Текст книги "Работа для оборотня (СИ)"
Автор книги: Зола
сообщить о нарушении
Текущая страница: 38 (всего у книги 40 страниц)
Они возникли из ниоткуда на узкой и тёмной улочке магической части Мэйденхэда, и сразу же сорвались с места, двигаясь к своей цели быстро, тихо и решительно. В свете старинных бронзовых фонарей их фигуры отбрасывали длинные дрожащие тени. Они совсем не разговаривали друг с другом, пока не добрались до нужного дома. Как всегда, там не горел свет, окна и двери были плотно заперты. Ремуса это не удивило, так всегда было, когда он сюда приходил, и он всегда знал, что дом только выглядит тёмным и запертым – Джуд Коулман точно внутри.
Главное, чтобы и на этот раз оказалось именно так.
– Нам очень повезёт, если он в гостиной, – тихо сказал Ремус. – Если не увидим его сразу, ты проверишь подвал, я пойду на второй этаж. Увидишь Коулмана – сразу обезоруживай и накладывай Петрификус Тоталус. Увидишь Эмбер – не трогай её.
– Понял, босс, – без иронии ответил Стив.
Ремус шагнул к калитке. В прошлый раз, когда он пришёл сюда, калитка была защищена Заклятием Пылающей Руки. Он поднял палочку, собираясь отворить калитку заклинанием, но в этот момент она приоткрылась сама от внезапного порыва ветра.
Ремус замер. Сколько он бывал здесь, все подступы к дому были напичканы магической защитой. Если её нет, это означает одно из двух: либо Джуд собирается покинуть дом с минуты на минуту, либо его здесь уже нет.
Не раздумывая больше ни секунды, Ремус пнул калитку ногой и бесшумно перебежал садик. Когда, перепрыгнув через две ступеньки, взобрался на крыльцо, ногу снова пронзила слабая боль – напоминание о том, что будет, когда кончится действие обезболивающего зелья. Сразу же отбросив эту мысль на задний план, он встал справа от двери, держа палочку наизготовку, а Стив направил палочку на дверь и невербально отпер её. Замок еле слышно щёлкнул и дверь отворилась, открыв путь в сплошную темноту.
Что-то не так, подумал Ремус. Слишком просто. Холод охватил его изнутри, к горлу подступила тошнота – они опоздали…
– Идём, – прошептал он и тихо похлопал Стива по плечу. Выставив перед собой палочку, мужчина молча шагнул в дом, Ремус за ним. Зайдя в дом и оглядевшись по сторонам, он сразу понял: Джуд готовился к отъезду. Его глаза, глаза оборотня, мгновенно привыкли к темноте, и он заметил, что вся обстановка в комнате исчезла, даже фотографии были сняты со стен, оставив после себя светлые пятна на обоях. Вдоль стен стояли ящики и коробки, так что двигаться приходилось осторожно, чтобы не наткнуться на что-нибудь. Единственное, что ещё сохранилось от прежних времён – это длинный стол со множеством колб, змеевиков, мензурок и флаконов, протянувшийся через всю комнату. При виде этого стола Ремус ощутил смесь радости и злобы – значит, Джуд всё ещё здесь. Он бы не бросил свои инструменты.
Он сделал Стиву знак рукой, и мужчина молча кивнул, тут же направлясяь к двери в подвал, аккуратно обходя ящики и коробки. Дверь заскрипела, когда он поднимал её. Внизу царила непроглядная плотная тьма, в которой даже зрение оборотня не могло ничего рассмотреть. Держа палочку направленной в темноту, Стив шагнул вперёд. Тем временем Ремус крадучись поднялся по лестнице на второй этаж, толкнул первую попавшуюся дверь. За дверь оказалась маленькая комната, совсем пустая, даже без ящиков и коробок. И тут Ремус услышал снизу грохот и крик.
Он выскочил из комнаты, полетел вниз по лестнице обратно в гостиную. В темноте сверкнули две красные вспышки, и Ремус увидел, как между коробок мелькнула чья-то тень. – Я в ловушке! – крикнул Стив. Пригибаясь, Ремус подбежал к двери в подвал, она была закрыта, и Стив колотил в неё изнутри.
– Алохомора! – крикнул Ремус, но дверь не открылась.
