Текст книги "Пепел крыльев ангела: Проклятое поколение (СИ)"
Автор книги: shizandra
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 35 страниц)
После появления Кристины Эйд и, правда, порядком вымотался. Нанимать няньку не хотелось. Он собирался все время проводить с дочерью. И это отражалось на нем. Усталость, глубокие тени под глазами. Он не высыпался, несмотря на помощь Криса и Колина, а иногда и Олле.
– С твоим списком я закончил полторы недели назад, Аммари выдал мне новый. Мы подумываем о создании общей базы данных по всем случаям.
– Я могу помочь, – вклинился Олле, и Том кивнул.
– Обязательно.
Радионяня в кармане джинсов Эйдана пискнула, и Тернер вскинулся, но Крис его опередил. Отложил вилку, несильно сжал тонкие нервные пальцы омеги и поднялся. Склонился к нему, с какой-то болезненной нежностью губами прижался к его виску.
– Сиди, я сам… тебе нужно хорошо отдохнуть.
Черный взгляд в ответ походил на тысячу звезд, сияющих глубокой барханной ночью где-нибудь далеко от мегаполисов. Эйд тепло улыбнулся Крису и кивнул, тронув его губы почти невесомым поцелуем.
– Я вернусь, десерт без меня не уничтожать!
– Ага, – смешно сморщился Колин. – Сейчас он не справится и позовет меня. И десерта лишусь я, хоть он и будет пытаться петь колыбельные Крисси.
– Что такое? У малышки отличный вкус, – фыркнул Том. – Зачем ей отец, когда у нее есть ты?
Радионяня снова пискнула, и Эйдан с улыбкой покачал головой:
– Крис не справится. Вы ужинайте, я скоро вернусь, – он аккуратно промокнул губы салфеткой и выскользнул из столовой.
– Кстати, о десерте. В прошлый раз, помнится, Колин привнес в наше меню «Красный бархат». Сегодня моя очередь, – Том поднялся следом, подмигнул донельзя заинтригованному Дэвиду, улыбнулся Колину и покинул столовую с загадочным видом.
…Крис аккуратно прикрыл за собой дверь и выскользнул в коридор как раз в тот момент, когда к комнате подошел Эйдан.
– Все нормально, это ей просто хотелось воды, – Хэмсворт обнял омегу, и Эйдан устало опустил голову ему на плечо. – Все нормально. Я сегодня посижу с ней. А ты поспи в гостевой. Тебе очень надо передохнуть…
– Не представляю, как я справлялся с Колином, – вздохнул Тернер.
– Ну, тогда ты был на девятнадцать лет моложе, – тихонько рассмеялся Крис.
– Ты намекаешь, что я скоро ржавчиной покроюсь? – иронично фыркнул Эйд.
– Ну что ты, как можно, – Крис нежно коснулся губами его виска и повлек назад в столовую.
…Том вернулся с подносом, на котором красовался небольшой торт, буквально залитый шоколадом.
– Там, откуда я приехал, жители говорят, что этот торт придумал Вилли Вонка, – Том улыбался. – Он весь пропитан шоколадом. И когда его разрезаешь, он вытекает из всех пор воздушного бисквита.
– Ой, ой… помедленнее, мистер Хиддлстон, это же самый шоколадный из всех шоколадных тортов! – встрепенулся Колин, вооружаясь столовым ножом.
Следом за Томом явились и Крис с Эйданом, поспешив занять свои места. Морить их голодом Альфред не стал и потому рядом с десертными тарелочками стояли их главные блюда.
– Семейство сладкоежек. И как это мы все не превратились в пончики с такой страстью к кондитерским изделиям? – вскинул бровь Крис, тем не менее, весьма плотоядно наблюдая за блюдом с тортом.
– Ну, кое-кому определенно не помешает наесть бока, – Дэвид демонстративно посмотрел на Тома, рубашка на котором болталась, как на вешалке.
– Дейв… – Том кинул на него укоризненный взгляд.
– Да, Том? – Дэвид похлопал ресничками, Олле фыркнул. – Ты похож на скелет, душа моя.
Том смутился и опустился на стул, словно прячась, и отдал Колину нож.
Младший альфа тут же принялся деловито разрезать торт на аккуратные кусочки, раскладывая его по тарелочкам. Торт и впрямь был пропитан шоколадом и пах просто одуряюще.
