Текст книги "Пепел крыльев ангела: Проклятое поколение (СИ)"
Автор книги: shizandra
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 35 страниц)
– Лучший выбор, – одними губами произнес Олле и сжал мышцы. Застонал от восхитительного ощущения наполненности и стиснул плечи разгоряченного и такого близкого сейчас мужчины. – Ну же, Ит… – целуя его плечи, скулы, Олле, казалось, задыхался от новой волны возбуждения. – Не мучай…
– Не буду, – Итан снова перекатился, нависая над Олле, упираясь одной рукой на постель, и сильно толкнулся внутрь напряженного тела. Подался назад медленно, глядя прямо в глаза возбужденного до предела молодого человека и снова внутрь, навстречу, проникая, кажется, еще глубже.
– Да-а-а-а… – Олле выдохнул, откидываясь назад. Обнимая ногами узкие бедра мужчины и погружаясь в омут неторопливого удовольствия. Такого сладкого и нужного. – Не бойся… Ты не сделаешь мне больно. Не сейчас… – Он чувствовал его в себе, чувствовал, кажется, каждый миллиметр погружающейся в него плоти. Восхитительное ощущение… почти сумасшедшее…
Итан слизнул с его виска горько-соленую капельку пота. Толчки стали чаще, глубже, сильнее, только это совсем не походило на марафон. Скорее на непреодолимое желание получить все и сразу. Все и сейчас, здесь, с этим человеком.
Олле сглотнул и сплел, стиснул их пальцы. Хотелось еще и еще. Сильнее, глубже. Так, чтобы чувствовать всем телом стук ЕГО сердца. Щетина кололась, когда Олле касался губами щек. Ладони соскальзывали с поджарого тела, покрытого пленкой пота. Но было мало, все равно мало.
– Еще, Ит, Итан… Пожалуйста…
Еще и еще, пока не поплыли от нехватики кислорода круги перед глазами, пока сорванные стоны не заклубились в пересохшем горле криком, почти звериным воем. Они не слышали ни того, как постучали в дверь гостиной, ни того, как кто-то из обслуги вкатил столик с завтраком, ни шагов охраны. Они ничего не слышали, кроме себя, кроме бьющегося в венах и в ушах пульса. Ничего кроме себя.
Когда накрыло оргазмом – долгожданным, почти мучительным, Олле подался навстречу, сжался, обнимая Итана за плечи. Прижимая его к себе так, словно хотел с ним слиться, став единым целым. Не отпускать никогда. Выстанывая, крича его имя, раз за разом содрогаясь от накатывающего волнами удовольствия.
– Доброго утра, – судорожно выдохнул Итан, уткнувшись лицом в его шею. Несмотря на шторм это было самое доброе утро за последнюю пару лет.
========== Часть 16 ==========
– Мой гон закончился. – Колин остановился рядом с диваном, прислонившись бедрами к мягкой белой спинке. – Но я не могу перестать о тебе думать. Ты, как наваждение. С ума можно сойти. ИскИн Дерила, Джарвис, пустил запись конференции, на которой выступал Олле под твой «Кашмир». И я не знаю, что меня заставило ерзать больше: волнение за Олле или ты.
Он бросил свою сумку на пол, туда же отправился шлем и тяжелая кожаная мотоциклетная куртка. Только взгляда от Гаррэтта, спокойно сидящего на диване, он так и не оторвал.
– Там был не я. Всего лишь музыка. Так что, думаю, это все-таки был Олле. – Дэвид улыбнулся, глядя на парня. Высокого, красивого. Так похожего на Эйдана и так от него отличающегося. Эйд всегда был сильным, но сущность омеги все равно была видна, а для Дэвида омега была одна и на всю жизнь. Колин же… Словно бросал вызов. И он чувствовал его. Его не хотелось ломать, гнуть или подчинять. Его просто хотелось присвоить. – Но мне нравится твоя откровенность.
– Ты не представляешь, как меня это радует. – Колин присел на диван и вытянулся на нем, устроив голову на колени сидящего Дэвида, и повернулся лицом к окну. Садилось солнце, окрасив небо над Хэллом в багрянец. – Твоя музыка хуже «виагры».
– М-м-м… – хочешь сказать, что если бы я не был музыкантом, все было бы по-другому? – Дэвид хмыкнул, вскинув бровь, и запустил длинные тонкие пальцы в волосы Колина, распустив его хвостик.
