Текст книги "Работа для оборотня (СИ)"
Автор книги: Зола
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 40 страниц)
– Ну, что готов? Давай, Лунатик, пей до дна.
– Боже, Сириус, ты даже не представляешь, какая это гадость… Будто бы тебе в горло болотная тина лезет…
– Давай-давай. Я тебе шоколадку принёс, чтобы заесть. Ну же, на счёт три!
– Сириус, – пробормотал Ремус, и почувствовал вкус крови во рту. Внутри всё разрывалось от боли. Кто-то наклонился над ним, приподнял голову, поднёс ко рту тёплую кружку, и запах тимьяна сделался сильнее. Но на вкус напиток оказался очень приятным, без тошнотворной болотной горечи волчьего противоядия. Это не зелье, а травяной чай. Такой же, как тот, который несколько дней назад он принёс избитому Кроу. Теперь он сам оказался на его месте.
Чай, к счастью, оказался не горячим, иначе сорванное горло не выдержало бы. Выпив несколько глотков, Ремус снова откинулся на подушку и только тогда открыл глаза.
Над ним склонился Лосось. Он покачал головой, приложил палец к губам, прося Ремуса молчать.
– Брат сделал для тебя, – тихо сказал он, убирая кружку в сторону. – Я оставлю это здесь.
Он тихо поднялся на ноги и направился к двери. Ремус повернул голову ему вслед. В лазарете не было никого, кроме них двоих, даже Жирный Стю куда-то подевался, не пил исподтишка в углу, как обычно.
– Салман, – хрипло позвал Ремус, сам не узнав свой голос. Оборотень остановился, но не обернулся, продолжал смотреть куда-то под ноги.
– Я… – Ремус поморщился от боли в горле, прежде чем продолжить: – я на тебя не сержусь.
Лосось тяжело моргнул густыми ресницами. На миг повернулся к Ремусу и глухо сказал:
– А стоило бы.
Ремус снова вытянулся на кровати. Держать глаза открытыми было больно. Закрывать – тоже. Он попытался расслабиться, сказал себе, что магия и регенерация оборотня скоро подействуют на него. Они уже действуют – обычный человек на его месте не смог бы ни шевелиться, ни говорить. Вскоре его глаза сами собой закрылись, он впал в дрёму.
Ему привиделось, что он идёт по пустому холлу Хогвартса. Сквозь стрельчатые окна лился прозрачный белый свет. Проходя мимо одного окна, Ремус обернулся и увидел, что за окном идёт густой снегопад. Ремус подошёл к высоким дверям школы, повернул тяжёлый засов и толкнул двери, выходя наружу. Ноги провалились по щиколотку в густой пушистый снег. Ремус спустился по лестнице, прикрывая глаза рукой, защищая их от снегопада, и всё равно снежинки залетали под ладонь, попадали в глаза. Неловко моргая ресницами, отяжелевшими от прилипших к ним снежинок, Ремус разглядел впереди, на другом конце заснеженного двора, тёмную точку. Сквозь метель темнел силуэт большого чёрного пса. Пёс увидел его тоже, поднял уши, завилял хвостом. Ремус улыбнулся и протянул руку вперёд:
– Сириус!
Сириус подбежал к нему, встал на задние лапы, положив передние ему на грудь. Ремус улыбнулся, потрепал пса по шее, погладил большие бархатные уши. Он понимал, что это сон. И ему не хотелось просыпаться.
Они шли вместе сквозь снегопад, удаляясь от Хогвартса. Вскоре школа осталась позади, высокие стены и башни растаяли в белой пелене снегопада. Вокруг царили бесконечная тишина и покой. Даже Гремучая Ива неподвижно застыла, её длинные ветки побелели, и она стала похожа на сгорбленную седую старушку.
Ремус и Сириус вошли под покров Запретного леса. Сквозь голые ветки облетевших дубов и густые, заметённые снегом лапы елей струился серый рассеянный свет. Ботинки человека и лапы пса мягко ступали по снегу. Ремус дотронулся плечом до еловой ветки, та дрогнула, рассыпая снег, и Сириус фыркнул, тряхнул головой, стряхивая снег с шерсти.
– Прости, – улыбнулся Ремус. Он снова погладил Сириуса по голове, убирая остатки снега. Пёс игриво прихватил его зубами за ладонь.
