Текст книги "Мое побережье (СИ)"

Автор книги: Luft_waffe

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 33 страниц)

– Привет, один, – пакеты зашуршали, и отогнувшийся в сторону клочок бумаги продемонстрировал упаковку томатов.

– Привет.

Я не придумала стоящий ответ. Спрашивать об интересующем в лоб не хотелось, и, чувствуя себя несколько смятенной, обратилась всем существом к телевизору.

Это было странным открытием, но неожиданно для самой себе я начала замечать, что жду прихода Лесли, когда дверной звонок оглашается трелью. Однако неделя подходила к концу, а с прошлых выходных доктор Харрис так и не объявлялась.

Она была хорошей. Эпитет отнюдь не высокопарный, но чем богаты. Ее присутствие в стенах дома не раздражало; у нее были приятные духи; кухня зачастую полнилась запахами блюд, приготовить которые лично я была не в состоянии (или, по крайней мере, не обладала соответствующим рвением возиться часами у конфорки); а еще у нее наличествовало милое чувство юмора. Лесли часто заставляла Майка смеяться или подбивала на вещи, кои сам он в одиночку бы не совершил – к примеру, в прошлые выходные он демонстрировал мне фотографии из автосалона, где они сидели за рулем новейших гоночных «зверей», ибо просто зашли на выставку и прикинулись потенциальными покупателями, на самом деле не имея за душой и сотни долларов наличными.

Лесли. Все чаще я начинала звать ее за глаза именно так.

«…да, пусть я врал, но я в жизни тебя не предал. Я не бросал тебя умирать. Тем более, ради девчонки? Ты променял меня на девчонку?»

Нахмурившись от вида слишком брутального мужчины, машущего пушкой направо и налево, я переключила канал.

«Как и люди, пингвины делают глубокий вдох перед прыжком, но в отличие от людей, они могут задерживать дыхание до двадцати минут».

Я натянула плед до подбородка и закашлялась, мысленно проклиная колючие холода в контрасте с душными помещениями. Не хватало еще разболеться. Впрочем, с уровнем моей везучести и такое станется.

Осень умирала последними днями ноября.

Послышался звук хлопающей дверцы холодильника. Я вздохнула, набираясь своеобразной смелости. Пикировавший в воду пингвин предал уверенности – раз уж ему так ловко удалось…

– Лесли давно не заходила.

Поймав взгляд Майка, мне показалось, что он подавил улыбку.

– Она уехала в Порт-Анджелес, навестить родителей. К понедельнику вернется.

– А, – проронила я как бы незаинтересованно и поспешно сунула за обе щеки жевательных червяков.

Значит, не поссорились. Все в порядке.

Вовсе я не была той самой вредной дочкой из фильмов, мечтающей развести отца с потенциальной «мачехой»; наоборот – без доктора Харрис дом в какой-то мере начинал казаться пустым. Дом и мое существование в нем.

Или, возможно, виной всему было резко-ощутимое убийственное чувство одиночества.

Тони уехал. Как всегда, внезапно, никому ничего не сказав; его стиль. Мы так и не помирились, но, должна признать, каким бы засранцем Старк ни был, жизнь без его вездесущего вмешательства теряла краски. На прошлой неделе он хотя бы раздражал своим звучным говором барабанные перепонки – теперь же в школе стало тихо.

Кажется, с ним умотал в Нью-Йорк и Роудс; по крайней мере, в бессвязном монологе Хэппи звучало слово «Джеймс», а уточнять я не стала – гордость не позволяла. Мне ведь плевать. Абсолютно. Совершенно.

Сам Хоган решился позвать гулять девчонку с нашего потока, но что-то как всегда не заладилось. «Чертова френдзона», – с чувством выразился он в одной из наших «ночных переписок» (получивших статус своей значимости в силу того, что зачастую полнились душевными откровениями). Однако он, если я все правильно поняла, на этот раз возымел намерение не отчаиваться. Так я «потеряла» Хэппи, вовсю увлекшегося ухаживаниями и посвящавшего свободное время новой пассии.

