Текст книги "I'm a slave for you (СИ)"
Автор книги: Stormborn
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц)
Но вот, оцепенение прошло, и он, вновь нацепив на себя роль хладнокровного врача, робко улыбнулся девушке, аккуратно поправил ворот пиджака и, скрипнув туфлями, прошел вперед. Ему хотелось обратить это в шутку, глупую детскую забаву и забыть…
– Я надеюсь, что ты выпустишь меня за ворота, – засмеялся Тео.
– Да… Да, простите, – залепетала Джеки.
Служанка не знала, что сподвигло ее на такой подвиг. Ей просто хотелось ощутить его прикосновение, его тепло. Пусть это всего на мгновенье, но ведь когда-то… Когда-нибудь он сможет полюбить ее? Ведь сможет?…
========== 20 – Это моя грязнокровка! ==========
Драко возвращался домой с заседания Совета Пожирателей. Обычно он просто трансгрессировал к самому поместью, где его встречали верные, услужливые слуги, но сейчас юноша хотел немного проветриться. Его голова была забита мыслями о Гермионе. Как только в разуме возникал образ дрожащей от страха худышки – ноги Драко безвольно подкашивались, сердце начинало биться чаще и чаще. В его несчастной душе прочно поселилась злоба. Но на что же он злится? На самого себя и своим пьяным выходкам?
«Она никогда не простит этого, никогда мне этого не забудет», – твердило что-то глубоко внутри. Громкий, гулкий голос раздавался в голове Драко, не давая отвлечься от проклятой грязнокровки. Несчастный юноша, ненавидимый любимой женщиной, присел на скамейку, одиноко стоявшую посреди зеленого сквера.
День неумолимо клонился к вечеру, и яркое золотое солнце потихоньку сползало вниз, за горизонт, окрашивая облака в нежно-розовый цвет. Легкие зефиры сменились по-осеннему холодными ветрами. Они поднимали пыль с многочисленных дорог и шныряли по улице, распугивая редких прохожих.
Малфой, одетый в легкий, облегающий костюм, слегка поежился. Не то, чтобы холод причинял ему дискомфорт. Взращенный в ледяных чертогах Малфой Мэнора, закаленный сырым подземельем Слизерина, он давно научился справляться с легким ощущением покалывания под кожей. Но иногда, в особенно тяжелые минуты, нам всем требуется тепло. Обжигающее тепло солнца, мягкое тепло камина, сладостное тепло другого человека…
Слизеринцу оставалось довольствоваться лишь скупым теплом своего плаща. Он поднял воротник и поплотнее укутался в черную материю, стараясь согреться. Когда-то давно Драко знал заклинание, способное согреть человека в самую страшную стужу. Но это было еще в школе, когда бедолаги-слизеринцы ютились в холодном подвале. Сейчас в голове Малфоя нет места таким заклятьям, как простые домашние чары.
Сейчас чертоги его разума – хранилище всевозможных приемов из книги с пометкой «Смертельно Опасно: Запрещенная Магия». Драко может заставить человека страдать в агонии, ослепить его, заполонить разум страшными видениями, обездвижить или убить самым болезненным способом, но, стыдно признаться, не может согреться в холодную погоду.
Все бытовые заклинания забылись за ненадобностью. Многое забылось еще с тех самых пор, как Драко окончил школу. Старые друзья мертвы, старые враги мертвы, учителя, что раньше имели всеобщее уважение, в лучшем случае – гнут спину за копейки, а в худшем – давно в могиле.
Драко погрузился в сладостные воспоминания о минувших школьных годах. Тогда он был по-настоящему популярен, впрочем, как и сейчас. Одноклассницы так и косились в его сторону. Лишь немногие из них осмеливались заговорить с ним, опасаясь Панси Паркинсон, так прочно занявшей место его «подруги»…
Малфой очень устал. Он проснулся достаточно рано, пробыл в поместье Лорда очень долго, обсуждая с коллегами возможное местонахождение Артура Уизли и его проклятой шайки.
Слизеринец уже больше года гоняется за бандитами, что именуют себя: «Орден Феникса». Ну что за идиотское название? Только этот псих – Дамблдор мог придумать что-то подобное. Раздосадованный мыслями о своей неудаче, Малфой устало прикрыл глаза, и Морфей принял его в свои теплые, желанные объятья.
