Текст книги "Подарок к Рождеству (СИ)"

Автор книги: Pale Fire

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 29 страниц)

– У Сэма обычная квартира, типовая. Я не особо рассматривал. Помню фотографии и полосатые обои. А у Хоукая дом. Представляешь, пока туда не попали, я даже и не знал, что у него есть семья. Я даже думал одно время, что у них с Романофф отношения. А оказалось, Нат тянулась к Беннеру… – Стив фыркнул. – Мы со Старком поругались. Отношения выясняли, махая топорами: кололи дрова. Я, кажется, просто порвал один из пней. А дом хороший, деревянный, довольно далеко от нормальных дорог. Много всяких мелочей, игрушек. У Хоукая двое детей, наверное, сейчас уже третий.

Стив взялся за зелень, подвинув к Баки огурцы.

– Хорошо там, тихо.

– Ну, «тихо» – тоже критерий, – Баки принялся нарезать огурцы кружочками. – Хотя, конечно, самолеты все равно шумят. Надо будет со временем изучить весь город и выяснить, где жилье поприличнее.

– Школы, – заметил тихо вошедший Элиас. – Если вы планируете детей. Хорошие муниципальные школы. И выбирать район, исходя из этого.

Он достал из шкафа бокалы и штопор и вышел.

Стив и Баки переглянулись.

– Так, давай сюда к капусте все, – Стив быстро помял в руках капусту, чтоб та была мягче. – Он прав. Но если нам понравится дом дальше от школы, то будем возить. Нужна будет машина такая, семейная, с большим кузовом и чтоб все помещались. Плюс наши мотоциклы, велосипеды и машина для души.

– Минивэн, – кивнул Баки. – И внедорожник. Два мотоцикла. Велосипеды. Значит, большой гараж. Шесть спален, по ванной комнате на каждую пару спален. Студия для тебя. Гостиная, кухня. Обязательно двор. А знаешь, я в Сан-Франциско такого нигде пока не видел.

– Поездим по городу, посмотрим. А не найдем – построим сами, – Стив аккуратно перемешивал овощи с петрушкой и маринадом. – Не в смысле кирпичи класть, не. Подумаем, обсудим, кому что нравится, я нарисую. Найдем фирму. Зато будет совсем наш дом, без чужой истории.

Баки бросил на него долгий изучающий взгляд.

– Ты нарисуешь, Алька сделает проект… – задумчиво сказал он. – И мы воткнемся прямо в парк Голден Гейт, если там разрешена застройка.

Они отнесли салат во двор, где Элиас как раз заканчивал накрывать на стол. Собаки лежали возле мангала и с тоской поглядывали вверх.

– Красивые, – сказал Баки. – А Туу-Тикки почему-то сомневалась, что они мне понравятся.

– Борзые – собаки на любителя, – ответил Элиас. – Многие считают, что они такие худые потому, что мы их не кормим.

Он был высок, худ и обаятелен – не сшибающим с ног обаянием фейри, а вполне по-человечески. В нем чувствовался давний, давно уже склеенный надлом. А Тая вот так, дома, в свободных брюках, свитере и фартуке, была очень похожа на Туу-Тикки.

– Они всем своим видом стараются нам это доказать, – Стив кивнул на собак. – Такие глаза, что не будь у нас в доме животных, которые так же любят повыпрашивать дополнительную порцию, я поверил бы им. Артисты.

Собаки грустно вздохнули, синхронно и громко. Баки рассмеялся.

– Собаки, вы красивые, – сказал он.

Ярро немедленно встал, подошел к нему и ткнулся мордой в колени.

– Я даже не подозревал, что бывают такие собаки, – признался Барнс. – Таких, как вы, наверное, и не сдают в приюты?

– Эриус приютский, – покачала головой Тая. – У него были проблемы со здоровьем, и хозяева не хотели тратиться на операцию.

– Но он же, наверное, стоит как автомобиль! – удивился Стив. – Такая породистая собака!

– Ну да. Только его покупали как будущего производителя, а он оказался породный брак. Садитесь за стол.

Ели в молчании. Элиас наливал вино. Баки сосредоточенно нарезал стейк и поливал кусочки острым соусом. Тая налегала на салат.

– Я рада, что вы вошли в семью, – сказала Тая. – Это и само по себе здорово, и вам поддержка не помешает.