– Вряд ли, – вздохнул Колин, прикрывая глаза. – Тогда бы меня просто сильнее возбуждал звук твоего голоса, или твоя манера двигаться. Или походка. Может быть, я чуть по-другому воспринимал бы твой запах. В любом случае, у меня внутри все переворачивается, стоит только вспомнить вкус твоих губ.
– Звучит так, словно ты об этом жалеешь. У тебя уставший вид, – Дэвид пробежался кончиками пальцев по тонкому лицу Колина, улыбнулся и устремил взгляд за окно.
– Это в некотором роде усложняет мне существование. Просто… я устал воевать сам с собой, – Кол поймал его ладонь и прижался к пальцам губами. – Я устал запрещать себе приходить к тебе и доказывать себе, что влечение это только гормоны, это желание, это что угодно. Только не чувство.
– Чувство – тоже гормоны, – Дэвид погладил подушечкой пальца его губу. – Ты поэтому начал избегать меня?
– Глупо и по-детски? – Колин открыл глаза и посмотрел на него. – Ну, я со своим гоном мог повиснуть у тебя на шее. Это выглядело бы совсем по-дурацки.
– Не глупо. Просто я решил, что сделал что-то не так. Или что ты жалеешь, пойдя на поводу у своих гормонов и своего тела.
– Прости, – Колин сел, повернувшись к нему лицом. – Но сейчас я жалею, что не сделал этого. Что не пришел к тебе.
– Помнишь главное правило? – Дэвид улыбнулся. – Больше нет того, что было и если бы было. Есть только то, что сейчас и будет завтра. Ты боишься – и это естественно. – Дэвид смотрел на него серьезно и тяжело. – Я не стану переубеждать тебя. И уверять в чем-то – тоже. Это то, в чем ты должен разобраться сам. В своих эмоциях, желаниях и чувствах. – Он аккуратно завел прядку за ухо Колина, и уголки его губ дрогнули в намеке на улыбку. – Откровенность – страшное оружие, знаешь об этом? – Дэвид подался вперед и коснулся губами его губ. – Вот это – МОЯ откровенность.
Простое касание, а внутри – ураган. Колин боялся этого. И хотел. Все это время. Все дни, прошедшие с того момента, когда они стояли на крыше второй башни. Невозможное, что распирало его тогда, сейчас вырывалось на свободу властно, страстно. Он так старательно бежал от этого, внушая себе, что это только гормоны, беснующиеся в нем, создающие в крови безумный коктейль. А на самом деле все куда сложнее.
Колин сам углубил поцелуй, раскрываясь, как раскрывался до этого только с Олле. Запах альфы снова опьянял и доказывал: все верно. Теперь – все правильно. Так и должно быть.
– Я хочу тебя. Не мое тело. Я.
– Я даже не буду спрашивать, знаешь ли ты, чего хочешь, – Дэвид улыбался, глядя на него. Мягко, тепло, чуть-чуть иронично. – Но спрошу тебя – понимаешь ли ты последствия для себя? – У него были узкие ладони, но удивительно сильные и деликатные. И они гладили, невесомо ласкали напряженную спину Кола. – Ничего не будет, как прежде. Я хочу тебя себе, но если ты станешь моим – я тебя уже не отпущу. Олле – часть тебя, я и не посягну на то, что принадлежит ему, но все остальное… Я заберу твою душу и твое сердце, Кол.
– Еще совсем недавно я не планировал делиться собой ни с кем. Когда мы с Олле говорили об этом – я сказал, что не хочу любви. Я готов сделать для него что угодно, хоть бы принести ему на блюдечке того, кого выберет ЕГО сердце. Все это время я думал, Дэвид. Думал мозгами и под влиянием гормонов. И пришел к тому, что чувствую. Так что бери. Сердце, душу, меня. Потому что тебя я уже выбрал.
– Мой прекрасный мазохист, – Дэвид рассмеялся тихо и вдруг дернул Кола на себя. Поймал в объятия, заглядывая в глаза. – Я мог бы взять тебя прямо здесь, – он обласкал дыханием приоткрытые губы, подразнил тенью касания. Погладил плечо, опустил руку ниже и «забыл» ее на талии. – Но я дам тебе время, чтобы передумать. Расстояние отсюда до моей спальни.
