаливо застывших на улицах. Но главные силы обошли Пекин и направились на запад.

– Они преследуют этого Сына Небес, – сообщил Джеймсу сопровождающий его капрал. – Мы знаем, что он где-то за пределами города.

После пары часов скачки они услышали отдаленные звуки барабанов и писк флейт. Вот наконец показался первый запряженный мулом фургон с имуществом, затем артиллерийские зарядные ящики, трясущиеся в пыли. За ними, шеренга за шеренгой, маршировали пехотинцы, одетые в красные кафтаны, вслед за авангардом индийских кавалеристов в красивых тюрбанах и голубых туниках; флажки развевались на их пиках. Густая пыль поднялась и повисла в недвижимом воздухе, но Джеймсу удалось разглядеть группу офицеров в ярких мундирах. Через минуту он оказался лицом к лицу с лордом Элджином.

Его светлость был одет в гражданский костюм и огромную соломенную шляпу. Это был крупный, видный мужчина с неглупым лицом, на котором отражались нетерпение и досада.

– Джеймс Баррингтон, – догадался он. – Слышал о вашем отце. Это правда, что над нашими людьми издевались?

– Боюсь, что это так, милорд.

– Они поплатятся. Господи! Как бы мне хотелось самому вытянуть шею этому Сяньфэну на виселице! Как мне сказали, он где-то в местечке, называемом Юаньминъюань. Вы знаете, где это, Баррингтон?

– Я слышал об этом месте. Мой отец был там однажды. Это – Летний дворец, творение несравненной красоты.

– В настоящее время он подвергается разграблению французскими солдатами, милорд, – вмешался только что прибывший с запада офицер. – Император и его брат бежали на север.

– Разграбление? Проклятие! Я же отдал приказ, запрещающий какие бы то ни было грабежи.

– Осмелюсь заметить, милорд, что французы не считаются с вашими приказами.

– Нам следовало бы поторопиться, милорд, – сказал сэр Джеймс Хоуп Грант – генерал британского войска. – Не можем же мы оставить все лягушатникам, ведь так?

Британская армия заметно ускорила движение, когда по шеренгам распространилась весть о том, что творится всего в нескольких милях отсюда.

– Милорд! – взмолился Джеймс. Он скакал рядом с полномочным представителем, забыв об усталости. – Вам не следует поощрять эта разграбление.

Элджин взглянул на генерала.

– В словах паренька есть смысл. Все это будет дурно выглядеть в газетах, а?

– Вы намерены остановить французов? – мрачно спросил Грант.

– Надо попытаться. Да, конечно. Пришлите сообщение генералу Кузин-Монтабану с просьбой повидаться со мной при первой же возможности.

Грант повернулся проинструктировать одного из своих помощников. И в этот самый момент они одолели подъем и их взорам открылась удивительная панорама Юаньминъюаня, освещенного ярким полуденным солнцем.

– Вот это да! – заметил Элджин. – Что за великолепное место!

– Это результат восьмидесятилетнего вдохновенного труда, милорд, – напомнил ему Джеймс. – А ваши союзники, похоже, поставили себе задачей уничтожить все за восемьдесят минут.

Элджин пустил лошадь вниз по склону. Грохот барабанов усилился, как только британские солдаты завидели дворцовый комплекс. О присутствии французов свидетельствовали разбросанные повсюду ранцы и даже ружья, а также гул голосов, доносившихся изнутри ближайшего из нескольких огромных зданий.

Пока Элджин ездил совещаться с генералом Кузин-Монтабаном, Грант выставил часовых у четырех еще никем не тронутых дворцов. Британским войскам, к огромному неудовольствию солдат и офицеров, было приказано разбить бивак.

Баррингтон улучил минутку, чтобы помыться в пруду, хотя со своей рваной и грязной одеждой ничего поделать не мог. Вскоре он увидел возвращающегося со встречи с французскими военачальниками Элджина. Вокруг высокопоставленного британца собрались офицеры.

– Я принял решение, – объявил Элджин. – Позовите Гордона.

Несколько минут спустя элегантный молодой человек с тонкими усиками, одетый в темно-зеленый мундир Королевских инженерных войск, с капитанскими знаками отличия появился перед ними и отсалютовал.