– Я тоже рад, – кивнул Элиас. – Для разнообразия, будет интересно, если хоть кто-то в семье окажется не музыкантом.

– Баки как-то пел, – сдал друга Стив. – Пробрало, правда. А я не умею, только если затеряться в общем хоре.

– Ты художник, – повернулся к нему Баки. – А я пел, да. Туу-Тикки считает, что мне стоит продолжать. Хочется ей поверить.

– И поверь, – улыбнулась Тая. – А то все, кроме меня, только играют. Зато, когда мы с «Совой» летаем, у группы целых две вокалистки. И сам Эшу иногда поет. И Игорь. И Дани на бэк-вокале.

– Иногда скучаю по ним, – признался Элиас. – Я Эшу жизнью обязан, пожалуй, дважды. Да и вообще… Хорошая команда.

– Твоя нынешняя не хуже, – заметила Тая. – Элиас сессионный музыкант и иногда играет с «Багряной стрелой» – это группа Оуэна и Лероя.

– Им редко бывает нужен саксофон.

– Ну и зря. А я с ними пою. В первый раз выступала на свадьбе Оуэна и Джейка. Так волновалась! Мама и папа аккомпанировали. Хотя та песня изначально была совсем не для арфы.

Стив подумал, что нужно будет купить себе плеер и закачать туда музыку. И в студии, наверное, не помешает что-то, хоть радио. Жаль, что в этом времени вряд ли удастся найти патефон. Больше ста лет прошло.

– А что значит «не для арфы»? – спросил Стив, встретившись взглядом с Баки и улыбнувшись ему.

– Ее написал мужчина с такой очень характерной хрипотцой, и пел под гитару. Папа переписал аранжировку для гитары и большой арфы, и партитуру переписал для сопрано.

Тая глянула на Элиаса. Тот поднялся и через пару минут вернулся с большой черной гитарой. Тая настроила ее и взяла первый аккорд:

– «Когда вода всемирного потопа вернулась вновь в границы берегов…» – запела она.

Она пела на русском, и с первого же слова Баки взял Стива за руку.

– Это называется «душу вынул», – произнес Стив, как только смог говорить. – Как же этот человек жил, раз писал такие песни? Как же его не разорвало…

Болело в груди, в горле встал ком и не желал уходить, а отпустить руку в своей ладони Стиву не представлялось возможным.

– Разорвало, – тихо сказала Тая. – Он умер в сорок от инфаркта. Оставил по себе прекрасные песни и стихи.

Элиас придвинулся к ней, приобнял за плечи, поцеловал в щеку.

– Зато та песня, с которой я познакомился с «Совой спасительной»… – он улыбнулся. – Споешь, моя хорошая?

– О, – кивнула Тая. – Снизим градус пафоса. «Умножились враги мои, как будто море, и скорби обступили мое жилище. Куда ни посмотрю – везде болезни и горе, горька моя вода и слезы стали пищей…»

Баки смеялся под конец песни. Элиас улыбнулся.

– Вот с этой песней они и вошли в мою жизнь, – сказал он. – И до чего же она тогда оказалась кстати! У меня как раз был день рождения. Лучший подарок, что я получал.

– «Сова спасительная» и сейчас ее поет, – сказала Тая. – У них огромный репертуар, новый под каждую планету.

Стив не знал, как относиться к песне. Вроде бы серьезно началось, и серьезно продолжилось, но потом появилась сова. С пулеметом и гранатами. Стив откровенно ржал к концу песни. Только слова о «нечего уродам делать на земле» больно царапнули по сердцу. Ничего, пообещал себе Стив, они с Баки – не уроды, прорвемся.

– Слушай, Алька говорил, что есть песня про мать Терезу, – вдруг вспомнил Баки. – Ты ее знаешь?

Тая задумалась.

– А, знаю. Тот же автор. «Про святых». Там Терезе один куплет в конце отдан. Сейчас-сейчас…

Она перебирала струны, вспоминая.

