Текст книги "Фантом для Фрэн (СИ)"

Автор книги: MadameD

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

Остальные экскурсанты ахнули, а сотрудник музея изумленно улыбнулся и окинул взглядом молодую женщину.

– Вы египтолог? – спросил он.

Содержания текста на Розеттском камне экскурсовод и сам не знал, и уж тем более не смог бы его разобрать.

– Нет, всего лишь скромный любитель. Простите, что помешала, – с улыбкой сказала Фрэн. – Прошу вас, продолжайте.

Экскурсовод откашлялся, бросил на нее еще один изумленный взгляд, потом продолжил.

– Содержание текста на плите представляет собой благодарственную надпись, которую в 196 году до нашей эры египетские жрецы адресовали Птолемею V Епифану, правителю, принадлежавшему к греческой династии Птолемеев. Камень был обнаружен в 1799 году капитаном французских войск в Египте Пьером-Франсуа Бушаром близ города Розетты. Бушар отправил камень в Каир. В 1801 году Розеттский камень был передан Англии вместе с рядом других памятников.

– Теперь перейдем к другим достопримечательностям, – сказал он, и Фрэн могла бы поклясться, что служащий не отказался бы сейчас от стакана воды. Он нервничал рядом с нею – Фрэн не отставала от своей группы, хотя молодая женщина больше не выступала и ни словом, ни жестом не нарушала порядка.

Когда экскурсия была окончена, Фрэн словно бы невзначай задержалась в зале египетских древностей. Задрав голову, она рассматривала колосса, которого им представили как принадлежавшего Рамессеуму*. Почему-то ее особенно влекло к имени Рамсеса II и всему, что его окружало.

Уж не тогда ли она жила?..

– Мисс?

Молодая женщина с улыбкой повернулась к взволнованному экскурсоводу. Он освободился, потому что время было близкое к закрытию – и, конечно же, не мог упустить случая поговорить с ней.

– Вы действительно не египтолог? – приглушенным голосом спросил он. – Иероглифика – сложнейшая дисциплина, ей невозможно научиться в обход профессиональной школы.

Фрэн пожала плечами.

– Уверяю вас, что я не египтолог, – сказала она. – Может быть, я просто талантлива в этом отношении. Кстати говоря, я до сих пор сомневаюсь, правильно ли я читаю по-древнеегипетски, – вдруг, вскинув подведенные брови-ниточки, сказала она молодому служащему, будто только что пришла к этой мысли.

– Вы мне не поможете, сэр?

– В чем? – быстро спросил молодой человек.

Он был энтузиастом, настоящим энтузиастом, и был готов не только помочь ей, но и не упустить ее. Разумеется, с таким случаем на экскурсии он сталкивался в первый раз.

– Вы не могли бы… попросить одного из профессиональных египтологов, владеющих древнеегипетским языком, послушать меня? – застенчиво спросила Фрэн.

Экскурсовод пригладил волосы, хотя они были в полном порядке.

– Я… Даже не знаю, – сказал он, с сожалением оглядывая девушку. – Видите ли, мисс, у меня не такие широкие связи в Британском музее, как вам, возможно, представляется… Хотя я был бы рад…

Фрэн просяще улыбнулась.

– Пожалуйста… Простите, я не спросила вашего имени. Как вас зовут?

– Диггори Слоун, – сказал молодой человек. Рассмеялся. – Однофамилец основателя нашего музея*. А как ваше имя, мисс?

– Фрэнсис Грегг, – сказала молодая женщина. – Приятно познакомиться.

Она протянула мистеру Слоуну руку, и он от души пожал ее.

– Взаимно, мисс Грегг, – сказал экскурсовод. – Я постараюсь…

Он осекся и помрачнел, как будто вспомнил что-то неприятное.

– Постараюсь привести к вам специалиста, мисс Грегг, но не ручаюсь за результат.

Молодой человек склонил голову перед девушкой-египтологом.

– Подождите здесь.