– Одна минута ничего не решит, – Колин тронул его губы своими и поднялся с дивана. – Но постель определенно удобнее дивана. Так что я согласен на твою постель.
– А разве я спрашивал твоего согласия? – Дэвид гибко поднялся с дивана, провел тыльной стороной ладони по острым скулам. – Прекрасен… – выдохнул, откровенно любуясь, а потом, резко отвернувшись, направился к своим комнатам, ведя Колина за собой.
Вещи так и остались лежать в гостиной. Ненужные и лишние. Колин шел за ним как на привязи, прикованный. И все равно не желающий отступить. Странное чувство, поселившееся в нем, не давало ни секунды покоя. Не будет покоя и теперь, просто он снова изменится. И ему этого впервые хотелось…
…Йен захлопнул дверь и прижался на мгновение лбом к дверному откосу, сглатывая горькую и вязкую слюну. Зажмурился и тут же снова распахнул глаза, когда под веками полыхнуло яркой вспышкой-кадром. Слившиеся губы, жадные объятия. А они… красиво смотрятся вместе. На удивление гармонично.
Йен отошел от двери, бесшумно дошел до огромного панорамного окна и опустился на пол, сев на колени и устремляя взгляд на плавающий в предзакатной дымке город. Отец… Не больно. Просто пусто. Чуть грустно. В детстве он никак не мог понять, почему у папы двое мужчин и кто из них его отец. Со временем понимание пришло, а вместе с ним – и наивная, детская мечта, чтобы родители были вместе. По-настоящему вместе. В четырнадцать он ненавидел Криса. Дерзил ему, злил, провоцировал. В пятнадцать – возненавидел собственного отца. Как он считал – за слабость. За нелюбовь. В шестнадцать он понял, что жизнь гораздо сложнее и в мире нет только черного и белого. И что, несмотря на запутанные отношения и его не самое лучшее поведение, его любят. Он понял, смирился. Но мечта никуда не делась. А сейчас… Ее больше нет. И он больше не ребенок. Ему больше нет места в этой семье. Не теперь, когда у отца появился… кто-то, а у него самого есть омега. Значит, пора принимать решение…
…Первый поцелуй был почти целомудренным. Словно Дэвид еще спрашивал, сомневался.
Второй – почти нежным. Третий – упоительный. Все остальные, что были после – вынимали душу по капле. Жаркие, болезненные или сладкие, голодные и сильные – Дэвид почти насиловал его рот, проникая языком между губами, изучая и вылизывая его изнутри. Идеально чувствовавший ритм – он освобождал Колина от одежды почти в такт своим поцелуям.
Кол никогда не стыдился своей наготы. Он знал, что красив, он был альфой, но разница между альфой-мужчиной и альфой-юношей, едва вышедшим из подросткового возраста – огромна. И в этом Колин убеждался с каждым поцелуем, каждым прикосновением. Он не умел так. Не мог. Слишком мало опыта, слишком мало прожитых дней. Но язык, размеренно трахающий его рот, ладони, ласкающие его плечи, запах кофе, корицы и горького миндаля – сводили с ума, заставляя снова и снова подаваться навстречу поцелуям и собственническим ласкам, позволяя отмечать себя, ставить на себе клеймо.
Непристойно, ни грамма невинности, все по-взрослому. Дэвид не жалел его, не нежил его. И ласкал сильно, на грани. Вдавливая всем телом в постель, не давая двинуться. Припухшие губы, кончики ресниц, острые скулы, расцветали на плечах и шее красные следы от жалящих поцелуев. Дэвид играл на его теле, как на своей скрипке – виртуозно. Он чувствовал его, чувствовал каждую чувствительную точку, знал, где нужно надавить посильнее, где царапнуть, а где и обласкать губами или пощекотать языком. Лишая воли, окутывая жаром. Живот, бедра, по-мальчишески острые коленки… Дэвид дразнил, изводил, расслабляя и возбуждая еще больше.
Дэвид приручал его. Приучал к своим рукам, прикосновениям, к своему телу. К тому, как он может двигаться, скользить, почти невесомо гладить и тут же одаривать новым клеймом на грани боли. Все на грани нежности и боли. Другая близость, ничем не напоминающая близость с Олле. Ничего общего с близостью с омегой. Все верно: они ведь оба альфы. Их порог чувствительности запредельно высок. Такими их создали – переносить что угодно, чтобы мочь защитить свою омегу.
