Текст книги "Работа для оборотня (СИ)"
Автор книги: Зола
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 40 страниц)
– Да, – Сириус улыбнулся, сломанной и неуверенной улыбкой, но улыбнулся. – Да, я вспоминаю…
– А ты знаешь, куда зимой деваются утки с пруда в городском парке?
Сириус уставился на него:
– Чего? Какие ещё утки… чёрт возьми, это было в той книге! Как её… ты дал мне её почитать… как же она называлась… там ещё герой был такой…маленький злобный…
– Маленький злобный сноб, – рассмеялся Ремус, – Ты так обозвал Холдена Колфилда, а я сказал, что ты похож на него.
– Вовсе я на него не похож, – проворчал Сириус, но улыбка пробивалась сквозь хмурую личину, и внезапно он рассмеялся, громко и счастливо, понимая, что воспоминания возвращаются к нему. Ремус тоже рассмеялся. Всё ещё смеясь, они начали целоваться. Пальцы Сириуса, согретые прикосновениями Ремуса, скользнули ему под рубашку, медленно расстёгивая пуговицу за пуговицей. Ремус откинул голову назад, позволяя Сириусу целовать себя в шею, нежно гладя его по спутанным волосам. Но внезапно ему стало холодно, он замер, точно оцепенев.
– Что?.. – прошептал Сириус, на секунду прекратив его целовать. Ремус отодвинулся, обхватил лицо Сириуса ладонями, внимательно посмотрел ему в глаза:
– Есть одна вещь, которую ты не сможешь вспомнить. Но я должен рассказать тебе. А уже потом ты решишь, хочешь ли ты… снова быть со мной.
– Я в любом случае захочу снова быть с тобой, Рем. Я не смогу жить без тебя, больше нет…
– Сперва выслушай меня, Сириус.
Глядя в синие глаза, он рассказал о той ночи на побережье. О каждом слове. О каждом ударе. О том, как направил палочку в любимое лицо и сказал: «Обливиэйт».
Сириус долго молчал. Потом закрыл глаза и хрипло сказал:
– Каким же я был козлом. Тебе стоило ударить меня посильнее.
– Ты сказал, что во всём виноват. Всё время повторял, что ты во всём виноват.
– Так и было. Я должен был стать Хранителем Тайны. Но я решил одурачить всех вокруг. А в итоге одурачил сам себя.
Он снова открыл глаза и посмотрел на Ремуса:
– Я никогда не сделаю тебе больно. Больше никогда. Ты заслужил только хорошее, слышишь?
– Ты многого обо мне не знаешь, Сириус, я убийца… Ты никого не убивал, а я…
– Иди ко мне, – Сириус обнял его, уткнулся носом в шею. – Мне надо улетать. У нас мало времени. Так чертовски мало времени, и так было всегда…
24 декабря 1996 года. 18:01
Денег у Ремуса почти не было. И всё же он купил маленькие подарки для отца, Гарри и всего семейства Уизли, которые сегодня пригласили его к себе. Он поначалу отказывался: в этом году полнолуние выпадало на рождественскую ночь. Но Артур и Молли настаивали: с новейшим аконитовым зельем, которое не только позволяет оборотню сохранять разум, но ещё и препятствует передаче заражения через укус, он абсолютно безопасен для детей, а если ему так страшно, то после ужина может аппарировать в дом отца (Лайелл по-прежнему работал, и не отказывался от ночных смен, а праздновать Рождество и другие праздники после смерти жены перестал). Добрые, милые люди. Не хотят, чтобы он оставался на Рождество в одиночестве, особенно теперь, после смерти Сириуса. Он подумал, не стоит ли купить что-нибудь для Доры, но отмёл эту мысль: они не должны видеться. Он ей не пара, нечего и думать об этом. Грюм может сколько угодно рычать на него, что из-за него бедная девочка стала хуже работать, но они оба знают, что молодая талантливая волшебница не должна связывать свою судьбу со старым бедным оборотнем. Их взаимная симпатия – не что иное, как следствие вины и тоски по Сириусу, это не любовь, это не может быть любовь...
«– Ты отлично целуешься. Повезёт той девчонке, на которой ты женишься.
– Я никогда не женюсь».
– Никогда, – повторил Ремус вслух, и какой-то волшебник в испуге шарахнулся от него прочь.
