Текст книги "Мое побережье (СИ)"

Автор книги: Luft_waffe

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 33 страниц)

«Неплохо», – разглядывая переданный мною лист, прокомментировал он с плохо скрываемой гордостью и той сквозящей во взгляде легкой тревогой, когда ты начинаешь осознавать, что твой ребенок вот-вот вырвется из так старательно утепленного тобою гнезда.

Конечно; я ведь сказала, что не буду ничего загадывать в отношении поступления, пока не получу результаты экзаменов. Хотя, думаю, мое решение было очевидным, пусть я и держала его в «секрете» до последнего.

Не лучшее решение. Но, в самом деле, не в Йель же мне паковать чемоданы – не тот финансовый уровень.

– Так странно, – сидя после минувшей волны суматохи на кухне, я теребила край фартука и глядела словно сквозь плиту, где медленно выпекался торт ко дню рождению Старка. – Мы столько к этому готовились, а на деле: пара часов, и назад дороги нет.

Хэппи, которого, казалось, вообще мало что беспокоило в этой жизни, шипел взбитыми сливками, украшая белыми шапочками остатки клубники. Единственная ягода, на которую у меня была аллергия.

– А мне не верится, – отвечал он, забивая рот едой, – что все закончилось, и после каникул мы больше не вернемся в школу. Такая неизвестность впереди, – он вдруг понурил голову.

Я тяжело вздыхала, разделяя его настроения.

Неизвестность.

Сплошная.

Абсолютно неопределенное будущее не внушало никакого доверия.

Мы столько лет проучились в одних стенах, а теперь нас, за шкирку, как котят да щенков, выбрасывали во «взрослую» жизнь, в отношении которой было ясно одно: это сложно, это – мир лицемеров и несправедливости вверх тормашками, где ни за чьим крылом уже не укроешься, и работает принцип «выживает сильнейший», и это ни черта не понятно.

Особенно подобный расклад, должно быть, тревожил Хэппи, который собирался поступать в колледж слишком далеко от дома.

– Мы ведь будем держать связь, да? – я бросила на него взгляд через стол, сама не зная, отчего, но чувствуя, как в носу начинает характерно щипать, а ком в горле – увеличиваться.

– Конечно. Я буду приезжать домой на все каникулы, и мы будем гулять, как раньше. Созваниваться, переписываться. На расстоянии я буду меньше раздражать тебя. – Улыбка в ответ на реплику Хогана получилась вымученной. Он потянулся и накрыл мой кулак, на несколько секунд сжав. – Все будет нормально. И Тони будет рядом, – то, как он запнулся и смущенно отвел взгляд, оканчивая фразу, говорило о многом.

Потому что он солгал.

Не будет – мы оба это знали.

***

Это был один из последних дней, проведенных вместе.

Освежающий ночной ветер гулял в распахнутом окне и мерно колыхал шторы. Вечер двадцать восьмого мая.

Единственным источником освещения являлась та самая черепашка, которую я купила в «Планетарии» – звезды растягивались вдоль стен, яркими пятнами оттеняли черную футболку Тони, мазали голубым сиянием мои согнутые в коленях и подтянутые к груди ноги и скользили по пушистой шерсти Снежка, свернувшегося в комочек на полу, посреди комнаты.

Я спрятала замерзшие стопы под уголок цветастого покрывала. Хэппи, сидевший против нас, на своем излюбленном месте – в крутящемся стуле, хмуро наблюдал за рыжим пятнышком тепла.

Мы молчали. Я не знала, как реагировать на внезапное откровение Хогана, а Тони кусал щеку изнутри и явно ушел глубоко в себя, не проявляя видимых признаков жизни кроме периодичного подергивания коленом.

«Мы порвали с Кристи», – сказал он и привычно нахохлился, что на сей раз не вызвало добродушной, приятельской усмешки, да мысленного сравнения с ворчливым воробьем.

– Знаете, – заговорил он после затянувшейся паузы, позволяя нашим взглядам зацепиться за его понурое лицо, как за единственный спасательный круг в море беседы, – я, кажется, понял смысл отношений. Его нет, если твоя девушка не является одновременно твоим лучшим другом.