Неправильная альфа металась под другой не менее неправильной альфой, принимая каждый поцелуй-укус, каждое властное прикосновение, постанывая сквозь сцепленные зубы.
– Еще…
– А ты горячая штучка, да, Колин? – выдохнул Дэвид, отсраняясь и садясь на пятки. Потянул рубашку со своих плеч, щелкнул пряжкой ремня. Огладил сильные ноги Кола, а потом, подхватив юношу под колени, рывком дернул на себя, разводя бедра в сторону и почти укладывая их на свои. Кончиком ногтя провел по напряженному члену, обводя вздувшиеся венки, мазнул по головке, снимая выступившую смазку. Подался вперед и провел пальцем по губам Колина, пачкая их. Склонился ниже, почти втираясь телом меж его разведенных бедер, лизнул пошло блестящие губы и погрузился языком в рот.
Если бы Колин мог – он бы закричал. Такими яркими были ощущения, всколыхнувшиеся, вспыхнувшие в его теле. Но он только глухо застонал, подчиняясь, покоряясь собственническому поцелую с его собственным вкусом, и ногами обвил бедра Дэвида, почти оплетаясь вокруг него. Ногами, руками, всем собой. Горячая штучка? Может быть, не исключено. Вот бы зашел сейчас кто-то. Та еще картиночка. Камасутра отдыхает…
– Мне нравится твоя реакция, малыш, – Дэвид в последний раз коснулся его губ и отстранился, нависая над ним. Улыбнулся хмельно, жарко и качнулся вверх-вниз, втираясь пахом в пах, следя за реакцией. Накрыл губами темный сосок, сжал, одновременно гладя ладонью внутреннюю сторону бедра, пока еще не касаясь, а только дразня вход в его тело.
Темно-синие до черноты глаза Колина широко распахнулись. С губ сорвался прерывистый вздох. На миг он сжался, но потом тело подчинилось разуму, его обрывкам, осколкам, за которые все еще цеплялось почти спятившее «я».
– Мне нравишься… ты… – выдохнул Колин, облизнув пересохшие губы. – Присвой меня, – полыхнул взгляд.
И тогда ТЫ будешь моим. До конца.
– Присвою, – Дэвид усмехнулся, а потом встал. Кинул рубашку в кресло и, не торопясь отправился в ванную, чтобы вернуться пару секунд спустя. Выдернул ремень из петель, вжикнул молнией и, так и не сняв джинсы, опустился на кровать. Провел ладонью по ноге Кола от щиколотки до бедра, сжал стоящий член, пару раз сильно, но медленно провел по нему рукой, а потом снова склонился к лицу, втягивая в новый поцелуй. – Не смей закрывать глаза, мой прекрасный. Я хочу, чтобы ты видел. Видел все до самого конца. – Отстранился, неторопливо свернул крышечку и выдавил на пальцы прозрачный бесцветный гель. Подался вперед, снова разводя бедра Колина как можно шире. Каким-то трепетно-интимным жестом коснулся губами виска и аккуратно, но неумолимо принялся кружить пальцами вокруг входа в его тело, пока лишь слегка проникая в него. Приручая, убеждая довериться и впустить. Дальше, глубже. Мышцы подчинялись с неохотой, но сдавались, раздвигаясь под его напором.
Кол зашипел. Альфы не созданы для этого. И только теперь, ощущая пока еще легкие, но настойчивые проникновения, глубоко спрятанное «Оно» – антагонист его «Эго» окончательно перехватило контроль над ним. Над его сущностью, над его телом, превратив в комок обнаженных нервов, удовольствия, желания и… боли.
Он выгнулся, впившись взглядом в бархатные глаза Дэвида, полные странного трепета и предвкушения.
Ткань его джинсов неимоверно раздражала, как и незавершенное чувство тяжести горячего тела. Не было точки.
– Дэвид…
– Да? – а тот, словно издеваясь, только вскинул бровь и, тонко улыбнувшись, принялся ласкать его изнутри, то только дразня легчайшими касаниями, то почти терзая с напором чувствительную точку.
