Текст книги "Мое побережье (СИ)"

Автор книги: Luft_waffe

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц)

Старк словно дожидался, когда я улягусь. Наконец копошения затихли, и свет торшера погас. Остались одни колокольчики.

– Запомни, что я тебе сейчас скажу. – В позе на спине все идущие, но уже не так рьяно слезы затекали в уши, и я перевернулась на бок. Черт с ним, с этим платьем. Не хочу его снимать. Вообще ничего не хочу. – Пеппер, слышишь?

– Угу, – проигнорируй тебя, попробуй.

– Я приоткрою на кухне окно и закину через него ключи, когда запру дверь. Проснешься – не забудь первым делом убрать их на место. Поняла?

– Угу.

– Это важная информация, – какой приставучий.

– Угу.

– Пеппер.

– Что? – я через не хочу открыла глаза, отмечая Тони, успевшего дойти до дверного проема.

– Напишешь утром, как ты, – фигура в коридоре расплывалась. Подсыхающие слезы стягивали щеки, а веки беспощадно тяжелели – мягчайший плен кровати сыграл свою роль.

– Не выключай светильник, – пробормотала напоследок и натянула одеяло до подбородка, отчего-то уверенная, что он не посмеет ослушаться.

Хорошо бы завтра ни черта об этом вечере не помнить.

Язык западал.

Ни-чер-та.

Не выражайтесь, юная леди.

Было ли пожелание спокойной ночи реальным или инфантильным призраком подступающего сна, я уже не разобралась.

========== 8. ==========

Ладони ерзали по гладкой поверхности простыни, заползали под подушку, переворачивали прохладную соседнюю, успели запутаться в наволочке, случайно сбросили на пол жирафа Кристофера. Пальцы пробежались по тумбочке, минуя глянцевую обложку каталога одежды… что-то тонкое, похожее на твердую веревку, прохладное; один глаз недовольно приоткрылся, взирая на шнур от лампы – господи, и всего-то. Рука спустилась вниз, обхватила носок балетки, ощупала ковер. Ничего. Ни одного предмета, хотя бы отдаленно напоминающего телефон; я повернула голову к будильнику с винтажными цветами, щурясь и разглядывая, какая из стрелок длиннее, а какая – короче. Девять-почти-тридцать.

Тяжелый полустон эмоционально вырвался из глубины души, о чем я, впрочем, очень быстро пожалела – внутри головы перекатились справа налево тяжелые шары для боулинга в уменьшенной копии, стукнувшись о стенки черепа. Я зажмурилась и прижала холодные пальцы к вискам, не прекращая бесконтрольно поскуливать.

Что. Вчера. Было.

Решив, что час довольно ранний для субботы, перекрутилась со спины на живот и уткнулась лбом в подушку, однако смена положения облегчения не принесла. Неожиданно крепкая ткань, слабо напоминающая свободную майку, завернулась вокруг талии и недурно передавила. Заглянув под одеяло, подавила в себе желание тихо захныкать – то, что казалось жутчайшим, слишком реалистичным и слишком нереальным одновременно кошмаром все-таки было явью.

Вот же дьявол.

Я сложилась в позу зародыша и накрылась с головой, позволяя себе спрятаться от порочной реальности под душным коконом хотя бы на пару минут. Нет, нет, господи, за что.

Никогда больше не буду пить!

Пусть я и прилагала колоссальные усилия к тому, чтобы взять разум под контроль и выкинуть мысли о произошедшем, внутренний голос, именуемый совестью, решительно настроился на самоистязания, и «кусочные» события то и дело мелькали выхваченными неоновыми лучами картинками под зажмуренными веками. Вот Брюс говорит что-то определенно смешное, а я врываюсь в его личное пространство и хлопаю по коленке, сгибаясь пополам от смеха; вот Тони предлагает уехать, и в моем рассудке рождаются самые неприличные варианты развития событий, результатом которых становятся нетронутая кровать дома, волосы в беспорядке и платье со следами стыда. Боже, я действительно об этом думала?

Слишком резко дернула ногой в попытке физически отделаться от катастрофических воспоминаний, да застонала не столько от конфузности, сколько от вспыхнувшей боли в зацепившейся за одеяло коленке. Дремота моментально сошла на нет.

