Текст книги "Подарок к Рождеству (СИ)"

Автор книги: Pale Fire

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)

Энтузиазм первых недель словно испарился. Баки не хотел никого видеть и ни с кем разговаривать. Словно его выдернули из розетки, и он погас.

Физической усталости не было. Но при одной мысли, что придется говорить со Стивом, или с Греном, или с кем-то еще, изнутри рвался какой-то истерический вопль. Хотелось забиться в угол, и чтобы никто не тревожил.

Туу-Тикки почуяла, что творится с Баки, даже раньше, чем он сам. Он еще пытался понять, что с ним не так, с полчаса потупив в книгу после обеда, а она уже поманила его к себе, отвела в кабинет и сказала:

– Здесь тебя никто не побеспокоит. Можешь закрыться изнутри. Я не буду заходить.

Баки так и сделал. В кабинеты Туу-Тикки и Грена без разрешения не заглядывал никто, но отсиживаться у Грена было не так комфортно. Другое освещение, другая обстановка. Запах другой.

Три дня Баки провел в кабинете, не выходя даже на обед и ужин. Духи приносили ему еду прямо туда. И забирали грязную посуду. Вечером он поднимался в свою комнату в сопровождении Басты и Туу-Тикки. Кошка растягивалась на постели, Туу-Тикки садилась на край кровати. Подтыкала одеяло, пела колыбельные. Баки ничего не думал по этому поводу. Оценить тот факт, что ему, взрослому мужчине, убийце, который семьдесят лет наводил страх на все разведки мира, поют колыбельные про котиков и гладят по голове, он не мог. Просто иначе он вряд ли бы заснул, а идти к Стиву… Нет. Баки просто не мог. Стив – это разговоры. Не то, на что Баки сейчас был способен.

Где-то на третий день Баки оторвал примерно метр оранжевой шерстяной нитки от клубка из корзинки, и связал концы. На пробу сплел «кошачью колыбельку». Распустил ее, подошел к двери, отодвинул задвижку и осторожно выглянул в гостиную. Дениса нет. Альки нет. Стива нет – отлично. Только Грен за арфой и Туу-Тикки с гитарой. Приятный ненавязчивый фон.

Баки поймал взгляд Туу-Тикки. Она кивнула, поставила гитару в стойку, подошла к нему.

– Умеешь играть в «кошачью колыбель»? – спросил он.

Туу-Тикки кивнула. Баки шагнул от двери, пропуская ее. Туу-Тикки заперла за собой, забрала у Баки нитку, сплела первую позицию «кошачьей колыбели». Баки переплел ее во вторую. Сестры так играли, и он с ними. Оранжевая нить сплеталась во все более сложные фигуры, пока не запуталась. Баки распутывал ее, пока Туу-Тикки курила, а потом они играли снова. Молча.

– Завтра поеду к кошкам, – сообщил Баки. – Как купить диван?

– Новый или подержанный? – Туу-Тикки совсем не удивилась.

– Подержанный. Тряпичная обивка. Без подушек.

– Найду, – пообещала она.

И они продолжили игру. Мысль о диване пришла Баки в голову только что. В кошачьей комнате в приюте была слишком скудная обстановка. Диван не помешает. И кошки привыкнут к нормальной мебели. Может, удастся приучить их не драть ее.

Он пожалел, что не ходил к кошкам в эти дни. Они, наверное, скучают. А Стив, пожалуй, как всегда, во всем винит себя. Эта мысль не вызвала у Баки особых эмоций. Еще успеют поговорить.

Может быть, когда он снова сможет выдавить из себя больше, чем пару слов зараз, он уговорит Грена и Туу-Тикки взять несколько кошек из приюта. Будет сам за ними убирать и покупать еду. Спать с ними. Гладить. Кидать мячики с перьями. Да, так он и сделает. А потом, когда они со Стивом купят свой дом, просто заберет кошек с собой. У Стива больше нет аллергии – нет причин отказываться.

