Текст книги "Разбуди меня (СИ)"

Автор книги: Zetta

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 43 страниц)

– Редукто! Диффиндо! Релашио!

Тео забавлялся, глядя, как все его заклинания отскакивают от невидимой стены целой россыпью искр, а когда их стало достаточно много, он собрал все в один огненный шар. Небольшой, но очень яркий и кишащий энергией, шар завертелся в воздухе, усиливаемый собственной магией Тео, которую он вкладывал с помощью волшебной палочки. Шар быстро разрастался, и удерживать его под контролем с каждой секундой становилось всё труднее.

Я думаю, достаточно.

Он взмахнул палочкой.

– Экспульсо!

Шар со скоростью молнии прошил защитную стену насквозь, и Тео, как никогда довольный собой, снова разбил его на множество вспышек и искр и разрезал ими остатки преграды.

– Вот и отлично, – сказал он, беспрепятственно проходя в ворота и направляясь к парадной двери. Под ногами мягко поскрипывал снег, а подъездная гравиевая дорожка сильно сузилась из-за разросшегося осенью шиповника.

Всё было таким знакомым и таким чужим. Чужим не только потому, что Тео лишили законных прав на поместье. Просто после смерти матери, после того, как Пожиратели смерти стали приходить сюда как к себе домой, это место опротивело ему. С четырнадцати лет он начал ненавидеть каникулы и мечтал, чтобы поскорее начался учебный год.

Чёрт побери, а ведь в этом я похож на Снегга. Тоже, впрочем, почившего с миром.

Конечно, Хогвартс тоже не был идеальным местом. Но учёба, пропитанная вечной конкуренцией с Гриффиндором, и квиддич, один из самых безжалостных видов спорта, где можно было выместить свою агрессию, показать мастерство и даже завоевать славу, привлекали Тео. Правда, были ещё девушки, которых он покорял, но потом терял к ним всякий интерес, а также исполнение наказаний...

Дело не в Хогвартсе, а во мне самом. Мне нигде не будет хорошо.

– Алохомора! Мать вашу... Порта Аперио!

Дверь под действием второго, более мощного заклятия распахнулась, и он вошёл в тёмный пустой дом.

А раз мне везде хреново, стоит ли обрекать Грейнджер на страдания? Ведь если она станет моей, я не отпущу её от себя ни на шаг.

Из глубины холла пахнуло какой-то ветошью, и Тео закашлялся, впрочем, успев прижать к губам кулак, чтобы заглушить звук. Нельзя было ни на секунду забывать про осторожность.

– Гоменум Ревелио, – прошептал он и прислушался. Всё было спокойно – значит, в доме он был один.

Одиночество, вечное одиночество... Даже домовой эльф сбежал. Хотя нет, куда там сбежал... Он готов был служить мне всю свою долгую эльфийскую жизнь, но я отправил его на все четыре стороны. Зачем держать домовика в пустом доме для себя одного? С приготовлением еды и починкой одежды я и сам справляюсь – на это есть магия.

Он на ощупь прошёл вперёд по коридору, толкнул огромную дубовую дверь и очутился в гостиной – месте, где когда-то ярко пылал камин, и чета Ноттов проводила долгие вечера за разговорами и играми с маленьким сынишкой.

Детство прекрасно своей беззаботностью... Чьё это выражение?

Да какая разница. Всё равно это было так давно, что сейчас кажется нереальным.

За окнами начало смеркаться, и в приглушённом свете огромная гостиная выглядела ещё более пустой, чем обычно. Стены смотрелись голо, хотя кое-где висели портреты, изображавшие предков со стороны обоих родителей. Все они были чистокровными волшебниками, богатыми и влиятельными людьми из высшего света, куда доступ был открыт лишь немногим.

– Какая скукотища – быть аристократом... – произнёс Тео вслух, разглядывая портрет прадеда со стороны матери – сухопарого старикашку в костюме 19 века и бриллиантами в наручных часах. – Ведь вся жизнь расписана наперёд. Хотя меня это не касается. И слава Мерлину.

Но тут его взгляд переметнулся на покосившийся портрет, висящий над пыльным, давно молчащим роялем. Там были изображены его родители – ликующий, но ради приличия напустивший на себя строгий вид отец вёл под руку не менее радостную мать, облачённую в светлое платье. День их свадьбы.