Попыталась встать, да локти подогнулись, и обессиленная тушка повалилась обратно. Было решено сползать частями: первыми на коврик съехали ноги.

Платье источало зловонные ароматы ночных похождений, от волос несло сигаретным дымом. Простыми утренними процедурами положение не спасешь – тут нужен как минимум одночасовой прием душа. С перемыванием каждой части тела на два раза.

Вид колена оставлял желать лучшего: красный ободок воспаления не спал, ссадина покрылась корочкой и выглядела ужасней и приметней, нежели вчера. Гадство. Теперь даже колготки светлые не наденешь.

Живот заурчал, требуя пищи, однако от одной мысли о еде замутило. Неловко вставая, кряхтя и покачиваясь, я искренне пожалела, что вообще проснулась.

Я отмокала до тех пор, пока «целая» нога не покраснела, подставленная под поток льющейся воды – мысли то и дело занимали новые осознанные подробности, порождающие желание заполнить ванну до краев и с головой туда окунуться. Предпочтительно, не выныривая.

Неужели похмелье всегда так омерзительно? Или это состояние, при котором проще умереть, чем вытерпливать – удел новичков? Побочное действие «посвящения», так сказать. Хотелось хорошенько, да прости господь мою грешную душу, проблеваться, но и метод «двух пальцев в рот» оказался бессильным. Очевидно, алкогольные пары решили покидать мой организм с мучительной медлительностью, терроризируя каждый орган и часть тела. Это немыслимо. Как Старк до сих пор не наложил на себя руки?

Отражение с ненакрашенным лицом и мокрыми волосами радовало куда больше, нежели то, что восстало пред зеркалом впервые: птичье гнездо вместо прически, под глазами – круги, достойные панды, черные разводы на висках и шее, собравшаяся по краям складок у рта пудра, из-за чего создавалось впечатление наличия морщин. Вид, характерный для девицы легкого поведения. Повезло еще, что сережки не потеряла – подарок папы на восемнадцатилетие. Не было бы мне милования. И в первую очередь – искупления перед самой собой.

Прежде, чем спуститься на кухню, я прибралась в комнате и осталась относительно удовлетворенной. Футболка с бульдогом, хвостик, разглаженные складочки на цветастом покрывале, незахламленный стол – все почти вернулось на круги своя.

Если бы не саднящая коленка, упрямо напоминавшая о том, что я стала «старше» на один чертов этап жизни.

Никогда больше до такого состояния, зарекаюсь!

«Повезло еще, что Тони был рядом», – мелькнуло в мыслях, когда я нерасторопно спускалась по лестнице. Страшно вообразить, что бы приключилось, окажись я в компании малознакомых людей. Не просто людей – парней.

И как бы, соответственно, добралась до дома.

Отец обнаружился в гостиной; я успела сделать несколько шажков, прежде чем в голову стукнуло: территория непроверенна! Вдруг здесь значились последствия моего грехопадения? По спине прошелся неприятный холодок. Я не успела ретироваться в проход – Майк обернулся.

– Доброе утро, – будничным и ничего криминального не выражающим тоном обратился он, после отворачиваясь к телевизору.

– Доброе, – я невольно поежилась, испуганным зверьком озираясь по сторонам.

Туфли разбросаны, но на положенном месте, рядом с другой обувью (резало глаз лишь их внешнее отличие от сапог), пальто покорно висело на крючке. Взор привлекла тумбочка у входа. Ключи!

В голове прозвучал голос Тони, внимающий «запомнить то, что я скажу». Вот же! Я рысью проскочила на кухню, отмечая, что оконная рама, действительно, чуть приподнята вверх – настолько, чтобы связка могла проскользнуть в образовавшуюся щель. Заглянула под стол – ничего. Обошла помещение по периметру, пропажи так и не обнаружила.

Я тихо прокралась обратно, осторожно обыскав тумбочку и даже карманы верхнего одеяния. За спиной раздались шаги; едва успела отскочить, цепляя на лицо фальшиво-беспечную маску.

