Текст книги "Не будем усложнять (СИ)"
Автор книги: Spanish Steps
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)
Потом оглядел их по очереди и сказал:
– Значит так: не надо мне вот этих сочувствующих взглядов, да? Вы чего сюда пришли – сопли размазывать?! Мою личную жизнь устраивать?! Спасибо, конечно, но вообще-то я никого не просил. Вообще-то у меня все охуенно прекрасно, а сейчас будет еще лучше!.. Сейчас найдем бар – вон Румен сколько продержался насухую…
Я ткнул в него пальцем, и он поддержал шутку, улыбнулся.
– … и все будет заебись. Да?!
– Да! – выкрикнул Давид, вскидывая вверх руки. – Party!
– Именно, – засмеялся я. – А то разнылись тут.
Что было дальше, я не совсем хорошо помню.
Помню, что Марлон опрокидывал в себя шоты без рук – и неплохо справлялся, к моему удивлению. Помню, мы двигались у сцены, подпевая дурными голосами и танцуя языческие танцы. Помню, как я обнимал девочек всех по очереди и бормотал, какие они хорошие; помню, что Йозефина до колик хохотала, когда Ульрикке неловким танцевальным движением, которое ей самой казалось весьма грациозным, навернулась на пол, потащив за собой добрый десяток фигур. Помню шоты, которые без рук опрокидывал уже я сам, и как Румен пьяным голосом уламывал какую-то девицу на номер телефона. Помню, я с кем-то пел, не попадая ни в одну ноту, и, кажется, нас при этом снимали. Помню резкие звуки музыки, басы и расплывающиеся в глазах огни… Весь зал и люди – все вертелось передо мной, и я, подхваченный этим неуправляемым водоворотом, вертелся сам, не в силах остановиться.
В какой-то момент карусель притормозила, лошадки перестали подниматься и опускаться, механическая музыка утихла, и я с удивлением обнаружил себя стоящим напротив его матери.
– Привет, Тарьяй, – сказала она, улыбаясь мне его улыбкой.
Потом протянула руки, и я инстинктивно, даже не задумываясь, шагнул в ее объятия.
– Все хорошо? – она снова улыбнулась и знакомым жестом наклонила голову. – Веселишься?
– Все хорошо, спасибо.
Неподалеку Давид неожиданно пустился в какой-то дикий пляс, с силой раскидывая в стороны руки и ноги. Я засмеялся.
– Вот же идиот!..
– Запоминающийся вечер, – тоже смеясь, она потрепала меня по плечу. – Давай сделаем фото?..
– Конечно, с удовольствием.
Я встал рядом и, насколько мог осмысленно, улыбнулся в камеру.
– Отправим сразу, а? – она заговорщицки подмигнула.
– Куда?
– В виртуальный простор… Вот, смотри.
Я наклонился ближе и, щурясь, разглядел надпись под фотографией: “Я и мой зять”.
– Что это, зачем?..
– Ну, – она спрятала телефон в сумочку, – а почему бы и нет? Социальные сети, ты же понимаешь… Нужно все время быть на виду.
Я посмотрел на нее, и мне вдруг захотелось кричать. Нет, даже не кричать – орать!.. Схватиться за волосы и заорать так, чтобы раскололись и погасли лампы светомузыки:
– Зачем?! Зачем эта подпись, это показное кокетство, если твой сын – вон он! – стоит в нескольких метрах отсюда вместе со своей девушкой?! Зачем?! Что это за фарс?! Что же вы за люди?.. Здесь нет камер, нет репортеров – зачем?! Для кого весь этот театр – для меня?.. Для вас с ним? Для кого?!
Я мысленно приводил ей эти блестящие аргументы, снова и снова, как заезженная пластинка, но вслух – вслух я, конечно, ничего не сказал. Вежливо обнял ее на прощание и пожелал хорошего вечера.
Потом развернулся и каким-то непостижимым образом снова оказался у бара.
Там я стоял довольно продолжительное время, думая, чем бы себя порадовать. В этом-то и прелесть положения звезды и независимого человека: можно взять то или это, или и то, и другое вместе. В итоге я остановился на еще одном шоте, а на десерт побаловал себя джин-тоником. Весь этот вечер я был очень хорошим мальчиком, так что уж что-что – а десерт я точно заслужил.
– Что, прямо так, сразу? – сзади раздался насмешливый голос.