– А, Гордон, – сказал Элджин. – У меня для вас задание. Это будет хорошей проверкой вашим людям и, как мне думается, удовольствием. – Он жестом обвел окрестность. – Я хочу, чтобы весь этот парк был уничтожен.

Наступила минута гробового молчания. Даже Хоуп Грант не ожидал такого.

– Весь парк, сэр? – уточнил Гордон.

– Да. Сжечь все дворцы. И летние домики. Я хочу, чтобы вы разрушили мосты и перепахали сады. Для облегчения дела разрешаю использовать взрывные заряды.

Гордон сглотнул:

– Слушаю, милорд.

– Прошу слова, милорд, – начал Джеймс. – Вы, конечно же, шутите?

– Я никогда в моей жизни не был настроен более серьезно. Мы научим этих язычников, как следует обращаться с цивилизованными англичанами! – Элджин указал на него. – Я знаю вас, Джеймс Баррингтон. Эти люди – ваши друзья. Вы думаете, мне не известно, что вы единственный из всей моей делегации, кто не подвергся жестокому обращению со стороны этих чудовищ? Но эта зловредная династия будет наказана. И я еще великодушен, сэр. Я обещал спалить Пекин, если моим посланникам будет причинен вред. Теперь нам доподлинно известно, что с ними обошлись самым жестоким образом; Разве я не вправе исполнить свое обещание? Но я вижу разницу между китайцами и маньчжурами. И войну мы ведем против маньчжуров, а не против китайцев. Сжечь Пекин – значит уничтожить дома многих тысяч невинных китайцев. А это место – Юаньминъюань творение Цинов. Творение, которым они гордятся больше всего на свете. Поэтому его уничтожение ударит по Цинам и только по Цинам.

– Они возненавидят вас за это, причем навсегда, – предупредил Джеймс.

– И пожалуйста, если им так хочется. Капитан Гордон, вы слышали приказ. Дворцы должны быть в огне к закату.

Гордон отсалютовал и ушел выполнять распоряжение.

– Ну и что ж, милорд, – сказал Хоуп Грант, – раз уж эти дворцы и их содержимое будут стерты с лица земли к завтрашнему утру, почему бы не дать солдатам воспользоваться шансом, столь редким, и не ограничивать их в действиях в течение часа или двух?

– Разумеется, генерал, я не вижу причины, мечтающей предоставить вашим людям немного свободы. Однако дисциплина должна поддерживаться.

Джеймс беспомощно наблюдал, как рассыпались ряды солдат, бросившихся к дворцовым постройкам. Среди них он с отвращением увидел даже нескольких полковых священников. Баррингтон отошел в сторону от остальных людей и, присев на пригорок, стал наблюдать за происходящим. Но разум отказывался понять аргументацию необходимости уничтожения такого невосполнимого произведения искусства единственно местью. Великобритания так гордится своей цивилизованностью! Он читал о Великой выставке, проведенной в лондонском Хрустальном дворце в 1851 году, на которой демонстрировали крупнейшие британские достижения. Но никакие британские достижения по красоте и великолепию даже и близко не стоят к Летнему дворцу маньчжурских правителей… И вот по капризу одного человека, который без тени сомнения считает себя цивилизованным англичанином, сейчас все будет уничтожено навсегда.

Смеркалось. И уже всходила луна. Повсюду во дворцах горели огни. Джеймсу подумалось, не отложил ли капитан Гордон выполнение своего кошмарного задания… Нет, его люди были на месте, срывали драпировки и поливали их спиртом, чтобы лучше горели, закладывали мины…

Джеймс задремал, а очнулся от серии резких взрывов. Уже стемнело. Посмотрев с горки вниз, он увидел, как деревья и кусты взметнулись вверх и осели в облаке пыли. Почти одновременно весь огромный дворец полыхнул пламенем.

Рядом послышался хруст ботинок по камням. Это был сам Гордон, выглядевший здорово вымотанным.

– Баррингтон, не так ли? Лагерь вам не по душе?

– Я никогда не был в Юаньминъюане, но мой отчим рассказывал мне о нем. Вы довольны своей работой?

– Вы имеете в виду, считаю ли я размещение зарядов и горючих материалов удачным? Да, вполне.

– И вы не сожалеете о последствиях?

– Я солдат, Баррингтон. – Гордон сел. – Мое дело выполнять приказы. А думать о последствиях – бремя моих начальников.

