Текст книги "Мое побережье (СИ)"

Автор книги: Luft_waffe

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 33 страниц)

– Он предлагал в это воскресенье, потому что потом будет некогда. К самому дню рождения мы уже освободимся. Ты ведь не сдаешь биологию?

Я отрицательно мотнула головой; боже упаси податься в медицину, со всей ее латынью и каждым капилляром, кой надо знать. Впрочем, я где-то слышала, что на факультете юриспруденции тоже изучают мертвый язык.

Интересно, какое оправдание своей забывчивости придумал бы Хоган, когда бы завтрашним утром оправдывался и передо мной за ранний звонок и пробуждение, и перед Старком, вверившим ему такое важное задание, как сообщение информации? Вопреки ожиданию, сейчас его сито в голове не раздражало. Скорее, заныло в груди тянущим осознанием: возможно, мы уже никогда с ним не пройдемся по этой улице, не заглянем в булочную за пончиками, и я никогда более не «сворую» попкорн из его стакана на очередной кинопремьере.

Мне хотелось как можно скорее распрощаться с сидевшей в печенках школой. Да только цена за это была слишком велика.

Тони прав: март слился с февралем, а апрель пролетел так, что я могла воскресить в памяти каждую проведенную в компании нашего трио субботу, как минувшие сутки, – в голове живо зазвучат голоса и фразы, произносимые за маленьким столиком в излюбленном кафе с самыми невероятными молочными коктейлями на свете.

«У тебя сахарная пудра под носом», – говорит Тони уплетающему за обе щеки кексы с джемом Хэппи, а тот тушуется, бурчит: «Врешь ты все», однако проводит тыльной стороной ладони по губам.

«Я попробую?» – и, не дожидаясь ответа, я ловлю буквально из-под носа Старка недонесенную до рта трубочку и придвигаю молочный коктейль с игривой вишенкой ближе. Мне не ведомо, о чем он думает, глядя то ли на меня, то ли сквозь мое лицо; а потом мы выходим на улицу, теплый ветер тревожит поля шляпы, пока, наконец, не срывает ее с головы. Я почти готова выругаться и успеваю представить, какой она приобрела вид, лихо прокатившись по пыльному асфальту, однако летающий объект успевает поймать идущий позади Тони, бросающий реплику о том, что мне впору пришить к ней ленточки, как в семнадцатом веке. Мы плетемся следом за Хэппи, без умолку трещащем о тиграх в зоопарке. Я мысленно присуждаю Старку почетную должность носителя шляп. А затем, в какой-то момент, отвечая между делом Хогану, его свободная рука обвивает мой корпус, и кисть безвольно повисает на плече. Тони не меняет позы, даже когда Хэппи оборачивается, задерживая на нас взгляд на секунду дольше положенного.

Всего четыре субботы: два похода в кино, один – в закусочную быстрого питания, посиделки на крыше; не считая нескольких «разгрузочных» дней, когда объемы домашнего задания сократились, высвобождая место для подготовки к «более важным вещам», и мы собирались у Тони, честно стараясь не думать о будущем, подкравшемся слишком близко, но все равно замечая в глазах друг друга отражение той глухой тоски, которая колола по сердцу маленькими невидимыми иголочками каждый раз, стоило лишь подумать, что подобного больше не повторится.

Все хотят скорых результатов.

Мы устаем от страхов, мы устаем от депрессии, мы устаем от избытка чувств. Мы устаем от усталости.

Хотим вернуться в прошлое, которое уже почти не помним, и, парадокс, отчаянно подгоняем будущее.

***

Лесли «оживила» наш маленький садик с розами под окнами, которые в свое время перетоптал противный бульдог не менее противного мальчишки Бена с соседней улицы, и клумбы с маленькими дикими розами начали наливаться пурпурным цветом.

Зеленая трава перестала казаться чем-то редким и новым, чтобы толкать друга локтем и указывать: смотри, первые ростки!

Волосы трепал теплый воздух, от которого больше не хотелось прятаться за воротом плаща и укрываться шарфами.