Начало жизни, которая предполагалась быть счастливой.

И была бы, если бы этот псих со своей жаждой мирового господства её не разрушил.

Тео поспешно вышел из гостиной, взлетел на второй этаж и чуть ли не бегом помчался по длинному широкому коридору, заглядывая во все комнаты и неизменно находя каждую из них в том же мрачном и опустошённом состоянии, что и гостиная.

Его собственная спальня была, пожалуй, самым «обитаемым» местом во всём особняке – скорее всего потому, что Тео жил здесь вплоть до вынесенного судом решения. И хоть всё в спальне было даже не тёмно-зелёным, а чёрным, начиная с письменного стола из тикового дерева и заканчивая меховым пледом на кровати, эта комната, по сравнению с остальными, выглядела довольно приветливо.

Но он сомневался, сможет ли в этой комнате хотя бы переночевать. Дело было не в страхе или холоде (дом, разумеется, не отапливался), а в чудовищном дискомфорте, который Тео испытывал, находясь здесь.

Даже если бы особняк ещё принадлежал мне, то я продал бы его. Неуютнее только Запретный лес с его лошадьми.

В памяти пронеслась та ночь, когда они с Грейнджер так неосторожно попались в руки разъярённым кентаврам. Тео помнил всё детально: как следил за Гермионой из-за деревьев, напугав её, а потом разозлив; как она в первый и последний раз назвала его по имени, прося не применять магию против целого табуна; как смело вытаскивала стрелу из его раненой ноги...

Моя храбрая девочка. Моя.

Я точно не останусь на ночь. Какой резон мне торчать здесь, когда ты так далеко.

Тео круто повернул назад, быстро прошёл по коридору, сбежал по ступеням вниз, в гостиную, но на полпути к выходу остановился как вкопанный.

Тайник в столовой! Надо проверить – вряд ли министерские псы нашли его.

Он свернул вправо, пересёк два бальных зала с тусклыми люстрами и огромными, во всю стену, зеркалами, и очутился в столовой, которая была расположена в другом конце дома. Подойдя к каминной полке, он безошибочно угадал камешек – один из многих, которыми она была инкрустирована – и нажал на него. Часть полки отъехала в сторону, открыв небольшое отверстие, в глубине которого показалась дверца, подобная той, что закрывала его банковскую ячейку в Гринготтсе. Тео направил туда палочку, невербально произнося нужное заклинание, и дверца, повиновавшись, открылась. Не медля ни секунды, он запустил руку внутрь и довольно ухмыльнулся: все его сбережения были на месте.

– Ну что, обломались, господа министерские? Уж это вам точно не достанется. Забрали себе старинный дом, не зная его секретов. Придурки.

Он положил деньги во внутренний карман пальто и в последний раз осмотрелся. Дом ответил ему всё той же мёртвой тишиной.

Больше оставаться здесь не имело смысла, и Тео, вернув полку на место, вышел через чёрный ход на улицу.

На Рождество весь день шёл снег, и к вечеру, когда маленькая семья Грейнджеров возвращалась из гостей домой, улицы Лондона засыпало чуть ли не по колено.

Преодолев последнюю полосу препятствий в виде снежных заносов и почти подойдя к дому, уставшая, но довольная Гермиона как раз думала о том, как всё-таки полезно обладать способностью к трансгрессии, когда папа, шедший вместе с мамой чуть впереди, окликнул её.

– Посмотри-ка туда, милая. Мне кажется, или это Рон у наших дверей?

Гермиона всмотрелась в темноту зимнего вечера, резко контрастирующую с ослепительным снегом, мерцающим под светом фонаря, и увидела долговязую, чуть ссутулившуюся фигуру, маячившую перед самым крыльцом.

– Да, это он, – радостно воскликнула она и ускорила шаг. – Рон! Рон, привет!

Парень поднял голову и, увидев Гермиону, слабо улыбнулся.

Гермиона подбежала к нему, ожидая как минимум тёплых дружеских объятий, как это всегда бывало с Гарри, но Рон лишь вынул руку из кармана куртки, чтобы поприветствовать давнюю подругу.

– Привет, Гермиона. Мистер Грейнджер, рад встрече.