– Тебе действительно нужно взять тайм-аут, Том, – негромко сказал Эйдан. – Иначе скоро просто свалишься.
– Хочешь сказать, что я действительно выгляжу так плохо, как Дэвид описал? – немного нервно поинтересовался Том и снял шоколадный потек с кусочка, который Колин как раз положил на его блюдце. – Странно тогда, как я со всем справлялся раньше. Судя по тому, что я знаю, мое нынешнее занятие – прогулка.
– Одно дело сидеть в кабинете, выезжать только на переговоры, спать по часам, обедать по графику и гулять тоже. Сейчас ты мотаешься по всей стране, – заметил Крис. – Естественно, что ты просто устал. И да, ты выглядишь совершенно измотанным.
– Возможно, я как-то не так представляю себе свое прежнее занятие, но почему-то до сих пор понятия графика сна и отдела анализа для меня плохо сочетаются. Но даже если я не выезжал за пределы города, нервничать я должен был в разы больше. Я не морю себя голодом и не забываю поесть. Просто иногда я не хочу есть.
– Тебе просто нужен отдых. Неделька на побережье, на пляже, солнце, море и приятная компания, – внес предложение Эйдан.
– А потом вы сможете продолжить ваши поиски. Я бы рекомендовал Санта-Барбару, – широко улыбнулся Колин.
– Может быть, – Том слабо улыбнулся, пожав плечами. – Есть предложения насчет «приятной компании»?
– ОН! – Крис и Эйдан со смехом указали на Дэвида. Колин тут же насупился.
Том отвел взгляд, и Дэвид приобнял его за плечи.
– Мне нравится эта идея. Правда, Крис через сутки начнет обрывать телефон с вопросами о том, что, где и как, – он поиграл бровями. – Эта бессовестная альфа свалила на меня всю свою работу, отделываясь отмазками. То ему с малышкой побыть надо, чтобы Эйд немного отдохнул, то вернуться пораньше обещал. Кстати, Хэмсворт, твоя рубашка, которую я пару дней назад на полу в холле нашел вместе с ремнем Эйда, ждет не дождется, когда ты о ней вспомнишь.
– Достал, – до кончиков ушей покраснел старший Тернер.
– Угу, – фыркнул Крис, смущенно глядя на Тома.
– Детский сад, – проворчал Колин, уткнувшись в свой торт.
– Я уже говорил, что твоему отцу очень повезло, что лавры старшей альфы меня не интересуют? – Дэвид невинно улыбнулся.
– Дейв, лавры гениального музыканта больше тебе подходят, – Том очаровательно улыбнулся и встал. – Прошу меня извинить, мне нужно сделать срочный звонок. На самом деле я должен был позвонить Аммари еще час назад, но дорога меня действительно вымотала. Спасибо за компанию, мальчики. Я передам Альфреду твои восхищения тортом, Кол. Еще увидимся, – он взлохматил волосы Олле, улыбнулся Эйдану, кивнул Крису и вышел из столовой, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Дэвид улыбнулся и поднялся тоже.
– Мне звонить никому не надо, но, кажется, винограду не очень понравилось соседство с томатами. Так что мы пойдем выяснять отношения, но без свидетелей, – он кинул на Криса насмешливый взгляд, прижался губами к виску Колина и вышел, мурлыкая какой-то модный мотивчик.
…Воздух здесь, на такой высоте был прозрачным и холодным, очень холодным. Дэвид невольно поежился, когда тот забрался под рубашку, и тут же отступил назад, прячась. Напрасные хлопоты. Стоящий на самом краю стеклянного козырька все равно его не услышал. В одной тонкой рубашке, он казалось, совсем не мерз. И все смотрел, смотрел на что-то в своих ладонях, горько улыбаясь. А потом протянул руку вперед, разжал пальцы и кольцо, брызнув искрами в лучах заходящего солнца, исчезло в затянутой вечерней дымкой пропасти города. И затих вдруг ветер, а Дэвид шагнул вперед, ведомый инстинктом. Сердцем. И снова замер, когда Том застонал и вдруг рухнул на колени, пряча лицо в руках. Плечи содрогнулись раз, другой, и Дэвид вскинул голову к небу, не в силах смотреть, как плачет тот, кто когда-то был целым миром. Тот, кто всегда будет его частью. У Тома… горькие слезы.