– Вот. «От воды поднимался стеклянный туман, словно яблоко, заалел рассвет, когда ставил парус святой Брендан, пальцем пробуя ветер на вкус и цвет…»

Когда Тая допела, Стив с трудом разжал пальцы, закостеневшие на руке Баки, и закрыл лицо ладонями. Эта песня просто душу выворачивала. Никогда, ни разу, ни в одной из церквей, ни одна католическая служба не творила с ним такого. Там была красивая музыка и голоса певчих, которые звучали, как хор ангелов, но…

– Это… – глухо спросил он, не замечая, как по щекам бегут слезы, – …тоже поет Эшу?

– Его команда, – ответила Тая. – Неясыть поет. Неясыть очень любит песни Тикки Шельен, а та была католичкой и много писала. Очень разного. Про сову и станковый пулемет – тоже Тикки Шельен, и про сову и ядерную бомбу.

Баки кивнул:

– Про ядерную бомбу знаю. Есть в моем плеере. Ты очень красиво поешь.

– А ты? – спросила Тая. – Споешь что-нибудь?

Баки задумался. Посмотрел на Стива.

– Я помню наизусть пару песен, но у меня ужасный акцент, а они на русском. И я не пробовал петь их раньше.

Тая улыбнулась ему. Элиас долил вина.

– Например? – спросил он.

Роджерс растер лицо ладонями.

– Не уверен, что выдержу еще что-нибудь такое же, как только что, – Стив набрал воздуха в грудь и медленно выдохнул.

– Про чистый лист, – сказал Баки.

– Знаю, – кивнула Тая. – Ее обычно Дани поет на концертах. Помнишь текст?

Баки кивнул, потрепал Стива по плечу.

– Она не такая пронзительная. И очень странная. Вот слушай: «Зимних ожиданий лопнула суровая нитка…»

Про сказку и чистый лист здорово напомнило Стиву, как они с Баки писали письма в Мидгард… Стиву стало неловко, словно Баки снова пел про них.

– Такая красивая и непонятная… Русские – какая-то отдельная блаженная нация, если так поют о боли и любви. Да еще и пулеметы сверху. Баки, у тебя действительно красивый голос, Туу-Тикки права, будет здорово, если ты будешь петь.

И они пели до самого вечера, пока не стемнело. Кажется, Элиас уходил с собаками. Кажется, они выпили не одну, а четыре бутылки вина. В сумерках в саду вспыхнули светильники, незнакомые растения отбрасывали резные тени на зеленый забор, а Баки и Тая все пели и пели. Тая знала очень много песен. Баки, как он выяснил, помнил почти все, что его зацепило. На английском пели не очень много и в основном Тая – больше всякие шотландские и ирландские баллады, и что-то из репертуара «Багряной стрелы». То, что помнил на английском Баки, для исполнения при Стиве по большей части не годилось.

Стив почти все время рисовал в маленьком скетчбуке, который постоянно носил с собой. Один лист он выдернул и сунул в карман.

Распрощались и вызвали такси, когда на небо из-за гор выкатилась половинка луны.

– Кажется, даже дышать легче стало, – сказал Баки уже в такси. – Ты как, Стиви?

– Хорошо. Устал. Столько впечатлений. И ваши песни… Я не усну сегодня, точно. Они замечательные, Тая, Элиас и их звери.

– Наша сестра и ее муж, – мечтательно сказал Барнс. – Господи, у меня снова есть сестра! Умная, талантливая, и как поет! А главное – она замужем за хорошим человеком. Понимаю, что тут ни капли моих заслуг, но все равно это как-то греет.

Стив не стал ничего говорить, не было сил. Он нашел ладонь Баки, сжал. В кармане джинсов что-то хрустнуло. Стив достал сложенный листок бумаги.

– Забыл отдать, представляешь?

С листка на них смотрела растрепанная сова, несущая в лапах пулемет.

Комментарий к Глава 43

Элиас пришел из истории “Сова спасительная”

https://ficbook.net/readfic/2928474

========== Глава 44 ==========

Утром Стив проснулся один. Он слышал ночью, как вставал Баки, не придал этому значения и уснул дальше. Барнс изредка поднимался в несусветную рань – «Спи, Стив, я ненадолго…» – иногда возвращался, пахнущий холодом и куревом, иногда они встречались сразу за завтраком.

