Текст книги "Не будем усложнять (СИ)"
Автор книги: Spanish Steps
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 30 страниц)
We can’t have each other even if we wanted to (Но мы не можем быть вместе, даже если бы и хотели)
Don’t give me those eyes, don’t give me those eyes (Не смотри на меня так)
Don’t give me those eyes, don’t give me those eyes
Don’t give me those eyes, don’t give me those eyes
Don’t give me those eyes, don’t give me those eyes
Don’t give me those eyes cause you (Не смотри на меня так)
Know me and I can’t say no to you (Ты же знаешь: я не могу тебе отказать)
We can’t have each other even if we wanted to (Мы не можем быть вместе, даже если бы и хотели)
(Don’t give me those eyes) (Не смотри на меня так)
In another life, darling, I’ll do anything to be with you (И в другой жизни я сделал бы все, чтобы остаться с тобой)
(Don’t give me those eyes) (Не смотри на меня так)
We can’t have each other even if we wanted to (Но мы не можем быть вместе, даже если бы и хотели)
Don’t give me those eyes, don’t give me those eyes (Не смотри на меня так)
Don’t give me those eyes, don’t give me those eyes
Staring at you naked (Твое обнаженное тело)
Hotel room in Vegas (Гостиничный номер в Вегасе)
I love you but I hate it (Я люблю тебя и ненавижу…)
========== 19. ==========
Конечно, он звонил мне и писал – все как раньше, но только в этот раз мне нечего было ему ответить.
Он даже приезжал к дому, не решаясь, впрочем, открыть дверь ключами, которые по-прежнему оставались у него. Звонил снизу, снова писал, просил взять трубку и хотя бы поговорить, и я даже не делал вид, что меня нет: включал погромче музыку и зажигал свет в гостиной.
Его сообщения – он объяснял, уговаривал, снова извинялся, обещал что-то или, наоборот, обещал чего-то не делать – я читал их и удалял сразу. В какой-то момент мне стало его искренне жаль: для него все произошло так внезапно, так резко, что неудивительно, что он был совершенно растерян и не знал, что теперь делать.
Сначала я собирался пропустить эту презентацию – собирался позвонить агенту и сказать, что заболел, что у меня черная оспа, бубонная чума и испанка одновременно. Но потом передумал: достаточно я прятался, достаточно был в тени, пришло время ступить на свет и глотнуть воздуха. Позаботиться, наконец, и о себе, о своей карьере, начать обрастать новыми знакомствами. Глядишь, и мне перепадет какой-нибудь дядя-журналист, почему нет?.. Все-таки карьерные связи – это важно и полезно, тому у меня имелся перед глазами очень хороший пример.
Поэтому в среду я принял долгий душ, побрился, надел рубашку и галстук – узкий черный галстук, валявшийся у меня без надобности бог весть сколько времени. Не знаю, заезжал ли он за мной, как собирался: я отключил звук на телефоне, вышел из дома загодя и пешком дошел до центра, погода была хорошая.
У входа в клуб меня встретил Томас: сказал, что все уже готово, и ждут только нас. Короткое интервью и фотографии, час-полтора в зале – этого вполне достаточно, а дальше я свободен. Я шел рядом, согласно кивал и думал, что…
Впрочем, нет. Я ни о чем не думал.
Внутри играла музыка – пока еще не оглушительная, без напора, фоновая. На противоположной стороне, в освещенном углу была установлена камера, и рядом с ней… Рядом с ней стоял он в компании пары журналистов и оператора. Вместе с Томасом мы подошли ближе, я улыбнулся, представился, пожал протянутые руки, а потом поднял на него глаза.
Он жадно схватил мой взгляд, буквально вцепился в него, впился, как утопающий в соломинку. Его губы привычно улыбались, но теперь я знал, что это была за улыбка и что на самом деле стоит за ней – какая бездонная, бескрайняя, синяя пустота, холодная и ослепительная, безвозвратно засасывающая внутрь, стоило только сделать неосторожный, доверчивый шаг.
Синяя пустота. И только лишь.
Я подал руку и ему – как всем. Он на секунду задержал ее в своей, едва уловимо погладив кожу большим пальцем, а потом мы оба повернулись к камере.
