Текст книги "I'm a slave for you (СИ)"
Автор книги: Stormborn
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 31 страниц)
Гриффиндорка улыбнулась, услышав до боли знакомый скрип. Она думала, что Джеки вновь пришла к ней, чтобы вместе скоротать время, рассказать о былом. Последнее время пуффендуйка немного вялая и сонная, стала уставать гораздо быстрее, чем раньше. Эльфы поят ее каким-то отваром, стимулирующим мышцы, но все впустую. Гермиона отложила книгу и расправила теплое одеяло, готовясь встретить подругу.
– Ты сегодня поздновато, – улыбаясь, сказала Гермиона, даже не обернувшись к распахнувшейся двери.
– Я всегда прихожу в самое нужное время, – холодно заметил Драко, проходя в комнату.
Дверь за ним закрылась с таким же скрипом, но теперь он показался Гермионе жутким и зловещим. Наверное, обстановка вокруг Драко меняется с ужасающей скоростью, преображая даже самые теплые места во что-то неприятное и тягостное, точно зыбкие воды болота. Гермиона с удивлением заметила, что Драко явился к ней в одних лишь трусах. Пробежал по коридору незамеченным? Холодные глаза, так похожие на ледяную гладь озера, глядели на девушку, заставляя ее нежную кожу покрываться колючими мурашками.
Гермиона уже и забыла, какого это… Бояться предстоящей близости. Раньше она жила в постоянном страхе, слушая, нет ли шагов за дверью, в пустом коридоре… Но вот теперь Драко не приходил к ней около двух недель. До этого он был так мил, что страх пропал, исчез вовсе, сменившись покоем… Но потом слизеринец ударил ее, впечатал в стену… Он не изменился. Совершенно не изменился. Может, Драко просто больше не хочет спать с грязнокровкой? Почему тогда просто не выдаст ее Темному Лорду? Боится, что тот узнает о нескольких месяцах пребывания в Мэноре? Почему бы тогда не убить? Гермиона не знала ответа ни на один из этих вопросов, но не спешила спрашивать его у Малфоя…
– Я не ждала тебя, – робко прошептала девушка, закусывая нижнюю губу.
Слизеринец услышал в голосе Гермионы что-то грустное. Удивительно, какой разной она может быть. С самого начала гриффиндорка казалась озлобленной и непокорной, затем покладистой, даже ласковой… Но что с ней сейчас? В этом печальном взгляде смешано столько всего… Ей страшно. Да, ей страшно. Но разве не желание выражают эти искорки, что танцуют в ее глазах?
– Я и не хотел приходить… Просто мне холодно одному, – улыбаясь, ответил Драко.
Его стальные глаза блеснули в скудном свете лампы, что висела над кроватью Гермионы. Девушка поежилась, понимая, что ей предстоит. Что-то шевельнулось внизу живота, когда взгляд так неаккуратно коснулся стальной упругости мышц живота Драко. Гриффиндорка стыдливо отвернулась, как только слизеринец начал медленно, словно крадущийся дикий кот, подбираться к высокой кровати. Свет лампы дрожал на светло-золотых стенах, плясал на красном ковре.
Драко, по-звериному крадучись, лег на кровать. Он осторожно подполз к Гермионе, откидывая тяжелое одеяло, что прикрывало ее тело. Девушка почувствовала тепло его кожи, прикосновение двух тел обожгло ее жгучим огнем страсти. Малфой лег на гриффиндорку сверху, слегка придавив ее своим весом. Он аккуратно провел рукой по плечу Гермионы, глядя в ее испуганные карие глаза…
Гермиона не успела понять, что происходит. Она лишь увидела эту ласковую ухмылку Драко, и в одно мгновенье вдруг оказалась сидящей на нем сверху. Девушка не стала протестовать, не вырывалась из цепких объятий. Она делала вид, что ей совершенно все равно, что Драко станет с ней делать. В конце концов, самое худшее с ней уже случилось. Гермиона вновь закусила губу, почувствовав дыхание Драко на своей шее. Он замер, наслаждаясь каждым моментом.
– Ты не скучала по мне? Я знаю, я был немного… Несдержан… – шептал Драко, стараясь не наброситься на девушку. – Я скучал.