Драко очутился в большом зале Хогвартса. Мимо него сновали многочисленные ученики, скрытые под тяжелыми черными мантиями. Вот стайка пуффендуйцев с придурковатыми лицами прошла в паре сантиметров от юноши, затем две слизеринки, проходящие мимо, приветливо улыбнулись юноше. Его собственный факультет всегда уважал Малфоя младшего. Статус старосты и ловца слизеринской команды делали свое дело, а именно: зарабатывали уважение в глазах остальных учеников.
Слизеринец замер в проходе, совершенно неподвижно. Он повернул голову и увидел, что со стола Слизерина ему энергично машет Панси, подзывая сесть рядом. «Боже мой, Панси, как ты меня достала», – думал Малфой. Разумеется, он не понял, что все это лишь сон, что на самом деле он уже давно не студент, а Пожиратель, а надоеда – Паркинсон – давно умерла.
Как и учил отец, он выдавил из себя обворожительную улыбку и пошел к столу. Малфой свалился на скамейку прямо напротив Паркинсон. Он сидел спиной к остальным столам и не мог видеть, что же там творится. Дафна и Панси, увлеченно жестикулируя, что-то бурно обсуждали, обмениваясь короткими фразами и поглядывая куда-то вперед, за голову Драко.
Рядом с Панси молча сидел Забини, угрюмо изучающий свежую газету. Крэбб и Гойл звонко смеялись над чем-то, а светловолосая Дафна шептала что-то на ушко Паркинсон. Подруги переглянулись, и ГринГрасс тихо, так, чтобы слышала лишь их скромная серо-зеленая компания, пропела:
– Ну, посмотрите на нее, разве не страшила?
– Она и раньше никогда не была красоткой, а сейчас и вовсе превратилась в распухшую страшилу, – хихикнула в ответ Паркинсон.
Забини, услышав перешептывание двух подруг, лениво поднял голову и уставился куда-то вдаль. На его лице читалось явное недовольство. Блейза раздражало эта жужжащая беседа двух сплетниц, мешающая ему спокойно ознакомиться с новостями из внешнего мира.
– После того матча она от Уизли не отходит… – шепнула Панси, вновь повернувшись к Дафне.
Драко сильно сжал кулаки, так, что костяшки тонких пальцев побелели. Взгляд его холодных серых глаз был прикован к Панси, обсуждающей личную жизнь Уизли. Малфой, конечно, всегда был не прочь опустить рыжего болвана, но он совершенно не желал обсуждать его с Гермионой отношения.
– Она называет его Бон-Боном! Ты бы видела лицо страшилы, когда она видит эту сладкую парочку! – засмеялась Панси.
«Что? Бон-Бон? Грейнджер бы никогда не стала звать так даже собственного кота. Нужно быть полной… Постой-ка…» – думал ошарашенный Драко, внимательно слушая гадкую беседу.
Заинтересованный юноша развернулся назад, скрипнув деревянной скамейкой. За гриффиндорским столом творилось что-то странное. Куча когтевранцев, пуффендуйцев и самих гриффиндорцев толпились вокруг Уизли. Этот веснушчатый индюк гордо задрал свою страшную немытую голову и крепко прижимал к себе слегка полноватую блондинку. Лаванда Браун, весело улыбаясь, поглаживала живот Рона, глядя ему прямо в глаза. И, вдруг, под общий гомон, рыжий наклонился и поцеловал блондинку. Толпа, окружавшая их, забрасывала Рона всевозможными вопросами о прошедшем матче и с жадностью глотала его скупые и плохо оформленные ответы. «Ох, посмотрите, наш золотой мальчик тоже здесь», – подумал Драко, глядя на Поттера, смеющегося вместе с Джинни.
Гермиона же сидела в сторонке и преспокойно почитывала какую-то толстую книжку с пожелтевшими страницами, исписанными вручную. Грейнджер изредка кидала злобный взгляд в сторону гудящей, словно пчелиный улей, толпы. Ее глаза были красны от слез, а губы иссохли и потрескались. Копна непослушных кудрявых волос была плохо расчесана и неопрятна, как и сам наряд Гермионы.