– Сириус, – прошептал Ремус, опускаясь на колени и обнимая пса. Тот положил голову ему на плечо. – Сириус, любимый мой, зачем ты это сделал?
Пёс вздохнул и тихо заскулил, будто ему было больно.
– Превратись обратно, – Ремус погладил его по чёрной шерсти, в которой звёздочками сверкали растаявшие снежинки. – Поговори со мной, Сириус.
Пёс грустно лизнул его в щёку. И внезапно Ремус понял, что обнимает пустоту. Сириус исчез, растворился в снегопаде. Он вскочил на ноги, заметался по поляне, зовя его по имени, но в ответ слышал только тишину…
– Сириус!
– Чего орёшь, Лунатик? – Сириус склонился над ним, его волосы коснулись его лица, губы ласково поцеловали лоб, проверяя температуру. Ремус схватил его за руку, отчаянно заглянул в сонные синие глаза:
– Сириус, ты ведь на самом деле не виноват? Ты этого не делал? Скажи мне, что ты этого не делал, скажи мне, скажи…
– Ну конечно, я этого не делал, – усмехнулся Сириус. Ремус прижался щекой к его груди, слушая сквозь мягкую ткань футболки, как бьётся его сердце. Поглаживая его по волосам, Сириус произнёс:
– Это сделал ты.
Ремуса пронзила дрожь. Он поднял голову, всё ещё не веря, что Сириус на самом деле это сказал. Тот смотрел на него с усмешкой, его синие глаза были холодны, как лёд.
– Ты предатель, Лунатик, – прошипел Сириус. – Я всегда это знал.
Длинные смуглые пальцы сомкнулись вокруг его шеи. Ремус схватил Сириуса за руки, беспомощно хватая губами воздух, в ужасе глядя в любимые глаза, полные ненависти.
– Это неправда… я не виноват… Сириус! Сириус…
Ремус открыл глаза, хрипло втянул воздух в грудь. Рука метнулась к горлу – нет, его никто не душил. Он откинулся на кровать, медленно восстанавливая дыхание, и тут услышал совсем рядом смешок.
Ремус открыл глаза и с отвращением увидел рядом с собой Финна. Молодой оборотень стоял возле кровати, сжимая кулаки. Его красивое лицо перекосилось от презрения.
– Кто такой Сириус? – спросил он сквозь зубы. – Твой ёбырь?
– Я спать пытаюсь, – Ремус снова закрыл глаза. – Иди и займись чем-нибудь полезным.
– Не указывай мне, что делать! – Финн схватил его за воротник рубашки, поднимая повыше. Ремус схватился за его руку, но больше сделать ничего не смог. – Я знаю, что ты хотел подбросить мне наркотики! Сам слишком сильно боишься меня, хотел стравить меня с отцом! – Его карие глаза сверкали ненавистью. Он с силой встряхнул Ремуса, заставив того сердито зарычать.
– Я сразу понял, что ты сволочь, – проговорил Финн. – Но ты не просто сволочь, ты трус. Отец сказал, что достаточно наказал тебя, но запомни: я никогда тебя не прощу. И когда-нибудь я убью тебя.
– Надеюсь, с первого раза, – ядовито ответил Ремус.
Он ожидал, что Финн придёт в ярость. Он хотел этого. Но Финн повёл себя по-другому. Сперва замер, как будто не расслышав. А потом побледнел, так сильно, что губы посерели. Казалось, он вот-вот упадёт в обморок. Его рука разжалась, отпустив Ремуса, он отступил назад.
– Хочешь убить меня? – безжалостно продолжал Ремус. – Давай, сделай это. Прямо сейчас. Ты ведь в этом мастер, правда, Финн? Убивать безоружных.
Лицо Финна исказилось, кулаки снова крепко сжались.
– Хватит, – послышался голос от двери. – Перестаньте.
Ремус тяжело повернул голову. Возле двери, заложив руки за спину, стояла Урсула. Её лицо было мрачным и усталым, без обычной ехидной улыбки и злого огонька в глазах. Ремус бы удивился, если бы у него были на это силы.
– Что ты здесь делаешь? – хрипло спросил Финн. Урсула даже не взглянула на него:
– Тебя это не касается. Выйди, мне надо поговорить с ним.
Финн сделал шаг ей навстречу:
– Ты знаешь, что он хотел подставить меня?..
– А ты хотел подставить его, – ничего не выражающим голосом отозвалась Урсула, всё ещё не глядя на него. – Уйди.