…До стеклянного козырька – всего несколько шагов. До чужого сердца – дорога бесконечна. Том выгнулся, рванулся прочь, но, поняв, что не вырвется из стальных объятий, застонал обреченно и жалко. Развернулся, вжался лицом в плечо Дэвида, пряча покрасневшие и искрящиеся от слез глаза. Стиснул плечи, впиваясь ногтями, давя рвущиеся наружу рыдания, и Дэвид обнял его сильнее, всем собой. Губами прижался к влажному виску, ладонями погладил плечи и спину. И молчал, молчал. Только покачивался чуть-чуть, словно убаюкивал раздирающую Тома боль. Боль, которую чувствовал слишком хорошо. Боль, которая стала вдруг его частью тоже.
– Зачем, Том, сумасшедший мой, зачем? – Даже когда прекратились тихие всхлипы и кожу плеча больше не обжигали слезы, Дэвид не отпустил его.
– Ты ведь знаешь, – Том поднял голову, и Дэвид подставил ему плечо, чтобы обессилевший, все еще сотрясающийся от ушедших вглубь слез Хиддлстон мог опереться на него. – Кто-то должен был сделать это.
– Томас Уильям Хиддлстон… Ты чокнутый мазохист, – почти зло выдохнул Дэвид, стирая ладонью дорожки от слез с его щек, невесомо лаская скулы.
– Ну, у меня ведь получилось? – Том улыбнулся. Устало, пусто, сквозь слезы.
– Но какой ценой, Том?!
– За все в этом мире нужно платить. Я… переживу, – Том поджал губы и снова уткнулся лицом в плечо Дэвида, пряча глаза и тяжело сглатывая. – Эту историю нужно было закончить. Цена… больше не имеет значения. Где я прокололся?
– Я же твоя альфа, Том, – Дэвид смотрел на него почти с обидой. – Есть вещи, которые не изменить. Я. Твоя. Альфа. И я чувствую тебя.
– Я мог бы предположить, – на этот раз улыбка Тома была почти настоящей. – Просчитался.
– Когда ты это придумал? – Дэвид смотрел на него с интересом, припоминая свою первую встречу с Томом после того, как тот потерял память. Как смотрел в родные глаза и не понимал, почему кто-то решил, что это – не их Том и что он чего-то не помнит. Но ладонь, накрывшая тогда его рот, все поставила на свои места. – Ты лгал с самого начала?
– Нет! – Том вскинулся, а потом обмяк. – Я действительно ничего не помнил.
– Тогда когда? – Дэвиду было интересно, на самом деле интересно.
– Когда обнял Олле там, в нашем с Эйдом домике… Я вспомнил и его, и Йена. Все остальное – позже, когда ушел к себе собираться. Это была… нелегкая пара часов.
– И свой план ты придумал тогда же? – Дэвид вскинул бровь, глядя на Тома со смесью восхищения, ужаса и злости.
– Тогда я был не в состоянии. Но полет был долгим, – Том вздохнул и попытался выбраться из объятий Дэвида. И на этот раз ему удалось. Но подниматься Том не стал. Лишь повернулся лицом к городу, да прижался плечом к плечу Дэвида. – В самолете я смотрел на Эйдана, смотрел на Криса… И вдруг понял, что у меня есть шанс поставить точку раз и навсегда. Что это Я держу Криса. Я не отпускаю его. Своей любовью, своей потребностью быть рядом, своим эгоизмом. Я должен был отпустить его, но так, чтобы он не мучился от чувства вины. Ни он, ни Эйд. Иначе у них ничего бы не получилось.
– И ты играл. Все это время играл… в нелюбовь.
Том немного помолчал, а потом прикрыл глаза, выдыхая.
– Мы переспали с Крисом на следующий день после моего возвращения. Тогда я еще колебался, сомневался, боролся с самим собой. Я так не хотел его отпускать, – он снова замолчал, и Дэвид стиснул кулаки, представляя себе, что чувствовал все эти месяцы Том.
– Тогда почему отпустил? – еле слышно спросил он.
– Потому что Крис любил не меня. Помнишь, еще десять лет назад ты ворчал по поводу следов, которые все время оставлял на мне Крис?
– А как же, – Дэвид невольно улыбнулся. Красные метки от укусов, поцелуев, пальцев – тело Тома много могло поведать о том, как провела ночь эта сумасшедшая сладкая парочка.
