Текст книги "Работа для оборотня (СИ)"

Автор книги: Зола

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 40 страниц)

Ласточка немного помолчала, потом слегка склонила голову, глядя на Кэтрин круглыми глазами, мягко сияющими, как жемчужины.

– Как жаль, что ты не сможешь мне ответить, – тихо сказала она. – Я скучаю по тебе, Кэтрин…

Патронус с тихим звоном растаял в воздухе, и Кэтрин улыбнулась, хотя на душе было тяжело.

– Я тоже, – прошептала она, как будто бы Бобби могла её услышать.

10 ноября 1981 года. 8:44

Прошло уже десять дней, а Северус Снейп был всё ещё жив. Каждое утро он поднимался с постели, подходил к зеркалу, смотрел на своё измученное лицо, на тонкую бледную шею и боролся с желанием поднять волшебную палочку, поднести её к шее и произнести: «Сектумсемпра». Покончить со всем. Сделать своё тело таким же мёртвым и застывшим, какими уже стали его глаза. Авада Кедавра убивает мгновенно, Лили не мучилась перед смертью – но она вообще не заслужила смерти. А он заслужил. И не мгновенной, какая настигла её, а долгой и мучительной. Но за все эти десять дней он так и не сделал этого. Он смотрел в свои мёртвые глаза, наглухо застёгивал высокий воротник мантии и покидал свою маленькую неуютную комнату, уходя по своим делам. Так будет и сегодня.

До начала первого урока ещё есть время. Сейчас он спустится в Большой Зал, пройдёт между столами Рэйвенкло и Гриффиндора к столу преподавателей, высоко подняв голову и не обращая внимания на злые и обиженные взгляды учеников. Привыкли к чудаковатому и добродушному Слагхорну, обленились, вот и получают заслуженные двойки, а злятся почему-то не на собственную тупость, а на нового учителя. Он спокойно поприветствует своих коллег. МакГонагалл, как обычно, холодно кивнёт ему в ответ, но и слова не скажет недавнему врагу. Флитвик – сама вежливость – натянуто улыбнётся и скажет несколько банальных слов. Спраут сделает вид, что увлечена беседой с Синистрой, но она не умеет хитрить, как и все хаффлпаффцы, и нет-нет да и стрельнёт в сторону Северуса недовольным взглядом. Но он не обратит на это внимания. Совсем недавно он не мог есть и спать, отвечал молчанием на вопросы, не замечал ничего вокруг из-за переполнявшего его горя. Но теперь он взял себя в руки. Он больше никому не позволит увидеть свою слабость.

Северус уже собирался покинуть комнату, как вдруг огонь, тлеющий в камине, загудел и метнулся вверх, наливаясь изумрудным цветом. В маленькой комнате прозвучал голос Дамблдора:

– Северус, зайдите ко мне.

На секунду Северус замер от неожиданности. Он не думал, что Дамблдор вернётся так скоро. Прошло три дня с тех пор, как они виделись в последний раз. Три бесконечно холодных и серых дня, в которых не было ничего, кроме тоски, да ещё короткой вспышки ярости и презрения, когда с ним связался Люпин. Северус подозревал, что именно об этом Дамблдор и хочет поговорить с ним, и его снова пронзила злость. Он шагнул в изумрудное пламя и через несколько секунд вышел из камина в кабинете Дамблдора, отряхивая пепел с туфель.

– Сэр, – он слегка наклонил голову, так что неубранные чёрные волосы упали ему на глаза. Дамблдор стоял у окна, расстёгивая расшитый звёздами плащ.

– Здравствуй, Северус, – он слегка кивнул. – Я получил твоё сообщение.

Три дня назад, когда Люпин появился в камине, Северус сразу же отправил сову в назначенное место. В письме не было ни слова, просто кусок белого пергамента, что означало, что Люпин выходил на связь.

– Где вы были? – спросил Северус. Дамблдор повесил плащ на вешалку и устало повёл плечами. Сколько Северус мог вспомнить, Дамблдор всегда выглядел собранным и опрятным. Старость как будто щадила его, проявляясь только в виде роскошной белоснежной седины и величественного вида – ни трясущихся рук, ни слабеющего зрения, ни шаркающей походки. Его голос был чистым и звучным, а движения – лёгкими. Дамблдор казался молодым человеком, который просто вырядился стариком для того, чтобы одурачить окружающих. А сейчас, когда он медленно шёл за свой стол, приглаживая спутанные волосы, когда морщины глубже обозначились у его глаз, он впервые за всё время показался Северусу усталым и дряхлым. Но только на мгновение. Едва Дамблдор опустился в кресло и откинулся на спинку, соединив кончики длинных пальцев перед лицом, взглянув на Снейпа поверх очков-половинок, как он снова стал мудрым и спокойным директором, старцем с молодой душой, каким Северус его знал.