… Дора не пришла к семье Уизли, и Ремус ощутил странную смесь чувств: с одной стороны, облегчение, ведь он так ничего ей и не купил, впрочем, она и не просила. А с другой стороны – разочарование. Он должен с ней поговорить. Взять её за руки и спокойно объяснить, почему у них ничего не получится. Ага, конечно. Может, ещё поставить старую пластинку на фоне? Нет: хорошо, что она не пришла. Он максимально равнодушно спросил у Молли, где она, и подавил облегчённый вздох, когда услышал, что она с родителями, а не на опасном задании. Молли довольно сердито посмотрела на него своими светло-карими глазами, и он сделал вид, что не понял этого взгляда.
Ремус развёл горячей водой аконитовое зелье и выпил, его передёрнуло от отвращения. Да уж, это не то, что готовил Джуд Коулман. Может, это и к лучшему. Кажется, он до конца жизни не сможет спокойно вдыхать запах тимьяна. Он заел зелье булочкой с корицей, и от этого вкуса ему очень ярко вспомнилось прошлогоднее Рождество.
Год назад
Мужчина лежал на кровати, глядя остановившимися глазами в потолок. Ремус присел рядом с ним. Он не знал, как начать разговор, хотя казалось бы – кто, как не он, мог знать? Он был слишком мал, когда это случилось с ним. Он был оборотнем, сколько себя помнил. А каково этому бедняге, которого укусили сейчас, в самом расцвете жизни?
– Привет, – сказал он. Мужчина не ответил. В его лице не было ни кровинки, оно выглядело жёлтым на фоне белоснежных простыней.
– Как тебя зовут?
Снова молчание. Ремус вытащил из кармана сложенную пополам визитку. Убрал её под вазочку с цветами, стоящую на тумбочке:
– Здесь адрес зельевара. Он очень хороший, ему можно доверять. Обратись к нему за волчим противоядием.
Да, его новому зельевару можно доверять. Он не добавляет в зелье тимьян, и его волчье противоядие можно пить только заткнув нос, но он – не такой, как Джуд. Джуд, чёрт его побери, Коулман. Которого до сих пор не поймали, хотя прошло четырнадцать лет.
– Уйди, – проговорил мужчина.
– Я уйду, очень скоро. Не волнуйся. Просто пообещай, что возьмёшь визитку. Хорошо?
Он положил ладонь на запястье мужчины:
– С этим можно жить. Правда. Я это знаю.
Мужчина перевёл на него взгляд. Глаза вспыхнули гневом
– Да что ты знаешь? – сдавленно выдохнул он. – Как мне жить дальше? У меня две маленьких дочери. Жена получает крохи. Вся семья держалась на мне. А что теперь? Куда меня возьмут теперь?
– Я тебя понимаю.
– Сомневаюсь, – мужчина закрыл глаза.
Ремус помолчал немного, потом тихо проговорил:
– Я написал свой адрес на обратной стороне визитки. Напиши мне, как сможешь. Я могу найти способ помочь тебе.
Мужчина сглотнул. Потом прошептал, не открывая глаз:
– Патрик. Так меня зовут. Патрик Стюарт.
– Ремус Люпин.
– Это случилось, когда я возвращался с работы. Тот, кто это сделал… у него были белые глаза.
– Что? – машинально переспросил Ремус. Патрик поднял покрасневшие веки, посмотрел на него:
– Белые. Бесцветные. Маленький зрачок, а вокруг – одна белизна. Я ни у кого не видел таких глаз. А ты видел когда-нибудь?
– Да, – сдавленно произнёс Ремус. – Да, я видел.
В тот вечер он был рассеян и задумчив. Сириус это сразу заметил. Дождавшись, пока кончится собрание Ордена, Сириус не дал ему уйти. Решительно взял за рукав, повёл к себе в комнату. Сидя на его кровати, Ремус наблюдал, как Сириус запирает дверь, накладывает на неё заклиание против подслушивания.
– Никогда не знаешь, чего ожидать, когда в доме эта парочка, – усмехнулся он. Ремус сразу понял, о ком это – о близнецах Фреде и Джордже с их Удлинителями Ушей.
– Выкладывай, – велел Сириус, садясь рядом с ним на кровать.
– Видел человека в больнице, – вздохнул Ремус. – Укушен оборотнем. Зовут Патрик. Нашего возраста. Две дочки.
– Вот чёрт, – проговорил Сириус. – Что ты сделал?
– Дал визитку Снейпа, что ещё я мог сделать?