Лучи солнца пригревали сквозь ткань платья и вынуждали щуриться, стоило поднять голову и требовательно посмотреть на Тони.

– «Кто являлся руководителем лагеря антифедералистов в период ратификации конституции 1787 года?» – он углубился в мой тренировочный сборник с экзаменационными заданиями, время от времени лениво попивая остывший кофе из бумажного стаканчика.

В такую погоду никому не хотелось сидеть на обеде в душной столовой, и ребята стремились дружными кучками занять столики на свежем воздухе.

Я помнила, что двухпартийная система зародилась в период администрации Вашингтона, и ее создателями были Джефферсон и Гамильтон; помнила фразу, летающую в более поздние годы: «Мэдисон «обокрал» Гамильтона», осознав всю несостоятельность программы антифедералистов, и если опираться на то, что создателем партии федералистов был Александр Гамильтон, то…

– Томас Джефферсон, – я прищурилась в ожидании реакции.

Старк одобрительно кивнул:

– Да. «Определите социальные источники сервитута в североамериканских колониях Англии», – процитировал он очередной вопрос.

Хэппи рассеянно покосился в сторону заданий да отвернулся, возвращаясь к методичному жеванию своего обеда.

– Там есть варианты ответов?

Тони нахмурился, «бегая» глазами по тексту.

– Рабы, индейцы, уголовные преступники и обезземеленные крестьяне из Европы.

– Третье и четвертое.

Он обратился к последней странице с ответами, на которой держал заложенный палец.

– Так точно, мисс Поттс, – его добродушной улыбке не удалось унять моего внутреннего беспокойства.

Это всего лишь тестовая часть заданий. Дальше – хуже.

– Давай к вопросам с развернутыми ответами, – попросила я его, нервно ерзая на лавке. Тони покорно перелистнул страницу.

– «Выделите факторы, способствовавшие переориентации членов Континентального конгресса и общественного мнения с позиции автономии в рамках Британской империи», – показательно вздохнул, демонстрируя собственный скепсис в отношении сложно сформулированных, часто с целью еще больше запутать несчастного экзаменуемого, предложений, – «на позицию независимости США и полного отделения от Англии».

Я вторила ему, удрученно пряча лицо в ладонях.

Какой-то кошмар.

– Я провалюсь, – закусив губу, я скользила бесцельным взглядом по пальцам, сжимающим страницы, вполне физически ощущая абсолютное и размеренное «ничего» в голове. Не хватало только движущегося из одной стороны черепной коробки в другую перекати-поле и треска сверчков. – Как пить дать.

Старк недовольно цокнул, откладывая злосчастный сборник в сторону.

– Слушай, ты – умница, – склонив голову, он явно вознамерился поймать мой взгляд; да только смотреть в спокойные карие глаза, покуда тебя вот-вот разорвет от переизбытка отрицательных эмоций, отчаянно не хотелось. – Я серьезно. Ты – самый…

– Э, Джинни? Привет.

Раздавшийся над ухом кашель оборвал Тони на полуслове, а меня – вернул к той плоскости реалий, где понятия «экзамены» и «скоро» на определенный промежуток времени сдвигаются на второй план.

Тишину нарушил лишь шумный глоток, с коим Хэппи отпил сок.

На меня смотрел высокий, худощавый, с непропорционально длинными (или так казалось из-за его субтильности и ремня на талии?) конечностями парень с красной бабочкой, стягивающей на тонкой шее ворот заправленной в брюки с высокой посадкой синей клетчатой рубашки.

Лицо знакомое. Откуда – уже другой вопрос.

– Привет.

Наблюдая боковым зрением за Старком, который буквально впился глазами в несчастного, и опасаясь за благосостояние второго – в конце концов, далеко не каждый способен вынести его странную привычку бескомпромиссно пялиться на людей, а этот тип и вовсе не внушал доверия относительно крепкости своей сердечно-сосудистой системы, – я потянулась ногой в попытке пнуть Тони под столом, но расстояние оказалось неожиданно больше предполагаемого. Тогда, одним быстрым движением скинув туфель, я, незаметно для нарисовавшегося из ниоткуда паренька и сканирующих всю округу глазных яблок Хэппи, чуть сползла вниз, вытягивая ногу на полную длину и приподнимая ее выше.