– Отложенные чары, – усмехнулся где-то в темноте глубокий, мягкий голос Коулмана. – Спасибо за идею, Люпин. Скуммель мне рассказал. Но у меня сил хватит на подольше, чем несколько секунд.
Ремус молниеносно развернулся и пальнул Обезоруживающим заклятием в сторону тени, мелькнувшей на противоположной стене. Заклятие попало в светлое пятно на том месте, где когда-то висела свадебная фотография родителей Джуда, и рассыпалось шипящими искрами. Джуд рассмеялся, скрывшись за ящиками:
– Я-то думал, они пришлют авроров! А вместо этого здесь только вы!
– Не радуйся раньше времени, Джуд! – громко сказал Ремус, двигаясь боком, стараясь всё время держаться позади ящиков. – Мы уже вызвали авроров, они будут здесь с минуты на минуту. Тебе же будет лучше, если ты сдашься сейчас.
Джуд стремительно выскочил из-за ящиков, вскидывая палочку, и Ремус едва успел увернуться от красного луча. Тот врезался в стену позади него с громким треском, кусок отлетевшей штукатурки оцарапал Ремусу щёку, и тот скрипнул узбами от ярости. Коулман пальнул в него чем-то посерьёзнее, чем Оглушающее. Возможно, даже Круциатусом. Скорчившись под столом, он услышал, как сердито кричит Стив и как Коулман смеётся ему в ответ.
– Сдавайся, чёрт бы тебя побрал! – глухо прокричал Стив из-за двери. – Редукто, Редукто!!!
Он пытался взломать дверь изнутри – наверное, просто из отчаяния, знал ведь, что это бесполезно, пока действуют Отложенные Чары. Словно прочитав его мысли, Джуд крикнул:
– Бесполезно, Томас! Посиди и послушай, как я убиваю твоего нового дружка, предатель!
– Я всё знаю, Джуд! – крикнул Ремус из своего укрытия. – Я всё знаю, и авроры тоже знают! Они всё равно найдут тебя, так что хватит прятаться!
– Знаешь? – спокойно переспросил Джуд. – Откуда знаешь?
Нет, Ремус совсем не собирался рассказывать ему о письме Эмбер. Мало ли что этот безумец может сделать с ней за предательство. Поэтому он сказал лишь часть правды:
– Скуммель раскололся. Перед смертью он всё рассказал.
– О, – в бархатном голосе Джуда прозвучало уважение. – Вы убили его? Что ж, примите мою благодарность. Мне не доставляло никакого удовольствия работать с ним. Я всегда продолжал ненавидеть его… Круцио!
Красная вспышка на миг озарила комнату, и Ремус с мгновенным промельком ужаса метнулся в сторону, увидел, как красный луч ударяет в стену там, где секунду назад была его голова, и по стене от пола до потолка зазмеились трещины. Ремус проворно откатился в сторону, за большую коробку, прежде чем выпалить заклинанием в сторону Джуда. Но опять промахнулся – заклинание лишь разбило вдребезги один из больших сосудов на столе, а сам Коулман, целый и невредимый, укрылся за пустым шкафом. Ремус понял, что он приближается к дверям, и его охватило отчаяние.
– Тогда почему ты с ним сотрудничал? – закричал он. – С ним и с Гвилтом? Ты ругал его при мне, говорил, что он самая последняя мразь на земле! Зачем ты служил Волдеморту, который всегда презирал маглорождённых, таких, как ты?
Джуд ответил не сразу. А когда заговорил, в его голосе больше не было издёвки:
– Ради любимых людей. Ради жены и дочери. Ради лучшего будущего для них. Мы, слизеринцы, всегда умели идти к цели любыми средствами, и поэтому мы всегда будем на шаг впереди вас, гриффиндорцев. Скажи мне, Ремус, подумай честно и скажи: если бы у тебя появился шанс переступить через свою честь, свои принципы, и оставить в живых тех, кого любишь – что бы ты сделал?
– Я не понимаю, о чём ты говоришь, – Ремус тряхнул головой, отгоняя мысли о тех, кого он любил. О Джеймсе и Лили, о Питере, о родителях. О Сириусе Блэке. – Какое лучшее будущее? То, где победил Волдеморт?