На месте Колин оставался не иначе как неимоверным усилием воли. Костяшки пальцев побелели от напряжения, с которым он стискивал шелковую ткань простыней.
– Дэвид… черт… – боль и удовольствие переплелись, и отделить одно от другого не смог бы даже волшебник. – Пожалуйста…
– Ты еще не готов, мой нетерпеливый, – Дэвид склонился к нему, заглядывая в глаза. И на этот раз улыбки не было на его губах. Лишь легкая тревога и забота. И второй палец он вводил во все еще узкое тело очень осторожно.
Колин заставил себя отцепиться от постели и обнять Дэвида за плечи, притягивая к себе еще ближе. В глазах плеснула боль, и он поспешил вжаться губами в губы любовника, погасив так и не родившийся вскрик.
– Тшш, расслабься… – Дэвид обласкал дыханием его губы, коснулся почти нежным поцелуем скулы. – Просто расслабься. – Вытянул пальцы, добавил смазки и снова принялся растягивать его предельно аккуратно. А потом вдруг лег на него, почти накрыв собой, оттолкнулся от кровати, переворачиваясь на спину и прижимая юношу к своей груди, подарив иллюзию контроля и более удобную позу.
Колин только улыбнулся. Обеими ногами обнял, сжал его бедра, ладонями уперся в постель по обе стороны от него. Губами накрыл темную вишенку соска и негромко заурчал. Воздух вскипал в горле, в легких. Гормоны превращали кровь в гремучую смесь, и о самоконтроле уже не могло быть и речи.
Дэвид выдохнул сквозь зубы, вплел пальцы свободной руки в его волосы, а вторую снова погрузил внутрь его тела. Так должно быть легче, проще, не так больно.
– Нетерпеливый мой…
– Да?.. – Кол вскинул на него шалый взгляд совершенно пьяных глаз. Потянулся и лизнул покрасневшие губы, подбородок, горло, ключицы, опускаясь все ниже, сильнее насаживаясь на пальцы, и хмель из его глаз никуда не исчезал.
– Кажется, ты готов, – Дэвид хмыкнул, отвечая на его поцелуй. Стиснул его бедра, зафиксировал, вынуждая чуть приподняться. Не отпуская его взгляда, лизнул палец, провел по расщелине, раздвинул ягодицы. – Давай, малыш.
Колин прогнулся, скользнул ладонью в расстегнутые джинсы Дэвида, чертыхнулся, оцарапавшись о металлические зубчики молнии, но высвободил напряженный член любовника. Член без узла в основании. Неправильная альфа. Неправильная, но такая нужная, такая желанная.
Он сам направил его в себя. Осторожно, медленно принимая возбужденную твердую плоть, закусив губу. Дыша коротко и быстро. Не больно, об этом Дэйв позаботился. Странно, непривычно, но так правильно. Так, как нужно.
Дэвид стиснул зубы, замирая и давая ему привыкнуть, а потом двинулся в безумно узком теле, подавшись бедрами вверх. Сначала осторожно, неглубоко, медленно выходя и снова возвращаясь. Внимательно следя за реакцией лица и тела любовника и поглаживая внутреннюю сторону его бедер.
Кол судорожно вздохнул. Запрокинул голову, отчего выдох превратился в прерывистый всхлип. Он не сжался, напротив, заставил собственное тело расслабиться, принимая в себя до конца, до точки, до полного и бесповоротного обладания.
Дэвид улыбнулся, обнял крепко руками и, перевернувшись, подмял под себя. Вжался всем телом, завладел ртом и задвигался, словно втираясь в кожу, входя резко, сильно, до упора, чувствуя, как трется меж их телами напряженный член. Не нежно – властно. Жарко, страстно. Не жалея ничуть, подчиняя.
Это странное чувство – принадлежности. Когда не ты владеешь – тобой владеют. Когда весь контроль в других, не твоих руках, когда приходится подчиниться и раствориться в любовнике, потому что он, его поцелуи лишают воздуха, потому что его руки властны причинять боль или удовольствие, потому что распирает, разрывает от противоречивых, но восхитительных ощущений. Можно только одно: обнять, обвиться, и к его силе прибавить собственную, сопровождая каждый толчок сжавшимися вокруг его бедер ногами, царапающими плечи пальцами, жаркими выдохами и тихими стонами.