Он бросил ее одну в почти пустом сумеречном зале. Фрэн тоже помрачнела, вцепившись в свою кожаную папку, которую носила с собой “по таким случаям”, и которая до сих пор не пригодилась. Она чувствовала, что не встретит к себе того отношения, какого ожидала. Неужели и вправду ожидала? Как глупо…

Диггори Слоун вернулся, когда она уже почти перестала верить в его возвращение. С собой он привел человека лет на пятнадцать старше – черноволосого с проседью джентльмена, гладко выбритого, в строгом костюме. Лицо у него было смуглое, но не такое, какое бывает у южан или тех, кто подолгу живет в южных странах. Он не бывал в Египте, прошептала Фрэн. Или бывал, но давно?..

Пожилой джентльмен обратил на нее суровый взгляд.

– Мое имя Александр Андерсон, – сказал он.

Фрэн невольно ахнула, опоздав подать ему руку. А может, это было неуместно?..

– Вы автор “Амона Фиванского”?

– Да, это одна из моих работ, – подтвердил ученый, не показывая, что польщен или вообще впечатлен ее вниманием. – А вы, как я слышал, утверждаете, что можете безошибочно прочитать надпись на Розеттском камне? Где вы учились?

Фрэн подняла руку.

– Я нигде не училась, сэр. Точнее, не оканчивала профессионального учебного заведения…

– Тогда мне не о чем с вами говорить, – отрезал Александр Андерсон. – Египтология – не искусство, мисс, и иероглифику не постигают интуитивно. Честь имею откланяться.

Он уже направился прочь – стремительный, раздосадованный этим вызывающим дилетантизмом – как Фрэн схватила его за рукав.

Мистер Андерсон в негодовании попытался вырваться, но хватка девушки оказалась железной.

– Прошу вас, уделите мне совсем немного внимания, – мягко и вкрадчиво сказала она, но как-то так, что у ученого холодок пробежал по спине. Ему показалось, что голубые глаза заносчивой юной особы светятся в темноте, как у кошки.

– Хорошо, – сам не зная почему, сказал египтолог.

– Мистер Слоун! – с досадой сказал он экскурсоводу, маячившему у них за спиной и явно огорченному происходящим. – Принесите лампу, будьте любезны!

Молодой человек быстрым шагом ушел.

Уже совсем стемнело, и музей вот-вот должны были закрыть. Они и так задержались здесь непозволительно долго.

– Это немыслимо, – пробормотал Александр Андерсон, взглянув на нахалку и тут же отвернувшись. – Немыслимо!

Экскурсовод вернулся с лампой почти бегом, очень возбужденный. Кажется, он и вправду ожидал от девицы чего-то необычайного.

– Осветите плиту, – приказал ему ученый. Он сложил руки на груди со скептическим и раздраженным видом. – Ну! Читайте, всю иероглифическую часть! – велел он Фрэн.

Фрэн присела на корточки.

Она начала читать, с расстановкой, пропуская через себя смысл и звучание каждого слова, будто музыку. Египетские тексты и интонировались как музыка, поскольку были священны, к ним не допускали никого, кроме тех, кто был этого достоин… Ее кто-то учил этому письму, учил с любовью и трепетом перед искусством Тота…

– Стойте, – наконец оборвал ее голос египтолога.

Он был наполнен почти таким же трепетом, как голос египетского жреца, читающего заклинания.

Мистер Андерсон присел напротив молодой женщины.

– Кто вас научил читать по-древнеегипетски? – спросил он.

Ученый смотрел на нее с таким же изумлением, как и Диггори Слоун. Но он явно сделал для себя иные выводы насчет Фрэн, нежели Слоун.

– Я сама, – сказала она, и тут же пожалела об этом.

– Вы читаете изумительно бегло, но совершенно неправильно, – сказал Александр Андерсон. – Хотя я готов признать, что смысл текста вам действительно ясен…

Он потер руки, нахмурился и встал.

– Зачем вы попросили проконсультировать вас? Вы хотите профессионально заниматься египтологией? Участвовать в раскопках, которые проводятся под руководством Британского музея?

Фрэн не двигалась с места и глядела на него с возмущением. Что он может знать о том, как правильно читать эти тексты? Как он может ей указывать?..

– Мистер Андерсон, – сказала она. – Как вы можете знать, какое прочтение правильное, а какое нет, если древнеегипетский язык – мертвый язык? На каком основании вы делаете выводы о моих ошибках?

Александр Андерсон хмыкнул.