Со Стивом мы близки не были – лишь контактировали на репетициях. Да и то с отъездом Старка атмосфера в танцевальном зале разрядилась, и в большинстве своем я витала в облаках, выполняя движения механически, не обращая на Роджерса толком внимания.

На горизонте не объявлялся даже Киллиан. «Ну и пошел ты к черту», – умозаключила на сей счет как-то вечером, удаляя его номер из списка контактов.

Единственным, кто остался рядом, если так уместно выразиться, был Брюс.

Однажды со скуки я поинтересовалась у «Врюса Бажжера» (переименовывать не стала из чувства ностальгии), как движутся дела с их реактором, на что он незамедлительно ответствовал. «Проект “Реактор”» свернули из-за бьющего пределы всех приборов уровня радиации и опасений Старка, что на ферме дядюшки Беннера начнет расти трехметровая кукуруза. Тем не менее, общение завязалось: легкое, непринужденное, поднимающее настроение. В который раз убедилась, что как раз таки в дружбу между мужчиной и женщиной я буду верить всегда. Не только потому, что с детства больше общалась с мальчиками, и со временем это закрепилось в формате привычки; просто с мальчишками проще. Они не притязательны. Зачастую им с высокой колокольни чихать, как ты выглядишь, и какую цену имеют твои новые туфли. Они не столь ранимы и обидчивы в сравнении со слабым полом; могут помочь и дать действенный совет от мужского лица, что хорошо, если у вас появляется парень и, как следствие, проблемы, с пресловутым идущие в комплекте. Они не завидуют и не злословят за спиной. Могут подставить крепкое мужское плечо в трудную минуту. И, в конце концов, к кому можно обратиться за помощью, когда возникают проблемы с домашним заданием, затрагивающим сферу точных наук? Да, с парнями вы не обсудите косметику и проблемы с месячными, но и они не станут заставлять вас продавливать диван перед телевизором, вещающим бейсбольный матч, с бутылкой пива в одной руке и чипсами – в другой. Зато они могут подарить совершенно новые, бесценные и доселе неизведанные знания и опыт.

Протестующие любят говорить: дружба между мужчиной и женщиной невозможна, один в этом союзе так или иначе любит. Я и сама попала в этот лагерь неудачников, но все же считаю позицию крайне бредовой, оперируя в качестве аргумента общением с тем же Хэппи, Роуди, Брюсом – актуально на сегодняшний день. Друг-парень – это своеобразный названный брат, а к брату вы вряд ли питаете теплые романтические настроения; только если не практикуете инцест. Девушки могут искать «дружбы» с понравившимся мальчиком, как и наоборот, но дружбой в ее реальном понимании это называть категорически неприемлемо – обыкновенная попытка пойти на сближение с объектом симпатии. Отсюда и рождаются глупые предрассудки.

Да, с Тони дела обстояли иначе, но это уже из разряда «особые случаи». Наверное, его я изначально воспринимала в некотором романтическом амплуа, и на этом, собственно, зиждилось взаимодействие. Хотя, какая к дьяволу разница. Со Старком поведешься – смело забудь обо всех былых жизненных установках и приоритетах, ибо он их нещадно разрушит и взорвет мозг самим фактом своего существования.

Тони – как детонатор. Никогда не знаешь, в какой момент подорвет. С Брюсом все было куда спокойней.

Будь у меня возможность, как в «Симсах», создать себе кузена, я бы выбрала на эту роль Беннера.

Мы с ним даже ходили пару раз гулять. К пруду в парке, где я в детстве с родителями кормила уток; правда, пруд давно замерз, а утками не пахло и в радиусе ста метров, но зато рядом стояли классные качели. Я не заметила, как с ним пролетело время: мы говорили о семье, моем коте, его аллергии на шерсть, Наташе (правда, о том, кто занимает мое сердце, я в ответ рассказать так и не смогла – достаточно было того, что знает Джеймс).

Брюсу не пришлось мучиться с ее поисками после той встречи в клубе – она сама его нашла. Зато теперь он изводится с тем, что не сможет быть для нее тем парнем, которого она заслуживает. Откуда такие проблемы с самооценкой, мне из него так и не удалось вытянуть, но на своем он уперся знатно. Это немножко раздражало. В конце концов, может, Наташе уж виднее, кто ей подходит, а кто – нет? Тем не менее, Беннер умудрялся и тянуться к ней, и с тем же успехом отталкивать. Чем, держу пари, причинял боль далеко не только себе.

