Текст книги "Подарок к Рождеству (СИ)"

Автор книги: Pale Fire

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)

Стив лежал на земле и слушал все вокруг. Так странно… Лес такой загадочный и интересный. Он ни на секунду не замолкает, шумит на своем языке, обсуждает вторгшихся, пусть и с благими намерениями, людей. Стив до армии никогда не видел леса, на войне было не до него. Но вот он, рядом, вокруг. Живет.

– …в конце концов все лиственные породы выпадают из сообщества, а на их месте поднимается хвойный лес. Вот и получается, что в регионах севернее нашего тонкая хрупкая береза сама выращивает и укрывает свою же погибель.

Лекс. Он просто помешан на лесе, говорит без умолку все то время, что не копает. И его слушают, интересно же рассказывает.

– Все как у людей, – незнакомый голос.

– Э, нет, это у людей все, как у природы. Ты вот знаешь, что… – голоса удалялись в сторону.

– Па-адъем! – бодро над ухом.

– А?

– Уснул! – Баки радостно улыбался из-под козырька бейсболки. – Вперед, к лопатам, мелкий.

– Работа – не волк, мне рассказывали, – Стив прикрыл глаза ладонью.

– Не убежит, да. Но поэтому ее, окаянную, делать и надо. Если что, это окончание пословицы.

– Работа не волк, пирожка не предложит, – Бран взял свою лопату. – Туу-Тикки так говорит. Я не понимаю.

Баки задумался.

– Это две склеенные пословицы, – объяснил он. – Про работа не волк и про голод не тетка.

– Не вижу в этом смысла, – Стив отгреб лопатой листья и вонзил ее в землю. – Надо было брать больше еды.

– Что, не дотерпишь до ужина? – спросил Баки. – Тренировок на голод не было?

– Боевой киборг при выполнении боевой задачи способен утратить до тридцати процентов массы тела без потери боевых качеств, – сообщил Бран.

– Поэтому вы с Денисом тощие? – удивился Баки.

– Такой фенотип, – лопата Брана вгрызлась в грунт. – При бóльшей массе тела возрастают расходы на ее поддержание, а кпд не меняется.

– Не было, – подтвердил Стив. – Я с самой сыворотки ем, как не в себя. Голодать приходилось вместе со всеми, но если есть еда, то зачем себе в ней отказывать?

Баки еще и голодать заставляли. Ну то есть Зимнего. И для чего? Чтоб было? Или позарез понадобилось узнать, как быстро окочурится, если его не кормить, суперсолдат с суточной потребностью в шесть тысяч килокалорий? А при ранении – и все десять. Сволочи.

Стив с силой вогнал лопату в землю. Удавил бы по второму разу, гадов, если б мог достать.

– Стив, береги лопату, – предупредил Баки. – Запасных больше нет, я смотрел.

Деревья сажали до самых сумерек. От опушки к трассе добирались уже в темноте, подсвечивая дорогу фонариками. Конрад предложил подкинуть их до Сансета, чтобы не ждать, пока за ними приедут. Бран согласился сразу за всех и позвонил Грену, чтобы предупредить.

По дороге Бран обсуждал с Конрадом волонтерские проекты в заказниках, скорость роста разных видов деревьев, проблемы высадки хвойных в предгорьях, лесные пожары и прочие увлекательные темы. Стив еще ни разу не слышал, чтобы Бран столько говорил. Про лесные пожары он сделал себе заметку: они случались не каждый год, но бывали, и там тоже нужны волонтеры. И спасатели нужны. Чем не профессия? Беречь разом и людей, и лес.

На углу Квинтара-стрит и двадцать второй авеню Конрад высадил своих пассажиров и распрощался до следующего раза. Баки огляделся.

– Мексиканский ресторан, – ткнул он в вывеску. – Зайдем? Мне нравится мексиканская кухня.

– Зайдем, – согласился Бран. – Я люблю чуррос. Мне нравится, что мексиканские сладости одновременно сладкие и острые.

– Давайте, – кивнул Стив.

В заведении негромко играла музыка и везде висели сомбреро, яркие коврики и початки кукурузы. Пока готовили их заказ, Баки грыз хлебные палочки и рассуждал:

– Хочу попробовать все национальные кухни, которые есть в этом городе.