– Если ты ключи ищешь, то я их положил в выдвижной ящик, – отец кивком указал на предмет мебели и продолжил свой путь, допивая остатки чая. – Утром Снежок гонял их по всей кухне.

– А, – только и удалось выдать, внутренне надеясь, что мое лицо не напоминало зрелый томат или колпак Санты. – Украл, наверное.

На упомянутой тумбе покоилась также маленькая сумочка; вспомнив об утренних стенаниях без телефона, я спешно открыла ту и обнаружила, хвала Всевышнему, мобильное устройство. Еще одна не потерянная вещь. Батарея светилась умирающим двадцатью одним процентом; один пропущенный от Хэппи, два – от Тони.

– У тебя на сегодня планы не изменились? – Майк стоял у гарнитура, периодически ныряя в ящички. Решив, что опасаться нечего, я присоединилась к нему.

Планы? У меня были планы? Я нахмурилась, замирая напротив обеденного стола. Паровоз воспоминаний полз по рельсам со скоростью черепахи, однако все же достиг конечной станции.

– Ты про кафе? Нет, я помню, что ты хотел сходить, – я достала из подвесного шкафчика миску для мюсли. Покрутила в руках. Желудок скрутил характерный позыв подняться наверх и безуспешно согнуться над унитазом, так что затею пришлось отвергнуть, возвращая чашку на место.

Что можно съесть с учетом тошнотных ощущений, возникающих при слове «еда»? Запихнуть ее подобие в себя, так или иначе, придется. Я обратилась к холодильнику, хлопая одним кармашком за другим, пока не наткнулась на лежавший с пятницы сандвич. Пригляделась к упаковке; благо, не с тунцом. Его я, конечно, люблю и всегда за милую душу готова утрамбовать за место бекона с яйцом, обмен с коим производит Тони (как всегда, не глядящий в столовой на то, что хватает с полок), но с учетом и без того специфичного рыбного запаха мой живот рисковал просто-напросто объявить мятежное восстание с воцарением анархичного режима. Ветчина с помидорами сего эффекта не оказывала.

Молоко по аналогии ушло в отставку; переживу одно утро на черном чае.

Дефилируя мимо папы, мне на секунду почудилось, что он обратил внимание на коленку. Я поспешила скрестить ноги, кидая пакетик в небольшую кружку. Молчание, должно быть, свидетельствовало о блаженном неведении.

– Тогда, как насчет обеда?

Согласно кивнула, разбавляя свой чай водой из графина и творя невообразимую помойку. Возмутительное неуважение к продуктам потребления.

– Хорошо.

– И я… – голос Майка непривычно исказился до тонов, до боли напоминающих… неловкость? Смущение? Все из этой серии. – Я хотел тебя кое с кем познакомить, ты не против компании?

Я напряглась, но благоразумно решила оставить догадки при себе. На пару с тонной неприятных подозрений. Волнительных в не лучшем смысле. Дергание ниточки чайного пакетика выглядело глупо. А развернуться я по понятным причинам не могла.

Где была моя голова, когда я пялила шорты?

– Хорошо.

Шаги. Легкий звон, словно о стенки стакана что-то ударилось; тихое шипение, стук, вызванный соприкосновением с твердой поверхностью стола. Папа скрылся в гостиной, а я, наконец, со своей жалкой имитацией завтрака заняла прохладный стул – приближение зимы фактически ощущалось в каждой мелочи.

Стакан стоял не посередине, не с краю, как если бы его случайно бросили без призора; предположения закрались подкорку, покуда внутри начал разрастаться заведомый стыд. Я взяла его в руки, посмотрела на шипящую на дне таблетку и понюхала.

Анальгин. Он понял.

Превосходное начало дня, обещающего совместный «семейный обед».

Я передвигалась, вполне логично притихши, пыталась не громыхать посудой да не включать кран на полную мощность, и вздохнуть смогла только за порогом комнаты, заперев дверь. За которой тут же раздалось шкрябание и жалобное мяуканье.

Господи, куда там деваться. Бедное животное притесняют и ни во что не ставят. Карать таких хозяев надо.

– Ну? – уставилась на пушистую рыжую мордочку, терпеливо выжидая. – Либо ты заходишь, либо остаешься там.