– О моих делах поговорим позже, – произнёс он. – Сперва я хочу, чтобы ты подробно рассказал мне, как Ремус связался с тобой, и что именно он рассказал.

Северус снова ощутил злость. Единственное сильное чувство в море глухой скорби, в котором он тонул все эти десять дней. Может, поэтому он не хотел от неё избавляться. Дамблдор пристально взглянул на него, обжёг своим искрящимся голубым взглядом, но Северус взял себя в руки. Даже сейчас он всё ещё был силён в окклюменции. Сдержанно и сухо он рассказал обо всём с того момента, как Ремус Люпин появился в камине и до того, как он исчез, прокричав: «Скажи Дамблдору, нужно защитить…». Дамблдор выслушал его, не перебивая, всё больше хмурясь.

– Я думаю, сэр, мы пошли по ложному пути, – сказал Снейп. – По всем признакам это не крестраж. Я даже сомневаюсь, что это подлинный артефакт. И ещё я сомневаюсь, что крестраж действительно существует. Простите мне мою дерзость, но вы действительно уверены, что Тёмный Лорд пошёл на такой шаг?..

– О, я уверен, что Волдеморт был способен пойти на что угодно ради спасения своей жизни, – отозвался Дамблдор. От него не укрылось, как передёрнуло Снейпа при звуке имени Тёмного Лорда – сам он до сих пор не мог заставить себя произнести его, хотя после того, что Волдеморт сотворил с Лили, он потерял последние остатки уважения к нему. Не обратив внимания на его реакцию, Дамблдор продолжал: – То, что ты рассказал, очень удручает. Мне горько признавать это, но, кажется, мы действительно пошли по ложному пути. Действительно ли Грегор Гвилт владеет Верным Когтем, или в его руках искусная подделка – но он владеет кинжалом, а не кинжал владеет им. Это уже третий артефакт, в котором я подозревал крестраж, но, похоже, снова ошибся, – он устало опустил руки на стол. – Я допустил ошибку. Страшную ошибку. Ремус Люпин в ужасной опасности.

– Может, ещё не всё потеряно. Может, этот идиот просто не заметил чего-то… – Северус не смог сдержать ненависти в голосе. Если бы кто-то спросил его, заботит ли его судьба Ремуса Люпина, он бы сказал «нет», и это было бы ложью. Его очень заботила судьба Люпина, он искренне надеялся на то, что проклятый оборотень скоро умрёт от клыков себе подобных тварей, и больше Северус никогда его не увидит. Он ненавидел мальчишку, который трусливо отворачивался всякий раз, когда его дружки измывались над Северусом; он ненавидел чудовище, в которое превращался этот мальчишка; он ненавидел себя за то, что несколько лет после того зимнего полнолуния он не мог толком спать, кричал во сне, чувствуя, как острые когти и клыки вонзаются ему в шею, вспарывают живот, разрывают грудь. Люпин испугал его. Заставил его почувствовать себя слабым. Он отнял у него Лили, он и Поттер, они оба заменили ей его, он стал не нужен ей, он не смог её защитить… И теперь Дамблдор, вместо того, чтобы спросить, как дела у самого Северуса, поручить ему что-то более важное, чем торчать в школе среди недовольных подростков, вместо того, чтобы объяснить, где он, чёрт его возьми, пропадал, расспрашивает его о Ремусе Люпине. Говорит, что беспокоится о Ремусе Люпине. Он сам притащил это чудовище в школу, сам вырастил из него преданного пса-ищейку, сам отправил его на опасное дело… и теперь разговаривает об этом с Северусом? Да как он смеет?

– Не говори так, – сурово сказал Дамблдор. – Он не идиот, и ты прекрасно об этом знаешь, Северус. Пора забыть о вашей глупой школьной вражде.