Мистер с красной бабочкой начал говорить с запинками:

– Ты, может, не помнишь меня, я – Юджин, учусь с тобой в одном… – Носок уперся в обтянутое джинсовой тканью колено; я легонько его пнула и прикусила щеку изнутри, скрывая рвущуюся улыбку в секунду, когда карие глаза с искорками любопытства и удивления переключили внимание на меня.

– В классе биологии, да, – я его вспомнила: всегда сидел на первой парте и на вопрос учителя: «Вам была задана на дом таблица?» единственный из всего класса поднимал руку.

Внезапная усмешка, которую Старк попытался скрыть в кулаке, не предвещала ничего хорошего. И поняла я это слишком поздно.

Тони поймал под столом мою голень, пресекая попытку убрать ногу подальше от греха. Мягкий рывок – моя филейная часть скользит по лавке вперед, корпус уходит ниже, а колено неприятно стукается о твердую поверхность.

– Я… помню, – стопа прижимается к внутренней стороне бедра. Чересчур теплого. Слишком близко. Стоит Хогану неосторожно повернуть голову, как его глазам представится самая недвусмысленная картина, какую только можно вообразить. – Юджин, – голос с придыханием срывается на последнем слоге.

Пальцы медленно скользят вверх по тонкому капрону, очерчивают лодыжку, и, несмотря на тепло сегодняшнего дня, по коже бегут мурашки.

Кинуть недовольный предупреждающий взгляд нельзя – Хэппи заметит.

– …я подумал, если, ну, если ты, тебя еще никто не пригласил, может, ты захотела бы пойти на выпускной со м-мной? – он прожевал последние слова, слив их в единое целое.

Он что-то говорил до приглашения? Ай, не важно.

– Юджин, я бы с радостью, – господи, я – ужасный человек и сгорю в аду, – но меня уже пригласили, и я сказала да.

Пальцы на секунду замирают.

Пользуясь моментом, пока Старк не опомнился, я быстро выдергиваю ногу, и теперь единственной проблемой становится лишь поиск туфля в траве.

– Пригласили? – произносит он, хмуря брови, когда почти слившийся с цветом своей бабочки Юджин стремительно покидает наш столик, бубня под нос какие-то извинения или оправдания.

Я фыркнула, ныряя, наконец, носком в балетки.

– Конечно. В мечтах.

Взгляд напротив стал мягче: видимо, понял, что я просто дала бедному парню от ворот поворот.

Тони реплику оставил без комментариев, и остаток обеда прошел в разглагольствованиях Хэппи, внезапно воодушевившегося темой приближающегося последнего вечера в школьной жизни.

Лишь когда время отдыха подходит к концу, и я старательно утрамбовываю кучу толстых, исписанных тетрадей в сумку, он вдруг останавливается за моей спиной, нарушая все условные и безусловные границы личного пространства. И снова эти проклятые руки – по обе стороны от моего корпуса.

Ни вздохнуть, ни пошевельнуться.

Теплое дыхание опалило висок, отчего к щекам ощутимо прилил жар:

– А как насчет того, чтобы сходить с кем-то на выпускной в реальности?

Карандаш выскользнул из пальцев и покатился по столешнице, пока беззвучно не упал куда-то в траву.

Я честно старалась держать себя в руках, но предательский голос выдал все волнение:

– Было бы с кем, – и напускное равнодушие рассыпалось, как карточный домик.

Он не стал ходить вокруг да около, безапелляционно заявляя:

– Со мной.

Я подумаю. Поговорим об этом позже. Отвечу через неделю, если никто другой не пригласит. Ну же, Поттс!

– Идет, – тихо, шепотом.

Тряпочка.

Отстраняясь, он словно бы неосознанно, между делом, скользит ладонью по моему бедру, и я честно не хочу задумываться, что это для него значит.

***

Дорога к морю отняла достаточно ощутимый промежуток времени. Пусть, в отличие от зимы, трасса не была покрыта гололедом, но зато ближе к лету улицы взялось ознаменовывать такое явление, как пробки.