– Я не понял, когда все изменилось. Когда ушла страсть. Когда он перестал ревновать меня. Когда он больше не хотел видеть меня своим. Он отпускал меня понемногу, потихоньку, а я не понимал. Или не хотел понимать. Только когда увидел запись Криса и Эйдана….Они были другие. Крис был другой. Столько страсти, столько желания. Он сам отпустил меня, Дейв. Я больше не был для него любимым человеком. Другом, отцом детей, но не любимым. И я понял, что дороги назад уже нет и свое шоу я должен довести до конца.
– Точка поставлена. И что теперь, Том? – Дэвид обнял его за плечи, жалея, как никогда, что не умеет забирать чужую боль.
– Ничего, Дейв, – Том зажмурился, прижимаясь к нему. – Ничего.
– Ты… любишь его. Ты ведь все еще любишь его.
– Это уже не имеет значения, Дейв. Я свой выбор сделал.
– Значит, любишь, – Дэвид обнял его обеими руками.
Том вздрогнул, сжался, а потом обмяк, судорожно вздохнув. Любит. Просто любит. Но…
– Побудь со мной. Я знаю, что принес тебе много боли, но еще чуть-чуть побудь.
– Для меня ты все тот же мальчишка, которому я играл в парке и которого ждал в подъезде. В костюме или джинсах, для меня ты просто Том. И я рядом, Том. Я всегда буду рядом…
…– Мистер Хиддлстон, вас хотят видеть, – один из охранников с безупречно вежливой улыбкой вырос перед ним, словно из-под земли, стоило только вернуться на жилой этаж. – Просили передать вам это.
Том взял в руки спичечный коробок, повертел его в руках и улыбнулся, вспомнив, где еще видел силуэт кленового листа, аналогичный тому, что был изображен на этикетке.
– Я сейчас спущусь, проводите гостя в холл.
Охранник кивнул, принимая распоряжение, и словно растворился в воздухе.
«Канада». Тот бар назывался «Канада». Том сунул коробок в карман и прошел к себе. Быстро привел себя в порядок, смыв со щек разводы от слез, тщательно вытер лицо и вышел, кинув в зеркало скользящий взгляд только для того, чтобы удостовериться, что все в порядке.
– Мистер Хиддлстон, – ковровое покрытие скрадывало звуки шагов, но Винсент Грей все равно его услышал и обернулся еще до того, как Том подошел. – Я надеялся, что застану вас дома, и рад, что моя надежда оправдалась. Добрый вечер.
– Винсент, – Том кивнул, пожимая протянутую руку и невольно подбираясь под неожиданно острым и пронзительным взглядом Грея. – Вы решили принять мое предложение?
– О, моя роль здесь маленькая, – тонко улыбнулся Грей. – Я лишь взял на себя труд передать ваше предложение. Решение принял Алекс. – Он отступил в сторону, и Том увидел того, ради кого когда-то приехал в тот город. Алексу было не больше пятнадцати, и ростом он был отцу едва ли по плечо, но чувствовалось, что через какой-то год это будет высокий, худощавый и очень красивый юноша с задорными веснушками на бледной коже и большими смеющимися глазами. Но это будет не раньше, чем через год. А сейчас Алекс смотрел на Тома почти испуганно и с огромным любопытством.
– Здравствуй, Алекс. – Том мягко, светло улыбнулся, протягивая мальчику руку. – Алекс – это Александр, верно?
– Да, – тот почти робко улыбнулся в ответ, но пожатие было на удивление крепким. – Но до Александра мне еще расти и расти.
– Кто сказал тебе такую чушь? – Том скосил взгляд на стоящего радом отца. – Не папа, надеюсь?
– Нет, – Алекс мотнул головой, заметно расслабляясь. – Моя учительница в школе.
– Твоя учительница была… – Том еле успел прикусить язык, в последний момент заменив более экспрессивное словечко, – не очень умной. Александром можно быть уже в десять, и так и остаться Алексом в шестьдесят.
– Я всегда говорил, что она дура, – Винсент пожал плечами, и на полный негодования взгляд Тома только улыбнулся. – Я сторонник называть вещи своими именами, мистер Хиддлстон. До определенной границы, разумеется. – Его глаза ласково смеялись, и Том поспешил отвернуться, чувствуя, как внутри, словно цветок, распускаются злость и раздражение. Насмешливое спокойствие Грея почему-то невероятно бесило. Как и его откровенный взгляд, который Том чувствовал всем своим телом.
