Текст книги "Фантом для Фрэн (СИ)"

Автор книги: MadameD

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)

– Элджи, – сказала она, протягивая руку своему жениху.

– Что, дорогая?

– Это все слишком… слишком для меня, – сказала девушка со слезами на глазах. – Слишком фантастично для моей психики. Понимаешь?

Больше всего она боялась, что он не поймет. Но это был умнейший человек.

– Понимаю, – сказал Алджернон. – Я нередко испытывал то же самое. Жизнь настолько поразительна, что произведения наших лучших фантастов блекнут перед ней. Ты просто… не обозревай ее всю. Можно запаниковать, когда жизнь представляется тебе огромной… бесконечной панорамой. Можно подумать: как ты с этим справишься?

Фрэн взглянула на него – голубые глаза казались сапфировыми в сумерках. Но он сейчас не думал о ее красоте.

– Ну и как ты с этим справишься?

– Знаешь, что это такое – безвременье? – спросил Алджернон. – Это когда ты понимаешь, что ты здесь и сейчас, нет ни вчера, ни завтра. Вспомни, как египтяне обозначали вечность.

Он сложил кольцо из больших и указательных пальцев и несколько мгновений держал его перед глазами Фрэн.

– Круг, у которого нет ни начала, ни конца, – сказал он. – Не что-то необозримое, напротив – обозримое, постижимое. То, что не раздавит тебя, то, что не тяготит тебя – но то, что для тебя естественно. Это были очень мудрые люди.

Фрэн усмехнулась.

– Ты рассказываешь мне, какими были древние египтяне…

– Мне кажется, они понимали то, что нами утрачено, – задумчиво сказал Алджернон, проигнорировав ее насмешку.

– А некоторые современные физики считают, что время – иллюзия*, – прибавил он. – Что оно вторично, Фрэн. Сначала – мы, а уж потом – оно. Мы есть здесь и сейчас, и это главное.

Фрэн слабо улыбнулась.

– Я еще не встречала таких умных людей, как ты…

– Есть гораздо умнее, – ответил Алджернон. – Я всего только… привык размышлять над жизнью.

Она покачала головой и пристроила ее на его плече.

– Я так счастлива, что я с тобой. Что я нашла тебя.

О нет, это опять была не любовь – и Алджернон понимал, что это не любовь. Это было счастье встретить на своем жизненном пути человека высокого интеллекта, не боящегося задумываться над жизнью. Того, кто не довольствуется неопределенным бездумным существованием большинства. Он тоже встретил такое существо – и сейчас они сидели рядом, тесно прижавшись друг к другу, счастливые только этим.

– Ложись спать, – нежно сказал Алджернон. – Мы приезжаем рано – не выспишься…

– Конечно.

Было девять часов, и спать ей не хотелось; к тому же, она еще долго не уснет, думая о том, что Алджернон ей сказал. Но Фрэн расправила постель – Алджернон чуть не отстранил ее от этого простого дела, но она отказалась от помощи. Ну его, это плечо, поболит и перестанет.

Потом она разделась и легла. Алджернон еще не начинал готовиться ко сну – присел на ее полку, взяв девушку за руку.

Глаза его светились любовью и нежностью.

– Ты никогда не перестанешь удивлять меня, дорогая.

– Тебе это не нравится? – улыбаясь, спросила Фрэн, глядя на него снизу вверх.

Археолог покачал головой. Он наклонился и поцеловал ее.

– Я счастлив, что обрел тебя.

Потом сам разделся и лег, стараясь не шуметь – думая, что, может быть, его подруга уже заснула. Но она не спала – любовалась им украдкой. Она тоже была счастлива, что обрела его.

“То, что для меня дороже любви, – вспомнились Фрэн слова Алджернона. – А для вас?”

Да, шепотом сказала она. Да.

Утром он нежно разбудил ее – Фрэн захныкала в полусне оттого, что потревожили ее плечо. Потом открыла глаза.

– Элджи?..

– Просыпайся, солнышко.

Она смущенно хмыкнула – ну что за имена, солнышко, цветочек, они совсем ей не идут! Потом села, протирая глаза; подавила зевок.

– Уже пора вставать, да?

Он с улыбкой кивнул – ее почти не удивило, что Алджернон полностью одет. Как Фрэн завидовала людям, которые любят рано вставать. Но потом она вспомнила, что ей сегодня предстоит, и сон как рукой сняло.