– О, он бы победил, рано или поздно он бы обязательно победил, но речь не об этом. Я хотел одного – спасти себя и семью. Жена давно ждёт меня в другой стране, теперь с ней моя дочь, и скоро я буду с ними, а если даже сейчас явятся авроры и поймают меня – я ничего не скажу, и мои родные будут в безопасности… Все эти годы я служил Тёмному Лорду, потому что он платил мне честно и щедро, а вы, образованные волшебники, законопослушные дураки, воротили нос от меня, недоучки, исключённого из Хогвартса! И за что? За то, что я пытался избавить мир от одного подонка? Представь, насколько лучше был бы мир, если бы в нём уже много лет не было Эйнара Скуммеля!
Снова мелькнула тень, и Ремус быстро выбросил вперёд руку с палочкой:
– А ну, стой!
В ту же секунду тяжёлый стол сдвинулся с места, въехал в стену, преграждая Коулману путь к выходу. Стеклянные сосуды столкнулись друг с другом, задребезжали, взорвались осколками. Спасаясь от них, Джуд метнулся назад, укрылся за шкафом, стряхивая осколки с длинной мантии.
– Чёрт бы тебя побрал! – выругался он, впервые за всё время демонстрируя настоящий гнев. – Ох, зря ты сюда пришёл, Люпин! Я ведь не хотел убивать тебя. Так и сказал Гвилту: от Люпина больше пользы, если он останется живым… Так же как от Хуперса и Феннелл. Мы всегда решали это вместе, Грегор и я. Кому жить, а кому умереть. Он получал живых волков, а я – прибыль. Малфои, Лестрейнджи, Блэки – им всем нужны были кровь, сердца, кости для своих обрядов и зелий, но самим пачкать руки им не хотелось.
– Я так и думал! – с отвращением ответил Ремус. – Тех, кто был нужен живым, одурманивали Империусом, а остальных убивали с помощью Авада Кедавра, которая не оставляет следов…
Его слова были прерваны смехом.
– Ты так и не догадался? – мягко спросил Джуд. – Напиток Живой Смерти, Люпин. Стандартная программа зельеварения шестого курса. Я всегда был одним из лучших учеников Слагхорна… Ни вкуса, ни запаха, никаких следов, и полная имитация смерти. Мне ничего не стоило добавить пару капель в волчье противоядие. Конечно, сердце оборотня в любом случае обладает большой ценностью, но всё-таки есть разница между тем, которое было извлечено из мёртвого тела и тем, которое ещё жило, пока его не вырвали из груди.
– Значит, Моррис и Пейдж… – проговорил Ремус, чувствуя, как его охватывает тошнотворный ужас.
– Да. Я, можно сказать, оказал им услугу – не вытащи я их из гробов вовремя, они бы пришли в себя под землёй… Ужасная участь, намного хуже, чем то, что я сделал с ними. А старушке Бобби повезло больше – её Грегор решил оставить в живых. Это была его идея – подбрасывать волчьи трупы вместо живых оборотней. Сыграл на тех же предрассудках, которые сам так люто ненавидел… Ну ладно, – его голос стал жёстче. – Надеюсь, ты всё слышал, Стив? Потому что тебе придётся рассказать всё это аврорам, прежде чем тебя запрут в Азкабане!
– Вингардиум Левиоса! – палочка Ремуса рассекла воздух, и шкаф, за которым прятался Джуд, подскочил, взмывая под потолок, и тут же рухнул. Джуд ловко отпрянул в сторону, одним взмахом палочки привёл в движение длинный стол; крутясь, натыкаясь на ящики, рассыпая повсюду осколки стекла, стол проехался по всей комнате. Ремус едва успел отскочить. Разбитое стекло хрустело у него под ботинками, когда он бросился наперерез Коулману, крича:
– Экспеллиармус!
– Протего! – Коулман отразил его заклятие, и на секунду они замерли друг напротив друга, выставив палочки, тяжело дыша. Чёрные глаза Коулмана блестели в темноте.
– Я ведь не хотел убивать тебя, – хрипло повторил он. – Эх, Ремус, лучше бы ты погиб в настоящем бою, пока была возможность… Эвеллокордиа!
– Протего! – крикнул Ремус. Слева от него с грохотом распахнулась дверь подвала – Отложенные чары прекратили своё действие, Стив выскочил наружу и прокричал:
– Протего!