– Он пытался убить меня, профессор! – не выдержал Снейп. Его бледные кулаки сжались, ногти, которые он забыл подстричь, впились в кожу ладоней. Дамблдор сверкнул глазами:

– Он не владел собой, и ты прекрасно это знаешь. Проклятие оборотня несёт в себе разрушительную силу ярости и ненависти, и если ты не помнишь, до чего ярость и ненависть довели тебя, то я помню.

Северус оцепенел. Ему будто бы дали пощёчину. Он вспомнил, как подслушал разговор Дамблдора и Сибиллы Трелони, как побежал к Тёмному Лорду и рассказал ему всё от первого до последнего слова. Ненависть к Джеймсу Поттеру разъедала его, как кислота, не было сил терпеть эту боль, единственным способом избавиться от неё было устранить её причину. Именно так он и сказал Тёмному Лорду. «Устранить».

«Устраните эту угрозу, Лорд. Я всецело вас поддержу. Но умоляю вас, Лорд… если мне позволено умолять… сохраните жизнь матери ребёнка».

– Простите, сэр, – хрипло сказал он, хотя знал, что не заслуживает прощения.

– Ты не должен просить прощения у меня, Северус, – печально сказал Дамблдор. – Ты должен найти в себе силы простить самого себя.

– Я не хочу говорить об этом, – сдавленно отозвался Северус. Он не должен показывать свои чувства. Скоро первый урок, и он должен быть собранным и хладнокровным. Никаких чувств. Никаких воспоминаний.

Когда он ушёл, Дамблдор немедленно написал письмо Аластору Грюму. Он виделся с ним только вчера вечером, когда Грюм уже собирался отправиться домой – от постоянного недосыпа он и так уже валился с ног, а тут на них ещё и свалились три мёртвых оборотня и лишённый памяти журналист из города Рай. Судя по записке, которую Девен Флаббер успел написать, прежде чем его ударили Обливиэйтом, посетил его не кто иной, как Адам Спайдерсон. Это могло означать только одно – оборотни Гвилта проникли в Министерство и подслушали совещание ещё до того памятного вечера седьмого ноября, когда тюремный блок подвергся самому настоящему нападению. На Барти Крауча было страшно смотреть – в таком он был гневе. «Эти твари ходят к нам как к себе домой!» – кричал он, не в силах больше сдерживаться. Грюму за то, что позволил уйти Кэтрин Доннелли и Роберте О’Риордан, был объявлен выговор. Диоген Райс, Фрэнк и Алиса Лонгботтом, Ардея Гёрн и другие люди Грюма тут же встали на его защиту, и выговор был отменён, но ситуация легче не стала – помимо Пожирателей Смерти мракоборцам приходилось теперь ещё и искать оборотней, зацепок было мало, а времени – ещё меньше. И всё же Дамблдор написал Грюму:

«7 ноября в промежуток между 16:00 и 17:00 Ремус Люпин воспользовался Сетью Летучего Пороха. Конечный пункт – Хогвартс, кабинет директора. Начальный пункт неизвестен».

Он запечатал письмо и подозвал серого филина. Проверить все вызовы по Сети Летучего Пороха даже за один час очень сложно: она едина для всего мира, ей постоянно пользуются сотни и тысячи волшебников. Но это шанс найти Ремуса. Маленький, почти безнадёжный – но шанс.

10 ноября 1981 года. 14:41

Ремус сжался в углу лифта, обхватив колени руками. Тонкий красный свитер с эмблемой Хогвартса плохо защищал от холода, но сейчас ему было не холодно, а жарко. Лоб горел, в груди поселилось обжигающее чувство. У него начиналась привычная лихорадка перед полнолунием. Ремус никогда не болел гриппом, но его мама как-то раз перенесла очень тяжёлую форму этой болезни, и он помнил, что симптомы у неё были именно такие – жар, слабость и ломящая боль, постепенно нарастающая во всём теле, от кончиков пальцев до шеи. Он был очень голоден, но есть не хотелось из-за того, что перед глазами всё ещё стояла сцена убийства. Ещё ему хотелось пить. И спать.

Наверху царила тишина, изредка прерываемая разговорами, которые он не мог различить, или смехом. Похоже, в том помещении, где недавно Фенрир дрался с Адамом, почти никого не осталось. Оборотни разошлись по разным комнатам и углам этого огромного дряхлого здания. Ремус начал дремать. Это не было настоящим сном, скорее его разум устал выносить весь творящийся кошмар и предпочёл провалиться в забытье. Ремус сполз на пол, сжался в комок и закрыл глаза.