Он не мог подобрать слов, чтобы говорить, и не мог молчать. Малфой чувствовал жуткую потребность в оправдании. Он хотел, чтобы Гермиона простила ему все. Простила ему ту пощечину, простила ему холодность, жестокость к слугам, простила ему все его дерзости, всю его жестокость, оставленную за плечами… «Знал же, знал, что нельзя приходить к ней, пока дело не кончено…» – ругал себя Драко, проводя рукой по мягким волосам девушки. Так хотел открыться ей, раскаяться в содеянном, точно она сможет избавить его от тягостной ноши…
– Последнее время я слишком занят, – продолжал шептать Драко, иногда прерываясь, чтобы поцеловать теплую кожу гриффиндорки. – Но я думал о тебе. Я постоянно думаю о тебе, Гермиона.
Гриффиндорка почувствовала, что губы ее растягиваются в улыбке. Застенчивой, глупой улыбке, возникшей совершенно внезапно для нее самой. Девушка смущенно отвела взгляд, как только горячие губы Драко дотронулись до ее чувствительной шеи. Страх пропал, точно его спугнула хищная птица. Гриффиндорка поняла, что будет рада разделить эту ночь со своим господином.
– Думал обо мне? – спросила Гермиона, приподняв бровь.
– Конечно, каждый день, Гермиона. Ты была такой ласковой в моих мыслях, – шептал Драко.
Его губы скользили по шее гриффиндорки, заставляя ту выгибаться навстречу приятным ощущениям. Драко ласково гладил ее стройное тело, все сильнее вжимая его в мягкую кровать. Гермиона застенчиво закусила губу, поняв, что начинает краснеть, точно стыдливая школьница.
Рабыня знала, конец уже близок. План Теодора почти сработал. Осталось лишь взорвать всех Пожирателей разом, очистив Британию, да и весь мир от этого мусора… Гермиона была уверена, что со спокойной душой отпустит Драко на финальную встречу, что в этот день, как обычно, пожелает ему удачи на работе… Как хорошая рабыня. Гермиона последний раз будет чьей-то рабыней… Она заверит его, что будет ждать… Но это неправда. Гриффиндорка будет знать, что хозяин больше никогда к ней не вернется, стоит двери за ним захлопнуться.
Под жаркими поцелуями юноши не было места для таких мыслей. Гермиона закрыла глаза, проклиная свою слабость. Ей нравилось, до безумия нравилось быть сейчас здесь, с ним. Может быть, это их последняя ночь. Может быть, всего через несколько мгновений Гермиону ждет такая сладкая, такая нужная ей свобода. Но хочет ли она быть свободной? Свободной без Драко…
Огонь, вспыхнувший где-то под кожей, разгорался все ярче и ярче. Каждое новое прикосновение, новый поцелуй, касание с нежной чувствительной кожей дарили небывалое, невероятное тепло. Драко забыл обо всем. Он снова здесь, со своей любимой грязнокровкой. Их тела рядом, они сплетаются в безумном танце, даря друг другу небывалое удовольствие.
Малфой прильнул к груди Гермионы, шаря руками по ее слегка загорелой коже. Драко легонько коснулся бесконечно чувствительного соска гриффиндорки, заставляя ее негромко вскрикнуть. Девушка крепче прильнула к юноше, закусив нижнюю губу. Он осторожно потянул нежную кожу соска на себя, пристально наблюдая за реакцией партнерши. Всхлипы, вырванные из груди девушки, доводили Малфоя до сладостного безумия. Он с неохотой оторвался от чувствительной кожи Гермионы, чтобы осторожно спросить ее:
– А ты скучала по мне?
Но ответа не последовало. Гермиона лишь стыдливо отвернулась, не желая встречаться взглядом с хозяином. Малфой ухмыльнулся, грубо приподняв бедра девушки. Он так давно не был с ней, что решил, что хватит ласкаться, словно домашний кот. Палец Драко скользнул по половым губам гриффиндорки, заставляя ту выгнуться от неожиданности. Девушка не успела возразить или попытаться вырваться из рук хозяина, как почувствовала резкую боль.
– Прости, прости, прости меня… За все прости… – шептал Драко, обжигая горячим дыханием шею Гермионы.