– Я не собираюсь спорить о египтологии с дилетантом, – произнес он. – Простите, вы сами нарвались на грубость. Вам пора уходить, уже время закрытия.

Он взглянул в сторону выхода.

– Пожалуй, музей уже закрыт. Пойдемте, я вас провожу, чтобы у вас не было неприятностей.

Александр Андерсон быстрым шагом направился вперед, а удрученная Фрэн и не менее удрученный Диггори Слоун последовали за ним. Они пересекли опустевшие залы, а у запертого выхода ученый, понизив голос, поговорил с охраной, и их почтительно выпустили наружу.

Андерсон собрался уйти, но отчего-то задержался.

– Вы действительно талантливы, – сказал он девушке. – Но вы пошли совершенно неверным путем. Сожалею, но ничего не могу для вас сделать. Наука не терпит субъективизма и фантазирования.

Он слегка поклонился, потом направился прочь. Голос Фрэн остановил его.

– Вы полагаете, что вы объективны и не фантазируете, досочиняя свою историческую науку?

Андерсон на несколько мгновений замер, как будто осмысливал ее слова. Потом скрылся в темноте, шагая еще быстрее, чем раньше.

***

Подготовка к разговору в Британском музее длилась почти до самой зимы; Фрэн была зла и расстроена его исходом, но не сказала бы, что действительно разочарована. Она подсознательно ожидала подобного приема. Разумеется, она не могла бы никому признаться в догадках насчет самой себя – ее в лучшем случае сочли бы ненормальной, а в худшем обезопасили бы от нее общество, упрятав ее в сумасшедший дом…

Несколько раз после истории с Розеттским камнем Фрэн заходила в музей, чтобы “не терять контакта” с этим учреждением – единственным, как ей казалось, связующим звеном с ее неясными мечтами.

Да, Александр Андерсон, отказавший ей в ее просьбе, сам наиболее определенно эту просьбу и сформулировал: стать археологом и заняться раскопками в Египте, на территории Фив. То есть в теперешнем Карнаке…

Разве может Фрэн надеяться на это с Дональдом?

Она связала и привязала его к себе – обещанием жениться и обещанием подождать до поездки в Египет. Но что может ей дать путешествие по стране в компании работника банка?

Они продолжали встречаться – как будто по обязанности; Дональд казался немного разочарованным, любовные свидания превратились почти в рутину. Но он надеялся, что после путешествия, после свадьбы, все изменится. Какой глупый! Ничего не меняется, пока не меняются сами люди. А если они не подходят друг другу, ничто не заставит их друг друга любить…

Фрэн снимала свое обручальное колечко, когда выходила в город одна; к счастью, руки ее почти все время были упрятаны в перчатки, так что даже в случае неожиданной встречи с женихом это не бросилось бы ему в глаза. Но она должна была для всех, кроме него, выглядеть свободной молодой женщиной.

Она продолжала дружески, с оттенком кокетства, общаться с Диггори Слоуном, с которым еще несколько раз встретилась в музее. Его интерес к ней только увеличился – кажется, превратившись еще и в романтический интерес…

Фрэн улыбалась молодому человеку и поощряла его скрытые ухаживания, но это ничего ей не давало: никто из серьезных ученых по-прежнему не снизошел до нее. Она подозревала, что отношение, которое ей продемонстрировал Александр Андерсон, среди египтологов не исключение, а правило…

Незаметно подошло Рождество, и мистер Андервуд дал ей короткий отпуск – съездить домой, к семье. Фрэн охотнее провела бы этот праздник одна или даже с Дональдом, только бы не разговаривать сейчас с миссис Грегг, считавшей ее “безнадежной”, и не оставаться под одной крышей с ней так надолго. Девушка надеялась, что праздник хотя бы немного отвлечет эту католичку и преданную мать…

Преданную своим младшим детям, не Фрэн.

Миссис Грегг встретила дочь на станции и крепко обняла, так что даже удивила. Она улыбалась Фрэн радостно и устало.

– Хорошо, что ты наконец выкроила время для нас, – проговорила мать. – Ты так занята там, в Лондоне.

Фрэн кивнула – она отчетливо расслышала упрек в приветствии матери, и не желала, чтобы замечание Джейн Грегг переросло во взаимные обвинения.