– Мы готовы?.. Начинаем? – один из журналистов глянул на оператора и, дождавшись утвердительного кивка, с улыбкой обратился ко мне: – Новый образ, Тарьяй?..
– Да, – я засмеялся и провел ладонью по затылку. – Новые роли и новый образ.
– Отлично, если ты не против, давай поговорим об этом.
– С удовольствием.
Конечно, он постарался задержать меня, когда интервью закончилось: ему все еще было необходимо что-то объяснить. Я не собирался бегать от него, прятаться по углам – ни сейчас, ни потом, – но и разговаривать мне тоже не хотелось.
Именно так я ему и ответил: что, да, конечно – мы поговорим. Почему бы нам не поговорить, мы все же цивилизованные люди, конечно… Если ему необходимо, если ему хочется – конечно… В конце концов, я всегда делал то, что он хотел, что было для него важно – всегда был готов, по малейшему зову… Так почему бы мне не сделать это снова?.. Правда же?
Так что мы поговорим.
Но потом. Пока – пока у меня нет такого желания. Пока я хочу развлекаться и получать удовольствие от вечера.
Так я и сказал.
Он потянулся ко мне, к моему лицу – в темноте клубного зала он вполне мог себе это позволить. Однако, предупреждая потенциально опасную для его карьеры сцену, я благоразумно сделал шаг в сторону.
Я не боялся, что не справлюсь с собой, окажись он слишком близко – по правде говоря, с того самого утра, когда я с треском захлопнул за ним дверь, я не ощущал ничего особенного. В тот день я даже выходил на пробежку, снова менял постельное белье, делал еще что-то по дому, а на следующий ездил в театр – и ни разу у меня не возникло желание удавиться, сбрить волосы, теперь уже подчистую, или сделать еще что-то столь же демонстративное, сколь и бессмысленное. Его голос, запах, выражение лица… Они не выводили меня из равновесия, я был спокоен и расслаблен, меня окружало приятное, какое-то светлое, почти окрыляющее равнодушие.
Впервые за долгое время я чувствовал себя хорошо – да что там хорошо: отлично, просто замечательно!.. Как если бы наконец избавился от дергающего, ноющего, не дающего спать больного зуба – дантист крепко зажал его щипцами и с хрустом выдернул, и теперь на его месте ощущалась блаженная, марихуаново-пьянящая пустота.
Пустота… Господи, как это было приятно…
Почему я так долго ходил с этим зубом, почему сразу не обратился к врачу?..
И теперь он мог смотреть на меня сколько угодно, у меня не было никакого желания разглядывать блики в его глазах, пытаться сложить калейдоскопические стеклышки в слова или рисунки, разгадывать их, интерпретировать. В конце концов, если уж быть честным, до сих пор я нисколько в этом не преуспел, каждый раз складывая из них что-то свое, отображая только лишь свою вселенную, не имевшую к реальности никакого отношения.
Есть такая забавная штука: эффект ложного согласия. Я прочитал о нем в одном из тех журналов, что горой навалены в комнате ожидания дантиста – настоящего, а не воображаемого. Прочитал и забыл: а зря.
Суть этого эффекта заключается в том, что мы склонны проецировать свой способ мышления на других людей. Иными словами, нам кажется, что все остальные думают точно так же, как и мы сами, особенно, если предоставить им точно такую же информацию, которой владеем мы. Тогда, помню, я прочитал это и подумал: вот глупость-то.
Но на самом деле все именно так и работает. Вы искренне полагаете, что если всем вокруг рассказать, как важно сортировать мусор, то каждый примет эту данность, не моргнув, а потом бегом побежит затариваться отдельными пакетами для пластика, картона, биоотходов и стекла – прозрачного и окрашенного. Или, если доходчиво объяснить населению отдельно взятой страны, что мигранты – это такие же люди в поисках лучшей доли, как и все остальные, то население радостно захлопает в ладоши, наварит кофе, нарежет крупными кусками марципановый торт с клубничной прослойкой и взбитыми сливками, а затем гостеприимно распахнет двери.