– Ты не договариваешь, Лунатик.
Ремус вздохнул и опустил голову на руки, взлохмачивая волосы:
– Я должен тебе кое-что рассказать.
– Ну, наконец-то. Надеюсь, о том, как ты оказался на том чёртовом побережье?
– Да. Именно об этом.
Рассказ затянулся далеко за полночь. Воспоминания о том, что произошло в стае Гвилта и чем всё закончилось, оказались неожиданно яркими, но в них почему-то не верилось. Неужели всё это произошло на самом деле? Неужели тот дерзкий, отчаянный, злой мальчишка, который бросил вызов Фенриру Сивому и Барти Краучу – это он сам? Ремус рассказывал – и сам не верил тому, что говорил. Но Сириус верил. Широко раскрыв глаза, как тот мальчик, который когда-то до глубокой ночи смотрел фильм «Дикарь», он слушал историю о задании Дамблдора, и только один раз перебил Ремуса, когда тот рассказывал, как его били в церкви. Сжав кулаки, Сириус прорычал:
– Говоришь, этот Гвилт мёртв? Повезло подонку, я бы ему голову открутил…
Снова Сириус встрепенулся, когда Ремус рассказал, как Дерек О’Ши пытался убить его в горящем доме. Он встал на ноги, отошёл к окну, сжав кулаки. И рассказал, как Дерек видел его в Министерстве и что он сказал Сириусу про его друга. Как эти жестокие слова заставили Сириуса окончательно поверить в то, что его любимый – предатель.
– Каким же я был козлом, – снова повторил свои старые слова Сириус. – Как я мог поверить ему, я же видел, что он злился на меня за мою грубость, что он хочет просто проучить меня… Ремус, скажи, я полный идиот?
– Полный, – Ремус тоже поднялся на ноги, подошёл к Сириусу сзади. – Законченный, – он обнял Сириуса за талию, прижался грудью к его спине. – Неисправимый, – он поцеловал его в шею, вдыхая запах волос. Сириус еле слышно усмехнулся, справляясь с собой:
– Так у тебя с той девчонкой получилось чего или нет?
– С Урсулой? У нас ничего не получилось, и не могло получиться. Мы поняли, что у нас разные дороги…
– Ну ты хотя бы поцеловал её на прощание?!
– Нет.
Сириус обернулся, глядя на Ремуса с осуждением. Тот улыбнулся:
– Это она меня поцеловала.
Сириус коварно улыбнулся и чмокнул его в кончик носа:
– Вот он, мой Лунатик: ни одна женщина перед ним не устоит! Смотри, мою племянницу не соврати с пути истинного, а то я вижу, как она на тебя смотрит…
– Сириус!
– Я в курсе, что я Сириус. Иди сюда, герой-любовник. Надо отвлечь тебя от грустных мыслей.
… Наступил новый 1996 год, проходили недели и месяцы, и он узнавал. Искал. Спрашивал. «Пурпурную луну» давно закрыли, и на её месте выросла уродливая фабрика, окутанная дымом, но он нашёл другие бары, где засиживался до двух, до трёх часов ночи, тратя последние деньги на выпивку для подозрительных собеседников. Из одного такого бара он сбежал, аппарировал в дом на площади Гриммо, весь дрожа, утирая кровь из свежих порезов, и Сириус вылечил его, не задав ни одного вопроса.
А потом, в мае, Ремус получил письмо.
Он читал его, сидя на кухне в доме на площади Гриммо, и его сердце наполнялось теплом.
«Ремус,
Как всё это странно… Помнишь, ты спрашивал меня, не писала ли я тебе письмо? Тогда это было неправдой. Я и подумать не могла, что действительно когда-нибудь напишу тебе настоящее письмо. Не записку на клочке бумаги. Но вот это случилось.
Я знаю, что ты разыскиваешь Хантера. Он жив. Всё ещё жив, правда, стал ещё хуже, чем раньше. После всего, что случилось, он исчез из Англии. Но около года назад он вернулся, и сейчас промышляет один, так и не вступил ни в одну стаю. Видела его месяц назад – жуткое зрелище. Похоже, он крепко сидит на наркотиках. Волосы совсем выпали, худой, точно скелет, и нет половины зубов. Впрочем, и того, что есть, ему хватило, чтобы укусить того беднягу. Ха-ха. Дурацкое у меня чувство юмора.