Снежок и усом не повел; я закатила глаза, прикрывая дверь. Оставив небольшую щель. Отвлеклась на несколько секунд, открыть журнал вызовов и нажать на имя «Тони» – дверь точно протаранили массивной, крепкой, никак не кошачьей головой.

Пошли первые гудки; Снежок важно прошествовал в спальню, оставляя за собой зазор в половину прохода. Памятуя, что уши есть и у стен, затворила дверь обратно. Успела дойти до кровати.

– Привет, – выдохнула в ответ на вопиюще бодрое: «Да?».

– Поглядите, кто у нас восстал из мертвых, – разносилось на ином конце линии. – Как самочувствие, королева танцпола?

– Ужасно, – честно простонала ему в трубку, откидываясь на покрывало.

Тони хохотнул:

– Добро пожаловать в мой мир. Рвало утром?

– Нет, хотя я бы почти не отказалась. – Шкряб-шкряб. Подняла голову, только чтобы завидеть Снежка, севшего под дверью и ожидавшего, когда я ее открою. Демонстративно сверлившего несчастный проход яркими янтарными глазами. Ты только что вошел! Словно сам не в состоянии поднять лапу и совершить пару движений. Сыскался барон. – Ты не напоминаешь человека, страдающего похмельем, – через недовольство и мысленные проклятия в адрес разжиревшего шерстяного пуфика, я направилась исполнять почетный хозяйский долг.

– Я не напивался, только выпил, – великое объяснение. – Такие мелочи на моем утреннем состоянии не сказываются. Это ты понамешала всего сполна и пошла двигать бедрами.

– Ничего, – осекшись от возмущения, поторопилась исправиться: – ничем я не двигала! – волнение взяло свое, и ноги принялись наматывать круги по комнате.

– Еще как двигала! – столь рьяным потоком лилась уверенность, что не поверить в правоту негодяя было сложно. – Вырисовывала восьмерки.

– Прекрати, – меж делом приложила свободную ладонь к щеке, чувствуя, как ту обдает жаром.

Внимание привлек книжный шкаф. Вернее: одна деталь на белой полке, находившаяся не в привычном для нее положении.

– Что, ничего не помнишь?

Фотография – та самая наша летняя со Старком фотография в тонкой рамочке, где он целует меня в голову, а я от растерянности закрываю лицо руками, – не стояла, опираясь на книги. Снимок лежал пластом, свисал одним краем, так, словно его в спешке бросили на место.

– Помню многое, но, наверное, не все. Обрывками, – я подняла рамочку и сдула несколько пылинок, аккуратно возвращая ее в изначальную позицию. – К примеру, я в смутных чертах помню, как мы вышли из клуба, чуть четче – как я упала, но кто меня поднял и что при этом говорил – уже нет.

– Я тебя поднял, – ожидаемо. – И хорошо, если ты не помнишь всего ворчания Беннера, он иной раз жутко нудит.

– Из-за меня? – я закусила губу; боже, только не хватало прослыть в глазах Брюса какой-нибудь…

– Нет, из-за меня, – проговорил Тони, не позволяя мыслям в голове оформиться, и я облегченно вздохнула. – Не уследил, так далее по списку. Ты сейчас дома?

Внезапная смена темы застала врасплох.

– М-м, дома, где же мне еще быть.

– А в ближайшие полчаса дома будешь?

Покосилась на «цветочный» будильник. К чему такие вопросы?

– Ну, буду, – если в понимании Майка обед – это, как и у большинства нормальных людей, время после двенадцати, то да.

– Я у Хэппи, мы заскочим скоро, идет?

– Только если ненадолго, мы с папой…

– Ненадолго, – господи, до чего же ужасная манера у этого человека – перебивать и трещать на пулеметный мотив, – я вчера у тебя очки оставил, забрать хотел.

Очки? Он серьезно? Разве он не забрал их, отправляясь мучить кота?

– Я могу принести их завтра в школу, – я оглядывалась на предмет пресловутого аксессуара, не припоминая, чтобы видела его во время мини-уборки. Нагнулась, задирая угол пододеяльника; очки предсказуемо нашлись под кроватью.

– Нет, ты не понимаешь, они нужны мне сейчас.