Два серебристых щита, один позади другого, возникли между ними и Коулманом. Заклятие Коулмана пробило оба, пролетело мимо Ремуса, опалив ему щёку, и ударило Стива в грудь. Тихо вскрикнув, словно не от боли, а от удивления, мужчина отлетел назад, врезался спиной в ящики и упал на пол.
– Стив! – крикнул Ремус. Ответа не было. Коулман стоял неподвижно, палочка дрожала в его вытянутой руке. Скрипнув зубами от ярости, Ремус посмотрел на него сквозь разбитый магический щит, медленно тающий в воздухе, рассыпающийся на искры. Джуд медленно улыбнулся:
– Это было смело. Но глупо. Через минуту твой друг умрёт, а я буду далеко. Настало время делать выбор между долгом и теми, кого любишь. Ты можешь погнаться за мной, или попытаться спасти своего друга. Решай!
Развернувшись так резко, что полы плаща описали круг в воздухе, Коулман бросился бежать.
– Петрификус тоталус! Инкарцеро! Ступефай! – исступлённо закричал Ремус, размахивая палочкой. Его заклинания, все до последнего, разбились на искры – Коулман невербально вызвал «Протего». Тихий вздох откуда-то сбоку привёл Ремуса в чувство, и он бросился к Стиву.
Стив дышал. Прерывисто, со стонами, но дышал – значит, сердце ещё бьётся. Заклинание не убило его, но, похоже, серьёзно ранило. Ремус обхватил Стива за плечи, попытался приподнять. Ужасный скрип сломанных костей смешался с диким криком Стива. Ремус испуганно отдёрнул руки. Его ладони были в крови.
Грудь Стива была разбита. Чёрный свитер пропитался кровью, кровь испачкала шею, выступила в уголках губ. С трудом сфокусировав взгляд на Ремусе, он прохрипел:
– Надо было ловить сукиного сына…
– Молчи, – Ремус опустился перед ним на колени, поднёс палочку к ране. «Субсисто сангрия» – чтобы остановить кровь. «Ленире долорем» – чтобы унять боль. Глаза Стива закатились, дыхание стало тихим и рваным. Как сквозь плотную подушку, до Ремуса донёсся хлопок аппарации, но он едва обратил на него внимание.
– Моя семья, – прохрипел Стив. – Нора… Дин…
– Ты вернёшься к ним, – Ремус сжал его холодную ладонь, поднёс палочку к ране: – Субсисто сангрия! СУБСИСТО САНГРИЯ!
Снова и снова он пытался вызывать исцеляющие заклинания, но ничего не помогало – Стив истекал кровью.
– Не понимаю, – простонал Ремус, – почему не работает?!
Стив сжал его руку.
– Семья, – выдохнул он. – Моя семья…
– Я расскажу им, Стив, – проговорил Ремус, смаргивая злые слёзы. – Расскажу, что ты погиб в бою.
Ужас мелькнул в чёрных глазах.
– Н-нет… не смей…
– Ты – герой, Стив, – Ремус погладил его по руке, пытаясь успокоить. Стив застонал от боли, выплюнул кровь – совсем, как Фабиан Пруэтт когда-то.
– Я – Пожиратель Смерти, – проговорил он, и в его голосе звучала такая боль и такая ненависть к себе, что Ремуса пробила дрожь. – Я убивал невинных людей… Пусть лучше думают, что я их бросил…
– Нет… Нет, Стив!
– Обещай, что ничего не скажешь.
– Нет!
– Проклятье, Люпин, я же умираю… – его голос звучал невнятно из-за крови, текущей изо рта. – Просто пообещай… Пообещай, чёрт возьми…
У него не было выбора. Стив умирал. Как можно отказать человеку в последней просьбе? И Ремус взял его лицо в ладони, в последний раз взглянул в красивые чёрные глаза и чётко произнёс:
– Клянусь, что не расскажу твоим родным правду о тебе, Стив.
Болезненная улыбка, больше похожая на судорогу, отразилась на лице Стива.
– Спасибо… – прошептал он. Его глаза смотрели в пустоту, словно он видел то, чего не мог видеть больше никто. На его губах снова появилась улыбка, на этот раз – настоящая, без боли, но очень слабая. И осталась навсегда.