Он не знал, сколько пролежал так, временами проваливаясь в поверхностный тревожный сон, временами просыпаясь и бессильно шевеля губами, пытаясь дышать полной грудью. Это было бесполезно: холодный, сырой воздух, в котором крови и ржавчины было больше, чем кислорода, был слишком густым и неподвижным, и вместо того, чтобы наполнять лёгкие изнутри, он давил на них снаружи. Каждый раз, просыпаясь, Ремус чувствовал, что его мышцы затекли, и из последних сил переворачивался с бока на спину, со спины на живот, и жёсткий железный пол впивался в него сквозь одежду, словно терзая рёбра и позвоночник тупыми холодными зубами. Пить хотелось так, что горло жгло изнутри, как будто он пытался глотать металлические стружки. Правая ладонь всё ещё была в крови Адама; Ремус чувствовал, как кровь запеклась, стягивая кожу, и её медный запах сводил его с ума, пробуждая в нём смесь отвращения и желания. В какой-то момент, в очередной раз вернувшись из кошмарного сна в кошмарную реальность, он вдруг осознал, что с жадностью прижимает к испачканной ладони пересохшие губы, кусает её, лижет непослушным языком, пытаясь хоть как-то утолить жажду – и осознание этого заставило его застонать от ужаса и мерзости к самому себе.

Потом он снова провалился в сон, и через некоторое время проснулся: что-то стучало по железному полу рядом с ним, и откуда-то сверху доносился смех. Ремус открыл глаза, с трудом сфокусировав взгляд на двух тёмных фигурах, которые стояли в проёме над лифтом. Они слегка покачивались, сложив руки на животах… нет, не на животах, со внезапным приступом тошноты понял Ремус. Рядом с ним по полу вновь застучала струя, в нос ударил отвратительный запах. Ремус рванулся с места, отползая в другой угол, и вызвал у оборотней новый приступ издевательского смеха.

– «Пить, пить»! – пискляво протянул один из них. – Сил нет слушать твоё нытьё! Хотел пить – получай!

Ремус закрыл голову руками и сжался в комочек. Горячие капли обожгли ему руки, и внутренности скрутило от омерзения. Если бы у него в желудке что-то было, его бы сейчас вывернуло наизнанку.

Вскоре оборотням надоело издеваться над ним, и они ушли вглубь комнаты. Ремус прислонился головой к прутьям решётки, пытаясь унять боль, с каждой минутой всё сильнее пульсирующую в виске. Он чувствовал омерзение к самому себе, настолько сильное омерзение, что его тошнило, хотя в желудке ничего не было. Ещё никогда в жизни он не казался себе настолько грязным. Больше всего на свете – даже больше, чем выбраться отсюда, снова увидеть дневной свет, снова поговорить с отцом – ему хотелось вымыться. Забраться в ванну и соскрести с себя всю налипшую мерзость, даже если для этого придётся исцарапать себе всю кожу до крови… Эта мысль напомнила ему о приближающемся полнолунии, и он вновь зажмурился, чувствуя, как его пронзает дрожь, которая вот-вот сменится жаром.

Спустя несколько минут или несколько часов – он совсем потерял счёт времени – лифт снова тряхнуло, в уши вонзился металлический визг, и боль в голове стала совсем нестерпимой. Ремус зажал уши и зажмурил глаза, сжавшись в углу клетки, пока лифт медленно тащился наверх. Вскоре он остановился, на Ремуса упала тень, и кто-то загремел замком.

– Вставай! – чьи-то руки схватили его за плечи и дёрнули. – Вставай, кому говорю!

Ремус узнал голос – это был Майк. Оборотень приставил палочку к его шее:

– Вытяни руки вперёд!

Ремусу не оставалось ничего, кроме как подчиниться. Позади Майка стояли ещё двое, они держали его на прицеле волшебных палочек. Майк убрал волшебную палочку за пояс и быстро обмотал запястья Ремуса верёвкой, а потом выволок его из клетки и подтолкнул в спину:

– Ну что, готов прогуляться? Шагай вперёд, и без глупостей!

Проведя его через несколько комнат и коридоров, Майк и другие оборотни остановились у какой-то двери, из-за которой доносился мерзкий гнилостный запах. Майка потянул дверь на себя и буркнул:

– У тебя пять минут.