Приезжай ко мне, и поговорим обо всём как следует.
Бобби».
– Сириус?
Ремус вскинул голову. Из камина на него смотрел Гарри. Ремус поднялся на ноги. Гарри выглядел растерянным и потрясённым. Он только что узнал о самом плохом воспоминании Снейпа, и ему было необходимо поговорить с Сириусом, узнать, правда ли Джеймс Поттер был таким жестоким, как ему показалось.
Сириус и Ремус утешили его, как могли. Потом, когда Гарри вернулся, они проговорили до позднего вечера, вспоминая школу и одноклассников. Многие из тех, кто учились с ними вместе, погибли. Немало сидели в тюрьме, или покинули страну, или вообще пропали неизвестно куда. Поставив на стол пустую бутылку, Сириус тяжело покачал головой:
– Как подумаешь, что от всего нашего выпуска осталось человек десять… Мерлин, хоть бы нынешнее поколение было счастливее. Я готов ради этого на всё, Рем. На всё. Даже на смерть.
Ремус долго вспоминал эти слова, после того как та глупая, бессмысленная, жестокая драка – даже битвой это нельзя было назвать – отняла у него человека, который стал его первым другом и первой любовью.
Его Бродягу.
Его Сириуса.
24 декабря 1996 года. 18:49
Из старенького шуршащего приёмника доносился голос Селестины Уорлок. Молли слегка покачивалась под любимую песню, закрыв глаза, а Флёр явно не терпелось переключить на что-нибудь другое. В углу о чём-то разговаривали Артур и Гарри. Ремус сидел у костра, глядя в огонь. Аконитовое зелье успокоило его, и он почти не чувствовал своего волка. Тот всё ещё крепко спал, словно сегодня не полнолуние. А ведь он несколько месяцев не пил лекарство. Пришлось сделать перерыв, когда он вышел на след своего старого знакомого, белоглазого оборотня Джерри Хантера. Снова, как много лет назад, мучаясь от тоски и утраты, Ремус приступил к работе, которую мог выполнить только оборотень.
Пять месяцев назад
Прошёл месяц после смерти Сириуса, прежде чем Ремус решился поехать к Бобби. Ему понадобилось время, чтобы найти её дом, затерянный среди вересковых полей на севере Ирландии. Когда он шёл к ограде, его ноги тонули в клевере. Воздух был наполнен запахом нагретых на солнце цветов, шелестом травы и жужжанием пчёл.
Стены каменного домика были увиты плющом. Среди высоких цветов возилась женщина. Это была не Бобби, но Ремус всё равно ощутил сладкий толчок в сердце.
– Кэтрин, – сказал он. Женщина повернула голову знакомым резким движением, и улыбка осветила её лицо. Её кожа была всё такой же белой, как мрамор, только две тонкие морщинки пролегли от уголков носа к губам, и ещё две – поперёк лба. Спустя несколько мгновений он понял, что прижимает её к себе, что её тонкие сильные руки крепко обвивают его.
– Чёрт побери, Ремус! Ремус Люпин! Бобби, быстро сюда, ты не поверишь!..
– Уже поверила, – Бобби стояла на крыльце, скрестив руки на груди, широко улыбаясь. – Отпусти его, Кэтрин, ещё задушишь.
Кэтрин отступила на шаг, сияя от радости. Зрение вернулось к ней, но в уголках глаз навсегда осталась зловещая багровая краснота. Только сейчас она заметила, что на её руках всё ещё надеты заляпанные грязью перчатки, и весело рассмеялась. Ремус ещё разу улыбнулся ей, прежде чем наконец шагнуть к Бобби, которая немедленно прижала его к себе.
Кэтрин убежала приводить себя в порядок, и вскоре присоединилась к Ремусу и Бобби, которые ушли в дом. Бобби буквально силой заставила Ремуса сидеть на стуле ровно и не помогать, пока она накрывала на стол. Он смотрел на то, как она помахивает волшебной палочкой, заставляя выстраиваться на столе дымящийся чайник, хлеб и масло, тарелку с нарезанной ветчиной и кастрюлю с молодой картошкой, и чувствовал, как на лице появляется улыбка. Бобби сильно изменилась за эти годы. Ей уже было сорок семь, прежняя худоба и угловатость сменилась лёгкой полнотой, а чёрные волосы сильно поседели, но тёмные глаза блестели гораздо ярче, чем раньше. Как отличалась эта новая Бобби от той мрачной бледной тени, которой она была в стае Гвилта! Ремус видел, что она счастлива, и сам был счастлив за неё.