14 ноября 1981 года. 07:17
Целители забрали Лайелла Люпина в больницу Святого Мунго и в одно мгновение вылечили ногу Ремуса. Прибывшие авроры долго допрашивали Ремуса, прежде чем аппарировали, забрав с собой тело Эйнара Скуммеля. Ремус не спросил, что с ним сделают, но ему было всё равно. Как и собирался, он сказал, что убил Скуммеля сам, и ему пообещали, что его действия будут расценены как необходимая самооборона. Непростительные заклинания для некоторых могут быть вполне себе Простительными, с грустной усмешкой подумал Ремус.
Всё это время Стив лежал в лесу. Снова, уже который раз за эти сутки, у Ремуса на руках осталось мёртвое тело, но на этот раз не будет ни могилы, ни надгробного камня. Несколько часов он сооружал погребальный костёр, без магии, голыми руками ломая и укладывая сухие ветки. В конце концов Ремус окончательно продрог, и отправился погреться, но не смог долго оставаться в опустелом доме; абсурдная, но навязчивая мысль о Стиве, которому так холодно одному в заснеженном лесу, выгнала его наружу. У него уже не осталось сил горевать, остались только усталость и желание поскорее покончить с этим.
Уже под утро, в самый тёмный предрассветный час, появилась Урсула и бросила на кучу веток тонкую папку с надписью: «Стивен Томас. Личное дело № 10499. Составлено и подписано Б. Краучем».
– Как ты его достала? – спросил Ремус. Урсула только пожала плечами:
– Хорошая воровка не станет раскрывать свои секреты.
Они уложили Стива на спину, сложив оцепеневшие руки на груди. Он всё ещё продолжал улыбаться, хотя его тёмные губы уже посерели и застыли, а вокруг глаз появились глубокие черные провалы. Отойдя на несколько шагов, Ремус направил на него волшебную палочку и вызвал Драконье пламя. Это было сложное заклинание, но он не сомневался, что у него получится. Голубой огонь охватил кладку и тело, лежащее на ней. В полном молчании Ремус смотрел на то, как силуэт Стива и его улыбка тает в синем огне, и такой же горький огонь жёг его сердце, в котором он поклялся навсегда хранить тайну о том, как жил и умер отец мальчика по имени Дин Томас.
Драконье пламя горит недолго. Вскоре от погребального костра и от бумаг Стивена Томаса осталась только зола. И сам Стив обратился в пепел и улетел в ночное небо вместе с последними голубыми искрами, и теперь никто, никогда не сумел бы узнать о нём правду.
Пришла пора расставаться. Ремус был уверен, что куда бы ни отправится Урсула, где бы ни скрывались Квентин и Джин, они наверняка будут вместе. Они найдут остальных оборотней, попытаются собрать стаю воедино, и будут дальше жить, как жили – бороться и выживать. Но он не может пойти с ними. У него своя дорога. Он – волшебник, член Ордена Феникса. Он должен вернуться, а они – идти дальше. Он поступит, как ему велит долг. Грегор Гвилт погиб, и артефакт тоже погиб, работа Ремуса закончена, больше не надо врать и изворачиваться, он выжил, он победил – но тогда почему перед глазами мутно от выступивших слёз?
Урсула взяла его за руку, и он сжал её пальцы.
– Я хочу пойти с тобой, – хрипло сказал он. Урсула печально покачала головой. Светлеющее небо отражалось в её бледно-зелёных глазах, делая их прозрачными, как вода. Свободной рукой она погладила его по щеке.
– Нельзя, – тихо сказала она. – Нельзя. Скорей беги: светает. Светает… Жаворонок-горлодёр своей нескладицей нам режет уши… Он пеньем нам напомнил, что светло, и что расстаться время нам пришло. Теперь беги: блеск утра всё румяней. Румяней день, и всё черней прощанье*.
Ремус знал, что она права. Пусть они ни дня в своей жизни не служила Волдеморту, она всё равно преступница. Быть с ней – означает самому стать преступником, предать то, во что он верил и чему служил. Она понимает, что они не могут быть вместе, что если они попытаются, то рано или поздно долг и сердце вступят в непримиримую войну, и их чувства превратятся не в любовь, а в ненависть. Всё, что они могли сделать – это запомнить этот момент, запомнить друг друга и никогда не забывать. Ремус наклонился к ней, и Урсула поцеловала его своими прохладными губами. Не размыкая губ, держась за руки, они стояли так, слушая биение сердец друг друга, а ночь вокруг них светлела, и холодный ветер вплетал снежинки в их волосы.