Своеобразной пародией на довод он приводил провальные отношения со своей бывшей девушкой, Элизабет. Я в ответ демонстративно вскидывала бровь и с шумом отпивала колу из стакана. Не оправдание, даже частично. Если все будут после первого неудачного опыта ставить на себе крест, Америку постигнет демографический кризис. И все же Брюс оказался упрямей нерадивого Старка, к всеобщему удивлению.

Ну да посмотрим; этим вопросом я еще займусь. Вовсе не потому, что хочу «убрать» со своего пути потенциальную соперницу, сведя ее с другом. Как говорится: свою личную жизнь похоронила под обломками безысходности, так в чужую лезть начну. Видит бог, Беннер, не раз ты пожалеешь, что связался однажды с Тони.

– Что там со школьными танцами? – Майк появился в гостиной так резко, что я едва не выронила пульт, затерявшаяся в ворохе отвлеченных мыслей. – Осталось всего пару недель, верно?

Я подавила желание застонать и укрыться пледом с головой, проворчав: «Я в домике».

– Да. Вроде того. Почему ты спрашиваешь? – интересно, если натолкать полный рот мармеладок, он отвяжется?

– Ну, тебе не нужно там… платье? И прочая девчоночья «жизненно необходимая» мишура?

– Лесли тебя надоумила?

Папа перекинул полотенце через плечо и поднял ладони в жесте пораженного.

– Она постоянно спрашивает, готова ли ты к этому, несомненно, важному и ответственному событию, – последние слова он произнес с наигранно-растянутыми интонациями, возможно, пародируя доктора Харрис. Я честно попыталась выдавить улыбку.

– Нет, пожалуй, – надеюсь, мой голос прозвучал не слишком обреченно. Я уперлась взором в мармелад, чтобы Майк не видел моей унылой мины. – У меня нет ни платья, ни туфлей, и я понятия не имею, какую прическу буду делать. Если бы не Стив, вообще бы никуда не пошла.

Отец обогнул кресло и потряс уголок подушки, сгоняя Снежка с места.

– Стив – типа твой парень?

Я прыснула; то, как Майк начинал откровенно теряться, едва разговор заходил в русло моего «взросления», стоило отдельного повествования. «Типа». Что еще за «типа»? Он так пытается выйти со мной на один уровень общения?

– Стив – типа, – нарочно выделила слово голосом; не все подростки выражаются откровенными жаргонизмами, пап, – мой партнер по танцам. Мы ведущая пара на вальсе, потому что большинство девочек топчется по паркету, как стадо, а про мальчиков не стоит вести и речи.

– Круто, – эй, мне показалось, или это были нотки облегчения в тоне? – Что с платьем?

– Ничего. Его просто нет.

– Я могу дать денег, пройдись по магазинам. Впереди два выходных, ты сутками дома сидишь, – он потянулся и выкрал из пакета несколько червяков. – Поезжай с подружками в Сиэтл, займитесь шопингом, оторвитесь.

– Подружками, – я не сдержалась и фыркнула.

– Что-то не так?

– Для того чтобы оторваться с подружками, нужно для начала, чтобы они у тебя были.

– А…

– Да, забавно мир устроен.

– У тебя есть друзья, – нашелся с возражением отец. – Блондинка, эта, как ее…

– Кто? – в голове яркими картинками замелькал десяток белокурых девиц, но все они носили в воспоминаниях ярлык «бывшая Старка».

– Она живет на Нью-Хэмпшир-авеню, вы с ней не расставались раньше.

– Кристи Клейтон? – череда портретов остановилась на девчонке с двумя хвостиками, перевязанными красными резинками в белую полоску, с бантиками.

– Да, Кристи Клейтон, – папа сделал такое серьезное лицо, что я не осознала до конца, чего хочу больше: заплакать или засмеяться.

– Это было в третьем классе. Последний раз я ее видела в песочнице.