Вам почему-то кажется, что если в чужих вселенных есть занавески, то они будут непременно такого же цвета и длины, что и в вашей собственной. Занавески – и занавески. А у кого-то они, может, полосатые. Или в клетку. В горошек. С рисунком. Или без. А у кого-то их, может, нет вообще, занавесок этих. Может, этот кто-то слепой – не видит с рождения или потерял зрение в юности, или ближе к пенсии по выслуге лет – ему и ни к чему тогда эти занавески, только деньги зря тратить. Но вы-то уверены, что они там есть, и именно такие, какие сейчас колышутся на ветру в вашей спальне с выкрученной лампочкой: однотонные, синие, на кольцах, серия Мерете, 279 крон штука, итого 558 за пару, Икеа, страница 158 каталога.
В общем, все замыкается на занавесках. Вы уверены в том, что раз они есть у вас, то есть у всех.
В этом – и в том, что если вы любите кого-то – любите до боли и крови, выворачивая себя наизнанку, то этот кто-то так же сильно любит вас: исходные-то условия у вас одни и те же.
Я перемещался по залу, держа в руке бокал, на этот раз с водой. Находил знакомых, Томас представлял меня тем, кого я видел впервые – я снова представлялся, жал руки, улыбался, стараясь произвести благоприятное впечатление. Если кто-то хотел фотографию – я принимал позу; автограф – конечно, разумеется; несколько злободневных вопросов на тему равенства полов и инициативы “зеленых” сделать центр Осло свободным от любого трафика – я так долго ждал возможности высказаться по этому поводу, куда смотреть, в какую камеру?..
Через некоторое время свет погас совсем, музыка стала громче, напористее, и после короткого представления на сцену вышла группа, на презентацию нового альбома которой мы, собственно, и собрались.
Почти сразу я почувствовал его присутствие: он возник, словно из ниоткуда, и встал за мной на расстоянии вытянутой руки. Я подвинулся, освобождая пространство слева, и тогда, словно получив некое разрешение, он осторожно приблизился.
– Пожалуйста, давай выйдем, – сказал он, наклоняясь к моему уху.
Не оборачиваясь, я покачал головой.
– Ненадолго, пожалуйста… Это не займет много времени, мне нужно только тебе кое-что сказать.
Не добившись ответа, он осторожно тронул меня за локоть. Я обернулся.
– Пожалуйста.
– Нет.
– Но почему?..
– Потому что я не хочу, – ответил я просто и пожал плечами. – Не хочу никуда идти и не хочу разговаривать.
И перед тем, как он снова начал меня уговаривать, добавил:
– Пойду возьму воды в баре.
***
– Farris, пожалуйста, – попросил я бармена.
– Обычную? Лайм? Манго?
– Обычную.
Я снял крышку, сделал глоток и огляделся. Чем бары все же хороши, так это тем, что далеко ходить не надо.
– Привет, – на меня уставилась пара незнакомых карих глаз.
На вид ему было лет тридцать пять, может, сорок – в темноте и неоновой подсветке стойки было трудно определить точно. Я протянул руку и представился:
– Тарьяй.
– Улав, – ответил он. – Ты, кажется, тот парень, что играл в сериале?..
– Угу, – я усмехнулся: знала бы Юлие, как существенно Скам облегчил мне непринужденный флирт в располагающей обстановке. Сделав еще глоток, я присел на соседний стул. – Играл, только тогда выглядел немного иначе.
Он чуть прищурился и скользнул по мне быстрым, оценивающим взглядом. “Вполне”, – с легкостью прочел я, когда мы снова встретились глазами.
– Как тебе музыка, нравится? – он приложил к губам бокал, на дне которого мерцало янтарным.
Я посмотрел на сцену.
– Не мое.
– Честный, – он усмехнулся.
– Но я решил расширять горизонты.
– И – дай-ка угадаю, – он снова усмехнулся и мягко двинул кистью, отчего напиток – что у него там было?.. виски? коньяк? – напиток словно вздохнул. – Здесь много прессы, и твой агент решил не упускать такой случай.
Я засмеялся.
– Вроде того.
– Понятно, – он кивнул. – Я сделал бы то же самое.
– Вы агент?
– Да – и “ты”.
– Ты, – согласился я. – Так ты тоже агент?
– Угу. И продюсер.
– Ну надо же. И кого ты продюсируешь?
Усевшись поудобнее, я поставил бутылку и положил руку на колено. Так же откровенно и цепко он глянул на нее, а потом, не оборачиваясь, кивнул подбородком на музыкантов.