– Здравствуй, Рон, – с улыбкой ответил Дэвид.

– Миссис Грейнджер, добрый...

– Ты, наверное, жутко замёрз! – ахнула Шарлотта, не дав ему договорить. – Пойдём скорее в дом, выпьешь чаю.

– Не откажусь, – пробормотал Рон, сутулясь от стеснения ещё больше.

Папа открыл дверь, украшенную небольшим еловым венком, и все вошли в дом, погружённый в кромешную тьму. Но стоило щёлкнуть парой выключателей, как всё вокруг замигало разноцветными огоньками, и помещение мгновенно преобразилось.

– Бедный, сколько ты там простоял? – спросила Гермиона, снимая ботинки и с тревогой глядя на красный нос Рона.

– Да недолго... Что-то около получаса.

– Ничего себе «недолго»! На таком морозе! Почему не прислал сову заранее? Ох, Рон...

Тут из кухни вышла Шарлотта, окликнув дочь.

– Гермиона, я поставила чайник. Пообщайтесь, а мы пойдём наверх.

– Если хочешь, оставайся на ночь, Рон, – добавил папа. – Уже поздно.

– Спасибо, но отсюда до Норы не больше минуты полёта.

– Ой, точно! – в один голос рассмеялись родители. – Прости, мы так редко видим Гермиону, а уж тем более других волшебников, что всё время забываем...

– Да перестаньте, ничего страшного.

Они ушли к себе, а Гермиона повела Рона на кухню – самое тёплое и уютное место.

– Ну и когда ты решил, что заявишься ко мне в гости? – спросила она, доставая чашки из буфета.

– Сегодня и решил... Захотел повидать тебя.

Гермиона коротко улыбнулась, продолжая в целом сохранять привычный Рону начальственный вид.

– Сегодня Рождество, а ты на улице торчишь, – снова посетовала она.

– Я же с работы. Пришлось потрудиться в праздник, но мы с Джорджем ни капельки не пожалели. Был такой наплыв посетителей, просто обалдеть!

Гермиона повернулась к нему.

– Как там Джордж? Джинни обычно пересказывает мне содержание писем миссис Уизли, и я в курсе, как дела у всех домашних. Но Джордж... ты с ним проводишь гораздо больше времени, чем остальные, и тебе лучше знать.

– Да, ты права, – ответил Рон, крутя в пальцах десертную ложечку и с нетерпением поглядывая, как Гермиона разливает ароматный чай из трав за кухонным рабочим столом. – Он почти оправился. Недавно даже начал шутить. Это хороший признак.

Гермиона наконец поставила чашки на стол и серьёзно сказала:

– Он молодец. Ему в этой ситуации, пожалуй, сложнее всех, ведь Фред был продолжением его самого.

– Фред навсегда останется в наших сердцах, – с чувством сказал Рон, проводя рукой по лицу. Потом отложил ложечку в сторону и улыбнулся уже веселее. – Ну а как дела в Хогвартсе? Мерлин, школа... Это было так давно!

– Там всё отлично, – живо откликнулась Гермиона, ставя перед гостем поднос с кексами. – Я староста школы, а у меня, сам знаешь, особо не пошалишь.

– Это да! – хохотнул Рон, делая большой глоток. – Если только не шалишь ты сама.

– Ну... – Гермиона немного замялась, отодвигая стул. – Конечно, теперь я не так сконцентрирована на учёбе. Понимаю, для тебя это звучит странно.

– Более чем, – невнятно сказал Рон, жуя кекс. – Это Джинни так на тебя влияет?

– Нет, что ты! – возразила Гермиона, усаживаясь напротив и грея руки о горячую чашку. – Мы с ней не забываем о выпускных ЖАБА и тщательно к ним готовимся, всё-таки последний курс. Но помимо учёбы есть много других интересных занятий.

– Как, например, квиддич? – Рон, похоже, хотел поймать её на слове.

– И квиддич, и походы к Хагриду, и прогулки с друзьями. Правда, сейчас сильно похолодало, но в начале месяца мы ходили на каток, а там мёрзнуть некогда.

– Классно! – искренне сказал Рон, беря с тарелки следующий кекс. – В Хогвартсе всегда было здорово, но я, честно говоря, не нашёл в себе моральных сил вернуться туда на ещё один год обучения.