За дверью оказался крохотный туалет, невероятно грязный и запущенный. Повсюду была ржавчина, плитка, покрывавшая стены, была изъедена плесенью. Удивительно, что в кране была вода – впрочем, у Ремуса уже не осталось сил, чтобы удивляться чему-либо. Наклонившись над раковиной, он жадно пил ледяную, отдающую ржавчиной воду, пока не закашлялся. Яростно царапая ногтями кожу, он стёр с правой ладони засохшую кровь, и всё равно ему казалось, что кровь Адама по-прежнему никуда не делась, вьелась ему в плоть так, что не отмыть. Он безжалостно тёр и царапал связанными руками кожу головы, смывая кровь, ржавчину и мочу, прежде чем дверь снова распахнулась, и Майк молча вытащил его обратно в коридор.

Ещё несколько тёмных коридоров и комнат, спуск по лестнице – и они оказались в просторном помещении, похожем на то, где происходил бой. Около двадцати оборотней столпились в центре, разговаривая о чём-то. При виде Ремуса от этой группы отделилась высокая худая фигура – Фенрир Сивый. Отбросив с лица нечёсаные волосы, вожак широко улыбнулся:

– Ага, ты его привёл? Хорошо, Майк. Как тебе новая палочка, кстати?

– Пока не привык, – усмехнулся Майк, – но старику Адаму она теперь точно не понадобится, зачем добру пропадать?

Фенрир расхохотался и похлопал его по плечу. Затем он протянул длинную руку, цепко схватил Ремуса за плечо и подтащил к себе. Прижался кончиком длинного носа к волосам, хищно втянул воздух ноздрями.

– Вообще-то я велел старику Мо притащить Финна, – хрипло сказал он, – но знаешь, я и так скоро его получу. Кто бы знал, что вы так похожи… Я рад, что мы встретились, мой мальчик, – он перешёл на шёпот, его шершавые губы практически прижались к уху Ремуса. – После хорошего боя самое то – как следует потрахаться. Ты так не думаешь?

Ремус замер на месте, неподвижными глазами глядя куда-то в стену и ничего не видя. Сивый засмеялся так тихо, что это было сложно даже назвать смехом – скорее дрожь воздуха над ухом, вибрация в грудной клетке, прижатой к его груди.

– Как же я был зол, когда этот лис Скуммель рассказал мне, что ты у Гвилта, – пробормотал Сивый. – Эх, попадись ты мне чуть раньше, я бы с тобой хорошенько повеселился, – он дёрнул Ремуса за волосы, заставляя его задрать голову, второй рукой ощупывая его через одежду, и это было отвратительнее всего, что Ремус пережил за эти часы, но он продолжал стоять молча, не позволяя себе ни пошевелиться, ни даже задрожать. Сивый притворно вздохнул:

– Знаешь, при других обстоятельствах я бы продлил твою жизнь ещё на несколько дней. Но ничего не поделать, долг зовёт, а после того, как я с кем-то поиграю, на него ни один дементор не клюнет…Боюсь, сегодня тебя поцелует кто-то другой, – ещё раз издевательски погладив Ремуса по волосам, Сивый наконец-то отпустил его и подтолкнул вперёд.

Оборотни расступились, окидывая его презрительными взглядами, некоторые зашептались, и тут же заржали. Похоже, история о том, как его пытались «напоить» уже стала чем-то вроде местной шутки. Ремус сжал зубы и кулаки, глядя прямо перед собой.

«Убью! – прорычал волк в его голове. – Убью всех! Всех до одного!»

– Ну что, парни? – прокричал Фенрир Сивый. – Мы готовы или нет?!

– Готовы! – вразнобой закричали оборотни. Сивый резко покрутил головой, ставя на место шейные позвонки. Накинул на плечи длинную чёрную куртку. Потом направил палочку на старую автомобильную покрышку, лежавшую в середине комнаты:

– Портус.

Заклинание было сложным, и удалось оно Фенриру не сразу. Ему пришлось ещё несколько раз ткнуть покрышку волшебной палочкой и повторить магическую формулу, прежде чем чёрная резина загорелась синим светом. Оборотни тут же сгрудились вокруг, Ремус ощутил, как Сивый снова сжал его плечо, прежде чем вытянуть руку вперёд и прижать палец к покрышке.

Резкий толчок в животе, головокружительный полёт сквозь мелкающие тени и огни… В следующую секунду его ударил в лицо холодный ветер, пахнущий солью и снегом. Ремус поднял голову. Высоко в небе крутились тёмные облака, сквозь которые просвечивала практически полная луна. Совсем рядом грохотало море.

