Текст книги "I'm a slave for you (СИ)"
Автор книги: Stormborn
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 31 страниц)
– Они выполняли особое задание, – уклончиво произнес Теодор, не желая рассказывать жестокой правды.
Глаза Гермионы вспыхнули гневом, но она остановилась в нерешительности. Уж очень хотелось посмотреть, как поведет себя Тео. Гриффиндорка всегда знала, что ей не стоит слепо верить его словам, не стоит доверять ни одному его обещанию. Она лишь хотела узнать, собирается ли слизеринец позволить ей разделить с ним власть над ополчением, или нет. Или ей предстоит сидеть в сырой каменной коморке, дожидаясь распоряжений тщеславного, гадкого, лживого…
В голове вновь возник образ Драко. Он улыбался, дерзко, словно мальчишка, разбивший соседское окно и скрывшийся с места преступления. Гермиона вспомнила, что Драко был жутким и злобным, но он никогда ей не врал… Да, он скрыл пленника в подвале, но никогда не внушал ей пустых иллюзий относительно свободы или поражения. Иногда, лежа рядом с ней в постели, Малфой принимался размышлять о том, стоит ли Темному Лорду противиться участи свержения с «трона»? Как-то раз он даже сказал, что ополчение непременно победит, а затем отвернулся от девушки, точно обиженный мальчишка…
– Жаль, что тебя не было с нами. Уверен, ты хотела бы сама сравнять это место с землей… – начал бубнить Эрни.
Краем глаза Гермиона видела, как лицо Теодора исказилось в неприятной гримасе. Он скривил губы, уставившись на болтливого друга, а гриффиндорка позволила себе одарить Макмиллана ненавидящим взглядом. Грязнокровку невероятно возмущало то, что для них это было развлечением… Никто и не думал о том, что уничтожает многовековое наследие чужой семьи, погребая еще живых домовых эльфов под слоями раздробленного камня. Холодок пробежал по спине девушки, заставляя ее болезненно дернуться. Ненависть все вскипала внутри, грозясь пролиться на головы юношей гневной тирадой.
Беседу старых «друзей» прервал громкий оклик. Через узкий коридор к Теодору направлялась темноволосая девушка, что была выше каждого из присутствующих на голову. Она шла чуть прихрамывая, но на лице у девушки светилась лучезарная улыбка. Вымученная, жалкая улыбка…
– Мы только вернулись с развалин, сэр! Вы отправитесь посмотреть? – пролепетала она, задыхаясь.
Все четверо застыли, не зная, что и ответить. Теодор хотел бы схватиться за голову, да не мог выдать свое волнения. «Ну почему тебе не спится, Гермиона?» – подумал он, глянув на восторженную гриффиндорку. В карих глазах ее блестели золотые искорки светильников, что висели на каменных стенах узкого каменного коридора. Нотт знал, что произойдет дальше. Он, как вожак восстания, просто обязан посетить место, в котором одержал сокрушительную победу… А Гермиона, наверняка, напросится вместе с ним…
– Разумеется…
– Я тоже пойду, – сказала Гермиона, не дожидаясь, пока Тео закончит говорить.
Девушка недобро покосилась на гриффиндорку, поджав полненькие губки. Тоненький голосок Гермионы эхом пролетел по узкому коридору. Тон ее был словно у главнокомандующего. Она знала, что не примет отказа. Впрочем, Теодор и сам знал, что не сможет ей отказать. Нет, дело тут не в ее женских чарах… На глазах у всех отказать главной помощнице Гарри Поттера? Нет… Легче сразу покинуть пост предводителя, не вызвав всеобщей ненависти.
– Х-хорошо… Мы ждем у выхода из убежища, сэр, – произнесла девчушка, запинаясь от волнения.
Эрни, явно обрадованный услышанной новостью, торопливо зашагал к выходу, утянув за собой Арчи. Он явно не очень-то хотел покидать общество знаменитой гриффиндорки, даже не спросив у нее ничего о прошлых годах, но послушно шел за другом, выслушивая его восторженные речи. Гермиона, гордо подняв подбородок, двинулась следом. Она так хотела посмотреть, что же осталось от Мэнора, может быть… Ей удастся что-нибудь спасти? Хоть один гобелен, не тронутый взрывом, хоть одного домовика, которому посчастливилось выжить? Забрать на память кусочек камня, павлинье перо или книгу… Которую Драко купил ей.