Финн продолжал стоять на месте, сжав кулаки так крепко, что они стали бледнее, чем его лицо. Он не отрываясь смотрел на Урсулу, но она продолжала смотреть в сторону, даже не поворачивая к нему головы. Внезапно Финн покачнулся, будто его ударили.
– Я всё понял, – тихо сказал он и отрывисто засмеялся. – Я всё понял! Ты всё-таки спала с ним, да? Шлюха! – он замахнулся на девушку ладонью.
– Стой! – крикнул Ремус, приподнимаясь на локте и тут же падая обратно на кровать. Но Финн не ударил Урсулу. Его ладонь замерла в воздухе. Девушка повернулась к нему, на несколько секунд задержала на его лице холодный взгляд. Финн медленно опустил руку.
– Шлюха, – с горечью повторил он и вышел из комнаты, хлопнув за собой дверью так, что вся комната затрещала. Плечи Урсулы вздрогнули, но не опустились. Она подошла к Ремусу и положила ему на грудь свёрнутый красный свитер, который всё это время держала за спиной:
– Хантер смотался отсюда. Думаю, мы больше его не увидим.
Ничего не понимая, Ремус провёл пальцами по шерстяной ткани. Она была чистой, сухой, от неё пахло мылом. И на неё упала какая-то капля. Ремус поднял глаза на Урсулу и увидел, что её зелёные глаза блестят от слёз.
– Что случилось? – тихо спросил он. Урсула зажмурилась и покачала головой, из глаз потекли слёзы, и она принялась яростно утирать их ладонью.
– Как мне всё это осточертело, – проговорила она.
Ремус бессильно откинулся назад.
– Если ты хочешь что-то рассказать, – тихо сказал он, – я выслушаю тебя. Можешь мне поверить. Я никому не скажу.
– Я знаю, что не скажешь. Я другого боюсь. Я боюсь, что если ты узнаешь правду, то просто возненавидишь меня. Ты всегда относился ко мне хорошо, слишком хорошо, потому что ты просто не знаешь, какая я на самом деле. Кажется, я и сама не знаю. Есть разница между тем, кто ты на самом деле, и кем ты притворяешься, чтобы выжить. Я притворялась слишком долго.
– Кое-что я знаю, – Ремус чуть крепче сжал её руку. – Знаю, что ты ненавидишь Волдеморта. Знаю, что тебе здесь плохо. Ты не нашла здесь то, чего искала. Я прав?
– Тебе Дэн сказал, да? – прошептала Урсула, не глядя на него.
– Он рассказал совсем немного.
– А он и не мог рассказать много, – она вытерла остатки слёз. – Но я расскажу.
Четырнадцать лет назад
– Из вереска напиток забыт давным-давно. А был он слаще мёда, пьянее, чем вино. В котлах его варили и пили всей семьёй малютки-медовары в пещерах под землёй…
Звонкий девичий голос отдавался эхом под сводами пещеры. Урсула держала перед собой раскрытую книжку, но не смотрела в неё – балладу про вересковый мёд она знала наизусть. Она смотрела на двух новеньких оборотней, которых привели сюда несколько дней назад, наутро после Рождества. Новенькие были братьями, это было ясно, достаточно было лишь взглянуть на их похожие лица и ярко-голубые глаза. Старший мальчик сидел, ссутулив широкие, но худые плечи, опустив глаза, крепко сжимая в пальцах ладошку младшего. Младший тоже съежился, прижимаясь к брату, но смотрел прямо перед собой. Его испуганный взгляд не отрывался от серьёзного смуглого личика читающей девочки.
Урсула знала о том, что Ральф Кривозуб убил родителей этих мальчиков и обратил их самих. Её собственные родители перешли на сторону Ральфа добровольно, они и сейчас были здесь – сидели неподалёку, вместе со всеми, высокая красивая еврейка и невзрачный, худощавый англичанин. Кроме Урсулы, у них когда-то был ещё один ребёнок, урождённый оборотень, как и его сестра, но, увы, умер в своё первое полнолуние, у оборотней так бывает. Урсуле было жалко этих мальчишек, но в то же время она радовалась, что они здесь. Других детей, кроме неё, в стае не было, и хоть у неё было полно книжек, а недавно старшие стали брать её с собой на ограбления и охоту, без сверстников ей было скучно. Но сейчас она не думала о том, как бы подружиться с новенькими. Перед её глазами шелестел дикий вереск, у подножия скал ревело бушующее море, в которое только что бросили молодого пикта на глазах у его старого отца…
– Правду сказал я, шотландцы, от сына я ждал беды. Не верил я в стойкость юных, не бреющих бороды, – Урсула выпрямилась, её глаза сверкнули, как будто она сама бросала вызов жестокому шотландскому королю. – А мне костёр не страшен! Пускай со мной умрёт моя святая тайна, мой вересковый мёд!