– Это не отсутствие моральных сил, а обычная лень, – сострила Гермиона, желая растормошить Рона.

– Может быть! Я много думал об этом и понял, что, если бы Гарри вернулся, я бы тоже... Ты не сердишься на меня? – вдруг спохватился он, подумав, что таким заявлением мог обидеть Гермиону: из-за неё-то он и не подумал возвращаться в школу!

Но она лишь рассмеялась.

– Сержусь? О чём ты, Рон? Ты сейчас гораздо нужнее своей семье.

– Ох, Гермиона, ты всегда умела проявить понимание. Ты самый лучший человек на свете.

– Да ладно тебе, – подмигнула она, не испытывая и крупицы того волнения, которое чувствовала бы, скажи ей эти же слова Нотт. – Ты общаешься с кем-нибудь из наших?

Рон допил чай и со стуком поставил чашку на гладкий стол.

– Ты же знаешь, как я «люблю» писать письма, – Рон изобразил в воздухе кавычки. – Но теперь, когда Симус и Невилл сдали экзамены, думаю, видеться мы будем часто. Ну, конечно, не только с ними. Сегодня к нам во «Вредилки» заходили Энтони Голдстейн с Терри Бутом, Лаванда...

– Лаванда? – непроизвольно вырвалось у Гермионы.

– Ну да, – Рон простодушно пожал плечами. – А что?

– Да нет, ничего... Ладно, на самом деле я была бы рада, если бы вы снова... Понимаешь, Лаванда так изменилась за последние два года. Стала взрослой – в поведении, взглядах на жизнь, поступках.

– Гермиона, если ты намекаешь на продолжение отношений с ней, то я тебя разочарую. Мы с Лавандой общаемся на уровне «привет-пока» и не более того. Правда, в последнее время Джордж подкалывает меня по этому поводу: говорит, что познакомит меня с симпатичной маглой, если я сам не найду себе подружку.

– А ты что?

– Да мне пока и так неплохо. Нужно сначала встать на ноги. Хоть и магазин уже несколько месяцев приносит неплохую прибыль, этого пока недостаточно, чтобы начинать отношения. Девчонкам же нужны подарки, цветы, походы в кафе...

– Не всем, – возразила Гермиона.

– Ну ты всегда была не такой как остальные, – усмехнулся Рон, скрещивая руки на груди и откидываясь на спинку стула. – Я в хорошем смысле говорю.

– Я знаю, Рон.

– Кстати, сегодня к нам ещё заглянули Дин с Падмой. Купили «Набор начинающего негодяя» – ну там, всякие хлопушки, фейерверки... Они что, теперь вместе?

– Да, – улыбнулась Гермиона, вспоминая, какие нежные взгляды бросали эти двое друг на друга, пока они в карете ехали в Хогсмид.

– Понятно, – Рон замолчал на несколько секунд, а потом наконец задал вопрос, который Гермиона подсознательно ожидала всё это время: – А у тебя как на личном фронте? Виктор, наверное, проходу не даёт?

– Вовсе нет, – Гермиона опустила глаза, нервным движением поправляя заколку в волосах. – Я пока одна.

Похоже, Рона вполне устроил этот ответ, потому что он, уже разделавшись с кексами, переключился на испечённый юной хозяйкой дома шоколадный пирог, восторгаясь его отменным вкусом. Гермиона же шутливо отмахивалась от похвалы в адрес своих кулинарных способностей, втайне радуясь тому, что избежала дальнейших расспросов о личной жизни.

Остаток вечера прошёл в милой дружеской обстановке. Друзья выпили не одну чашку чая, вспоминая смешные, грустные и даже опасные случаи из своей бурной школьной жизни, то и дело сетуя на то, что сейчас с ними нет Гарри.

Они проболтали половину ночи, совершенно не замечая, как летит время, и взглянули на часы только тогда, когда у обоих стали слипаться глаза. Пробило три, и пока Гермиона убирала посуду со стола, её гость уже оделся. Последняя попытка убедить его, что лучше переночевать у них, не увенчалась успехом: Рон наотрез отказался, мотивируя это тем, что Рождество нужно встречать с семьёй. В итоге Гермиона проводила его со словами, что он рассуждает совершенно нелогично, ведь вряд ли в Норе будут праздновать Рождество до четырёх утра, на что Рон ответил, что в плане логики становится больше похожим на Полумну, и трансгрессировал прямо с крыльца дома.