«Что с тобой творится, грязнокровка? Где твоя гордость?» – думал юноша. Он печально глядел на потерянную Гермиону. Каждый раз, когда справа от нее раздавался громкий звук поцелуя – ее аккуратные карие глазки чуть прикрывались, а тоненькие пальчики тянулись вверх, чтобы смахнуть выступающие слезы.
До Драко все еще доносились обрывки фраз из беседы Панси и Дафны. Они все обсуждали плачевное состояние Гермионы. Также, в общем шуме многочисленных голосов, Малфой различил, как рыжий хвастается тем, как храбро он охранял ворота, не жалея собственных сил.
Тонкие, слегка бледноватые пальцы Гермионы все крепче сжимали несчастную многострадальную книгу. Наконец, она гордо вздернула подбородок и, сложив свои скромные пожитки в аккуратную вязаную сумочку, поднялась из-за стола. Ее стройные ноги двигались плавно и изящно. Она прошла мимо гогочущей толпы, гордо держа подбородок. В девушке чувствовалась невероятная сила духа. Да, пусть она и не может сдержать слез, но ей хватает смелости, чтобы совершенно не стесняться показать их.
– Мне почти жаль страшилку. Конечно, со вкусом у нее беда, но смотреть на любимого мужчину в объятьях другой девушки так больно. Хорошо, что нам – красавицам – это не грозит.
Панси улыбнулась, заканчивая свою идиотскую фразу. Она кинула полный любви взгляд в сторону Драко и, встретившись с его бездонными серыми глазами, многозначно подмигнула слизеринцу. Юноша же раздраженно отвернулся, выискивая кудрявую голову Гермионы в огромной толпе. Сейчас у него совершенно не было сил, чтобы притворяться, будто Панси его не раздражает.
Драко резво подскочил со скамейки и, точно ужаленный, начал пробиваться через толпу. Мантия зацепилась за что-то, и Малфой повернулся, чтобы одернуть ее. Перед ним горделиво стоял Поттер и держал слизеринца за подол его угольно-черной мантии. В голове у Драко моментально возникла тысяча колких фраз, способных опустить Поттера в глазах Джинни, но Малфой сдержался и, нетерпеливо выхватив черную материю из корявых лап избранного, побрел прочь.
«Да что с ним такое? Неужели Поттер не видит, что его подружка подыхает от неразделенной любви? Неужели, ему не хватает мозгов, чтобы успокоить ее? Да уж, дружба – странный предмет», – думал Драко, нетерпеливо шагая по длинному холодному коридору.
В плотной толпе учеников, среди обилия желтых, красных, синих и зеленых цветов, светловолосых и темноволосых голов, громких голосов, Драко потерял Грейнджер из виду. Он бессильно заметался по широкому коридору, в поисках заветной грязнокровки. А зачем? Зачем он ищет ее, зачем преследует, Драко и сам не знал…
Он чувствовал острую необходимость в гриффиндорке. Сейчас ему казалось, что даже его общество скрасит ее серые унылые будни. Малфой резко остановился и схватил первого попавшего на глаза гриффиндорца. Перед ним оказался маленький мальчик курса первого или второго. Его мышиные глазки запрыгали из стороны в сторону, ожидая, что кто-то из старшекурсников поможет ему выкрутиться из цепких лап слизеринца.
– Ты не видел, куда пошла Гермиона Грейнджер? – спросил Драко.
– Кто? – спросил в ответ перепуганный гриффиндорец.
– У нее длинные кудрявые волосы, она среднего роста, всезнайка-староста, – уточнил Малфой, нетерпеливо притопывая ногой.
– Ах, эта… Она поднималась в астрономическую башню, – пролепетал мальчик и, почувствовав, что руки Малфоя разжались, шустро побежал дальше по многолюдному коридору.
Драко чуть притормозил, размышляя над произошедшим. «На что я надеюсь? Утешить грязнокровку? А зачем мне это? Разве она стала бы меня утешать?» – думал он, поднимаясь по длинной винтовой лестнице, ведущей в астрономическую башню. Удивительный контраст! Коридор полон шума, потных запыхавшихся учеников, торопливо спешащих на занятия, а лестница пуста и холодна, словно в замке вовсе никого нет.