Еще, еще и еще. Пока не закончится воздух и не изменит выдержка. Пока не замелькают перед глазами яркие точки. Пока не сведет сладкой судорогой тело.
– Отдай мне, Кол, – Дэвид склонился к нему, чуть касаясь губ. Отдай мне свой крик.
Придушенный, сквозь закушенные почти до крови губы, тихий, лишь подчеркнувший шорох постели, влажные непристойные звуки проникновения и звуки соприкасающихся тел. Не крик. Стон, разлившийся по комнате. Аккомпанемент дрожи по телу и сжавшимся в оргазме мышцам.
Дэвид забрал его весь, выпил с губ и уткнулся лбом в его плечо, тяжело дыша и поглаживая ладонью влажную от пота шею и ключицу.
– Сладкий, – слизнул капельку с загорелой кожи, собственнически прикусил мочку уха. – Знаешь ли ты насколько сладкий?
– Нет, – все так же со всхлипом выдохнул Колин, улыбаясь в светлые пряди чуть влажных волос. – Обычно… я только пальцы облизываю… если ем что-то сладкое…
Дэвид чуть хрипло рассмеялся и вытянулся рядом. С довольным стоном потянулся, а потом лениво стащил с себя оставшуюся одежду и снова откинулся на спину.
– Как ты?
– М-м-м-м…хорошо, – сыто протянул Кол и, перевернувшись на живот, уткнулся носом в его плечо. – Забей для меня местечко в своем гастрольном графике…
– Если будешь хорошим мальчиком, – Дэвид улыбнулся, потерся подбородком о его макушку.
– Я почти всегда хороший… если не трогают то, что мне принадлежит, – кончики пальцев скользнули по широкой груди, очертили ареолы сосков и замерли, прикрывая впадинку пупка.
– М-м-м? И что же мне не трогать, дабы не вызвать твой гнев? – Дэвид накрыл его руку ладонью, а потом стиснул пальцы и, потянув к себе, языком скользнул по их кончикам.
– Олле. Клан. Ты… – Кол прикрыл глаза, наслаждаясь прикосновениями.
– За Олле я сам убью кого угодно. Клан меня не интересует, а вот я… – Дэвид повернулся к нему, наблюдая за выражением его лица. – Насколько ты ревнив, Колин? Ты решил меня присвоить?
– У меня не было ни причин, ни поводов, ни объектов для ревности, – Тернер приподнялся на постели, упираясь в подушку локтями.
– Все когда-то происходит в первый раз, – Дэвид перевернулся на бок, почти касаясь его тела. Поймал взгляд и, проведя ладонью по груди, обнял ею обмякший член с его не до конца опавшим узлом. – Насколько ты чувствителен, малыш? – почти мурлыкнул, погладил нежно, а потом сжал в кольцо.
Кол вскинулся. На лицо плеснул румянец. Он был чувствителен. Даже слишком, на его вкус. И чувствительности можно было бы поубавить. Но не сейчас…
– То есть, если мне захочется тебя присвоить, я изойду на ревность?
– Ты так уверен, что тебе удастся меня присвоить? – Дэвид отточенным жестом поднял бровь, вылизал его губы, не переставая пытать член то нежной, то жесткой лаской.
– А почему не удастся? – прикусил его губу Колин. – Отдаваться – так всецело. Отдавать так все и до конца.
– Брать – так отдавать. А ты уверен, что будешь принадлежать мне полностью, Кол? – Дэвид властным жестом закинул его ногу на свое бедро и, покружив пальцем вокруг входа в его тело, погрузился внутрь. Влажная, горячая дырочка еще не успела до конца закрыться, но стенки уже начали сжиматься, и Дэвид принялся их поглаживать, словно уговаривая не торопиться.
– Сейчас тебе я принадлежу так же, как принадлежу Олле, – дыхание перехватило мгновенно. Власть прикосновений Дэвида над ним была огромна. Ничуть не меньше чем та власть, которую имела над ним улыбка его омеги.
– Лжешь, мой сладкий. – Дэвид добавил еще один палец и принялся равномерно, почти изощренно терзать его. – Ты никогда не будешь принадлежать мне так же, как принадлежишь Олле. – А ты готов делить меня с Томом?
Колин замер, глядя на него широко распахнуыми глазами.