Фрэн встала, зашипев сквозь зубы и схватившись за плечо; этого хватило, чтобы Алджернон отстранил ее от всякой активной деятельности, свернув ее белье самостоятельно. Потом он стал помогать ей одеваться.

– Элджи, это уже ни в какие ворота не лезет, – слабо запротестовала она, когда он начал натягивать ей на ногу чулок. Алджернон улыбнулся, нежно придержав ее ногу и посмотрев ей в глаза – Фрэн вспыхнула.

– Ты не представляешь, какое удовольствие мне доставляет это делать.

Когда они оделись, Алджернон подхватил их чемоданы и вышел, плечом придержав дверь купе для Фрэн.

– Осторожно, дорогая.

– Спасибо.

Он первым сошел с подножки поезда и подал руку Фрэн. Утро было холодное и туманное; и внезапно место, в которое они приехали, показалось девушке враждебным.

– Пойдем не спеша, – сказал Алджернон, озабоченно окинув ее взглядом – глаза его сверкнули, когда Фрэн пошатнулась и застонала, ощутив судорогу в раненой руке. – Вот ублюдок.

– Элджи, не употребляй такие слова, – сказала Фрэн, хотя лицемерила, довольная его реакцией. Сама она обозвала бы О’Нила еще покрепче. Только уж даме это совсем не пристало.

– А здесь… не ходит никакой транспорт? – полюбопытствовала она, оглядывая глухую чащобу вокруг. Дубы, буки и что-то такое же вековое, в ботанике Фрэн совсем не разбиралась.

– Увы, нет, – ответил Алджернон. – Но идти не так далеко. Мы будем останавливаться так часто, как ты захочешь.

Они пошли, словно прогуливаясь, хотя Алджернон нес два тяжелых чемодана – но он был очень сильный мужчина. Гулять здесь было приятно: в этой местности даже воздух был иным. Над городом круглый год висел смог – фабрики, автомобили, хотя их было не очень много. Предсказывали, что со временем автомобили заполонят все города; Фрэн надеялась, что это произойдет нескоро.

Фрэн шла налегке; однако спустя некоторое время она первая попросила отдыха. Алджернон, ни слова не говоря, остановился и опустил чемоданы на землю.

– Присядь, – предложил он, показывая на чемодан Фрэн. Девушка, не возражая, опустилась на него; руку дергало, она разболелась от плеча до пальцев. Кажется, заживать будет дольше, чем она думала.

Потом Фрэн встала, и Алджернон снова взял чемоданы.

– Уже скоро, дорогая.

Она грустно улыбнулась.

– Вот когда я по-настоящему жалею, что у тебя нет душа. Как я буду мыться с дороги? Мне же нельзя мочить это место…

– Набери воды в ванну меньше, чем обычно, – посоветовал Алджернон. – И поливайся сверху из ковша, по старинке.

Археолог добродушно улыбнулся, отчего у глаз появились морщинки – он сразу стал старше.

– Если хочешь, я могу тебе с этим помочь.

– С ума сошел, – буркнула Фрэн, краснея.

– Я серьезно, – сказал Алджернон. – Не беспокойся, я же взрослый человек. Мы подождем, пока ты полностью не вылечишься.

– До свадьбы подождем, – сказала Фрэн.

– До свадьбы, – согласился он.

– А когда наша свадьба? – хмурясь, спросила девушка, разглядывая небо – кое-где сквозь туман тускло просвечивала голубизна.

– Как только мы уладим все разногласия с твоей семьей, – ответил Алджернон. – Я бы хотел, чтобы это произошло как можно скорее.

Настроение у Фрэн опять упало ниже некуда. Как можно скорее? Он не знает Джейн Грегг.

– А вот и мой дом, – вдруг сказал Алджернон, указывая рукой между деревьев, в туман. Фрэн сощурилась, разглядывая видневшиеся среди кустов ежевики изжелта-белые стены.

– Кирпичный, – пояснил Алджернон. – Он давно не ремонтировался и не очень красив сейчас, но хорошо удерживает тепло. У нас есть камин. Водопровод и электричество – тоже. Не хватает некоторых удобств…

– Похож на наш, – с улыбкой перебила его Фрэн. – Нет, правда. Очень милый дом.