Она села напротив него и налила ему чаю. Напиток пах травами, но, к счастью, там не было тимьяна. Бобби улыбнулась, увидев его выражение лица:
– Только липовый цвет и ромашка.
– Фух, – шутливо выдохнул Ремус, и они хором рассмеялись.
Пришла Кэтрин, с чистыми руками, на ходу приглаживая волосы. Все трое говорили не переставая, только изредка прерываясь на еду. Ремус рассказал о том, как жил после ухода из стаи, как три года назад стал преподавателем Хогвартса, и при этом рассказе женщины гордо заулыбались, словно тётушки, радующиеся успехам племянника. Но когда он рассказал о том, как был вынужден уволиться, Бобби заметно помрачнела, а Кэтрин даже выругалась:
– Ну и тип этот Снейп! Ты ещё мягко с ним обошёлся. Вот я бы…
– Что? – рассмеялась Бобби, прикасаясь к щеке Кэтрин и убирая за ухо рыжую прядь. – Отправилась бы жаловаться мистеру Грюму?
– Нет уж! – усмехнулась Кэтрин. – Готова поспорить, теперь он наглухо заколотил свой камин…
Они рассказали Ремусу, что после битвы в деревне Бринси некоторое время скрывались, постоянно аппарируя, нигде не задерживаясь надолго. При первой же возможности Бобби навестила свою сестру, которая всё это время считала её мёртвой. Примерно в это время они с Кэтрин решили навсегда покинуть Англию. Дэн, Урсула, Квентин и Джин тепло попрощались с ними, но уезжать не захотели. Когда они расставались, Джин долго обнимала их, особенно Кэтрин, которая всё ещё не могла перестать винить себя в том, что случилось с ребёнком Джин. Когда Кэтрин призналась в этом, Джин рассердилась: «Не желаю ничего слушать! Если бы ты тогда не увела меня в лес, Крауч бы просто пристрелил меня на месте! Ты спасла мне жизнь. Вы обе».
– Тяжело ей пришлось, конечно, – вздохнула Кэтрин, помрачнев от воспоминаний. Бобби кивнула:
– Она справилась. В юности сердца сильны, разжимаются обратно, как сильно бы их не сдавливали.
Ремус улыбнулся, вспомнив любовь Бобби к американской литературе.
– Вашингтон Ирвинг?
– Марк Твен, – улыбнулась в ответ Бобби.
Они разговаривали о многом, но Ремус заметил, что женщины больше не упоминают о Квентине, Урсуле и остальных, как будто не хотели пока что ему об этом рассказывать. Позже, когда сгустились сумерки и Бобби отправилась наружу покурить, он встал рядом с ней:
– Бобби, ты знаешь, я никому не выдам, где живёте вы или остальные. Но мне правда надо знать о том, где Хантер.
Женщина затушила сигарету:
– Ты по-прежнему работаешь на Дамблдора?
– Да.
– Даже после всего, что случилось? – возле её губ обозначились знакомые горькие морщины, и он вдруг вспомнил, как они точно так же стояли в лесу возле большого дома, глотая горький дым и ёжась от холода, и она уговаривала его убежать, пока не поздно. – Ремус, прости меня, но когда-нибудь тебя это погубит. Волшебники никогда не примут нас. Ты отдал столько лет миру, который смотрит на тебя как на опасное чудовище. Никто не сможет изменить это, ни ты, ни Дамблдор. Когда-то ты не последовал моему совету, но я дам тебе совет снова: брось всё это. Укройся в безопасном месте с человеком, которого любишь, держи его крепко и не отпускай, и возьми от этой жизни счастье, которого ты заслуживаешь.
Ремус долго не отвечал. Горе, которое он отгонял от себя весь этот месяц с тех пор, как Сириус исчез в арке, снова сдавило его грудь. Он медленно покачал головой и болезненно улыбнулся:
– Слишком поздно.
Бобби только вздохнула. Потом, не глядя на него, тихо сказала:
– Я знаю, что случилось с Хантером. Но не могу тебе сказать. Это секрет, который тебе откроет кое-кто другой.
Она повернулась к Ремусу:
– Тебе придётся вернуться в Бринси. Приходи завтра ночью. Тебя будут ждать.
– Спасибо.