– Но в приватной беседе вы все-таки можете высказать свое мнение.

Гордон улыбнулся:

– Если вам будет легче, то я разделяю ваше возмущение.

– От этого мне гораздо легче.

– Я недавно прибыл в Китай, – задумчиво произнес Гордон. – Но из того, что я читал, прежде чем приехать сюда, и из того, что увидел уже после приезда, а также услышал от людей, с которыми встречался, я бы сделал такой вывод: у этой нации мы могли бы многому поучиться. Но поскольку мы не готовы к этому, то нам нечего делать на китайской земле. Бог свидетель – я благонравный христианин и не могу помышлять ни о чем другом, кроме стремления делать мир таким, каков я сам. Однако пытаться навязать христианство тем, кто его не приемлет, и предлагать наш вариант цивилизации под дулом орудий – все это недостойно великой британской нации. Вместо развязывания войны в погоне за несколькими торговыми портами или из-за абсурдных различий в протоколах, нам бы лучше помочь восстанавливать богатство здешних мест, оказать содействие правительству в подавлении тайпинов. Я иногда удивляюсь: да понимают ли вообще чиновники в Вестминстере, чья основная забота – сохранить место на следующих выборах, проблемы, возникающие в результате тех действий, которые они столь беззаботно декларируют. – Он очаровательно улыбнулся и добавил: – Однако вам следует забыть все эти крамольные мысли, которые я высказал, господин Баррингтон.

Глава 16 ДЕВУШКА, КОТОРОЙ ПРЕДСТОИТ СТАТЬ ИМПЕРАТРИЦЕЙ

Словно длинная уставшая испуганная змея свита Сына Небес петляла по дороге в сторону Великой стены, теперь уже ясно видимой в отдалении. «Ни один император Китая еще не покидал свой трон в поисках убежища по ту сторону Великой стены», – горько думала Лань Гуй. Это были ворота к власти, а не черный ход на случай ссылки и опалы. Хорошо хоть погода стояла до сих пор сухая и теплая, хотя осенние тучи уже начали потихоньку собираться. Однако продолжительная сушь привела к тому, что земля пересохла и караван поднимал огромное облако пыли, которая висела в неподвижном воздухе, оседая повсюду, проникая куда угодно, даже в рот с пищей.

Перед караваном был выслан полк татарской кавалерии, чьи патрули прикрывали фланги и головную часть колонны, заблаговременно пересекая недружественные акции врагов императора. С тыла свиту защищал полк пеших знаменных с обвисшими знаменами и опущенными головами: они никогда не готовились к выполнению подобных задач.

Вслед за знаменными двигались евнухи двора, неся императорские регалии и священные блюда, а также предметы мебели и украшения, которые император посчитал невозможным оставить. Библиотека, как заметила Лань Гуй, была брошена на милость варварам. Затем следовал сам император в желтом императорском паланкине с задернутыми от постороннего взгляда занавесками. Рядом с паланкином шли принц Хуэй и его сводный брат; они не спускали с императора глаз.

Позади императора в другом паланкине следовала императрица и с ней – маленький принц Цзайцюнь. В следующем паланкине находилась принцесса Жуань со своей матерью. Носилки были также и у других основных наложниц. С обеих сторон паланкинов колонной шагали евнухи. За носилками двигались повозки с палатками, бельем, едой, напитками и посудой для приготовления пищи, а также золотая утварь для еды, когда караван останавливался на ночь. Следом за повозками брели остальные наложницы и домашние евнухи. Пыль толстым слоем покрывала украшенные алмазами ботинки наложниц, их нарядные одежды и головные уборы. Женщины и девушки старались не наступать на кучи навоза, густо усеявшие дорогу.

Лань Гуй шла позади всех. Она не хотела ничьей компании. У нее была надежда найти Чжан Цзиня во время похода, но после первого дня путешествия пришлось смириться с тем, что он либо остался в Летнем дворце, либо просто бежал.

За ней двигались оставшиеся повозки с имуществом, а затем, на почтительном удалении, обычные слуги и евнухи, примкнувшие в каравану. И в самом хвосте процессию замыкал еще один полк знаменных, солдаты которого время от времени опасливо оглядывались через плечо, в любой момент ожидая выстрелов английских и французских мушкетов.