Но вот, на подступах к вершине, Драко услышал всхлипы. Громкие жалобные всхлипы, пропитанные болью и разочарованием… Что-то кольнуло в груди слизеринца, да так больно, что ноги предательски подкосились. Ну почему он чувствует эту боль? Может быть, страдания Гермионы передаются по воздуху?
Малфой остановился на верхней ступеньке и нерешительно оглядел комнату. Там, впереди, за огромным золотым телескопом, сидела Гермиона. Она опиралась своими тоненькими ручонками на непрочную ограду и смотрела куда-то вдаль, за горизонт. По башне разгуливал ветер, извлекая из всевозможных предметов, что помогают следить за звездным небом, странные звуки, точно металл бьется о металл. Но даже эта жуткая какофония не могла заглушить рыданий гриффиндорки.
Драко никогда не видел, чтобы она была так сильно расстроена. «Неужели, когда никто не видит, все девушки так горько льют слезы? Это же ужасно…», – думал Малфой. Он почему-то вспомнил надоеду – Паркинсон. Интересно, а она плачет из-за Драко? Знает ли, что он ненавидит ее общество? Да, впрочем, юноше было совершенно не жаль одноклассницу, пусть хоть убивается.
Гермиона же – другое дело. Грязнокровка, которая обычно вызывала в Драко лишь раздражение, сейчас казалась ему самым прекрасным созданием на Земле. Она казалась такой измученной и слабой в своем несчастье, такой одинокой и недоступной…
Проклятая грязнокровка сводила его с ума. Ее слабость, ее боль и страдания – все это откладывалось противным налетом прямо в голове Драко. Так и хотелось обнять ее, прижать поближе к себе, заставить забыть о проклятом Уизли. Пусть только она будет счастлива, пусть будет счастлива с ним… Драко хотел подойти и крикнуть: «Вот он я, Гермиона! Я люблю тебя! Люби же и ты меня!».
Странное слово… «Люблю». Любит ли он? Можно ли любить того, кому желаешь причинять боль ежесекундно? Можно ли любить грязнокровку, когда ты представитель высшего чистокровного магического общества? Когда вы с ней родом из разных миров… Всю свою жизнь он ненавидел ее. Ненавидел ее значительное интеллектуальное превосходство, ненавидел ее постыдное происхождение и эту неправильную, ненастоящую красоту. Но любовь иногда рождается и из ненависти. Как кожа наша не может различить слишком сильной жары или холода, одинаково обжигаясь. Так и сердце бывает не в силах отличить любовь от ненависти.
Драко аккуратно прошел по холодному каменному полу. Порыв ветра дунул ему в лицо, и юноша понял, что ему становится все холоднее и холоднее. Однако пот начал выступать на лбу маленькими липкими каплями… «Что я ей скажу? Как утешить Гермиону, если больше всего на свете она ненавидит именно меня? Может, это была плохая идея?», – думал Малфой, нерешительно приближаясь к грязнокровке.
Он остановился в метре от нее, так и оставшись незамеченным. Бесконечный шум приборов заглушал его аккуратные робкие шаги. Полы мантии Гермионы раздувал ветер, он же сдувал с ее прекрасного лица слезы. Ее красное лицо было повернуто вперед, открыто бесконечному миру, расположившемуся там, за окном…
– Ты можешь простудиться, Грейнджер, – выдавил из себя Малфой.
Какая-то неведомая сила, сокрытая в его еще не до конца развитой груди, заставила юношу начать разговор. Возможно, следовало сказать что-то другое, но, что?… «Люби меня!» – вновь пронеслось в голове слизеринца.
Гермиона повернула голову от неожиданности. К великому удивлению Драко, она не стала вскакивать с места и оголтело нестись прочь. В ее прекрасных карих глазах стояли слезы. Она мученически вздохнула и вновь отвернулась, устремив взгляд в бесконечную даль горизонта. Ее тоненькие пальчики торопливо смахнули слезы. Она прочистила горло, стараясь придать голосу былую силу и гласность.
– Не беспокойся. Все со мной хорошо, – ответила она с неохотой.
Малфой аккуратно опустился рядом и одним движением снял с себя плотную черную мантию. Он накинул ее на плечи Гермионе и повернул голову, проследовав за ее взглядом. Она пришла сюда не видами любоваться в компании Малфоя, а плакать вдали ото всех… Драко открыл рот, собираясь сказать что-то, но девушка перебила его мысль.