В противовес вчерашнему дню новый погодой не радовал. Сырой промозглый воздух, пронизывающий ветер с океана, так что, несмотря на теплую одежду, Стив малодушно вернулся с пробежки раньше, сделав взамен больше упражнений у подножия холма, под защитой деревьев. Денис с Тимуром тоже долго гулять не стали. Пока они обходили ситтин по периметру, Стив сделал завтрак себе и Денису. Грена и Туу-Тикки он не видел, но они и не появлялись обычно настолько рано.

– Мы с тобой ранние пташки, – улыбнулся Стив Денису, ставя перед ним чай и горячие бутерброды.

В гостиной Тимур ворчливо жаловался Басте, что его еще не покормили.

– О, да. Как вчера съездили?

– Замечательно. Тая и Баки много пели. Я и не думал, что меня так зацепит что-то современное. Ну, относительно современное, ты понимаешь, о чем я. Я-то помню довоенные, да не особо приличные. А тут… И дом у них красивый. Баки собакам понравился, и он тоже пел.

– Это здорово, что он поет, – Денис задумчиво сыпал сахар в свой кофе прямо из сахарницы. – Жаль, я не слышал. У него богатый голос, интересно, как он звучит в песне. Хочешь, помогу тебе составить личный плейлист? У Баки есть плеер, а у тебя и нет ничего.

– Давай попробуем, – согласился Стив. – Я подумал, что мне в студию нужно что-то, на чем можно проигрывать музыку. Компьютер туда-сюда таскать неудобно, а вот что-то, куда и диск поставить можно, и пластинку, если вдруг. Здесь, в ситтине, всегда звучит музыка, но иногда хочется своего звука. Я в Мидгарде нахватался всякого, даже стилей не знаю. Меня как-то позвали вместе с Клинтом и Романофф фильм смотреть, что-то про астероид и бурильщиков с нефтебазы, которые его взрывали. Фильм мне не понравился, а вот песня… «I don’t wanna close my eyes, I don’t wanna fall asleep», – Стив напел немного и возмутился: – Там вообще музыка была куда лучше сюжета!

– Так бывает, – согласился Денис. – Можно купить плеер и компактные колонки-базу к нему, будет удобно. Если напишешь мне список песен, авторов, исполнителей, я смогу собрать тебе вполне приличный плейлист. Хочешь, завтра съездим в магазин?

– Хорошо, – согласился Стив. – Съездим. Я в этом вообще не понимаю ничего. То, что когда-то писалось на пластинку по восемь-десять песен, теперь помещается на кусочке металла размером с мой ноготь. И это меня не было всего семьдесят лет!

– На кусочке кремния размером с просяное зерно, – поправил Денис. – И не одна такая пластинка, а сотня-две. Дальше будет больше. В последние десятилетия гаджеты не уменьшают только потому, что слишком маленькими неудобно пользоваться.

– Тем более, – фыркнул Стив. – Две тысячи лет назад люди ездили на лошадях и брились ножами, двести лет назад телефонов толком не было, а теперь у меня в кармане весь мир, хоть на Луну звони. Я только к рекламе привыкнуть не могу, она так раздражала в Нью-Йорке. Я поражен, честно.

– К этому привыкаешь, – пожал плечами Денис. – Я вот привыкал к тому, какие здесь медленные сети, с низкой пропускной способностью. К тому, что люди еще не вышли за пределы Солнечной системы. К тому, что на сращивание кости нужно шесть недель.

– Мы в сороковые даже и не думали, что на Луну можно полететь, а уж куда-то дальше… Война дала толчок развитию ракетостроения, и то только ради новой войны, Луну и мирный космос потом придумали. Когда я читал об Армстронге, Олдрине и Коллинзе, у меня дух захватывало. Ведь наудачу же летели, хоть ты сотню раз пересчитывай. В семьдесят первом погиб «Союз-11», люди заживо сгорели…

– А в моем мире в космосе полно пиратов, – пожал плечами Денис. – И всегда есть опасность промахнуться мимо червоточины. Если повезет – зависнешь, будешь месяц ждать, пока погасится двигатель. Не повезет – опознают только по составу элементов в той куче мусора, которой станет корабль.

– Для меня это все осуществляющаяся мечта, я романтизирую опасности, ставшие для тебя естественным ходом вещей. Вы же не прекращаете летать, – Стив не удержался, – от звезды до звезды.

Денис хохотнул. И предложил:

– Поехали сегодня по Дороге?

Сив погрустнел.