Теплая, сильная ладонь остановила Гермиону. Кто-то схватил ее за запястье и упрямо потянул назад, не желая выпускать. Гриффиндорка обернулась и встретилась взглядом с Теодором. В его зеленых, точно свежая листва глазах плясали недобрые огоньки, гласившие: ты еще пожалеешь об этом. Теодор очень не любил, когда что-то шло не так, как он запланировал. Слизеринец сжал тонкие пальцы чуть сильнее, чем следовало, но явно этого не заметил.
– Возьми палочку… – произнес он сквозь зубы, резко выпуская Гермиону.
Девушка торопливо отшатнулась, пропуская юношу вперед. Холодок пробежал по спине. Тон Теодора говорил гриффиндорке о том, что он не желает слышать никаких пререканий, раз уж ей удалось увязаться вместе с ним. Зеленые глаза налились гневом, и Гермиона поймала себя на мысли о том, что Тео пугает ее, как никогда прежде не пугал. Казалось, что тот тихий мальчишка, что сидел с ней в библиотеке – исчез, точно его никогда и не было прежде. Неужели он так умело прятал свое тщеславие все это время, скрывал черную душу под маской сочувствия? Что же еще кроется за этим внешним спокойствием и отрешенностью?
Тяжелые шаги Теодора эхом прокатывались по низкому коридору. Нотт нагнулся, выбираясь наружу. Слизеринец всегда ненавидел это время суток… Когда утренний туман все еще не развеялся, солнце еще не встало, а звезд уже почти не видно. Небосвод меняется с нежно-фиолетового, точно поверхность сливы, на мутную серую массу, грозящуюся обрушиться вниз… Теодор недовольно фыркнул, взглянув на собравшихся неподалеку людей. Эрни, Бетс, что позвала его сюда, парочка крепких парней, что вызвались разобрать завал и сонные, не очнувшиеся людишки, выползшие проводить добровольцев…
– Найдете Лорда – мы сделаем из него чучело! – крикнул невысокий мальчишка лет двенадцати.
Нотт ничего не ответил ему, понимая, что подобное обхождение с Волан-де-Мортом просто неприемлемо. Да, он злейший враг грязнокровок, но и самый сильный их страх… Разве можно бояться чучела, что выставлено для потехи толпы? Нет. Нельзя допустить, чтобы люди забыли о том, какой мощью владел этот человек! Нельзя забыть этот страх, сменив его смехом.
Гермиона вышла из холодного сырого убежища. Глаза ее непроизвольно сузились, как только встретили яркий свет неба. Гриффиндорка прикрылась от света ладошкой, опустив взгляд к земле. Ноги мельтешили вокруг, но никто так и не окликнул девушку. Она видела лишь грязь, боясь опять почувствовать боль, если поднимет глаза. Теодор улыбнулся, увидев силуэт Гермионы. Он окликнул гогочущих людей, и все собрались вокруг него, мгновенно затихнув. Гриффиндорка шагнула к Нотту вместе со всеми, ни секунды не сомневаясь в том, что должна находиться сейчас именно здесь.
– Вы все готовы трансгрессировать? – спросил Тео, обводя толпу глазами.
Большинство уверенно закивали головами, а Гермиона смутилась и закусила нижнюю губу, вспоминая, что понятия не имеет, где именно находится Малфой Мэнор. Теодор махнул рукой и в воздухе послышались характерные хлопки. Люди начали пропадать, растворяться в утреннем тумане, словно призраки, а Гермиона осталась стоять, грустно глядя на них. Теодор знал, что она не сможет добраться до поместья самостоятельно… Но он должен помочь ей. Люди уже видели, что она желала посетить развалины. Если ее не будет со всеми…
– Держись, – шепнул он, протягивая Гермионе руку.
Гриффиндорка уцепилась за юношу, словно она тонет в реке, цепляясь за ветви деревьев. Нотт улыбнулся и трансгрессировал, не желая больше тянуть время. Гермиона закрыла глаза, ожидая, пока искры вокруг нее не сложись в единое целое. Ветер обдал ее слегка загорелое лицо, и карие глаза распахнулись, изучая пространство.