И, наверное, лучше бы он продолжал молчать.

– Что случилось? – задающий подобного типа вопросы Старк – явление редкое и почти не встречающееся в природе, однако я была ему благодарна за небольшое отхождение от заявленной темы.

Это не было тем, что я была готова обсуждать сейчас. При всех нынешних… обстоятельствах.

То, что случилось последний раз на пляже, нами не оговаривалось, но становилось ясно: долго затишье длиться не сможет. Больше не сможет.

Хэппи неопределенно пожал плечами.

– Да как-то все сразу навалилось: претензии, недоговорки. Начали друг друга раздражать по любому поводу. А потом сцепились, и… закрутилось, в общем, словом за слово.

Я не удержалась и скосила взор в сторону второй фигуры, восседавшей на кровати. Благо, к тому моменту, как Тони среагировал и повернул голову, успела сделать вид, что любуюсь зрелищем дремлющего кота.

«Недоговорки». Вещь, слишком часто становящаяся яблоком раздора в любых отношениях: будь они дружескими или романтическими, не столь принципиально; и, тем не менее, самая излюбленная людьми в качестве граблей, на которых можно безостановочно скакать.

Сколько раз человеку нужно повторить, что все, начиная от банального молчания и заканчивая секретами различной величины, ведет в неизменную пропасть, чтобы он соизволил намотать тривиальную истину на ус?

Риторический вопрос. Бесполезная трата времени.

Никого нельзя научить уму-разуму, пока он не совершит ошибку сам.

В какой-то степени все люди – мазохисты, привыкшие копать яму под собственными ногами. Может, тяга к постоянному усложнению жизни заложена в нашем подсознании, дабы в конечном итоге Землю не настиг демографический взрыв – почем мне знать?

Мы создаем столько афоризмов и философских концепций на тему проб и ошибок, а в следующую минуту сами попадаем в эти же сети.

И нас пресловутые «недоговорки», наверное, тоже рано или поздно сгубят.

Что может быть в голове у парня, который не спешит одаривать объяснениями своим не всегда логичным поступкам? Какие цели может преследовать человек, то держащийся от тебя на почтительном расстоянии на людях, то тянущийся и становящийся совсем другим наедине? И какой из этих двух версий Тони – настоящий?

Куда, в конце концов, делись мои знаменитые мозги, что Хэппи Хоган воспел всеми возможными оборотами английского языка во время контрольных работ, вследствие чего я оказываюсь совершенно неспособной прекратить весь этот хаос дурой? Нужно быть форменной идиоткой, чтобы позволять себе исполнять роль своеобразной игрушки в руках Тони Старка.

Станется, даже не единственной.

– Не хочу идти на выпускной. Совсем, – тем временем продолжал Хэппи, теребя пуговицу своей клетчатой рубашки. – Она-то наверняка найдет себе пару, а я что? Всех нормальных девчонок уже разобрали.

Я инстинктивно открыла рот, однако вынужденно прикрыла его обратно, запоздало осознав, что не имею про запас никакой реплики: ни успокаивающей, ни дельной.

Пристальный взгляд Старка игнорировать было сложно. Я обернулась, собираясь спросить, в чем дело, как вдруг:

– Вы могли бы пойти вместе. Как друзья, – зачем-то добавил он и, видимо, сразу мысленно прикусил язык, так как Хэппи в одночасье подозрительно прищурился.

Короткая вспышка эмоций, сильно похожих на раздражение, буравчиком ввинтилась в затылок.

Он… только что решил все за меня?

– Пеппер уже идет с тобой, – «вот именно!» – хотелось выпалить в ответ и, как идея, хорошенько его пнуть – каков соблазн, когда позволяет расстояние.

– Я могу пойти один, – он еще имел наглость гнуть свою линию.

Я не выдержала и выпрямила ноги, одновременно отталкиваясь от матраса и отодвигаясь подальше от него, на другую половину кровати.

– А я могу высказывать собственное мнение? – прозвучало жестче, чем планировалось. Впрочем, плевать.