– Мне казалось… – он оборвал себя и отвернулся, зарываясь лицом куда-то в его плечо и подушку. – Не важно. – Его тело все еще реагировало, жадно впитывая щедрые ласки. Но внутри внезапно воцарилась звенящая пустота.
– Мой глупый мальчик, – Дэвид замер, а потом взял его руку и его ладонью накрыл свой пах. – Чувствуй, Колин. Я не альфа в физическом смысле. И мне нужна омега. Нужна, Кол. Иначе я перестану быть тем, кто я есть. Альфой если не по телу, то по духу.
– Ты альфа… и альфа больше, чем я… – «если бы я был альфой – меня бы здесь с тобой не было» – этого Колин не сказал. Смолчал, запихнув глубоко в себя.
– Я родился обычным. Колин. Я не ребенок «пепла», как ты. Ты не альфа и не омега. Ты – что-то большее. Кто-то больший. Ты можешь познать все слабые и сильные стороны и альфы, и омеги. И это сможет сделать тебя сильнее любой альфы. Не в моей постели ты должен быть, Колин. Ты поставил Олле на первое место, и он – тот, кто тебе по-настоящему нужен. Омега, Кол. Только омега делает из альфы альфу. Ты знаешь это вот здесь, – он накрыл ладонью солнечное сплетение Кола. – И здесь, – рука переместилась выше, на грудь. – Осталось только понять это здесь. – Губы прижались к горячему лбу.
Удовольствие больше не туманило разум.
– Отпусти… – очень тихо сказал Колин, дернувшись, будто Дэвид не поцеловал его, а ударил. И пощечина была такой, что, по меньшей мере, раскровила ему губы. И плевать на возбуждение. Плевать на гормоны, кипящие в крови. На все плевать. Хотелось свернуться на постели и укрыться с головой тяжелым плотным одеялом. Не видеть, не слушать, не говорить.
Дэвид замер, а потом отстранился:
– Хорошо, – встал с кровати, собрал волосы в хвост, скрутив их в жгут и, натянув джинсы на голое тело, вышел из спальни. Через незакрытую дверь было видно, как он, бесшумно пройдя по гостиной, распахнул верхнюю створку окна, позволяя ветру гулять по комнатам и трепать его прядки.
Альфы – не плачут. Кто бы там и что не говорил – альфы не плачут. Ни наспех собираясь в чужой комнате, ни стараясь не смотреть на чужую остывающую постель. Альфы не плачут никогда. Даже если в глазах вскипают слезы. Плачут мальчишки, которых обидели чужие слова. Ненужные мальчишки, глупое любопытство которых с блеском удовлетворили, а потом открыли глаза. Как слепому щенку.
Альфы не плачут. Они просто дышат глубоко и размеренно, вдыхают отравленный желанием воздух, лихорадочно засовывая белье в карман брюк. Альфы не плачут. И не влюбляются в других альф. Он – не альфа.
Колин заставил себя выйти из комнат спокойно. И не моргать, чтобы не позволить идиотским слезам покатиться по щекам. Это было бы совсем неправильно. В большой гостиной он подхватил свои вещи и только тогда почти бегом рванул в свои апартаменты.
Он еще долго стоял под душем, давясь всхлипами. Истеричка. Девчонка. Это он настоящая омега, а не Олле.
Кому-то достается все, кому-то ничего. У Тома всегда будет две альфы. У отца – пустота. А он, по ходу дела, унаследовал от отца этот вот ген невезучести. И еще свой отпечаток оставил в нем «Пепел».
Альфы не плачут. Но Колин, свернувшись под одеялом в закрытой наглухо комнате, захлебывался слезами как в далеком детстве. Только не было рядом отца, чтобы обнять и погладить по плечам. Альфам утешение не положено по статусу.
========== Часть 17 ==========
Утро было хмурым под стать настроению Йена. За затемненными стеклами город казался призрачным, а живущие в нем – привидениями. Ночь была муторной, тяжелой, но решение было принято и обсуждению больше не подлежало. Им самим – в том числе. По-хорошему, ему надо было сделать это давно, но тогда у него не было бы его Дерила. Шаловливого, светлого, такого трогательного и любимого Дерила. Йен улыбнулся и потер шею там, где краснел след от собственнического поцелуя. Он все еще улыбался, когда выходил из машины. И даже когда поднимался в лифте. И когда шел к двери кабинета Дауни-Старка. Но когда он перешагнул порог, улыбка стала совсем другой.