Я закатила глаза. Одна из фирменных отговорок Тони Старка – молчи-непросвещенный-смертный. Бес с тобой.

– Заезжай. А вы…

– О’кей, – протараторил так же лаконично. – Скоро будем, жди.

Гудки. Благодарю за данную возможность договорить, мистер Старк, заметен ваш стиль.

Я бросила телефон на подушки, немного помедлив, отправляясь в горизонтальную позицию следом. В голове билось лишь одно слово, которое хотелось сказать ему, укоризненно ткнув пальцем в грудь: бесишь.

Дверь гостям отворил Майк, по обыкновению пребывавший на первом этаже. Я напоминала себе каракатицу, «быстро» минующую лестницу с одной полупрямой ногой, кою сгибать было в явном не приоритете, да на середине пути опомнилась, что забыла очки наверху. Плюнув на все, позвала мальчишек пройти.

– Мы ненадолго, – заверила папу, который, хоть и старался сдерживаться, все равно выдал ход собственных мыслей мелькнувшим в глазах беспокойством. – Не до обеда.

Подниматься было еще тяжелее, но я упрямо стискивала челюсть и шагала, как подобает, превозмогая неприятно ноющую боль, от которой почти слезились глаза. Очень велико обуревало желание покряхтеть на манер старушки.

– Как нога? – заговорил первым Хэппи, присаживаясь на крутящийся стул-кресло. Спинка под его опорой жалобно скрипнула.

Не мудрено: Старк все успел растрепать. Мышцы пострадавшего колена на секунду сократились.

Пожала плечами:

– С неделю проходить будет, наверное. Вы куда-то собираетесь? – я умостилась напротив него, на кровати, поудобней вытягивая ногу. Хэппи был одет… двойственно. С одной стороны – приличные джинсы да клетчатая рубашка, с другой – домашняя футболка под ней. Хотя, может, дело было в обыкновенном мужском отсутствии чувства стиля. Из всех знакомых мне мальчишек, кто не грешил пялить на себя, что первое в шкафу подвернется, ежели планировалась простая прогулка с друзьями, а не выход в какое-нибудь относительно приличное место, был Старк. Хэппи скорее причислялся к разряду тех, кто носит белую футболку до ее посерения и не кичится «ну незаметными же» линиями помятости.

– В Сиэтл, – глаза Хогана воодушевленно загорелись, покуда меня покоробило от произнесенного слова. Кажется, я не смогу вспоминать этот город без жажды спрятать голову в песок ближайшие пару месяцев. – Я на «Иксбокс» накопил, точнее, па с зарплаты добавил, – хорошо, должно быть, добавил, учитывая маленький нюанс: если Хэппи и копил деньги, то оставлял их на хранилище в каждом посещаемом кафе, – но мы поедем ее покупать. А потом к Тони.

– С ночевкой?

– Не, просто до вечера, завтра же в школу.

Значит, домашняя футболка не содержала никакого сокрытого смысла. Как и всегда. Кому-то может показаться, что мальчишки – жутко сложные создания, но фактически они просты, как пробки, ибо их действия редко подразумевают тонкий расчет на несколько шагов вперед. В отличие от преисполненных врожденным коварством девчонок.

На короткий промежуток времени в комнате повисла тишина. Тони лениво прохаживался вдоль спальни и, остановившись напротив книжного шкафа, вперил взор в корешки; Хэппи обратился к телефону, отвечая на, если судить по звуку, входящее сообщение.

– Отлеживаться весь день будешь? – Старк обернулся и нагло оперся на подставленные полки поясницей.

Я силой заставила себя отвести взгляд от пальцев, отбивающих одному ему понятную дробь, чувствуя некоторую долю смущения при виде этих рук. Впрочем, в глаза смотреть тоже было не лучшей идеей. Как и на лицо в целом.

Некстати вспомнилось, насколько близко оно находилось вчера.

– Нет, с Майком в город поедем, – при этих двоих по имени папу я называла редко – в основном про себя, но иногда при Тони было уместней избегать обращения «отец». В частности, рассуждая в одном ключе с темой совместного времяпровождения.