Гермиона поднялась к себе в комнату, зевая и на ходу снимая одежду. Она была очень рада, что они с Роном так хорошо пообщались. Ей было важно просто увидеть его, поговорить, убедиться, что с ним всё в порядке, но, самое главное, она окончательно поняла, что он не испытывает к ней ничего, кроме дружеских чувств. И это было взаимно.

– Рон, ты замечательный... – сонно бормотала Гермиона себе под нос, натягивая ночную рубашку и расчёсывая волосы. – Опять, наверное, пропадёшь на полгода, а потом заявишься ни с того ни с сего. Но в этом ты весь.

Она уже забралась под прохладное атласное одеяло, когда вдруг заметила какое-то движение за окном. Инстинктивно схватив волшебную палочку с прикроватного столика, куда только что её положила, она на цыпочках подошла к окну и осторожно отодвинула занавеску.

На карнизе сидела сова с привязанной к лапке маленькой коробочкой и так недовольно щёлкала клювом, что Гермиона расхохоталась.

– Бедняжка, сколько ты меня ждала? Не сердись, давай я тебя покормлю.

Она впустила птицу в комнату и поставила на подоконник блюдце с пшеном. Сначала сова воротила клюв, но когда Гермиона налила ей воды, радостно распушила перья и принялась жадно пить.

– Ладно, не буду тебе мешать, – шепнула она сове и отошла от окна, открывая коробочку.

В ней был лишь листок пергамента, сложенный в несколько раз с нарочитой небрежностью. Сердце Гермионы в волнении забилось: она была почти уверена в отправителе. Осторожно развернув листок, она обнаружила на его обратной стороне короткое послание:

«А это второй шаг, Грейнджер. С Рождеством.

P.S. Подарок должен подойти, у меня на твои пальчики глаз намётан.

P.P.S. Я украду тебя после свадьбы Забини».

Под письмом на дне коробочки лежало тонкое золотое колечко.

Сам же отправитель в эту минуту находился в элитном номере многоэтажного отеля неподалёку от Риджентс-парка. Развалившись на ворсистом ковре возле огромной кровати и потягивая из бокала виски со льдом, он тщательнейшим образом изучал структуру Министерства магии. Сняв вчера вечером номер в одной из лучших гостиниц Лондона и просматривая взятые с собой книги, Тео был просто поражён такой не свойственной ему невнимательностью и – одновременно с этим – колоссальным везением, неожиданно обнаружив в форзаце того самого древнего талмуда, который он чуть было не швырнул в камин слизеринской гостиной, подробную карту Министерства. Правда, что касается Отдела тайн, тут карта давала столь же мало информации, сколько и текст внутри самой книги. Зато расположение других отделов было описано очень подробно, и Тео уже несколько часов занимался тем, что разрабатывал путь к заветной Комнате смерти. Однако чем больше он во всё это вникал, тем сильнее ему хотелось ускорить ход времени, быстрее пробраться туда и наконец сделать то, к чему он так стремился.

Нет, так больше нельзя!

Он отбросил карту куда подальше и, устало запрокинув голову назад, закрыл глаза. Перед мысленным взором сразу всплыли картины вчерашнего дня в хронологическом порядке: очередная стычка с Малфоем, разговор с Гермионой в Хогвартс-экспрессе, заброшенный особняк, портрет родителей...

Он сжал ножку бокала с такой силой, что та треснула пополам. Стекло вонзилось в кожу, и по ладони потекла кровь вперемешку с виски, но Тео не чувствовал физической боли. Он был слишком увлечён своими душевными муками.

С каким бы непониманием, а порой и презрением он ни относился к отцу, его угнетал тот факт, что в публикуемых каждую неделю в «Пророке» списках погибших за всю вторую магическую войну его имя так и не появилось.

Конечно, это было справедливо, ведь он умер в Азкабане, и Тео уже почти смирился с тем, что отец именно умер собственной смертью, а не был убит, в чём он был уверен поначалу. Тогда в нём говорила жажда мести, а теперь, спустя полгода, всё представлялось в несколько ином свете.