– Я рисовать собирался, есть идея, как сделать, и настроение… В следующий раз?

Денис кивнул. В следующий так в следующий.

Рисовал Стив до самого обеда. Сделал набросок, наметил детали. Подумав, изменил рисунок так, чтоб было видно: помещение наклонено, что-то там не так. И именно поэтому такая странная поза у парня на заднем плане, широко расставившего ноги и припавшего к полу. Он касался пола, на сильной руке проступали вздувшиеся вены.

Сайнжу нарисовать было и сложнее, и проще. Больше всего Стив потратил на лицо: нижние мандибулы плотно поджаты друг к другу, а вот верхние изогнуты в гримасе боли. Верхний левый клык отведен на максимально возможное расстояние, а перепонка натянута до прозрачности.

На маленьком холсте он попробовал акрил: набросал морду яута, изобразил пять рваных ран на голове, несколько оторванных дредлоков, рану на шее. Коричневая шкура, темная, в почти черных пятнах, даже на вид – Стив постарался – смотрелась грубой и шершавой. На темном фоне кровь кислотного цвета притягивала взгляд.

Стив, подумав, изобразил за спиной яута еще одного, с занесенным клинком. Первому же – раззявленные челюсти и остановившийся взгляд, зрачки желтых глаз, сжатые в точки… Яут готовился умирать. Старого, покрытого сеткой шрамов воина убивала дерзкая молодая кровь.

Время проходит, старики уступают место молодым, так не достойнее ли ведут себя эти двое яутов, не растягивая медленное умирание и немощность на долгие годы, отравляя своим существованием жизнь тем, кто мог бы не растрачиваться? Стив помотал головой. Он помнил подобную традицию в Древней Греции, когда стареющий эллин устраивал себе прижизненные поминки, а на исходе пира выпивал отравленного вина.

Да что ж такое в голову лезет?

Стив встал, потянулся, набросил на большой холст тонкое покрывало, чтоб зашедший случайно Баки не увидел набросок.

– Мяу! – требовательно под дверью подали голос и поскреблись. – Мя-ау!

Стив открыл дверь.

– И что ты тут делаешь? – Стив взял на руки Барона. – Скучал?

Кот согласно запустил когти Стиву в плечо.

– Однако, – Стив пошел вниз, старательно перешагнув через Акури, который сидел на лестнице. – А вас кто-нибудь кормил?

Акури возмущенно завопил, заявляя, что он самый голодный котик на свете.

Стив спустился вниз. Заглянул в кладовку, пересчитал банки. Похоже, утреннюю кормежку котов он пропустил. Ну да, потому что обычно по утрам их кормил Баки. Но Баки Стив не видел со вчерашнего вечера.

– А где вы забыли Юми? – Спросил Стив у котов, беря обычную банку корма и отдельно диабетическую.

Юми чинно сидела у миски и ждала. Стив погладил ее, положил всем еды, сменил воду в поилках. Он сначала переживал, что коты будут отбирать друг у друга еду, но каждый чинно ел из своей тарелки. А Барон посягательство на порцию пресекал шипением и махал лапой.

Грен заглянул в кухню, улыбнулся Стиву, налил себе воды. Он пил и глядел в окно на сад.

– Уже можно выбираться в Голден Гейт, – сказал он неожиданно. – Магнолии цветут. Поздно в этом году. Холодная была зима.

– Можно просто приехать или нужно сначала купить билеты? – спросил Стив, выкидывая пустую банку из-под корма и поворачиваясь к Грену.

Ох-х-х-х. У него аж дыхание перехватило, насколько красив был фейри в лучах солнца, выглянувшего сквозь густые облака именно в этот момент.

– Вы согласитесь мне позировать? – выпалил Стив, пока не передумал.

– У тебя в студии? – спросил Грен. – Можно просто так, в Ботанический сад свободный вход.

– Где вам будет удобно…

– Мы снова на «вы»? – Грен улыбнулся. – Давай в студии, там, я думаю, лучше свет.

Стив стушевался и ответил, как есть:

– Это было настолько красиво, ты и свет, что я не мог просить иначе.

– Спасибо, – серьезно сказал Грен. – Пойдем?

– Да, только я стул возьму.

– У тебя должно быть еще кресло.