Я отхлебнул из бокала – льдинки при этом прохладно звякнули, – а потом медленно, стараясь не расплескать уже слегка раскачивающуюся вселенную, повернулся.
– Тебе не кажется, что это все довольно нелепо?
– Что конкретно? – обнажив зубы, он улыбнулся.
– Вот это все, – я обвел рукой его силуэт. – И эта одежда, и вообще все. Все.
– Чем тебя не устраивает моя одежда? – наигранно-недоуменно он осмотрел себя, заглянул за спину.
– Ты выглядишь смешно. Посмотри на себя!
– А что?.. Не знаю, что видишь ты, но лично я вижу чертовски привлекательного парня!..
– Значит, ты тут один такой, – язвительно парировал я. – И кстати: эта помада тебе не идет, я бы на твоем месте стер.
– Ты думаешь?..
Он вытащил язык и облизнулся, а потом тыльной стороной ладони с силой провел по губам, оставляя поперек скулы кроваво-красный развод.
– Так лучше?
Я кивнул.
– Теперь, когда мы закончили с моим внешним видом, – он облокотился на стойку, – как настроение?
– Отлично.
– Вечеринка века, а?!
– Угу.
– А ты чего тут стоишь тогда?
– Отдыхаю, – я отхлебнул снова. – Смотрю.
– Ну что же, – хохотнул он и развязно хлопнул меня по плечу, словно старого приятеля, – смотри тогда. Смотри внимательно.
И не успел я отодвинуться, как он, этот другой “я”, появившийся невесть откуда, одетый в какие-то странные лохмотья с неровно нашитыми дизайнерскими лейблами, с размазанным по лицу театральным гримом, интимно наклонился, звонко ударил своей шот-стопкой о мой стакан и заговорщицки подмигнул, будто открывая какой-то важный секрет. Затем опрокинул в себя содержимое и резко зажмурился, с шумом забрал воздух.
– Ох, крепкая дрянь! – выдохнул он в сторону. – Продирает.
Я сделал еще глоток, потом еще один. В бокале оставалось уже совсем немного, но, слава богу, до бара мне было рукой подать. В прямом смысле.
– Что-то ты невеселый какой, – он укоризненно покачал головой. – Как будто невесело тебе… Но ничего, не переживай, это мы сейчас поправим. Подожди-ка…
И щелкнул пальцами.
Одновременно с этим сухим щелчком, который я расслышал отчего-то ясно и четко, несмотря на раскаты музыки, притормозившая на время карусель завелась снова, с характерным звуком зажеванной на первых нотах мелодии, и завертелась – сначала медленно и тяжело, почти неохотно, но с каждой секундой все быстрее и быстрее, связывая воедино звуки, тени, силуэты вокруг, зажигая их красно-голубыми вспышками, нанизывая на гибкий шнур рваные куски проносящейся мимо реальности и опутывая этим шнуром и меня, и мой шест, на котором я, как деревянная лошадка в намалеванной праздничной сбруе и с ярким бумажным плюмажем, поднимался и опускался в такт мелодии. От безудержного вращения сразу затошнило, поплыло перед глазами. Мне очень хотелось остановиться, вырваться из этой дикой круговерти, но я сидел на шесте плотно и, как ни старался, слезть не мог.
В какой-то момент этот другой “я” вскочил с разбегу на платформу и ухватился рукой за поручень рядом с моей головой.
– Ну как? – засмеялся он. – Веселее?
– Не очень, – только и смог выдохнуть я, чувствуя подступающие спазмы. – Все крутится… слишком быстро…
– Не вопрос, – он понимающе кивнул и снова щелкнул пальцами.
И в ту же секунду безумство прекратилось, вихри вокруг снова распались на силуэты, предметы, лица. Карусель замедлилась, и я было уже облегченно выдохнул, как вдруг по ходу движения, посреди темно-серого моря фигур, показалось подсвеченное пятно, словно в том месте с потолка падал вниз направленный луч театрального прожектора.
Плавно поднимаясь и опускаясь на шесте, я приблизился к свету и увидел вдруг его – его, стоящего в окружении незнакомых людей. Его с ней, его с ними, его – в центре этого пятна.