Она взяла его за руку:
– Ремус, ты уверен, что ты знаешь, что делаешь?
– Знать – это не моё дело, – сказал Ремус. Он так много раз повторял это себе, что сейчас сказать это вслух было легко и просто. Бобби печально сжала губы, прежде чем резко ответить:
– Ты – больше, чем орудие в чьих-то руках, Ремус. Запомни это.
24 декабря 1996 года. 19:05
– Тебе не приходило в голову, что Снейп просто изображал…
– Изображал готовность помочь, чтобы выведать планы Малфоя? Да, мистер Уизли, этих слов я и ждал. Но как мы можем знать наверняка…
– Знать – это не наше дело, – неожиданно для самого себя сказал Ремус. Гарри и Артур обернулись к нему, и он продолжал: – Это дело Дамблдора. Дамблдор доверяет Северусу, и нам этого должно хватать.
Гарри на миг сжал губы, выдвинув вперёд подбородок упрямым, решительным жестом, прямо как Лили, когда та с горящими глазами обсуждала мировую несправедливость на их совместных дежурствах.
– Но допустим, всего лишь допустим, что Дамблдор ошибся в Снейпе… – запальчиво заговорил он, и Ремус прервал его чуть более резко, чем хотел:
– Всё сводится к тому, доверяешь ты Дамблдору или нет. Я доверяю, а значит, доверяю и Снейпу.
Он велел себе успокоиться. Просто слишком много воспоминаний. Ни к чему Гарри знать, как Ремус когда-то с ненавистью кричал на Снейпа из камина, желал ему сгореть в аду, и как Северус с болезненной улыбкой ответил: «я уже там». Слишком много тайн ему приходится хранить…Он продолжил разговор с Гарри гораздо более спокойным тоном, обсуждая с ним поведение Снейпа, но мыслями был очень, очень далеко.
Пять месяцев назад
Деревню заливал лунный свет. До полнолуния оставалась всего неделя. За много лет лес разросся, захватил деревню, молодые деревья выросли между домов, высокий лопух густо разросся среди обугленных развалин. Как во сне, Ремус бродил от одного дома к другому. Ему казалось, что он слышит далёкие голоса оборотней, которые умерли здесь. Он спустился к ручью. Могилы не заросли – кто-то время от времени возвращался сюда и убирал плющ и куманику, не давая им затянуть выложенные камнями холмики. Он остановился здесь, глядя на надписи:
«Дерек О’Ши, 1951-1981»
«Зельда Саммерфильд, 1933-1981»
«Стю Ллойд, 1946-1981»
«Камал Капур, 1952-1981»
«Салман Капур, 1961-1981»
Чем дольше он стоял здесь, тем сильнее становились воспоминания. Свежий шум летнего леса вдруг превратился в вой ветра среди голых, облетевших ветвей. Тёплая ночь сделалась такой холодной, что заледенели кончики пальцев. И, оборачиваясь, чтобы идти назад, он был готов увидеть среди тёмных стволов свет костра…
От старой церкви осталась всего одна стена. Переступая через обломки кирпичей, увитые плющом, Ремус добрался до середины того, что когда-то было залом. Вот здесь он когда-то висел на цепи, а Гвилт рассказывал ему о том, почему оборотни лучше остальных людей. А потом он умер здесь, и от него и его сына не осталось ничего, кроме нескольких обугленных костей…
Еле слышный шорох коснулся его ушей. Краем глаза Ремус уловил какое-то движение, обернулся – и замер, не в силах пошевелиться.
Он стоял в провале разрушенной стены, между двумя обугленными столбами. Даже издалека было видно, как он высок и плечист. Подняв руки, он откинул капюшон с головы, и лунный свет блеснул на гладкой коже.
Ремус застыл на месте, парализованный ужасом. Снова его охватило ощущение чужой власти, которая обрушилась на него, сковывая тело и душу. Беспомощно опустив руку с палочкой, он смотрел на то, как Грегор Гвилт медленно идёт к нему среди руин, и его серые глаза блестят в темноте.
Только спустя несколько долгих секунд до него дошло, что, во-первых, этот оборотень не совсем лыс – немного светлых волос ещё сохранилось над ушами – а во-вторых, ему никак не может быть шестьдесят с лишним, сколько могло бы быть сейчас Грегору. Этот молод. Так же молод, как Ремус.