В студии Стив долго приказывал духам двигать кресло, пока не добился идеального ракурса. Грен расслабленно устроился в нем и, кажется, был готов просидеть в полной неподвижности до самого вечера.

Стив сдвинул укрытый полотном мольберт, к его ножкам прислонил картину с раненым яутом. Взял карандаши и большой альбом. Он хотел сделать как можно больше набросков, чтоб потом получился портрет в цвете. И Туу-Тикки тоже.

Прошло около часа, когда Грен чуть шевельнулся и спросил:

– Что тебя гнетет, Стив?

– В смысле? – отозвался Стив, не отрываясь от рисунка. – С чего ты взял?

– Стив, – с растяжкой произнес Грен. – Я просто чувствую. Баки?

Стив положил карандаш.

– Он меняется. Быстрее, чем я, я не успеваю за ним. Это нервирует. Я вчера предложил построить дом самим, если не найдем нужный. Он вроде бы одобрил, и в тоже время подколол. Он вчера… – Стив замялся. – Он был не как обычно. Ушел среди ночи, не пришел завтракать. Я его с вечера не видел.

Стив помолчал.

– Мне кажется, нам стало легче друг с другом… не знаю. Я рисую. И его – тоже. Пока не успел показать.

– Баки снова в линьке, – сообщил Грен. – Он в доме, но не ищи его. Пришли гермесовы змеи… он с ними. – Он поднял ладонь, когда Стив вскинулся. – Эти змеи не воплощены. Обретению мистического опыта не должно быть свидетелей.

Линька, змеи. Змеи линяют. Баки – змей?

– Он в безопасности? Если да, то я буду переживать меньше. Мне тоже предстоит такое?

– В полной безопасности. Ты, я думаю, будешь линять иначе. Такие вещи всегда индивидуальны. Туу-Тикки вообще не замечает свои линьки, а мне, чтобы прийти в себя, приходится уходить в Ллимаэс.

Грен кинул быстрый взгляд на незаконченную картину с яутом.

– О, вот они какие, – с улыбкой сказал он. – Почти живые.

Стива линька пугала. Он не хотел бы, например, терять над собой контроль и делать что-нибудь, из-за чего потом будет неловко.

– Яуты? Что-то в них есть такое… словно смешали Древнюю Грецию, Японию времен самураев, как ее показывают в кино, добавили от себя матриархат и жуткую внешность. Ну, по крайней мере, в книге оно так выглядит. Только, Грен, неужели все эти сцены с сексом так нужны в тексте? Без них никак?

– Это жизнь, – ответил Грен. – История про мужчин в самом расцвете сил, здоровых и сильных. Конечно, в их жизни будет секс. Много секса. Знаешь, если секс по-настоящему хорош, им хочется похвастаться. Накатывает иногда – смотрите все, как мне хорошо, какое я умею доставить наслаждение, какой у меня восхитительный партнер, как красиво телесное воплощение нашей любви! Вот и в тексте так. Ведь персонажи любых книг – это всегда определенные аспекты автора. Части его подсознания. Художественная литература пишется подсознанием, сознание определяет только стилистику текста и скорость, с которой пальцы переносят текст из головы в файл или на бумагу. Персонажи сами «ведут» автора. И не всегда туда и так, как он задумывает.

– В моей жизни не было секса, – пожал плечами Стив. – Но до войны и не выпячивали эту часть жизни. Я проснулся в Мидгарде, а там везде тела, открыто, разной степени обнаженности. В рекламе, просто на улицах. Наличием секса определяется твоя крутость. Я наслушался в свой адрес от команды. Только Беннер да Хоукай не трогали. Это я к чему, – Стив собрался с мыслями. – Меня самого не тяготит моя… неопытность, но вот они, там, за экраном, хотят от меня порно по тексту. Я рисовал по учебе обнаженку и позы, я могу изобразить это все, но получится же неискренне!

Стив встал, открыл мольберт.

– Вот, Грен, вот это я могу понять. Когда друг идет за другом хоть в самый ад. Вдвоем против яутской цитадели, вооруженные почти ничем. И ведь там уже не прокатывает вариант «это наш конь, он нам денег должен». Рисковать жизнью только из-за денег эти двое точно не стали бы. Поэтому я и уверен, что у меня получится картина. Да, может, чуть иначе, ты прав, персонажи влияют. Но не будь у меня подобного опыта, я б не взялся за эту сцену. И я спокойно могу нарисовать что вроде такого, – Стив показал иллюстрацию со спящими людьми и яутом. – Мы все почти время спим с Баки, мне знакомо это.