Смех и разговоры затихли. Оборотни сгрудились на месте, инстинктивно пытаясь прижаться друг к другу, защититься от пронизывающего холода и кое-чего похуже – волны ужаса и отчаяния, которая надвигалась откуда-то со стороны моря. Ремус обернулся и его сердце сжалось – далеко в море возвышался каменистый островок, а на нём застыл черный силуэт крепости Азкабан. Тюрьма была далеко от берега, и с такого расстояния, да ещё и ночью, её нельзя было рассмотреть как следует, но сами её очертания, с изломанными линиями стен и приземистыми, изъеденными временем башнями, наполняли душу отвращением и тоской. Луна вынырнула из-за облаков, и в её бледном свете стали видны тёмные силуэты, медленно кружащиеся над башнями Азкабана, точно какие-то чудовищные чайки… Ремус закусил губу. Ему вдруг захотелось оказаться как можно дальше отсюда. Где угодно. Хотя бы в том проржавевшем от крови лифте или разрушенной церкви – где угодно, только не здесь…

– Они должны появиться с минуты на минуту, – хрипло сказал Сивый. – Майк…

Толстый оборотень кивнул, его похожие на сосиски пальцы обхватили конец верёвки, которой были связаны руки Ремуса.

– Я буду скучать, мой мальчик, – ухмыльнулся Сивый и толкнул Ремуса в спину, так что тот едва не упал на скользкие камни.

В те минуты, когда Майк тащил его за собой вниз по каменистому склону, Ремус был как никогда близок к полному отчаянию. Шок и отупение, в которых он пребывал, ожидая своей участи в лифте, прошли, и на их место пришла жгучая паника. Только сейчас он осознал, что его ждёт. Поцелуй дементора. Участь хуже смерти. Он никогда толком не умел сражаться с дементорами, кошмар, пережитый в детстве, мешал ему научиться вызывать Патронус. Они заставят его снова и снова переживать нападение Фенрира, смерть мамы, смерть Джеймса и Лили, Марлин и Питера, а потом, когда в нём не останется ни одной капли храбрости и надежды, заберут его душу. И он ничего не сможет сделать. У него нет ни волшебной палочки, ни даже шоколада, который мог бы ненадолго продлить его способность сопротивляться…

Он резко споткнулся, упав на колени, и Майк злобно зашипел:

– А ну вставай!

Оборотень дёрнул за верёвку, но Ремус поднялся не сразу. Дрожащими пальцами он прикоснулся к своему правому бедру, к карману грязных и мятых джинсов, в котором лежало что-то маленькое и твёрдое.

У него есть шоколад.

За эти несколько дней, с тех пор как Скуммель притащил в деревню Квентина и Джин, столько всего произошло, что он совсем забыл об этом. Он вспомнил, как в Ливерпуле, во время ограбления, оборотень повалил его на пол, рылся в его карманах; как Лосось избивал его; как оборотни Сивого боролись с ним в лесу. Это было невероятно, но он не мог ошибиться: даже после всего этого она всё ещё лежала в его кармане, маленькая французская шоколадка «Мальчик-с-Пальчик», которую Скуммель силой сунул ему в руку несколько дней назад.

– Я сказал, вставай! – взвизгнул Майк, и в этот момент совсем рядом раздался оглушительно громкий хлопок, а потом ещё один, и ещё – кто-то аппарировал на этот пустынный берег. А сразу после хлопков аппарации все звуки внезапно исчезли. Онемело могучее море, волны налетали на скалы и разлетались брызгами абсолютно беззвучно, как в старом немом кино. Ремус и Майк замерли, прислушиваясь к тишине. И в этой тишине оглушительно, пробирая до костей, прозвучал первый свистящий, хлюпающий вздох…

Дементоры внезапно оказались совсем близко. Тёмные фигуры скользили над серыми волнами, окуная в них лохмотья чёрных одежд. Длинные мокрые плащи волочились по камням, оставляя блестящие следы. Клочья тумана выплывали из невидимых под капюшонами ртов. Где-то там, за выступом скалы, их дожидались авроры, которые доставили заключённых, и дементоры плыли сквозь холодный воздух, изголодавшиеся, жаждущие чужих надежд и воспоминаний.