Колючие кусты тянулись вдоль дорожки, ведущей к огромной куче камня… «Это не Мэнор», – подумала Гермиона, оглядываясь назад. В саду нет никаких цветов, лишь неприятные растения, что извиваются под жарким солнцем, стараются заползти в тень, что отбрасывают густые колючие кусты. Мурашки стайкой пробежали по рукам Гермионы, а Тео лишь улыбался, понимая, что к девушке приходит осознание победы. Слизеринец не сумел прочитать в ее глазах ужаса, что объял душу грязнокровки…
Ощущать себя победителем оказалось весьма приятно. Теодор, опьяненный этим сладостным ощущением свободы от гнета Волан-де-Морта, сжал ладонь Гермионы до такой силы, что костяшки его пальцев побелели. Девушка застыла, не ощущая ничего. Лишь сердце колотилось о ребра, стремясь выбить их, выбравшись наружу.
Столько всего смешалось внутри гриффиндорки… Она была рада тому, что Темный Лорд погиб, рада, что больше не встретит ни одного Пожирателя, ни одного мучителя, но ощущения пустоты от ухода Драко заполняло ее грудь свинцом. Гермионе стало тяжело дышать, тяжело стоять на ногах. Образ Драко вновь возник в ее разуме. Его голос ножом резал душу несчастной.
Нотт двинулся вперед, чтобы ближе рассмотреть место взрыва. Он потянул Гермиону за собой, точно ручную собачонку. Девушка шла медленно, словно не желая приближаться к месту смерти своего хозяина. Взгляд Гермионы скользнул по дорожке. Она увидела, что кто-то отволок огромные куски расколотого мрамора, разбирая завал. Рядом лежало бездыханное тело пожилого мужчины. Его глаза, пустые, серые глаза глядели высоко в небо, словно ища в нем чего-то… Рука мертвеца превратилась в месиво из плоти и крови, что уже успела немного почернеть на воздухе.
Тошнота подкатила так внезапно, что Гермиона скривилась. Она поблагодарила Бога за то, что не успела перекусить, отправляясь сюда. Был бы от этого толк, если все содержимое ее желудка непременно отправилось бы на газон разрушенного поместья? Теодор, оторвавшись от своих мечтаний, поддержал Гермиону, не давая той упасть без чувств. Девушка оказалась прижатой к его широкой груди. С отвращением она поняла, что сердце Нотта разрывается от радости… Виновата ли здесь ее близость или это лишь близость победы? Гермиона не могла найти ответа.
Незнакомые гриффиндорке люди все тащили что-то в разные стороны. Тела погибших, огромные куски камня. Перетаскивали лопаты с места на место… Все завертелось вокруг так быстро, что Гермиона обессилено уткнулась в грудь Теодора. Слезы хотели было навернуться на глаза, но девушка сдержалась. «Нет… Только не перед ним! Только не перед ними!» – решила Гермиона, закусив губу.
Внезапно Нотт сильнее прижал Гермиону к себе. Руки его стали жесткими, холодными… Сердце забилось чуть чаще, но уже не так радостно… Теодор ощущал истинное блаженство, пока обнимал Гермиону. Он чувствовал тепло ее слабого тела, ощущал как под кожей вновь разливается что-то теплое, прямо как тогда, в темном углу этого самого поместья. Может быть, место такое?…
Повернув голову, Нотт заметил, что из-под завала извлекли очередное окровавленное тело. Эрни переглянулся с одним из ополченцев, а затем оба противно хихикнули, улыбаясь, точно озорные мальчишки. Нотт узнал извлеченного мертвеца. Он так не хотел, чтобы Гермиона увидела этого монстра вновь, что всеми силами старался не допустить такой… Встречи. «Зачем ты только пошла с нами? Не хватало еще, чтобы грязнокровка устроила здесь какую-нибудь сцену…» – пронеслось у Тео в голове.
– А он, похоже, тоже живой! – выкрикнул Эрни, улыбаясь.