Эхо повторило её слова, и воцарилась тишина. В этой тишине зашуршали тяжёлые складки просторной мантии. Седой оборотень поднял худую руку и погладил девочку по чёрным кудрям. Его белые слепые глаза неподвижно смотрели в пустоту. Губы растянулись в улыбке, обнажая длинные зубы. Один из них, верхний резец, был длиннее остальных и рос, выдаваясь вперёд, его было видно даже тогда, когда Ральф Кривозуб закрывал рот – он высовывался из-под верхней губы, острый и загнутый.
– Хорошо, моя девочка, – проговорил он. – Очень хорошо. Даже если бы у меня были глаза, я бы всё равно просил тебя почитать мне.
Девочка довольно улыбнулась и потянулась к другой книжке:
– Хотите, я почитаю вам «Сон в летнюю ночь», дядя Ральф?
– Потом, малышка. Иди к маме и папе, уже поздно.
Урсула не стала спорить, она знала, что родители в любом случае останутся здесь до конца собрания, а значит, она услышит, о чём дядя Ральф будет говорить с братьями О’Ши.
Ральф поднял голову, повернул её вправо и влево, как будто бы мог видеть просторную пещеру. Длинные седые волосы струились по его плечам и груди, иссохшим от старости – ему было уже почти семьдесят – но всё ещё широким. Он втянул воздух носом и улыбнулся.
– Да-а-а, – протянул он. – Хоть этот Стивенсон и был маглом, но он умел рассказывать хорошие истории… Мы, оборотни, пришли на эти земли так же давно, как пикты. Мать рассказывала мне легенды о древних днях, когда мои предки ловили в лесах этих маленьких людей… Уже потом на эти земли пришли бритты, саксы, норманны, маги – все эти проклятые чужеземцы. Они думают, они загнали нас под землю. Ха! Это мы не пускаем их в свой дом. И так будет всегда.
Ральф Кривозуб был потомком древнего рода оборотней. Может, он и врал насчёт того, что его предки жили здесь со времён пиктов, но история его семьи и в самом деле уходила в глубину веков. Чтобы сохранить чистоту крови, оборотни женили братьев на сёстрах. Долгие годы крепкое здоровье и регенерация оборотней оберегали их от вырождения, но со временем даже этот эффект выдохся. Маленький Дэн О’Ши с ужасом и отвращением глядел на уродливое, перекошенное лицо Ральфа, на его длинные кривые зубы, неровно торчащие в бледных дёснах, обнажившиеся в жуткой улыбке, когда старый оборотень протянул свои длинные руки вперёд, призывая мальчиков подойти к нему. Дерек тоже вздрогнул, но не смог сопротивляться приказу того, кто его обратил. По-прежнему держа маленького Дэна за руку, он подошёл к Ральфу. Мальчики опустились на колени, узловатые ладони легли им на головы, гладя по волосам.
– У меня нет родных детей, – прохрипел Ральф Кривозуб. – Моя сестра, предназначенная мне в жёны, умерла слишком рано. Мои волки – вот мои дети, мои сыновья и дочери, и ваша мать, мальчики, была неблагодарной дочерью. Будьте благодарны, и не умрёте так же, как она.
Дерек смотрел в сторону злым, непокорным взглядом. Дэн шмыгнул носом, сдерживая слёзы. Его испуганные глаза вновь скользнули по мрачным лицам обступивших его оборотней, и наконец встретились с весёлым и любопытным взглядом Урсулы.
Десять месяцев назад
Под сводами пещеры звенел мучительный крик боли. Молодая женщина металась по полу, её короткие светлые волосы намокли от крови и прилипли к лицу. Взмах волшебной палочки оборвал её крик, женщина застыла на полу, пытаясь отдышаться.