Стив разволновался. Тема искренности в творчестве всегда волновала его. Приходя на выставку, он даже чувствовал, что написано от души, а что потоково и на заказ. Поэтому он был категорически против, когда художник сначала фотографировал что-то его заинтересовавшее, а потом писал это в студии. Такая работа была молчалива и неэмоциональна. Набросок или этюд на месте, по мнению Стива, сохранял эмоции и впечатления писавшего, а потом передавался картине.

– Стив, – помолчав, произнес Грен. – Ты и только ты определяешь, что и как тебе рисовать. Я согласен – не имея опыта, невозможно передать чувство. То, чего от тебя хотят подписчики – сугубо их проблема. Это очень правильно, что ты рисуешь то, что знаешь и понимаешь, что пропустил через себя. И очень правильно, что не берешься за эротику. Да, в тексте есть секс. Он написан хорошо, хотя и не без недочетов, на мой взгляд. Но тебя, если ты не хочешь углубляться в тему, она и не касается. Следовать за ожиданиями слушателей, читателей, зрителей в своем творчестве – значит убить в себе творца. Погасить внутреннее пламя. А оно важнее того, чего от тебя ждут. Ты же не референсы рисуешь, в самом деле. Ты рисуешь то, что само рвется из тебя наружу. Вот пусть так и будет. Ты прав.

– Я и не собираюсь, Грен. Благодаря вам и Кадзутаке мне не нужно зарабатывать на жизнь сию секунду, а если я и буду работать, то только там, где захочу, не выбирая место с большей оплатой. Меня просто вымораживает это вот «автор, миленький, нарисуй, я отдамся тебе, где скажешь!» И ведь самое мерзкое, что они не понимают, что унижают этим и меня, и себя. В сети полно людей, рисующих порно за деньги, идите туда, чего ко мне-то… Вот Баки попросил меня написать эту сцену, – Стив кивнул на работу, – я согласился, мне она нравится. Или просит альяса… Но он же не стоит, простите, с ножом у горла «рисуй быстро то, что я хочу»! И поймет, если я откажусь. А здесь… Если я пришел в сеть, то придется терпеть всех этих людей, готовых влезть в мою жизнь, пусть и виртуально, – вздохнул Стив.

– Придется научиться отстаивать личные границы в виртуальном пространстве, – сказал Грен. – Я с этим сталкивался, и Туу-Тикки тоже. Когда со слезами и угрозами умоляют о том, о чем ты и думать не желаешь. Просто твердо отвечаешь «нет». Банишь хамов. И твердо помнишь – это чужие тебе люди, и чего бы они от тебя ни хотели – это их проблемы. Кстати, напомнить особо настойчивым, что они нарушают твои личные границы, тоже не вредно. – Грен усмехнулся. – У меня в онлайн-пространстве репутация очень сурового и местами жесткого человека. И обращаются ко мне о-о-очень вежливо. У Туу-Тикки репутация автора, который переворачивает каноны с ног на голову и пишет безжалостную аналитику. Есть те, кто нас обожает. Есть те, кто терпеть нас не может. Не то чтобы нас это особо задевало. Раньше, конечно, случалось расстроиться на день-два. Больше из-за человеческой глупости.

– Главное, чтоб никто из них не начал преследовать меня или мою семью. Мне даже пару лекций прочти на тему «как не засветиться в сети, чтоб тебя не нашли», но я тогда и не понял почти ничего. А сейчас и не помню. В Мидгарде подобное отслеживал ДЖАРВИС, он же блокировал доступ спутников системы слежения к нашим старкфонам. Где мы находимся, порой знал только ДЖАРВИС. Ну и Тони через него, правда, он не злоупотреблял и не сливал эту информацию. А черным списком я уже умею пользоваться, вчера как раз забанил пару любителей нецензурщины.

– Денис всегда подскажет, – ободрил Стива Грен. – Он следит за нашей информационной безопасностью, и нас обучает. Ты ведь не ведешь блог? Только выкладываешь рисунки?