– М, – выдал он тоном… странным тоном. Не повседневным. С таким голосом Старк мог разве что вредничать и задевать. – Я думал, с Брюсом.

Нахмурилась так, что ощутила, как напряглись сведенные брови, и натянулась кожа.

– Причем тут Брюс?

Тони пожал плечами так якобы беспечно, что захотелось пустить ему в голову жирафа и крикнуть: «Прекрати!».

– Откуда мне знать, не я же в клубе ему на шею вешался.

– Что? – армия чаек из мультфильма «В поисках Немо», жившая на пару с прочими безумными образами в голове, как на баскетбольной площадке во время того урока физкультуры, увенчавшегося знакомством мяча с моим лицом, вопрошала не удивленно – они по-мультяшному плевались, переглядывались, недовольно махали крыльями и фыркали: «Что за бред этот тип несет?». – Кончай брехать, не было такого! – а задумка с Кристофером все сильнее греет душу. Прямо руки чешутся.

– Было, – сделал непробиваемое лицо, отвернулся.

– В твоих фантазиях.

– Он просто ревнует, – Хэппи на несколько секунд поднял голову, затем вновь обращаясь к экрану телефона.

– Ты забыл, кто везет тебя в Сиэтл и помогает выбрать приставку?

Хэппи в одночасье стушевался:

– Я про то, что ревнует к тому, что не все девушки мира смотрят на него. В смысле, не ревнует, а бесится. – Единственное, что нас объединяло со Старком в этот момент – почти идентичное выражение лица, обращенное к «третьему мушкетеру». – Да ну вас, – он забавно махнул рукой и демонстративно отвернулся к столу, являя взору свой затылок, – сами разбирайтесь.

– Меня не приплетай, разбирается пусть Пеппер, куда ей идти или не идти, и с кем, – сильный акцент на концовке.

Какой же ты… гр.

– Ты для начала дай телефон Брюса, чтобы я имела возможность позвонить, – я скептически фыркнула и отвернулась, как заметила нырнувшую в карман ладонь.

Старк без слов протянул свой мобильник. Ну, как протянул – поднял в согнутой в локте руке, помахав средством связи недалеко от собственного лица. Лишь из вредности я порвалась за телефоном. Позлить его и для себя извлечь выгоду – двойной куш.

Лицо Тони выражало абсолютную непробиваемость. Однако стоило мне оказаться на расстоянии шага, он резко завел руку за спину.

Ну, нет.

– И что ты хочешь этим сказать? – ситуация набирала обороты: теперь вопрос стоял в том, кто кого переиграет, заполучив «свое», пусть и напускное и никому не сдавшееся.

Он принципиально созерцал стену.

– Я не буду ждать вечно, пока ты соизволишь подойти, сама бери, – телефон оказался в заднем кармане черных джинсов. Он отстранился от книжного шкафа, шагая мимо.

Мне почти удалось схватиться за торчащий кусочек техники, как он развернулся на сто восемьдесят.

– Что за игры? – непонимание происходящего начинало раздражать.

– Какие игры? – знакомые бесы в лисьих глазах.

Ладно. Пусть будет по-твоему.

Я приблизилась к нему вплотную и совершила очередную попытку нападения, не разрывая зрительного контакта. Тони быстро сунул ладони в карманы, защищая свою филейную часть.

– Знаешь, как это называется? – я обхватила пальцами его запястья и попыталась отвести руки в стороны, но поганец, как назло, лишь больше напрягся.

Минуты, сродни этой, были знаменательны единственным недостатком женской натуры (помимо месячных), о коем я сожалела, прикидывая, как неплохо было бы стать парнем – слабость. В основном я глупо трепетала (какое ужасное слово, достойное мыльных опер) от факта, что Старк, наверное, раза в два сильнее меня, однако, когда вопрос касался борьбы с ним, и когда уступать совсем не хотелось…

– Просвети? – он отклонился и ретировался, отчего я буквально налегла на его грудь. Только на сей раз близость не вызывала головокружения, подобно вчерашнему.

Жужжащую злость – вполне.

– Эгоизм, – ущипнуть нежную кожу, воспользоваться болевой заминкой, коснуться подушечками пальцев треклятого мобильника… – Тони!