16 ноября 1981 года. 9:22
Утро было пронзительно-голубым и насквозь промёрзшим. Верхушки елей, окружавших Хогвартс, побелели от инея, как и шпили на башнях замка. Тонкие стёкла в окнах тихо позвякивали от холода.
– Так он создал крестраж, – сдавленно проговорил Ремус. Дамблдор медленно кивнул, не отрывая от него печального взгляда.
– Северус считает это маловероятным, однако я уверен, что на своём пути к бессмертию Волдеморт не мог остановиться ни перед чем. Он убил столько людей, что наверняка мог попытаться это использовать. Да, я уверен, что он создал крестраж. Я думал, что это Верный Коготь. Но судя по тому, что ты рассказал, это не так.
– Но ведь, быть может, его ещё можно найти и проверить?
– Мы не смогли его найти, Ремус. Я лично осмотрел разрушенную церковь в деревне Бринси. Я смог установить, что Гвилт погиб там – остались кое-какие следы – но тела нет. Магический огонь слишком силён, чтобы оставить тело. Раз Верный Коготь тоже погиб в этом огне, значит, он не был крестражем. Просто очень сильным артефактом, который попал не в те руки. Волдеморт наверняка намеревался сделать его крестражем, но не успел. Крестраж – что-то другое. И мы его найдём.
Ремус молча смотрел в окно, затянутое по краям морозными узорами. Зима обещала быть такой же холодной, как и в прошлом году. Хорошо, что отец укрыл розы в их саду – будет жалко, если помёрзнут… Мирная жизнь. Простые повседневные дела. Возможно ли это? Или это лишь мираж, и однажды жестокий тёмный маг вернётся, и вместе с ним вернётся война и кошмар?
– Ремус, – тихо сказал Дамблдор. – Ты не хочешь о чём-нибудь поговорить?
Поговорить хотелось о многом. О Сириусе, которого он встретил на пути в Азкабан и которого больше никогда не увидит. О клятве, которую вырвал у него умирающий Стив Томас. Об Эмбер Коулман, которая исчезла неизвестно куда вместе с отцом. О Кевине Муре, который, как сообщил «Ежедневный Пророк», вчера вечером покончил с собой в Азкабане, разбив голову о стену камеры.
– Что мне делать дальше, профессор? – тихо спросил Ремус.
– А что ты хочешь делать?
– Что угодно. Отправьте меня куда-нибудь. Я готов на всё, профессор. Пожалуйста.
Дамблдор грустно покачал головой:
– Две недели назад ты говорил то же самое, и вот что случилось. Нет, Ремус. Я не могу поручать тебе ничего, когда ты в таком состоянии. Тебе нужно отдохнуть. Набраться сил.
Ремус покачал головой. Ответить не мог – в глазах кипели слёзы, и он знал, что если заговорит, то не выдержит и заплачет. Какой, к чёрту, отдых, когда он не может отделаться от мысли о Фрэнке и Алисе, которых захватили в плен и свели с ума, пока он был слишком далеко, чтобы им помочь? Когда ночами он просыпается в ужасе, думая, что находится в зарешёченном лифте, и чувствует на своих руках засохшую кровь Адама? Когда каждый час, каждый чёртов час думает о мальчике по имени Дин, который никогда не узнает правду об отце? Когда Эмбер могла бы быть в Хогвартсе, подальше от обезумевшего отца, если бы он был хоть немного умнее?
– Я мог бы справиться лучше, – прошептал он. – Я мог бы…
– Послушай меня, – Дамблдор накрыл его руку своей ладонью. – Мы все совершаем ошибки, Ремус. Иногда груз ответственности слишком велик. Ты и твоё поколение столкнулись с такой огромной ответственностью, под которой могут сломаться и старики, не то что молодёжь. Ты не сломался. И не сломаешься. Мы все совершаем ошибки, и я в своей жизни совершил их бесчисленное количество. Но если я в чём-то и уверен, так это вот в чём: я не ошибся в тебе, Ремус. Я бы многое изменил в своём прошлом, но я никогда бы не изменил того, что решился взять тебя в Хогвартс. Я горд и рад, что воспитал такого храброго и благородного человека.