В голове ураганом пронесся ряд мыслей: начиная от всех возмущенных реплик, какие я могла ему адресовать, и заканчивая тем, что я с радостью пойду на бал хоть с Юджином – с кем угодно, только не с этим эгоцентристом. Оформиться им в пламенную речь помешал Хэппи, тушующийся больше обычного:

– Нет-нет, все нормально. Я знаю, вы хотите, как лучше, но я найду… кого-нибудь. Надеюсь. В крайнем случае, позаимствую у тебя Снежка.

Я натянуто улыбнулась, пытаясь поддержать чувствующего себя неловко Хогана.

Мы лежали на полу не меньше полутора часов, расположившись настолько близко, насколько позволяли размеры комнаты, глядя на плывущие по кругу звездочки и вспоминая самые нелепые случаи, какие только происходили с нами в школе.

Хэппи зарывался пальцами в теплый рыжий мех и постоянно возражал: «Вы так говорите, будто в дурацкие ситуации попадал только я!», а затем отыгрывался на Тони и изрядно утрировал, повествуя о том, как Старк утопил в фонтане телефон, красуясь перед девчонкой и заявляя, что сможет подбросить его на носке ботинка и так же поймать, подобно футбольному финту с мячом; как на широкой дорожке он умудрился споткнуться о единственную неровно положенную плитку; или как заявил однажды Джарвису, что способен обслужить самого себя на элементарном бытовом уровне, в конечном итоге не только постирав белоснежную рубашку Говарда, готовящегося к научной конференции, со своей домашней, красной футболкой, но и насыпав в стиральную машину столько порошка, что пена выползла наружу и заполонила доброе пространство ванной комнаты.

– А ваши первые кулинарные эксперименты с Пеппер? – находился он с ответом в притворном негодовании, не скрывая ностальгической улыбки. – Или история про разогретый чай! Буквально месяц назад это было, между прочим, – указательный палец нравоучительно указал на мое лицо. – Надо же додуматься – поставить в микроволновку покрытую позолотой кружку, обернув ее салфеткой.

– Затухни, – я дернула рукой в его сторону, беззлобно пытаясь шлепнуть по той области, до какой дотянусь; тыльная сторона ладони припечаталась к его животу. – Я наоборот пыталась прикрыть искрящуюся зону.

Тони поймал мои пальцы, немного сжав. Я с тревогой покосилась на Хэппи, однако тот был слишком увлечен котом, чтобы замечать подобные мелочи.

– Вот твоя искра и попала на салфетку.

Я не сдержалась и прыснула, вспоминая собственный ступор, едва я открыла микроволновку и увидела охваченную огнем кружку. Одну из своих любимых, между прочим.

Снизу раздался хлопок входной двери, и послышались поочередно переговаривающиеся друг с другом два голоса; Хэппи вздернул голову, словно минутой раннее вершил что-то не совсем законное, а теперь оказался застигнутым врасплох. Я, воспользовавшись случаем, вытянула собственную ладонь из захвата Старка.

Выслушивать возмущенные выпады, сводящиеся к незатейливому: «Совсем рехнулась?», адресованному моей провинившейся фигуре, хотелось мало. Ибо всем известно, как Энтони Старк ведет себя по отношению к любой девушке, и чего добивается этими своими «фокусами».

Только не от Хэппи. Он не тот человек, чье разочарование во взгляде я смогу легко забыть.

А потом был силуэт, у самого порога потянувшийся ко мне, да маленькая ладонь, упершаяся в теплую грудь напротив с немым… возмущением? Испугом?

Тони молча прищурился, оставляя меня в одиночку расшифровывать это выражение в его глазах.

В голове израненной птицей металось единственное: «С ума сошел?».

Топчущийся на крыльце Хэппи обернулся, и я едва успела одернуть руку да отступить на шаг назад.

– Спокойной ночи, – не ему – ковру, ногам, деревянному напольному покрытию. Пальцы нервно заправляют за ухо часть отросшей челки у виска. Боковым зрением я улавливаю, как ретируется Старк, отчего-то поджимающий губы – привычный для него жест раздражения или выражения углубления в собственные мысли.

– Да, – он трет переносицу, лоб, хмурит брови. – Спокойной.