Баки посмотрел на свои пальцы с затекшей под ногти краской. Он по-прежнему рисовал каждый день. Надо бы сжечь накопившиеся рисунки. Последний раз он делал это позавчера. То, что сначала так пугало, превратилось почти в рутину: проснуться, принять душ и побриться, позавтракать. Установить мольберт. Нарисовать обнуление. Нарисовать заморозку. Нарисовать первые попытки кодирования. Постоять перед зеркалом, обнимая себя за плечи и шепча свое имя. Вытереть руки. Снять с мольберта высохший рисунок. Положить оборотной стороной вверх и до обеда пролежать, глядя в потолок, без единой мысли, без единой эмоции. Баки чувствовал, что глубоко внутри что-то происходит, но что бы там ни происходило, оно не показывалось на поверхности. Баки был только рад.

Он не знал, что с ним такое, и это его не интересовало. Если бы он спросил, наверное, кто-нибудь объяснил бы. Но он не спрашивал. В его жизни никогда не было такого покоя. Ни как у Баки Барнса, ни как у Зимнего Солдата. Криокамеру нельзя считать местом покоя – в ней не было ничего. Просто пустота. Обратимая смерть.

Баки заплел очередную фигуру «кошачьей колыбели». Подумал, что стоило взять менее пушистую нитку. Туу-Тикки сплела следующую. Цвет нитки совершенно не сочетался с ее маникюром.

Удобно иметь дело с существами, точно знающими, что ты чувствуешь в данный момент. Не надо ничего объяснять. Поймут сами, объяснят Стиву. Только не стоит этим злоупотреблять. Со Стивом придется поговорить. Может быть, завтра.

Третий день после поездки в клинику Таи Стив не видел Баки. Тот не появлялся ни утром, ни на ужине, не приходил ночевать в комнату Роджерса. При этом он точно был в доме, Стива в этом уверила Туу-Тикки, да и вся обувь Баки была на месте, у дверей. Возвращаясь с пробежки, Роджерс втайне надеялся на встречу, но друг как сквозь землю провалился. Это пугало: может, Баки обиделся настолько, что не хочет его видеть? Это его «проехали» было сказано, но, как теперь думал Стив, просто чтоб не трогали. И он был готов не трогать, только бы ему сказали, что нет, не в обиде, или да, я обижен вот потому и поэтому, исправить можно вот так. Или никак.

Чтоб не думать об исправлениях, Стив бегал или продолжал приводить в порядок сосны на холме. Ночами мысли накатывали еще сильнее, Стив ворочался, не в силах уснуть в одиночестве, проваливался в итоге в сны, где он ходил и искал что-то или кого-то, но сам не знал – или не помнил – что или кого. Утром было еще муторнее, и Стив сбегáл к пиле. Чем он займется, когда закончатся сосны, он не знал.

Стив уже даже желал, чтоб началась эта чертова терапия. Может, помогут разобраться во всем, сам Стив не умел. Хотя, скорее всего, ему снова придется заниматься всякой ерундой, от которой не будет толку – плавали, знаем. Он попробует, раз обещал, а какой будет результат…

О том, что Стива ждут в доме, сообщил Бран. Как он, стоя на холме и ревизуя результаты стивовых упражнений с пилой, узнал, что кто-то пришел, Стив не представлял. Но собрал охапку мелких веток и пошел к дому. Может, удастся увидеть Баки. Если тот захочет.

Стив не помнил, чтобы Баки раньше так сильно и надолго обижался. Чтобы вот так уклонялся от разговоров. Черт, он раньше никогда не избегал Стива. Что же Роджерс натворил…

В гостиной ждал Сефирот и двое незнакомцев. Один вообще походил на человека меньше, чем Грен. Неприятный взгляд, и улыбка недобрая.

Баки устроился в отдельно стоящем кресле. Между ними и гостями на столике выстроились чайные и кофейные чашки. Хозяев видно не было.

Этот Баки был другим, непривычным. Может, оттого, что теперь ему не нужно было следить за вечно больным Стивом, и он начал раскрываться с иной стороны, нежели заботливый друг. И Стив боялся, что этот новый человек может отправиться искать себя, а он его отпустит. Ну а как иначе, если любишь? И не отпускал бы никогда, но вцепляться, как тот питон, что был у девушки в клинике, и не давать дышать… это верный способ разойтись навсегда.

Стив с досадой подумал, что он в который раз оказывается перед незнакомцами в рабочей одежде, пахнущий потом, растрепанный. Что они о нем подумают?

Он поздоровался со всеми и сел на диван так, чтобы быть поближе к Баки. Тот зачем-то намотал на левое запястье пушистую оранжевую нитку – несколько витков.