– Польский ресторан на восемнадцатой закрылся, – предупредил Бран. – Мне не понравилось. Туу-Тикки говорила, что открылся чешский. Но надо, чтобы ее туда отвезли. Она любит пиво. Не сможет вести машину пьяная.

Стив хмыкнул. Если бы он обхватил Туу-Тикки двумя руками за талию, то смог бы сомкнуть пальцы. Вот уж кто не похож на любительницу пива.

– Такси – неплохой вариант, – заметил Баки. – Я все равно должен ей один выход куда-нибудь.

– За что? – спросил Стив.

От обилия цвета и запахов у Стива случилась резкая передозировка ощущениями. Все яркое и горячее даже на вид. Стив украдкой потрогал плетеную салфетку, на которую должны были поставить заказ.

– За один полезный разговор поздно вечером, – ответил Баки.

Принесли горячее, и он накинулся на еду, запивая говядину с бобами и кукурузой светлым пивом. Бран неспешно ел чили кон карне. Стив решил начать с более привычного – с бифштексов. Порции здесь были большие, но все же недостаточно большие.

Кажется, официанты снова удивились количеству заказанного. Стив привык к этому удивлению. Современных идей насчет диет и здорового питания он не понимал. Да и не с его метаболизмом и нагрузками было беспокоиться о фигуре.

Покончив с острым пудингом и таким же острым шоколадом, Баки потянулся за телефоном. Позвонил Грену, попросил забрать их. Сунул в карман чек, предварительно изучив его.

– Забавно, что чаевые включены в счет, – заметил он. – Раньше было проще.

– Раньше мы не могли позволить себе поход в ресторан, – напомнил Стив.

Бран промолчал. Баки подозревал, что он тоже мог бы порассказать малоприятного про свое «раньше».

Они вышли на улицу. Баки с удовольствием вдохнул прохладный соленый воздух. Он отошел к табличке с надписью «Место для курения» и достал полупустую пачку.

– Хороший день, – сказал Бран. – Извини, что угрожал тебе, – обратился он к Стиву.

– Тикки вразумила? – спросил Баки.

– Да. Она умная. Справедливая. Любит живое. Особенно растения.

Баки подумал, что для Брана, с его талантом, последнее должно быть особенно важно.

– А как ты здесь оказался? – спросил он. – В ситтине?

– Денис вытащил меня на позапрошлый Самайн, – ответил Бран. – Согрел. Накормил. Дал имя. Предложил остаться. Я остался.

– У тебя даже имени не было? – изумился Стив.

– Только клички. «Жестянка», «кукла», «рыжая жопа». Еще серийный номер, но люди не запоминают серийные номера. Слишком много символов. «Бран» – это «ворон» по-ирландски. Мне нравится. Есть сад. Растения в доме. В мою комнату никто не заходит. Я повесил гамак в саду. – Бран говорил спокойно и немного мечтательно. – Ко мне никто не прикасается, если я этого не хочу. У всех спокойные голоса. Туу-Тикки варит для меня айвовое варенье, хотя в саду нет айвы. – Он повернулся к Баки. – А еще у меня есть будущее. Я хочу сажать сады. И я буду сажать сады.

Ситтин, подумал Стив, такой же приют, как тот, где они с Баки берут себе котов. Только для кого-то он в итоге стал домом. А то, что говорил Бран о прикосновениях и личной территории… Стив очень надеялся, что те твари получили по заслугам.

– Стив, лицо проще сделай, – сказал ему Баки, понизив голос. – Уверен, за пацана уже додали всем.

– Надеюсь.

– А я уверен. Эти фейри своих в обиду не дают.

Продолжать разговор Стив не стал. Эта беда уже миновала. Бран нашел свое место и дом. А ему, Стивену, бы пора начать избавляться от Капитана Америка в своей мимике. «Лицо проще», надо же.

Почему-то представилась шишка. Большая, с длинными вытянутыми светло-коричневыми чешуями шишка. Вроде той, что Беннер когда-то вынимал из Тора. Господи, только бы Эшу не считался членом семьи!

– Мне вот интересно, – Баки вошел в комнату Стива, встряхивая влажными после душа волосами, – они такие мудрые, потому что фейри или потому что просто старые?

Стив оторвал взгляд от книги.

– Тебе тоже достался интересный разговор? – спросил он.