Майк выпрямился, сжав волшебную палочку. У него оставались считанные секунды, чтобы привлечь внимание дементоров, оставить им Ремуса и убежать обратно к своим. Вся злость и бравада мгновенно слетели с него, когда он осознал, какой опасности он подвергается, и ведь он даже не может вызвать Патронус. И не только потому, что Фенрир ему запретил, вдруг догадался Ремус. Ведь у него в руках чужая палочка. Палочка Адама. И он явно не забрал её в бою.

– Она не послушается тебя, Майк, – сказал Ремус. Облачко пара сорвалось с замёрзших губ. Привлечённый его голосом, один из дементоров резко мотнул головой, со свистом втянул воздух, и Ремуса пронзила дрожь – где-то далеко, сквозь плотную тишину, он услышал тихое, всхлипывающее дыхание.

Он был так напуган, что не смог закричать. В первые несколько секунд он только смотрел на то, как серый зверь лезет в окно, как его силуэт темнеет в лунном свете.

– Заткнись, – хрипло сказал Майк и дёрнулся, пытаясь отступить, но не смог сделать и шагу. Должно быть, дементоры уже начали действовать и на него. Ремус покачал головой, игнорируя тонкий отчаянный крик, который доносился до него сквозь звенящую тишину.

Он прижался к стене, накрылся одеялом с головой, но оно тут же было сдёрнуто. Зверь отбросил одеяло и оскалился, облизнул зубы блестящим кожистым языком, прежде чем схватить мальчика за руку. И вот тогда он закричал. Он кричал во весь голос, слёзы текли по его щекам, он ничего не понимал, кроме того, что с ним происходит что-то страшное, непостижимое и невероятное, прямо здесь, в его комнате, в его кровати.

– Ты для него ничего не значишь, – Ремус глядел в бегающие глаза Майка. – Он специально отправил тебя со мной, и дал тебе эту палочку, которой ты даже Люмос не сможешь вызвать, потому что ему наплевать на тебя. Он всегда может обратить кого-то ещё.

– З-заткнись!

Отец опоздал буквально на минуту. Услышав его крик, он сразу вскочил с постели, схватил палочку, бросился в комнату сына – но было уже поздно. В забрызганной кровью кроватке заливался слезами напуганный ребёнок, на раме окна и половицах пола темнели длинные царапины, а зверя уже не было – он убежал прочь, растворился в мертвенной бледности полнолуния.

Шипящий вдох прозвучал совсем рядом, над самым ухом, Майк снова резко обернулся, и в этот момент Ремус вскочил на ноги и бросился на него, ударил связанными руками по лицу так сильно, что голова мотнулась назад, из носа потекла кровь. Майк издал жалкий, булькающий крик, и упал на камень, сжимая палочку в кулаке. Оглушающее заклятие вырвалось из конца палочки, но красная искорка лишь покрутилась в воздухе и растаяла, не причинив Ремусу никакого вреда, даже не задев его – палочка не слушалась. Ремус упал на Майка сверху, пытаясь вырвать палочку из пальцев, тот отбивался свободной рукой, пинал его коленями в совсем недавно восстановившиеся рёбра, и у Ремуса потемнело в глазах от боли. Сквозь плотную тишину пробились далёкие крики, хохот, треск заклинаний – Фенрир Сивый напал на авроров, пользуясь тем, что дементоров отвлекли, что они стекаются к двум молодым оборотням, сцепицшимся на голой скале. Ярость, страх и ненависть – не совсем то, что нужно дементорам, но для них годится и такая пища.

Майк врезал Ремусу в челюсть, так что у того зазвенело в ушах. Он откинулся назад, ударившись затылком о камень, перед глазами побелело. Подвывая от ужаса, Майк пополз прочь, еле удерживаясь, чтобы не соскользнуть с края скалы в море. Дементоры уже обступили его со всех сторон, он отмахивался от них, как от мух, и это выглядело почти смешно. Ремус оттолкнулся руками от скалы, бросился на Майка, повалил его на камень, и тот вскрикнул, ударившись подбородком. Палочка вылетела из пальцев и покатилась по камню вниз…

Ремус успел её поймать на самом краю. Руки плохо слушались его, полированное дерево обожгло подушечки пальцев колючей болью – оно уже заиндевело от холода, который принесли с собой дементоры. Где-то за спиной взвыл от ужаса Майк. Ремус сжал палочку, и дерево тут же стало тёплым, как рука Адама, которую Ремус успел пожать, прежде чем тот ушёл навсегда…

– Релашио, – прошептал он, и верёвка скатилась с его рук. Холод пронизал его до костей, он инстинктивно сжался на камнях, как младенец в утробе матери, и непослушными пальцами залез в карман, разорвал обёртку конфеты и сунул её в рот.