– Как Честер? – спросила Фрэн, не глядя на нее. Она сама несла свой чемодан, и миссис Грегг не предлагала ей помощь.

– Как всегда, – ответила мама. – Надеюсь, праздник поможет ему развеяться. Но в последнее время твоего бедного брата уже ничто не радует.

Фрэн взглянула в карие глаза Джейн Грегг, и увидела, что они блестят от слез.

– Я каждый день молюсь Господу о его выздоровлении, – сказала мать. – Но Он не желает ниспослать Честеру компетентного врача. Они все опускают руки при малейшем затруднении.

Фрэн отвела глаза. Да, сельские врачи в округе не привыкли лечить ничего сложнее катара желудка*, перелома ноги или простуды. Честер страдал какой-то непонятной болезнью – не то душевной, не то телесной, не то и телом, и духом. Эта болезнь ни с того ни с сего заставляла его переставать соображать в школе и даже воспринимать информацию, а то и вынуждала путать самые простые слова в разговоре. А в другой день он соображал отлично, зато был прикован к постели общей слабостью…

– А как Кэти? – спросила Фрэн, не желая развивать беседу в этом направлении. Это означало только мучение для них обеих.

– Хорошо, – сказала миссис Грегг. Улыбнулась, и Фрэн словно впервые вспомнила, что они одна семья.

– Твоя сестренка скучала по тебе, и очень радовалась, когда узнала, что ты проведешь Рождество с нами, – сказала мать. – Надеюсь, ты привезла ей подарок?

Фрэн кивнула, и они обе улыбнулись. Миссис Грегг протянула руку и сжала рукой в перчатке плечо дочери.

– Как у тебя дела с Дональдом? – спросила она.

Фрэн глубоко вздохнула и остановилась. Она поставила чемодан и сложила руки на животе.

– Вы разругались? – спросила мать.

Фрэн покачала головой.

– Он… Мы…

Она просто стянула перчатку и показала миссис Грегг кольцо, которое надела на всякий случай; мать посмотрела на колечко, потом взглянула в глаза Фрэн.

– Дональд сделал тебе предложение?..

Миссис Грегг не скрывала, как рада этому.

Фрэн кивнула.

– Мы обручились, но нам обоим еще нужно время… подумать, – проговорила девушка.

Она опасалась, что мать начнет заставлять, торопить ее, но Джейн Грегг оказалась мудрее. Она не стала продолжать разговор о Дональде. Вообще продолжать разговор.

“Все равно я не выйду за Дональда, мама, твоя военная хитрость ни к чему”, – скрывая усмешку, подумала Фрэн.

Молодая женщина хорошо провела Рождество, но с таким чувством, будто празднует его среди чужих, в месте, где нужно постоянно быть начеку. У нее было такое ощущение, словно все вокруг нее обновились – вся ее семья. Потому что обновилась она сама. До последнего времени, несмотря на свои “странности”, Фрэн не знала правды о самой себе… правды о самой жизни…

Семилетняя Кэти выбежала ей навстречу и с порога бросилась молодой женщине на шею, повторяя: “Фрэнни, Фрэнни”. Фрэн рассмеялась и обняла девочку. Кэти любила всех и восторженно приветствовала все новые впечатления; а сестру, с которой у нее была разница почти в девятнадцать лет, Кэти не знала и не могла знать…

Брат, бледный и пассивный, как всегда, вежливо поздоровался с Фрэн, но Честеру тоже не было до старшей сестры много дела. Он был углублен в самого себя.

Мама казалась самой близкой из ее родных, но именно мама была ей самой враждебной. Если бы она только узнала то, что узнала Фрэн… если бы только догадалась, чем Фрэн планирует заняться и что в действительности из себя представляет…

Фрэн трезво оценивала степень терпимости христиан-католиков, и собственной матери – тоже.

Мама была добра и внимательна к ней в эти дни, насколько могла; но Фрэн чувствовала, что отчуждение, давно воцарившееся между ними, ничуть не уменьшилось. Слава небесам, что хотя бы не увеличилось. Фрэн повезло не пережить ни одного “приступа” под одной крышей с миссис Грегг; она отметила, что после того, как она поняла и приняла себя, прошлое перестало так ее терзать.