В первый день огромный караван продвигался достаточно упорядочено и с хорошей скоростью, так как многие были напуганы. На следующий день дисциплина начала постепенно падать и движение замедлилось. На третий день, когда в поле зрения появилась Великая стена, какого-либо порядка не было и в помине. Татарские всадники беспрерывно скакали туда и обратно. Знаменные дрались и ругались, кляня всех и вся. Император двигался как ни в чем не бывало, точно он и в самом деле совершает обычную поездку на охоту в Жэхэ. Знаменные арьергарда догнали смешавшуюся толпу и скоро зашагали рядом с наложницами, которые с удивлением уставились на них.

Погруженной в свои мрачные мысли Лань Гуй не было ни до кого дела. У нее отобрали ребенка, она лишилась привилегированного положения. Почему она не бежала во время всеобщей неразберихи в Юаньминъюане? Никому бы и в голову не пришло посылать за ней погоню. Она могла вернуться в Пекин и, возможно, найти этого негодяя Чжан Цзиня, так бессовестно покинувшего её. Вероятно, она погибла бы в руках варваров, но разве это не лучше, чем изматывающий, оскорбительный марш в качестве отвергнутой наложницы? Однако она по-прежнему оставалась матерью наследника престола, и как напомнил ей принц Гун, никто не в силах изменить этого до тех пор, пока жив ее сын. А сын был всего в нескольких десятках метров…

Впереди раздался шум. Одна из повозок с вещами императора угодила колесом в яму и перевернулась набок. Кричали женщины, лаяли собаки. Торопливо подошли знаменные, чтобы под руководством офицеров поднять повозку и заменить сломанное колесо на новое. Женщины сели на землю, обрадовавшись возможности отдохнуть. Но Лань Гуй осталась стоять, наблюдая за работой мужчин и посматривая на Великую стену, до которой оставалось всего несколько миль. Вдруг она обратила внимание на офицера знаменных, пристально глядящего на неё. Симпатичный молодой офицер показался ей слишком высоким для маньчжура.

Жунлу!

Сердце Лань Гуй гулко забилось. Он не очень изменился со времени их последней встречи, разве что несколько раздался в плечах, возмужал. А вот она, Лань Гуй, знала, что изменилась. И теперь вовсе не та девочка, которой была восемь лет назад.

Оба промолчали. Жунлу вернулся к своим обязанностям. Вскоре повозка была отремонтирована, и процессия возобновила движение. Но он увидел ее, а сплетни об опале непокорной наложницы ходили по всему каравану.

Что ей делать, если он станет искать с ней встречи? Даже несмотря на явное падение дисциплины, установленной правилами Запретного города, приближение любого мужчины к императорской наложнице карается смертью, не говоря уже о попытке заговорить с нею. Но внезапно она захотела этого больше всего на свете.

На ночлег императорский двор расположился под самой тенью Великой стены, едва весь караван прошел через ворота. Ворота тут же были закрыты, и караул знаменных взял их под охрану. Все почувствовали себя гораздо уютнее по эту сторону стены, отделявшей их от варваров, пусть даже до сих пор и не обнаружилось ни малейших признаков погони. Для наложниц установили палатки – одну на четверых, евнухи расположились снаружи. Они ужинали, наблюдая, как солнце – огромное и вишнево-красное – медленно опускалось за горы на западе. После ужина евнухи направились провожать наложниц к свежевыкопанным уборным. Было уже довольно темно, и Лань Гуй показалось, что сейчас довольно легко сбежать: теперь у нее не было личного евнуха и никто не следил за ней так пристально, как за другими.

Она отошла от лагеря примерно ярдов на сто и присела на небольшом взгорке, наблюдая за мерцающими огнями костров. Воздух здесь казался удивительно чистым по сравнению с вонью, стоявшей в лагере, а шум от костров доносился приглушенно. Жунлу, если захочет, может найти ее в этом месте. Становилось прохладно. Ее одежда, днем прилипавшая от жары к телу, теперь совершенно не спасала от прохлады на обдуваемом ветром взгорке. Она уже почти решила прекратить свое бдение и вернуться в тепло палатки, как услышала рядом мужской голос.

– Почитаемая обеспокоена? – спросил Жунлу.

– Я больше не Почитаемая. Разве ты не знаешь?

– Вы всегда останетесь для меня Почитаемой.