Откинув голову назад, он посмотрел в небо, которого уже не было видно из-за переплетающихся чёрных лохмотьев. Дементоры жадно втягивали воздух, шипели и хлюпали, скользкие руки схватили Ремуса за запястья и плечи, оттягивали волосы, сжимали шею. Он закрыл глаза и откинул голову, не чувствуя ни холода, ни страха, чувствуя только вкус шоколада, тающий на его губах, превращающийся во вкус губ Сириуса, целующего его на той тёмной улочке магловского квартала…

– Экспекто Патронум!

Жадное хлюпанье дементоров превратилось в звенящие вопли. Сталкиваясь друг с другом, они разлетались прочь, их чёрные плащи хлопали, как крылья летучих мышей. Луна вышла из облаков, и её свет показался Ремусу и вполовину не таким ярким, как серебряное сияние, исходившее от большого белого волка. Он кружился в воздухе, скаля сверкающие зубы, впиваясь в черные лохмотья, отшвыривая лапами тянущиеся к нему изувеченные серые руки. Ремус взмахнул палочкой, и волк тут же навострил уши, повернул голову и оскалился, бросаясь с высоты на последнего дементора, застывшего у неподвижного тела Майка. Дементор взвизгнул и рванулся прочь. Майк застыл на земле, судорожно обнимая себя за плечи, из его глаз текли слёзы. Что ж, хотя бы самого страшного с ним не случилось – люди, испытавшие поцелуй дементора, не способны ни плакать, ни смеяться. Конечно, он мерзавец и козёл, но даже он такого не заслужил.

Звуки вернулись. Ветер снова свистел в скалах, о которые с шумом разбивалось море. Мягко ступая большими белыми лапами, Патронус подошёл к Ремусу. Его глаза сияли, как серебряные звёзды. Ремус погладил его по пушистым ушам, по роскошному меховому воротнику вокруг сильной шеи. Его пальцы не ощутили мягкость и тепло шерсти – только покалывание чистой магии, но этого было достаточно.

Но тут вместе с шумом ветра и волн вернулись и другие звуки. Обозлённые дементоры накинулись на других жертв, и люди, сражавшиеся с оборотнями, закричали от ужаса. Ремус сжал в пальцах палочку Адама и повернулся к Патронусу:

– Идём.

Он побежал по камням, не боясь подскользнуться и разбиться. Ему казалось, что он вообще никогда больше не будет испытывать страх. Он бежал вперёд, а рядом с ним, не касаясь лапами земли, мчался его волк.

Ещё триста лет назад, когда Азкабан только стал тюрьмой, на берегу была выстроена пристань. Длинный каменный мол уходил далеко в море, разрезая волны. На молу выстроились в ряд клетки из толстых прутьев, в которых заключённые дожидались отправки на остров. Только посетители и чиновники из Министерства могли передвигаться по морю в лодках – осуждённых запирали в клетках, действовавших по принципу порталов, и они ещё некоторое время могли смотреть на бесконечное море, прежде чем внезапно оказывались в своих камерах, где сквозь крохотные окошки был виден лишь клочок неба. И сейчас в клетках метались около десяти силуэтов, люди в ужасе кричали, зажимали лица руками, жались в углы клеток, пытаясь держаться подальше от разъярённых дементоров, которые с воем кружили над ними. Маленький отряд авроров оборонялся от оборотней, которые палили заклинаниями из-за камней и обломков скал, и одновременно пытался сдержать вышедших из-под контроля дементоров. Министерство Магии заявляло, что «сотрудничает» с дементорами, но эти твари не способны никому служить. Люди для них всего лишь скот, им всё равно, кто перед ними – осуждённый или служитель закона – при возможности они с удовольствием сожрут и того, и другого. Ремус увидел, как дементор схватил за подбородок молодую девушку-аврора, повернул ей голову так резко, что хрустнули позвонки, и та закричала, а он со свистом втягивал её эмоции. Второй аврор в панике бросился в море, но не успел и коснуться воды, как двое дементоров подхватили его под руки и потащили прочь. И над всем этим кошмаром грохотал хохот Фенрира Сивого.