– Подожди, сначала осмотришься, – сказал довольный Алджернон.

Но и после осмотра дом ей не разонравился – действительно, похож на дом Греггов, только… пахнет другими людьми и помнит других людей. Бернсов. Что ж, против этого Фрэн совсем не возражала.

– Ты хочешь есть? – спросил Алджернон.

– Да, – сказала она. – Но ведь нечего…

– Я вскипячу чай, – сказал он. – А ты иди купайся.

Когда Алджернон тоже принял ванну, они устроились со своим чаем в гостиной, перед камином. Фрэн испытывала то же чувство, что и в каирской квартире Алджернона – она была дома.

Здесь это чувство было намного сильнее.

* В начале двадцатого века – Эйнштейн. Также существуют современные физические теории “субквантовой реальности” – “ньюэфира” (англ. “nuether”), с которым связано человеческое сознание, лежащего в основе всего, в том числе и времени (Адриан Клейн (Klein), Роберт Нил Бойд (Boyd)). Эти физики основывают свои гипотезы на теории “ньюэфира”, в 90-е годы двадцатого века разработанной британским физиком Рональдом Пирсоном (Pearson).

========== Глава 31 ==========

Алджернон засел за работу, едва только распаковал чемоданы. За свою книгу. От этого занятия он отрывался лишь затем, чтобы сделать что нужно по хозяйству – Фрэн было стыдно, что она не может ему полноценно помогать, но Алджернон не позволял ей этого. Конечно, между ними не было равенства – но едва ли Фрэн этого ожидала; и она знала, что равенство между мужчиной и женщиной редко достижимо.

Должно быть, таков закон жизни.

Он неплох… с одной стороны – со стороны ответственности, которую несет мужчина; а другие стороны отношений умная женщина должна тоже уметь оборачивать к своему благу. Преимущество имеют те женщины, которым посчастливилось получить хорошее образование… и родиться в стране, дающей мужчинам соответствующее джентльменское воспитание.

О том, как продвигаются поиски О’Нила, им ничего не было известно – должно быть, и результатов пока не было никаких. Миссис Грегг, определенно получившая телеграмму Алджернона, тоже никак не давала о себе знать.

Она просто приехала к Алджернону на третий день после возвращения дочери в Англию – без какого-либо предупреждения.

Миссис Грегг свалилась как снег на голову. Хозяин дома и его невеста узнали о появлении родительницы Фрэн, только услышав резкий стук в дверь.

Открыл дверь Алджернон – и застыл на пороге, сразу узнав эту женщину по сходству с Фрэн… и просто все поняв. Он осторожно поздоровался с матерью своей невесты, пропуская ее в дом, но Джейн Грегг не двинулась с места. Она просто в упор разглядывала его – одетая почти в траур, бледная под своей широкополой черной шляпой с вуалеткой, со вздрагивающими ноздрями.

– Мистер Алджернон Бернс? – наконец спросила она, точно не слышала, как он представился. – Ученый… египтолог?

Последнее слово она выговорила с брезгливостью, мучительно дрожащим голосом. “Египтолог”. Какая мерзость!

– Да, мэм, – ответил Алджернон. – Вы хотите видеть свою дочь? Проводить вас к ней?

– Да уж будьте любезны, – произнесла миссис Грегг.

Ее рука в перчатке сжалась в кулак.

Алджернон подумал, как надолго ей пришлось бросить своих малолетних детей, чтобы проделать такое путешествие, и ощутил глубокую вину перед этой матерью.

– Прошу вас, – он необдуманно протянул руку к ее плечу; миссис Грегг отпрянула от него, как от змеи. Тогда хозяин дома молча направился вперед, показывая ей дорогу. Алджернон остановился, потому что увидел Фрэн – молодая женщина уже вышла из своей комнаты навстречу матери, но не смела сделать ни шагу по направлению к ней. Она стояла неподвижно, будто статуя, и была так же бледна, как мать.

Джейн Грегг увидела ту, к чьей совести и религиозному чувству уже поздно было взывать, и остановилась, не доходя до дочери нескольких шагов. Потом резким движением откинула вуаль. Сверкающие взгляды матери и дочери скрестились, как шпаги.