– Мне еще никогда не было так холодно, – призналась она, плотнее кутаясь в мантию Малфоя.
Честно признаться, Драко и сам очень замерз. Но сейчас ему больше хотелось согреть Гермиону, чем греться самому. Возможно, что сейчас у него есть шанс подружиться с ней… Что-то неумолимо твердило ему, что его упускать нельзя.
– Ни за что не поверю. Ты разве никогда не была в более холодных местах?
– Наверное, была. Просто… Раньше внутри у меня не было такого холода, как сейчас, – грустно пролепетала гриффиндорка, отворачивая лицо.
Драко знал, что она вновь залилась слезами, что должно было заставить его грустить. Но на душе у холодного, скупого на чувства юноши было так тепло от того, что грязнокровка не ушла, от того, что они сейчас сидят рядом, так близко, и беседуют как старые добрые приятели, что он ни капли не расстроился из-за такого всплеска эмоций.
– Послушай, ты не должна беспокоиться об… этом, – неуверенно произнес Драко.
Гермиона подняла на него свой печальный, полный слез взор. В ее карих глазах отражалось бескрайнее небо с его множественными белыми облаками. Она казалась такой очаровательной в своем страдании, что Драко начал винить себя за то, что упивается ее угнетенным состоянием.
Внезапно по ее румяным щекам неумолимо начали катиться слезы. Одна за одной, слезинки стройным прозрачным рядом падали вниз, на холодный пол высокой башни. Гриффиндорка не отвернулась, не попыталась стыдливо смахнуть соленую влагу, нет. Она гордо, точно раненая львица, смотрела на Малфоя. Ее тонкие бледные губы затряслись и Гермиона сделала глубокий рваный вдох, стараясь немного успокоиться. Она опустила глаза вниз, к холодному каменному полу, чтобы проследить за тем, как слезы орошают его. Затем гриффиндорка вновь подняла глаза на Малфоя.
– Беспокоиться о чем, Драко? – спросила она, стараясь держаться более уверенно.
– О Уизли. Поверь мне, этот придурок не стоит твоих слез, Грейнджер, – ответил ей немного покрасневший Драко.
Малфой снова чувствовал себя шестнадцатилетним подростком, что боялся, будто отец узнает о его тайной страсти. Сон заставил его выкинуть из воспоминаний огромный кусок жизни. Сейчас он был именно тем Драко, что когда-то пакостил гриффиндорцам и втайне следил за возлюбленной грязнокровкой.
– Рон здесь ни при чем, Драко, – пролепетала раскрасневшаяся от холода Гермиона, смахивая слезу.
Малфой замер в ожидании. «А что тогда здесь при чем?» – думал он. «Может быть, у Гермионы что-то случилось с родителями? Какая-нибудь маггловская болезнь или еще что. Бедная Гермиона». Драко совершенно не понимал, откуда в нем столько теплоты. Почему он вдруг горюет об участи грязнокровки? Наверное, родители неправильно его воспитали.
Но, заглядывая в заплаканные глаза собеседницы, юноша понимал, весь его гнев словно испарялся. Пропадал, растворяясь в свежем холодном воздухе, здесь, на вершине огромной старой башни. Как только Драко окончил школу, он еще часто вспоминал бесконечные коридоры и лестницы величественного замка. Его башни, подземелья, классы, в которых проводились занятия… Так приятно было вновь вернуться сюда, пусть даже во сне.
– Но что тогда произошло? Из-за кого ты плачешь? – спросил удивленный юноша, заворожено глядя на прелестную спутницу.
– Из-за тебя, Драко.
Ее слова попали точно в сердце. Драко чувствовал себя ребенком. Несмышленым, глупым и окончательно запутавшемся мальчиком. Но почему она из-за него плачет? Да, он бывал грубоват с ней, но раньше она никогда из-за этого не плакала. Лишь гордо задирала вверх свой остренький подбородок и удалялась прочь, в компании своих дружков…
– Я что-то сделал тебе? – спросил ошарашенный юноша.
– Да! – крик гриффиндорки прокатился по пустой башне.