Фрэн даже оказалась в некоторой степени способна управлять своими необыкновенными талантами.

Но ни слова об этом не было произнесено среди ее близких.

Разумеется, Фрэн умолчала и о поездке в Египет тоже – у нее хватило выдержки промолчать до самого поезда, на который мать ее проводила; она знала, что единственной реакцией на такое сообщение был бы гнев, запреты и упреки.

“Прости, мама, – подумала девушка, принимая прощальный поцелуй матери, поднимая свой чемодан и улыбаясь. – Это мой единственный путь, и не я его выбрала. Мы не выбираем самих себя”.

Когда она махала матери в окно, Фрэн вдруг пришла в голову мысль, что за карими глазами этой женщины может скрываться такой же неизведанный и непонятный никому мир. Люди в действительности не знают никого.

* Рамессеум – заупокойный храм Рамсеса II, лежащий в руинах.

* Врача Ганса Слоуна XVIII века.

* Гастрита.

========== Глава 5 ==========

На Рождество – то есть уже в январе, когда Фрэн вернулась в Лондон – Дональд преподнес ей подарок. Фрэн спохватилась, что сама ничего для него не приготовила; но жених не обиделся или не показал виду.

Может быть, принял во внимание ее “стесненное материальное положение”… Где она себе еще такого найдет?

Фрэн полюбовалась топазовыми сережками, самой большой драгоценностью из всех, которые у нее были, и позволила Дональду полюбоваться на себя в этих сережках. А потом позволила поцеловать себя, и в щеку, и в губы. Ее почти испугала жадность и интимность этого поцелуя. Фрэн пришлось вырваться, нажав молодому человеку на плечи.

Он тяжело дышал, а глаза за стеклами очков горели желанием. Этот интеллигент был такой же, как любой другой мужчина… Хорошо, что Фрэн об этом никогда не забывала…

– Ты просто прекрасна, – прошептал Дональд. – Не знаю, как дождусь дня, когда мы будем вместе.

– Как-нибудь, – сказала Фрэн, холоднее, чем намеревалась, от страха перед этим мужчиной. Впрочем, холодности ее тона оказалось достаточно, чтобы остудить его.

– Тебе не понравилось? – спросил Дональд.

Фрэн хмыкнула.

– Ничего, – сказала она, коснувшись сережки, которая вспыхнула лиловым блеском. – Но я с еще большим нетерпением жду твоего подарка на День влюбленных.

Девушка посмеялась растерянному виду жениха.

– Нашего февральского путешествия, – пояснила она. – Ты мне его обещал, не забывай.

Дональд с облегчением улыбнулся.

– Да-да, конечно, – сказал он. – Непременно, дорогая. Значит, ты хочешь поехать в Египет в середине февраля?

– Это была шутка, Дон, – с улыбкой сказала Фрэн, заставив его моргнуть от удивления. – Не жертвуй ради наших каникул своими неотложными делами. Когда тебе будет удобно, тогда и поедем.

“Мне это совсем неудобно”, прочитала девушка на полном сомнения лице Дональда, но ее лицо не изменилось. Неудобно – что ж делать? Кто сказал, что с женщинами всегда удобно?

– Думаю, как раз тогда и получится, – выговорил наконец Дональд.

Он пригладил блестящие, как зеркало, черные волосы. В последнее время он, как влюбленный Андервуд, начал мазать их каким-то средством для укладки – Фрэн было это почти безразлично. Дональд никогда не казался ей особенно привлекательным, к каким бы ухищрениям ни прибегал.

– Со второй половины февраля я уйду в трехнедельный отпуск, Фрэнни, – сказал он. – Тебе тоже следует выговорить себе отпуск, – прибавил Дональд, словно только что вспомнил, что его невеста, как и он, занята на работе.

– Ты сможешь это сделать? – спросил молодой человек.

“Не уверена…”

Фрэн на миг охватила паника.

Она еще не обговаривала с Андервудом, когда пойдет в отпуск в текущем году, и он вполне мог не отпустить ее сейчас – а если потянуть с этим, Дональд может или вынудить ее стать его женой, или сам уйти от нее. И то, и другое будет ужасно.