Я хотел было помахать ему и привлечь внимание, чтобы он меня заметил и снова на меня посмотрел – так, как смотрел всегда, как если бы мы были одни посреди этого моря, только он и я, на неотмеченном на Гугл-картах необитаемом острове, – и уже поднял руку, но в последний момент не успел: карусель задребезжала, разгоняясь, и вот он был уже позади, теперь неразличимый в тяжелых, матовых волнах.
– Опоздал? – сочувственно проговорил другой “я”, придерживая развевающиеся лохмотья. – Это ничего, это мы поправим.
И снова щелкнул, и я опять увидел впереди светлое пятно, но на этот раз я был готов: вытянул заранее руку и, поравнявшись с ним, что есть силы замахал и закричал во все горло. Он словно услышал меня – поднял взгляд и тепло улыбнулся. Я улыбнулся в ответ и тут же рванулся в сторону, чтобы слезть с этой чертовой карусели, но не тут-то было. Не тут-то было, эта тварь держала меня крепко!.. Он проводил меня глазами, все так же улыбаясь, спокойно, не бросаясь наперерез и не делая никаких попыток прийти мне на помощь, а потом, когда я окончательно миновал его, вернулся к оживленному диалогу.
– Не устал? – заботливо спросил другой “я”, заглядывая мне в глаза и проводя пальцами по плюмажу.
– Пожалуйста, хватит… я не могу… пожалуйста…
– Ничего – он ласково погладил меня по щеке. – Это ненадолго. Это – в р е м е н н о.
И тогда я вдруг остановился. Все вокруг остановилось, заскрежетало, затормозило и встало, ярмарочные огни погасли, расплылись в глазах сначала рваными пятнами, а потом размылись и вовсе, окончательно, как акварельная краска по воде.
Я все еще был у бара и, сжимая в пальцах пустой бокал, смотрел на него… на них: они стояли поодаль в компании каких-то людей в деловых костюмах. По тому, как он держался с ними, как реагировал на их слова и шутки, я понял, что это, должно быть, важные и полезные люди – из какого-нибудь продюсерского центра или что-то в этом роде.
В какой-то момент она подняла руку и провела ладонью по его спине, и я невольно залюбовался этим простым и ласковым жестом. Она сделала это открыто, ровно, красиво… Без спешки, без неловкости, не оглядываясь.
– Хотя, – снова прозвучало у самого уха, – может, и не временно. Скорее всего, не временно. Скорее всего – постоянно.
Я перевел взгляд вбок, в толпу, и, словно в какой-то безумной голограмме, вдруг увидел себя самого – через полгода, через год… через два, через пять, через целое столетие – на этом самом месте, с бокалом джин-тоника в руках.
На этом самом месте. А его, их – на том.
– Мне нужно выпить, – сказал я, прислушиваясь к гулу в висках. – Что-нибудь… Сейчас, немедленно.
“Я” всплеснул руками в жесте “Что же ты раньше-то молчал!”, и через мгновение передо мной появилась еще одна шот-стопка.
– За будущее! – выкрикнул он радостно и придержал стопку за дно, чтобы я проглотил все до капли.
Потом хлопнул меня по плечу.
– Ну, теперь иди.
– Куда? – прохрипел я, мотая головой и рывками забирая воздух – алкоголь оказался “на убой”.
– Иди-иди, – повторил он, не объясняя. – Иди.
И исчез.
Постепенно отдышавшись и немного придя в себя, я оттолкнулся от стойки и медленно направился к выходу. Мне казалось, я шел достаточно ровно и целенаправленно, не делая резких движений и не загребая в бок, что, на мой взгляд, было довольно впечатляюще, учитывая, сколько всего во мне сейчас плескалось.
Не знаю, как это произошло – я руку был готов дать на отсечение, что двигался прямо в направлении светящегося зеленым знака выхода, и понятия не имел, как сбился с курса, но, как бы там ни было, в определенный момент я поднял глаза и со всего размаху уперся взглядом в его лицо – совсем близко, прямо напротив. Тут же рядом – разумеется! – обнаружилась и она: смотрела на меня недоуменно, почти испуганно, улыбаясь только самыми уголками губ.
И не успел я ничего сообразить, как внутри уже привычно щелкнуло, и карусель понеслась снова.
– Леа!..
Руки сами выскочили вперед, увлекая за собой тело, и через какую-то долю секунды я уже схватил ее и обнимал – так, словно сто лет не видел.
– Леа, детка, ты потрясающе выглядишь!..