Он печально улыбнулся:
– В ближайшее время Барти Краучу будет не до тебя. Но он не забудет, что ты оказал ему сопротивление там, в Бринси. Тебе лучше некоторое время не попадаться никому на глаза, Ремус. Может быть, уехать из страны. Но знай: здесь, в Хогвартсе, тебе всегда будут рады.
Ремус наконец смог улыбнуться и нашёл в себе сил посмотреть на Дамблдора. В его голубых глазах блестели слёзы, но они были полны гордости.
… Отец всё ещё был в больнице. Ремус решил навестить его ближе к обеду: в середине дня в Больнице Святого Мунго не так уж много народу. Он зайдёт к отцу, и обязательно навестит Алису и Фрэнка. Может быть, когда-нибудь они выздоровеют. Может быть… Удивительно, что он всё ещё сохранил способность надеяться.
Он зашёл в кухню и поставил чайник на плиту. Подождал, пока заварится чай, налил себе большую кружку и вышел на улицу. Закутавшись в толстый плед, с чашкой чая в руках, он сел на крыльцо и некоторое время сидел, пил чай и ни о чём не думал. Может, и в самом деле, мирная жизнь возвращается…
В небе зажглась яркая искорка. Серебряный луч упал вниз, и превратился в маленькую полярную лисицу, пушистую, как облачко. Ремус замер. От неловкого движения чай выплеснулся ему на пальцы, но он этого даже не заметил. Патронус подошёл к нему, лисица высунула блестящий серебряный язычок и ласково лизнула Ремуса в щёку.
– Спасибо, что вернул его ко мне, – сказала она голосом Джин Феннелл. И взлетела в небо, лёгкими прыжками уносясь по воздуху всё выше и выше. Ремус смотрел ей вслед, и на душе у него стало хоть немного, но всё-таки легче.
*Шекспир, “Ромео и Джульетта” в переводе Пастернака
Комментарий к Часть 36. Ну, вот и всё)) остался только эпилог, в котором будут раскрыты судьбы оригинальных персонажей. Постараюсь выложить как можно скорее!
====== Эпилог. ======
24 декабря 1996 года. 17:32
Косой переулок выглядел необычно тихим и безлюдным. В прошлые годы в это время здесь царила праздничная суматоха: весёлые, нарядные волшебники, отмучившись в очередях к своим сейфам в банке Гринготтс, ходили по магазинам в поисках подарков на Рождество. Те дети, которые не оставались на праздники в Хогвартсе, возбуждённо бегали от одного магазинчика к другому или смотрели кукольные представления в праздничных балаганах, а взрослые пили глинтвейн в трактире «Дырявый котёл». В воздухе носился аромат миндаля в сахарной глазури, леденцов и шоколада, имбиря и корицы, апельсинов и розмарина. Двери и окна украшали венки из роз, падуба и еловых веток, на карнизах крыш переливались серебристые сосульки. Прекрасное, волшебное время, когда казалось, что все беды останутся в уходящем году.
Сегодня всё было совсем не так. Магазины стояли полупустые. Половина из них были закрыты, смотрели на улицу зловещими бельмами заколоченных окон. Зима выдалась холодной и ранней, Косой переулок был засыпан снегом, который никто не удосуживался убрать, но никто не возмущался из-за беспорядка – немногие прохожие торопливо делали свои покупки и покидали улочку, опустив головы, пряча глаза, торопясь скорее вернуться домой, к родным.
Волдеморт вернулся. Уныние и страх снова воцарились в Британии. Четырнадцать мирных лет пролетели, как сон, и чудовище войны выползло из тьмы, требуя новых и новых жертв. Природные катастрофы, массовые убийства, страх и кошмар – всё это результат террора Тёмного Лорда, жаждущего смертей и страданий обычных людей, которых он так ненавидит.
На повороте Ремус остановился, глядя на единственное нарядное и ярко освещённое здание на всей улице – магазин «Всевозможные Волшебные Вредилки» братьев Уизли. В освещённых окнах мелькали силуэты покупателей, слышались музыка и смех. Невольно Ремус улыбнулся: так держать, ребята. Не позволяйте этим мерзавцам отобрать у вас право на радость. Смейтесь в лицо опасности, как смеялся Сириус.