– Я никогда в жизни не подумала бы, что ты так поступишь со мной! – выкрикнула миссис Грегг, сжимая губы – подбородок ее дрожал. – Я видела, какой ты растешь. Мне было стыдно за тебя перед людьми с тех пор, как… как…

– С тех пор, как начались мои странности? – громко спросила Фрэн.

– Ты называешь это странностями? – дрожащим голосом спросила мать. – Это… Я не знаю, чем я провинилась перед Господом, что Он дал мне такую дочь. Я молилась за тебя каждый день, с тех пор, как в тебе заговорили эти дьявольские силы. Я знала, что ты никогда не молишься, но от всего сердца надеялась, что моей веры хватит для твоего исцеления. Но Бог отказывает в помощи тем, кто глух к Его благодати. Кто не трудится сам для своего спасения.

Она замолчала – сжатые руки подрагивали. Миссис Грегг нервно сдернула с одной руки перчатку.

– Ты ничуть не хотела исправиться. Ты хотела… вот этого, да?

Миссис Грегг оглядела добротный и уютный дом своего будущего зятя так, точно это был неприбранный хлев.

– Ты хотела погрязнуть во грехе, – неистово продолжала женщина. – Ты хотела бросить свою семью. Заняться этим… отвратительным…

Она не находила слов. Казалось, ее ничуть не волнует, что она находится в доме человека этой “отвратительной” профессии и каждым своим словом оскорбляет его.

– Это занятие для праздных людей. Для заблудших душ, забывших свой долг перед Богом и ближними, – продолжила миссис Грегг, комкая в ладонях стащенную с руки перчатку. – Волею судьбы мы оказались в положении, когда ты была вынуждена самостоятельно зарабатывать себе на жизнь… но существуют тысячи достойных занятий! – надрывно воскликнула она. – Ты крайне безответственно обошлась с мистером Андервудом, который не хочет больше иметь с тобой никаких дел. Из чистейшего эгоизма ты разорвала помолвку с Дональдом и поехала в эту языческую страну, чтобы заняться там осквернением трупов!..

Она прикрыла глаза рукой и стала всхлипывать. Ни Фрэн, ни Алджернон не смели приблизиться к этой женщине – даже поднять голос.

– А теперь ты прелюбодействуешь с этим человеком, – осипшим голосом сказала миссис Грегг.

Она подняла на дочь полные слез глаза. Изумленные, ожидающие – хоть проблеска раскаяния.

– Скажи мне, Фрэнсис, неужели ты не испытываешь никаких угрызений совести? Не понимаешь, как низко ты пала в глазах Господа?

Фрэн заложила руки за спину.

– Мама, – громко сказала она. – Может ли что-нибудь на свете совершаться против воли Господа? Пути Его неисповедимы. Когда Он отнял у нас отца, вынудив меня искать работу, может быть, Он пожелал, чтобы я занялась египтологией?

Миссис Грегг несколько мгновений пораженно смотрела на нее. Потом на ее бледных щеках проступили яркие пятна.

– Не смей богохульствовать, – прошептала она. – Господь никогда не пожелал бы, чтобы Его чадо избрало такую тропу, как ты. В особенности женщина. Неужели ты совсем не дорожишь своей честью?

– Ну конечно, мама, ты лучше всех знаешь, чего желает Господь, – сказала Фрэн.

У нее лопнуло терпение.

– И я очень дорожу моей честью, – прибавила она. – Я подарила ее человеку, которого люблю.

– Замолчи!..

Миссис Грегг прижала платок к раскрасневшемуся лицу. Никакого стыда у этой девчонки, никакого! Как будто это не она ее растила!.. Какой позор!..

– Можешь больше не появляться в моем доме, – сказала она, подняв глаза на дочь. – Избавляю тебя от долга перед семьей, который был для тебя так тягостен…

Женщина тяжело дышала.

– Но Господь видит все, – сказала она. – И в Судный день ты ответишь за каждый свой поступок. Предупреждаю тебя об этом, пока еще не поздно. Хотя…

Ее карие глаза обежали фигуру Алджернона.

– Уже поздно, – сказала миссис Грегг. – Увы.