Оборотень остановился в нескольких шагах от него. Оба молчали, пристально рассматривая друг друга, Ремус впился взглядом в лицо оборотня, которое с каждой секундой становилось всё более знакомым.
Короткий, широкий нос. Решительный подбородок. Полные губы. Светлые брови.
– Квентин, – сказал Ремус.
– Ремус, – Голос стал хриплым, низким, но его всё ещё можно узнать.
Какое-то время они ничего не могли сказать. Ремус рассматривал Квентина, и не мог поверить своим глазам. Как же он изменился! Дело не только в том, что он потерял свои волосы, не только в шрамах и ранних морщинах. Дело в голосе, в глазах, в манере держаться. Он изменился так сильно, что с трудом можно было найти хоть что-то, оставшееся от прежнего Квентина. И вдруг Квентин улыбнулся. Издал смешок – надтреснутый, хриплый, недружелюбный, но всё же смешок, один из тех, которые можно было услышать от него давным-давно.
– Ты совсем седой, – сказал он. В голосе прозвучало что-то… Насмешка? Жалость? Ремус почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо.
– У меня хотя бы волосы остались, – огрызнулся он. Квентин склонил голову набок, глядя на него с усмешкой. А потом вдруг расхохотался в полную силу, заразительно, как раньше. Так заразительно, что Ремус ответил ему. И вдруг вспомнил, как точно также они смеялись в ночь своей первой встречи, на крыше дома на окраине Лондона, под пронизывающим осенним ветром.
Сидя на камнях, они неторопливо разговаривали. Много лет назад Ремус написал Квентину о том, как прошло нападение на Джуда Коулмана. Только ему и Урсуле он поведал о последней просьбе Стива Томаса, больше об этом не знала ни одна живая душа. И теперь что-то заставило его довериться Квентину, честно рассказать о том, что произошло с ним за эти годы, включая историю Сириуса. Квентин не отшатнулся от него с отвращением, лишь печально кивнул. Потом они некоторое время молчали, глядя на небо, на почти полную луну.
– Как мы постарели, – покачал головой Квентин. – Я думал, что как только увижу тебя, сразу почувствую себя моложе. Но всё наоборот. Я только сейчас понял, насколько же я стар.
– Ты совсем не стар, Квентин. Ты на три года моложе меня, а мне тридцать шесть.
– Ты знаешь, о чём я. Плохое это дело – умирать каждый месяц. Никому не рекомендую.
Ремус втянул воздух носом, тихо засмеялся:
– Помнишь, как мы сидели вот так, на крыше, в Лондоне? Ты ещё скрутил для меня косяк.
Квентин засмеялся в ответ, и Ремус ощутил тихую радость при виде искорок, загоревшихся в его серых глазах.
– Ты ещё не забыл?
– Конечно. Как меня потом тошнило. Такое забудешь.
– Чёрт, – Квентин потряс головой, поскрёб пальцами затылок. – Мне даже не верится, что это было на самом деле. Пятнадцать лет. Пятнадцать с половиной лет. Мне иногда кажется, что того мальчишки, которым я был, даже не существовало. Он мне просто приснился.
– Время – ужасная штука.
– Да, – Квентин посмотрел на него. Смех затих на его губах, исчез из глаз, взгляд снова стал серьёзным: – Жаль твоего друга.
Ремус кивнул, глядя в никуда.
– Когда мы с Джин потеряли нашего первого малыша, то думали, что никогда не справимся с этим, – сказал Квентин, и его голос задрожал от до сих пор не утихшей боли. – Но нам стало легче. Не сразу, о, совсем не сразу. Прошли годы, прежде чем мы решились завести детей.
– И… как?
Грусть исчезла из глаз Квентина. Он широко улыбнулся:
– Три девчонки.
– Ого! С ума сойти… Квентин Хуперс – многодетный отец!
Они снова засмеялись, но быстро замолчали. Квентин быстро взглянул на Ремуса и ответил на незаданный вопрос:
– Оборотни. Все оборотни. Но не такие, как мы. Превращаются без мучений, и остаются собой. Всегда. Как Гвилт.
– А ты?
– Мне теперь лучше. Я принял своего волка.
Ремус похолодел.
– Скольких тебе пришлось ради этого убить?
– Многих, – голос Квентина прозвучал жёстко. – Они это заслужили.