Разговор немедленно прервался, воцарилась неловкая пауза, вся компания вытаращилась на меня в изумлении.
– Господи, да вы посмотрите на нее!
И я с силой крутанул ее вокруг оси. От неожиданности она покачнулась, но я тут же ловко подхватил ее под талию.
– Какая красавица!
– Спасибо…
Она снова улыбнулась – с опаской, настороженно, не понимая, чего от меня ждать, однако тут, надо отдать должное, она была совершенно права: я теперь и сам понятия не имел, чего от себя ждать.
– Просто прелесть!..
Странным, гротескным жестом обожания я погладил кончики ее длинных волос, а потом наклонился и, пока она не опомнилась, звонко чмокнул в щеку.
Затем, по-прежнему в молчании, я обвел взглядом присутствующих, начав с господ в костюмах, словно приглашая их присоединиться ко мне в восхищении, и под конец остановился на нем. Он сжал губы, слегка вытянул вперед шею, словно затаясь перед прыжком, и дышал – рвано и часто, я видел это по тому, как неровно поднималась и опускалась его грудь, словно он вдыхал и выдыхал разный объем воздуха. Свет от прожектора сбоку падал на его лицо, но какие у него были в тот момент глаза – синие или черные, светлые или темные – этого я не видел. Впрочем, теперь меня это совершенно не интересовало – цвет его глаз.
– Ты! – я ухмыльнулся и пьяно погрозил ему пальцем. – Ты!.. Ты хоть понимаешь, как тебе повезло?!
И я снова восторженно уставился на нее, а потом, облапив за плечи, притянул к себе и еще раз чмокнул в щеку. Она попыталась высвободиться, но я держал ее за талию – крепко держал.
Наконец он подал голос.
– Тарьяй…
Прочистив горло, он глянул на меня со значением, словно предупреждая.
“Можешь смотреть на меня вот так, сколько хочешь”, – подумал я и ощерился в улыбке, одновременно изображая крайнюю заинтересованность.
– Познакомься: это Эрик, он из…
– Как приятно! – не дослушав, я тряхнул протянутую мне руку, при этом по-прежнему не выпуская Леа, отчего та качнулась вперед вместе со мной. – Чертовски приятно познакомиться. Тарьяй.
– Я знаю, – улыбнулся один из “костюмов”. – Вы – Исак.
– Нет, – я помотал головой и повторил медленно, по слогам, как ребенку, – Тарь-яй.
– Очень приятно.
– И мне, – я затряс его руку с удвоенной силой. – Мне очень приятно, очень!..
– А это – Хельге, – ровно представил Холм второго.
– Тарьяй.
– … из Panorama Agency.
– А! О! – я не смог сдержать восторга. – Так значит, это вы, в итоге, увезете нашего всеми любимого Хенрика в звездные дали. Прямиком к славе, а?!
И я так показушно расхохотался, что мне и правда стало смешно. “Костюм номер два” улыбнулся, салютовал бокалом, а потом перевел взгляд на “нашего всеми любимого”. Тот на секунду оторвал от меня взгляд и улыбнулся тоже – в ответ.
– Ну, мы сделаем все, что в наших силах, но, по большому счету, нам и стараться особенно не надо: Хенрик очень талантливый.
“Этот Хенрик… уж такой он у нас талантливый, да… охуеть какой талантливый…”
Холм вернулся ко мне глазами – на губах все еще светилась улыбка, лицо все еще выражало удовольствие от вечера, предвкушение перспектив… не знаю, благодарность сраной судьбе за такую, блять, замечательную возможность… Все вот это – что он надевал на себя, как размалеванную маску. Все это было открыто и доступно окружающим, все эти отрепетированные эмоции, но я…
В какой-то момент я увидел вдруг, как зрачки его сузились в яростно пульсирующие точки, а на радужку будто кто-то капнул Klorin***** – она словно выцвела за секунду, и он смотрел на меня теперь прозрачными, бледно-голубыми стекляшками.
Тогда я улыбнулся – так широко, как только мог, и с готовностью подтвердил:
– Вы знаете, это чистая правда: Хенрик очень талантливый. А как с Хенриком комфортно на съемочной площадке, вы даже не представляете!.. Он нас всех очаровал, буквально всех!
И закатил глаза в восторге.