Теодора точно молнией ударило. Неужели… Неужели даже взрыв не мог погубить этого подонка? Неужели ему суждено всю оставшуюся жизнь отравлять существование Теодора своим обществом, жалким существованием? Гермионе показалось, что Теодор озлобленно рыкнул, услышав комментарий друга. Она чуть отстранилась от него, собираясь поглядеть на «счастливого выжившего». Нотт же оценивал… Сможет ли он его убить, или Пожирателя придется оставить, как заложника?…
– Только ступню придется отнять. Она ему больше не пригодится…
Гермиона больше ничего не слышала. Она бы ринулась к бездыханному бледному телу, если бы крепкие руки Теодора не сжимали ее в своих объятьях… Лицо Драко было залито кровью, перекошено гадкой улыбкой. Но грудь его вздымалась, наполняя легкие воздухом. Медленно… Словно нехотя. Люди собрались вокруг него. Кто-то ухмылялся, узнав старого знакомого, кто-то недоуменно глядел на очередное незнакомое лицо. Лишь Гермиона сочувствовала его участи… Если бы не Теодор… Если бы только здесь никого не было кроме нее и Драко! Живого, теплого Драко…
========== 41 – Наши страхи. ==========
Шум, окруживший Гермиону, все нарастал и нарастал. Он медленно смешивался в размеренный гул десятков голосов. Высоких и низких, громких и тихих… Некоторые из ополченцев, словно дети, смеялись над изуродованными трупами, тыкали в них острыми палками. «Вы убили их, словно крысы, затаившись… Разве можно гордиться такой победой?» – подумала девушка, сжимая кулаки. Ненависть ко всем присутствующим вдруг обуяла гриффиндорку, заставила ее плотно сжать губы.
«Трусы. Они все – жалкие трусы», – думала Гермиона, оглядываясь по сторонам. Для нее это не было сюрпризом. Трусость и жестокость – следствие любой тирании. Темный Лорд сам создал себе таких врагов, сам же проиграл им войну, порожденную тщеславием и черствостью… В его голове просто не могло уложиться, что у такого благородного и праведного Гарри могут быть столь подлые последователи. Это суждение оказалось слишком дорогой ошибкой. Драко как-то раз сказал, что всегда нужно думать лишь о худшем исходе, чтобы не строить больших надежд…
Гермиона не знала, стоит ли ей радоваться. Она же почти смирилась со смертью Драко, еще бы месяц, чуть дольше, и его образ стерся бы из памяти… Трупы осматривали, выясняя, можно ли спасти хоть кого-то, а затем выносили свой вердикт. У Драко оказалось сломано несколько ребер и раздроблена правая ступня. Одна из девушек, одетая в форму сестры милосердия, сказала, что он может не выжить.
Тело Гермионы словно пронзили ножом. Дважды… «Он жив, но он умрет. Он рядом, но скоро исчезнет», – пронеслось у гриффиндорки в голове. Она так и стояла, скованная объятьями Теодора, не в силах сделать и шага. Некоторые ополченцы бросали на странную пару косые взгляды. Кто-то из девушек хмурился, понимая, что столь важный юноша занят, другие же улыбались, думая, что Гермиона рада видеть своего хозяина в таком состоянии. Никто из них не смел и подумать о том, что она может чувствовать теплые чувства к такому холодному человеку…
Нотт, что долгое время работал с людьми, привык читать по их лицам эмоции, невидные остальным. Теодор уже встречал раньше рабынь, что привязались к своих хозяевам, точно ручные собачки… В такое время каждый из нас ищет тепла и заботы, и многие нашли их в лапах монстров. Эта извращенная форма «любви» никогда не заканчивалась ничем хорошим. Тео знал, что скоро это наваждение пройдет, спадет, точно утренний туман, освобождающий место для солнца. И слизеринец страстно мечтал о том, что именно он станет для Гермионы «солнцем».