– Добрый день, Стив Роджерс, – поздоровался Сефирот. – Две недели прошло, я привел терапевта, – Старший кивнул в сторону того из гостей, кто походил на человека больше всего – среднего роста, спортивного сложения, с каштановым в рыжину хвостом, он был одет в штаны полувоенного кроя и темно-коричневую спортивную рубашку, в расстегнутом вороте виднелась плоская цепочка. – Асахи Кэнта.

Ничего японского во внешности мужчины не наблюдалось, если честно. Он поднялся и протянул Стиву руку.

– Привет. Можно просто Кэнта.

– Привет, – Стив встал и пожал сухую сильную ладонь.

Баки сделал то же самое.

– Спасибо, Сефирот, – кивнул Барнс.

У него было странное ощущение, что второй, неназванный еще незнакомец слегка двоится. А еще – что у него есть хвост на всю гостиную, извилистый и в чешуе.

– На здоровье, – кивнул Сефирот. – Это мой друг Роджин, он владелец терапевтического центра, в котором работает Асахи.

– Угу, а еще я дракон и вообще крайне неприятное существо, – дернул плечом Роджин. – Такой тени, как над вами, я давно не видел.

– Тени? – спросил Роджерс. – Что за тень?

Баки удовлетворенно кивнул. Раз дракон – значит, хвост. Так и должно быть.

– Искаженная смерть или что-то вроде того. Старший сказал, вас сюда привел Эшу-музыкант. Из замкнутого конклава миров. Какой у вас был год на Земле?

– Две тысячи шестнадцатый, – сказал Стив.

Про искаженную смерть он не понял. Баки предпочел помолчать и послушать. Дракон – это было интересно. Аж мороз по коже.

– Две тысячи шестнадцатый, – Роджин наклонил голову на бок, подумал. – Вы представляете себе, что такое психотерапия?

– Да, – Стив сморщился. – Полгода ходил на сеансы. Никакого толка. Рассказывал о снах и выслушивал, что надо просто оставить прошлое и жить дальше.

Баки закинул ступню в синем носке на колено.

– Мне рассказывала Туу-Тикки, – сказал он. – Запрос я сформулировал. Она предупредила, что предсказать, что всплывет в процессе, невозможно.

– Просто оставить прошлое и жить дальше? – эхом повторил дракон.

Кэнта нахмурился, Сефирот фыркнул.

– Если бы это было «просто», терапевты бы давно сидели без работы, – сказал Асахи.

– Кэнта, тогда поговори с Джеймсом пока, – кивнул Роджин. – А мы пообщаемся со Стивеном Грантом Роджерсом.

– Хорошо, – не стал спорить Кэнта и обратился к Баки. – Где тут можно устроить тет-а-тет?

Баки встал, предложил:

– Пойдем.

Кабинет Туу-Тикки был в его распоряжении. И в нем были удобные кресла. Баки убрал с кресла-качалки альбом с видами Большого Каньона и предложил Кэнте усаживаться.

– Не помешает, если я закурю? – спросил Баки.

– Нет, – Асахи с интересом оглядел кабинет и устроился в кресле. У него были интересные движения, как у рыси или гепарда – вроде бы кошка, а вроде и нет. – Сефирот сказал, что вам восстанавливали тело и психику магическим образом, что вы старше, чем выглядите.

– Да, мне девяносто девять. Мозги мне промывали и фармакологией, и психокодированием, и электрошоком, а вот психотерапии не случалось. – Баки опустился в компьютерное кресло Туу-Тикки, отрегулировал высоту, улыбнулся. – Правда, не все годы я прожил. Много времени провел в криокамере.

– В криокамере?

– Да. Обратимая заморозка. Так было удобнее хранить. Меньше опасности, что пробудится первоначальная личность. – Баки посмотрел на свои руки. – Я был в плену. Меня использовали как живое оружие. Исследования. Пытки. Инструктажи. Лет семьдесят примерно. Я не все помню. Кодировка начинала слетать, если я слишком долго был вне криокамеры. В конце концов меня послали убить Стива… а я его вспомнил. Были триггеры – набор слов, который пробуждал ту, другую личность. Зимнего Солдата. Эшу их убрал, я проверил. – Баки хмыкнул. – Я все равно состою из разных кусков. Что-то от Баки Барнса из Бруклина. Что-то от Зимнего Солдата. А что-то совсем новое, только что появившееся. Хочу собрать себя в единое целое. И не бояться, – он покачал головой, – медицинских запахов. Я недавно был в ветеринарной клинике. Чуть не сбежал. Удержался потому, что там были звери. Кошки, собаки. Даже кролик.