Внезапно, ветер стих. Гермиона вскочила с места и скинула с себя обе мантии. Она оказалась совершенно голой. Изгиб молодого, стройного тела пробудил в юноше что-то странное, звериное… Ее соски затвердели от холода, нежная бледная кожа грязнокровки слегка порозовела. Словно завороженный, смотрел Драко на голую девушку. Он не понимал, что происходит. Он же просто хотел помочь, просто успокоить ее…
– Гермиона… Ты…
– Почему ты ненавидишь меня, Драко? Что я сделала тебе, скажи? – спрашивала девушка, рыдая. – Зачем ты мучаешь меня, зачем пугаешь?
Внезапно, Драко вспомнил, кто он есть на самом деле. Воспоминания о прожитой жизни стрелой вонзились в его измученную голову. Серые глаза юноши округлились от удивления. Подняв взгляд, он увидел перед собой не ту заплаканную длинноволосую девочку, а Гермиону, что он покинул сегодня утром. Кудрявые волосы чуть ниже подбородка, грустные покрасневшие глаза и ссадины на бедрах, на спине, на ее тонких запястьях.
Драко почувствовал, что ему становится дурно от такого страшного зрелища. Комната словно растворилась, и они остались стоять посреди плотного черного тумана, сплошной стеной окружавшего хозяина и рабыню.
– Если бы Рон был жив, я осталась бы с Роном. Он никогда не поднимал на меня руку… Он всегда был добр и ласков со мной… Я любила его!
Малфой не хотел слушать эти отвратительные речи. Сколько раз он уверял себя, что она никогда не любила жалкого нищеброда Уизли? Сколько раз доказывал самому себе, что все делалось лишь для прессы, все их отношения – просто выгодны для золотого трио… Он так желал верить в собственную ложь….
– Ты не знаешь, что говоришь! Разве можно любить такого как он, когда рядом с тобой такой мужчина, как я? – спросил Малфой, угрожающе сжав кулаки.
– Какой мужчина, Драко? Тот, что бьет ее?
Внезапно, из густого тумана выпорхнул Рональд Уизли. Он был одет в ту самую одежду, в которой погиб, выглядел также, как в тот злополучный день, день битвы за Хогвартс. Рыжий гаденыш подошел к оголенной Гермионе и ласково, словно они давние любовники, обнял девушку за талию, притянув к себе. Гриффиндорка так мило, так ласково улыбнулась… Она никогда не улыбалась так, находясь в объятиях Драко…
«Нет. Ты мертв, Уизли! Мертв! Я сам видел, как твое тело бросают в яму к остальным идиотам, что боролись за Поттера. Я видел! Видел, как твоя серовато-зеленая рожа исчезла под тоннами земли», – думал Драко, глядя на парочку. В сознании вновь возник образ того страшного дня. Зловоние трупов, пыль, летающая в воздухе, плач пленных и возгласы победителей…
– Я всегда любила Рона и только Рона, Драко! Я никогда, никогда, слышишь, не смогу полюбить тебя! Я ненавижу тебя! Ненавижу тебя!
– Замолчи! Замолчи, дрянь! – кричал Драко, закрывая уши руками.
Уизли начал целовать шею девушки, а та блаженно откинула голову назад, давая его губам больше места для ласк. Она была покорной и горячей, в ее глазах читалось истинное наслаждение, ведь она упивалась их близостью. Гермиона никогда не была так нежна с Драко, никогда не глядела на него так, не закусывала губы, вызывая в юноше дикое желание. Почему, Гермиона? Почему ты так жестока?
Малфой хотел подойти к слащавой парочке, избить нахального Уизли, но не мог. Он перебирал ногами, но каждый его шаг не давал ничего. Юноша лишь оставался на месте, наблюдая ужасную картину. «Это так больно, видеть любимого в чужих руках», – пронеслось в голове у Драко.
– Каждый раз, когда мы спим вместе, я вспоминаю Рона… – Сказала Гермиона, покорно наклоняясь вперед.
Драко хотел крикнуть, хотел, чтобы Уизли перестал, чтобы она перестала… Он чувствовал себя беспомощным мальчиком, у которого отобрали любимую игрушку. «Не трогай ее! Она – моя! Это моя грязнокровка!» – беззвучно кричал Драко.