– Смогу, – сказала она.

Фрэн улучила момент, когда Андервуд был в хорошем настроении. В последнее время он чаще был благодушен, чем зол; видимо, очарование его любви еще не рассеялось. Фрэн теперь не сомневалась в причине перемен в поведении начальника. На его руке блестело толстое золотое кольцо.

– Сэр, – обратилась она к нему однажды в обеденный перерыв, когда мистер Андервуд еще не ушел.

– Да?

Начальник повернулся к ней с изумлением. “Что это еще такое?” – было написано у него на лице.

– Сэр, могу ли я… поздравить вас? – краснея, спросила молодая женщина.

– С чем? – спросил Андервуд, потом посмотрел туда, куда смотрела она – на свое кольцо. Усмехнулся.

– Спасибо.

Он уже открыл дверь, как Фрэн снова его остановила.

– Что-нибудь еще? – спросил начальник, и она мысленно назвала его черствым болваном. Неужели он думал, что она подгадывала минуту, когда к нему подойти, исключительно из желания пожелать ему счастья в браке?

– Да, мистер Андервуд. Видите ли…

Она протянула к нему свою тонкую руку с обручальным кольцом.

– Вы что, тоже вышли замуж? – спросил Андервуд. – А какое отношение это имеет ко мне?

Взгляд его вдруг метнулся от ее лица вниз, и Фрэн со стыдом догадалась, что пришло ему в голову… что она беременна!

– Сэр, я прошу дать мне отпуск в феврале, – сказала красная, как свекла, девушка. – Я с моим женихом… отправляюсь за границу по очень важному делу. Пожалуйста.

Андервуд открыл рот, и она поняла, что время все-таки было неподходящее…

– Вы же ходили в отпуск только что, – сказал он.

– Это были праздники! – пылко возразила Фрэн. – Вы тоже уходили на рождественские каникулы, сэр!

Вопиющее нарушение субординации.

Андервуд шумно вздохнул, и лицо его начало менять цвет с красного на сизый.

– Я слишком долго терпел вас, мисс Грегг, – сказал он. – Но ваши выходки кого угодно выведут из терпения.

– Пожалуйста! – воскликнула Фрэн.

Видно, у нее было такое умоляющее лицо, что начальник сначала изумился, а потом смягчился.

– Сколько вам нужно?

– Три недели, – сказала молодая женщина.

– Хорошо, – ответил Андервуд. – За собственный счет. И больше вы в этом году в отпуск не пойдете.

Фрэн кивнула. Выбора у нее не было.

– Вы очень добры, сэр…

Андервуд не удостоил ее ответом и вышел, захлопнув дверь. Фрэн его ненавидела. Вдруг она изо всех сил понадеялась, что ей никогда в жизни больше не придется вернуться в эту контору.

До начала февраля она проработала словно в лихорадке – к счастью, ее работа не требовала от нее творческих решений, и почти никогда не требовала полной концентрации. У нее получалось концентрироваться только на своих исследованиях и самообразовании в области египтологии… кому это было нужно?

Прежде всего, ей самой!

Когда пошел февраль, Фрэн стала думать о о матери и о том, как быть, если мать хватится ее в эти дни. В эти три недели. А планирует ли Фрэн вообще вернуться в Англию после своих каникул?..

Наконец она решила отправить миссис Грегг телеграмму прямо в день отплытия в Египет. Тогда мать уж точно ничего не сможет поделать. Конечно, эта телеграмма ни капли ее не успокоит; но поступок Фрэн вообще не может заслужить материнского одобрения – значит, нечего и размышлять об этом.

В крайнем случае, потом она может сказать, что на “предсвадебном путешествии” настоял Дональд. Он, будучи джентльменом, конечно, не станет перекладывать вину на невесту…

Ах, как много приходится лгать тем, кто хочет чего-то добиться… А такому существу, как Фрэн, приходится лгать о себе постоянно. Она не знала, сможет ли кому-нибудь когда-нибудь рассказать правду о себе без того, чтобы прослыть умалишенной хотя бы в глазах этого слушателя.