– Я рад, что вы придерживаетесь таких взглядов в вопросах воспитания детей, мистер Грей, – почти процедил он сквозь зубы, и Винсент не замедлил ответить, изобразив поклон:
– О, благодарю вас за столь лестную оценку, мистер Хиддлстон.
Том хотел, было, уже ответить, но поймал недоуменный взгляд Алекса и осекся. Это не для его ушей. И уж точно не для его глаз. А еще он – «ребенок Пепла». И это единственное, что его, Тома, сейчас должно волновать.
Тряхнув головой, чтобы выкинуть из нее все ненужные мысли, Том заставил себя вспомнить о деле.
– Если у вас есть время, навестить клинику мы можем прямо сегодня. Врачи работают допоздна, лаборатории – круглосуточно. Если вы не устали…
– Мы не устали, – Алекс шагнул вперед, глядя на него с такой надеждой, что у Тома сжалось сердце. – Мистер Хиддлстон, пожалуйста, – он стиснул его руку, и Том невольно подумал, что этот ребенок понимает гораздо больше, чем можно предположить. – Я так устал ничего не чувствовать. А мне нравится, как пахнет город. И запах дождя тоже.
– Алекс, это невежливо… – Винсент нахмурился, мгновенно меняясь в лице, и Том вскинул руку, останавливая его.
– Нет. Не вмешивайтесь, мистер Грей, – повернулся к Алексу, улыбаясь мягко и пожимая в ответ холодные пальчики мальчика. – Я уверен, что мы найдем выход. И у тебя все будет в порядке.
– Правда?
– Правда…
…Тому показалось, что до института они добрались очень быстро. Алекс засыпал его вопросами, и к тому моменту, как они вышли из салона, Хиддлстон чувствовал себя выжатым лимоном. Но зато Алекс перестал сомневаться и нервничать, и в кабинет Аммари, которого Том предупредил о своем визите, выезжая из дома, вошел спокойным и собранным. Том выдохнул, было, почти с облегчением, но тут же напрягся снова, поймав странный, нечитаемый взгляд Винсента, устроившегося на диванчике и явно приготовившегося к долгому ожиданию. Не найдя, чем ответить на это, Том только передернул плечами и отвернулся, с преувеличенным вниманием изучая информационное табло, висящее на стене.
– Когда я видел вас в последний раз, вы выглядели гораздо хуже, – после недолгого молчания произнес Винсент, застав Тома врасплох.
– Мне считать это комплиментом? – Том хмыкнул, развернувшись к нему лицом.
– Констатацией факта, – Грей отразил его усмешку. – Почему вы развелись с Хэмсвортом? – его взгляд почти демонстративно остановился на пальце, на котором уже не было кольца, и Том еле подавил желание спрятать руку.
– Вас это не касается, – огрызнулся Том, и снова отвернулся, на этот раз – к окну.
– Вы правы. ЭТО – не касается. – Том не понял, как Винсент вдруг оказался так близко. На расстоянии тепла, выдоха. Так близко, но не касаясь. Том чувствовал лишь его взгляд. Да то, как согревает его затылок чужое дыхание.
– Отойдите, – внезапно севшим голосом попросил Том. Но Грея его слова только насмешили. Он тихо рассмеялся, но не сдвинулся с места, и Том, разозленный его наглостью, развернулся, готовый ударить, но захлебнулся воздухом, когда его рот накрыли чужие губы. Безжалостные, жаркие. Том впился пальцами в широкие плечи обнявшего его мужчины и… ухнул в этот поцелуй, словно в омут. Под зажмуренными веками мелькнуло лицо Криса и пропало, сметенное волной чужой страсти.
– Я привык называть вещи своими именами, – хрипло произнес Винсент, когда оторвался от его губ. – И не скрывать своих желаний. Я хочу вас в своей жизни, Том Хиддлстон. И теперь, когда вы свободны, сделаю все, чтобы мое желание сбылось.
– Вы слишком самоуверенны, – Том дышал с трудом, едва понимая, что говорит и что происходит. – Я больше не хочу никаких отношений.
– Вы слишком долго жили для кого-то. Может, пора наконец начать жить для себя?
– Может, и пора. Но какого черта вы решили, что имеете к этому какое-то отношение?! – Том растерялся. Никто никогда не говорил с ним так.