Холодок пробежал по спине Теодора. «Драко недостоин твоей любви, глупая. Разве ты не понимаешь, что он просто играл с тобой, точно с куклой? Я же не буду играть», – думал Нотт, обнимая Гермиону все крепче. В голове юноши уже появилась картина, на которой он также крепко сжимает девушку в своих объятьях, лежа на высокой резной кровати. Совсем скоро это все кончится. Кончится! И начнется новая, полная радости жизнь с Гермионой…
Девушка не могла думать… Отвращение ко всем присутствующим смешалось с диким гневом. Как же легко Бог забирает что-то и возвращает обратно, играя жизнями людей, словно ребенок с тряпичными куклами. Или это был не Он? Здесь виноват лишь порочный случай? Как же легко было бы обвинить в своих бедах кого-то… Гермиона вновь вспомнила вчерашний день. Вспомнила, как она прощалась с Драко, стоя у самой двери, уверяя себя, что видит его в последний раз!
И вот снова… Снова это лицо. Бледное, холодное, неподвижное… Но он же жив! Жив! Он поправится, восстановится после болезни и вновь откроет глаза. Сердце забилось быстрее от одной лишь мысли о том, что совсем скоро Гермиона сможет вновь услышать его хриплый голос. Но что он произнесет? Что скажет ей? «Ты отправила его на смерть. Он узнает, что ты была в сговоре с Теодором и никогда не простит тебе…» – подумала Гермиона, закусывая губу от боли.
«Что с тобой стало?» – спросила себя Гермиона. Она не знала, что же будет дальше… Куда ополчение отправит Драко, залечив его раны? На суд, а затем и в тюрьму? А может быть, его поцелует дементор? Да, наверняка… Наверняка! Безумные мысли о побеге танцевали в мозгу девушки, заставляя кровь внутри вскипать от боли. Сомнение закралось ей в душу. Что же будет… Что же будет, если он не простит ее?
Гермиона попыталась пихнуть Теодора локтем, желая кинуться к бездыханному телу слизеринца, но не смогла. Его сильные руки сжимали девушку в крепких объятьях, не давая сделать и шага. Нотт все размышлял об этом проклятом чувстве, связывающем мучителя и его жертву. Ну зачем? Зачем женщины влюбляются в черствых и холодных тиранов? Конечно, Теодору в голову не пришла мысль о бедняжке Джеки, что так долго пыталась поймать на себе его взгляд, что постоянно донимает Гермиону расспросами о целителе… Нет, он не замечал ничего кроме Гермионы и своих собственных нужд.
Власть была слишком близко. Она дразнит его, ухмыляется, не давая зацепиться за себя и кончиком пальца… Теодор знал, что стоит ему связать себя узами брака с девушкой, что так отчаянно пытается вырваться из его рук – из неофициального предводителя восстания он станет новым премьер министром магии. Он войдет в историю как Великий Реформатор, как освободитель, как тот, кто снял оковы с грязнокровок и позволил им существовать вне тирании! Каким же сладким казалось будущее… Юноша стоял на дорожке, залитой бледным светом осеннего солнца. Пред его взором раскинулось некогда прекрасное поместье, что ныне покоится в руинах…
Теодор поглядел на землю, куда ополченцы оттаскивают найденные трупы. Никто не нашел и куска тела Темного Лорда, что не могло не печалить каждого присутствующего. Никто не сказал этого вслух, но все знали, что только за этим и собрались вокруг этой проклятой кучи раздробленного камня… Рядом с неизвестным Нотту Пожирателем, преклонных лет, лежала Эвелин. На ее смуглом лице, лоснящемся на солнышке, горела улыбка… Черное платье залито кровью, а от ее нежных, слабеньких ручек не осталось ничего, кроме ошметков разодранной плоти…
Покойники лежали стройным рядом. Их пустые, невидящие глаза смотрели в небо, в котором они уже не могли разглядеть ничего. Птицы вились над трупами, не решаясь спускаться вниз, чтобы полакомиться мертвечиной. Нотт отвел глаза, решив, что лучше наблюдать за живыми.
Сопротивления Гермионы стали все яростнее, и Нотт понял, что еще немного, и она закричит… Некоторые из присутствующих ополченцев уже начали бросать в сторону слизеринца недоумевающие взгляды, замечая сопротивление гриффиндорки. Да, каждому в голову приходила одна и та же мысль: «Бедняжка так натерпелась от Драко, что никак не может поверить в то, что он еще жив».