Снова повисла неловкая пауза, “костюмы” синхронно заозирались по сторонам, явно выискивая возможность свалить подальше. Леа чуть двинулась и снова качнулась обратно – ладони я так и не убрал, только перехватил пальцами, чтобы было удобнее. Он это заметил и, глядя на меня в упор, протянул ей руку.
Тогда я отпустил ее.
С явным облегчением она сделала шаг и встала с ним рядом, а мне ничего не осталось, кроме как вернуться в русло светской беседы:
– Потрясающая вечеринка!..
“Костюмы” закивали.
– Это был отличный проект, – заметил Эрик, поднося к губам бокал. – Наши до сих пор локти кусают, что в свое время отказались его продюсировать.
– Да уж, знать бы, где падать, – Хельге усмехнулся.
Я нашел эту последнюю шутку очень забавной и громко расхохотался. Правда, в одиночестве – никто не составил мне компанию в моем искреннем веселье. Но, впрочем, к тому времени меня это не особо волновало.
– Леа!.. – от звука моего голоса она вздрогнула.
Мне было мало – мало адреналина, мало драйва, мне нужно было еще, больше, как можно больше – чтобы из ушей полезло, чтобы блевать тянуло – вот сколько!.. Больше!
– Ты готова ехать?
– Куда? – предсказуемо поинтересовалась она.
– Ну как же: на фестиваль, – я глянул на нее наигранно недоуменно. – Ну же!.. Роскилле!
– Роскилле?..
Недоверчиво нахмурившись, я вперился в него взглядом, и… вы бы видели его лицо!
– Подожди, Холм, ты что же?… Ничего не сказал?!
И тут же сделал вид, что мгновенно прозрел: так распахнул глаза, что они у меня чуть из орбит не выскочили, театрально прикрыл рот рукой и захихикал.
– А, так ты собирался сделать Леа сюрприз?! Ууупс!.. Вот черт, прости, старик, я не хотел! Я думал, ты сказал уже. Вот неловко получилось…
На секунду он прикрыл глаза и длинно выдохнул, а потом перевел на нее взгляд и мягко улыбнулся:
– Я хотел сделать тебе сюрприз. Правда, я еще ничего толком не заказывал…
Она просияла и, поднявшись на цыпочки, поцеловала его.
– Отличная идея!.. Я проверю, как у меня со съемками, но думаю, все должно быть в порядке… Спасибо!..
И снова поцеловала – теперь уже глубже, по-настоящему, раскрывая ему рот и обнимая за шею.
… Я не хотел смотреть, не собирался… Я должен был отвернуться, отойти, исчезнуть, но…
Но остался. Остался и не смог отвести взгляда. В конце концов, это был особенный момент: не каждый день прямо здесь, перед вами… тот, кого вы… кто вас… кто говорит, что он вас…
А впрочем… какая разница.
Когда он снова посмотрел на меня, виновато и умоляюще, украдкой слизывая слюну с губ, я понял, что все – цирк пора сворачивать. Я вытащил уже всех кроликов из цилиндра, больше у меня не осталось. Впрочем, нет – последний, самый дохлый, все еще копошился на дне.
– Мы как раз на днях обсуждали с моим агентом, – доверительно поведал я “костюмам”, – ехать ли мне туда в рамках промо-кампании, на этот фестиваль… Но потом решили, что не надо – это не совсем мое, но вот наш… Хенрик…
И я кивнул ему, мол, помнишь, я говорил?..
– … это вот как раз его… формат.
Хельге заинтересовался.
– А что, отличная идея!.. Сейчас мы все устроим, – и вытащил из кармана телефон.
– Ну вот, – я удовлетворенно улыбнулся, словно наконец сведя концы с концами. – Как хорошо. Теперь-то ты уж точно поедешь!..
И, довольно рассмеявшись, снова игриво погрозил пальцем.
– Ну что же, я тогда пойду, поищу своих! – заключил я и тряхнул “костюмам” руки. – Было очень приятно познакомиться!
Затем в преувеличенном восторге снова раскрыл объятия Леа:
– Черт, нам надо чаще встречаться! – я уже почти кричал, музыка опять набирала обороты, разноцветные огни заплясали у сцены – начиналась вторая часть концерта. – И вообще – давайте поужинаем где-нибудь вместе, а?! Завтра, а?! Или послезавтра?
И, не дожидаясь ответа, выбросил вперед ладонь. Чуть помедлив, он вложил в нее свою.