Для первого воскресенья мая погода стояла неожиданно жаркая.

Особенно в центре – легкому ветерку не удавалось пробиться среди многочисленных автомобилей и нагроможденных друг за другом построек, вынуждая наш застрявший в машине квартет изрядно замучиться на выезде из города.

Хэппи ворчал. Джеймс расстегнул пару верхних пуговиц на рубашке и закатал по локти рукава. Тони, хоть и не выглядел изнуренным природными условиями, видимо тихо бесился – темперамент не позволял подолгу стоять в очереди из транспортных средств, гипнотизируя взглядом светофор.

Я, устав без конца мельтешить коленями из стороны в сторону, пытаясь воссоздать хоть какое-то подобие сотрясания воздуха, плюнула на все и стянула капронки, сразу ощущая легкое дуновение свободы.

Солнце грело бледные коленки. Я развлекала себя чтением баннеров, пока внезапное прикосновение к коже едва не заставило подскочить.

Контраст прохладных пальцев и теплого тела.

Мельком взглянув в мою сторону, Тони одернул задравшийся подол платья. Щекам стало жарко. Я не успела раскрыть рот, дабы проронить очередную глупость: светофор озарился зеленым сигналом, и машина, наконец, сдвинулась с места.

Прибытие к пункту назначения точно мистическим образом поспособствовало открытию второго дыхания.

Морской бриз трепал одежду и волосы, а умиротворенный шелест волн ласкал слух.

Здесь много изменилось с уходом зимы.

За место сухих, колючих веток, небольшая холмистая территория вокруг дома покрылась островками растительности всех оттенков зеленого. Давно канувший в небытие снег открыл взору светло-желтые, почти белые песчаные просторы пляжа. Казалось, даже море налилось более синими оттенками, окрасилось глубокими, «живыми» тонами и заиграло яркими бликами ласкающего майского солнца.

Я не удержалась и направилась ближе к кромке воды, щурясь от задорной игры света и с идущей откуда-то из груди, почти детской радостью улыбаясь, когда опьяняющий бриз щекочуще очертил изгибы рук и раздул куполом подол платья с цветочным принтом. Недалеко раздавались голоса мальчишек – их встречал Джарвис, наверняка оповещающий о сути своих планов и озвучивающий аспекты, в кои вкладывал свой смысл «уборки» – беспечно полагать, что он задаст нам нечто серьезное и изнуряющее.

Проходя мимо торчащей прямиком вверх палки, некогда игравшей роль забора, в моей голове раздался призрачный смех Наташи, окунающей Стива лицом в сугроб. Балетки слегка тонули в светло-коричневой прибрежной «каше» каждый раз, когда я ступала на место, едва омытое водой, и оставляли за собой характерные размытые следы, окончательно исчезающие после нескольких слабых прибоев. Точно и не было здесь никого.

Аккуратно «словив» развевающееся платье, я присела на корточки и осторожно потянулась рукой вперед, касаясь ладонью прозрачной глади воды. Прохладная, конечно; «прогреется» побережье, как мне думалось, только ближе к июню.

– Купаться собралась? – удивительно, но голос Тони совсем не спугнул. Напротив: пляж казался мне немножко пустым, а теперь все встало на свои места. Последний паззл в мозаике.

– Только после тебя, – я ополоснула руку и сбрызнула капли на песок, разворачиваясь к нему.

– Уволь. Я не сумасшедший.

– Да что ты, – глупая улыбка, глупый ответный смешок. Шуточные «переговоры», которые даже до пародии на детский спор не дотягивали.

– Да то-то, – Тони тихо хмыкнул и поравнялся со мной, медленно прохаживаясь вдоль кромки воды.

Мы молчали с ощущением самого лучшего разговора в жизни. Такое позабытое чувство. Легкость, коей между нами не наблюдалось очень и очень давно.

…почти легкость.

Ветер трепал волосы Тони, отворачивал ворот рубашки, оголяя ключицы, и задирал ее полы так, что порой становилась заметна тонкая полоска загорелого живота. Ставшее частым гостем между нами напряжение все еще наличествовало, да только ощущалось как-то иначе, и я упрямо и безуспешно пыталась понять: как именно.