Майк принялся отбивать рассеянную дробь пальцами по подлокотнику. Я успела вновь отвернуться к телевизору и прослушать некоторую долю информации о пингвинах. Глупо, но иногда даже не хотелось переключать «National Geographic».

– Может, проедитесь с Ли, когда она вернется? – Я покосилась на него недоверчиво. Не исключено, что мысль он вынашивал давно, да озвучить не решался. – По-моему, не такая уж плохая идея.

Я разорвала жевательного червяка.

– Может.

Майк кивнул. Несколько раз. Дернул за рыжий хвост Снежка и ретировался к кухне под предлогом, что ужин сам себя не приготовит. Я отвлеченно мычала в ответ.

Ни подружек, ни парня. Ни-че-го.

Снежок рысью побежал за отцом, едва характерно зашуршали пакеты с его вонючим кормом. Даже кот меня покинул.

Подхватив телефон и мармелад, я пинками откинула плед в конец дивана. Пара костей хрустнуло, а в глазах на секунду потемнело, стоило слишком резко подняться на ноги. Ай, все равно не упаду. Я ведь настолько неудачница, что манящее забытье наотрез откажется вырывать меня из депрессивного кокона жизни.

Нормальные восемнадцатилетние девчонки в пятницу вечером собираются со своей компанией и затевают стабильные кутежи, о которых на утро появляется фото-отчет в социальных сетях. Цветы от мальчиков, снимки в зеркалах элитных заведений, короткие платья и высокие каблуки, стройные фигуры, уложенные в салоне волосы и аксессуары по последнему писку моды. Как с обложек сходят. По одному лекалу.

Я неловкой щучкой нырнула в кровать, на ходу скидывая тапки. Куда мне до таких дам.

Гирлянда и китайский фонарик – прикроватный светильник – создавали атмосферу приятного рыжевато-золотистого уюта. Под подушкой нашелся спутанный комок из наушников. Кажется, в свой блог я захожу чаще, чем выглядываю в окно. За прошедший час обновления в ленте не достигли и одного десятка постов.

Заткнув уши, я нажала на одну из первых, подвернувшихся под руку, композиций. Песня оказалась из числа редко прослушиваемых, но на слух легла. Достало.

Как же достало быть такой серой заурядностью. Как же раздражает отношение нынешнего поколения сверстников к жизни. К девушкам.

Недавно я коротала часы за просмотром «Общества мертвых поэтов». В картине присутствовал кадр, когда один из главных героев звонил по телефону девушке, от которой был просто без ума, а, положив трубку, криком громогласно выплеснул свои эмоции, получив от нее приглашение на вечеринку. Фильм восемьдесят девятого года. Сейчас все иначе.

Отношения превратились в рынок сбыта, а те самые «популярные девчонки» – в основной продукт спроса. Одни ищут зрительное подтверждение своему статусу, другие – «любви» уровня диснеевских мультфильмов. Инфантильность в чистейшем виде.

Все ищут свою «вторую половинку». Помню, в младшей школе нас водили на фабрику игрушек; там был цех, где делали пластмассовых кукол. Их склеивали из двух половинок: слева лежала куча со спинами, справа – с лицами. Работница фабрики не глядя брала половинку слева, половинку справа: раз, два – и готово. Дальше совершенно одинаковые, безглазые, безротые куклы ползли по конвейеру на раскраску. Возможно, так популярные сейчас психологические тренинги руководствуются этим же принципом: будь стандартным, и ты легко найдешь свою половинку? Успешно игнорируя тот факт, что зрелый человек – уже целостная состоявшаяся личность (в идеале миновавший пороги «просто индивид» и «уже индивидуальность»), и никакая «половинка» ему не нужна. Ему нужен тот, с кем он способен ужиться, несмотря на ряд различий в чертах характера и мировоззренческих позициях, тот, кто не станет пытаться изменить ближнего «под себя», чтобы было удобней, чтобы как в детских фантазиях о «любви».

К сожалению, подавляющее большинство забывает, что любовь – это взрослое чувство. Его не купишь цветами и конфетами, не достанешь по блату, не займешь, не отберешь, не выпросишь жалостью. До него можно только дозреть.