Девушка вскрикнула, вцепившись в сильную спину слизеринца. Юноша был слишком напорист, слишком груб. Его сильные руки покрылись потом. Пальцы больно впились в бедра гриффиндорки. Малфой был похож на дикаря, что не желает выпускать свою добычу из цепких объятий. Гермиона уткнулась лицом в плечо хозяина, стараясь кричать как можно тише, чтобы не будить остальных обитателей огромного холодного дома. Пусть никто не станет свидетелем, пусть будут только они, вдвоем… Лишь Драко и Гермиона…
Вскоре, когда боль отступила, на смену ей пришло приятное, пульсирующее чувство удовольствия. Оно текло по венам, собираясь у самого сердца, грело кожу изнутри. Гриффиндорка не желала кричать, чтобы не вызвать ненужных вопросов от Джеки. Она сначала робко, затем более решительно укусила Драко в шею, обещая оставить красный след на его мраморно-бледной коже аристократа.
– Уф… Полегче, – прошипел Драко, поглаживая девушку по волосам.
Однако, Малфой не сбавил темпа. Он продолжал двигаться быстро… Шум от соприкосновения двух тел все нарастал, превращаясь в какофонию сладостных звуков. Гермиона поняла, что теряется в нем, забывая, кто она на самом деле. Низ живота обожгло огнем, и Драко, излившись в Гермиону, устало перевернул ее, придавив рабыню своим сильным телом. Гриффиндорка не помнила, как Драко судорожно пытался привести в порядок дыхание, как он ласково гладил ее непослушные темные волосы, стараясь разбудить. Темнота накрыла ее, отправив в дивное царство Морфея. Ей так много нужно было сказать, а ему выслушать… Но сон забрал свое.
Холодные пальцы слизеринца пробежались по шее Гермионы. Малфой наклонился к кровати, целуя ее в лоб. Драко выпрямился, завязывая строгий черный галстук. Юноша тепло улыбался, пока лучи утреннего солнца, отраженные зеркалом, играли на его красивом лице. Гермиона лениво разлепила сонные глаза, непонимающе уставившись на хозяина. Бубенчик на ее ошейнике звякнул, когда она осторожно приподнялась с высокой подушки.
Лучи дневного солнца ударили прямо в лицо, заставив гриффиндорку неприятно поморщиться. Драко улыбнулся, глядя на пробуждающуюся грязнокровку. Сейчас в нем было полно решимости. Малфой знал, что он готов. Готов выдать Темному Лорду страшную тайну Теодора, положив конец всем его планам. Какими бы они ни были, все кончится сегодня. И Драко был прав…
– Ты же будешь ждать меня? Я приду с собрания, и мы продолжим то, что начали ночью, хорошо? – улыбаясь, проворковал Драко, прекрасно зная ответ.
Сон мгновенно отступил, уступая место тревоге. Гермиона, точно ужаленная, подскочила с кровати. Яркий солнечный свет, мягко льющийся в огромное окно, стал чуть бледнее. Гриффиндорка слышала, как сердце бьется где-то у самого горла. «Нет! Не так скоро. Это не должно произойти так скоро», – думала она, боясь сделать очередной вдох. Горло сдавило что-то, и Гермиона подняла глаза к Драко. В них было столько боли, столько мольбы и отчаяния…
Малфой немного смутился, подумав, что грязнокровка просто не желает отпускать его от себя. Он почувствовал, что внутри вспыхнуло небывалое тепло, такое славное и приятное… Драко наклонился, поцеловал Гермиону в лоб. Его губы ощутили под собой соленую влагу. От чего рабыня вспотела? Плохой сон? И почему на глазах у нее появляются слезы? Слизеринец нежно погладил щеку своей грязнокровки, стараясь успокоить растерянную девушку.
– Не волнуйся. Это просто собрание у Темного Лорда. Он еще слаб, поэтому, не думаю, что оно продлится долго, – бубнил Драко.
– И мы продолжим? – спросила она просто для того, чтобы заполнить тишину.
– Только если ты сама захочешь…
Юноша даже не знал, насколько был прав. Это собрание действительно продлится не долго… Гермиона торопливо смахнула слезу, что медленно сползала с ее румяной щеки. Малфой лишь улыбнулся, решив, что ему уже пора идти. Еще один неосторожный взгляд на рабыню, и тело перестанет слушаться, останется в Мэноре, не желая покидать общество гриффиндорки. Туфли Драко скрипнули, как только тот направился к двери. Петли взвыли, выпуская молодого хозяина в холодный коридор, и дверь закрылась, погрузив покои в режущую тишину.