– Доброе утро, мистер Дауни, – чуть отстраненный, прохладный – Йен кивнул, приветствуя старшую альфу клана Старков. – Рад видеть вас.
– Привет, Йен, – Роберт ждал его с того момента, когда Гаррэтт переступил порог его башни. ИскИн в момент вывел на экран все данные о последних нескольких днях Йена, о происшествиях с его участием и участием Дерила. О, о том, что произошло, он знал. И случай этот напугал его до чертиков. Но, памятуя об особенностях организма Олле, он провел аналогии с сыном. Юджин Райс был угрозой Дерилу и его альфе. Той альфе, которую выбрала его внутренняя омега. И дальше омега уже не колебалась. Есть угроза. Угроза подлежит уничтожению. Сам Старк всегда программировал свои создания таким образом, чтобы приоритетом было выживание. Но лишь после выживания оператора-человека. А операторами для его творений были члены семьи и избранные люди.
В том, что Гаррэтт не собирается отказываться от Дерила, Старк был уверен. Слишком трепетно тот относился к омеге. Слишком нежно. И слишком яростно защищал. Оставалось три вероятных варианта развития событий: либо Йен попросит о вхождении Дерила в клан Хэмсвортов, либо попросит помочь в создании собственной семьи, и что важно, сил ему на это хватит. И сил и упрямства. Либо… сам попросит о вхождении в клан на правах младшей альфы.
– Присаживайся, – Роб жестом пригласил его занять свободное кресло у столика и собственноручно приготовил кофе. – Я тебя слушаю.
– Думаю, я сэкономнлю время нам обоим и пропущу рассказ о том, что произошло. Вы все равно знаете ВСЕ. И о Юджине, и о Дериле. И о вязке – тоже. Поэтому сейчас я говорить буду о другом. – Йен сделал глоток кофе, собираясь с мыслями. – Я… собираюсь уйти из клана Хэмсвортов в самое ближайшее время. Дерил – моя омега и, надеюсь, со временем станет моим мужем, но пока ему только шестнадцать, и я не могу забрать его до совершеннолетия. Я мог бы попросить вас разрешить мне вступить в ваш клан, но… Я хочу СВОЮ семью. Разумеется, я поговорю об этом с Дерилом, и решение мы будем принимать вместе, но почему-то мне кажется, что он не будет против. Я не прошу вас о помощи, я даже не спрашиваю разрешения. Я ставлю вас в известность о своих планах. И готов выслушать возражения.
– Какие возражения? – вскинул бровь Роберт. – Возражать я не собираюсь. Я предполагал три сценария, ты сократил вероятности всего до одной. Где-то так я и думал. Как ты понимаешь, я люблю своего сына и не собираюсь ставить ему палки в колеса. Ты прав, я знаю все, Крис поставил меня в известность, более того, принес свои лишние, черт бы его побрал, извинения. Я слишком долго и хорошо знаю твою семью и твой клан. И да, я поддержу вас. Я далек от мысли, что вы передумаете. Крис надеялся, что ты останешься, но я сказал, чтобы он не очень-то на это надеялся. Итак… по состоянию на сегодня доля Дерила, как ты знаешь – почти тридцать миллиардов. Этого достаточно для основания собственной компании. Крис … передает в твое управление еще десять и долю в своей компании с пакетом и правом голоса в совете директоров. Бедствовать не будете. Со своей стороны я гарантирую поддержку. Сопли вытирать не буду, ты мальчик взрослый и самостоятельный.
– Не хочу показаться грубым, но мне не нужно все это. В жизни случается всякое, поэтому отказываться я не собираюсь, но я хочу все сделать сам. От начала до самого конца. С нуля. Я знаю, как это трудно. И как опасно. Но у меня есть свои деньги. И еще как минимум год до того, как Дерилу исполнится восемнадцать. Я люблю его, я хочу не просто прожить с ним жизнь, я хочу, чтобы эта жизнь была достойной его. И сделаю все для этого. Но меня беспокоит его состояние. Случай с Юджином я не беру в расчет. А то, как он отреагировал на Криса, который не был угрозой ни для меня, ни для него… Во время течек Олле держали взаперти – вы знаете об этом. Я не хочу такой же участи для Дерила.