Сердце Лань Гуй сильно забилось в груди.

– Я пришла сюда в надежде увидеть тебя, – смело сказала она. – Ты не разделишь со мной свой плащ? Мне холодно. – Он склонился и обернул свой плащ вокруг ее плеч. – Ты слышал о моей опале? Я умоляла императора подняться и воевать, но он не решился этого сделать.

– Да, я обо всем этом слышал. – С минуту они сидели молча, затем Жунлу сказал: – Вы собираетесь бежать из этого каравана?

– Куда может податься женщина в одиночку?

– Я буду с вами, Почитаемая.

Лань Гуй никогда не чувствовала такого возбуждения.

– И куда мы пойдем?

– Хоть на край света, если будет надо.

– Ты и вправду готов поставить себя вне закона ради меня?

– Я никогда не мечтал ни об одной женщине, кроме вас.

Если они убегут сейчас, то к рассвету станут недосягаемы для погони. Они могут поскакать на запад, где зашло солнце, и Лань Гуй станет свободной… Нет, никогда не будет свободной. Она – мать. Однажды ее сын станет императором. И этот день близок, как близка и смерть Сяньфэна.

– Я не могу оставить своего сына. – Услышав эти слова, Жунлу понурил голову. – Не будь у меня сына, я бы не задумываясь пошла с тобой, – продолжила она.

Жунлу опять приободрился.

– Ты уже совершил преступление, – напомнила ему Лань Гуй, – находясь здесь со мной.

Лань Гуй поняла, что никогда не знала настоящего мужчину. Сяньфэн уже был измотанным болезнью инвалидом, когда она впервые попала к нему в постель, да и к тому же с тех пор он сильно сдал. У этого же мужчины были сила, и желание, и опыт. Он посадил ее к себе на бедра, укрыв их обоих своим плащом от ночной прохлады. Они сняли только панталоны, но его рука, проскользнув ей под блузу, ласкала бархат ее груди. Она поцеловала его и научила делать то же. Она любила со всей страстью, являющейся неотъемлемой частью ее натуры, которую, однако, приходилось подавлять так долго. И она без тени сомнения чувствовала, что он ее тоже любит, и вручала ему свою жизнь.

– Что ты намерена делать? – спросил Жунлу, когда первые лучи зари коснулись долины.

– Разыщи меня снова завтра ночью, – попросила его Лань Гуй.

Без сомнения, евнухи знали, Лань Гуй ночевала за пределами лагеря, но они и представить себе не могли, что она с кем-то встречалась. А поскольку в пути не оставалось времени на посторонние дела, им не удалось дознаться истины. Да и вообще они решили не обращать на Лань Гуй внимания: она теперь была ничто.

А она переживала непередаваемое счастье. Марш уже не казался больше чистилищем ада. Даже изматывающие дни доставляли радость, так как вслед за ними шли сладостные, пусть даже и еще более изматывающие ночи. Лань Гуй вскоре поняла, что полюбила. И более того, она по-своему мстила за себя императорскому двору.

Миновали три ночи, и теперь они находились на расстоянии дневного перехода от Жэхэ.

– Я увижу тебя вновь? – спросил Жунлу.

– Не знаю когда, но ты обязательно уводишь меня опять.

Как только императорский караван благополучно прибыл во дворец Жэхэ, вернулась прежняя рутина и прежняя изоляция. Опальной Лань Гуй выделили маленькие апартаменты из двух комнат, и к ней был приставлен единственный евнух по имени Ло Ю. Он ей совсем не понравился, и она не рискнула привлечь хоть в малейшей степени его на свою сторону. Итак, ее тайные встречи с Жунлу прекратились. Однако Лань Гуй была уверена, что приобрела надежного союзника, хотя пока и не знала, как на деле могут пригодиться его услуги. Император по-прежнему не замечал ее, к тому же выматывающий переход на север подорвал его и без того неважное здоровье. К радости Лань Гуй, через несколько дней после прибытия Нюхуру прислала за ней. Императрицу длительное и многотрудное путешествие ничуть не выбило из колеи, и она оставалась такой же безмятежной и приятной в общении, как всегда.

– Меня огорчает известие о твоем несчастье, Лань Гуй, – сказала она. – Ты была единственной, кому удавалось делать нашего господина счастливым. Жаль, что ты его разгневала.