«Он умрет, Гермиона, он умрет. Разве ты этого хочешь? Что… Что, если сегодня погибнут не все Пожиратели? Одним больше, одним меньше… Никто даже не заметит, что Драко не было». Гермиона слышала, как мысли бесконечным потоком крутятся в ее голове, перебивая друг друга. Ее охватило чувство давящего восторга, предвкушения такого долгожданного финала… И жгучая горечь. Почему, почему? «Он спас тебя, Гермиона. Да… У него были свои мотивы… Но ты была бы мертва, если бы не Драко! Еще есть время. Останови же его!», – кричало сердце.
Гриффиндорка торопливо накинула на себя ночнушку, что доходила ей до колен. Не в силах сопротивляться отчаянному зову, Гермиона вскочила с кровати и бросилась к двери, завернувшись в теплое светло-золотое одеяло, чтобы не замерзнуть. Босые ноги скользили по мокрому мраморному полу. Девушка еще никогда не ощущала этот могильный холод поместья так остро, как сейчас. Стены, что были ее тюрьмой все это время, вдруг показались Гермионе родными. Девушка, не помня себя от страха, бежала… Она так боялась не успеть, так боялась, что Малфой уже ушел, уже на зловещем собрании, что станет его последним…
Свесившись через перелила, выполненные в виде огромной серебряной змеи, Гермиона уставилась вниз, жадно разглядывая прихожую. Она увидела, как Драко неторопливо надевал дорогое пальто, давая угрюмому старому домовику какие-то распоряжения. Рон лишь учтиво кивал, внимательно слушая хозяина, а Драко был необычайно мягок. Он, кажется, пребывал в хорошем настроении.
– Драко! Драко, подожди! Не уходи! – закричала Гермиона, торопливо спускаясь вниз по лестнице.
Внезапно, на глаза гриффиндорке попалась Джеки. Ее зеленые глаза, что всегда наполнялись страхом, как только в помещение входил Драко, были до невероятности грустны. Рабыня угрюмо улыбнулась Гермионе, повернув лицо в ее сторону. Бубенчик на ее ошейнике негромко звякнул, напоминая, что она лишь служанка в огромном холодном поместье. Как и Гермиона. Их души не принадлежат самим девушкам… Их тела во власти других людей…
Рука Гермионы невольно поднялась вверх. Тонкие пальцы обвились вокруг кожаного ошейника. «Одним Пожирателем больше, одним меньше… Это не кончится, пока все они не умрут. Ты превратилась в грязную девку, Гермиона. Это все от жара, что там внутри, да? Он сводит с ума, правда?… Драко владеет твоим телом, твоими мыслями… Так будет всю твою жалкую жизнь, рабыня… Навсегда в ошейнике…», – пронеслось у гриффиндорки в голове.
Карие глаза опасно сузились, как только Гермиона подняла лицо к Малфою. Зеленокожий домовик отвернулся, увидев заспанную рабыню, завернутую в одеяло. Рон знал, что хозяин использовал ее именно для того, чтобы услаждать взор и… И Рон не желал вызвать гнев хозяина, показав свою заинтересованность. Слуги опасались разозлить молодого хозяина. Так и должно быть, верно?
– Ты что-то забыла? – аккуратно спросил Малфой, изрядно удивленный выходкой гриффиндорки.
Гермиона закусила губу, словно раздумывая. Она вновь кинула взгляд на Джеки. Та сжалась от страха перед господином, но не могла позволить себе спросить разрешения удалиться прочь. Она краснела, стоя рядом с домовиком. Гермиона подошла к Драко чуть ближе, сделав два коротких шага. Она привстала на мысочках, торопясь достать до его уха.
– Я прощаю тебя… Все тебе прощаю, – шепнула гриффиндорка.
Не стыдясь никого, Гермиона поцеловала хозяина в левую щеку. Как ей не хотелось отходить… Губы гриффиндорки искривились в неестественной улыбке, и девушка отвернулась к стене, делая вид, будто она разглядывает одну из затейливых картин покойной Миссис Малфой. «Пора начинать войну, Гермиона. Пора избавляться от своих слабостей, выбрасывая их, словно мусор».