Холодный ветер шевельнул полы плаща Тео. Юноша размышлял о том, что легче всего было бы найти Малфоя мертвым, чем убить его сейчас. Слишком много глаз видело его еще живое, дышащее тело… Слишком много народу знает о том, что раны его не смертельны… Стоя перед развалинами поместья Темного Лорда, Теодор поклялся самому себе, что добьется высшей меры наказания для Драко… Сейчас, когда общество так озлобленно к представителям знати, провести показательную казнь… Первую! Первую казнь! Не составит никакого труда…
«Твое счастье, что ты сможешь прожить на одну несчастную неделю дольше, чем остальные Пожиратели», – подумал Нотт, презрительно фыркнув. Юноша еще крепче прижал к себе Гермиону, стараясь успокоить ее. Нотт боялся почувствовать, что она плачет… Плачет из-за какого-то Пожирателя, что не достоин и мизинца на ее прелестной руке!
– Пусти меня… – прошептала Гермиона, стараясь оттолкнуть Теодора от себя.
Ее слабые ручки уперлись в стальной живот юноши, стараясь избавиться от надоевшего общества. Все старания Гермионы оказались тщетны. Нотт намного сильнее гриффиндорки и не даст ей уйти. Теодор понял, что у него нет другого выхода… Он должен забрать Гермиону в убежище прямо сейчас, не медля больше ни минуты.
Если она устроит сцену прямо тут, что же подумают остальные? Что главная помощница Гарри Поттера сошла с ума, пребывая в заточении. Этого нельзя допустить сейчас, когда власть маячит перед глазами, подобно путеводной звезде… Нотт, словно мотылек, летел к ней, не желая слушать чужие советы, не желая думать о какой-то там чести и правильности, о высшей цели и чужих нуждах.
Перед глазами вновь оказались искры, искривленные силуэты людей, развалин, деревьев… Гермиона не слышала хлопка трансгрессии и не успела понять, что происходит. Через мгновенье они уже стояли посреди комнаты Нотта. Холодные каменные стены в кольцо зажимали Гермиону, не давая ей набрать полные легкие воздуха. Сердце колотилось, точно бешенное.
Обида на целый мир поселилась в измученной душе Гермионы, стремясь перерасти в колкую ненависть. Обжигающую ненависть ко всем, кто пытался спасти ее из столь сладостного плена.
Не выдержав, забыв о собственной гордости, Гермиона уткнулась в плечо Нотта. Горячие слезы текли по ее щекам, скатываясь на тщательно вычищенное пальто слизеринца. Теодор боялся шевельнуться, почувствовав, что тоненькие пальчики гриффиндорки впились в его одежду. Он вновь почувствовал тот прилив сил, что посетил его в темном поместье Темного Лорда.
Понимание того, что слезы эти отнюдь не слезы радости пришло не сразу. Теодор все продолжал сжимать Гермиону в объятьях, пытаясь успокоить ее страдания, но всхлипывания так и не прекратились… Щеки девушки покраснели от жара, а руки слегка подрагивали при каждом вздохе.
– Перестань, Гермиона. Хватит… – прошептал Нотт, поглаживая ее по спутанным волосам.
Разве могла Гермиона услышать его мольбу? Перед глазами все еще был образ Малфоя, раскинувшегося на холодной земле. Гермиона никогда не была похожа на мечтательную дурочку… Она не видела ран Драко вблизи, но точно знала, что если он и переживет их лечение, то погибнет на плахе или сгниет в Азкабане, ненавидимый всеми. Гриффиндорка знала, что судьба его находится в руках юноши, что так крепко держит ее сейчас.
Ощущение собственной слабости сковало язык, точно стальные оковы. Гермиона не могла произнести ни звука, лишь всхлипывала, стараясь остановить слезы. Нотт чувствовал, что его начинает злить все это действо… В голове у юноши никак не могло уложиться, что рабыня может быть столь сильно привязана к своему господину, к своему мучителю…
Как часто Теодору приходилось лечить грязнокровых рабынь? Почти постоянно. Нотт залечивал глубокие раны от ножа, ссадины от хлыста и синяки от слишком частых побоев, выслушивая оправдания, что сыпались на него градом. Истерзанные девушки все как одна выгораживали собственных пленителей, уверяя Нотта в том, что не из собственного желания они обращаются с ними как со скотом, а лишь из-за нового устройства общества…
Гермиона никогда раньше не пыталась осветлить Драко в глазах Теодора. Она никогда не пыталась уверить его в том, что Малфой невиновен, что он – жертва режима… Но сейчас плачет из-за того, что он в опасной близости к смерти?