– Их.
– О! – не мог не воскликнуть я. – Поздравляю!
– Угу, – он чуть скривился. – Спасибо.
– Как-то без энтузиазма, – засмеялся я.
– Ну почему без энтузиазма, – он пожал плечами и вдруг улыбнулся тоже – у него была красивая, какая-то журнальная улыбка. – Когда работаешь с людьми, еще и в этом бизнесе, без энтузиазма никак.
– Правда?
– Разумеется. Тебе твой агент что говорит?
– В каком смысле?
– Ну, – он пояснил, – тебе твой агент говорит, какой ты исключительный, подающий надежды… ты кто – актер?..
– Да, но…
– Так говорит? Какой ты молодец?..
– Говорит, – признал я и неожиданно для самого себя расхохотался.
– И правильно делает, – он подмигнул и тоже засмеялся. – Такая у нас работа: показывать энтузиазм.
– Черт, я и не догадывался!..
Он сделал небольшой глоток и, по-прежнему посмеиваясь, помотал головой.
– Нет, это совсем не значит, что ему наплевать, или что он только о том и думает, как бы продать тебя получше, повыгоднее – любому, кто возьмет. Если бы ты ничего из себя не представлял… у тебя не было бы агента, если ты понимаешь…
– Понимаю.
– Но это также не значит, что он впадает в экстаз и восторг, стоит ему увидеть тебя в кино…
– В театре.
– Ну или в театре, – он пожал плечами.
Я кивнул на сцену.
– А ты?
– Что я?..
– Ты впадаешь в экстаз и восторг?
Он проследил за моим взглядом, обернулся и, уже не таясь, поморщился.
– А как же. Прямо сейчас – разве незаметно?..
Я фыркнул.
– С другой стороны, – добавил он затем, – я и не обязан. Моя обязанность – обеспечить им площадки и топовые строчки в чартах. За это мне неплохо платят. Медиа-освещение, журналисты, всякие блоггеры… Знаменитости опять же… Ты, например.
– Я?!
– Ну да, – он посмотрел на меня в упор. – Ты и тот парень, с которым вы играли – вы оба сейчас очень популярны…
– В каком смысле? – я непонимающе нахмурился.
– У вас широкая аудитория, – пояснил он как само собой разумеющееся. – Грех было ее не использовать. Мои люди связались с людьми твоего агента, и вот… Грех не использовать все возможности, какие только есть, ты не согласен?..
На это возразить мне было нечего. Я пожал плечами и усмехнулся.
– Ты прав: грех.
Потом я подумал и спросил:
– И тебе это нравится?
– Что конкретно?
– Вот это все, – я обвел глазами зал.
Он покрутил бокал по стойке, немного подумал.
– Это то, что я умею. А нравится или нет – если это необходимо для результата, то какая разница?..
– Работа есть работа, – понимающе кивнул я.
– Добро пожаловать в шоу-бизнес, – он отсалютовал бокалом и сделал новый глоток – жидкости оставалось совсем немного. – Взять тебе что-нибудь?
– Мне?..
– Тебе, – со значением посмотрел он.
– Нет, мне, наверное…
В кармане завибрировало. Я вытащил телефон, пару секунд понаблюдал за тем, как на дисплее с одной-единственной буквой в качестве контакта нетерпеливо, почти отчаянно вибрирует зеленый значок, а потом сбросил вызов. В глаза бросилось извещение о непрочитанном сообщении. “Что ты делаешь?” – была ли это единственная фраза или только первая из череды торопливых объяснений и уговоров, я не знал. Не знал и не стал думать: затопил дисплей черным и убрал телефон в карман.
“Ни к чему, – пришло мне в голову. – Все теперь ни к чему. Неважно.”
– О чем мы говорили? – с определенным усилием, но я все же поднял глаза.
Взгляд, которым он меня встретил… Я знал этот взгляд.
– Сколько тебе лет?
– Что?..
– Сколько тебе лет? – повторил он, смотря на меня в упор, тяжело, недвусмысленно.
Объяснять ничего не требовалось, все было понятно и так. “Нет никакой разницы – сейчас или потом, – подумал я. – Больше нет никакой разницы.”