– Я сам напросился, – Баки плюхнулся на кровать и раскинул конечности. – Заберем завтра котов?

– Нужна машина.

– Я договорился с Денисом.

– А не получится. Мне звонила Тая. Анаконду привозят завтра к десяти. Сколько продлится операция, неясно, а мы будем нужны и до, и после.

– Да? Вот черт. Ну ладно. Придумаю что-нибудь. Двести килограммов змеи, надо же. Использование суперсолдат в мирных целях. Хотя грузчиком я уже работал. – Баки перевернулся набок. – Знаешь, смешно. У меня в первые дни было ощущение, что я попал в волшебную сказку. Не думал, что в сказках случается такая бытовуха. Ты вот лопату сломал. Мы с Туу-Тикки вчера спорили – закупаться кошачьими консервами на две недели, как я планировал, или на месяц, потому что скидка и сизалевый мячик в подарок. Мне надо купить бумажник – дали скидочную карту в «Наши звери», уже три карты, некуда положить. Нужна своя машина, но куда ее ставить? В гараже три машины и байк. И прав у меня пока нет, надо искать курсы вождения. Это при том, что вообще-то я умею водить почти все, что движется.

– Права получим со временем, паспорта же нам сделали, а тут самим надо. Я по байку скучаю, – признался Стив, закрыв книгу и придерживая пальцем место, где читал. – Велосипед тоже здорово, но скорость…

– При случае поищу, – Баки глянул на обложку стивовой книги. – Ты все еще мусолишь это пособие для подростков? Или наизусть учишь?

– Это другое, для мальчишек. Алька одолжил. Говорит, ему все это и так уже объяснили.

– Дашь почитать потом.

Баки вздохнул и забрал у Стива книгу. Дотянулся и положил ее на тумбочку. Поворочался, устроил голову у Стива на коленях.

– Странное ощущение, – сказал он. – Как будто я уплываю на корабле – вот берег был совсем рядом, перепрыгнуть можно, но он все дальше, меньше. Уже не видны детали, и совсем неважно, что там осталось. Как отрезало. Прошлое… Столько его было, и такое дерьмовое, но как будто уже не имеет значения. Только то, что началось здесь. Я пришел в ситтин – и меня оценивают не по тому, что было до ситтина, а только по тому, что здесь. Причем ведь я пока в Бухаресте жил, там тоже никто точно не знал, кто я и откуда, но придумывали что-то, шептались. А тут и не придумывают. Как будто это вообще ни на что не влияет.

– Я вспоминаю иногда. Пробежки с Сэмом, пикировки, а то и ругань с Тони, то, какой спокойный и собранный всегда Беннер, Наташу. Про нее помню, что рыжая. Но их редко, чаще Бруклин, нас с тобой. Войну и миссии – забыть не выходит, но я стараюсь отойти от этого. Старый рваный чемодан таскать с собой… глупо. Я и так поедом себя ем порой за то, что где-то не успел или не доглядел. Ты меня знаешь. Так что теперь ты, коты, учеба… никаких драк. – Стив помолчал. – Нас в этом доме принимают полностью, да. Мне Грен несколько раз говорил, что важны мы целиком, а то, что мы выжили в Мидгарде – вообще чудо.

– Забавно, – улыбнулся Баки. – Ты идешь к Грену, а я – к Туу-Тикки. Мне иногда кажется, что она все про меня знает – ну, про Мидгард. Только для нее это не имеет значения.

– Не имеет, Бак. Для них – нет. Но они знают про нас все, даже больше, чем знали в Мидгарде. Грен… у него не только твое дело есть, у него все файлы по проекту «Зимний Солдат». Этих документов не было в слитых Романофф, там все. Абсолютно. Баки?

Барнс сел, отодвинулся от Стива, ссутулился.

– Они что, святые? – глухо выговорил он. – Блаженные? Как они вообще могут иметь со мной дело, если знают?

А еще Баки не понимал, почему в них нет этой унижающей жалости. Стив ведь и то от нее не удерживался. Вот только Баки было совершенно не нужно, чтобы его жалели. В жалости не было никакого смысла. Сейчас. Тогда – да. Но как раз тогда, когда ему было отчаянно нужно, чтобы его хоть кто-нибудь хоть на мгновение пожалел, он получал только холодную прагматичную безжалостность экспериментаторов.