– Вам удобно будет общаться на «ты»? И как мне вас называть?

– Да, лучше на «ты», – кивнул Барнс. – Баки. Я никогда не чувствовал своим полное имя. Лучше так.

– Баки, хорошо. Я правильно понимаю, что ты хочешь как результат – быть единой личностью?

– Да. У меня есть подзадача – адаптация к этому миру. Просто к миру. Я столько лет воевал… Не хочу. Если бы я остался в Мидгарде, пришлось бы. Суперсолдат – слишком соблазнительное оружие. Или лаборатории. Или и то, и другое. Но здесь две тысячи пятьдесят шестой год. А я даже к две тысячи шестнадцатому толком не привык. Часть меня так и застряла в сорок четвертом. Тысяча девятьсот сорок четвертом.

– Как ты сейчас себя чувствуешь? Сефирот сказал, что оставил тебе как упражнение – рисовать пережитое в то время, как ты попал в плен и тебя использовали в качестве живого оружия. Ты рисовал? Получилось рисовать?

– Получилось, – кивнул Баки. – Оказалось легче, чем я думал. Извел половину красок. Сжигать было тяжело. Сначала я таскался к мусоросжигательной печи. Потом взял с кухни металлический поднос, сжигал в комнате. Сейчас, – Баки взглянул на Асахи, – странно. Я три дня не мог ничего делать. Ни с кем говорить. Сидел здесь и рассматривал картинки. Даже ел здесь. А Туу-Тикки вечером укладывала меня спать и пела колыбельные. – Барнс улыбнулся. – Сегодня легче. Играли в «кошачью колыбельку».

– Что-нибудь болит или просто ощущение хрупкости и слабости? – взгляд у Кэнта был внимательный.

– Просто… пустота. Нет, не так. Как будто всего слишком много, и во мне больше нет места. Ничего не помещается. Не могу читать. Не могу разговаривать. От Стива хочется спрятаться. Он… он считает, что мы в ссоре. Это не так, но у меня нет сил объясняться. Коротко не получится.

– Хочешь, чтобы мы объяснили ему, что пока тебя не стоит трогать?

– Туу-Тикки объяснила. Или Грен, не знаю. Кто-то объяснил. – Баки наклонил голову, улыбнулся. – Меня здесь словно в ладонях держат. Берегут. Но не сюсюкают. Никогда такого не было. Дома, если я плакал, рассчитывать мог только на подзатыльник. Ну, после того как родилась Бекка. Это моя сестра. Одна из трех.

– Я понимаю. Это магическое место, я в таких никогда до этого не был. Дом между жизнью и смертью. Новый опыт. Есть прямо сейчас что-то, что тебя пугает?

Баки задумался.

– Полная самостоятельность. Я хочу остаться здесь. Не насовсем, нет. Может, на год, на два. Я знаю, что я могу это сделать, мне говорили. Но все равно боюсь, что придется устраиваться самому.

– Что именно в этом страшного?

Баки молчал долго.

– Остаться со Стивом наедине. У меня нет того, чего он ждет. Я больше не тот человек. Я вообще не знаю, что я такое. Стив… Я люблю его, он мой брат. Ревнивый. Требовательный. Я… – Баки замялся. – Меня так мало. Куски, собранные на живую нитку. Но это мои куски. Если он будет слишком тянуть, все расползется.

– Он говорил, что ему нужен именно человек из прошлого, а не тот, кого он видит перед собой? Любым другим образом дал это понять?

– Стив… не понимает, что Зимний Солдат – это тоже я. У меня его воспоминания. Он убивал моими руками. Стиву кажется, что я могу просто отбросить это. Но я не могу. У меня его знания. Его опыт. Его страх. Его боль. Стиву кажется, что я просто выключил Зимнего Солдата. Он радуется, что его больше никто не сможет включить. Я тоже рад, но… Семьдесят лет! Господи, Стив как-то обмолвился, что Эшу зря не стер мне память о плене. Но это моя память! Это тоже я! Две трети моей жизни.