Может ли волнение по определению быть легким? Как этот ветер, пробегаться слабым щекотным чувством внизу живота, почти незаметно и коротко задевать нервные окончания, стоило Тони сделать шаг ближе ко мне и пробудить маленький разряд от соприкосновения кожи к коже.

– Нет во мне и толики безрассудства, – тем временем ухватился он за ускользающую тему, беззлобно упрямясь, а его слова разносились по воздуху, теряясь навсегда. – У меня все под контролем, знаешь ли. Все события идут в соответствии с четко вымеренной стратегией, – могу смело ручаться, что он почти не думал, о чем говорит; темп его речи звучал замедленно, словно мыслями Тони на самом деле находился далеко от этого побережья.

– Да? – предательское воображение тут же подкинуло эпизод в мотеле. Я мысленно приказала себе забыть картинку. – И что же у тебя по плану сейчас?

– Ну, – он на несколько секунд затих, прежде чем кинул на меня хитрый-хитрый взгляд. – Сейчас самое время освежиться, – руки обвили мою талию раньше, чем я успела вскрикнуть.

– Тони! – звонким протестам вторил его смех. Я вцепилась в его плечи и начала судорожно вглядываться в песок, опасаясь насквозь промочить туфли. Старк целенаправленно толкал меня к морю. – Прекрати немедленно, – пришлось встать на носочки и совсем уж нелепо переступать с ноги на ногу, находясь в том безвыходном положении, когда единственным вариантом оставалось только прижаться к нему. – Да чтоб тебя, – шикнула, честно попыталась обойти его. Безрезультатно. – Энт… Тони! – размашистый шаг по направлению к воде.

Я подалась к нему, обхватывая руками шею и отвлеченно чувствуя сквозь тонкие слои одежды чужое сердцебиение. Мне удивительным образом удавалось выворачивать голову на манер совы, едва ли не через плечо оглядываясь и контролируя последние сантиметры сомнительной суши.

– Серьезно, стой, не надо, – самое странное, подействовало это лучше любых угроз.

Вода омывала подошву в тех местах, где я носками соприкасалась с песком. Тонула. С хлюпающим звуком топталась на месте.

Разум посетила здравая мысль, что топить меня больше никто не собирается. Я повернула голову. И только в момент, когда я относительно расслабилась и тихо выдохнула ему в самое лицо, до меня действительно дошло, как же близко мы стоим.

Я не знала, что говорить. Да и стоит ли вообще.

Тони смотрел прямо, слишком открыто, в упор, точно чего-то хотел и не решался, либо смиренно ожидал, когда я сама определю дальнейший ход событий.

Зрачки расширены – темнота почти целиком съела кофейные переливы. Взгляд метался по щекам, от чего кожа была готова расплавиться. От этого бросало в непонятный, совершенно лишающий мыслей жар.

Пальцы у трепещущего от ветра воротничка слабо подрагивали.

Если он не отодвинется – все снова полетит в тартарары. Потому что я слишком слабая, чтобы противиться этим прикосновениям.

Один факт его близости накрывал с головой. Неровное, горячее дыхание. Крепкое тело и запах, который не мог перебить никакой бриз – слишком глубоко он въелся в мой мозг.

Я приоткрыла рот, собираясь попросить о чем-то, чего не понимала сама, и одновременно боясь сказать хоть слово. Боясь спугнуть его ладони, которые прожигали сквозь ткань платья, внезапно показавшиеся мне такими сильными.

Секунда – карие радужки тормозят точно на моих губах. Замирают, будто неосознанно. Легкие скрутило. Я едва успела прикусить успевший за каким-то бесом шевельнуться во рту язык и плотнее сжать губы, а в следующий момент Тони резко выдыхает и порывается отвернуться, да не успевает – мешает резко возникшая преграда в виде ладони.

Я рассеянно мазнула его по подбородку и ткнулась носом в щеку, испуганно прикрывая веки и не имея ни малейшего представления, как вести себя дальше.