– Восемнадцать.
Не отводя взгляда, он открыл в телефоне вкладку Гугл и вбил мое имя.
– Извини, – сказал он затем, отключая дисплей и пряча телефон в карман. – Сам понимаешь.
– Да, – я кивнул.
Он залпом опрокинул в себя остатки и встал.
***
Я не смотрел по сторонам, когда шел за ним через зал. Я держал взгляд строго перед собой, на его спине, обтянутой пиджаком, стараясь не фокусироваться на деталях – ни на чем не фокусироваться вообще. Я переставлял ноги одна за другой, и это был совершенный максимум, на который я был способен в тот момент.
Мы миновали танцпол и свернули куда-то по коридору, потом еще раз и наконец оказались в небольшом помещении, судя по всему, бывшим когда-то студией: в углу громоздилась старая аппаратура, усилители, валялись какие-то шнуры, а прямо посреди комнаты торчал устаревший микшерный пульт, заляпанный белой краской.
Он вошел первым, я последовал за ним, оставив дверь открытой.
Когда я почувствовал на себе его губы, а затем язык, меня затошнило, и я постарался глубже дышать через нос. Жадно ощупывая мне спину, бедра, пах, он вылизывал мой рот изнутри, периодически разворачивая мне голову и толкая на себя затылок.
Удерживая меня одной рукой за шею, другой он расстегнул свои джинсы, взял мою ладонь и засунул вниз, сжал мои пальцы на своем полностью вставшем члене. Я двинул ладонью, и он низко застонал, а потом укусил меня за нижнюю губу.
Пару раз толкнувшись мне в руку – может быть, он подумал, что нас могут увидеть, или почувствовал, что скоро кончит, – он дернул мой ремень, развернул меня к себе спиной и быстро стянул с меня брюки вместе с бельем. Затем послышалось шуршание разрываемой упаковки и сразу же в нос ударила отдушка.
Он раскатал латекс по члену, с силой собрал слюну во рту, плюнул в ладонь и провел у меня между ягодиц. Сразу же за этим я почувствовал распирающее давление на поверхности, а потом он вошел.
Я охнул, изогнулся и, пытаясь унять болевые вспышки, изо всех сил зажмурился и закусил губу, моментально почувствовав во рту сладкий, металлический привкус. Не выходя, он подтолкнул меня ближе к микшерному пульту и надавил ладонью на спину, заставляя прогнуться ниже. Другой рукой он дотянулся до моей шеи и замотал галстук в кулак.
– Ну же, – прохрипел он в какой-то момент, двигаясь внутри резкими, короткими толчками и с силой натягивая галстук, – поскули, как щеночек.
Я запрокинул голову, пытаясь ослабить давление петли, и в этот момент глянул на дверь.
Он стоял в проеме, чуть сбоку, и смотрел на меня пустыми черными глазницами.
Затем отступил на шаг, скрываясь в тени, и исчез.
И больше я его не видел.
========== Плейлист “Без названия” #1 композиция# ==========
Комментарий к Плейлист “Без названия” #1 композиция#
http://pleer.net/tracks/4611579Ankx
*Испанская Лестница, The Spanish Steps (итал.: Scalinata di Trinità dei Monti) – достопримечательность Рима, барочная лестница из 138 ступеней, которые ведут с Испанской площади к расположенной на вершине холма Пинчо церкви Тринита-деи-Монти.
Morten Harket – A-Ha – Spanish Steps (“Wild Seed”, 1995)
Must have been walking
Don’t know this place
Somebody stopped talking
It is written in my face
Thought I’d never leave you
Thought I’d never dare
But I watched you going under
That’s a thought I could not bear
Five thousand miles I’m away from you
Drifting by the Spanish steps tonight
Guess you’ve got my number
Guess you got my line
Guess you got my number
Should I be on your mind
Late at night your footsteps
Barefoot on the floor
Tender eyes from sleeping
In the darkened corridor
I come up the stairway
My naked enemy
Comes stumbling towards me
Wish I could set you free
Five thousand miles I’m away from you
Drifting by the Spanish steps tonight
Guess you’ve got my number
Guess you got my line
Five thousand miles I’m away from you
Sleeping by the Spanish steps tonight
Guess you got my number
Should I be on your mind
I’m not that hard to find
Five thousand miles I’m away from you
Drifting by the Spanish steps tonight
Guess you’ve got my number
Guess you got my line
Five thousand miles I’m away from you
Sleeping by the Spanish steps tonight
Guess you got my number
Guess you got my line
I’m not that hard to find
Должно быть, я куда-то шел,
Не разбирая дороги.