Он ловко и без особых усилий перехватил мои запястья, обездвиживая и прижимая их к своей грудной клетке.

– Эгоизм? Ты называешь эгоизмом защиту имущества?

Я дернулась, на что он усилил давление пальцев. Немного больно, чтоб тебя. Не находя иного выхода, шагнула вперед и повалила его на кровать, надеясь на высвобождение в полете.

Глупая. Тони не отпустил, вместо этого увлекая меня за собой; глухой стук об стену.

– Ай. – Я почти почувствовала ту боль, с которой он ударился головой. Поделом. Резко прыснул: – Дерьмо.

Хорошо, должно быть, приложиться, раз пробрало на смех.

– Следи за языком, – сдерживать ответную улыбку было невозможно.

Болван. Лучший болван на свете.

– Что, запретишь «выражаться»? Как Роджерс?

Холодная пряжка ремня неприятно давила на оголившийся живот, нога с разбитым коленом болезненно упиралась в плотную ткань джинсов. Наверное, нужно быть полной мазохисткой, чтобы не собираться слезать с растянувшихся на покрывале костей в кожаном мешочке.

– Оставь Стивена в покое, ты до конца жизни будешь тот случай вспоминать?

– «Оставь Стивена в покое», – нараспев передразнил он и даже позволил вырваться и несильно толкнуть себя в грудь. – Это было всего лишь в прошлом году, вспоминать я только начал.

– Ты похож на отверженного ревнивца, – я подтянулась и уперлась локтями по обе стороны от его головы, съезжая с неудобного выпирающего бедра. Так-то лучше. Если можно назвать лучшим лежание на нижней части живота, против изначального – на ширинке. Как там говорится? Из всех худших зол? – Я скоро решу, что у тебя мания.

– Я не ненавижу Роджерса, он просто забавный. Это ты все воспринимаешь всерьез и дерешься со мной за честь своего ненаглядного.

– Ты нелогичен, – улыбка вышла напряженной; он такой теплый. В неприлично тонкой, мягкой кофте, через которую можно пересчитать ребра. – Сначала наговаривал на Брюса, затем переключился на Стива.

– Точно, Беннер, – он театрально цокнул, возводя взор к потолку. – Извини, я запутался в твоих парнях.

– У меня только один парень, – маленький садист внутри удовлетворился его истинно удивленным выражением лица, – Том.

– Том что-то там на «х», помню, – Старк забавно важно кивнул. – Этот тип со смешными усиками, похожими на щетку для обуви, из «Боевого коня».

– С усиками был Бенедикт Камбербэтч! – я стукнула его носком по лодыжке. – Ничего ты не помнишь. Его я тоже люблю, но с Томом все серьезно.

– И после этого ты записалась в наездницы? – он странно усмехнулся, прочистил горло и прикусил щеку, как бы пытаясь не рассмеяться.

– Почему? – чувствовала себя недалекой глупышкой, не сразу понимая, к чему он ведет.

– Ты. Сверху.

– Конечно я сверху, потому что я старше, – я говорила, словно о самих собой разумеющихся вещах.

– Пф, где ты там старше?

– Почти на год, – казалось бы, тема была четко определена, но ощущение, что происходящее имеет некий двойной подтекст, не покидало.

– Сентябрь, октябрь, – начал Тони и на пару секунд затих, будто перешел на счет в уме. – Девять месяцев – это не год.

– Почти десять, двадцать девятое мая можно считать за июнь, – я часто помыкала им сим маленьким и сомнительным преимуществом, пытаясь найти хоть одну деталь, в коей бы я его опережала.

– Никаких не десять, двенадцатое сентября – это еще август. И на моем фоне, если судить с точки зрения развития, ты определенно ребенок, – снова этот взгляд. Этот странный по тому, что имел весьма явственную природу происхождения, взгляд.

Так он смотрел либо на своих девиц, либо двусмысленно поддевая меня.

Смысл ранних реплик внезапно дошел. Вот же…

Ненавижу.

Я приподнялась на вытянутые руки, то ли грустнея, то ли злясь, наконец-то намереваясь слезть.

– Иметь испорченную натуру – не значит созреть морально.

– Одно другому не мешает.