Он замер. Это одновременно развязывало руки и побуждало желание оттолкнуть, убежать, разреветься и больше никогда не встречаться с этими дьявольскими глазами. Но прежде чем я осознала, что делаю, я вновь приподняла голову и едва тронула такие же застывшие, как и он сам, губы.

Интересно, он меня сейчас убьет? Или это – конец, который я почему-то не смогла предвидеть?

Какого черта все так сложно и непонятно?

В голове некстати шевельнулась мысль, что я никогда не целовала Тони Старка.

Первой. По собственной инициативе.

Балансируя на носочках и игнорируя переизбыток напряжения в дрожащих коленках, цепляясь за его рубашку до побеления пальцев.

Его руки сжали мою талию сильнее. Как если бы собрались оттолкнуть.

И не оттолкнули.

Опуская ресницы, я осторожно потерлась ртом о его медленно размыкающиеся губы. Не соображая, слыша лишь, как грохочет в ушах собственное сердце. Заглушая шумящие где-то в иной реальности волны.

Тихий выдох вырвался из груди, когда язык невесомо скользнул по нижней губе, а ноги едва не подогнулись. Легкое, и в то же время безумное горячее прикосновение перевернуло внутренности.

Я потеряла равновесие, неуклюже становясь на полную стопу и тычась, подобно слепому котенку, лицом в его ключицу. Сердце грохочет в глотке, а рот покалывает, наливается огнем.

Губы Тони, прижимающиеся к моему лбу, кажутся непозволительно горячими.

– Мы по уши в дерьме, да? – его тихий голос сливался с шумом моря.

И голова начинает кружиться в разы сильнее, стоит прикрыть глаза.

По уши.

Самые.

========== 18. ==========

«Стоишь на берегу и чувствуешь соленый запах ветра, что веет с моря. И веришь, что свободен ты, и жизнь лишь началась. И губы жжет подруги поцелуй, пропитанный слезой…».

«Достучаться до небес».

«Я сейчас такую машину видел, что не знал, дрочить или плакать».

«Хочу».

«Как дела?»

«Ты куда пропала?»

«Я только закончил делать испанский. Мерзость».

«Ты заставляешь меня волноваться. Все нормально?»

«Когда весь этот сумасшедший дом закончится, первым делом я хорошенько высплюсь», – говорила самой себе, обнаруживая себя случайно заснувшей на диване в гостиной и пробудившейся лишь от жужжания входящих сообщений. Тони. Два первых – отправлены около девяти вечера с Фейсбука, остальные – чередой, считанные минуты назад.

Прищурившись, я не поверила собственным глазам; а, проморгавшись, умудрилась забыть про тушь и хмуро покосилась на черные разводы вдоль пальцев. Второй час ночи. Последней вспышкой сознания был просмотр вечернего шоу в качестве временной разгрузки мозга, а потом все незаметно поглотила тьма.

Затекшие конечности шевелились вяло. Дьявол, испанский. Интересно, Майк поверит, если я притворюсь утром смертельно больной и никуда не пойду? Хотя, зачем прикидываться; проще сразу запереться в ванной и с головой уйти под воду. Куда продуктивней. И сдавать экзамены не придется.

Я честно хотела ответить Старку, но разомкнуть веки до возможности разглядеть буквы на сенсорной клавиатуре и расшевелить мозг до адекватного восприятия действительности не удалось. Сил хватило только на пятиминутный душ.

***

Желудок подвело от дурманящего запаха горячего какао, когда я спустилась спросонья на кухню. Слух настиг легкий звенящий щелчок, оповещающий о том, что поджаристые тосты готовы к употреблению.

Лесли приготовила завтрак. Когда я сталкивалась с подобным последний раз?

– Доброе утро, – завидев мой чуть пошатывающийся силуэт, без тени грации передвигающийся по направлению к дверному проему, она потянулась к ручке холодильника и вытащила баночку…

– Сырный крем? – я не сдержала улыбки; сотню лет не ела любимого лакомства. Последние дни и вовсе выдались такими напряженными, что я не думала, холодную сосиску засовываю в рот или лист салата, ибо ресурсы моего организма, как и запасы свободного времени, были максимально истощены.