Руки – в карманы. Хэппи неловко, в качестве прощания махнул рукой, и я ответила ему тем же, отчаянно пытаясь заткнуть напряжение, снежным комом разрастающееся где-то под ребрами.

Все, что происходит в доме у моря, остается в доме у моря.

Улицу оглашали лишь два перешептывающихся мальчишеских голоса и лай соседской собаки.

– Пеппер! – слова бьются о почти закрывшуюся дверь.

Будто нематериальным потоком энергии отталкивают ее назад, пропуская на крыльцо тонкую полоску света из прихожей.

Спина Хэппи успевает скрыться за оградой. Тони заполнил собой все пространство, в два шага взлетая по ступеням. Воздуха внезапно перестало хватать.

Едва не сшибающая с ног внутренняя сила, распространявшаяся от него незримыми волнами на пару метров вперед. Несколько секунд, длившихся слишком долго и одновременно непозволительно быстро – я успеваю поймать его взгляд и понять, что исчезаю в этих глазах. Тону, захлебываюсь, сама затягиваю веревку с камнем на шее и плыву ко дну.

Такие откровенные, что, кажется, в них таилась собственная, кипящая жизнь. Обжигающий кофе. Огненный виски. Крепкий, дурманящий коньяк.

Единственное, что не позволило мне поддаться резко накатившей силе притяжения и той прекрасной слабости, с коей были готовы подкоситься коленки – его руки, заключившие лицо по обе стороны и удержавшие его в приподнятом положении.

– Но Хэппи… – последняя здравая мысль, с гудением затухающая в пределах черепной коробки, когда окончание фразы теряется под его губами.

Прикосновение напрочь уничтожило все оставшиеся в голове мысли.

Он что-то коротко, невнятно мычит – я не разбираю слов. И к собственному ужасу – из моего рта вырывается проклятый, тихий полустон.

Бесконтрольный, отдавшийся щекотной вибрацией по губам. От которого тут же становится невыносимо стыдно, и лицо начинает гореть от смущения, но Тони только сжимает пальцы сильнее, притягивая ближе, вынуждая приподняться на носочки.

– Дверь, – влажный звук разорванного поцелуя. Рука исчезает с моей шеи, а в следующий момент по ушам бьет хлопающий звук, и хребет врезается в деревянный срез.

Босые ноги балансируют на прохладных деревянных досках. Боже, не пошли Майку мысль случайно выглянуть в окно.

Ускоренное, чуть сбившееся дыхание и резко контрастирующий с вечерней свежестью горячий рот напротив.

Пальцы исчезают под поясом коротких домашних шорт. Желудок делает сальто и обрывается свинцовой тяжестью; Тони с силой сжимает ладони, потянув меня за ягодицы к себе. Так, что нос, упершийся в его щеку, охватила легкая ноющая боль. Так, что я неосознанно, испуганно дергаюсь, когда живот прижимается к его паху.

– Тони, – в последний момент поймать руку, двинувшуюся дальше. Он шумно вздыхает и замирает, утыкаясь в мой лоб своим. Хочется проклясть себя на месте за вспышку слабости, но…

Но.

Странная боязливость отступает, стоит ему переместить руки на талию. Медленно очертить подушечками больших пальцев выступающие тазовые косточки, прижаться губами к щеке. Я ловлю его порвавшиеся было отстраниться ладони и сдерживаю глупый порыв улыбнуться – Тони позволяет взять себя за руки и даже игриво помахивает ими из стороны в сторону. Жест напомнил «заигрывания» мальчиков и девочек в детском саду.

– Еще раз спокойной ночи? – бубнит в висок, практически невесомо скользя губами от скулы и выше.

Я хочу ему ответить, однако не нахожусь со словами.

Только тихо млею от ощущения больших крепких рук, в плену которых практически теряются мои ладони. Хочется, чтобы они остались. Наверное, это непозволительная роскошь, которую люди так часто не ценят должным образом – иметь возможность держать кого-то до щемящего сердца родного за руку.

На языке вертится неоконченное:

«Я тебя очень…».