Сириус…
Много лет назад он велел бы себе остановиться и не вспоминать. Но только не сейчас. С возрастом он понял, что воспоминания о дружбе и любви бесценны, даже если они печальны. И сейчас, отвернувшись от света и прикрыв лицо капюшоном плаща, он позволил себе вспомнить…
Два с половиной года назад
Когда Сириус сбежал из тюрьмы, Ремус не знал, что думать. Когда стало известно, что Сириус невиновен, Ремус не знал, как жить. Покидая Хогвартс, который второй раз в жизни стал его домом, он чувствовал себя разбитым, разорванным на кусочки. Он мог бы спасти Сириуса ещё тогда, на берегу моря. Аппарировать с ним куда-нибудь подальше от того страшного места, расспросить, узнать, вырвать у него правду, в конце концов. А что он сделал вместо этого?
Он продолжал думать об этом, когда увидел Сириуса у себя на пороге. Грациозный силуэт гиппогрифа, на котором он прилетел, серебрился под луной – уже не круглой, но всё ещё большой, мучительно напоминающей о том, какую ошибку Ремус совершил несколько дней назад, забыв принять волчье противоядие. Какую ошибку совершил двенадцать лет назад, поверив в вину любимого человека.
Сириус шагнул к нему. Глаза сверкали в темноте. Он схватил Ремуса, комкая рубашку, чуть не разрывая её, и толкнул его на стену. Ремус не сопротивлялся. Пусть Сириус его изобьёт. Пусть задушит. Он не станет сопротивляться. Он заслужил всё.
Сириус его поцеловал. Страстно, исступлённо, грубо, почти кусая губы. Гладя его сквозь одежду, он на секунду отстранился и простонал:
– Столько лет… без тебя…
Ремус почувствовал, как на глазах выступают слёзы. Он обнял Сириуса в ответ. Каким же он стал худым… Рёбра так и выпирают, вместо крепких мышц живота – впалая яма, вместо прекрасной сильной спины – выступающие лопатки и позвонки. Он прижался носом к волосам, когда-то гладким и блестящим, а теперь жёстким и спутанным, и горечь стала нестерпимой. Он заплакал, дрожа как в лихорадке, и Сириус это заметил. Он снова начал целовать Ремуса, теперь ласково и нежно, собирая губами слёзы с его щёк, гладя кончиками пальцев царапины, едва затянувшиеся после полнолуния.
– Я так по тебе скучал, – сдавленный хрип, так не похожий на его прежний мелодичный голос, и в то же время такой знакомый и близкий, что Ремус совершенно не понимал, как он мог прожить эти тринадцать лет без этого голоса. – Они отнимали у меня мои мысли и воспоминания. Временами мне казалось, что я никогда не жил на свободе, что ты никогда не любил меня, что всё это был просто счастливый сон, который эти твари почему-то не смогли отобрать… Я не помню наш первый поцелуй. Я не помню, что мы любили делать вместе. Я только помню, что мы любили друг друга, но как только я пытаюсь вспомнить подробности, они ускользают от меня…
– Идём, – прошептал Ремус. – Тебе надо кое-что услышать.
– Что?..
– Просто пойдём.
Он не ставил эту пластинку много лет, но точно помнил, где она лежит. Он вытащил её из шкафа, сдул пыль с обложки, с которой Дэвид Боуи и Фредди Меркьюри смотрели так серьёзно, словно точно знали, что на душе у того, кто собирается послушать их песню. Ремус поставил пластинку на проигрыватель, и в комнате зазвучало тихое шипение винила, а потом первые аккорды песни «Under Pressure».
Сириус слушал, глядя расширенными глазами в никуда, а потом медленно улыбнулся:
– Мне нравится эта песня.
– Ты подарил мне эту пластинку летом восемьдесят первого. Сказал, что песня просто невероятная.
– Так и есть.
– Ты взял меня за руки вот так, – Ремус обхватил пальцами ладони Сириуса, худые, татуированные, с выступающими венами, – и сказал, что нам надо расстаться.
Сириус вздрогнул, посмотрел на Ремуса так, словно ждал, что тот вот-вот скажет, что пошутил. Потом медленно кивнул:
– Кажется, я вспоминаю…
– А помнишь это? – Ремус взял палец Сириуса, приложил его к маленькому шраму на костяшке своего указательного пальца. – Я улетел к своему дилеру за волчьим противоядием, а вернулся весь побитый. Ты унёс меня в ванну и смыл кровь, а потом приготовил для меня чай с огневиски.