Гермиона подняла руки к глазам, отдаляясь от Теодора. Тоненькие пальчики пробежались по залитым краской щекам, сметая соленые слезы. Горечь жгла горло, точно пламя разъедает сухой лес. Осознание того, что за те долгие три года, пока Гермиона скрывалась, с ее друзьями произошла страшная перемена, пришло внезапно… Девушка долго шла к понимаю, что творит деспотия с людьми.
Жестокость превратила всех грязнокровок в озлобленных, загнанных в угол зверей, готовых броситься в атаку, стоит лишь протянуть руку… Той прежней Британии никогда больше не будет… На смену деспотичному режиму Темного Лорда придет режим Теодора и все останется так, как было прежде, местами поменяются лишь грязнокровки и чистокровные волшебники. Да, наверное, их не будут продавать, точно скот, но и права их значительно сократятся. Сможет ли Драко жить как раньше, попивая вино, сидя в уютном креслице напротив камина? Нет.
– Тебе, что, правда его жалко? – спросил Теодор, не выдержав давящей со всех сторон тишины.
Гермиона аккуратно подняла на него взгляд. Изумрудно-зеленые, точно трава в свете летнего солнышка глаза Нотта не были злыми или пугающими. В них поселилось что-то неприятное, отталкивающее, но гриффиндорка понятия не имела, что это… Гермиона смутилась от того, что выдала свои подлинные чувства, что показала Теодору свою нездоровую привязанность. Грязнокровка пыталась найти ответ, пыталась выкрутиться из неловкой ситуации…
– Я просто боюсь трупов, – соврала Гермиона, не отводя взгляда.
Нотт горько ухмыльнулся, увидев в жестах Гермионы подтверждение своей гипотезы. Она, как и многие рабыни, подхватила эту страшную болезнь: любовь к своему мучителю. Редкие «вспышки» ласки заставляют измученные души девушек тянуться к источнику сладостного забытья. Теодор до боли сжал кулаки, не отрывая колючего взгляда от гриффиндорки. Юноша заметил, что Гермиона слегка поежилась от его напора. Нотт смягчился, понимая, что Гермионе нужно помочь…
– Прости. Тебе не нужно было видеть все это, – виновато произнес слизеринец, делая вид, что сочувствует Гермионе.
Юноша напустил на себя холодно-заботливый вид. Он сдержанно улыбнулся Гермионе, протягивая руку. Как же Теодор хотел ударить ее, толкнуть, причинить ей боль, чтобы та очнулась от этого жуткого наваждения. Ну почему мир так несправедлив? Чем хуже ты относишься к женщине, тем сильнее она привязывается к тебе…
Нотт насупился, отчаянно не понимая, почему же женщины – столь странные создания – так сложны в использовании? Теодор видел любовь лишь со стороны: в фильмах и книгах о глупых барышнях, в школе, где все казалось таким ненастоящим… Мать Теодора умерла во время родов. Нотт не видел любви изнутри, в семье. В голове у слизеринца не было ни малейшего представления о том, каких отношений ждут «настоящие» женщины… Не из книг.
Холодок пробежал по спине Гермионы, когда Теодор взял ее за руку. Прикосновения его казались какими-то аккуратно-грубыми, неестественными, как цветы в венке молодой покойницы. Нотт словно желал чего-то большего, но терпеливо ждал нужного момента, довольствуясь малым. Гриффиндорка старалась смущенно улыбнуться ему, показаться довольной или счастливой, но не смогла заставить себя притворяться.
Гермиона покорно вернулась в свою комнату, что находилась так близко к апартаментам Теодора. Четыре стены, окружившие ее, казались несоразмерно маленькими, если сравнивать их со стенами в опочивальне Теодора… Нотт торопливо закрыл импровизированную дверь, в последний раз взглянув на Гермиону. Ее лицо, что еще утром было слегка загорелым, стало серебристо-бледным, точно мрамор поместья Темного Лорда.