– Я разочарован в тебе, Мэри, – проговорил Ральф Кривозуб. Его белые слепые глаза смотрели в пустоту, но каждому из оборотней, молча стоявших вокруг, казалось, что Ральф смотрит на него, и только на него, видит все их потаённые мысли, ищет, кто из них тоже собирался предать и сбежать, кого он будет мучить после того, как закончит с Мэри.
– Ты была неблагодарной дочерью, – ухмыльнулся Ральф, выставив вперёд свой длинный жёлтый зуб. – Думала привести авроров в мой дом, наш дом! Плохая, скверная девчонка. Авада Кедавра!
Зелёный свет отразился в залитых слезами глазах Мэри, и она неподвижно вытянулась на камнях. Двое оборотней тут же подхватили тело и унесли его, и толпа сомкнулась за ними, как будто ничего не произошло. Ральф Кривозуб улыбнулся ещё шире, небрежно взмахнул палочкой – и кровь, забрызгавшая каменный пол, бесследно исчезла. Нос Ральфа дёрнулся, не ощутил запаха крови, и оборотень довольно кивнул.
– Кажется, теперь Дэну и Барту придётся идти на дело только вдвоём, – проговорил он. – Разве что кто-то захочет к ним присоединиться. Дэн, мальчик мой, подойди-ка, – узловатая рука протянулась точно в ту сторону, где, пытаясь скрыться за спинами остальных оборотней, неподвижно стоял Дэн. Оборотни тут же молча расступились, и Дэн шагнул вперёд, не дожидаясь, пока его пихнут в спину. Он подошёл вплотную к старому оборотню, сдерживая дрожь отвращения, когда Ральф взял его за руку.
– У тебя есть идеи, Дэн? Кому ты доверяешь? С кем готов пойти в бой?
«Никому, – ответили отчаянные глаза Дэна, устремлённые в толпу. – Ни с кем». Он сжал челюсти, не зная, что сказать, как ответить на вопрос, на который не ответить было нельзя. Но раньше, чем Ральф успел потерять терпение, из толпы вышла Урсула.
– Я хочу пойти, – громко сказала она. – Я прослежу, чтобы он никуда не делся. Ты можешь положиться на меня, дядя Ральф.
Ральф улыбнулся, его белые глаза устремились на Урсулу, как будто он мог видеть её.
– О, конечно, я могу положиться на меня, моя малышка, – протянул он. – Но доверяет ли тебе Дэн?
– А кого волнует, кому доверяет Дэн? – усмехнулась Урсула. – Даже тебя это не интересует, сколько бы ты ни притворялся, что это не так.
Тишина стала прямо-таки гробовой. Некоторые оборотни застыли от ужаса. Другие молчаливо усмехнулись: уж такого-то Ральф точно не стерпит, а значит, скоро его любимица будет вопить от боли, как другие, кто осмеливался дерзить ему. Но Ральф внезапно расхохотался и пихнул рукой Дэна в бок:
– Смотри, какая зубастая! С ней не забалуешь! Будь осторожен, Дэн, будь очень осторожен…
На следующую ночь три оборотня крались по тихой улочке на окраине Лондона, прячась в тени. В самом конце улицы светились бледно-лиловым светом занавешенные окна старого каменного дома. В этом доме жил аврор, которого им поручили убить. Аврор был старый, давно вышел на пенсию, но Волдеморт за что-то ненавидел его, и поручил Ральфу убить его с показной жестокостью. Грузный, одноглазый Барт крался самым первым, сжимая в руке обмотанную цепью биту, за ним неслышно следовала Урсула, и самым последним – Дэн.
Эта ночь была для Дэна особенной. Совсем недавно ему удалось установить связь с братом и передать, что сегодня он отправится в Лондон. Дерек должен появиться, он это знал. Дерек должен вытащить его. Но он понимал, что при этом другие оборотни, которые пошли с ним на задание, погибнут. И не мог отделаться от мысли, что он не желает смерти Урсуле. Дикая, своенравная девчонка, которая с одинаковой радостью читала Шекспира и обчищала чужие карманы, была его лучшей подругой на протяжении трёх лет, пока они с братом не сбежали из стаи Ральфа. Неужели теперь она умрёт от его руки или от руки Дерека?
– Так, – прохрипел Барт, остановившись на углу. – Действуем по плану. Я разбиваю окно, привлекаю его внимание. Ты, О’Ши, открываешь дверь заклинанием и обездвиживаешь его. Ну, а потом твоя очередь, – он ухмыльнулся Урсуле. – Ножик-то захватила?