***

Часто случается, что именно с пустяка начинаются самые важные вещи. Будь то случайно разбитое колено или бездумно брошенная фраза, сродни двусмысленному предложению уехать куда-нибудь вдвоем, подальше от шума, ставшая своего рода спусковым рычагом.

Руки приятно припекало на солнце.

Дом полнился праздничной суетой: Наташа вызвалась накрыть на стол, а по воле судьбы проходящему мимо Роджерсу всучили в руки стопку тарелок, не оставив выбора, в то время как Джарвис и Тони устанавливали гриль для барбекю на заднем дворе. К слову, появление Стивена на дне рождения Старка стало самой большой приятной неожиданностью за сегодняшнее утро; они выглядели воистину комично, когда Стив выгребся из машины Наташи, подъехавшей к пляжу в числе последних, и, явно смятенный ее задержкой в салоне, тяжело вздохнул, наблюдая уже приближавшегося к нему Тони.

Они обменялись сухим рукопожатием. Роджерс вручил Старку пакет со словами: «Это от нас с Нат…», в следующий миг поспешив скрыться за ее появившейся фигурой в футболке с забавным зверьком.

Полчаса спустя они вместе, как дети малые, склонились над большим управляемым вертолетом и, разобравшись со всеми тонкостями конструкции, принялись отправлять чудо-машину в полет да недовольно щуриться, когда лучи яркого солнца слепили их.

Тони картинно отстранялся от Стивена, когда тот касался его плеча, привлекая внимание.

Тони небрежно скидывал кеды и бежал вдоль побережья, догоняя совсем по-детски улыбающегося Стивена с пультом управления в руках и хватая его за локти, задирая голову вверх и громко командуя, в какую сторону направлять вертолет. Его джинсовые шорты не прикрывали колен, на которых уже имелся отпечаток песка после неудачного падения, покуда Стив тщетно лелеял надежды ступать по берегу так, чтобы потом не пришлось вытряхивать последствия их дурачеств из ботинок.

Роджерс демонстрировал совсем уж никудышную актерскую игру, отмахиваясь от назойливых прикосновений вездесущего Старка.

«Мальчишки», – произнесла Наташа, снисходительно улыбаясь и покачивая головой.

Веселью воспрепятствовал Джарвис, окликнувший Тони с просьбой помочь ему справиться с грилем. Я, успешно завершившая миссию по раскладыванию еды в холодильнике во избежание протухания, стояла на веранде и лениво потягивалась, наслаждаясь освежающим дуновением бриза с моря.

Здесь было так спокойно.

Ни людей, ни бесконечного житейского груза, ни обязательств.

Ни-че-го.

Только ты и глубокое, живое, синее море. Один на один с шипящими волнами, которые бьются, кажется, в такт собственному, эфемерному сердцу.

Мерный шум.

Вдали виднелись маленькие движущиеся точки – кружащие над водными просторами чайки плавно лавировали, вытаскивая из подсознания воспоминания о Джонатане Ливингстоне, а чуткий слух улавливал их отдаленные крики.

Находясь здесь, ты будто выпадал на короткий промежуток времени из реальности и наслаждался всепоглощающим чувством легкости. Она была везде: в играющих зеленью на солнце островках травы; колышущихся полупрозрачных шторах в распахнутых окнах на кухне; соленом запахе ветра, путающегося в волосах.

Блаженная пустота мыслей. Такая, что хочется прикрыть веки и наслаждаться калейдоскопом кругов перед глазами, подставляя лицо греющим лучам.

У моря все бытовые трудности кажутся до безумия мелочными и неважными. Все, к чему мы так отчаянно стремимся изо дня в день: достичь чего-то, понравиться кому-то, сделать что-то, как правило, совсем тебе не нужное, лишь оттого, что этого требуют окружающие, – нерациональной растратой времени.

Наверное, здесь здорово жить. Маленький уголок утопии. Такое необходимое спасение в изоляции.

Внимание привлек немного ссутулившийся силуэт, восседающий на берегу. Волнистые, с почти романтичной небрежностью отросшие волосы мягко трепал ветерок. Ему бы впору жить в солнечной Италии; там, где за высокими оградами вьется виноград, а белозубые весельчаки стукаются винными чарками и провожают хищными взглядами знойных брюнеток. Он бы легко зашел за «своего» в южных широтах.