Нотт вернулся к себе. Тело его безвольно упало в кресло и застыло, приняв более удобную позу. «Нельзя, чтобы она любила его! Нельзя! Это разрушит все мои планы!», – думал Теодор, перебирая пальцами рукава своего пиджака. Слизеринец раньше и не догадывался о привязанностях, что питает Гермиона. Если бы только можно было достать зелье, что помогает человеку разлюбить… Есть ли такое?
Холод помещения не казался Теодору таким явным, каким он был для Гермионы. Выросший в холодном подземелье Слизерина, Нотт привык к низким температурам, точно цветы привыкают к яркому солнечному свету. По жилам его тек холод, а не кровь, от того голова Теодора всегда была ясной. Слизеринец не мог с уверенностью сказать, что он любит Гермиону. Да, он считал ее красивой, необычайно умной девушкой, но союз с ней представлял для него скорее политическую выгоду…
Но ведь иногда так приятно чувствовать свое превосходство над кем-то… Разве позволит Гермиона кому-то хоть на секунду представить, будто он умнее чем она? Нет. Она всегда будет кичиться своим интеллектом, что, наверное, кому-то могло бы показаться очень неплохой чертой. Нотт не привык к тому, чтобы хоть кто-то понимал его слова, понимал его самого…
«Может быть, это можно вылечить? Хоть как-то? Время лечит, но его у нас нет», – размышлял Теодор, глядя перед собой. В голове его, словно трудолюбивые пчелы, роились мысли. Стройным рядом они возникали одна за одной, неся в себе план возможного избавления от проблемы, связанной с Драко.
Юноша знал, что он слишком остро нуждается в укреплении позиций, потому не рассматривал возможность отказаться от союза с Гермионой. Ему слишком нужна поддержка тех, кто собрался здесь лишь услышав имя Великого Гарри Поттера. Теодор не знал о том, что Гермиона и сама думает о том, как бы ей решить собственные проблемы, связанные все с тем же Драко.
Пока Джеки мирно посапывала в постели, Гермиона ходила взад и вперед по узкой комнатке, надеясь, что решение будет послано ей свыше. «А что если убежать? Скрыться где-нибудь… У меня же была хижина, из которой Пожиратели выволокли все мои вещи», – думала Гермиона. Решение так и не пришло, а осознание того, что нужно делать хоть что-то, продолжало мучить и без того искалеченный разум Гермионы.
========== 42 – Иллюзии и табачный дым. ==========
Джеки неподвижно лежала на холодной твердой кровати, бездумно глядя в каменный потолок. Она уже давно не спала, но не желала подниматься с жесткого соломенного ложа. Каменные стены окружили девушку плотным кольцом, не давая спокойно дышать и мыслить. Пуффендуйка надеялась, что семнадцатый день ее рождения пройдет немного по-другому…
Раньше отец Джеки заказывал небольшой столик в скромном, но уютном ресторане, приглашал нескольких близких друзей и родственников. Скромное торжество казалось малышке приятней самых пышных на свете балов… Став немного старше, пуффендуйка просила отца устроить что-то более помпезное, но успехом ее просьбы так и не увенчались. Все то же скромное торжество в кругу близких друзей поджидало ее каждый следующий год. Джеки думала, что больше не выдержит подобного «праздника», но ошиблась. Она отдала бы все на свете, лишь бы сейчас оказаться с отцом, сидя в небольшом ресторанчике, таком знакомом и теплом….
В комнате было слишком темно и сыро. Джеки слышала лишь размеренное дыхание Гермионы, звучащее неподалеку от нее. Все остальные звуки словно не существовали вовсе, только тишина стучала в ушах, клокотала в груди. Пуффендуйка вжалась в кровать, не желая думать ни о чем на свете. Как же она устала от этих жестоких, колючих мыслей о Теодоре, о школе, об отце…
Джеки не могла заплакать. Она очень хотела, чтобы все горе, весь гнев, что так долго копился в ней – вышел слезной рекой, лужей распластался на каменном полу, растворившись в огромном мире… Но девушка не могла выдавить из себя ни единой слезинки. Боль скрутила живот, и Джеки подтянула к себе ноги, свернувшись, точно побитый котенок.