– Потому что я так хочу? – Винсент улыбнулся, взял его лицо в ладони. – Я всегда добиваюсь своих целей. И моя следующая цель – вы. Томас Уильям Хиддлстон-Грей.
Есть еще эпилог 2
========== Эпилог 2 ==========
Быстрей. Быстрей. И еще быстрей. Так, чтобы в сплошную размытую полосу слились огни ночных витрин, сполохи неона рекламы, и габариты – апельсиново-оранжевые, рубиново-алые, и белые, как разряды молний в грозу. Их так много, они радужными разводами пронизывали ночь, расцвечивая бархатную темноту. Они вспарывали душную влажную жару, упруго врываясь в салон сквозь открытые окна авто. И воздух выл от разогнавшихся до предельной скорости машин, разрываемый каплями спортивных авто в клочья.
Быстрей… Еще быстрей, чтобы легкие пылали от крика, чтобы огни ночного города превратились в осязаемую линию сплошного света, чтобы пронзительные сигналы резко тормозящих авто влились в музыку, бьющуюся в динамиках. Чтобы вырваться вперед, оставшись один на один с ночью, и преследовать, преследовать смазано-алое пятно летящего впереди авто, стремительные, хищные изгибы которого ускользали снова и снова, сколько ни пытайся настигнуть.
Еще быстрей… чтобы от адреналина вскипала кровь, совсем так же, как взрываются пары бензина, если впрыснуть в них еще и азотную смесь.
Еще! Еще!
Восторг разрывает грудь, восторг и безумство осознания того, что ему досталось самое ценное, что есть в этом городе, самое ценное, что вообще может существовать в этом мире. Самое-самое, без чего невозможно само существование мира, и каждого в нем.
К этому невозможно привыкнуть. Как невозможно привыкнуть к откровению свыше. Оно просто снисходит и меняет жизнь навсегда, не оставляя прежним ничего. Ни воздух, отравленный смесью выхлопных газов, прошедшего днем дождя и скошенной травы газонов, ни дорогу, прежде знакомую до малейшей трещинки, ни человека, уверенно сжимающего руль там, в салоне ярко-алого хищника впереди.
Я люблю тебя.
Три коротких слова. Три простых слова, а разделительная полоса на дороге просто перестала существовать, слив их воедино, перестав делить целый мир пополам, наконец сделав его единым целым.
Как долго, бесконечно долго! И как быстро. Всего лишь шаг от желания просто защищать до понимания почему. От нежности до глубинной дрожи восторга от осознания обладания настоящим даром. Даром любить.
Я люблю тебя… Человека, который все эти годы был рядом. Был. Был как дыхание, как второе «я», как солнце, как вода, как естественная соль тела. И единственное, чего не хочется понимать или знать – когда они пересекли черту. Это не важно.
– Я люблю тебя!!! – Колин прокричал эти три слова, зная, что там, в салоне ярко-алого авто Олле смеется…
…Олле лихо вписался в последний поворот и ударил по тормозам, остановив машину у самого края обрыва. Щелкнул дверцей, вышел из салона с немного безумной улыбкой на лице и, подойдя к краю, оперся бедрами на капот. Колин дал ему фору, позволив выиграть, и сейчас рев турбин его машины сотрясал лесополосу. Отличный саундтрек к открывшемуся виду. Олле обожал высоту, обожал смотреть на ночной город, но отсюда Хэлл казался совсем другим, чем из окон Башен. В конце концов, отсюда были видны и сами Башни. Переливающиеся огнями, стремящиеся вверх и только вверх. Пульс этого города Олле чувствовал всем собой. Это он отдавался в ритме сердца. Это страсть и жажда жизни стремительно разрастающегося города не давала остановиться. И эту жизнь, эту страсть им еще только предстоит приручить.
Колин вылетел на площадку, развернув свой «Мазератти» так, чтобы встать параллельно машинке Олле. Аккуратно притерся, прижимаясь вплотную. Заглушив двигатель, он вышел из салона, глядя только на него. На него одного. Город и ночь его не волновали так, как волновала его омега, его любовник, его… любимый.
Кончики пальцев коснулись гладкой высокой скулы, погладили нежную кожу, и Колин буквально втерся бедрами меж ног Олле.
– Ты сумасшедший, любовь моя. Просто сумасшедший. Но никто и никогда не сможет сравниться с тобой.