– Я понимаю, – Асахи помолчал. – Сейчас, вот прямо сегодня, ты еще не можешь начинать терапию. Нужно подождать пару месяцев. Набрать ресурс, укорениться в этой реальности. Чтобы у тебя была подушка позитивного прошлого, на которую ты можешь опереться. Потом первым делом нужно будет вообще создать точки опоры, на которых будет собрана твоя личность. Часть таких точек есть в твоем прошлом до плена, часть мы создадим заново. Сейчас и ближайшие два месяца – продолжай рисовать. Не обязательно то, что сказал Сефирот, можешь просто рисовать то, что тебе нравится. Любые каляки. И отслеживай свои желания. Любые, самые элементарные, просто обращай на них внимание и исполняй. Еще неделю или две у тебя возможны проблемы с общением, потом это пройдет. Это нормально.

– Хочу к кошкам, – улыбнулся Баки. – Тут есть приют для животных. Там кошки. С ними надо общаться. Куплю туда диван и буду с ними сидеть.

Он подергал нитку на запястье.

– У того, что сейчас со мной творится, есть название?

– Научное? – улыбнулся Кэнта. – Или вообще?

– Да мне все равно.

– Научное – это процесс адаптации. А Роджин сказал бы, что тебя вывернули наизнанку и теперь ты линяешь. Вообще если здоровый человек в течение одного года сменит место жительства, место работы и вступит в брак или разведется, то он уже будет на грани нервного срыва.

– Видимо, я крепкий, – хмыкнул Баки. – Знаешь, я первые недели здесь ходил чуть ли не вприпрыжку. Впервые за столько лет ничего не болит, можно ничего не бояться, и столько нового! До войны я всегда мечтал посмотреть, каким оно будет – будущее? Так радовался здесь. Только будущего оказалось слишком много. И оно не только в полетах на Луну. Оно еще и в головах. Люди – я их не понимаю. Совсем другие. Здесь, – Баки постучал пальцем по виску, – я осознаю, что это здорово. Что парни вроде меня могут не бояться полицейской облавы или того, что их до смерти забьют в подворотне. Что насильников вроде моего отца сажают. Но что-то внутри хочет убежать обратно. Туда. В прошлое.

– Где все известно и ты понимаешь законы и закономерности?

– Да. Где я знаю, от кого что ожидать. Как себя вести. Как определить того парня, с которым можно перемигнуться, чтобы подрочить друг другу по-быстрому. Как познакомиться с девушкой и развлечься с ней так, чтобы она поняла, что это просто танцы и кино. Где заработать денег. Как вытряхнуть очередные глупости из стивовой головы.

Асахи кивнул.

– Это нормально. Есть такой термин, он пришел из другой области знания, но применяется и в психологии – «зона комфорта». Это место в реальности, где нам все известно. Там, скорее всего, не слишком-то комфортно, но знакомо. Строение нашего мозга таково, что он крайне неохотно создает новые связи. Нам сложно выходить в новую реальность на уровне физиологии. А здесь место очень новое. Изменения должны быть даже в разговорном языке, насколько я понимаю?

– Да, большие. Туу-Тикки дала мне вот это, – Баки подцепил пальцем лошадиную голову. – Это магический переводчик. Он здорово помогает. Я сейчас читаю одну замечательную книгу. Только она написана в начале этого века. И на русском, я его не слишком хорошо знаю. Разговорный понимаю, литературный… – Баки помотал головой. – С переводчиком легче.

– У меня тоже такой есть, – кивнул Кэнта, – чтобы говорить с клиентом на его языке. Хорошо, тогда на сегодня закончим. Ты помнишь – рисовать и отслеживать свои желания. И так два месяца, начиная с сегодняшнего дня. Если хочешь спать – спи, если хочешь есть – ешь, если хочешь плакать – плачь.

– Спасибо, – сказал Баки. – Сколько стоит твоя работа? Как я могу заплатить? У меня только местные деньги.

– Двести долларов в час, тут ведь денежная единица доллары? Можно купить серебра на эту сумму и передавать мне.

– О, – сказал Баки. – Хорошо. Серебряные доллары или просто любое серебро?

– Не важно. Я работаю в другом мире, там серебряные доллары никого как редкость не интересуют.