– Не читай эти файлы, Стив, – попросил Баки. – Какая теперь-то разница, что в них? Только душу растравишь.

– Иди сюда, – Стив притянул его к себе. – Я уже прочел. Сразу, как получил от Грена. И знаешь, если б я мог, я бы самолично удавил бы этих сволочей еще в колыбелях за все мучения, пережитые вами обоими. Они ломали тебя и получили Зимнего, а он прикрыл тебя. Спас. Ставшие для него нормой боль и пытки убили бы тебя. Я благодарен Зимнему за тебя. Мне жаль вас обоих. Там видео есть… Перед обнулением. Его сажают в кресло, и у него такое лицо… Боже, Бак, как же он не хотел в это кресло! Там мужики были, я их по «Страйку» помню, они отворачивались. И никто ничего не делал. Чем же эта сучья ГИДРа держала всех, а?

Баки затрясло, как от сильного холода. О, он помнил это кресло. И ощущение безнадежности. Голгофу Зимнего, на которую он поднимался раз за разом, и вовсе не для того, чтобы искупить чьи-то грехи. Господи, как хотелось вернуться туда, разгромить зал с креслом и криокамерой, увести оттуда Зимнего Солдата…

«А ведь я и увел, – подумал Баки. – Стив разбудил меня, и я увел нас из этого ада. Мы больше не вернемся. Зимний бы не смог уйти сам, он просто не умел жить среди людей. Но я-то умею, и я жив. Мы живы».

– Идеологическая накачка, деньги, круговая порука, – ответил Баки немного погодя. Его понемногу отпускало. – Конечно, они ничего не делали. Зимний Солдат – вещь. Кто жалеет вещи? Их используют. Чинят по мере необходимости. Обнуление – это как почистить кэш компьютера от накопившегося мусора. Кому жалко систему, когда из нее стирают лишние файлы? Как там Туу-Тикки говорила? Дегуманизация. Вот что это такое.

– Вещь… Да даже если и такое отношение, но зачем пытки? Если постоянно бить собаку, она в конце концов укусит. А они именно это и делали – живое и чувствующее существо пытали год за годом. – Стив не стал уточнять, что знает о побегах и чем они заканчивались. – Он встал между тобой и всем тем ужасом, который с тобой творили, и я ему благодарен. Ты бы не выжил без него. Грен говорит, Зимним сейчас движет удивление. Солдат, оказывается, общался со всеми, кроме меня.

– Еще бы он стал с тобой общаться, – выдавил Баки. – Ты его последнее задание. Последнее обнуление было из-за того, что я почти проснулся, а Солдата всегда обнуляли, когда это случалось. Ты ему плечо вывихнул. Он не выполнил задание, понимаешь? Думаешь, его не наказывали за ошибки? Ты сам говоришь, что читал файлы.

Он закурил, глубоко затянулся, смял пустую пачку.

– Удивление … Может быть. Не знаю. Когда есть он – нет меня. Когда есть я – нет его. И что-то со всем этим надо делать, пока я окончательно не съехал с катушек. Знаешь, я сначала – ну, когда уже оказался здесь – помнил все, что помнил Зимний Солдат. Все те годы. Все миссии, эксперименты, тренировки – все, что не было стерто обнулением. А сейчас он приходит – и у меня нет доступа к этой части памяти. Меня это пугает.

– Да, от меня у Зимнего одни проблемы, – кивнул Стив. – Я ведь и к Грену пошел с вопросом, что делать, вдруг Зимний сорвется… Он меня немного успокоил.

– Зимний убивал без приказа только тех, кто над ним издевался. Вот знаешь, не эксперимент ставил с целью добиться результата, не наказывал на ошибки, потому что таков регламент, а удовольствие получал. Калечил – было. Сам знаешь – суперсолдат отмахнется, а у человека кости ломаются. Помнишь, я тебе говорил, что убил всех, кто меня трахал? Зимний убил. Всех запомнил. И ведь не за сам секс как таковой – что ему тот секс? Его вскрывали без наркоза. Один раз половину печени удалили наживую, чтобы проверить, восстановится ли. Он их за комментарии убил. За все эти словечки и матерки в процессе.