Но эта объективная справедливость не могла унять чувство злой досады, съедавшей его изнутри. Оба его родителя погибли из-за Волан-де-Морта, пусть не напрямую от его руки... хотя и это было спорным вопросом; из-за него же развалилась вся семья, и Тео остался один на всём белом свете, без дома и хоть какой-нибудь поддержки, зато с громкой фамилией и запятнанной репутацией.

Мать не верила в идеи Волан-де-Морта и поплатилась жизнью; отец колебался, то принимая сторону Тёмного Лорда, то вновь отрекаясь от него. Было очевидно, что над ним властвовал вовсе не Лорд, а простой страх – за себя, свою семью, своё будущее. И если мать, умерев, так и не отступила от своего мнения, то отец метался до самого конца. Наверняка в Азкабане его не раз допрашивали, и он, конечно, говорил то, что было угодно новому, послевоенному Министерству... Но сколько человек из числа допрашивающих были на самом деле рады победе светлых сил над тёмными? Немного. А ещё меньше было тех, кто поверил его словам.

А ещё были дементоры.

Скорее всего, они и лишили отца стимула жить дальше, высосав из него последние крохи надежды. К поцелую его не приговаривали, но дементоры, как известно, вполне могут действовать и без прямого контакта. Одно уже их присутствие рядом выхолаживало из души всё хорошее, что там когда-либо было...

Двери лифта открылись, и Тео оказался в пустом коридоре, пол и стены которого были выложены чёрной мраморной плиткой. Он медленно двинулся вперёд, прислушиваясь к каждому шороху и стараясь ступать как можно тише, но спустя некоторое время заметил, что не слышит даже собственного дыхания. Вокруг стояла звенящая тишина, и это показалось Тео странным, но сейчас некогда было думать об этом.

Сердце колотилось быстро-быстро, но так же ужасающе беззвучно. Тео шаг за шагом продвигался дальше по коридору. Он знал, что ищет что-то важное, но не мог вспомнить, что именно. Свет на конце палочки подрагивал – это от напряжения тряслась рука.

И вдруг в этой нереальной тишине раздался душераздирающий крик, полный боли и отчаяния.

Он узнал её голос сразу. И вся её боль мгновенно передалась ему.

– Не трогай её, мразь!

Он помчался по коридору, наплевав на прежнюю осторожность – она страдала, она нуждалась в его помощи... остальное было неважно. Поворот за поворотом, дверь за дверью – всё не то, он никак не мог найти Гермиону, а её крик становился всё громче, молотом отдаваясь у него в голове.

Тео с силой толкнул очередную дверь. Та поддалась на удивление легко, и он с разбегу влетел в большую комнату с множеством других дверей, расположенных по кругу. Крик уже был просто невыносимый, и Тео, не раздумывая, метнулся к двери, что была слева; он точно знал, что ему необходимо открыть именно эту дверь. Но его ноги не сдвинулись с места, они словно приросли к центру комнаты, не давая сделать ему ни шага. Он попытался освободить себя заклятием, попробовал руками оторвать хотя бы одну ногу от пола – всё было безрезультатно. Гермиона кричала всё жалобнее, её хриплый голос ослаб, она звала его, своего единственного спасителя, а он стоял тут, приклеенный к чёртовому мрамору, и ничего не мог сделать.

Крик прекратился так же внезапно, как начался, и где-то совсем рядом послышался холодный голос, от звука которого даже бесшумное сердце перестало биться.

– Твоя грязнокровка сейчас сдохнет, Теодор! И я хочу, чтобы ты слышал её жалкие предсмертные вопли!

Тео снова рванулся с места, но не устоял и рухнул как подкошенный на мраморный пол, слыша последние отчаянные крики любимой, которая всё ещё надеялась, что он придёт и спасёт её...

– Авада Кедавра!

Зелёная вспышка озарила круглую комнату и погасла. Раздался короткий вскрик, который почти сразу заглушил ядовитый смех – сначала тихий, а потом зазвучавший всё громче, громче, громче...