Послушайте, даже к музыке и математике склонны далеко не все; я не про «Собачий вальс» и не про простые арифметические действия, а про настоящую музыку и про высшую математику. А что любовь? Для всех желающих? Не та любовь на показ, чтобы позлить завистливых одноклассниц, не та, когда вы «расстаетесь» по дюжину раз за неделю.

Создать крепкий союз и сохранить его – это труд. Труд обеих сторон. Занимательный факт, который частенько упускают в гламурной литературе с глянцевыми обложками, дабы не спугнуть читательскую аудиторию: только боль может заставить человека измениться. Так, боль от собственной глупости заставляет поумнеть, боль от своей холодности – теплеть. А что для типичной прослойки моих ровесников? Они ведь как черт ладана избегают ненужных страданий и сложностей.

Незрелой психике свойственна бессознательная стихийная защита от ответственности. Девочки ждут, что их будут содержать, оберегать, принимать «такими, какие они есть», зачастую отдавая взамен лишь глупые подростковые истерики, ибо «очередной козел» идет вразрез с их представлениями о принце. Только вот про то, что пока еще мальчишкам по складу ума совершенно не нужна такая приставучая обуза в их лице, успешно забывают. Они будут весело и беззаботно проводить с барышней время до тех пор, пока с ней комфортно, и пока она не сжует ему мозг окончательно.

Следом неизменно наступает очередной разрыв отношений. «Не поняли друг друга, не сошлись характерами». Не повезло с «любовью», не тот человек…

Старая сказка. Хорошо раскупаемый миф. Сладкая иллюзия. Чушь собачья.

Есть ли смысл думать, что мне не свезло с подружками по большей части потому, что главная движущая женская сила в школе – пресловутые инфантильные дурочки, уже сбившиеся в свои «кучки»? Я ведь правда пыталась хоть с кем-нибудь подружиться. Рак-отшельник, иначе не назовешь. Да, у меня есть парочка приятельниц, подходящих под определение «нормальные» – те, у кого наличествует голова на плечах и кто способен смотреть на жизнь под тем же углом, что и я, но эти девочки – лучшие подруги, и как бы я ни старалась влиться в их общество и сформировать из дуэта трио, все равно чувствовала себя пятым колесом в телеге. С остальными… скучно. Их разговоры не вызывают во мне интереса. Да и я для них слишком «странная».

«Зануда», – внезапно отразился от стенок черепной коробки голос Старка, и я подавила желание рыкнуть и запустить в невидимый фантом подушкой.

Добить себя какой-нибудь плаксивой песенкой, что ли? Вспомнить, как Тони дарил мне на одно Рождество шар, отражающий при подключении на потолке звездное небо, и как мы лежали… ну, нет.

Катись в свой Нью-Йорк и по возможности там оставайся.

Клянусь, пальцы сами разблокировали телефон и зашли в галерею; в здравом уме мой мозг ни за что бы не отдал столь беспечную команду. Фотографии этого напыщенного павлина так и разрывали память своим обилием. Многострадальная техника проигрывала уже третью песню, в текст которой я даже не вслушивалась, листая каждый снимок и зачем-то его рассматривая. Удалила бы, да ведь все равно придется восстанавливать. Ну, или скачивать заново. Что я, себя не знаю.

Самая сложная вещь – это не разговаривать с тем, с кем ты привык разговаривать каждый день.

На совместной фотографии с последнего дня рождения Хэппи и особо «слезовыжимательном» треке я не выдержала – глаза подернула слабая рябь против воли. Глупо; я закрыла галерею, приказывая себе собраться в единую кучку и заняться… чем-нибудь. Чем угодно.

Не так уж и велик повод, чтобы раскисать. Бывали ссоры и похуже. И, возможно, еще будут, ох, какие будут.

Если будут.

Ужасное слово.

Я целенаправленно зашла на блог с красивыми картинками, стараясь максимально сосредоточиться на качестве обновления собственного контента и отвлечь мысли от того, размышления о ком сейчас будут неуместными, слишком меланхоличными и, пожалуй, крайне ранящими.

Вот и один новый читатель пятнадцать минут назад появился. Жизнь продолжается.