– Мадам, – Алджернон наконец заговорил; он шагнул вперед. Теперь археолог был спокоен: он понял, что за женщина перед ним. – Мы с вашей дочерью собираемся пожениться в самом скором времени. Мы очень любим друг друга, и мы не поженились до сих пор только потому, что хотели получить ваше согласие на этот шаг. Фрэн очень ценит ваше мнение…

– Не пятнайте себя еще и ложью, – перебила его миссис Грегг. – Ценит! Она никогда не ценила моего мнения, не прислушивалась ни к каким моим попыткам внушить ей заповеданные Господом нравственные принципы, которым всю жизнь следовала я сама и согласно которым я воспитываю моих младших детей… Слава Богу, что они растут отдельно от Фрэнсис.

– Миссис Грегг, я хотел бы помочь вам материально… – начал Алджернон, и тут же понял, что допустил еще более грубую ошибку.

– Мистер Бернс, я никогда не приму от вас ничего, – сказала миссис Грегг, обмахиваясь платком, как будто ей было жарко – но она не расстегнула ни пуговки своего пальто, даже не ослабила кашне и не сняла второй перчатки. – Скажите…

Последнее прозвучало мягче и словно бы задумчиво. Алджернону даже показалось, что миссис Грегг отчего-то пришла в мирное настроение, и он только приготовился удивиться, как…

– Ваши деньги – вы получили их, продавая украшения, снятые с выкопанных вами мертвецов? – четко и ясно, как самый обыкновенный деловой вопрос, произнесла она. – Ведь в этом заключается суть… египтологии, насколько мне известно?

– Да, мэм, – ответил Алджернон.

Миссис Грегг кивнула. Она так и знала.

– Тогда мне больше нечего делать в этом доме, – сказала женщина и, не попрощавшись ни с кем из хозяев, зашагала к двери.

– Мама!..

Миссис Грегг замерла на пороге, схватившись за косяк. Она не обернулась к дочери.

– Что тебе нужно?

– Мама, как здоровье Честера? – спросила Фрэн. Несколько мгновений ей не отвечали.

– Он очень страдает телом, – наконец, не оборачиваясь, надрывно выговорила миссис Грегг. – И я не желаю, чтобы ты повредила еще и его душе.

Дверь хлопнула.

Несколько мгновений Алджернон и Фрэн потрясенно молчали. Потом археолог сделал шаг к своей невесте – он видел, что она вот-вот забьется в истерике.

– Апологеты религии любви порою бывают очень жестоки, – сказал он.

– Ничего не говори!..

Фрэн крепко прижалась к нему, плача от боли в плече и душевной боли.

– Она во всем права, – пробормотала она.

========== Глава 32 ==========

– “Жречество XIX династии”, – нахмурившись, прочитала Фрэн.

Потом подняла голову и заявила:

– Алджернон, это заглавие не подходит.

– Почему? – спросил он. Алджернон не был особенно задет ее словами – напротив, с интересом ждал ее возражений: все равно авторство этой книги и слава будут принадлежать ему.

Фрэн вздохнула.

– Потому что это слишком общо, – проговорила она. – Видишь ли, из этого заглавия неясна суть конфликта… и баланса, который достигался противодействием двух этих сил, фараона и жрецов. Жрецы противостояли абсолютной власти правителя-бога, его амбициям, которые достигали у фараонов огромных масштабов. С другой стороны, фараон сдерживал жадность и властолюбие слуг богов. Жрецы поддерживали в народе религиозное чувство, не связанное с культом личности фараона…

– Вот как? – спросил Алджернон.

Она пожала плечами.

– Ну конечно.

– Не смотрел на эту проблему в таком аспекте, – сказал археолог.

– Более того, – продолжала Фрэн. – Огромное влияние Амона, достигнутое именно благодаря фиванскому жречеству, как и влияние жречества вообще, достигнутое в период Нового царства, изменило мышление египтян. В сторону не то чтобы монотеизма… но централизовало религиозное сознание, заставило людей стремиться к общему идеалу. Ведь Амон был не только главным богом Фив, царствовавшим над всеми прочими. Он был главным богом всей страны, царствовавшим над богами других городов…

– Ты считаешь, что это положительные изменения? – спросил Алджернон.

Они с нею никогда не говорили о религии открыто – хотя религиозное чувство было присуще и ему, и ей.

Хотя ни Алджернон, ни Фрэн не могли причислить себя к последователям ни одной организованной религии.