Тео вскинул голову так резко, что защемил шейный позвонок, но, не обращая внимания на боль, тут же вскочил на ноги. Пошатываясь и плохо понимая, что сейчас реально, а что нет, он бросился к окну, щурясь от яркого солнца, бросающего блики на такой же ослепительно-белый снег, выпавший ночью.

Гермиона.

Одной рукой он схватил палочку, другой – пальто из шкафа, попутно наступив на обломок бокальной ножки, и, наплевав на то, увидят его маглы или нет, трансгрессировал прямо из номера на улицу, где находился дом Грейнджеров.

Он плюхнулся в сугроб посреди детской площадки, и несколько игравших в снежки малышей обалдело уставились на непрошеного гостя, прилетевшего словно с неба.

– Мама, мама, это Санта? – закричал кто-то из них.

Тео выбрался из сугроба, наспех отряхиваясь и мысленно матеря самого себя за тупую опрометчивость.

Ещё бы на голову кому-нибудь свалился, идиот, вообще было бы прекрасно.

Он уже собирался исчезнуть с площадки, пока его чудесного падения не заметил никто из взрослых, как вдруг один мальчик ухватил его за рукав пальто и требовательно пропищал:

– Санта, а где же мои подарки?

Тео недовольно скрипнул зубами, но взял себя в руки и постарался ответить как можно дружелюбнее:

– Я немного ошибся дымоходом, дружище. А подарки были вчера, разве нет?

И пока мальчик не сообразил, что на это ответить, псевдо-Санта перепрыгнул через забор, отгораживающий площадку от дороги, и скрылся в неизвестном направлении.

Я должен её увидеть. Я должен знать, что с ней всё хорошо.

Тео шёл так быстро, что едва успевал смотреть на номера домов; в голове всё смешалось, и он никак не мог понять, был ли этот кошмар сном или...

– Не думала, что ты начнёшь преследовать меня уже с третьего дня каникул.

Он резко затормозил и обернулся, пряча улыбку облегчения. Гермиона стояла перед ним, целая и невредимая.

– Размечталась, Грейнджер, – хмыкнул Тео, чувствуя, как всё внутри заполняется теплом от осознания того, что с ней всё в порядке. – К тому же, сегодня не третий день каникул, а четвёртый. Ты что, так поражена моим рождественским подарком, что разучилась считать?

Она глубоко вдохнула, пытаясь сохранить самообладание, и ответила ему ровным голосом:

– За подарок спасибо. Но, может, ты скажешь, что всё-таки привело тебя в район, сплошь населённый маглами?

– Ну, не «сплошь»... – он сделал паузу, заставляя Гермиону посмотреть ему в глаза в ожидании продолжения, и добавил: – Здесь живёт одна хорошенькая волшебница.

Тут гриффиндорка уже не смогла притворяться и вся вспыхнула, а Тео, усмехнувшись, ощупал её жадным взглядом с головы до ног.

Чёрт подери, как же я завидую снежинкам, которые так нахально ложатся на твою дурацкую вязаную шапку, твои волосы, лицо, ресницы, губы...

Как же я хочу прижать тебя к себе и трансгрессировать куда подальше от этих маглов...

– Родители уже выходят, – вдруг сказала Гермиона, оборачиваясь на домик в конце улицы. Двое людей, мужчина и женщина, спускались по лестнице.

Она снова повернулась к Нотту.

– Если тебе больше нечего сказать, то я должна идти.

– Ну почему же нечего? Я не прочь познакомиться с твоими родителями, – заявил он, глядя поверх головы Гермионы на спускающихся по ступенькам мистера и миссис Грейнджер и не давая их дочери никакой возможности возразить. – Мне ещё не приходилось общаться с маглами тет-а-тет. Надо же когда-нибудь попробовать.

– Вот ещё! – мгновенно взвилась Гермиона, плохо отдавая себе отчёт, почему так реагирует – что, в конце концов, криминального в знакомстве родителей с этим человеком?

Что такого? Да ничего, не будь это Теодор Нотт, преисполненный самоуверенности слизеринец, циничный скептик, насмехающийся над всем и всеми вокруг, считающий себя богом, а остальных чернью, этот наглец, который смеет вот так запросто являться чуть ли не на порог моего дома!..