Высвободив ноги из тряпичных балеток и подхватив легкую обувь двумя пальцами, я неспешно направилась к Брюсу Беннеру.

Туфли бесшумно упали на песок.

– Сегодня хорошая погода, правда?

Он не обернулся, продолжая смотреть вдаль, где волны сливались в тонкую рябь белых линий.

– Хорошая, – подтвердил отчего-то уставшим голосом. – Тепло, но не чересчур жарко.

Тихо вздохнув, я расправила подол небесно-голубого платья и присела рядом с ним.

Колени Беннера были согнуты, а пальцы одной руки ритмично постукивали по запястьям другой.

– Если бы не Тони, я бы не приехал сюда, – заговорил Брюс, принимаясь расстегивать и застегивать ремешок часов. – Не хотелось его расстраивать в день рождения.

Самый бесценный подарок, который ты можешь преподнести кому-либо – время. Ты действительно отдаешь то, что никогда не сможешь вернуть.

– Почему? – почти по-детски непосредственный вопрос.

Он повернул голову, мимолетным жестом поправил на переносице съехавшие очки.

– Он не говорил?

Под внимательным взглядом я себя чувствовала несколько глупо.

– Не говорил… о чем?

Беннер невесело усмехнулся:

– Не знал, что Тони умеет держать язык за зубами.

– Когда не надо, он – настоящий шпион, – я фыркнула и, не находя, чем занять руки, принялась зарываться пальцами в песок. – У его секретов есть секреты.

В груди немного потеплело, когда губы Брюса тронула тень улыбки.

– Это из-за Наташи, – тише обычного ответствовал он, устремляя взор к морю. – «У бурных чувств неистовый конец»*.

Кажется, я никогда прежде не видела таких «голых» и печальных глаз у представителя сильной половины человечества.

«Это связано с тем, что вы за все утро не обмолвились ни одной фразой, кроме приветствия?» – хочется спросить мне, но из уст вдруг вырывается:

– Шекспир, – я учила в отрочестве несколько его сонетов.

Уголок губ Брюса слабо дергается.

– Знал, что ты поймешь.

Я не стала пытать его расспросами на тему: почему? как давно? возможно ли еще что-то исправить?

Я только придвинулась ближе, цепляясь за его локоть обеими руками и прижимаясь щекой к крепкому плечу.

Обо всем этом я спрошу Наташу.

«Знал, что ты поймешь».

А пока:

– Куда ты после школы? – спросил он некоторое время спустя, переводя тему, выбивая из моей головы не успевшие оформиться в вопросительную форму мысли.

Я лениво дернула бровью, не сильно беспокоясь о том, что Беннер не видит моего лица. Под веками медленно плясали желто-оранжевые круги.

– Если честно, я долго об этом думала. Еще не так давно только и мечтала, чтобы вырваться из города и начать новую жизнь в месте, где я никого не знаю, и никто не знает меня. Совсем с чистого листа. Не думая о прошлом.

– А сейчас? – его голос умиротворенно мешался с шелестом волн.

– А сейчас, – подхватила вопрос со вздохом, – у меня, наконец, появилась та самая, нормальная семья, о которой я всегда мечтала. И мне, наверное, хотелось бы этим насладиться, прежде чем я все брошу. Потом, когда окончу университет, наберусь ума и в принципе достигну социальной зрелости – тогда, да, конечно, уеду. Но пока… я не совсем готова.

– Это хороший выбор. Здесь еще, я точно знаю, остается Клинтон. Его девушка беременна.

Я распахнула глаза слишком резко, и солнечные лучи на секунду ослепили.

– Что? Это… а он…

Повернув голову, Беннер едва не столкнулся со мной носом. Он мягко улыбался.

– Он и рад, – проговорил таким тоном, что единственным словом, которого не хватало в качестве дополнения, как добродушного комментария, являлось незатейливое: «дурак». – Только и болтает, как построит ферму и купит трактор.

– Господи, – мои губы упирались в его плечо. Смешок получился чуточку нервным. – Ему ведь всего восемнадцать?