– А то как же, – отозвалась Урсула и не моргнув глазом вонзила короткий нож Барту в шею, чуть пониже уха. Оборотень застыл на месте, широко открыв глаза. Не вытаскивая нож, Урсула вспорола ему шею от уха до уха, Барт упал на колени, выронив дубину и зажимая пальцами рану. Урсула отошла на шаг, чтобы кровь не забрызгала её джинсы, и взглянула на обалдевшего Дэна:
– Ну что? Ты сейчас аппарируешь, или будешь дожидаться брата?
– Откуда ты знаешь? – выдохнул Дэн. Девушка закатила глаза:
– Мы слишком давно знакомы, Дэн. Я догадывалась, что рано или поздно это случится. Вот что, – она шагнула к нему вплотную: – возьми меня с собой. Я больше не хочу работать на Ральфа.
– Почему?
– Он служит Волдеморту, – с ненавистью ответила Урсула. – Ты знаешь, как я отношусь к этой фашистской гниде. Я не собираюсь быть на одной стороне с Пожирателями Смерти.
– Почему ты не убежала с нами одиннадцать лет назад? – Дэн смотрел ей в глаза. – Я же звал тебя. Почему сейчас?..
– Тогда ещё были живы мои мама и папа. Я не хотела их оставлять. Я любила их, Дэн. Я и дядю Ральфа любила, пока он не продался этой сволочи. Послушай, – она взяла его за руку, – я знаю, что не выживу в одиночку. Если уж и вступать в какую-то стаю сейчас, то только в стаю Гвилта. Он единственный сохраняет нейтралитет.
– Всё равно это слишком опасно, – проговорил Дэн. Ему с самого начала показалось подозрительным, что в своём сообщении Дерек упомянул Гвилта. Он сказал, что заручился поддержкой вожака стаи, и теперь Дэну нечего бояться. Но Дэн знал, что это не так. Грегор Гвилт никому не станет помогать просто так.
– Ты даже не представляешь, насколько, мой мальчик! – услышали они знакомый хриплый голос, и подскочили на месте. С другого конца улицы к ним приближался Ральф Кривозуб. Его седые волосы развевались на ветру, бледные глаза зловеще сверкали в темноте. Три высоких оборотня следовали за ним по пятам, подняв палочки. Урсула затравленно оглянулась и злобно скрипнула зубами – с другой стороны улицы на них надвигались ещё четыре оборотня. Она сжала одной рукой палочку, второй – нож и решительно шагнула навстречу Ральфу. Тот ухмыльнулся, услышав, как снег хрустит под её ногами:
– Ты меня разочаровала, моя малышка. Что бы сказали твои родители?
– О, я думаю, они бы купили мне огромное мороженое, если бы узнали, что я убила грёбаного фашиста! – усмехнулась Урсула и взмахнула палочкой. Ральф спокойно, почти лениво уклонился в сторону, и зелёный луч пронзил одного из его оборотней. Не обратив внимания на короткий предсмертный крик, старый вожак оскалился:
– Как тебе не стыдно нападать на беспомощного слепого старика! Скверная девчонка! Убить её!
– Нет! – рявкнул Дэн, хватая Урсулу за руку и оттаскивая её в сторону. Палочка заплясала в его руке, по заснеженному асфальту побежали дымящиеся трещины, земля задрожала под ногами оборотней, они закричали, прижимая руки к ушам. Некоторые упали, не выдержав инфразвука. Урсула и сама почувствовала, что у неё мутится в голове.
Дерек О’Ши появился из ниоткуда, швыряя заклинаниями направо и налево. Оборотни Ральфа разбежались в стороны, прячась у стен домов. Один Ральф остался на месте, глядя в пустоту слепыми глазами, воздев волшебную палочку. Дерек ударил по нему Авадой, но старик снова легко увернулся в сторону, и смертоносный зелёный луч пролетел совсем рядом с Урсулой, опалив её щёку обжигающим холодом. Оборотни Ральфа выкрикивали заклинания, пытаясь удержать Дерека и ещё одного оборотня, который набросился на них с другой стороны улицы.