Она закусила губу, дрожа от негодования, а Тео, наблюдавший за ней всё это время, расплылся в торжествующей улыбке. Боковым зрением он видел, как родители Гермионы приближаются к ним, и теперь, выправив осанку и приняв самый скромный вид, на какой был способен, смотрел на чету Грейнджер с вежливым интересом.

– Тебе бы в цирке работать, – процедила Гермиона сквозь зубы, теребя замочек своего пуховика и явно нервничая.

Тео, не меняя выражения лица, ответил ей с той же язвительностью:

– Больше всего меня забавляет, в качестве кого ты меня им представишь. Однокурсник? Партнёр по танцам? Мужчина твоей мечты?

– Иди ты к Мерлину! – огрызнулась она.

– А ты больше похожа на маму, – невозмутимо продолжал он.

– Я ненавижу тебя, Нотт, – прошипела Гермиона так тихо, чтобы её услышал только он: мама с папой были совсем близко.

– Я знаю, детка, – самодовольно отозвался Тео и с учтивой улыбкой повернулся к родителям Гермионы. – Добрый день, мистер и миссис Грейнджер. Позвольте представиться: я Теодор Нотт, близкий знакомый Гермионы.

– Добрый день! – радушно откликнулись они; похоже, их подкупил обходительный тон и приветливость этого молодого человека. Гермиона же едва сдержалась, чтобы не закатить глаза. – Ты учишься на одном факультете с нашей дочерью?

– Нет... – начала было Гермиона, но Тео и тут решил проявить самостоятельность.

– Нет, я на Слизерине, – ответил он, но, поймав суровый взгляд Гермионы, поправился: – В общем, я на другом факультете. Но это совсем не мешает нам общаться. Мы даже вместе ходили на Рождественский бал.

Дэвид и Шарлотта недоумённо переглянулись, а Гермиона одними губами прошептала Нотту что-то вроде «Ты у меня получишь!».

– Ты же говорила, что ходила на бал с Дином Томасом... – растерялась мама.

– Сначала я танцевала с Дином, а потом с ним, – еле выдавила Гермиона, кивая в сторону Нотта. – Слушайте, может, пойдём?

– Теодор, ты не... – начал папа, но тот автоматически поправил его:

– Можно просто Тео, сэр.

– Хорошо, Тео, не хочешь прогуляться с нами? Мы идём за подарками. Всю неделю сплошные походы по гостям, – вздохнул он.

– С удовольствием, – ответил Тео, убедительно изображая восторг, и все вчетвером они двинулись дальше по улице.

Тео буквально слышал, как Гермиона скрипит зубами с досады, не в силах что-либо сделать, а она, помимо этого, бросала на него такие гневные взгляды, что, казалось, вот-вот прожжёт его насквозь.

Мерлинова борода, что вообще происходит? Он совсем обнаглел! И родители с ним как шёлковые, будто заколдованные...

А вдруг правда? Попробую проверить. Боже, приходится доставать волшебную палочку посреди многолюдной улицы... Подумать только, я рискую вылетом из школы из-за какого-то хама!

Финита!

Ничего. А если попробовать...

Приори Инкантатем!

Хм, значит, обошёлся без магии. Тогда что это – природное обаяние?

Они свернули на узкий тротуар, где рядом могли уместиться только три человека. Тео, нарочно пропустив родителей Гермионы вперёд, поравнялся с ней и, дождавшись, пока Дэвид и Шарлотта удалятся на достаточное расстояние, сказал с привычной ухмылкой:

– Грейнджер, ты порой такая глупышка. Неужели ты думала, что я наслал на них Империус?

– Кто тебя знает, – едко откликнулась она, пряча палочку поглубже в сумку. – Лучше скажи прямо, что тебе нужно.

– Я же сказал: хочу пообщаться с маглами, – ответил Тео и, не дав Гермионе и слова вставить, быстрым шагом догнал родителей и продолжил прерванную беседу:

– Ваша дочь так много о вас рассказывала, что я просто не мог не познакомиться с вами. Понимаете, я из семьи чистокровных волшебников, и мир маглов был для меня совершенно закрыт, поэтому мне всегда было интересно...

Гермиона даже не дослушала, что он там приплёл – так жутко она злилась. Ей приходилось изо всех сил держать себя в руках, чтобы сию секунду не кинуться на этого выскочку, возомнившего о себе невесть что.