А я стою на месте, глядя в единственно важную спину того, кто, не оборачиваясь, движется вперед.

***

Он появился так резко, что к горлу подкатил приступ тошноты, а по телу прошелся характерный жар. Аж плохо стало – так бы вкратце я описала свое состояние, когда карандаш Хэппи указал на экран моего мобильного, демонстрируя три сообщения с неизвестного номера, пришедших одно за другим: «Вирджиния», «Привет», «Как твои дела?». Я так и замерла с учебником, спрятавшимся в сумку по окончании занятия лишь на половину, с одной стороны напрягая память в попытке вспомнить, кто может являться адресантом, с другой – прекрасно понимая, что больше писать мне никто бы не стал: все номера, с владельцами которых я нахожусь в непосредственной связи, забиты в моей телефонной книге.

Руки мелко дрожали от волнения и, чего греха таить, легкой паники. Униженное женское самолюбие твердило не отвечать. Конечно, можно было притвориться, что словам Старка я не верила, да вот только ему не было смысла мне врать о таких вещах. Противоборствовало сей позиции мое пагубное альтруистическое альтер эго, свято верившее в то, что даже самые отмороженные люди – тоже люди. Не стану говорить о том, как часто я из-за этого билась об одни и те же грабли.

– Это кто? – любопытство Хэппи не было таким же критическим по степени своего развития, как у Старка, но иногда он мог сунуться в не совсем свое дело.

Хотя, в подобном вопросе не было ничего ужасного. Просто я вредничала.

– Угадай, – я с остервенением застегнула плохо сходящийся из-за учебников замок. Ненавижу вторники. Как и понедельники. – Киллиан проснулся.

Хэппи умудрился приподнять брови и через секунду нахмуриться. Забавная игра мимики.

– Он тебе до этого не писал?

– Нет, с чего бы, – я громко фыркнула и закинула сумку на плечо. – Я даже не помню, когда он мне писал последний раз. Сколько недель или… месяц назад, может быть.

– Мудак, – констатировал Хоган, поравнявшись со мной в школьном коридоре. – Чего ему понадобилось?

«Риторический вопрос», – мелькнуло в голове, но вслух озвучивать не стала.

– Понятия не имею.

Когда-нибудь я понравлюсь парню просто потому, что я – это я; заинтересую его как личность, со всеми своими склонностями к меланхолии, картинками в блоге, страхами и комплексами, музыкой в плеере, любовью к уединению и возом заскоков, часто именуемых «тараканами в голове». Когда-нибудь не потому, что обоими головами мужского тела будут руководить животные инстинкты.

Когда-нибудь в параллельной вселенной, после третьей реинкарнации и второго пришествия Христа.

Когда-нибудь никогда.

– Будешь отвечать?

Я пожала плечами, заранее зная ответ.

– Возможно, потом. Спрошу, что ему нужно.

Спрошу, конечно. На словах мы все Наполеоны.

Я спрятала телефон в карман, стараясь придать лицу равнодушное выражение и делая вид, что меня ничего не терзает; на парковке поджидала уже встречавшаяся раннее серая иномарка. Наверняка Лесли тоже будет чуточку неловко, когда мы двинемся с места. Пусть она и будет бодро говорить и много улыбаться.

Вернувшись из Порт-Анджелеса, она удивила меня маленьким сувениром, в котором, в общем-то, не было острой необходимости, но который приятно согрел душу – красивой серебристой брошью-бабочкой, умещавшейся на ладони и усыпанной мелкими белыми и крупными синеватыми камушками, которые на свету отливали бирюзовыми, лазурными и фиолетовыми оттенками. А на следующий же день они с отцом ловко условились о поездке за платьем. Лесли выражала неподдельную радость. Я была смущена, но не противилась.

Искренне надеюсь, что с Майком у них все серьезно. Не хотелось бы сближаться и привязываться к человеку, который может вдруг исчезнуть, оставив после себя пустоту с гуляющими сквозняками внутри. Боюсь, привыкнуть к Лесли на фоне занимаемого ею социального статуса в нашей маленькой семье, а после лишиться, будет слишком травмирующе для меня.