– Бежим! – крикнул Дэн, хватая её за руку, но не успели они пробежать и пары шагов, как асфальт начал рассыпаться у них под ногами – в стрессе Дэн не успел остановить своё заклинание вовремя. Урсула покатилась куда-то вниз, ухватилась рукой за край раскрывшейся под ней ямы, и в следующую секунду кто-то схватил её за руку, не давая сорваться. Она повернула голову, ожидая увидеть Дэна, но вместо него на неё взглянул самый красивый парень, которого она видела в своей жизни. Зимний ветер развевал его волнистые каштановые волосы, снежинки блестели на тёмных ресницах и бровях, вспышки заклинаний отражались в карих глазах. Вытаскивая Урсулу наверх, он улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ.
– Уходим! – закричал Дерек, наконец пробившись к брату и хватая его за руку. Кареглазый парень взглянул на Урсулу, и она решительно кивнула ему. Он сжал её руку, повернулся на месте, словно вовлекая его в танец, и они вместе погрузились в давящую чёрную тьму, в которой не было ничего, кроме стука их сердец…
… В первый раз она поцеловала Финна в ту же ночь. Тайком, в темноте у стен лазарета, пока Дерек лечил царапины, которые его брат получил во время боя. Она крепко сжала руку юноши, когда из лазарета донёсся громкий, отчаянный голос Дэна: «Что?! Я не стану ему служить, слышишь? Не стану!», и ему ответил такой же отчаянный, но тихий и сдавленный голос брата: «У меня не было выбора». «Не говори мне о выборе, Дерек! У тебя был выбор! И ты его сделал, ты сделал его за нас обоих!».
И снова, как тогда, тринадцать лет назад, Урсула почувствовала, что ей жаль Дэна и его брата. Но эта жалость отступила под натиском других чувств. Она была рада, что ушла от Ральфа. И она радовалась, прижимаясь губами к губам самого красивого парня, которого когда-либо видела.
Радость кончилась в ту же ночь, когда Грегор Гвилт, закончив разговор с братьями О’Ши, велел Урсуле прийти к нему. Помертвев от ужаса и ярости, она слушала, как Грегор говорит, что теперь она должна служить Тёмному Лорду так же верно, как служит ему он. Она чувствовала себя полной дурой. Чувствовала себя обманутой. Ей хотелось развернуться и убежать, убежать так далеко, как только можно. Но она не могла. Впервые в жизни Урсула, урождённая оборотниха, которая никогда и никому не подчинялась, даже Ральфу, почувствовала, что она не может противиться чужой воле. Она всегда чувствовала единство со своей волчицей, они всегда радовались или злились одновременно, но сейчас она впервые в жизни ощущала горький и страшный разлад, с которым живут другие оборотни: одна часть её души испытывала страх и ярость, другая – восхищение к этому сильному и уверенному вожаку, желание служить, желание подчиняться.
Грегор шагнул к ней, поднёс к её лицу ладонь с зажатым в ней тонким изогнутым кинжалом. Блеск этого кинжала отражался в его серых глазах, и чем дольше Урсула глядела в эти глаза, тем меньше ей хотелось сопротивляться. Она не выживет в одиночку. Если кому-то служить – то Грегору. Он – зло, но меньшее зло. Он не такой, как Ральф, и не такой, как Фенрир Сивый.
– Ты красивая девушка, Урсула, – тихо сказал Гвилт. – Красивая и здоровая. Со мной ты будешь в безопасности. Обещаю тебе…
Он протянул большую белую ладонь и расстегнул молнию на её куртке.
Что произошло дальше, она помнила, как в тумане. Она помнила, как лежала на животе, прижавшись лицом к подушке. Помнила, как большие сухие руки скользили по её телу. Грегор не обошёлся с ней грубо, не причинил ей боли. Но она всё равно чувствовала себя отвратительно, чувствовала себя использованной, осквернённой. И это чувство только усилилось после того, как на другую ночь она убежала в лес, где её ждал бледный, дрожащий Финн. Сжимая её в объятиях, он исступлённо целовал её опухшие от слёз щёки.
– Скажи ему, что ты любишь меня, – прошептала она, оторвавшись от его губ. – Он не тронет меня больше, если поймёт, что меня любит его сын.
Финн только покачал головой, грустно глядя на неё:
– Не получится. Он всегда получает, что хочет.
Три дня назад
– Как всё прошло?