– Они любят друг друга, – в голосе Брюса не было ни осуждения, ни той самой «искорки интрижки», с коей люди обычно перемывают кости ближним, – и встречаются уже около трех или четырех лет. Думаю, это тот единичный случай, когда люди созданы для того, чтобы быть вместе. Хотя решение рожать весьма специфичное. Не нам судить, – добавил после недолгого молчания.

– Ну, а что ты?

– А я, – он грустно хмыкнул, – просто бегу. От всего, что держит здесь.

– И куда же?

– Дартмут.

– Дартмутский колледж в Нью-Гэмпшире? – я встрепенулась, отстраняясь от его плеча и заглядывая в глаза. – Но это на другом конце Штатов.

– Как раз поэтому я и подал в него документы, – на дне карих радужек плескалось слишком много откровенности, чтобы выдерживать взгляд Брюса Беннера в течение длительного промежутка времени.

Я растерянно перевела взор на его джинсы, прикусывая язык, с которого едва не сорвалось: «От себя не убежишь».

– Когда ты уезжаешь? – тихо, робко.

– Ночным рейсом, сегодня, – его слова вынудили меня поднять голову. – Тони не знает, – ответил он на невысказанный вопрос.

Волны все так же, с мирным шелестом прибивали к берегу, а ворот его тонкой рубашки колебался от порывов ветра.

Природа продолжала жить по своим законам – природе было все равно, как калечатся чьи-то судьбы, и как разбиваются молодые сердца.

Мы молча сидели на берегу.

Каждый наверняка думал о своем.

Они вели себя… по-взрослому, я бы сказала. Не разбегались в разные части дома, едва завидев друг друга, не отсаживались на почтительное расстояние, оказываясь рядом на одном диване, обращались с просьбами в спокойном, миролюбивом тоне. Как приятели. Единственное, что могло натолкнуть на мысль о том, что перед тобой – еще вчера бывшие друг для друга центром вселенной, а сегодня – ставшие почти никем люди, это то, как они избегали смотреть друг другу в глаза.

Во время визита с целью уборки дома нами был найден на чердаке старый радиоприемник, и после долгих и упорных поворотов антенны Тони смог, наконец, поймать волну, вещавшую музыку, а не новости.

Клинт, Джеймс, Хэппи и даже Брюс присоединились к дуэту Роджерса и Старка, которые, освободившись от своих невеликих «дел», вновь вернулись к актам мучения летающего чуда техники. Я с трудом подавила желание найти коробочку от вертолета и наткнуться взглядом на надпись «12+» в самом углу, подтвердившую бы оброненные Наташей слова.

Она сидела на крыльце. Уложенные мягкими волнами рыжие волосы покрывали плечи. Рядом обнаружилась пластиковая тарелочка с двумя куриными ножками, что уже успел подать Джарвис. Аккуратные пальцы крутили колесико радиоприемника, регулируя громкость.

Я свернула на кухню и захватила два стакана с соком.

Наташа одарила меня выжидающим взглядом, когда я села рядом. Поняла.

– Почему ты мне не сказала? – Заслышав мой вопрос, она отложила куриную ножку и рассеянно провела чуть жирной ввиду способа приготовления еды рукой по краю шорт.

Слова звучали с неуверенностью, идущей вразрез со всеми моими заключениями о ней:

– Я не знаю. Наверное, потому что сама не до конца приняла это, как факт. – Наташа коротко поблагодарила меня за сок, покрутила стакан в пальцах, и лишь затем продолжила говорить: – После того раза, когда мы сходили в больницу, я слишком замкнулась в себе. Делать вид, что все в порядке, было невыносимо, но и признаться Брюсу я не смогла. Так однажды и у него закончилось терпение, – она хмыкнула, однако ее глаза не выражали ни толики веселья. – Он бы не захотел быть со мной после такой новости.

– Брюс – не тот, кто отвернется от дорогого ему человека просто потому, что с ним… что-то не так.

Со стороны моря послышался звучный протест, выраженный в емком и крепком ругательстве, а затем пляж огласило всеобщее негодование – Хэппи направил вертолет прямиком в воду.