Открыла рот, желая оставить последнее слово за собой и бежать с территории злосчастной кровати, но прозвучавший со стороны голос выбил из головы все мысли:

– Не хочу отвлекать, но я все еще здесь, – Хэппи сидел, развернувшись к нам лицом, и выглядел весьма… смущенным. – Вы заставляете меня чувствовать себя лишним.

– Хочешь, – Старк крякнул, когда я нарочно уперлась локтем в его грудную клетку, – присоединяйся.

– Сколько можно все опошлять? – поправила завернувшуюся футболку, огляделась в поисках проклятых очков – сунуть бы их в рот, авось замолчит.

– Я и слова не сказал, – кровать прогнулась под его тушей, принимающей вертикальное положение; как можно излагаться с такими наигранными интонациями негодования? В этом человеке умирает актер. – Ты сама в своей нежной, якобы непорочной головушке все переворачиваешь с ног на голову. – Я всучила ему очки, чуточку жалея, что стукнуть оными по лбу нельзя. – Благодарю.

А теперь пошел вон.

Тони показательно надел аксессуар, и я, чтобы не улыбнуться, поспешила отвернуться, закатив глаза.

После моего напускного диалога без смысла с Хэппи царская натура не выдержала дефицита внимания и предложила «выдвигаться, это не пять минут езды, еще на заправку надо зарулить». И минуты не смог вытерпеть, не находясь в центре событий.

На мою дружескую шпильку у порога, дескать, а номер Брюса-то ты мне так и не дал, Старк неожиданно хмыкнул и посоветовал тщательней проверять свой сотовый. Едва заперев за мальчишками дверь, любопытство вперед ног понеслось в комнату. Голову одолевали догадки, одна хуже другой.

Открыв телефонную книгу, я внимательно следила за строчками, пока не наткнулась на пустой контакт без имени. Через несколько мгновений глаз резануло нечто, записанное как «Врюс Бажжер». Номер совпал с тем безликим контактом.

Не удержавшись, я с тихим стенанием приложилась лбом к книжному шкафу.

***

Если не брать в расчет парочку появившихся кустарников, игравших явную роль украшений, что, насупившись, разрослись под самыми окнами деревянного строения, можно было без зазрения совести заявлять: кафе на Континентал Плейс не менялось как десять лет назад, так и сейчас.

Майк выглядел добротно: побрился и надел выглаженную рубашку, причесался. Умом я догадывалась, какому «компаньону» он возжелал меня представить, но по-детски надеялась, что мои опасения не подтвердятся. Нет, я не эгоистичная лицемерка и ханжа; было бы довольно глупо требовать от отца ставить крест на личной жизни и, подобно ревнивой яростной католичке, надзирающей за своей дочерью-подростком, следить за каждым шагом. Прошло, в конце концов, тринадцать лет. Ни о каком «предательстве по отношению» не велось и речи; во-первых, возраст, когда каждая посторонняя «тетя» воспринималась как «враг народа», давно прошел (а за мной в детскую пору и вовсе не наблюдался – следствие воспитания и атмосферы, в коей я выросла), во-вторых, – какая бы упокоившаяся душа, представься ей возможность на минуту оттянуть свой последний вздох, дабы произнести напутствие близким, не пожелала наказать двигаться любимому человеку дальше?

Не хочу лгать и говорить, что я «не готова» знакомиться с некой особью женского пола. От этой перспективы было просто… никак.

Не уверена, делает ли это меня черствым сухарем, не способным порадоваться за папу, но врать себе – глупо.

Внутри кафе поражало (в благом смысле) своим постоянством: все та же атмосфера паба где-нибудь далеко в заснеженных горах, повсеместное темное дерево и чучело оленьей головы над стойкой бара. Не исключено, что для забавы подвыпивших клиентов – дабы бармена разговорами не донимали.

– Нам за тот столик, – отец указал в наиболее освещенную сторону, где у окна уже сидела женщина, а рядом пустовало два стула.

Конечно.

Я пристроила пальто на вешалке и по привычке дернула заднюю петлю на джинсах, подтягивая съехавшую ткань. Не так много посетителей, чтобы испытать на собственной шкуре характерный дискомфорт.