Баки раздавил погасший окурок в пепельнице. Забавно: два месяца назад он говорил Стиву, что сам убил всех тех людей. Ну, по крайней мере, он помнил, как делал это. Но помнил отстраненно, без эмоций. Однако убивал их все-таки не Баки Барнс. Баки себя знал – он бы свихнулся, если бы его вот так планомерно и постоянно насиловали. Что-нибудь сделал бы с собой. Не смог бы с этим жить. Зато Зимний Солдат – мог. Объект насилия и мститель одновременно. Ведь действительно прикрыл. Как будто все, что с какого-то момента творили с Баки, делало Зимнего только крепче. Он набирал силы, пока Баки Барнс не скрылся совсем. ГИДРа думала – его больше нет. Но он был где-то там, за равнодушной покорностью и послушанием Зимнего Солдата, за его терпением, его стойкостью.

Вот только тело у них одно на двоих, и телесный ужас Зимнего перед креслом и криокамерой был и ужасом Баки тоже. Он переплавился в почти паническую реакцию на запахи дезинфекции и медикаментов в ветеринарной клинике, он наверняка, как и предупреждал Эшу, даст о себе знать непредсказуемой реакцией у любого врача.

В клинике Баки спасало то, что пахло еще и животными – резкая вонь кошачьей мочи, запах псины, сухой аромат рептилий были очень слабыми, но они были. Там, где ГИДРа обрабатывала Зимнего Солдата, животных не случалось. Может быть, запахи зверей вообще его успокаивали. Тот хлев был вполне уютным местечком. А здесь Баста, которая кусает за пальцы. Жаль, сам Баки этого не помнит.

Воспоминание всплыло внезапно: он сидит у камина на овчине, смотрит в огонь и чешет кошке шею, а она обхватывает его передними лапами за запястье и прикусывает пальцы – осторожно, даже нежно. Пальцы левой руки. Затопляющее удивление – он чувствует этими пальцами?

Баки моргнул. Значит, Зимний Солдат может поделиться воспоминаниями, если его… попросить?

Стив что-то говорил, но Баки слишком глубоко задумался.

– Извини, Стиви, – отозвался он на очередной вопрос. – Прослушал. И не держи меня так крепко. Не сбегу. Во сколько нас завтра ждут?

– В десять.

– Угу.

Барнс глубоко вздохнул и заставил себя расслабить мышцы. Что-то там Роджерс говорил про пытки. Баки не чувствовал ни малейшего желания объяснять, что пытками-то это и не было. Эксперименты. Никто же не говорит, что исследователи пытают подопытных животных. Они их изучают. Вот и его… изучали. Дрессировали. Натаскивали. Пытками было то, что делал Зола там, в Аззано. Потому что Зола-то точно знал, что его объект – человек. Живой и чувствующий. Для последователей Золы Баки Барнс человеком уже не был. Просто безымянный номер. Потом, когда закончилась первоначальная кодировка и промывание мозгов – Агент. Они даже не давали ему миссий, пока не стало ясно, что прочие не выдерживают обработку сывороткой. Умирают. А может, сменилось руководство? Баки не знал, а Зимнему Солдату это не было интересно. Можно покопаться в файлах, привязать события к датам, но зачем? Теперь это уже не имеет никакого значения.

Баки пошевелился, высвобождаясь из стивовых объятий.

– Пойду пройдусь, – сообщил он. – Не жди меня, ложись. Хорошей ночи.

========== Глава 37 ==========

Баки ночевать не пришел. Стив надеялся, конечно, но чувствовал, что тому нужно побыть одному и переварить узнанное. День, начавшийся так спокойно и радостно, закончился тяжелым разговором. И сколько их еще будет, можно только догадываться.

Пробежка, завтрак. Денис гуляет с Тимуром, Туу-Тикки у себя в кабинете. Стив вернул ей одну из взятых ранее книг, которую они с Баки уже дочитали, отказался от следующей. Барнса Стив нашел на кухне, сел за стол рядом, сделав себе какао. Он пристрастился к нему не меньше, чем сам Баки к кофе c пряностями.

– Вот не лень же тебе бегать каждый день еще до рассвета, – после бессонной ночи Баки был ворчлив. – Сыро, холодно, темно.

– А мне нравится. Я привык, не побегаю – как больной весь день.

Стив поставил кружку на стол.

– Тебе принести чего-нибудь? Я за орехами.