А тут такая большая упаковка. Если включить фантазию, то можно представить, как корова на крышечке взмахивает хвостом и игриво мне подмигивает.

Ли поставила баночку на стол, который – я заметила только сейчас – уже был накрыт.

– Да, – она отвернулась, только чтобы переложить теплые тосты на тарелку, – Майкл сказал, ты его любишь? Печенье в шкафчике, – добавила меж делом, поймав мой взгляд, обращенный к кружке с какао. – Тебе нужно хорошо поесть.

Интересно, можно ли как-нибудь подключить подобный пакет услуг на весьма продолжительный, неопределенный срок, исключив такую условную особенность, как первый выпускной экзамен? Моя блузка и юбка были выстираны и поглажены, живот – полон божественной пищи, а настроение – совсем не таким, чтобы покидать пределы уютной обители и ступать на тропу войны с системой образования.

Кажется, в то утро я впервые отдаленно поняла Тони, у которого на все случаи жизни имелся Джарвис.

Нет ничего прекрасней, чем осознание, что в мире есть, кому поухаживать за тобой. Пусть не в системном порядке.

До школы меня довез Майк.

Я щурилась от лучей восходящего солнца, разглядывая соседку, выгуливающую свою собаку, пока мы отъезжали от дома; навстречу знакомой парочке пробежала девушка в спортивном топе и наушниках. Им не было никакого дела до школьников, сдающих свой устный экзамен по испанскому и готовящихся к полету в «большой мир».

Зелень кустов тихо шелестела. Наши медленно начинавшие пускать бутоны розы поблескивали от утренней росы. Воздух был еще прохладным; пока папа слушал выпуск новостей по радио, я поудобней развалилась на заднем сидении и заткнула уши наушниками.

Пришлось надеть тонкие капронки: под их поясом, зажатые юбкой и пресловутым дополнительным барьером, лежало несколько маленьких листочков, исписанных самым мелким, на кой только была способна моя рука, почерком. Чтобы, как говорится, наверняка.

Нет, на артиллерию подсказок я не сильно надеялась – идея выписать некоторые вспомогательные вещи принадлежала Хэппи, который сам планировал протащить с собой ни много ни мало блокнотик; над ним Хоган корпел весь «последний день до…», несмотря на совет учителя дать мозгам отдохнуть. Как он им планировал воспользоваться – уже другой вопрос. Но это ведь Хэппи. «Порой обман столь дерзок, что ты не видишь его, даже если все совершенно очевидно»*?

Всю дорогу я слушала мелодичную «River Flows in You», а ветер из приоткрытого окна трепал челку. Я бы сказала, что это успокаивало, однако потрясывающиеся поджилки твердили обратное.

Не то чтобы я боялась с треском провалиться; с учетом того, сколько нервных клеток полегло во время моей подготовки, это было невозможно. Но написать на неудовлетворяющий результат – пожалуйста. С уровнем моей жизненной «везучести» такой исход меня даже не удивил бы.

Май цвел и распускался свежестью, а у меня сжимались внутренности и холодели ладони. Главное – не впадать в панику. Преподаватели повторяли сию фразу столь часто, что она успела набить оскомину.

Да вот только одно дело – сказать, и совершенно другое – взять себя в руки и постараться активировать все закоулки изнуренного учебой сознания.

Некстати вспомнилась какая-то старая телепередача, где ведущий вещал о том, что любую информацию можно добыть из космоса, если настроиться на нужную «волну», приложить определенные усилия и что-то там еще – подробностей, как назло, я не помнила. Зато мысль знатно въелась подкорку и не отпускала до самого момента появления в поле зрения кирпичной постройки, главный вход в которую венчал американский флаг.

***

С каждым новым предстоящим экзаменом их сдача уже не так пугала.