– Я бы не хотел ждать два месяца, чтобы заплатить тебе за сегодняшний день, – произнес Баки. – Ненавижу копить долги. Я смогу как-нибудь передать тебе плату раньше?

– Я буду заниматься со Стивеном раз в неделю, можно передать с ним. Но вообще за знакомство я денег не беру.

– Ты работал. Слушал меня. Работа должна быть оплачена, – сообщил Баки.

========== Глава 28 ==========

Стив проводил взглядом спину Баки и повернулся к Роджину. Роджин ему не нравился, но Стив затолкал неприязнь поглубже.

За прошедшие две недели Стив почти убедил себя в том, что он в порядке. Он ничего не ломал, у него ничего не болело. А еще он все время забывал делать то, что велел Сефирот – рисовать себя. То и дело сбивался то на пейзажи, то на что-нибудь еще, и сейчас Стиву было стыдно в этом признаваться.

– Я тебе не нравлюсь, – констатировал Роджин, – почему?

Сефирот тихо фыркнул.

– Просто не нравишься, – буркнул Стив. Потом сообразил, что это невежливо: Роджин, назвавшийся драконом, не сделал и не сказал ему ничего плохого. Стив задумался и выдавил: – Ты не человек.

– Да, я дракон Хаоса. Тебе нравятся только люди?

Стив пожал плечами. Ему и люди-то нравились не особо. Кроме Баки.

– Тогда почему я тебе не нравлюсь?

– Я тебе не доверяю, – сказал Стив. – Еще можно договориться с людьми, а чего нужно нелюдям, понять невозможно.

Сефирот и Роджин переглянулись.

– В смысле – ты спрашивал, они отвечали, но было все равно непонятно?

– Зачем Туу-Тикки позвала тебя? – спросил Стив Сефирота. – Зачем ей это? Она не человек, не христианка, у нее нет представлений о помощи ближнему. Почему ты пришел? Я не понимаю.

– Прости? – Сефирот поднял брови. – Что ты имеешь в виду «нет представлений о помощи ближнему»?

– Только религия учит людей, что ближнему необходимо помогать бескорыстно. И все равно они все время ищут своей выгоды. Фейри не верят ни во что. Если они что-то делают – они делают это зачем-то. Не говорят, зачем. Не могу доверять.

У Стива напрочь вылетели из головы все разговоры с Греном и Денисом. Эшу он просто не верил. Все это было зачем-то, с далеко идущими целями. Какая-то сложная многоходовка.

Сефирот и Роджин переглянулись еще раз.

– Религия? – в голосе дракона было что-то еще более неприятное. – Ты это серьезно, Стивен Роджерс?

У Стива появилось ощущение, что он совершает какую-то фатальную, непоправимую ошибку. Он прикусил губу. Ему отчаянно не хватало Баки. Его умения выходить из сложных ситуаций.

– Стивен, – Сефирот говорил гораздо мягче. – Тебя здесь обидели? Кто-то из хозяев дома отказал тебе в просьбе о помощи?

Роджерс помотал головой.

– Кто-то из нелюдей, с кем ты встречался раньше, причинил тебе вред больший, чем люди?

Стив посмотрел на него распахнувшимися глазами.

– Локи… – начал он, и задумался.

Локи во всей истории с читаури своими руками не убил ни одного человека. А непосредственно Стиву и вовсе не причинил никакого вреда. Но он открыл портал для читаури, которые разрушили половину Манхэттена. Были, конечно, еще Красный Череп и Зола – но они были люди, по крайней мере, изначально. Тот же Локи даже не лгал впрямую, в отличие от Фьюри, Пирса и Рамлоу. Не притворялся другом, никогда. Отделил себя от людей и не делал вид, что желает кому-то добра.

А потом он стал Эшу.

– Люди причиняли тебе вред, без повода с твоей стороны? – продолжил Сефирот.

– Да, – пожал плечами Роджерс. – Но…

Он запнулся, не представляя, что сказать.

– Продолжай, – мягко предложил Сефирот.

– Людей я могу понять, – сказал Стив. – Не простить, нет, но понять.

Он ссутулился, уставился в пол.

– Господи, – выдохнул он. – Я не могу понять того, что нелюди человечнее людей?

– Нелюди определенно не человечнее, – сказал Роджин, – мы просто другие.

– А как ты думаешь, Стивен? – продолжил Сефирот. – Понять или согласиться с этим?