– Нет, – Баки мотнул головой и встал налить себе еще кофе. – Я не спал – и есть не хочу. Спать, правда, не хочу тоже.

Стив кивнул, подошел к другу, обнял крепко и быстро, желая поддержать, ушел в кладовку. Вернулся не один – впереди него шла Баста, уселась на стул рядом с Баки. Стив же раздумывал, где та граница, за которой он уже навязывается со своей заботой.

– Проголодаешься – сходим в «Тетку Фишер», возле клиники, там европейская кухня, много и вкусно.

– Еврейская там кухня, а не европейская, – заметил Баки. – Причем не израильская, а ашкенази. Хотя все равно интересно.

После бессонной ночи хотелось говорить глупости. Обсуждать какую-нибудь чушь.

– Как твои динозаврики? – спросил Баки. – И шарики эти?

– О-о-о! – рассмеялся Стив, роняя орех и снова фыркая. – Динозаврики старательно падают, но уже не все и не так часто. И линии становятся прямее. А с шариками вообще здорово. Правда, мелкие, если уронишь – ищешь потом по полу на коленках. Хочешь попробовать?

– Не хочу, – фыркнул Баки. – И что тебе мешает попросить духов найти шарики? Так хочется поползать по полу?

– Да я как-то сам привык, – пожал плечами Стив. – Если честно, я еще ни разу не просил духов что-то сделать для меня.

– Стив, это глупо. Твои социалистические взгляды на прислугу на духов распространяться не могут. Они не люди и вообще не живые. Или тебе настолько нечем заняться?

– Бак, да я… Да я как-то вообще не думал, – Стив прищурился, допил какао. – Нет привычки, что ли. Мои взгляды тут вообще не при чем. Я и слово-то это уже забыл, пока ты не напомнил.

– Ну так привыкай. На ближайшее время это и наш дом тоже. – Баки хмыкнул. – Я вот уже приказал не наводить у меня порядок без запроса.

Стив упрямо сжал губы, Баки фыркнул и с интересом уставился на него.

– Сахарницу, пожалуйста, – попросил Стив.

Коричневая, керамическая, она тихонько звякнула крышечкой, появившись перед Стивом.

– Вот видишь, Стиви. Не страшно и не больно. И посуду не надо мыть.

Стив заглянул внутрь.

– Сахар все равно коричневый.

– Туу-Тикки другого не держит, – объяснил Баки. – При том, что сама сахара не ест. Знаешь, мне страшно не хватает наручных часов. Смотреть время на телефоне дико неудобно.

– Можно устроить набег на город за часами, – предложил Стив, доставая кусочек сахара. – Посмотреть, где выбор больше или, наоборот, интересные магазины с чем-то эдаким. Я как-то видел часы с шестью циферблатами.

– Это уже перебор, – Баки потянул из кармана мобильник. – Не пора ли нам? Змея ждет. Никогда не хватал за бока живую анаконду. Интересно, она скользкая?

Змея оказалась гладкой, словно отполированной, чешуя явственно отсвечивала зеленым, а сама анаконда вяло высовывала язык, принюхиваясь. На операцию их не оставили, попросив побродить по округе пару часов.

Ожидание скрасили коты. Баки снова вооружился брызгалкой, Стив приглашал к общению полосатого кота. Рядом со Стивом на спинке дивана сидел кот Барон, щуря круглые желтые глаза и топорща белые усы. Он громко мурлыкал и позволял себя гладить. Зашли и к собакам. Стив принес им несколько канатов для перетягивания разной длины и толщины.

За работу с анакондой Тая им заплатила. На стивово возмущение ответила, что все равно пришлось бы нанимать кого-нибудь.

– Вот и наши первые деньги здесь, – Баки повертел купюры в руках, разглядывая, и сунул в задний карман.

– Ага. Потрачу на что-нибудь нужное и ненужное.

– Вроде бы обошелся бы, но хочется?

– Точно. А оставшееся – на черный день.

– Твое убийственно серьезное лицо…

Стив рассмеялся.

– Идем обедать, Бак, я уже проголодался.

Вот и первые заработанные деньги, размышлял за едой Баки. Небольшие и случайные, но все же деньги. Полученные, кстати, совсем не за те актуальные навыки, что выписаны в блокнот. Надо бы поговорить с Денисом про лошадей. Он упоминал что работал там, на конюшне. Может, тоже вариант. Стоит попробовать.