На секунду я представил, как дергаю за нее, и он падает мне навстречу, и как я накрываю его губы своими, и вжимаюсь в него, на виду у всех, и как он стонет от моего прикосновения, как мои пальцы залезают в его волосы, толкают его голову вперед, как во всем этом переполненном зале он видит и чувствует только меня, и дышит одним со мной дыханием, как он… и я…
– Пока, – сказал я и тряхнул его руку.
– Пока, – сказал он. – Я позвоню завтра?..
– Зачем?
– Мы собирались обсудить… – он замолчал, подыскивая правдоподобный повод.
Я смотрел на него с искренним интересом, мне было чертовски любопытно, что он придумает.
– То интервью, помнишь?.. Нас приглашали.
– Какое интервью? – я наклонил вбок голову.
– Для Radio Tromsø, по телефону… мы говорили…
– Ах да! – преувеличенно-радостно “вспомнил” я. – Интервью для Radio Tromsø – конечно!.. Разумеется. Звони – обо всем договоримся!
Я кивнул им всем сразу – всем таким милым и душевным людям, подарил на прощание самую свою широкую улыбку и уже почти развернулся, чтобы наконец уйти, как вдруг – что и говорить, я все же был просто кладезь сюрпризов этим вечером – как вдруг что-то толкнуло меня, дернуло изнутри.
Тогда я отступил на шаг назад, раскинул руки в разные стороны и поклонился им самым театральным, самым нелепым, самым гротескным и издевательским поклоном.
Затем в молчании выпрямился и направился к выходу.
****
Музыка гремела, все так же отдавая басами в грудь, незнакомые люди то и дело раскрывали руки мне навстречу, восклицали что-то, трепали по плечу, поздравляли, ставили меня в ту или иную позу, чтобы вместе сделать селфи. Я улыбался в ответ, благодарил, вставал так, как просили, слушал, кивал, принимал в руки очередной бокал, если кто-то хотел выпить за мой успех. Подпевал, снова улыбался в камеру, снова смеялся шуткам, снова вставал для фотографий… и не мог отделаться от мысли, что, вероятно, именно так он чувствует себя каждый раз, когда, выходя из моей спальни, надевает ту, другую кожу.
В какой-то момент, двигаясь все дальше от зала, я вдруг понял, что заблудился: должно быть, свернул где-то не там, толкнул не ту дверь и вместо выхода на улицу обнаружил себя в каком-то узком и плохо освещенном коридоре. Я остановился, пытаясь сообразить, куда попал и как мне отсюда выбраться, как вдруг сзади послышались резкие шаги, и не успел я оглянуться, как невидимая сила схватила меня за воротник и потащила вбок, влево, внутрь какого-то помещения. Дверной замок тихо щелкнул, и в следующую секунду я встретился с его взглядом.
Он тяжело дышал, яростно выталкивая воздух через ноздри, и в его глазах полыхало зарево, которого раньше я никогда не видел.
– Что… это… было?
Что это было… Откуда мне было знать?.. Я и сам не знал. Поэтому продолжал стоять молча.
– Что, твою мать, это было?! – взревел он и бросился вперед.
В этот момент я не нашел ничего лучше, чем перестать наконец пытаться облечь чувства в слова, и полностью отдался инстинкту – он, надо сказать, сработал моментально.
Я посмотрел на него задумчиво, пока он вот так пылал глазами, а потом сжал кулак и изо всех сил двинул ему по физиономии. И сразу, пока он не успел опомниться, – еще раз. Он беспомощно мотнул головой, отчего волосы светлой волной взметнулись по сторонам, а потом, прижимая руку к скуле, в ужасе уставился на меня.
Из рассеченной губы показалась капля крови – она росла и разбухала на глазах, а потом бросилась вниз, мгновенно прошивая красным бледную кожу. Повинуясь какому-то неясному порыву, я приблизился и нарочито медленно слизнул эту ниточку. Потом поднял на него взгляд и так же медленно провел кончиком языка по своим губам, размазывая кровь – я сразу почувствовал ее на сгибе, она холодила мне кожу, отдавая в нос приторным тяжелым запахом.