– Да, – сказала Фрэн. Она чуть улыбнулась.

– Я считаю, что не верить в Бога просто глупо. Но не в маминого католического Бога, не в святую троицу…

Алджернон кивнул. Он был с нею совершенно согласен.

– Я деист, – сказал он. – Ты тоже.

– Да, – ответила Фрэн. – Я чем дальше, тем больше убеждаюсь в существовании высшего разума, которому подчинено все. Ученым, которые, как никто, понимают, как сложно и стройно организован мир, просто глупо полагать, что мир произошел “случайно”. Случайность не может создать даже одного атома!

– Абсолютно согласен, – сказал Алджернон. – Случайность – не движущая сила, не закон, тогда как все в природе подчинено своему закону.

Он помолчал.

– Просто ученым неприлично быть верующими – поэтому такие вопросы в нашем сообществе замалчиваются, хотя, я уверен, не один наш коллега об этом задумывался.

– Я даже знаю, почему неприлично, – сказала Фрэн. – Потому что христианская религия в таком виде, в каком она есть, оскорбительна для разума. Все эти шесть дней творения, Адам и Ева, созданная из ребра, солнце, ходящее кругом земли…

Алджернон рассмеялся.

– Вот поэтому едва ли ты найдешь хоть одного серьезного ученого-католика. Хотя деисты, как мы с тобой, среди них есть…

И прибавил:

– К тому же, у тебя еще более веские причины быть деисткой, чем у меня.

Фрэн кивнула.

Она молчала некоторое время, потом сказала:

– Мы отвлеклись, Алджернон. Мы говорили об Амоне и его влиянии.

Алджернон, который во время разговора расхаживал по комнате, сел. Потер подбородок.

– Фрэн, меня смущают твои выводы о монотеистическом влиянии Амона. Если ты помнишь, в истории Египта существовал только один период, когда это государство было монотеистическим – да и то такие взгляды были навязаны народу насильно и не удержались долго.

– Владычество Атона, единого бога солнечного диска, – сразу же поняла Фрэн. – Нет, Элджи, здесь другая ситуация. Ты, наверное, не вполне меня понял – я подразумевала изменение сознания египтян в сторону общих нравственных принципов, выразителем и гарантом которых был верховный бог Амон. Очень сильный и благостный, кроме того, его культ был близок народу и появился естественным образом, в отличие от искусственно созданного культа Атона… У религии должны быть корни в народе…

– Пожалуй, – согласился Алджернон.

– А то, что Атон был на свету? – спросил археолог спустя несколько мгновений. – То, что его культы отправлялись не в тайне от людей? Разве это не достижение?

– С одной стороны – да, – ответила Фрэн. – А с другой – большая неудача.

– Почему? – удивился Алджернон.

– Потому что религия, чтобы вызывать к себе почтение и являться настоящей организующей силой, должна была быть окружена тайной, – ответила Фрэн. – Видишь ли, древних египтян было не пронять такими доводами, как нас с тобой. Они не имели научных приборов, чтобы убедиться в могуществе божества, и не знали физических законов, управляющих Вселенной…

– Никогда об этом не задумывался, – изумленно сказал археолог. – Дорогая, я восхищаюсь твоей логикой. Вот что значит показать свою работу свежему человеку.

Фрэн не сдержала торжествующей улыбки.

– Ты не упомянешь меня в своей книге? – спросила она, скрывая ревность и некоторую обиду.

– Непременно, – обещал Алджернон. – Я упомяну тебя как свою помощницу и официально выражу тебе благодарность на самой первой странице.

Фрэн поморщилась – этого ей было мало; но пока лучше придержать свои амбиции.

– Спасибо, Элджи, – сказала она. – Ну так как – на каком заглавии мы с тобой остановимся?

– Нужно как следует подумать, – ответил Алджернон. – Я… поищу формулировку сам.

– Заглавие очень важно, – напомнила Фрэн. – Это как первое впечатление, которое ты производишь в гостях.

– Ну, это скорее относится к художественной литературе, – заметил Алджернон. – Наши коллеги больше смотрят на содержание и авторитет автора.

Фрэн прокашлялась и отвернулась от бумаг Алджернона, раскиданных по всему столу.

– Элджи, когда мы с тобой поженимся? Насколько я понимаю, вопрос о материнском благословении отпадает.