Кто-то замолк -
Неужели это написано на моем лице?
Я думал, я никогда не оставлю тебя.
Думал, никогда не осмелюсь.
Но я видел, как ты гибнешь -
Это было невыносимо.
Пять тысяч миль между нами.
Сегодня ночью я иду по Испанской Лестнице*.
Надеюсь, у тебя есть мой номер.
Надеюсь, я у тебя на линии.
Надеюсь, у тебя есть мой номер.
Думаешь ли ты обо мне?
Поздней ночью твои шаги -
Босиком по полу.
Нежные от сна глаза -
В темном коридоре.
Я поднимаюсь по лестнице.
Мой явный враг,
Спотыкаясь, спускается навстречу мне.
Я бы хотел когда-нибудь отпустить тебя.
Пять тысяч миль между нами.
Сегодня ночью я иду по Испанской Лестнице.
Надеюсь, у тебя есть мой номер.
Надеюсь, я у тебя на линии.
Пять тысяч миль между нами.
Сегодня ночью я сплю у Испанской Лестницы.
Думаешь ли ты обо мне?
Меня нетрудно найти.
5000 миль – примерное расстояние от восточного побережья США до Рима.
========== 20. ==========
Первое, что я сделал – это купил и вкрутил лампочку.
Впрочем, не совсем так. Это было первое, что я сделал, когда проснулся.
Сначала я спал. Не знаю, почему я так устал, но ничего другого мне не хотелось, только спать. Когда я просыпался – посреди дня или ночью, то проверял зарядку телефона, писал родителям – спрашивал, все ли в порядке, как погода на побережье, желал им по-прежнему хорошего отпуска и заверял, что дома все совсем как всегда, а потом переворачивался и засыпал снова. Потом опять просыпался, шел в темноте на кухню, ложкой ел сухие хлопья для завтрака прямо из коробки и запивал теплой колой.
Потом мне снова хотелось спать, и я не видел никакого смысла этому сопротивляться.
Мне не виделись кошмары или навязчивые образы, меня не затягивало в воронку мутных и тягучих сновидений, повторяющихся раз за разом, я не просыпался в холодном поту, конвульсивно вздрагивая и оглядываясь по сторонам – ничего такого. Я просто проваливался в пустоту, чтобы через какое-то время снова проснуться и есть хлопья для завтрака. Таким образом, завтрак у меня был регулярный, а это, как известно, самый главный прием пищи за день.
Однажды – было ли это утро, день или ночь, я затруднялся сказать, но, бесцеремонно врываясь в благословенное небытие, тишину квартиры вдруг прорезал сигнал домофона. И почти сразу за ним – еще один.
На секунду я приоткрыл глаза, вынужденно прислушиваясь, а потом перевернулся на другой бок и накрыл голову подушкой. Сигнал повторился в третий раз, но и на него я никак не отреагировал. Затем все стихло, и я было уже расслабился и приготовился засыпать, как покой и размеренное покачивание моей личной, частной, моей собственной вселенной снова нарушилось. На этот раз – звонком в дверь.
Один, второй, третий, четвертый, пятый… Какая-то сволочь стояла напротив моей входной двери, ботинками на моем коврике, и со всей дури лупила пальцем по кнопке звонка, лупила и лупила, и конца и края этому не предвиделось.
Понимая, что малой кровью на этот раз я, видимо, не отделаюсь, и все-таки придется встать, я спустил ноги с кровати и, от души желая непрошенным гостям немедленно сдохнуть максимально мучительной смертью, поплелся в коридор.
– Что?!
Марлон убрал палец с кнопки и, не дожидаясь приглашения, шагнул внутрь.
– Чего тебе надо?!
– Чтобы ты трубку брал хотя бы иногда, – он щелкнул выключателем.
Глаза словно полоснуло – остро и мучительно. Я прижал к лицу ладони.
– Выключи!