Но забавно. Когда-то, лет в шестнадцать, Баки думал, что люди, у которых уже есть много денег, не работают. Зачем? У них и так всего вдоволь. К восемнадцати он осознал, что есть люди, которым денег никогда не бывает достаточно. В двадцать семь встретил Говарда Старка, для которого деньги были просто побочным продуктом других увлекательных занятий. Сейчас у Барнса было много денег, но он все равно хотел работу. Хоть какую-то. Жить в ситтине на всем готовом на положении Альки Баки оказался не готов. Не то воспитание.

– Подарки, – неожиданно сказал Стив, до сих пор жевавший молча. – Для всех. Ума не приложу, что дарить Грену.

– Только не ножи! – отрезал Баки. – Этого добра у него полный ящик.

– Что тогда? У тебя есть идеи?

– Можно украшения. Браслет или что-то вроде. Сейчас разные есть. Или серьги. Кольца не стоит – мы не знаем его размера.

– Ювелирку? – с сомнением спросил Стив.

– Слишком пафосно. Просто что-нибудь красивое.

– Ок. Альке?

– Альбом по современной архитектуре.

– Денису?

– Экзотические сладости.

– Туу-Тикки?

– Табак. Беспроигрышный вариант. В пряже и книгах мы не разбираемся, но я помню, какую марку она курит.

– Остается Бран.

– Семена или саженцы. Или какую-нибудь экзотику в горшке. – Баки подписал счет и посмотрел на Стива. – Стив, а ведь это получаются ритуальные дары или что-то вроде.

Роджерс в задумчивости кивнул.

– Официальное заявление? – уточнил он. – Хотел бы я знать, что входит в наши обязанности как членов семьи.

– Спросим. Когда поедем?

– Сначала коты, я думаю, – сказал Стив. – Сможешь договориться с Денисом на завтра?

– Завтра у него смена. С кем-нибудь еще договорюсь.

Вечером Стив ушел в комнату раньше, чем обычно. Переставил местами несколько фигурок, попросил духа найти закатившиеся шарики. Как оказалось, потеряно было больше, чем Стив помнил: девятнадцать, а не пятнадцать. Он слепил из них полотно шесть на три, оставшийся прилепил снизу.

Достав альбом на пружине и пару карандашей, Стив упал на кровать, аккуратно расположив альбом под рукой. Он и не думал, что, начав читать, потянется рисовать. В набросках, в незавершенных линиях, в штрихах угадывались двое мужчин и кто-то чуждый и большой. Страшный. Но эти парни, изображенные то поодиночке, то вместе или втроем с чужаком, считали иначе. Иначе бросили б его в той пирамиде, а не ломились наугад с мыслью «это наш конь, он нам денег должен».

«От звезды до звезды» Стив читал уже третий вечер. Он попросил у Грена книгу, Баки, прищурившись, сообщил, что ждет впечатлений.

Впечатления выливались на бумагу. Вот пейзаж Калисеи, ровный и гладкий; сломанный вездеход и двое рядом. А на соседнем листе – анабиозная капсула и плотно сжатые мандибулы под покрытым инеем стеклом. Работающий лайнер, яйцо альяса с показавшимися над отогнувшимся лепестком тонкими ножками, «Фелиция», лежащая на боку. Был и поезд с трофеями, Великая Мать над толпой бешеных от охотничьего азарта яутов. Обрушение дворца, Сайнжа возле автохирурга, яуты в купальне. Стив изобразил даже совместный сон – сцену перед тем, как Йонге заметался, перепугавшись за отравившегося чужим воздухом Рудольфа. Стив читал это и думал, что тут явно не так все просто, и сбоящий синхрон не при чем. Вообще синхрон не при делах: он усиливает то, что уже успело зародиться.

С сожалением закрыв книгу и дорисовав «ФЕЛИЦИЯ, вид сзади, время приключенииий!», Стив влез в сеть. Вторая книга и третья нашлись в переводе фанатов, четвертая – только на русском, перевод был начат. «Мы против кастрации текста!» – писали переводчики. «Только автору решать, какой быть книге! Зачем-то же они трахаются!» – высказывались противники отцензуренного перевода. «Это как стереть с картины Мунка кричащего», – возмущались третьи.