– Я вне конкуренции, я помню, – Олле улыбнулся мягко, завораживающе. – Нам снова влетит за эти гонки, но я их обожаю. Уже придумал, что хочешь в подарок за диплом?
– Я не оригинален, – Кол коснулся губами его улыбки, чувствуя, как колотится пульс под тонкой нежной кожей. – Но в подарок я хочу тебя. Скажем… на капоте твоей машины. А потом моей.
Олле звонко рассмеялся:
– Представляю, как ты сообщаешь это отцу. А он-то собирался отправиться куда-нибудь в отпуск к морю…
– Ладненько, – легко согласился Колин. – Тогда пусть это будет джип где-нибудь на пляже Флориды или Калифорнии. Антураж прекрасен, правда ты – как всегда вне конкуренции.
– Джип и пара десятков свидетелей на пляже? – Олле склонил голову к плечу, улыбаясь так, как умел только он. В последний год обучения он изменил стиль, сделав короткую стильную стрижку, оставив на память о когда-то длинных волосах игривую челку, сквозь которую сейчас и смотрел на свою альфу. – Боюсь, что я еще не готов к такому.
– Я вижу как на тебя смотрят. И ревную тебя, хоть и знаю, что ты мой… – Кол сжал его плечи, глядя в глаза. – Я смотрю на тебя и думаю, что мне повезло, неимоверно, охренительно повезло, что ты моя омега. И я люблю тебя, Олле.
– Ревнуешь? – Олле подался вперед, провел подушечкой пальца по его губам, сузив глаза. Сколько они вместе? Пять лет? Шесть? В их жизни многое было, но ревность… – Я действительно твой. И я тоже счастлив от того, что ты, именно ты – моя альфа.
– Ревную, – глухо выдохнул Кол, так и не отведя взгляда. – Но когда вижу, как твоя профессура кудахчет вокруг тебя, как влюблено смотрят на тебя первокурсники, и как пытаются подкатить альфы… приходится бить морды. Потому что иначе я не могу заставить себя не беситься. Ревную, родной мой. Ревную. И не понимаю, почему не ревновал тебя раньше.
Олле ответил ему неожиданно тяжелым взглядом. Итан… Итан ушел несколько месяцев назад. После тяжелого разговора. Мучительного для обоих объяснения. Решения, которое Олле принял. Принял, в конце концов, отпустив. Да, они оба с самого начала знали, что у них нет будущего. Что Итану нужна семья, дети, которых Олле ему никогда не даст. Что их безумный «четырехугольник» не продержится вечно, и расстаться когда-нибудь придется. А Колин молчал, все это время молчал, не вмешиваясь, не пытаясь решить за него. Он просто был рядом, и Олле не верил, не мог поверить, но…
– Надеюсь, в этот список не входил МОЙ профессор?
– Твой профессор – отдельная статья. Но он был твоим выбором. А я… я слишком люблю и слишком уважаю тебя, чтобы пинать тебя за него, – Хэмсворт-Тернер покачал головой. – И нет, я никогда не задирал его и не пытался уязвить. Он любил тебя. А любовь такая штука…
– Спасибо, – Олле кивнул серьезно и благодарно. Итан был… только его. Что-то, что не принадлежало клану или семье. А только ему. Сердце все еще ноет и иногда, когда Кол не ночует в их спальне, Олле сидит в кровати и гипнотизирует взглядом телефон, убрать из памяти которого контакт так и не решился. – Спасибо, – он подался вперед, обнимая Кола, вжимаясь в него всем телом. – Что изменилось между нами, Кол?
– Все и ничего, – Колин обнял его сильно, нежно, будто ему было мало ощущения знакомого до мельчайшей черточки тела. Мало всего. – Знаешь, я понял сегодня одну вещь… очень важную для меня. Я люблю тебя, мой ангел. Не как брата или друга люблю. Люблю по-настоящему, понимаешь? Оказывается, это больно…
– Кол…– Олле вскинул на него изумленный, почти потрясенный взгляд. Их отношения всегда были за гранью понимания, братья, пара – они всегда были одним целым, но у каждого было что-то еще только свое. У Кола всегда был Дэвид, а у него самого – Итан. Но Итана больше нет, а Колин… – Почему больно? – Олле взял его лицо в ладони, заглядывая в глаза. – Я твой, Кол. Всегда был твоим.