– Ты в курсе, какое сегодня число? – поинтересовался он.
– Выключи свет!
Он снова щелкнул, и мир тотчас погрузился в спасительную темноту.
– Я звонил тебе, – продолжил он затем, – хрен знает сколько раз. Почему ты не отвечал?!
– Я спал.
– Четыре дня?!
– Не знаю, – я опустил руки и осторожно открыл глаза. Пожал плечами. – Может быть.
– Но ты мог хотя бы…
– Зачем ты пришел? – прервал его я. – Чего ты хочешь?
Несколько секунд он смотрел на меня из своего угла молча, не двигаясь, словно и сам не зная ответа на этот простой вопрос. Затем словно отмер: шевельнулся, переступил с ноги на ногу.
– У тебя пожрать что-нибудь есть?
В другое время я поинтересовался бы, чего он не пожрал дома, но теперь никакого желания заводить беседу у меня не было. Единственное, чего мне хотелось, это вернуться в постель, завернуться в одеяло и снова исчезнуть – из этой квартиры, из вселенной, из сознания. Снова ощутить, каково это – проваливаться все глубже и глубже в никуда, в теплое, мягкое, обволакивающее нутро, рождаться наоборот, и падать, падать, все время падать – не думать, не чувствовать, не бояться, не ждать, только падать. Падать и никогда не упасть.
– Что-нибудь? – повторил Марлон, делая шаг вперед и стараясь в темноте рассмотреть мое лицо.
– Да, – я пожал плечам и кивнул в сторону кухни. – Хлопья для завтрака. Когда поешь, закрой за собой.
Он приоткрыл рот и набрал воздуха, видимо, собираясь что-то сказать, но я не стал его слушать. Вернулся в спальню, бросил в угол лишнюю подушку и растянулся поперек морской звездой: все же нет никакого смысла спать на одной половине кровати, если она вся целиком и полностью к вашим услугам.
В следующий раз я проснулся оттого, что кто-то довольно бесцеремонно тряс меня за плечо. Тщетно удерживая обрывки с каждой секундой ускользающего сна, буквально цепляясь за его рукав, я замычал и попытался отодвинуться, но тряска не прекращалась.
– Просыпайся! Тарьяй!..
С трудом разлепив веки, все еще не вполне понимая, на каком свете нахожусь, я повернул голову. И чуть не отпрянул от неожиданности:
– Черт!..
Надо мной нависала сосредоточенная физиономия, в темноте казавшаяся гротескной из-за сведенных к переносице густых бровей и неуправляемой шевелюры, раскиданной по сторонам. Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять, кто и почему находится посреди ночи в моей квартире и, как будто одного этого мало, еще и настойчиво пихает в плечо.
– Просыпайся! – повторил Марлон. – Слышишь меня?!
– Какого черта тебе нужно?! – простонал я, стараясь спрятаться под подушкой. – Почему ты еще не ушел?!.. Я же сказал: хлопья там, в шкафу… когда поешь, просто захлопни…
Слава богу, сон не испарился окончательно: стоило мне закрыть глаза, как тело снова начало обволакивать приятной, согревающей слабостью. Мышцы благодарно вздохнули, в голове с каждой секундой становилось все легче, я мысленно улыбнулся, приготовился и…
– Вставай!.. Слышишь меня?!
– Да блять!..
В висках застучало, я подскочил и резко, как от удара, распахнул глаза.
– Что тебе от меня надо?! Оставь меня в покое! Чего ты вообще приперся – я тебя не звал!.. Проваливай!.. Оставь меня наконец в покое!.. Все, все вы – оставьте меня нахуй в покое!..
Пару секунд Марлон сосредоточенно, по-прежнему нахмурившись, меня рассматривал, а потом кивнул – словно бы удовлетворенно, будто только и ждал, пока я начну крыть его на чем свет стоит.
– Пойдем поедим, – наконец сказал он.
– Что?..
– Поедим.
– Я не голоден, – я снова попытался улечься.
– Давай…
– Оставь меня в… Блять!..
– Давай, пока горячее, – он потянул одеяло в сторону, – а то остынет…
Я с силой выдохнул и в бессловесной ярости уставился на него: он идиот?! Он перестал понимать по-норвежски?! Оглох?.. Он издевается?! Он, блять, издевается!..