– А разве есть разница? – поднял голову Роджерс.

– Конечно, – Сефирот кивнул. – Представь себе, что отчим сексуально использует несовершеннолетнюю падчерицу. Я могу понять, почему он это делает, какие механизмы работают в его психике. Но согласиться с этим – увы, не в моих силах.

Стив передернулся от примера.

– Может, я потому и не могу согласиться, что не понимаю, – сказал он. – Эшу притащил нас сюда и оставил, потому что решил, что за нами тянется дурная смерть. Я дергаюсь на землетрясения – это она? На то, что собака Дениса умирает от старости – это она? Как узнать? Как проверить? Как я могу опираться на то, чего даже увидеть не могу?

– Для чего тебе знать, она это или нет? – удивился Роджин. – В этом доме она в любом случае до вас не доберется.

– Почему? Что тут такого особенного? Фейри не бессмертны.

– Гм! – сказал Сефирот.

– Э… – Роджин почесал за ухом. – Тебе говорили, кем и с какой целью создан этот дом?

– Нет. Я не спрашивал. Что-то про Дорогу, только я не понял, что это. Другие миры, что-то вроде этого.

– Чтобы не вдаваться в экскурс по структуре Мироздания… – Роджин потер переносицу. – Есть, гм… группа лиц, обладающих опытом, знаниями и некоторыми способностями. Они в прошлом пережили сложный опыт и сделали из него определенные выводы. Частью этих выводов стало создание вот таких домов, это третий из них. В эту группу лиц входит персонификация Смерти, он защитил это место.

Стив в недоумении смотрел на него.

– Смерть создал защиту от самого себя?

– Не совсем, – Роджин подумал пару секунд. – Я не в курсе твоих религиозных воззрений, но вообще есть то, что должно быть, уместно, естественно, а есть искажения. Искажения возникают по разным причинам. А, вспомнил! – дракон щелкнул пальцами. – Например, если люди массово о чем-то неверно думают. Получается довольно сильная энергетическая структура, но кривая и голодная. Вот так и со Смертью – есть истинная Смерть, даже две, а в вашем мире кто-то присвоил себе право на то, чтобы решать судьбы мира и забирать чужие жизни. И люди пошли за ним, получилось вот это. То, что шло за вами.

Стив растерянно моргал.

– Но… истинная Смерть – это… – он замялся, подбирая слова. – Очень мощная сила. Тогда я не понимаю, что такого в нас с Баки. Мы суперсолдаты, но здесь это никому не интересно. Любой боевой киборг сильнее нас. Зачем нам помогать?

– Зачем или для чего? – уточнил Сефирот.

– Зачем, для чего – без разницы. Все эти хлопоты, то, что Эшу сделал с ГИДРой, то, что леди Наари сделала для Баки… Я не понимаю. Я рад, но у меня в голове не укладывается. В этих масштабах ни он, ни я ничего не значим.

– Имена Гермес и Аполлон тебе что-то говорят? – спросил Роджин.

– Языческие боги. Греческие. Гермес – покровитель воров и торговли. Аполлон – покровитель изящных искусств.

– Примерно так, но этого пока хватит. Гермес просил за Джеймса Бьюкенена Барнса, Аполлон – за тебя, – сказал Роджин. – Вы посвящены этим богам, они в вас заинтересованы.

– Что?! – Роджерс подался вперед. – Как?!

У него не было слов. Как он, ирландский католик, крещенный, катехизированный, может быть посвящен несуществующему языческому богу?!

– Я не знаю, как и когда это произошло, судя по всему, очень давно, – пожал плечами Роджин. – Но это так. За тобой стоит Волк Аполлона, за Джеймсом – Змеи Гермеса.

– Я крешен, – выдавил Стив. – Баки тоже. Мы в церковь ходили до войны каждую неделю!

– Роджин, это не слишком? – тихо спросил Сефирот.

– Я что сделаю? – так же тихо огрызнулся дракон и сказал уже громче. – И что? Христианство младше лет на пятьсот.

Стив запустил руки в волосы, подергал, поднял голову.

– Значит, они настоящие?

– Аполлон и Гермес? Вполне. Не совсем то, что о них думают люди, но вполне, – кивнул Роджин. – Аполлон мне нравится.

– Солнечный лучник, – пробормотал Стив. – Но ведь снайпер – Баки.