– Я буду ждать, – прошептала она, разворачиваясь к лестнице.
Слезы градом лились из глаз, рисуя влажные дорожки на покрасневших щеках. Соль обожгла искусанные губы, и гриффиндорка, стерев слезы краем одеяла, побежала по длинному холодному коридору. Грязнокровка знала, что Теодор придет к ней, наверное, даже приведет с собой Джинни… И они все отправятся на свободу. В новую жизнь, полную радости и веселья. Тогда она и забудет все это время, что провела в холодном, неприветливом поместье. Забудет все унижения, вытерпленные в этих стенах, забудет рабскую жизнь, забудет Драко с его красивой улыбкой и жаркими, словно адский огонь, поцелуями…
========== 37 – Кот и птичка. ==========
Ей было сложно ходить. Ноги отказывались слушаться, за каждое движение награждая девушку острой болью. Забини постарался, чтобы рабыня передвигалась с большим трудом. Нет, он делал это не намеренно, желая наказать ее за что-то, причинить боль. Острое желание заставляло мулата быть резким и грубым… Чарли было так плохо после его «ласк», что юноше пришлось вызвать для нее врача.
Доктор велел ей воздержаться от половых актов несколько дней, стараться пить больше жидкости и иногда выбираться на свежий воздух. Лекарь заметил, что в поместье безумно жарко, а это не способствует улучшению самочувствия обитателей дома. Чарли лишь кивала, слушая наставления врача. «Воздержаться от половых актов», – подумала она. «Если бы это зависело от меня…».
Домовики сочувственно поглядывали на прихрамывающую девушку. Им было жаль ее, но эльфы ничего не могли с этим поделать. Слуги безмерно уважали своего хозяина, потому и не решались грубить ему или даже просить у Забини чего-то. Будь то выходной для них самих или передышка для измученной грязнокровки. Жаль, что сочувствием нельзя помочь.
Блейз не разрешал Чарли покидать его спальню без разрешения. Коморка, отведенная для нее, давно стала необитаемой. Забини сам не заметил, как превратился в зависимого… Юноша чувствовал, что ему нужна рабыня, нужна прямо сейчас. Бывало, что он просыпался по ночам и шел в ее комнатку, чтобы вытащить когтевранку из кровати. Он был резким, жестким и страстным, точно много лет не видел женщину, не прикасался к ней… В конце концов, Забини решил, что девушке и не стоит покидать его покоев.
Темный Лорд уже давно не устраивал собраний. Блейз сидел в своем кабинете, таращась на только что полученное письмо. Сова отдыхала на подоконнике, желтыми глазами разглядывая скромный сад. Она уже выловила всех мышей, что прятались в норах, потому не спешила пикировать вниз, ища добычу.
Отпуск, по-видимому, кончился. Темный Лорд желает собрать всех Пожирателей Смерти вместе, дабы обсудить незавершенные и завершенные дела. Забини насторожился, вчитываясь в строки. Юноше казалось, что между них, за ними, таилось что-то большее, чем обычный перерыв… Впрочем, кто знает, что взбрело в голову Темного Лорда? Может быть, долгие дни отсутствия – лишь передышка перед чем-то важным?
Мулат блаженно потянулся на дорогом кожаном кресле. Закат уже стучался в комнату, озаряя все приятным розовым светом. Эльфы суетливо готовили ужин для господина, топчась внизу, на кухне. Забини думал о будущем, о том, что когда-нибудь сможет позволить себе дом роскошнее, больше… Мечты так и плескались в его голове, наполняя тело сладостным ощущением счастья.