Я распрощалась с Хэппи, отправившимся на автобусную остановку, и напоследок глубоко вздохнула. Мне нравится доктор Харрис. Я просто не привыкла к такому стилю общения с женщинами, не приходящимися мне кровными родственницами.

– Привет! Готова к сегодняшнему заезду? – от Лесли веяло таким теплом, что мне даже не пришлось надевать маски фальшивых улыбок.

Я уселась на переднее сидение, потянув на себя ремень безопасности. В конце концов, еду в машине с федералом.

И тут я немножко зависла. «Привет»? «Здравствуйте»?

– Привет, – прожевать слово так, чтобы не было понятно, то ли я язык проглотила, то ли ей вообще послышалась моя реплика. – Да… – да, придется, – да. – Так и не довела фразу до логического завершения.

– Ты не голодная? Можем заехать, перекусить по вкусному вредному гамбургеру, а затем поехать по магазинам, – Лесли со знанием дела сдавала задом, и я была немного рада тому, что ее внимание было обращено к зеркалу, а не ко мне.

– Нет, спасибо, я съела сандвич, – съела бы, однако главный инициатор обедов в столовой отсутствовал как в моей жизни, так и в городе вообще.

Доктор Харрис неожиданно улыбнулась:

– Сандвич, кстати, у меня тоже есть на заднем сидении, – она кивнула по заданному направлению в подтверждении. – Правда, с тунцом и яйцами, – забавно сморщила нос.

– Гадость, – я вернула ей улыбку, в следующий момент вздрагивая от завибрировавшего в кармане телефона.

Все тот же неизвестный номер.

«Какие планы на сегодня? Чем занимаешься сейчас?»

О, он серьезно?

– На самом деле, когда проголодаешься, и не такое съешь. А потом еще и водой запьешь. Особенно непритязательным к еде становишься в ночную смену.

– Вы работаете по ночам? – уместней было бы спросить: «Как часто вы работаете по ночам?», но да ладно. Сделаю скидку на то, что уровень преступности в нашем городке поразительно низок. По меркам прославленных «центров», кишащих маньяками и психопатами.

– Приходится, когда находят при странных обстоятельствах очередную важную шишку с пулей промеж глаз и внутренностями… – она сделала паузу, как если бы увлеклась повествованием и сболтнула лишнего, – ну, ты понимаешь.

– Весело у вас там, в ФБР, – протянула, всеми мыслями, на самом деле, обращаясь к телефону. Ай, к черту. Мы ведь не лицом к лицу общаемся. А за экраном мобильного можно быть «смелой» и «независимой».

– Весело – не то слово, – Лесли, улыбаясь, выехала на трассу.

«Привет».

Дурно-дурно-дурно. У доктора Харрис ведь есть вода на том самом заднем сидении?

«Почему интересуешься?».

Решила проигнорировать предыдущие вопросы, чувствуя, что мое эмоциональное состояние крайне нестабильно и непригодно для такого рода переписок.

Ответ пришел пару минут спустя:

«Я соскучился. Хотел предложить увидеться».

Мне пришлось отвернуться к окну, чтобы громко не зафыркать в иронизирующей пародии на смех. Он соскучился. Доброе утро, где ты был столько дней назад со своими «скучаниями»?

Я долго ломала голову над ответом. Так долго, что на горизонте успел замаячить первый магазин, который мы с Лесли планировали посетить. В конце концов, выдала:

«А какой в этом смысл, если у тебя есть девушка?»

Я со скоростью света закрыла все вкладки с любыми социальными сетями; даже несчастный поисковик, которым пользовалась сегодня на географии. О, не отвечай мне, пожалуйста. Забудь мой номер и все, что со мной связано.

Держу пари, если бы какая-нибудь компания, опирающаяся на рынок нано-технологий, взялась производить те самые «штуки забытья» (как я их называю) из «Людей в черном», от клиентов не было бы отбою.

Телефон полетел на самое дно сумки. Надеюсь, доктор Харрис не спишет мою зашкаливающую нервозность на свой счет.

В первом магазине не нашлось ничего интересного: вульгарщина, стразы, дешевые пайетки, «вырви-глаз» цвета. Во втором – почти аналогичный ассортимент.