А на последний – историю – мы с Роджерсом плелись вдвоем, постоянно держась чуть поодаль от кучки ребят. Он демонстрировал один небольшой листочек с датами, который спрятал в нагрудном кармане рубашки. Об этом его, как и меня в свое время, надоумили «со стороны» – Стивен успел употребить в своем рассказе имя «Баки» несколько раз. Меня так и подмывало спросить, кто такой «Баки», но в следующий миг он проронил фамилию «Барнс», и перед глазами всплыл силуэт в обтягивающих джинсах да треклятой футболке с непозволительно короткими рукавами. Образ из прошлого отчаянно мешал сосредоточиться на Роджерсе, который успел перевести тему и теперь вопрошал, какая идейная основа имелась у «Партии Свободы». «Да бес с ними, – хотелось ответить мне, – с этими неграми да аболиционистами. Лучше расскажи что-нибудь еще про своего Баки. Есть ли у него девушка, к примеру».

Мы стояли плечом к плечу, болтая то о Хэппи, который все выбранные им экзамены уже сдал, и ныне мог лениво пролеживать бока до обеда, то поднимая некоторые тематические вопросы, дабы взаимно удостовериться, что каждый из нас владеет верной информацией.

«Сфотографируй тетрадные листы, – жужжал над ухом со своими вездесущими советами Хоган (больше мешающими, нежели действенными), взбудораженный накануне так, словно это его ждал великий и ужасный тест по истории Соединенных Штатов. – Если будет совсем сложно, сможешь подсмотреть. Ты же всегда все записывала на уроках».

«Да, так же, как и на последней контрольной по географии, когда у нее провалился телефон сквозь ще… пространство между ногами», – Тони, сидевший в тот момент в кресле и отстраненно листающий «Ридерз Дайджест», пытался держать вольную мину, однако, получив от меня возмущенный тычок по колену, прыснул и с шелестом страниц скрылся за журналом.

Мне, в самом деле, хотелось выразить ему собственное негодование, да только вышел лишь ответный смешок. Действительно, ситуация оказалась комичной: я хотела проверить, правильно ли написала столицу Буркина-Фасо, а в итоге телефон съехал с гладкой ноги и отправился в свободный полет, создавая немыслимый грохот от столкновения техники с полом на весь класс.

Старым добрым, «по традиции»-листочком с подсказками я воспользовалась только один раз – мне попался вопрос, заключенный в анализе доктрины Монро, которую я повторяла слишком давно, чтобы помнить все особенности документа, более основательно готовясь к событиям, берущим отправной точкой период «позолоченного века», и ко всем последующим десятилетиям.

В остальном же экзамены прошли достаточно… терпимо.

Я была права: больше запугивали, дабы поддерживать нас в тонусе и не давать спуску.

В чем-то я не сомневалась, а что-то наводило почти натуральную панику. Одним из самых легких из числа сдаваемых предметов, что странно, оказалась математика: видимо, мне удалось настолько довести многие алгоритмы до автоматизма, тренируясь на примерах на порядок сложнее попавшихся на экзамене, что мозг работал практически без запинок. Тем не менее, работу я проверила на несколько раз, прежде чем оказалась готовой ее сдать.

С математикой справился даже Хэппи, который решил, вероятно, за всю свою жизнь только один интеграл, да и тот – с подсказкой.

Кое-что вызывало противоречивые чувства: когда я покидала кабинет, думая, что ответила не на все вопросы, однако все же справилась с большинством, или когда я лучилась уверенностью по поводу высоких результатов, но на деле оказывалось: там недочет, здесь ошибка, и вот настроение перестает быть столь радужным.

А потом, одним довольно погожим утром, почтальон забросил в ящик коричневый конверт с моим именем и незатейливой подписью: «Результаты тестирования прилагаются».

Три «A» и одна «B» за литературу. Которую я, честно признаться, подготавливала далеко не столь упорно, как следовало бы – в голову лез только Старк, названивающий поздними вечерами и заводящий глупые разговоры ни о чем, из-за которых, тем не менее, скулы сводило от постоянной улыбки. Впрочем, поводом для уныния это не стало ни разу – особенно для Майка, который с любопытством тянул шею из гостиной, пока я распаковывала конверт, и пару минут спустя уже звонил Лесли с сообщением о грядущем ужине в кафе на Континентал Плейс.