Стив скачал переводы, все три. Неотцензуренный – тоже. Сравнение с картиной ему понравилось, про кастрацию – не очень, но оно было таким же верным. А еще писали, что в следующих частях секса гораздо меньше, чем в первой, которая писалась «на подрочить», а в итоге обросла сюжетом. Стив это прекрасно понимал. Он сам порой, собираясь сделать набросок, увлекался и отрывался от листа, только когда уже чувствовал, что нет сил сидеть неподвижно.

С сексом у Стива Роджерса не складывалось. В колледже ему выговаривали за отстраненность, которой «веет с картины, молодой человек, что вы так смотрите, вы молоды, а это, знаете ли, много значит, вот я в ваши годы… опыта вам не хватает, страсти, я могу преподать вам пару уроков, если хотите, в частном, так сказать, порядке…» Частный порядок был старше на тридцать пять лет, лыс, пузат и желтозуб от курева. Роджерс прекрасно понимал, к чему ведет преподаватель живописи, и больше один к нему в студию не заходил. К счастью, его отказ был принят, к несчастью, нашелся другой студент, жаждущий частных уроков.

Священник в соборе святой Магдалины, готовивший одиннадцатилетнего Стивена к конфирмации, пел когда-то еще слаще, говорил что-то о грехах, о невозможности стать святым и получить божье прощение и благословение, не согрешив хоть раз. Тискал, обнимал как-то странно. Юный Роджерс ужом выкручивался, но кричать в церкви и обвинять в чем-то отца О’Нила не решился. Он вообще понял, что могло произойти, лишь в новом времени, прочитав подборку материалов о совратителях в рясах. Но в собор после того случая Стив один не ходил, а если было нужно помолчать наедине с собой, шел в другую церковь, в пяти кварталах дальше, и плевать, что церковь в итальянском квартале – Бог везде один.

В новом времени, кричавшем о сексе так же громко, как тридцатые кричали о коммунистах и Депрессии, Стив чувствовал себя неполноценным. Двадцать первый век определял «годность» мужчины по его сексуальной активности. Тела разной степени обнаженности были на каждой рекламе, лекарства, повышающие потенцию, в любой аптеке лежали на самом видном месте, презервативы раздавали просто на улицах. Стив не мог сказать себе, что ненормален весь мир. Это он, Роджерс, не в порядке. Всегда был таким. Девушки чуяли это еще в тридцатые, именно поэтому ни одна не кидала на Стива взгляда дважды. Конечно, внешность играла свою роль – рядом с ласковым красавчиком Баки Барнсом блеклый сутулый мелкорослый Стив Роджерс не смотрелся. Но Стив знал, что девушки на самом деле придают меньше значения внешности, чем думают мужчины: он учился в колледже с ужасно косящим парнем, который каждый вечер встречался с ослепительной красавицей – черные волосы, черные глаза, алые губы. Преподавателю анатомии, седому хромцу с моржовыми усами, строили глазки все встречные женщины. Сосед Стива, Чад Трейси, был похож на гориллу из зоопарка – низкий лоб, широкий бесформенный рот, маленькие глазки, ручищи до колен, волосами зарос так, что непонятно было, где заканчивается плохо пробритая борода и начинается поросль на груди, и ростом немногим больше Стива. Но его жена, Молли Трейси, была очень милой и заботливой женщиной, и очень любила своего мужа.

Поэтому Стив легко поддержал шуточки мстителей о кордебалете. Взвивался и не позволял шутить о Картер, с которой и поцеловался всего лишь раз… и то инициатива исходила от нее. Картер была не просто хороша, Стиву она нравилась как друг и боевой товарищ. Умная, смелая, решительная. Возможно, после войны, когда они все вернулись бы домой…

Стив помотал головой, в очередной раз отметив, что оброс и пора стричься. О его «состоянии» знал только Беннер. Как-то получилось у него расположить к себе недоверчивого Роджерса. Брюс не зубоскалил, не отпускал шуточек, как Старк или шумный Тор. С ним легко было говорить о себе, причем о том, что не сказал бы психоаналитику, который так старательно подбирал ключи к Капитану Америка. Брюса интересовал сам Роджерс, а не его супергеройское альтерэго. С супергероями у Брюса было туго: он со своим-то не мог договориться.