С третьим повезло больше. Не из области особенно дорогих, но и секонд-хендом называть нельзя. Майк, конечно, не скупился на отданную в распоряжение денежную сумму (полагаю, без влияния Лесли не обошлось), но меня, как бы выразился Хэппи, слишком «давила жаба» тратить чрезмерно много средств на одежду. Да, красиво, да, захватывает дух. Нет, не куплю, потому что жалко.

В магазинчике играла веселая музыка, напоминающая «длинноволосый рок» Боба Сигера; вдоль помещения были развешаны игривые фонарики.

Я выбрала пару платьев, Лесли любезно подсунула мне в примерочную еще три.

Первому, конфетно-розовому, как сладкая вата, с обнаженными плечами, на тонких лямках и с широкой юбкой в пол, в стиле классических мультфильмов о принцессах, доктор Харрис дала весьма прямолинейную оценку, за что я ей была, если честно, благодарна:

– Мило, но выглядит так, словно ты сбежала с выпускного девяностых годов.

В словах была доля истины, однако мне все равно понравился цвет и старомодный фасон. Видимо, виной тому были теплые чувства к Америке 40-90-ых годов, которые одни называли «сдвигом по истории»; другие – просто «бзиком».

Золотистое платье с пайетками также подверглось критике, да и сама я скривилась тут же, едва надела его.

– Это скучно, – Лесли просунула голову между шторкой и стеной, когда я позвала ее с просьбой застегнуть замок. – Во-первых, модель прошлогодняя, если не позапрошлогодняя, а, во-вторых, это… скучно.

Скучно. В голове, словно дежавю, промелькнул образ Старка, усмехающегося и покачивающего головой, в выражении лица которого мелькало кое-что, чего я обычно предпочитала не замечать – взгляда, точно говорящего: «Бесполезно; ты никогда не осмелишься ни на что, выходящее за рамки». Самое мерзкое заключалось в том, что он был прав. До недавнего времени.

В какой момент что-то начало во мне… меняться? После того случая в клубе, когда я была слишком пьяна, чтобы контролировать себя в этом сводящем с ума дурмане от его объятий, и в этом дурацком платье без лифчика? Когда Киллиан впервые меня поцеловал? Интерес в практических целях, как бы гадко не звучало, – тоже своего рода интерес, верно?

Кто активировал этот проклятый пусковой механизм?

Верните, пожалуйста, как было. Если это и называется взрослением, то я хочу, как можно скорее, миновать сей этап; в старой доброй скорлупе «Пеппер Поттс, которая красится по праздникам и дружит с мальчиками» было гораздо уютней.

«Просто я не люблю выряжаться, – объяснялась я однажды перед Тони, когда он предложил мне надеть на собственное семнадцатилетие что-нибудь пооригинальней, чем черное платье и «праздничные шпильки», – как все эти…

– Девушки.

– Да. Нет!» – полагаю, эта оговорка по Фрейду описала меня красноречивей всяких слов.

Тряхнув головой, гоня незваных призраков прошлого, я схватила вешалку с принесенным Лесли платьем. Очень короткое, состоящее почти полностью из сетки, испещренное тканевыми узорами в виде роз в тех местах, где находились части тела, подразумевающие прикрытия.

– Это, наверное… – я покрутилась у зеркала и смущенно оттянула ткань в районе ягодиц, прикрывая нижнее белье.

– Пожалуй, слишком, – подхватила меня Лесли и ловко расстегнула молнию на спине.

Два оставшихся платья определенно порадовали и в очередной раз подтвердили наличие у доктора Харрис вкуса. Первое было выкроено в стиле античных нарядов, с лямкой через плечо, перетянутое тонким тканевым пояском. Цвет словно бы размывался от талии: темно-синий плавно перетекал в светлый, и уже к груди и полу приобретал нежно-голубые оттенки. Чувствовала я себя в нем голой, но, стоило подсознанию подкинуть иронично улыбающиеся карие глаза, как что-то внутри вспыхивало бунтарским духом. Одно «но»: платье расходилось у бедра и обнажало ногу, к тому же в силу шлейфа требовало каблуков на высокой платформе, что создавало в перспективе неудобные условия для вальса.