Но вдруг, все исчезло. Гермиона, издав стон, полный наслаждения, растворилась в воздухе, как и Уизли. Черный туман начал рассеиваться и Драко растерянно открыл глаза. Ему понадобилось еще несколько минут, чтобы осознать, что все произошедшее – лишь сон и не более. Малфой замерз, пока пребывал в сладостном мире грез. Пальцы на руках онемели, а бледные щеки покраснели. Он выдохнул, и струйка белого пара вырвалась из его легких и растворилась в воздухе ночного Лондона.
У юноши слегка побаливали ноги. Еще бы, долго сидеть в одной позе – достаточно неблагодарное занятие. Он оглядел пустынную улицу и понял, что как только на город спустилась ночь, все его жители разбежались по домам. «Я всегда любила Рона и только Рона! Я никогда не смогу полюбить тебя!» – отдавалось эхом в голове Драко.
«Она моя! Это моя грязнокровка! Я могу сделать с ней все, что пожелаю…» – подумал Драко в своей бессильной злобе перед мертвецом. Он застегнул последнюю пуговку на плаще и трансгрессировал прямо к поместью. Домовик, дежуривший около ворот, торопливо открыл хозяину. Драко быстро зашагал домой, наверх… К своей любимой грязнокровке.
========== 21 – Проснись, обними меня. ==========
Обида все еще сидела в сердце юноши. Пусть даже во сне, но Гермиона предала его. Неужели… Неужели все это время она действительно думала лишь о Уизли? Малфой притормозил около огромного зеркала в изысканной серебряной раме. Он поправил волосы и обворожительно улыбнулся своему отражению. «Разве я не красив? Да каждая чистокровная волшебница мечтает попасть ко мне в постель! Астория Гринграсс готова продать душу дьяволу, лишь бы я с ней встретился», – думал Драко, любуясь своим отражением.
Да, Драко действительно был красив. Длинные платиновые волосы, изящная улыбка и хищный взгляд стальных глаз – придавали юноше особый аристократический шарм. Даже Гермиона, к стыду своему, отмечала привлекательность наружности Малфоя. Случалось, что в моменты, когда юноша бывал с ней особенно нежен, она глядела на его красивое лицо и душа ее втайне ликовала.
Малфой, чуть задержавшись возле зеркала, чтобы поправить прическу, вновь пошел наверх, по длинной винтовой лестнице. Его тяжелые шаги отдавались гулким эхом, разлетаясь по пустому холодному коридору и растворялись где-то в глубине огромного поместья.
Драко, как обычно, остановился возле комнаты Гермионы. Большинство ночей он проводил именно в ее опочивальне, потому его постель в хозяйской спальне была пуста и холодна уже около двух недель. Слизеринец всерьез задумывался над тем, чтобы перевести Гермиону к себе. До вчерашней ночи, разумеется…
Возможно, что раньше она могла бы благосклонно воспринять новость о предстоящем переезде, но сейчас грязнокровка может решить, что это не дар большей свободы и доверия, а подачка, желание искупить вину.
Сердце билось где-то в горле… Малфой неподвижно стоял возле закрытой двери, раздумывая. «А стоит ли сегодня к ней заходить? Гермиона может плохо отнестись… Наплевать! Она – рабыня! Моя рабыня! Должна делать все, что я скажу…» – думал Драко, шепча заветные слова:
– Откройся.
Дверь бесшумно распахнулась, впуская распаленного юношу в теплые объятья гриффиндорской комнаты. Здесь, внутри, царила непроглядная, почти материальная тишина. Изредка ее нарушало тихое потрескивание дров в камине. Должно быть, Гермиона замерзла и хотела согреться. Скудный свет оранжевого огня озарял половину комнаты. Длинные красные шторы закрывали большое окно, но сквозь плотную ткань все равно просвечивался огромный серебряный диск луны.
Гермиона сладко спала в своей высокой кровати. Она мирно посапывала, уткнувшись носом в нежно-золотую подушку. Как и полагалось, домовики сменили постельное белье, заменив окровавленную простынь – чистой. Никто из них и ухом не повел, увидев следы крови. В конце концов, это не их дело, пусть хозяин занимается всем, чем пожелает заниматься.
На тумбочке, совсем рядом с кроватью, лежала раскрытая книга, та, которую Гермиона самолично выбрала из огромной библиотеки Драко. Какие-то старые детские сказки, которых Малфой никогда не читал. Рядом с книгой стояла большая чашка с недопитым чаем, а чуть поодаль была тарелка с печеньем. Овсяные, с шоколадной крошкой. Малфой ухмыльнулся, узнав, что Гермиона любит то же печенье, что и он.