– Знаю, – рассредоточенное внимание Наташи тоже было частично приковано к мальчишкам. – Сейчас знаю, – сделала она акцент, – когда эмоции утихли, и появилась возможность проанализировать свое поведение со стороны. Сейчас, когда поздно что-либо менять.

– Почему нет?

Я смотрела на нее. Нет, в самом деле? Почему все так отчаянно стремятся разорвать нити, связывающие их с так называемым «прошлым», если одно слово, один взгляд или одно робкое прикосновение может изменить все?

– Иногда я думаю, Брюс был прав, сказав, что эта затея, – ее рука слабо взметнулась вверх, пытаясь жестом вырисовать одной ей известную фигуру, – с нашими отношениями изначально была обречена на провал. Может, нам и не стоило начинать. Мы будто держались за иллюзию счастья, которого никогда не существовало.

– Вы были счастливы, и это не было иллюзией.

– Возможно, – только и прошептала она, устремляя взор к оранжевой апельсиновой жидкости.

День пролетел совсем незаметно.

Стивен упал в воду. Не по воле случая или оказавшись заложником собственной неуклюжести – помог ему Тони, в следующий миг отправляющийся за ним в холодную морскую пучину, вновь топя Роджерса своей тушей. Стив плевался и морщился, кашлял, выгребаясь на берег и разрушая свой романтичный образ джентльмена минувших лет негодующим: «Ну и придурок же ты». Да только Старк выглядел весьма довольным собой и с важной миной разглагольствовал о каких-то солевых и солнечных ваннах, без тени смущения стягивая с мокрого тела липкую футболку и несколько раз ероша волосы, словно пытаясь их высушить парочкой манипуляций.

Мы провожали закат и жарили сосиски. Сидели у разожженного костра, но вместо положенных по всем законам жанра «страшилок» болтали об одной единственной, великой и ужасной истории – жизни.

Тони задувал свечи на моем торте, за неимением альтернативы, выступившим в качестве именинного. Наташа снимала разворачивающееся действо на камеру телефона. Хэппи сам себя сфотографировал на фоне кульминационного эпизода и сразу выложил результат в «Инстаграм», подписав: «Веселье начинается». Я, заглянувшая в экран через его плечо, полюбопытствовала: почему «начинается», если мы уже целый день веселимся? Ответ не заставил себя долго ждать.

Предназначение большой сумки-холодильника, в которую мне запрещали заглядывать «раньше положенного», стало ясно – содержимое полнилось литрами алкоголя.

Было бы наивно предположить, что Энтони Старк отметит свое восемнадцатилетие скромно, в кругу самых близких друзей, исключая оговорки.

Едва с улицы послышался нарастающий, точно во встревоженном улье, шум голосов, соседствующий с шелестом колес подъезжающих автомобилей, я, сама не зная, зачем, улучила момент и тихо скрылась на втором этаже. В «своей» спальне.

Голос, раздавшийся из коридора после дробного стука, принадлежал Наташе:

– Можно?

Она не стала дожидаться ответа – отворила дверь, скоро юркнула в комнату.

На кровать подле меня плюхнулась объемная сумка.

– Ты об этом не знала? – задала она риторический вопрос. Я лишь перевернулась с бока на спину, одаривая пустым взглядом потолок. – Если тебя это утешит, я тоже не была в курсе. Но предполагала, что все закончится бурной вечеринкой.

– Я хочу домой, – губы прошептали сами. Веки в следующую секунду прикрылись.

С первого этажа раздался чей-то девчоночий, противный визг.

Я знала Тони Старка слишком хорошо, чтобы тешить себя глупыми надеждами, сродни: «сегодняшний вечер не будет похож на предыдущие», «люди меняются, он не исключение», «конечно, он не будет лапать ничью задницу на моих глазах, он же не помешанный на интимной стороне человеческих взаимоотношений бабник».

– Я не смогу смотреть, как он зажимает других, – то, что промелькнуло в мыслях, невольно сорвалось с языка. Прикрыв лицо ладонями, я подавила желание забраться с головой под одеяло и банально разреветься.