Накануне отплытия Фрэн еще раз посетила Британский музей. Эти посещения превратились для нее почти в ритуал, в способ самоуспокоения. Хотя она уже давно не надеялась, что вызовет у кого-нибудь из ученых мужей интерес.

Она увидела Диггори Слоуна, который как раз заканчивал экскурсию. Фрэн с улыбкой отступила к стене, ожидая, когда он освободится. Она сама не знала, зачем – может быть, проститься со старым знакомым?

Экскурсанты наконец разбрелись по углам, рассматривать кому что полюбилось, а Слоун заприметил ее. Он радостно улыбнулся и быстрым шагом подошел к девушке.

– Мисс Грегг, добрый вечер!

– Зовите меня просто Фрэн, – сказала она, отвечая на его улыбку. – В конце концов, мы с вами знакомы уже три месяца.

– С удовольствием, мисс… Фрэн, – сказал Диггори Слоун. Он покраснел, и Фрэн поняла, что своим отъездом разобьет еще одно сердце. А может, и нет. Может, он ее сразу же забудет. Что толку думать о том, что было почти неизбежно – разве хорошенькая и умная молодая леди виновата, что так понравилась этому служащему?

– Вы тоже зовите меня Диггори, – попросил он.

Она кивнула, и в глазах экскурсовода мелькнуло какое-то оживление, надежда. Ну уж нет, извини.

– Диггори… я пришла спросить вас, – проговорила Фрэн, рассматривая свои ногти. Потом подняла глаза. – Скажите, не знаете ли вы археологов, не связанных с Британским музеем… может быть, несогласных с его политикой в отношении египетских древностей? Линией поведения?

– Я… не вполне понимаю, – сказал экскурсовод.

– Археологов-одиночек, финансирование работы которых осуществляется из частных источников, – пояснила Фрэн.

Она сама не вполне понимала, что хочет сказать – подразумевая, наверное, таких археологов, которые согласятся сотрудничать с неопытной необразованной девицей вроде нее…

А может, даже таких, которые ее поймут.

Хотя на это надежды почти нет.

– Фрэн, – после паузы сказал Диггори Слоун. Он потянулся к ее руке, но остановился. – Фрэн, финансирование музея тоже в значительной степени осуществляется из частных источников. Он был основан на частных коллекциях. У парламента не хватает средств на его поддержку и обогащение.

– Вот как? – спросила Фрэн.

– Так делается везде, я думаю, – серьезно и печально сказал экскурсовод. – Предметы искусства имеют вторичную ценность для государства, и музеи держатся прежде всего на энтузиазме частных лиц.

Фрэн покачала головой. Кто мог знать, как делается “везде” – но в данный момент это было неважно.

– Значит, независимые археологи есть? – спросила она.

Кажется, Слоун начал что-то понимать.

– Вы подразумеваете тех, кто не согласен с общими направлениями исследований, проводимых Британским музеем? Тех, кто подвергся остракизму со стороны научного сообщества? – совсем тихо спросил он.

Фрэн горячо кивнула.

– Думаю, я понял, зачем вам это нужно, – так же тихо сказал молодой человек.

Он взглянул на нее с проблеском нового осознания во взгляде.

– Фрэн, кто вас учил египтологии?

Она покачала головой.

– Не могу сказать, – тихо ответила молодая женщина.

Диггори Слоун кивнул.

– Ясно, – ответил он. – Кажется, мы с вами оба… шелуха, от которой английская египтология время от времени себя очищает. Белые вороны.

Фрэн смотрела на него, широко раскрыв глаза. Она и не думала, что молодой экскурсовод так точно выразит ее собственное внутреннее чувство.

– Я могу дать вам одно имя, – тихо сказал Диггори Слоун. – Алджернон Бернс, молодой ученый, недавно порвавший со своими коллегами из нашего музея. Он несколько раз выезжал на раскопки с группой Александра Андерсона, в последний раз, кажется, одновременно с мистером Картером… или позже на год… но тогда же между ними возникли сильные разногласия, и с этих пор мистер Бернс работает в Египте самостоятельно. А может, и нет. Доподлинно мне ничего не известно.

– Вы знаете, как его найти? – воскликнула Фрэн, не сдержавшись, и Слоун зашептал:

– Тсс!

– Кажется, он сотрудничает с Каирским музеем, – сказал экскурсовод. – Но я не уверен.