Блейз резко поднялся с кресла, заставив сову любопытно повернуть голову в его сторону. Забини лениво, словно заспанный кот, прошелся вдоль стола, разглядывая, нет ли где такой неприятной его взору пыли. Наконец, поняв, что все идеально чисто, он быстрым шагом прошел к закрытой двери и потянул за круглую ручку, выходя в коридор. Здесь было жарче, чем в кабинете… Намного жарче. В коридоре нельзя открыть окошко, лишь ветер, что забредает сюда с улицы, способен разогнать застоявшуюся у потолка жару…
Пока юноша мечтал о светлом будущем, Чарли протирала огромную старинную вазу, стоявшую в холле. Ее бледные слабые ручки покрывали белые перчатки. Блейз не хотел, чтобы кожа девушки загрубела от работы… Сегодня он разрешил ей заняться делом, не желая, чтобы рабыня праздно валялась в кровати весь день. Нельзя сказать, что Чарли была ленива или не любила работать, нет. Сейчас каждое движение давалось ей с большим трудом, потому девушка предпочла бы вернуться в постель…
Когтевранка знала, что ей еще предстоит «поработать» сегодня. С момента прихода доктора прошло уже несколько дней. К сожалению для рабыни, врач не назвал точной даты, когда можно будет возобновить утехи господина… Каждую ночь Чарли боялась, что Забини вновь захочет взять ее, ввалится в комнату, точно изголодавшийся зверь и накинется на испуганную рабыню, забыв о своем обещании…. Вот тогда она уже не сможет противиться ему, не сможет дать даже самого слабого отпора.
Солнце медленно опускалось, разливая по небу приятные розовые лучики. Тучи окрашивались разными цветами, не казались больше такими мрачными и угнетающими. Чарли глядела в огромное окно, рассматривая закатное небо. В такие моменты девушка вспоминала астрономическую башню в Хогвартсе. Чарли частенько поднималась туда перед сном, чтобы понаблюдать за звездным небом или ярким закатом. Иногда она думала о том, смотрит ли мама на звезды, вспоминает ли о ней…
Забини мечтал о будущем, а Чарли сожалела о прошлом. Не прошло и дня ее рабской жизни, в котором девушка не сожалела бы о сделанном выборе. Конечно, сейчас стараются изловить даже тех грязнокровок, что не проходили обучение, и Чарли, скорее всего, все равно пришлось бы надеть ошейник… Но часть данных о грязнокровках была утеряна еще во времена, когда Гарри был жив… У девушки был шанс на спокойную, тихую жизнь на окраине шумного Лондона. Был шанс остаться с любящей матерью, завести семью…
Чарли грустно вздохнула, надеясь, что сможет успокоиться, забыть об этом ужасном решении посетить Хогвартс. Любопытство мешало ей всю жизнь. Любознательность нравится не всем. Когтевранка все глядела в окно, держась за огромную тяжелую вазу. Она забыла о своей работе, забыла о проклятом кожаном ошейнике, что сковывал шею, глядя на прекрасное небо.
Блейз остановился в коридоре, увидев ее стройный силуэт. Служанка замерла, завороженная закатом. Лучи заходящего солнца играли в ее темных, словно ночь волосах. Забини с упоением глядел на девушку, не в силах сделать и шага вперед. Юноша стоял у двери, разглядывая рабыню. Плотные черные чулки прикрывали ее ноги, черное платье доходило до колен. Белоснежный фартук оборачивался вокруг нее, то ли украшая, то ли скрывая всю прелесть девушки.
Чарли не слышала, как тихо скрипнула дверь, когда юноша облокотился на нее, не слышала, как он шагнул в холл, приближаясь к своей рабыне. Закат сыграл с ней злую, жестокую шутку. Во все времена люди доверяли красоте слишком сильно, расплачиваясь за доверие вдвойне. Завороженная прекрасным зрелищем, Чарли глядела в окно. Ей так хотелось оказаться на улице, лежать на свежей зеленой траве, разглядывая проплывающие над головой облака.
– Красиво, да? – спросил Забини, наклонившись к уху рабыни.
Девушка дрогнула всем телом, услышав до боли знакомый голос. Ваза, к которой она так тесно прижималась, с неистовым грохотом упала на холодный мраморный пол. Одна сторона ее разлетелась на тысячу мелких осколков, распалась по полу, опасно поблескивая на солнце. Цветочный узор превратился в золотую пыль… Чарли замерла в немом ужасе, она, словно парализованная, глядела на пол, боясь поворачиваться назад, к хозяину.
За оглушительным стуком последовала оглушительная тишина. Блейз не сказал ни слова, пока осколки расползались по полу, словно дорогой ковер. Он лишь глядел на Чарли, на то, как грудь ее начинает вздыматься чуть быстрее, как краснеют ее бледные щеки. Эту вазу Забини купил недавно. Она стоила ему приличных денег… Блейз скрипнул зубами, хватая девушку за плечо.