– Меня разрывает на альфу и омегу. Разрывает к чертям. Потому что я хочу быть сильным с тобой. Потому что я всегда слабый с ним.
– Мое глупое солнце, – Олле улыбнулся чуть печально, бесконечно нежно коснувшись губами его губ. – Просто будь собой. Такой, какой есть. Никого не будет ближе, чем ты. Никто не будет так нужен.
– Вот и как можно тебя не любить? – шепнул Колин, углубляя поцелуй, делая его полным, чувственным, наполняя его смыслом произнесенных слов и растаявшего в ночи признания.
– О, да, я само совершенство, – фыркнул Олле и застонал еле слышно, отвечая на поцелуй. Такой… необычный, странный. Словно самый первый в ИХ жизни. Упоительно-сладкий. – Это пошло – заниматься любовью на капоте?
– Мне плевать на общественное мнение, – выдохнул Кол. – Вопрос в другом, ты этого хочешь или нет?..
– Что стало с твоим чувством юмора, Кол? – Олле смотрел на него с легким беспокойством. – Или… я навязываюсь, да?
– Ты ЕДИНСТВЕННЫЙ человек во всем мире, который имеет право приказывать мне. Который имеет право повелевать мной, – Кол кончиком носа потерся о его нос.
Прозрачные глаза Олле сузились, ресницы дрогнули, а потом зрачки вдруг потемнели, а губы раздвинула улыбка.
– В самом деле? – Олле с силой провел ладонями по его плечам, спине, не спуская взгляда с его лица, чутко ловя реакцию. – Надеюсь, ты не думаешь, что я упущу такой шанс… – Последующий поцелуй был болезненным, резким. А последовавший за ним – жарким, не терпящим возражений. Олле вломился в его рот с непристойным звуком, сорвал резинку с волос, распуская их по плечам и запуская пальцы в роскошную гриву.
– Ты же не думаешь, что я не хочу этого? – чуть задыхаясь от нехватки воздуха, прошипел Колин. Его ладони скользнули по плечам омеги на талию, бедра, и, подхватив стройные ноги под коленями, он рывком потянул Олле на себя. Тот охнул, рыкнул что-то коротко, впившись ногтями в его плечи. А потом вдруг оттолкнул от себя, а сам опрокинулся на капот, опираясь на локти.
– Раздевайся, Колин, – холодно-остро блестя глазами, мурлыкнул Олле, хищно улыбаясь. – На фоне ночного города это должно быть красиво.
Тот отступил на шаг, только в глазах полыхнуло не то яростью, не то предвкушением и странным азартом. Он раздевался спокойно, не рисуясь ничуть, прекрасно осознавая красоту собственного тела. Уже не подросток и не юноша, а молодой мужчина, желанный.
– На фоне ночного города ТЫ красивый. На фоне твоей машины – очень сексуальный. И знаешь что?.. Я хочу тебя.
– Только у меня больше нет пистолета, а ты не прыгаешь по контейнерам, – Олле словно перетек в сидячее положение. Вскинул бровь и потянулся к пуговице рубашки. – Ты помнишь это, Колин? Первый поцелуй. Что ты хотел сделать со мной тогда? Что бы ты сделал, если бы за мной не пришли?
– Нас прервали на самом интересном моменте, – Кол шагнул к нему и, взявшись за ворот, просто рванул его вниз. Пуговицы брызнули в разные стороны, полы рубашки разошлись, обнажая золотистую кожу совершенного тела. Губы безошибочно накрыли тонкую ниточку артерии, считывая пульс. – Сначала я взял бы тебя прямо там, у контейнеров. Потом в лифте. Потом прямо в гостиной…
– В лифте? – голос Олле дрогнул от прокатившегося по телу возбуждения. Откинув голову, подставив шею, он обнял Кола, застонал в голос от прикосновения кожи к коже. – Мне нравится эта идея… – он провел губами по его скулам, коснулся плеча. – Заставь меня кричать, Колин. Я хочу сойти от тебя с ума. Вот мой приказ… любовь моя.
– Сойди, – только и сказал Колин, накрывая его собой, отмечая почти болезненными поцелуями-укусами его тело, точно снова утверждая свое право на омегу. На восхитительную любимую омегу. И эти слова – «любовь моя» – эхом отдались в его теле, вспыхивая искорками под зажмуренными веками.