Урсула резко обернулась, утирая лицо рукавом вывернутого жёлтого свитера. Финн стоял перед ней, бледный от волнения. Она посмотрела на него с яростью, не понимая, как когда-то могла влюбиться в него. Как могла унижать себя все эти долгие месяцы, изображая на публике ненависть и вражду, позволяя ему оскорблять себя только ради того, чтобы никто не догадался об их истинных чувствах. Как следила за Дэном, своим другом, как передавала вожаку его разговоры с братом, и всё потому, что хотела угодить Гвилту, боялась его ослушаться, боялась, что он заподозрит её в измене. Прав был Грегор, тысячу раз прав: любовь делает сильных слабыми. Финн протянул к ней руки, но она быстро отступила назад:
– Не смей меня трогать.
– Ты чего? – нахмурился Финн. – Он что…. Он сделал тебе больно?
– Нет! Он мне вообще ничего не сделал! Он отказался, понял? Понял, что я не хочу его, и отказался!
Финн побледнел ещё сильнее. Потом проговорил холодным, раздражённым голосом:
– Ты же помнишь, о чём мы договаривались. Если ты всё ещё уверена, что это мой ребёнок…
– Это твой ребёнок!
– Вот именно! Я же тебе объяснял: если ребёнок будет похож на меня, то мой отец сразу всё поймёт! А этот Люпин похож на меня, у него такие же глаза, такие же волосы, и ты могла бы сказать, что он напал на тебя, применил к тебе силу…
– Единственный, кто здесь применяет ко мне силу, это ты, Финн. – Урсула вновь шагнула к нему, не отрывая взгляд от его карих глаз, незнакомых, бегающих, совсем не таких, какими они были в ночь их первой встречи. – Я больше не пойду к нему. Не стану к нему приставать.
– Ладно, – сощурился Финн. – Всё равно у вас почти всё получилось, верно? – он провёл пальцем по розовому следу от поцелуя на шее Урсулы, и она дёрнулась от этого прикосновения. – Ты скажешь отцу, что он тебя изнасиловал. Это почти правда.
– Это не «почти правда». Это ложь и клевета. Поверить не могу, что я согласилась на это! Поверить не могу, что это вообще пришло тебе в голову! Знаешь что? Я лучше вообще не рожу этого ребёнка, чем буду рожать от того, кто хотел отдать меня другому, чтобы спасти свою шкуру!
– Не смей так говорить, – Финн стал белым, как снег. – Не смей!
Его ладонь метнулась вверх, но не успела ударить Урсулу – та схватила его за запястье и выкрутила его. Финн зарычал от боли и резко замолчал, когда Урсула приставила нож к его шее:
– Я хочу задать тебе один вопрос.
– Ч-что?..
– Откуда свитер?
– Что? Я не понимаю! Пусти меня, слышишь?! Пусти!
– Откуда этот грёбаный свитер?! Он просто взбеленился, когда узнал, что ты принёс его! Откуда он? У кого ты его взял?
Финн закусил губу. Его глаза снова забегали. Но в конце концов он рассказал о Марлин МакКиннон. И Урсулу снова почувствовала себя полной идиоткой, обманутой, использованной идиоткой.
– Ты же обещал, что не станешь исполнять приказы Волдеморта, – она почувствовала, как в глазах снова кипят слёзы. – Ты знал, как это для меня важно… и всё равно… Ты подонок, Финн.
– Если я подонок, – прорычал Финн, – то ты – шлюха! Ты прибегала ко мне прямо из постели моего отца!
– Потому что ты толкнул меня на это!
– Не смей обвинять меня!
– Да пошёл ты, Финн! – она оттолкнула его и побежала обратно в деревню.
– Теперь ты всё знаешь, – глухо сказала Урсула, не глядя на него. – Можешь ненавидеть меня. Я тебя пойму. Только пожалуйста… пожалуйста, не говори никому о нашем разговоре. Твоя подруга Джин пообещала сделать мне аборт. Если Грегор узнает…
– Он не узнает, – Ремус вновь взял её за руку. – Я не сказал ему, что взял Лакриму для Хантера. И об этом тоже не скажу.
Урсула улыбнулась ему сквозь слёзы и кивнула:
– Спасибо, что ты остановился. Это было… это было как пощёчина. Я сразу пришла в себя. Но знаешь что?
– Что?
– Ты отлично целуешься, – девушка озорно улыбнулась ему. – Повезёт той девчонке, на которой ты женишься.
Ремус покачал головой, слегка рассмеялся:
– Я никогда не женюсь.
– Нет, женишься, – Урсула взглянула на него очень серьёзно. – Только попробуй не оставить потомства, Люпин. В этом мире должно быть больше таких парней, как ты.