– Ты такая неуклюжая, птичка, – стараясь сдержаться, произнес Забини.
Юноша знал, что ничего не потерял. Любой домовой эльф знает заклинание, способное восстановить сломанную вещь, и Блейз понимал, что не лишился ничего. Вот только Чарли этого не знала… Она стояла, стараясь не шевелиться, проклиная собственную глупость и пугливость. Девушка вновь почувствовала, что больше всего на свете желала бы провалиться, исчезнуть. Все чаще когтевранка думала о том, что жизнь ее приносит лишь страдания…
– Хозяин, я… Простите, хозяин, простите, – прошептала она, попытавшись нагнуться, чтобы собрать разлетевшиеся осколки.
Блейз не дал ей упасть на пол, не дал ей опуститься вниз. Его сильные руки обвили талию девушки, властно пододвинув ее ближе к себе. Чарли почувствовала, что к горлу ее подкатывают слезы, что становится трудно дышать. Холодок пробежал по спине, точно кто-то кинул ей за шиворот кусок льда. Забини наигранно нежно провел рукой по щеке рабыни, стараясь хоть немного успокоить ее, удержать так и рвущиеся наружу слезы обиды.
– Тихо, птичка, тихо, – произнес он, ближе прижимая девушку. – Мне нужно тебя наказать, вот и все.
Чарли застыла, боясь шевельнуться. Она не знала, что ждет ее за такой проступок, не знала, что придется вытерпеть. Вот только тело шептало ей, что это будет больно, мучительно для ее ослабленного организма. Но что рабыня может сделать против своего господина? Всего одно его слово, и она должна падать ниц, одно слово, и она должна раздеться, лечь на кровать, делать то, чего он от нее хочет.
Какое приятное стечение обстоятельств. Вот уже несколько ночей Забини лежал рядом с рабыней, прижимался к ней всем телом, но не смел утолить томящееся в груди желание. Забини мечтал, что однажды девушка сама придет к нему, потому не хотел насиловать ее… Пока врач не позволит. Сейчас же у него есть повод для наказания, для того, чтобы взять ее, не смотря ни на что. Похоть затмевала взгляд, не давала думать о том, что рабыне может быть больно или некомфортно в его объятьях.
– Простите, – только и произнесла девушка, заливаясь слезами.
Блейз поднял рабыню с пола, точно она не весила ничего. Он почувствовал сладкий запах ее волос… Как приятно было находиться рядом с ней, так спокойно… Девушка дарила ему утешение, отдых от тяжелой работы. Когда целый день излавливаешь преступников, убиваешь их, мучаешь, так приятно вернуться в дом, где ждет тебя такая нежная, такая покорная рабыня…
По коридору он шел мучительно медленно, словно растягивая каждый шаг, наслаждаясь страхом оцепеневшей девчушки. Чарли чувствовала, что, не смотря на страшную жару, кровь в ее жилах заледенела от холода, расползающегося по нутру… Девушка закрыла заплаканные глаза, покрепче прижимаясь к хозяину. Блейз почувствовал, что ее бьет слабый озноб, заставляя сотрясаться… Забини вновь вдохнул аромат ее волос, набирая полные легкие живительного свежего воздуха.
Половицы скрипели под ногами, заставляя Чарли вздрагивать от каждого шага господина. Ей до безумия не хотелось вновь чувствовать его плоть в себе, опять краснеть и плакать в подушку, когда тот ляжет спать… Девушка боялась вновь оказаться прижатой к мягкому матрасу, боялась вновь почувствовать ту самую боль, такую острую, такую нестерпимую… Страх сковал мышцы, не давая когтевранке шевельнуть и пальцем. Только сейчас девушка заметила, что все еще сжимает мокрую тряпку в руке.