– Знаешь что?! Знаешь?!
– Что?
Он не злился, не раздражался, не кричал на меня в ответ. Как раз наоборот: от него исходило какое-то тихое, понимающее участие. Не жалость – почувствуй я в его голосе хоть каплю жалости, я не стал бы раздумывать дважды: мы сцепились бы прямо там, и я… Я ударил бы первым, я знаю… Потом мы сидели бы на полу, рядом, и мне было бы тошно от самого себя, но в этот момент, здесь и сейчас я был уверен: пожалей он меня, той самой невыносимой, снисходительной жалостью – вот той, какую мы костью бросаем бездомным, я бы…
Но нет. Он смотрел на меня с сочувствием, словно бы старался представить себя на моем месте, понять, влезть в мою шкуру, и от этого раздражение, вместе с остатками сна, постепенно улетучивалось, рассеивалось, словно тяжелые клочья тумана на рассвете.
– Знаешь, – я тяжело вздохнул, – в основном, я всегда хорошо к тебе относился.
Марлон поднял брови, ожидая продолжения.
– Но конкретно сейчас, – не преминул продолжить я, – конкретно сейчас я ничего не хотел бы больше, чем если бы ты исчез с лица земли, и так вынужденной терпеть тебя слишком долго.
Он фыркнул и снова кивнул.
– Отлично. Дерьма в тебе по-прежнему достаточно – это хороший знак. Теперь вставай и пойдем поедим – я приготовил.
Понимая, что он не отвяжется, я бессильно замычал.
– Давай, – занудно продолжил он, а потом многозначительно поднял брови. – Не заставляй меня стаскивать с тебя одеяло – хрен тебя знает, в каком виде ты привык валяться в постели…
– В каком это…
– В таком, – он ухмыльнулся. – Я очень впечатлительный и легко травмируюсь. Это ты у нас золотая молодежь, а я беден, как церковная крыса, у меня нет денег на пожизненные походы к психиатру.
Совершенно против воли – и, застигнутый врасплох, я не успел собрать силы для достаточного сопротивления, – губы вдруг растянулись сами собой, и я понял, что улыбаюсь. Должно быть, Марлон воспринял это как знак: улыбнулся в ответ, отступил и повернулся к двери.
– Давай, поднимайся и выходи, – бросил он через плечо напоследок. – И надень что-нибудь.
– Без тебя разберусь, – буркнул я, откидывая одеяло.
****
На кухне было светло, слишком светло. Я поморщился и прикрыл глаза рукой. Наощупь нашел край стола и сел.
– В душ бы тебе сходить, – критически заметил Марлон.
– А не пошел бы ты, чистоплюй, – почти дружелюбно отозвался я. – Давай сюда свою стряпню, и покончим с этим. Что у тебя?.. “Курица по-тайски”*, без изысков?..
– Свинья неблагодарная, – показушно проворчал он. – Стараешься тут для него… Свинья.
Поставив на стол дымящиеся тарелки, он налил воды и достал приборы. Раньше мне всегда нравился пряный аромат специй, однако теперь, когда он вдруг резко ударил в нос, от желудка стала подниматься вверх удушающая волна. Я непроизвольно прижал пальцы к губам.
Есть по-прежнему нисколько не хотелось, хотелось лишь вернуться обратно в спальню и с головой накрыться одеялом, но Марлон, сидя напротив, смотрел на меня пристально и выжидающе, очевидно, в любой момент готовый пресечь все попытки к бегству. Под его взглядом, словно на глазах у воспитателя в детском саду, я сделал глубокий вдох, глотнул воды и зачерпнул немного риса в соусе. Марлон удовлетворенно кивнул и начал есть сам.
Я проглотил первую порцию, потом наколол на вилку кусочек курицы, отправил ее в рот и стал медленно пережевывать. Чтобы унять подступающие позывы, снова отпил их бокала. Потом положил вилку.
– Прости, я не могу, – вроде бы стыдиться было нечего, но мне все равно было перед ним неудобно. – Спасибо, что ты приготовил – правда. Но я не могу.
– Давай так, – он ободряюще улыбнулся, – ты посиди чуть-чуть, составь мне компанию, может, немного съешь. А нет – так нет. Хорошо?