– Да, только рисунки, – кивнул Стив, продолжая делать наброски. – Я фотографирую мало интересного, а выкладывать фотовпечатления или то, что я ел на завтрак, не хочу и не вижу смысла.

– Значит, тебе проще. Регистрироваться на ДевианАрте тебе помогал Денис, значит, ничего лишнего о себе ты в анкете не написал. Фотографий не выкладываешь, текстового блога не ведешь – значит, невозможно определить, в какой точке мира ты находишься, какого ты пола, расы, возраста. Английский – язык международный. Ты можешь с равным успехом быть в Одессе, Гонолулу или в Чили.

– Или на Луне, – рассмеялся Стив. – Спасибо, Грен, я понял. Ты не мог бы повернуть голову немного левее?

========== Глава 45 ==========

Баки спустился в нижний подвал. Постоял у входа, оглядываясь. Вот и кровать. Песка и правда нет. Тихо гудит сушильная машинка. Вздыхает вентиляция. Потрескивают пеллеты в большой печи. Пахнет бетоном – немного, стиральным порошком, ополаскивателем для белья с виноградной отдушкой и опилками.

Он прошелся по периметру помещения и плюхнулся на кровать. Матрац Туу-Тикки оставила, и наматрасник тоже, и даже полосатое вязаное покрывало, а вот подушек нет. Баки лежал и смотрел в потолок, закинув руки за голову. Светодиодная лента по периметру потолка почти угасла, осталось только совсем слабое свечение. Баки хватало этого света, к тому же лампы включатся, если он встанет. Только Баки не хотел вставать.

Было тепло. В этом подвале всегда было теплее, чем он ожидал, переступая порог. Наверное, от печи. А летом тут, должно быть, прохладно.

Баки вытащил из кармана спортивных штанов флакончик смазки и уронил на покрывало рядом с собой. Ему опять хотелось. Можно было бы уйти в свою комнату, но туда придут коты. Не то чтобы они вмешивались или комментировали, но… К тому же мог постучаться Стив. Он нечасто так поступал, но все же. Ванная была не вариантом по той же причине, к тому же, Баки не любил делать это в воде.

Он стянул с себя штаны вместе с трусами, задрал футболку. Провел ладонями по торсу, животу, спустился к паху. Потрогал свой член. Налил смазки в ладонь и начал неторопливо поглаживать. Со смазкой все было намного лучше. В темноте, в одиночестве, когда остаются только тактильные ощущения. Остро и сладко. И можно дотянуться до промежности скользкими пальцами и гладить себя там, и ниже. Это было так хорошо, что поджимались яйца, и Баки ласкал себя обеими руками, стараясь растянуть удовольствие как можно дольше. Он думал о языке яута, о его глотке, о клыкастой пасти, и постанывал. Член начал сочиться, и Баки размазывал капли по головке и стволу, и представлял, что его гладят изнутри чужие пальцы, горячие и сильные. Ощущения становились все острее. Баки часто дышал в темноте, все крепче сжимая член, пока не выгнулся на жестком матрасе, кончая.

Он полежал, остывая и выравнивая дыхание. Размазал лужицу спермы по животу. Сообразил, что не может вытереться футболкой – не идти же через весь дом за свежей полуголым, – и приказал духу принести полотенце. Оно мягко плюхнулось на кровать слева. Баки привел себя в порядок, как мог, вытер руки, натянул штаны и свернулся на кровати клубочком. Идти к себе или к Стиву не хотелось.

Отзываясь на его невысказанное желание, сверху опустился плед. Свет не вспыхнул – датчики движения на духов не реагировали. А вот что им можно приказывать мысленно, Баки до сих пор и не догадывался. Неудивительно, что Туу-Тикки никогда не командует, как сержант на плацу. Баки натянул плед на плечи и уставился в темноту.

Может быть, он задремал. Он не знал. Стиральная машина включилась сама собой, запахло горячей тканью под утюгом. Духи, все духи. В какой-то момент он ощутил движение на кровати рядом с собой, спереди и за спиной. Что-то плавно перемещалось. Большое. Баки распахнул глаза, но ничего не увидел. Он протянул руку и нащупал теплое вытянутое чешуйчатое тело. Потом что-то тяжело легло ему на плечо, и он очертил пальцами жесткую треугольную голову. Прохладный язык на мгновенье коснулся его щеки и спрятался.