В его голове всплыли воспоминания об утре, когда он решил оставить ласки на потом. Ну, разве успеет она прийти в норму всего за день? Конечно, нет. Какой бы серьезной ни была ее травма… Может и не стоит сегодня беспокоить ее? Пусть спит, набирается сил, ведь Гермиона нужна Драко здоровой и счастливой… А будет ли она когда-нибудь счастлива в этом доме? А что еще важнее – счастлива вместе с ним? Нет. Драко уже устал тешить себя подобными надеждами…
Малфой оглядел спящую рабыню. Непокорные кудрявые волосы были разбросаны по подушке. Она лежала на животе и перед взором Драко предстала ее спина, сокрытая тонкой красной ночнушкой. Этот проклятый порочный цвет удивительно сочетался с этой проклятой девушкой. В красном Гермиона казалась величественной львицей, рядом с которой меркнут даже представительницы самой чистой крови.
Ее тонкие пальчики сжали подушку, так крепко, что юноше сразу стало ясно, что она вновь заснула в слезах. Что-то больно кольнуло в груди, словно это он виноват… «А кто еще?! Кто еще виноват?», – спросил себя Драко. Юноша оглядел спину Гермионы, исполосованную множеством глубоких ран. Теодор сказал, что следы останутся навсегда…
Руки Малфоя затряслись непонятно откуда взявшейся дрожью. Казалось, что из самых недр его души сейчас выходит нечто ужасноe, горькое и злое. Оно причиняет юноше невероятную боль, заставляя скрючиться. Грудь сдавливает, тяжело дышать. Малфой открыл рот и жадно ловил воздух, наполняя легкие. Что это? Чувство вины? Вины перед рабыней, за то, что использовал ее тело по назначению? Глупости, какие глупости…
Драко кинулся в ванную комнату, съедаемый этой жгучей страстью, мешающейся с виной перед Гермионой. Малфой хотел взять ее, жестко и грубо войти в это нежное хрупкое тельце, но не мог. Не мог, не хотел вновь сотворить с ней что-то ужасное или болезненное.
Слизеринец скрипнул дверью, надеясь, что Гермиона все еще спит. Он включил свет и остановился напротив раковины. Юноша повернул ручку крана, и на его ладони полилась ледяная, отрезвляющая вода. Он наклонился к раковине, ополоснул лицо. Приятная прохлада разлилась по телу, успокаивая, предавая сил. Малфой дышал тяжело, делая редкие рваные вдохи, вбирая в грудь как можно больше воздуха, стараясь заполнить пустоту внутри. Руки все тряслись…
Наконец, немного успокоившись, Драко, не вытирая холодной воды с мокрых рук, принялся торопливо расстегивать рубашку. Покончив с последней пуговкой, он вновь поднял глаза к зеркалу. Лицо юноши было покрасневшим и уставшим. Платиновые волосы растрепались, освободились от тугой резинки и мягко спадали на плечи. Малфой сузил свои серые, точно холодный металл глаза. Он пытался разглядеть что-то в своем отражении, что-то, видевшееся только ему.
Внезапно, в голове раздался тихий, но навязчивый голос покойного отца… «Какая-то грязнокровка учится лучше тебя. Ты позоришь нашу семью». Драко с ужасом поглядел в отражение и понял, что безумно похож на покойного родителя. Это сходство, это ужасное сходство пугает. Те же длинные роскошные волосы. Те же холодные, безразличные глаза, тот же сильный подбородок, тот же высокий покатый лоб…
В порыве отчаяния, Драко схватил с небольшой полочки ножницы. «Замолчи, замолчи…», – умолял он воображаемый голос. Трясущимися руками Малфой поднял серебряные ножницы вверх. Цок – стукнулось лезвие о лезвие. Светлые пряди ливнем падали в раковину. С каждым щелчком Драко чувствовал, как кровь отливает от лица, он чувствовал, что невидимый груз аристократического происхождения спадает с его широких плеч. Каждый щелчок предшествует падающей пряди светлых волос, каждый щелчок дарует облегчение.