Они немного помолчали. Потом Квентин опять заговорил – сухо, по-деловому:
– Я знаю, что ты искал Хантера. Давным давно я пообещал ему, что если он вернётся в Англию, я убью его. Он вернулся. Прятался в горах Шотландии. Я выследил его и убил, без мучений, хотя он их заслуживал. Тело выбросил в пропасть. И знаешь что? – он резко развернулся к Ремусу, глаза отчаянно вспыхнули на бледном лице. – Я ничего не почувствовал. Когда я убил Скуммеля, я весь разрывался от чувств. Я был зол, напуган, и в то же время рад, что покончил с ним. А тут – ничего. Словно таракана раздавил.
– Я тебя понимаю, – ответил Ремус. – Когда я… когда мы с Сириусом поняли, что во всём виноват был Питер, мы тоже собирались убить его. Сириус стоял рядом со мной, я чувствовал, как он разгневан. А вот я не чувствовал ничего. Только усталость.
– А что ты чувствуешь сейчас?
Ремус не сразу ответил. Он смотрел на свои руки, бессильно свесившиеся с колен, и думал о том, что уже не вернуть. Подумать только, если бы они тогда убили Хвоста, всё могло измениться. Возможно, Волдеморт не возродился бы. И Сириус был бы жив. Да, они хотели отдать Хвоста в руки правосудия, чтобы Сириус наконец вернул себе доброе имя. И у них могло получиться. Могло, чёрт возьми! Если бы он, Ремус Джон Люпин, не был таким идиотом и не забыл выпить волчье противоядие. «Во всём виноват только я один, – сказал он Гарри в тот вечер, когда раскрыл тайну Карты Мародёров. И это чертовски верно. Он виноват в том, что Гарри лишился своего единственного родного человека.
– Рем?
– Мне паршиво, Квентин, – голос звучал хрипло. – Совсем паршиво.
– Тогда слушай. Того парня, Патрика, мы нашли. Всё не так плохо. Он проводит в моей стае все полнолуния, когда есть возможность, видится с семьёй. Работает он так же, как и все мы – на магловской работе. Конечно, получает не так много. Но хоть что-то. И семья у него не голодает. Он в безопасности. Благодаря тебе.
– На магловской работе? – переспросил Ремус. – То есть ты и твоя стая…
– Мы не банда. Не как было у Гвилта. Разнорабочие, дворники, грузчики. Если и грабим кого-то, то очень редко. Я очень осторожен. Мне есть что терять, если нас обнаружат. У меня семья, Ремус. У меня дети. Трое своих и десять приёмных.
– Что? С ума сойти!
– Я чуть не сошёл. Буквально. Когда мы их нашли, я просто… – Квентин закрыл глаза, покачал головой. Его челюсти сжались, мышцы лица окаменели. Сделав над собой усилие, он тихо произнёс:
– Фенрир Сивый объявился снова.
– Что?!
– О нём ничего не было слышно много лет. Я думал, ублюдок сдох ещё тогда, в восемьдесят первом, но он просто сбежал, а совсем недавно вернулся в Британию. Я и мои волки нашли его логово, но его там не было. Должно быть, почуял опасность, или кто-то его предупредил, но, Ремус… – Квентин ударил кулаком по камню. – Что за выродок! Мы нашли детей в подвале дома, где он скрывался. Закованных в цепи. Он убил их родителей, а их самих покусал. Превратил их в своих рабов. Бил. Морил голодом. Некоторых насиловал… Хотел создать себе новую стаю. Подчинить этих малышей себе, чтобы повиновались ему во всём и не посмели убежать.
– Чёрт, – проговорил Ремус. Его кулаки сжались. – Что вы сделали?
– Схватили детей и убежали со всех ног, пока Сивый с дружками не вернулся. Теперь они в безопасности. Но не в порядке, конечно. Некоторые до сих пор кричат по ночам. Один мальчонка всё время молчит… Мы стараемся. Кормим их, лечим. Учим охотиться… и колдовать. Они все волшебники. Он выбрал их специально.
Он вдруг улыбнулся:
– Ты, наверное, понимаешь, каково это – учить кого-то? Я слышал, что ты вернулся в Хогвартс несколько лет назад. Каково быть настоящим учителем?
– Прекрасно. И жутко. Я всё время боялся, что сделаю что-нибудь не так. Но знаешь, кажется, я справлялся. Я… – он не смог сдержать улыбку. – Я встретил сынишку Стива.
Широко раскрытые глаза Квентина загорелись радостью, на лице расцвела тёплая улыбка.