Он продолжал стоять молча, не находя слов, не двигаясь, словно парализованный. Не знаю, что со мной случилось, что вдруг ударило мне в голову, но в какой-то момент, без всякого предупреждения, я буквально набросился на его рот, вгрызаясь в мягкую, податливую плоть, грубо засасывая в себя язык, пока уздечка не натянулась и не начала вибрировать от напряжения, кусая губы и нежную кожу вокруг, с силой надавливая на ранку, чтобы выпустить еще больше крови – ее я слизывал быстрыми рваными движениями, не давая остыть, и, смешиваясь у меня во рту со слюной и остатками алкоголя, она оседала на горле кислым металлическим послевкусием. Он мычал и пытался увернуться, но я держал его голову, крепко сжав в кулаках пряди волос и рывками толкая на себя затылок.
Я отпустил его только тогда, когда почувствовал, что мне самому не хватает воздуха: напоследок чувствительно прикусил кончик языка и вышел, снова размазывая по губам яркие алые капли. Затем отступил назад и, выравнивая дыхание, полюбовался на дело своих рук – вернее, зубов.
– Боюсь, Холм, – ухмылка так и растягивала мне щеки, – тебе придется постараться, чтобы это объяснить. Прямо вот очень постараться.
Он вытер рот тыльной стороной ладони и посмотрел на оставшиеся на коже красные разводы.
– Мы договорились с тобой – поговорить, – морщась, сказал он. – Поговорить.
– Ага, – я снова ухмыльнулся. – Точно.
– Мы договорились…
– О, господи, Холм, ну что ты заладил, как попугай: “договорились, договорились”, – передразнил я его. – Ну да… договорились. Но, видишь ли, – мне отчего-то показалось это крайне забавным, – мы ведь не договаривались, что я не дам тебе в морду, правда?..
И, не сдержавшись, громко фыркнул.
– В твою красивую морду!..
Он помотал головой, как будто все происходящее казалось ему просто кошмарным сном, а потом сделал шаг ближе. Я инстинктивно занял позицию и на всякий случай сжал кулаки.
– Послушай…
– Ты знаешь, мне это надоело, – поведал я доверительно. – Мне надоело слушать, я только и делаю, что слушаю… вот эти все твои ловкие объяснения… все это дерьмо, которое ты мне толкаешь в уши каждый раз. Мне надоело, ясно тебе?..
– Я тебе говорил, – снова начал он, словно с середины, – что все это временно, она – временно, только чтобы был какой-то старт, чтобы зацепиться. Так хочет агентство, понимаешь?.. А дальше – дальше можно будет быть свободнее, выбирать то, что нравится, а не соглашаться на все, что они мне толкают…
– Да-да, – покивал я. – Вот именно этого дерьма – именно его мне уже по горло, вот тут… Ну да – признаю: сначала было оригинально, но теперь… Хотя… Подожди-ка!..
Я вытаращился на него так, словно меня озарило.
– Подожди-ка, Холм… А может, ты хочешь всего и сразу?..
– Что ты имеешь в виду? – он нахмурился.
– О, – протянул я в самом натуральном восхищении, – о, это сразу столько всего объясняет… Как же я не подумал?! Ну давай, признайся честно – тут нет никого!.. Только ты и я, а я никому не скажу, ты же знаешь… Буду хранить твою тайну – все твои страшные тайны, Холм, – до гробовой доски…
– Что ты…
– Ну же, признайся… Леа такая детка, просто прелесть, ммм?… Я бы и сам ей вдул…
И тут я расхохотался в голос, согнувшись и хлопая ладонью по колену.
– Я бы и сам!.. – от смеха у меня стало перехватывать дыхание. На глаза выступили слезы, я вытер их пальцами. – Но я не могу!.. Не могу, Холм, – у меня на нее не встанет!.. Вот черт!…
Он молча смотрел на меня, по-прежнему сведя брови и кусая губы, и я видел, что снова бью его словами, но теперь все было по-другому… Теперь мне было мало, теперь я почувствовал вкус крови и теперь мне хотелось еще.
– Нет?.. Ты уверен? Помнишь, я предложил тебе посмотреть?.. А хочешь… хочешь, я посмотрю, ммм?.. Ну скажи честно…
Не переставая скалиться, я встал к нему вплотную, поднял руку и погладил его по скуле, потом провел большим пальцем по губам, залезая внутрь, тронул еще не закрытую ранку.
– … хочешь? Я буду смотреть – как она встанет на колени, возьмет твой член… сладко откроет ротик… А, Холм? Соглашайся, ну же… Тебе понравится…
Он смотрел в сторону, не отвечая, только губы кривились и подрагивали от каждого моего слова, но что это было – отвращение или удовольствие – я не мог сказать теперь. Я скользнул ладонью ему между ног и начал массировать.