Забини не замечал ничего. Ни скрипа проклятых старых половиц, ни слез девушки, что орошали его сильное плечо. Блейз все продолжал идти вперед, терпеливо ожидая, когда увидит дверь своей спальни. Он так долго ждал, чтобы окунуться в сладостный танец любви, долгими ночами юноша думал о том, как приятно будет вновь побыть с Чарли. Побыть с ней так, как мужчина бывает со своей женщиной…
Наконец, заметив дверь, ведущую в спальню, Забини сбавил темп. Он остановился около нее, нарочито медленно толкнув дверь бедром. Петли едва заметно скрипнули, отворяя проход. Чарли заметила, что здесь постоянно пахнет каким-нибудь дорогим маслом. Блейз, казалось, питает страсть к этим неприятным для когтевранки вещам. Масло, витавшее в воздухе, неприятным осадком слетало на кончик языка всякого, кто входил в спальню…
В три больших шага Забини преодолел расстояние, что отделяло его от кровати. Он сел на нее, усадив сверху испуганную рабыню. Бордовое покрывало смялось, сползло на пол. Юноша покрепче прижал Чарли к себе, нежно поглаживая румяную щеку девушки. В ее карих глазах виднелся такой противный, гадкий испуг, что заставил Блейза разозлиться на когтевранку. Мулат не хотел бить ее за содеянное, не хотел… Но решил «оправдать» страх, что она питала к своему хозяину.
– Сегодня ты плохая птичка, – прошептал он, ласково стирая слезу с покрасневшей щеки.
Чарли не успела понять, что произошло, как оказалась уложена на коленях слизеринца. Она почувствовала себя еще хуже, еще противнее. Девушка закусила губу, стараясь не всхлипывать. Слезы так и катились по щекам, падая на одеяло. Тело Чарли болело, взывало к милосердию, но она продолжала упрямо молчать, понимая, что просьбы ее никогда не бывают услышанными.
– Но ты не волнуйся, я сделаю тебя хорошей, – проговорил Забини.
Рабыня почувствовала, что руки господина скользнули ей под юбку. Пальцы юноши жадно вцепились в плотные черные чулки, стягивая их, даже не отцепив от пояса. Забини уже говорил ей, чтобы та выбирала ткань потоньше, но Чарли все упрямилась… Должно быть, это добавит хозяину жестокости в своем наказании. Сильная ладонь Забини приподняла юбку девушки, открыв для взора ее ягодицы. Юноша ласково провел по ним пальцами, заставляя девушку слегка выгнуться.
Блейз не стал раздевать ее и дальше. Юноша чувствовал, что внутри разгорается пожар страсти, что он полыхает, точно адское пламя, способное пожрать всех грешников подземного мира. Забини занес руку над девушкой и опустил, хлопнув ту по ягодице. Чарли вскрикнула от боли. Она ожидала чего угодно… Словесного выговора, особо жестокого секса, но не порки, нет… Она лежит перед ним, точно нашкодившая кошка. Как это унизительно…
Забини вновь ударил ее, чуть сильнее, ожесточеннее. Юноша почувствовал, что пальчики рабыни больно впились в его ногу. Каждый вскрик, вырванный из ее ослабшей груди, каждый вздох, полный боли и страха – причиняли Забини почти ощутимую боль. Словно отравленное лезвие ножа крики Чарли проникали в сердце юноши, заставляя его злиться на самого себя.
– Ты будешь хорошей девочкой, Чарли? – спросил юноша после третьего удара.
Рабыня всхлипнула, стараясь стереть слезу, что катилась вниз по щеке. Ей было страшно обидно от подобного наказания… Она бы никогда не уронила ту вазу, если бы Забини не испугал ее… Это его следовало наказать за то, что он мешает прислуге работать. За то, что он Пожиратель Смерти, убийца и лжец… Как быстро меняется общественная мораль. Если ты нашкодившая служанка – тебя следует наказать, но если ты убиваешь невинных – ты герой современного мира…
– Я буду хорошей… Хозяин, – пробормотала Чарли, словно стыдясь собственной слабости.
– Я знаю, птичка, знаю. Моя славная девочка, – произнес Забини, помогая девушке подняться.
Он вновь усадил ее верхом на себя. Ягодицы жгло огнем. Раньше Чарли с трудом удавалось ходить, стоять, шевелиться… Теперь ей будет тяжело и сидеть. Когтевранка почувствовала, что теплые губы мулата осторожно коснулись ее шеи, подарив той легкий поцелуй… Забини не мог удержаться, не мог. Он забыл про то, что девушке плохо, забыл про все на свете. Сейчас пред ним были лишь мысли о такой желанной, долгожданной близости.