Он провел рукой по волосам – для него, человека старшего, чем Фрэн, поколения, такие вопросы имели большое значение.

– Ты уверена?

Она пожала плечами и зло рассмеялась.

– Ты что, ничего не видел? Я тебя уверяю, что мама все время такая. Во всяком случае, по большей части. А я считалась в семье паршивой овцой… ну вот примерно с того времени, как мама тебе сказала, с того времени, как начались мои “странности”… Видишь ли, мама слишком хорошая христианка, чтобы любить дочь с дьявольскими способностями.

– Бедная ты моя, – сказал Алджернон.

Он понимал, что и люди не очень религиозные, а просто – обыкновенные скорее отвергли бы Фрэн, познакомившись с ней поближе, чем приняли. Но он – незаурядный человек, и не пугается того, чего не понимает.

– У тебя плечо совсем прошло? – спросил археолог, приблизившись к своей подруге и коснувшись раненого плеча. Она не поморщилась.

– Почти совсем, – ответила Фрэн. – Если не наваливаться на него, то не больно. Кроме того, Элджи…

– Ты хочешь поскорее стать моей женой, – договорил он. – Я понимаю, как это важно для женщины. Хорошо, давай прямо сейчас назначим дату свадьбы.

Фрэн подумала, дергая себя за локон.

– Шить платье будем?..

– Если для тебя это важно, то сошьем, – ответил Алджернон. – Но ведь есть магазины, где можно приобрести готовые наряды, насколько мне известно.

Фрэн вздохнула.

– Знаешь, мне кажется забавным белое платье… ну, после всего, что с нами было. Но лучше его все-таки купить, шить слишком хлопотно, ты прав. И венчаться, не только пойти в контору по регистрации.

– Венчаться? А ты знаешь, что церковный брак нерасторжим? – спросил Алджернон.

Она округлила глаза.

– А ты собрался со мной разводиться?

– Конечно, нет, – сказал он. – Никогда.

– Ну, вот и я так думаю, – ответила молодая женщина. – Кроме того, святость церковного брака в моих глазах не так велика – ты же знаешь, как я отношусь к христианской церкви…

– Как к искусственному институту, установления которого обветшали, а декор стал преобладать над сутью, – договорил археолог. – Я так понимаю, ты делаешь это больше ради мамы, чем ради себя.

Она улыбнулась.

– Да нет… больше для нас. Так принято, Элджи. Хотя не очень-то для меня важно.

– Я понял, – ответил археолог. – Так на какой день мы назначим свадьбу?

– Давай… через неделю, – сказала Фрэн. – Не будем тянуть. Пятнадцатого мая.

– Очень хорошо, – согласился Алджернон. – Так и сделаем. Кого ты позовешь?

Она засмеялась.

– Если исключить маму, маленькую сестричку и больного брата, остается только Дональд, – сказала девушка.

– Может быть, Корнеров? – предложил Алджернон. – Они хорошо к тебе относятся.

Фрэн улыбнулась – так приятно было подумать, что к ней хорошо относятся хотя бы чужие люди.

– Ну а ты? – спросила она. – Кого позовешь?

– Мне некого звать, – ответил он. – У меня не осталось никого из родных, а с друзьями я не общался слишком долго…

– Ну так, может, возобновишь старые связи, как хотел? – спросила Фрэн. – У тебя еще будет время съездить в Лондон до свадьбы.

***

В Лондон они приехали вместе – на несколько дней, чтобы устроить все дела со свадьбой и напомнить о себе Британскому музею. Фрэн невольно вспоминала, что Александр Андерсон, бывший коллега и главный идейный противник Алджернона, работал над тем же самым периодом и теми же самыми вопросами, что и ее жених. Его “Культ Амона Фиванского”, труд, с которого началось знакомство Фрэн с египтологией, был написан убежденным материалистом – но это было не столь существенно, поскольку египтология, в отличие, например, от палеонтологии и биологии, не затрагивала религиозные вопросы напрямую; существенно было то, что во многих пунктах эта книга полностью расходилась с выводами Алджернона… Датировка событий, их значение и толкование – отличалось все. При этом Фрэн не могла обвинить Алджернона в непрофессионализме или скороспелости заключений.