– А хочешь… я поучаствую?.. Могу направлять ее голову, когда она насадится на тебя… Она хорошо тебе сосет?.. Ммм?… Тебе нравится?.. Нравится?.. А хочешь, она подержит меня, когда я буду тебе отсасывать… Хочешь?.. Хочешь, мы оба встаем на колени – я и она… Ты можешь взять нас за волосы… можешь кончить нам на лицо… или в рот… обоим сразу, ммм?.. Как ты скажешь… Все, как ты захочешь…
На мгновение он прикрыл глаза, и даже через одежду я почувствовал, как его член дернулся в моих пальцах.
– О, – хрипло зашептал я, надавливая сильнее, – что же ты не сказал… Я бы все для тебя сделал… я бы все для тебя… Если бы ты сказал, что хочешь нас обоих… сразу… Как ты хочешь?.. Скажи мне, как ты хочешь… Хочешь трахать ее, и чтобы я в это время трахал тебя?.. Или хочешь трахать нас обоих, по очереди?.. Или одновременно – я приму твои пальцы, а потом мы с ней поменяемся… Хочешь?..
Он откинул голову и задышал, реагируя на мои прикосновения, инстинктивно подаваясь навстречу. Я расстегнул пуговицу, потянул вниз молнию на брюках и засунул руку внутрь, сразу же размазывая обильно сочащуюся смазку, оглаживая воспаленно натянутую кожу на головке, проходясь вверх и вниз по стволу. Он замычал и инстинктивно потянулся к моему рту, но я мгновенно отстранился:
– Не будем усложнять, Холм, – а потом сам широко и медленно стал вылизывать его губы. – К чему мелодрамы?.. О, какой же ты твердый… Подожди, сейчас я тебе помогу… Как ты любишь, прямо в глотку… Потом вернешься в зал, и никто ничего и не заметит. А про это, -
я снова лизнул ранку,
– … скажешь, что упал – тебе поверят. Тебе все верят.
И я двинулся, опускаясь на колени. В ту же секунду он словно очнулся: распахнул глаза, резко оттолкнул меня и отпрянул.
– Не хочешь?..
– Что с тобой?! – каркнул он, со свистом забирая воздух и уставившись на меня с неподдельным ужасом, как на призрака.
Я приподнял брови и нарочито недоуменно пожал плечами:
– Со мной? Ничего… Я как раз собирался сделать тебе приятно.
Дрожащими руками, не спуская с меня немигающего взгляда, словно в страхе, что я неожиданно прыгну на него и укушу – или изнасилую, – он стал дергать вверх молнию на ширинке, неловко заправлять полы рубашки.
– Ведь все было так хорошо, – отрывисто пробормотал он.
Это снова показалось мне забавным: я хмыкнул и растянул губы в улыбке.
– Ты прав, Холм, ты совершенно прав… Все было хорошо, пока все мы не начали работать на твою мечту. Хотя, чего это я говорю за всех?.. Пока я не начал работать на твою мечту.
– Мы говорили об этом…
– Ой, опять ты завел свою шарманку, – я досадливо отмахнулся от него, как от мухи. – Да – говорили. Да – я согласился. Играть вот в это все. Служить исполнению твоих желаний. Только, знаешь?…
Закончив приводить себя в порядок, он встал у стены, то и дело смачивая слюной израненные губы.
– Только, знаешь, я заебался. За-е-бал-ся, – протянул я по слогам, словно пробуя слово на вкус. – Это оказалось не так забавно, как я думал… Слишком уж ты красиво мечтаешь, Холм. Слишком… в перспективе.
По-прежнему ничего не говоря, он ждал. И я продолжил:
– А я… Хочу жить. Сейчас, а не потом – здесь и сейчас. Жить так, как хочу я. Трахаться, с кем хочу. И не прятаться по подсобкам – а то прямо сраный водевиль какой-то… Так что – да: такая у меня мечта.
Он опустил глаза.
– И в этом-то между нами разница, Холм, – заключил я, и он снова глянул на меня, на этот раз вопросительно. – Видишь ли, у тебя, на самом-то деле, никакой мечты и нет – была когда-то, сто лет назад – да сплыла.