– И разделяющий – тоже он. Снайпер – это не только про стрельбу из огнестрельного оружия. Равно как и лук со стрелами – не только про убийство.

– Гермес все время творил всякие каверзы Аполлону, – припомнил Стив.

– Ну, не все время и не только ему, – хмыкнул Роджин. – В любом случае, личные отношения древних на вас распространяться не обязаны. И вы им следовать не обязаны. Сейчас это не важно. Меня гораздо больше интересует, как сделать то, для чего леди Туу позвала Сефирота.

Стив вопросительно посмотрел на него.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Сефирот. – Ты рисовал?

Стив отвел взгляд.

– Мало, – выдавил он. Оправдание, с его точки зрения, звучало глупо, но он сказал: – Меня как будто все время уводило не туда. Пейзажи…

– Все нормально, – ободрил Сефирот. – Есть такая штука в психике, называется «сопротивление». Когда надо сделать что-то, а в результате занимаешься чем угодно, только не этим. Тебе не нравится думать о том, что у тебя что-то не в порядке?

– Да, – твердо ответил Стив. – Мне есть с чем сравнивать.

– Я понимаю, – кивнул Сефирот. – Ты уверен, что на самом деле все в порядке, в смысле, с тобой и твоим телом? Вот на самом деле?

Стив отвел взгляд. И выдавил:

– Я все время боюсь, что опять стану… прежним. Дохляком-астматиком в пять футов ростом и весом в девяносто фунтов.

– Прежним ты точно не будешь, нет такой вероятностной ветки, – сказал Роджин.

– Я не знаю, что такое «вероятностная ветка», – сказал Роджерс.

Часть напряжения оставила его.

– Это когда событие может развиваться по-разному, – объяснил Роджин, – вот возвращения к прежней физиологии и физической форме в этом разнообразии нет.

Стив кивнул.

– Тогда я просто не понимаю, что со мной может быть не так.

– Эксперимент? – предложил дракон.

– Какой? – спросил Роджерс.

– На то, как ты живешь в этом теле.

– Хорошо, – Стив пожал плечами. – Что мне нужно сделать?

– Я верно понял, что ты после эксперимента резко стал выше, тяжелее, здоровее, быстрее и далее по списку? – уточнил Роджин.

– Да, – кивнул Стив.

– Насколько выше?

– Был пять футов один дюйм. Чуть ниже Туу-Тикки. Стал – как сейчас.

– Угу, встань, пожалуйста, – попросил дракон.

Сефирот наблюдал с интересом.

Роджерс поднялся, расправил плечи. С досадой посмотрел на свои босые ноги. Здесь были теплые полы, но ходить босиком ему все равно не нравилось.

– Посмотри по сторонам, это привычный угол обзора?

Стив огляделся.

– Ну… да. Я привык за несколько лет.

– За несколько лет, но привык, – Роджин посмотрел в сторону, на безмолвно парящих домовых духов. – Принесите что-нибудь, что выдержит вес Стивена Роджерса, и высотой сорок сантиметров.

Духи тут же приволокли со двора колоду для рубки дров, обмахнули ее от щепок и застелили какой-то тканью.

– Поднимись на нее, – предложил дракон. – Осмотрись, как тебе угол обзора?

Стив легко встал на колоду.

– Непривычно, – сказал он.

– Слишком высоко?

– Да.

– В норме люди прорастают эти сорок сантиметров лет за десять, их психика, равновесие, нервная система адаптируется. Ты вырос быстрее, чем за час. И несколько лет привыкал к углу обзора. Наверняка есть проблемы с мелкой моторикой?

– До сих пор ломаю карандаши, – признался Стив. – Хорошо, что Туу-Тикки нашла для меня чашку с толстыми стенками. Стекло просто лопается в руках. Даже удивляюсь, что тут я еще ни разу не рвал одежду. Что до сих пор не раздавил телефон.

– Это нормально, – пожал плечами дракон.

– Стивен, ты не болен вообще-то, – вставил Сефирот. – Ты здоров. Просто Роджин же сказал – десять лет и час. Есть же разница.

– Баки же как-то справляется. А его тоже изменяли.

– Тоже вырос на сорок сантиметров? – уточнил Сефирот.

– На десять, – Стив перевел дюймы в сантиметры. – И прибавил фунтов тридцать веса.