Просто египтология действительно неоднозначна – и в некоторых вопросах доказать свою правоту не получится, даже споря до хрипоты. Остается только полагаться на интуицию. Без сомнения, Андерсон тоже это делал – только не признавался самому себе в таком “субъективизме”; но Фрэн гораздо больше доверяла собственным и Алджернона интуитивным выводам, чем выводам Андерсона.

Они сняли номер в недорогой гостинице, поскольку планировали задержаться в Лондоне дня на три. Фрэн настояла на том, чтобы сопровождать Алджернона в музей, хотя он упорно предлагал ей сначала заняться подготовкой к свадьбе.

Фрэн чуть было не сказала, что если он не перестанет, она выйдет за него замуж в том, в чем стоит перед ним сейчас – в пальто и шляпе. Но ее сердитого взгляда оказалось достаточно.

Конечно, Алджернон не всегда был доволен ее упрямством – но он же знал, что она не подарок. А ей хотелось увидеться со своим другом-экскурсоводом, понять, как персонал музея реагирует на Алджернона – вообще понять, насколько высок его авторитет здесь. Но осуществить свое намерение ей не удалось – Алджернон неожиданно передумал идти в музей днем, ближе к вечеру.

– Это неподходящее время, – сказал он Фрэн. – Сотрудникам будет не до нас, ты же сама понимаешь. Лучше завтра с утра. С утра посетителей, как правило, мало.

Она уже догадывалась, что он скажет сейчас, и сердито сложила руки на груди.

– Пойдем по магазинам, – предложил археолог. – Присмотрим себе свадебные наряды.

Еще поглядел на нее и не удержался:

– Честное слово, впервые вижу девушку, которой так не нравится идея выбрать себе свадебное платье.

– А ты много видел девушек-невест? – спросила Фрэн в ответ. – Просто… мне не очень нравится идея этого публичного представления, наряда цвета невинности…

Она поморщилась.

– Это же все фальшь, Элджи. Какая из меня невинная девушка?

– Такая же, как из меня – традиционный муж, – с доброй улыбкой ответил Алджернон. – Властвующий над женой и полностью ограждающий ее от этого грубого мира.

Эта шутка ей совсем не понравилась – Алджернон подошел к ней и ласково потрепал по плечу.

– Эй, не сердись, я же не серьезно. Ты слишком близко к сердцу все принимаешь.

“Это ты сейчас думаешь, что не серьезно”.

– Плечо еще болит, Элджи, осторожнее.

– Прости, пожалуйста.

Он искренне переживал. Фрэн позволила себе улыбнуться.

– Ничего. Пойдем, мой супруг и повелитель*.

Мужчина засмеялся, но ему явно понравилось это выражение.

– Пойдем, дорогая.

Они наняли такси, чтобы успеть в несколько магазинов, если потребуется – и после посещения первого нарочито-мрачное настроение Фрэн развеялось. Они так и не купили ей платье, потому что здесь они были и дороги, и не к лицу невесте; но Алджернон так восхищался ею даже в самом неподходящем наряде, что нельзя было не заразиться его настроением. Платье нашлось во втором – из белого атласа, с длинными рукавами и пеной кружев вокруг плеч. Оно делало Фрэн немного старше и солиднее… но как раз это ей и нравилось. Она же не девочка. В таком платье она смотрелась прекрасной женщиной. Алджернон восхитился ее выбором так же, как и другими платьями, и Фрэн впервые стало досадно. Он даже не может оценить ее вкус! Для него все ее платья одинаковые!..

Но таковы мужчины.

– Теперь купим костюм тебе, – сказала она, когда платье упаковали.

Он как будто засомневался – так ли это необходимо? Фрэн знала, как шотландцы считают деньги. Но потом Алджернон уступил.

Для него костюм нашелся в этом же салоне – черный костюм с таким же галстуком-бабочкой ему не шел точно так же, как не шел фрак в опере. Этот сильный, загорелый, с морщинками от солнца и выгоревшими волосами мужчина просто был создан для других условий и ситуаций. Но Фрэн нахваливала жениха, приговаривала, какой он красивый, как нравится ей – и наконец Алджернон расцвел. Фрэн надеялась, что он действительно не понимает, что жениховский наряд ему не идет. В конце концов, он по-мужски хорош гораздо более, чем многие анемичные и капризные лондонские мужчины и юноши, которым эти наряды идут.