Фрэн тепло улыбнулась и пожала ему руку.

– Спасибо, сэр.

– Диггори, – быстро поправил он ее, но Фрэн сказала:

– Я обручена.

– Ах, вот как…

Молодой человек был так явно разочарован, что Фрэн стало его жалко.

– Простите, что ввела вас в заблуждение…

– Ничего, – справившись с собой, ответил он. – Спасибо, что сказали об этом вовремя. И… удачи вам, мисс Грегг.

========== Глава 6 ==========

Пароход от берегов Британии отходил утром девятнадцатого февраля. Отпуск Фрэн начинался шестнадцатого. Уже минус три дня.

Но Фрэн не думала об этом – думала только, как бы успеть покинуть страну без ведома матери. Она получила от нее письмо семнадцатого числа; миссис Грегг настойчиво спрашивала, как у нее дела. Как у нее дела с Дональдом.

С Дональдом?..

Прекрасно, фыркнула Фрэн, прочитав письмо. С Дональдом – просто прекрасно, хотя страшно далеко от всего, что ты можешь себе вообразить, мама!

Она не стала отвечать на письмо.

Придется матери немного поволноваться. Очень жаль, но иначе нельзя, мама, нельзя, прошептала молодая женщина. Она зашвырнула письмо подальше в ящик стола, чтобы не потерять решимость.

С собой в Египет она брала почти всю свою одежду – потому что почти все ее платья, блузки и юбки были будничными; она с большим облегчением узнала от Диггори Слоуна, что европейским женщинам в этой стране разрешается одеваться по-европейски и не закрывать лиц. Конечно, не везде… но влияние Британии и Франции в этой дикой стране, к счастью, по-прежнему очень сильно.

Одна мысль о том, что в Египте есть такое учреждение, как Каирский музей, грела душу.

Почему-то Фрэн не чувствовала права арабов на эту страну – только право ее исконных обитателей и своих соотечественников-англичан.

И нынейших, и древнейших своих соотечественников. Но об этом последнем вряд ли кто-нибудь узнает, кроме нее.

Никаких инструментов или книг, разумеется, у нее не было. У Фрэн просто не было средств, чтобы приобретать их, как не было и достаточной квалификации, чтобы в них разбираться; она везла с собою только несколько толстых тетрадей, которые успела заполнить за это время. Она люто завидовала обеспеченным египтологам, которые даже не осознают своего счастья.

Все ее имущество уместилось в один чемодан – едва ли больше того, который она собрала, отправляясь на праздники к матери. В феврале уже немного потеплело, но Фрэн по-прежнему куталась в зимнюю одежду, больше всего на свете опасаясь простудиться. В Египте и без того хватает экзотических болезней, она слышала, там можно умереть даже от обычной инфекции, попавшей в ранку!..

Дональд заехал за нею в половине восьмого утра. Корнеры уже встали к тому времени; между ними и Фрэн в последние месяцы почти не возникало трений, почему – Фрэн не знала. Может быть, Евлалия Корнер, простая женщина, оказалась терпимей к “богопротивным” талантам Фрэн Грегг, чем ее родная мать.

Миссис Корнер узнала об отъезде жилички за неделю, и в это утро вышла проводить ее, вместе со всей своей семьей. Фрэн была удивлена и растрогана. Может быть, эти люди действительно немного привязались к своей чудаковатой гостье, а без нее их жизнь покажется им пресной… Роберт, сын миссис Корнер, иногда таскал у Фрэн ее книги; она не знала, пересказывал ли юноша их содержание матери, но миссис Корнер больше не противилась ее увлечению библиотекой, даже когда она засиживалась там до позднего вечера.

– До свидания, – улыбаясь, сказала миссис Корнер, глядя, как Дональд перетаскивает чемодан Фрэн в машину. – Не потеряйтесь там.

Фрэн засмеялась.

– Постараюсь, – сказала она. – Вы будете скучать?

– Конечно, будем, – ответил вместо матери четырнадцатилетний Роберт Корнер, и мать, нахмурившись, ткнула его в бок.

– Ну поезжайте, счастливо вам, – сказала хозяйка, видя, как Фрэн забирается в такси.